Серия «Триллер по-скандинавски»

Samuel Bjørk

ULVEN

Published by agreement with Ahlander Agency

Перевод с норвежского Марии Назаровой

© Samuel Bjørk, 2021

© Назарова М., перевод, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Двадцать восьмого апреля тысяча девятьсот девяносто третьего года на земельном участке в Фагерхульте, в Швеции, примерно в десяти километрах на северо-восток от Уддеваллы, были найдены тела двух одиннадцатилетних мальчиков. Фермер, который их обнаружил, позже описывал свои впечатления так: «словно распахнулись врата ада». Один из мальчиков, Оливер Хелльберг, был найден абсолютно голым, лежащим на спине. Второй, Свен-Улуф Йонссон, в одних трусах лежал в нескольких метрах от первого. Между телами – мертвое животное. Белый заяц. Поскольку дело было крайне серьезным, Национальная уголовная полиция Швеции собрала команду следователей в Стокгольме для совместной работы с местным отделом Полиции Запада, но скоро стало понятно, что работа у них не ладится. В последующие годы команду заменяли не меньше трех раз, и в конце концов министру юстиции Швеции Эве Нурдберг пришлось покинуть свой пост. Группу следователей также обвинили в том, что они причастны к обнародованию дневника одного из мальчиков. Его родители, Патрик и Эмилие Хелльберг, подали иск в суд, чтобы запретить таблоидам публиковать сокровенные мысли сына и делать их достоянием общественности. Супруги выиграли первое слушание в суде Уддеваллы, но проиграли обжалование в Верховном суде западной Швеции. Несколько недель спустя мать Оливера, Эмилие Хелльберг, нашли мертвой в ванне в их семейном домике на Экескашвеген. Она покончила с собой четырнадцатого октября тысяча девятьсот девяносто третьего года, который впоследствии стали называть «позорным днем» в истории шведской журналистики, дневник мальчика был полностью опубликован в двух газетах: «Экспрессен» и «Афтонбладет». Первые полосы обеих выглядели одинаково: на них были последние слова из дневника мальчика, написанные курсивом:

Завтра будет полнолуние. Я боюсь Волка.

Дело так и не было раскрыто.

1

1

Апрель 2001

Стоя на парковке у старой школы Фредхейм в Лёренскуге, Томас Боркгренвинк надеялся, что хоть немного подует ветер. Он понятия не имел, почему выбрал для встречи именно это место, видимо интуитивно. Безветрие. Наверное, чтобы как можно больше усложнить все для него, да? Тридцатишестилетний норвежец бросил взгляд на часы, когда стая ворон слетела с дерева. Пустынную местность пронзил громкий горловой птичий крик. Здесь не было ничего, только участки земли, гравийный карьер и старое белое здание – школа, в которую он сам ходил, когда был маленьким. В другой жизни. До того случая. Давно он не был в этих местах. Да и вообще нигде не был. Двенадцать лет за решеткой. Он освободился несколько месяцев назад и все еще не мог привыкнуть к этому ощущению. Что можно делать что хочешь. Томас Боркгренвинк плотнее укутался в куртку, сел на ступеньки старой школы и подставил лицо под слабые лучи солнца, выглядывавшего из-за рощи.

Без пятнадцати девять. Они договорились на десять, но Томас решил не рисковать. Она могла сделать все что угодно. Видите, мы договорились на девять, а он еще даже не пришел? Вы правда думаете, что у него есть право навещать сына? В последний раз они виделись, когда мальчику было всего два года, вы же это понимаете? Кроны деревьев у дороги вдруг зашевелились, и Томас резко почувствовал прилив оптимизма. Может ветер все-таки поднимется? Это, конечно, тупая идея. Воздушный змей? Томас всю голову сломал, чем им тут заняться. Зайдя в магазин игрушек, он стоял там так долго, пока продавщица наконец не спросила, все ли в порядке. В порядке? Ну ясное дело, что ничего не в порядке. Как она вообще могла такое спросить? Хотя, разумеется, ее вины здесь нет. Поэтому он решил взять первое, что пришло на ум, и самое лучшее. Воздушного змея. На улице. Около старой школы. Запустить вместе змея. Здорово ведь, правда? Сейчас он, конечно, пожалел об этом, когда ветер снова стих в верхушках деревьев. Шахматы, вот что он на самом деле планировал. Научить парня правилам, может, сыграть вместе, но эту мысль Томас отбросил, узнав, что встреча будет на улице. На расстоянии. Что она ни при каких обстоятельствах не оставит их вдвоем.

Ее тон был совсем не такой, как тогда, когда она пришла его навестить. Сив Юнсен. Он даже не помнил, кто она такая. Боркгренвинк, к вам посетитель. Впервые за три года. Девушка. Она ждет в комнате номер три.

Посетитель?

Девушка?

Мама?

Нет.

Конечно же нет.

Нарядилась, словно по особому поводу, с цветами в волосах, румянцем на щеках и в коротком летнем платье. Сив Юнсен. Одноклассница из старшей школы. В те несколько месяцев, которые он успел туда походить, до того, как поддался голосам в голове. Сив приходила каждое четырнадцатое число, почти три года, и под конец начала нравиться Томасу. Затем фотографии из родзала. С первого дня рождения мальчика. Мартин скучает по папе!

А потом все.

Больше не приходила.

Нашла другого, постепенно это стало понятно.

Да и бог с ней.

Но ребенок?

Самый милый мальчик на свете.

Его сын.

Мартин.

Ну уж нет, черт ее побери.

Томас Боркгренвинк встал со ступеньки и вышел на парковку, чтобы стряхнуть с себя злость.

Спокойно.

Не выходи из себя.

Пусть она однажды и прекратила навещать его и вместо этого он стал получать письма, напечатанные на принтере безличными юристами, где говорилось, что он больше не сможет видеть малыша.

Томас пнул камень ногой и снова взглянул на часы.

Пятнадцать минут десятого.

Никого не видать.

Зачем вообще было назначать встречу здесь? Где ничего нет. Из Финстада идет улица Лусбювейен, а тут вообще почти никто не живет. За поворотом полигон для стрельбы. Гравиевая площадка за опушкой вдалеке. Томас знал тут каждый камешек, он обожал эту школу, это место. Он приходил сюда рано утром, чтобы не быть дома, в мрачном здании с этими холодными людьми, которые вроде как должны были о нем заботиться. На ночном столике будильник со стрелками-руками Микки Мауса показывал, что пора вставать, чтобы не опоздать в школу, и бесшумно выйти из комнаты в носках, чтобы никого не разбудить, и положить с собой еду из того, что найдется в холодильнике.

В школе он не был отличником, но и двоечником тоже – так, середнячок.

Но там он чувствовал тепло.

От тех, кто не был равнодушен к нему.

Без пятнадцати десять приехала первая машина, немного ржавая «Тойота Королла». Из нее вышла блондинка в круглых очках, нервно протянувшая ему руку.

– Астрид Лом, Служба защиты детей.

– Томас.

Она кашлянула, открывая папку, в которой наверняка было все то, что ему уже прислали.

Осужден за убийство.

Восемнадцать лет.

Освобожден досрочно за хорошее поведение.

Мать одобрила встречу с сыном.

Под присмотром.

Без пяти десять, и вот наконец едет вторая машина.

Белая.

Дорогая.

Естественно.

Она нашла кого-то получше, но это не важно. Не сейчас.

Томас ощутил, как его бросило в жар и вспотели ладони, когда он пошел встречать их.

– Нет, нет, подождите.

Женщина из опеки остановила его рукой.

– Да, конечно, прошу прощения.

Шаг за шагом. На условиях мальчика.

Мартин.

Это был он.

Томас широко улыбнулся, когда дверь машины открылась.

Темные волосы.

Коричневый свитер.

Потерянный взгляд. Мальчик стоял у машины, и никто из сидящих на переднем сиденье ему не помог.

Тупые кретины.

Вы что, не видите, что он?..

К счастью, специалист органов опеки немного понимала детей. Она быстро перешла парковку и, держа мальчика за худые плечи, подвела его к Томасу, и вот сын вдруг оказался рядом. Томас Боркгренвинк едва сдерживал слезы.

– Привет, Мартин.

– Привет…

Его красивые голубые глаза смотрели не на отца, а куда-то вниз, на ботинки.

– Как у тебя дела?

– Что?

И он поднял глаза с небольшим любопытством.

– Классный у тебя свитер.

– Э-э… спасибо.

Мальчик посмотрел на женщину, словно чтобы спросить, кто она такая и что здесь делает.

– Это робот?

– А? Нет, это Бионикл.

Томас осторожно сделал шаг вперед.

– Бионикл. Крутой.

Мальчик слегка посмеялся.

– Это не его имя, он один из «Биониклов».

– А, вот оно что. А как тогда зовут?

– Этого?

– Да.

Блондинка немного отступила назад.

– Этого – Макута.

– Круто. Это твой любимый?

Мальчик осторожно посмотрел на отца.

– Э-э… нет. Мой любимый – Элек, но свитера с ним не было в магазине.

– Обидно.

– Ага. Но у меня есть его фигурка.

Мартин бросил взгляд на белую машину.

– Жалко, я не знал, что тебе тоже нравятся Биониклы, я бы тогда захватил фигурку с собой.

– Да ничего страшного.

Мальчик сдул челку со лба и с любопытством посмотрел на лежавший у лестницы пакет.

– А что в пакете?

– Ничего особенного, увы. Я надеялся, что сегодня будет ветер.

– Ветер? Зачем?

– Чтобы мы могли запустить воздушного змея. Но я не знаю, ты, наверное, решишь, что это скучно?

– Почему скучно, – улыбнулся сын. – Давай запустим.

Кроны деревьев снова зашевелились, значит, кто-то сверху все-таки за ними наблюдает.

– Правда? – улыбнулся Томас. – Попробуем запустить?

– Давай, – кивнул мальчик.

– Наверное, лучше пойти подальше на поле. Думаю, там ветер сильнее.

Он достал змея из пакета и посмотрел на сотрудницу опеки.

– Можно мы…?

Она кивнула.

– Почему ты спрашиваешь ее разрешение? – спросил мальчик, когда они отошли от старого здания и положили змея на землю.

Апрель в Норвегии.

Запах свежевскопанной земли.

Скоро посеят зерно, и за лето колоски пожелтеют.

Томас замешкался.

Но сдержался.

– Она приглядывает.

– За кем?

– За тобой. Ну что, ты первый? Ты беги, а я буду держать.

– Ладно.

Мальчик еще раз улыбнулся и поднял змея в воздух.

Теперь уже ничто и никто не имели значения.

Те люди в машине.

Чиновница со своими бумажками.

Все эти годы.

Все это исчезло.

Есть только маленький мальчик, с широкой улыбкой бежавший за змеем, наконец взмывшим в воздух и гордо парившим высоко в облаках.

– Смотри! Офигеть!

Всего двадцать секунд, и змей опустился на землю в конце поля.

И тут случилось то, что Томас Боркгренвинк не забудет никогда.

Мальчик вернулся с совершенно другим взглядом.

– Что такое, Мартин?

– Там кто-то лежит.

– О чем ты?

Маленькой ручкой сын стыдливо пытался прикрыть мокрое пятно на штанах.

– Они не двигаются.

2

Холгер Мунк сидел в «Ауди», из динамиков звучала сюита для виолончели номер один соль мажор, и он опять мучился угрызениями совести за то, что в очередной раз ушел посреди воскресного семейного завтрака. И не то чтобы домашние возмущались. Они никогда ничего не говорили. Когда бы ему ни позвонили. Поздно вечером. В разгар отпуска. В рождество, когда на стол только что поставили свиные ребрышки. Что бы ни было – к нему всегда относились с полным пониманием. Сорокатрехлетний Холгер Мунк вот уже почти двадцать лет работал следователем по делам об убийствах, и все это время она была рядом. Марианне, его одноклассница из старшей школы. Любовь с первого взгляда, они поженились, как только сдали выпускные экзамены. И лишь через девять лет у них родилась желанная дочка, Мириам. Теперь ей четырнадцать, и с ней было вовсе не так трудно, вопреки бытующему мнению о сложностях подросткового возраста. Семья всегда поддерживала Холгера, как бы часто он ни отсутствовал дома. Они даже отметили его продвижение по службе прошлой осенью, хотя и понимали, что это означало для него еще бо́льшую занятость. Вновь созданный отдел по расследованию убийств обосновался в самостоятельном корпусе. Удаленно от центрального отделения полиции в Грёнланде. Холгеру Мунку не только доверили руководство новым проектом, но и дали полную свободу в подборе сотрудников. Впервые за много лет у него выдалась отличная зима. Раньше он ходил на работу в полной темноте с заиндевевшей бородой и проклинал все и вся, особенно дебилов, обожавших снег и лыжи. Но в этом году в голове Мунка были совсем другие мысли. Он – руководитель. В общем-то, основатель – вот как он себя ощущал. И все-таки что-то промелькнуло во взгляде Марианне, правда?

Толстяк-следователь стряхнул с себя чувство вины и показал пропуск служащему, стоявшему у ограждения, но по виду этого юного полицейского уже все было понятно.

Случилось что-то из ряда вон.

Встревоженный взгляд при внешней суровости парня в униформе спустя минуту после того, как Мунк припарковал машину около белого здания школы.

– Нильсен, дежурный полиции.

Мунк кивнул, доставая сигареты из нагрудного кармана бежевого пальто с капюшоном.

– Из моих людей кто-то уже на месте?

– Э-э, да… блондинка. Она вроде бы адвокат?

– Голи.

– И еще тот в костюме. Фредрик?

– Риис, – сказал Мунк, закуривая.

– Первым приехал криминалист, он тут уже давно, – сообщил мускулистый полицейский, показав на поле.

– Судмедэксперт?

– Тоже прибыл. Некоторое время назад.

Полицейский снял одну перчатку и приложил палец к карте.

– Мы перекрыли дорогу вот здесь и здесь. Лусбювейен. Тут людей немного. Несколько домов, доступ пришлось оставить открытым, поэтому мы протянули ограждение вдоль улицы Волервейен. Что думаете?

– А периметр земельного участка?

– Там наши люди, – кивнул Нильсен. – Все должно быть в порядке.

– Что еще тут у вас?

Мунк с любопытством посмотрел на карту и поднял взгляд на лес вокруг.

– Какой-то кошмар, – пробормотал Нильсен. – Тела мальчиков лежат там, вот точка на карте. Как видите, со всех сторон участки, а за ними лес. Мы предполагаем, что преступник мог зайти здесь и уйти тем же путем. Как по мне, свободный путь, нам очень повезет, если кто-то его видел.

– А это что? – спросил Мунк, ткнув в точку на карте.

– Стрельбище.

– Его оцепили?

– Э-э… нет, оно же неблизко…

– Перекройте его, – удрученно сказал Мунк. – И отправьте туда людей. А это что?

– Огромный гравийный карьер, – ответил Нильсен, указав рукой на даль леса. – Нам тоже?..

– Если вы еще этого не сделали, то да. Еще…

Мунк посмотрел на полицейского – у того был виноватый вид.

– Отправить туда людей? – наконец спросил он.

– Хорошо, – кивнул Мунк и пошел к Анетте Голи – та только что вышла из белого здания.

Его первый сотрудник.

Он не сомневался ни секунды в ее кандидатуре.

– Ты уже ходил туда? – спросила профессиональный адвокат, проведя рукой по светлым волосам.

– Еще нет. Как там?

– Плохо. Только что звонил Вик – спрашивал, накрыть ли их или ты сначала так посмотришь?

– Пусть не трогают, – ответил Мунк, прикуривая новую сигарету от предыдущей. – Кто их нашел?

– Там просто цирк, – вздохнула Голи, устало кивнув на здание. – Я пытаюсь разобраться в их отношениях.

– И что там?

– Насколько понимаю, дело об отцовстве. Парень пришел встретиться с сыном. Мать с новым мужем в сопровождении женщины – наверное, из опеки. Но я не уверена. Пока пришлось их разделить. Отец в одной комнате, остальные в другой, поговоришь с ними?

– Пока нет, позаботься, чтобы они дали полные показания.

– Хорошо, Катья займется этим.

– Она здесь? – Мунк слегла улыбнулся. – Я думал, она…

– Ну, видимо в Крипосе[1] все же оказалось не так круто, – подмигнула Голи. – Я подобрала ее по пути сюда. Ты же не против?

– Конечно нет, – ответил Мунк с улыбкой.

Сотрудник номер два.

Катья ван ден Бург.

Этот выбор был очевиден, как и первый.

– Ну что, пойдешь?

– Да, где они лежат?

– Иди туда, – указала Голи. – Я бы на твоем месте надела другую обувь, там довольно сыро.

– Ладно.

Мунк бросил сигарету на гравий и пошел к машине за резиновыми сапогами.

3

Двадцатиоднолетняя Миа Крюгер сидела за задней партой маленькой аудитории в подвале Высшей школы полиции, с трудом удерживая глаза открытыми. Она опять бродила всю ночь по улицам. Коснулась головой подушки только в… шесть, вроде? Она сдержала зевок, когда лектор с ежиком на голове и в начищенных ботинках переключил слайд на проекторе. Твою мать, ну почему было не уйти пораньше? Она ведь так ждала эту лекцию. Информационная встреча об отряде быстрого реагирования «Дельта». Это же поэтому она пошла сюда. Несмотря на предостережения родителей. Какой у мамы был скорбный взгляд, когда Миа сообщила, что изучение литературы в Университете Осло ей не подошло. Что она уже забрала документы. Что решила немного попутешествовать и осенью все начать заново.

Но, Миа, полиция? Послушай…

Да какая теперь уж разница. Миа прочла статью в журнале о том, как невероятно сложно поступить туда, что еще ни одна женщина не подошла под требования, и сразу же решилась. Да. «Дельта». Туда ей и надо.

Так что идите все к черту.

Миа Крюгер снова подавила зевок, когда на экране появился список. Предварительный, конечно. Минимальные требования. Далее ее ждали адские недели физических и психологических тестов, тут-то и отсеивались те немногие девушки, кто пробовал попасть в отряд. Но не она. Конечно нет. Легко. Она будет номер один. Она им всем покажет раз и навсегда, правда же? Этим сраным шовинистам, которые окидывают ее насмешливым взглядом, не понимая, какого хрена она тут забыла. Единственная девушка в аудитории.

На первом ряду кто-то ухмыльнулся, какой-то блондин, считавший себя венцом творения. На первом курсе он к ней подкатывал в спортзале, всего через пару недель учебы, и Мию тошнило от одной лишь мысли о нем. Эти пикаперские приемчики из какого-нибудь сборника для неудачников – он перекатывал мускулы перед зеркалом с неандертальской уверенностью в том, что ее это привлечет.

Какие у тебя красивые глаза…

Синие, как самый прекрасный океан…

Да что ты говоришь?

Да ты у нас поэт.

А у тебя они слишком близко расположены. Знаешь, вообще между линией волос и глазами должен быть лоб.

А какие у тебя необычные черные волосы… Как они красиво ниспадают на твои хрупкие плечи… Какая ты необыкновенная. Любишь немного повеселиться?

Господи.

Серьезно?

Неудачник сраный.

Она срезала их тем же вечером у себя в общежитии на Торшов. В ярости встала у зеркала и работала ножницами, пока все ее волосы не оказались в раковине.

На экране появился список требований, которые Миа знала как свои пять пальцев. Как жаль, что она не купила себе кофе по дороге. Пусть он из кофе-автомата и на вкус дерьмо. Что угодно, только бы не ощущать, что можешь отрубиться в любую секунду.

Она собралась с силами и посмотрела на экран.

Три тысячи метров меньше чем за двенадцать минут тридцать секунд.

Есть.

Еще дома в Осгорстранне она пробегала эту дистанцию за одиннадцать минут пятнадцать секунд, а мерзкий тренер, любивший отпускать комментарии про фигуры девочек в обтягивающих лосинах, каждый раз чесал затылок, смотрел на секундомер и просил Мию пробежать еще раз – «здесь какая-то ошибка».

Да ладно?

Пошел ты в жопу.

Пятьдесят приседаний.

Серьезно?

Есть.

Пятьдесят отжиманий.

Тренировка этого упражнения заняла бы у нее больше времени, но нет. Она прикрутила турник к потолку маленькой квартирки в общежитии, которую делила с двумя однокурсницами, больше заботившимися о своем внешнем виде и о том, кто чем и с кем занимался в пятницу вечером после пивной вечеринки, устроенной студсоветом. Каждое утро, пока не проснулись соседки, Миа подтягивалась, пока не отказывали руки.

Десять подтягиваний с перехватом.

Одним ударом двух зайцев.

Есть.

Проплыть четыреста метров.

Серьезно, что ли?

Есть.

Подводное плавание на глубине четырех метров.

Миа улыбнулась самой себе.

Два года назад, летние каникулы после окончания школы, мексиканское побережье. На волнах под облаками покачивался белый корабль, те милые люди, фридайверы, и он, тот голубоглазый мускулистый француз…

Ты почувствуешь такую свободу на глубине, Миа.

Она никогда еще этого не пробовала.

Нырять.

Ни с кислородным баллоном, ни без него.

Темнота в глубине, тишина – как потрясающе красиво.

Их испуганные лица на палубе, когда она наконец вынырнула на поверхность.

Боже мой, да ты с ума сошла.

Вскоре тот француз пропал, но это было совершенно неважно, ведь Миа уже нашла свою большую любовь.

Темнота.

Одиночество.

Морская глубина.

Нырнуть на четыре метра?

Да без проблем.

Смешно.

Есть.

Боец из отряда «Дельта» в начищенных берцах заметил ее – она увидела это.

Что ты тут вообще забыла?

Миа всегда была такой. Словно чувствовала то, что чувствовали другие.

Ты видишь то, что не видят другие. Правда, дружочек?

Бабушка. Она не была ей родной, и все-таки они были так похожи. Обе отличались от других… Иногда даже вели себя как сумасшедшие. В свои восемьдесят бабушка выходила сидеть в саду, повыть на луну, как она говорила, до поздней ночи, курила трубку, пила виски и плевать хотела на то, что о ней думают люди.

Мобильный пискнул, и, машинально отреагировав, Мия быстро вынула его из сумки.

Сигрид?

Нет.

Естественно.

Она не получала вестей от сестры уже много месяцев.

Поэтому она и ходила по городу ночами.

Бродила по улицам с напечатанными листовками.

Вы не видели эту девушку?

Сигрид Крюгер.

Пожалуйста, позвоните, если что-нибудь узнаете!

Сигрид и Миа.

Белоснежка и Спящая красавица.

Близнецы.

Одна светлая, другая темная.

Их родила шестнадцатилетняя девочка, которая не могла и не хотела оставить детей у себя. Сестер удочерили Эва и Кюрре Крюгер, учительница и торговец красками из Хортена. Миа инстинктивно положила руку на браслет на левом запястье. Подарок на конфирмацию. Якорь, сердечко, буква «С» на браслете Сигрид и «М» на браслете Мии. Однажды ночью, лежа под одеялом на чердаке, они договорились.

Давай ты возьмешь мой, а я твой?

С тех пор Миа его не снимала.

Сигрид, мать твою.

Где тебя носит?

Миа отбросила гнетущие мысли и убрала телефон в сумку. Вдруг дверь открылась, и заглянула женщина из офиса.

– Извините, что прерываю вас, но Миа Крюгер здесь?

По аудитории пронеслось бормотание.

Вдруг все взгляды обратились к ней.

– А, да, я тут.

– С вами хочет поговорить ректор.

– Ладно…

Жещнина продолжала стоять на месте.

– Сейчас?

– Да, сейчас.

С первого ряда донесся ехидный смех, когда Миа собрала свои вещи. Она как можно быстрее стала спускаться по лестнице.

– Что случилось?

Дверь закрылась, и они с женщиной остались на лестнице одни.

– Я не знаю, – ответила седая дама. – Но, видимо, что-то важное. Вы знаете, куда идти?

– Знаю, – кивнула Миа, закинув сумку на плечо.

На лифте наверх и через площадь в главный корпус.

Что на этот раз?

Она уже бывала там.

Маленькая девочка стояла, склонив голову у стола директора средней школы, смотря на нее взрослым взглядом, который та не могла принять всерьез…

Дисциплина, Миа. Мне поступают жалобы от учителей…

Ну да, ну да.

Я не виновата, что они тут считают, будто мы живем в пятидесятых.

Ты что, спишь в школе, Миа? Вендельбаум сказал, что нашел тебя спящей на полу в классе…

Да наплевать.

Она ходила во Фрогнерпарк. Искать Сигрид. За Монолитом[2], где обычно зависают наркоманы, всего в паре сотен метров от школы. А долгую дорогу домой не осилила.

Постучав в дверь и открыв ее, она увидела совсем другое лицо и услышала мрачный голос.

– Добрый день, Миа. Проходите, проходите.

Она переминалась на пороге, не вполне понимая, что происходит. Ректор, Магнар Иттре, встал с места с распростертыми объятиями.

– Хотите чего-нибудь? Может, кофе?

4

Мунк сидел в кофейне на углу Бернт Анкерсгате и Марибуэсгате, всего в нескольких сотнях метрах от нового офиса, выключив звук на обоих мобильных. Следователь был старой закалки и до сих пор не привык к бесконечному писку телефонов в карманах. Он предпочитал спокойную обстановку, когда нужно подумать, а сейчас для этого не было никакой возможности, с постоянными звонками в последние двадцать четыре часа. Мунк ответил только на один – от его бывшего коллеги, который теперь занимал пост ректора Высшей школы полиции, – только чтобы сказать, что у него нет времени разговаривать. Но Иттре пребывал в таком возбуждении, что даже не дал Мунку договорить. Кажется, я нашел для тебя кое-кого, Мунк. Совершенно не вовремя, но Мунк нехотя согласился.

Иттре уже рассказывал ему об этом тесте, разработанном учеными из Калифорнийского университета. Обычно его проводили старшекурсникам в форме игры, чтобы те не ощущали давления. Пара фотографий с места происшествия. Что вы видите? Эта девочка, кажется, побила все рекорды.

Ну что ж, полчаса ничего не решат. Заодно можно перекусить. Недавно звонила Марианне – как всегда переживала, поспал ли он и поел ли что-нибудь.

Она немного необычная, Мунк.

Просто дай ей шанс, ладно?

Мунк только успел поставить на стол поднос с булочкой и кофе, когда открылась дверь, и он увидел ее.

Двадцать один год.

Молодая, но по опыту Мунк знал, что это ничего не значит. Нескольким сотрудникам в его команде, на самом деле самым способным, было меньше тридцати. Не то чтобы он собирался нанимать еще людей, но обычно спокойный Иттре был таким восторженным в разговоре с ним. Мы никогда не видели ничего подобного, Мунк. Даже близко. Эта девочка – нечто особенное.

Конечно, это всколыхнуло в следователе любопытство.

Она была одета в черную водолазку, черные узкие джинсы, черные «конверсы», а через плечо висела черная сумка, но прежде всего Мунк обратил внимание на ее глаза.

Ослепительно голубые, удивительно ясные. Смугловатая кожа, как у индианки. Угольно-черные волосы средней длины, словно обрезанные тупыми ножницами, но, кажется, ее это особо не беспокоило. Молодая студентка подошла к нему с прямой спиной, словно их встреча была чем-то совершенно обыденным, и протянула руку.

– Миа Крюгер.

– Привет, Миа. Добро пожаловать.

– Спасибо, – сказала она и села, не собираясь снимать сумку с плеча.

– Хочешь что-нибудь поесть? Или попить?

Она бегло взглянула на меню за стойкой.

– Нет, спасибо.

– Может, ты не пьешь кофе?

– Пью, но не здесь.

– Вот как? – удивился Мунк. – Ты, наверное, настоящий знаток кофе?

Это была шутка. В последнее время Осло заполонили разнообразные кофейни, одна моднее другой – там сидели юные жеманные хипстеры, для них это стало какой-то новой религией, но его замечание ее совершенно не затронуло.

– Вы это хотели мне показать? – она кивнула на две коричневые папки, лежавшие под телефонами Мунка.

– Да. Иттре тебе что-нибудь говорил?

Она покачала головой.

– Хорошо, – кивнул Мунк. – Я хочу, чтобы ты посмотрела на эти фотографии и сказала, что думаешь. Ладно?

– Ладно.

– Вот здесь, – продолжил Мунк, достав первую папку, – фотографии с места преступления, где мы были вчера утром. А здесь… – он положил вторую папку рядом с первой, – фотографии с места преступления в Швеции. Восьмилетней давности. Я хочу, чтобы ты посмотрела обе папки и сказала мне, что думаешь.

– О том, один ли был преступник?

– Этого я не говорил.

– Но имели в виду?

Она нахмурилась и вопросительно посмотрела на Мунка, и он слегка улыбнулся. Иттре был прав, эта девочка и правда нечто особенное. Он же сам Холгер Мунк. Руководитель отдела по расследованию дел об убийствах на Марибуэсгате, 13. Он привык к тому, что люди смотрели на него чуть ли не с подобострастием, но у этой студентки не было на него и намека.

– Да, я имел в виду это.

– А почему не сказали?

– Потому что это могло бы ограничить ход твоей мысли. А я хочу, чтобы ты ничем себя не ограничивала, насколько это возможно. Вдруг ты увидишь то, чего не заметил я.

– Хорошо, я поняла, – сказала Миа, повернув к себе папки.

Не открывая, она выжидающе на них смотрела.

– Можно я побуду одна? – произнесла она и подняла взгляд на Мунка, когда он все еще не понял намек.

– Конечно. Сколько времени тебе нужно, как думаешь?

– Не знаю. Минут двадцать?

– Само собой. Я буду на улице, если тебе что-нибудь понадобится.

Мунк встал, взял с собой булочку, вышел и сел на лавку на другой стороне улицы.

Девять неотвеченных, большинство от Анетте.

– Привет, это Холгер. Что там у вас происходит?

Адвокат на другом конце вздохнула.

– Спроси лучше, чего у нас не происходит. Драйер хочет брифинг. Видимо, на нее давит министерство, она считает, надо созвать пресс-конференцию…

– Я же сказал, подождите.

– Я так ей и передала, но действия это не возымело.

– Не возымело? – раздраженно переспросил Мунк.

– Не ори на меня, ты отлично знаешь, какая она.

Ханне-Луисе Драйер. Новый начальник Управления полиции в Грёнланде. Управление сильно сопротивлялось, когда стало известно о том, что отдел по расследованию дел об убийствах переезжает. Начальство, недовольное его работой, махало шашкой, и Мунк очень надеялся, что смена руководителя ему поможет, но не в этот раз. Видимо, такова участь – никогда не будет у него хороших отношений с начальником. Да и ладно. Сейчас карты в руках у него, и ничего с этим поделать они не могут – это их и бесило.

– Попроси ее подождать, – сказал Мунк. – Мы не станем обнародовать имена, пока не поговорим с обеими семьями, что ей тут непонятно?

– Я попросила – хватит на меня кричать. Мать Томми прилетает в час дня, я отправила Катью забрать ее в аэропорту. Что это за мать, черт бы ее побрал: улететь в Испанию в отпуск, оставив одиннадцатилетнего ребенка дома одного?

– Может, у нее были причины, пока не будем осуждать.

– Попросила соседей присмотреть за ним, а те даже не знали об этом.

– Займемся этим, когда она приедет. Что по фургону?

Пока что это их единственный след. Кто-то видел белый фургон в лесной роще у Лусбювейен.

– Уксен сейчас в транспортном управлении. На дороге нет съездов до гольф-клуба, значит, туда фургон уехать не мог. Сосредоточимся на шоссе 159 в обоих направлениях и на пункте оплаты дороги на E6. Они сейчас ищут фотографии, нам удалось найти семь камер, если я не ошибаюсь. Он на другой линии и сообщит, как только будут новости. Но послушай…

– Да?

– Белый фургон? Сколько таких в Осло?

– Это было утром в воскресенье, – успокаивающе сказал Мунк. – Будем надеяться, что нам повезет. Что там семья Лундберг?

– Очень помогают следствию, – продолжила Голи. – И очень спокойные, на самом деле. По-моему, они не до конца понимают, что произошло. Фредрик сейчас там, он должен мне скоро позвонить. Бриф в четыре, как договорились?

– Да, предупредишь всех?

– Хорошо. Слушай, мне пора, опять Драйер звонит.

– Никаких пресс-конференций, пока… – начал Мунк, но Анетте уже положила трубку.

Чертовы кретины.

Почему нельзя оставить их в покое?

Словно ему больше заняться сейчас нечем.

Выкурив три сигареты, Холгер Мунк предположил, что студентка в кафе, судя по всему, закончила. Он наблюдал за ней в окно все это время. Миа почти не шевельнулась, только закрыла папки.

– Ну как дела? – спросил Мунк, вернувшись за столик.

Она словно не заметила его прихода. Ее голубые глаза были широко раскрыты, но мыслями она находилась где-то далеко.

– Сорри, – наконец произнесла девушка, проведя рукой по черным волосам.

– Все в порядке, – заверил Мунк, бросив взгляд на часы.

Он ушел из офиса уже почти сорок минут назад. Пора заканчивать. Все это, бесспорно, очень интересно – этот тест. Просьбу Иттре Мунк выполнил скорее из любопытства, и все-таки у него есть дела поважнее. И конечно, у него те же мысли, что и у Анетте.

Что за мать поедет одна в Испанию, оставив одиннадцатилетнего мальчика одного дома без присмотра?

– Тут не хватает нескольких снимков, – осторожно сказала студентка.

– Что-что?

Она приложила палец к одной из папок.

– В этой папке.

– О чем ты?

– Я же сказала. Не хватает фотографий.

Мунк нахмурился.

– Я не совсем понимаю тебя…

– Он же должен был как-то забраться повыше, правда?

– Кто?

– Преступник.

Девочка посмотрела на него странным взглядом.

– Должен же он был на чем-то стоять?

5

Фредрик Риис припарковал машину около дома на Тимотейвейен и стал смотреть на низенькие домики на той стороне участка. Финстад – посередине между Лиллестрёмом и Осло. Недалеко от Лёренскуга. И не город, и не деревня. Сам двадцатисемилетний полицейский с рождения жил в Брискебю, в самом сердце Фрогнера, в доме с видом на знаменитую старую пожарную станцию. Его родители переехали в Бэрум еще десять лет назад, когда отец сократил врачебную практику. Он был одним из самых признанных пластических хирургов Скандинавии. Родители отдали Фредрику квартиру, когда ему было семнадцать, и с тех пор виделись они с сыном нечасто. И не то чтобы его это беспокоило. Он не особенно скучал по ним. Когда его спрашивали о детстве, Фредрик никогда не знал, какими словами его описать. Он чувствовал, что его словно не замечали. Как будто на самом деле родителям не было дела до сына. Ему казалось, что они испытали облегчение, когда он наконец дорос до того возраста, что можно было отделаться от него, преподнеся подарок. Смотри, вот тебе квартира. Теперь справишься сам. Да какая уже разница. В детстве Фредрику пришлось многому научиться, и он был намного сильнее, чем казался со стороны.

Фредрика охватило яркое воспоминание – это было тем немногим приятным из его детства. Поездки сюда. В Финстад. Тут жил его двоюродный брат, и пока отец по какой-то причине не поссорился с дядей, они часто здесь бывали. Жизнь в Финстаде тогда завораживала Фредрика. Тут все было так непохоже на тишину их городской квартиры. На улицах с идиллическими названиями – Тимотейвейен, Клёвервейен, Тюлипанвейен, Конвалиевейен[3] – стояли рядами большие разноцветные дома с великолепными зелеными садами. Когда мальчику было десять, он с завистью смотрел на то, что здесь было у детей: спортивные стадионы, детские площадки, цветущие поля, а главное – волшебные леса, куда можно было отправиться за приключениями. Каждый раз, когда они въезжали в городок, Фредрик с замиранием сердца сидел на заднем сиденье, потому что родители всегда вели один и тот же разговор, а не переехать ли им сюда. Мама была настроена позитивно – она сама выросла в такой местности, но отец, конечно, постоянно был против. Мы не будем жить в деревне. И все на этом. Фредрик помнил свое разочарование, когда разговор родителей от раза к разу заканчивался одним и тем же. Помнил, как он хохотал под струями воды из шланга в роскошном саду. Как они с братом играли в пиратов в лесу, разукрасив себе лица, с саблями и пистолетами, которые сами сделали в дядиной мастерской. Помнил время, проведенное в семье дяди. Казалось, что там все действительно любят друг друга и любят проводить время вместе.

Пейзаж, который открылся ему сейчас, напомнил и о другом. Бедные. Так их называл двоюродный брат. У них не было своих домов, и они жили в бараках за забором, всего в нескольких сотнях метров от дома дяди. Когда Мунк спросил, сможет ли Фредрик быть главным связующим с семьей мальчика, того охватило странное чувство. Тимотейвейен, 18? Я же там уже бывал, да? Там жил мальчик, с которым играли они с кузеном, Фредрик, конечно, не помнил его имени, давно это было. Теперь в большом сером доме жила другая семья. Четыре незнакомых имени на яркой табличке на двери. Здесь живут Санна, Рубен, Вибеке и Ян-Отто Лундгрен. Вдоль дороги припаркованы машины, рядом – фотографы с длинными объективами стараются быть деликатными, и тем не менее. Имена мальчиков еще не обнародованы, но, естественно, пресса уже все знала. Один из мизантропских аргументов отца против переезда сюда был: здесь тебя никогда не оставят в покое любопытные соседи и идиоты, всюду сующие свои носы.

Рубен Лундгрен.

Одиннадцать лет.

Найден голым меньше чем в километре от дома.

Рядом с другим мальчиком.

Томми Сивертсеном.

Из бараков по другую сторону забора.

Фредрик нажал кнопку звонка и отошел на пару шагов назад.

– Да?

Из дверного проема полуоткрытой двери высунулось чье-то лицо.

– Здравствуйте. Ян-Отто?

– Да.

Мужчина странно посмотрел на следователя, словно не до конца понимая, что на пороге кто-то стоит.

– Фредрик Риис. Я вам звонил.

– А, да-да. Здравствуйте. Проходите.

Совершенно обычный дом. Обычая металлическая лестница, дрожащая под их шагами. Совершенно обычный коридор. Сапоги и ботинки, рядами стоявшие на стеллаже из «ИКЕИ». Куртки различных размеров и цветов на разноцветных крючках, под ними – полочка с корзинами, подписанными Шапки, Шарфы, Варежки витиеватым шрифтом на наклейках. Мама, Вибеке Лундберг, тридцать восемь лет. Начальник продаж в компании по программному обеспечению, в главном офисе около торгового центра «Стрёммен». Папа, Ян-Отто Лундберг, сорок два года, системный инженер в «Теленоре». Санна, пять лет, ходит в детский сад «Лёкен» в паре сотен метров от дома.

Совершенно обычная семья.

Совершенно обычная жизнь.

До тех пор, пока им не позвонили.

Двадцать четыре часа назад.

Мужчина с отсутствующим взглядом попытался изобразить на лице улыбку, когда Фредрик разулся и прошел за ним в гостиную к столу, накрытому у окна, выходившего во двор. Термопот, маленькие кофейные чашечки, миска с печеньем. Мама, Вибеке, сидела на одном из венских стульев с таким же мертвым взглядом, как у мужа. Когда они вошли, она медленно поднялась со стула.

– Вибеке Лундгрен.

Ладонь Фредрика пожала ее почти безжизненная рука.

– Фредрик Риис. Отдел по расследованию дел об убийствах.

Худенькая женщина дернулась, когда он произнес это, и он тут же пожалел о своих словах. Надо было представиться как-то более нейтрально, просто полиция, но он сказал так на автомате, а ведь он должен быть связующим звеном между семьей и полицией, и он настраивал себя на эту роль.

Конечно, он бы никак не мог подготовиться к такому. В большом доме было так тихо, что слышалось тиканье овальных часов, висевших у входа на кухню. Скрип стула по паркету, когда Фредрик выдвинул его, чтобы сесть. Звон чайной ложки по дну чашки, когда он размешивал кусочек сахара, предложенный ему дрожащими руками женщины.

Он услышал, как кто-то шикает на стоявшего в коридоре ребенка. Бабушка, кто там? Это Рубен? Рубен вернулся?

– Прошу прощения за то, что пришлось вас побеспокоить, – сказал юный следователь, когда оба родителя сели за стол. Я знаю, что к вам уже приходила полиция вчера, но мы должны подтвердить все детали. С этого момента я буду вашим контактом, и если вам что-нибудь понадобится, я всегда на связи, в любое время, хорошо?

Засунув руку в нагрудный карман пиджака, он вытащил визитку и аккуратно подвинул ее через стол.

– Есть какие-то новости?

У нее был тоненький, но в то же время хриплый голос, будто воздух из слабых легких попадал на наждачную бумагу в горле. Вибеке явно пыталась собрать волосы в узел, но они все равно свисали с одной стороны. Кремово-желтая блузка была застегнута неправильно и сидела криво на согнутых плечах.

– Пока что нет, увы…

– Но вы же…работаете?..

Небритый, с темно-карими глазами, отец мальчика говорил очень тихо. Словно робот с севшими батарейками, не знавший, как и чем заканчивать предложения.

– Сейчас для нас важнее всего отследить все перемещения Рубена, – объяснил Фредрик, открывая блокнот. – Я знаю, что вы уже давали показания сотруднику полиции вчера, но мне необходимо прояснить также некоторые детали, чтобы быть