автордың кітабынан сөз тіркестері  Национализм. Пять путей к современности

Лия Гринфельд

обращена против королевской власти.

Потеряв свое лидерство в национальной политике, Южные Штаты чувствовали что их предательски лишили влияния, одновременно с этим их так же вероломно обделили общим процветанием. И все это сделал ненасытный промышленный Север. Это чувство особенно широко распространилось и становилось все острее после войны с Мексикой, когда присоединение новых территорий и предстоящий прием Калифорнии в качестве свободного штата, снова поставили вопрос о расширении института рабства.

Линкольн писал: «Я хочу сохранить Союз. Я хочу сохранить его под конституцией кратчайшим путем… Главная моя цель в этой борьбе – сохранить Союз, а не сохранить или уничтожить рабство. Если бы я мог сохранить Союз, не освобождая ни одного раба, я бы это сделал, а если бы я мог сохранить его, ценой освобождения всех рабов, я бы тоже это сделал… То, что я делаю с рабством и с цветной расой, я делаю потому, что я верю – это поможет сохранить сей Союз. А то, что я воздерживаюсь делать, я не делаю потому, что я не верю, что это поможет сохранить Союз»

Для Северных Штатов главным вопросом было скорее территориальное и политическое расширение американской нации, чем ее идеалы.

Университеты лишили общество благотворного руководства своих лучших умов. Они изолировали интеллектуалов от общества, а общество – от интеллектуалов. В то же самое время, возможно, они внесли громадный вклад в стабильность американского общества.

Однако интеллектуальная экспатриация, особенно писателей и художников (но не ученых), для Америки была гораздо более характерна, чем для многих стран, снабжавших Америку иммигрантами. Если французский, или обычно немецкий или русский писатель часто находился за границей в ссылке, бежал от гонений у себя на родине, то американский интеллектуал покидал Родину из-за того, что она казалась ему тошнотворной

Отсутствие досуга не позволяло и создать массовый рынок, который бы поддерживал эту поглощенность, превращая ее в вид бизнеса. Тем не менее было бы неправильно говорить о том, что культура ценилась меньше, потому что ее считали практически обязательной. Только некоторые формы культуры – художественная литература, философская теология или политика – ценились меньше. У американцев не было досуга, который бы подразумевал наличие времени, для того чтобы читать для удовольствия, а поскольку его не было, то они меньше скучали и, следовательно, меньше испытывали потребность в развлечении.

В Европе точка зрения на знание как на самоцель, имела отношение к традиционному презрению к физическому труду, к работе руками – это считалось уделом низших, по сути, классов – массы laboratores. Интеллектуальные занятия, хотя изначально менее уважаемые, чем военная служба, предполагали, что человеку не надо работать, чтобы себя содержать, следовательно, он принадлежит, к высшему, праздному классу, к классу, который имеет досуг.

Это заметное отсутствие благоговения перед интеллектуалами толковалось как отсутствие интеллектуальных интересов и презрение к культуре. Но, во всяком случае, до второй половины XIX в., ничто не могло быть настолько далеко от истины. Американское общество было исключительно восприимчиво к культуре. Оно не отвергало ее, а впитывало ее как губка, и посему не в равнодушии к культуре кроются причины страданий и бедствий интеллектуалов

Антиинтеллектуализм культивировался из-за того, что система отчуждала американских интеллектуалов, но в нем также отражалась реальная специфика американского отношения к культуре, которую замечали даже непредубежденные иностранцы. Токвиль начинает свое интервью с Ливингстоном с фразы: «Мне кажется, что американское общество страдает, оттого что уделяет слишком мало внимания интеллектуальным проблемам»