Такова его природа. Таким он сотворён. Всё на свете для него – забавно. В большей или меньшей степени. Клясть его за это так же бессмысленно, как клясть ураган за то, что он срывает крыши, или океан – за то, что штормит.
заполнившая оставленную им «вмятину», подобно расплавленному металлу, заполняющему форму в мастерской литейщика, обратилась в подобие его, Хедина.
Он не дал овладеть собой ни ужасу, ни даже просто озабоченности.
Он возвращался – потому что вокруг Обетованного вот-вот вспыхнет битва.
Но что-то так и осталось позади, осталось если не навсегда, то… надолго.
Когда льстят люди, это понятно. Им что-то от тебя нужно, мудрый распознает подобное без труда. Лесть книг одолеть сложнее. Но придётся, Матфей, придётся».
Неудачники сами готовят своё падение.
Ничто не должно отвлечь, никто не должен помешать.
Без неё нет тебя, Познавший Тьму.
Вереницы и вереницы их, как и встарь, покорно влачились просторами Гнипахеллира, покорно следовали за вампиром и безмолвно исчезали в провалах Хель.
неведомый огонь, что по одному ему ведомым правилам перебрасывается с одной души на другую, и вот уже двое пылают вместе
Сейчас он сам становился чем-то иным, сам не в силах дать этому определение. Но чем дольше он падал, тем яснее и отчётливее становилось ощущение, что впереди не просто «нет дна». Его «нет» очень, очень странным образом. И сквозь него – нет, не «виден», но опять же «чувству
