Ведь в горестях своих и неудачах куда как проще обвинить другого, чем самого себя.
«Недобрая королева – это слабая королева», – звенело во снах, и леди из холма с беззвездными глазами и паучьими пальцами улыбалась мне из-за спины королевича.
прячь под маской вежливой и терпеливой скуки свои чувства и не показывай, что сплетни слуг, их мысли и мнения тебя задели. Хотя бы не показывай, если совсем не придавать им значения ты еще не умеешь
слишком утомила поездка, прекрасная Джанет?
Я удивленно моргнула и отступила на полшага назад. Разве меня стоило спрашивать, моим самочувствием интересоваться? Или старший королевич снова затеял непонятную мне игру, в которой я непременно должна подыграть ему – и проиграть?
– Благодарю, Ваше высочество. Но о самочувствии стоило бы спрашивать леди Элеанор. Ей дорога далась тяжелее, чем мне.
– О, не сомневаюсь. – От улыбки королевича у меня грудь льдом сковало. – Ей все дается тяжелее, в том числе и обучение, как я вижу. Или, может, вы не справляетесь с ролью наставницы?
Он смотрел над моим плечом, и я спешно обернулась, чтобы увидеть, как посеревшая Элеанор виснет на руке обеспокоенного Гленна. Все ее сияние, весь цвет словно выпил кто-то, оставив изможденную оболочку.
Улыбка далась мне неимоверно тяжело.
– Я расписалась бы в своей ничтожности, будь я вашей наставницей. Ваше высочество, разве вы не должны представить нам ваших собеседников?
я перестала ее ненавидеть, ибо невозможно ненавидеть того, чья ничтожность вызывает лишь жалость.
Прохладная ладонь легла на мою, сжала легко, словно боясь причинить боль, потянула вверх. Голос Гвинлледа окутал меня мягким шелком, а руки легли на плечи.
– Твои сказки всегда чудесны, недобрая моя королева, но пора нам уже оставить их за спиной. Разве тебя саму еще не утомила темнота?
Я и не помнила, когда в моей жизни было что-то кроме нее.
Но добрым соседям удобнее не умная хозяйка их сада, а послушная; та, что, как лошадь в шорах, будет ходить по кругу и видеть только то, что ей дозволено. Та, что рано или поздно нарушит их законы, просто не зная о них, не зная, насколько жутким будет наказание.
поднял на меня глаза, распрямился легко и грациозно, как папоротник разворачивает листья
Зеркало же на стене, огромное, во весь рост – матушка дорого за него заплатила, – обернулось непроглядной черной гладью воды в льдистом узорном окоеме.
И чем дольше я в него смотрела, тем яснее чуяла, что смотрит кто-то в ответ.
И тогда я решила, что нечего и пытаться заслужить их любовь. Не помогут мне милосердие и доброта удержать власть, когда ляжет она мне в руки раскаленным железом. Мне придется быть сильной, даже если это означает быть злой – как сказочная ведьма из башни.
