Не хотелось знать ничего о мире, в котором не хотелось жить и который ничего не хотел знать о нем
Ане показалось, что ее волосы превратились в червей. Потому что она явственно чувствовала, как они шевелились.
увидел ее сразу. Первые шаги были выдержанные, мерные, но потом Дима побежал – неконтролируемо, по-детски – и обрушился грудью на Настю. Если бы кто-то посмотрел со стороны, то подумал бы, что сын долго не видел маму. Очень долго не видел и очень долго обнимал – по минуте объятий за каждый год не-видимости.
Она пришла с ним попрощаться. Проводить снова. Потому что одного раза не хватило. Потому что нельзя проводить достаточное количество раз. Потому что нельзя проводить до конца.
очень быстро и крепко привязывался, и эти межличностные морские узлы врезались в него, западали в тело, становились лимфоузлами и воспалялись, болели при нажатии и без него еще долго.
Ну что? Успокоилась?
– Да я давно.
– Ага.
Сережа промолчал и поставил перед Настей кружку заваренного успокоительного сбора. Не наблюдая эффекта, через пару минут налил ей полный бокал белого сухого. Бокал был большой, даже какой-то неправдоподобно большой был бокал.
В детстве мама на все проблемы заваривала сладкий чай, на все раны мазала зеленку, на все слезы мазала да пройдет
Настя ругалась, кричала, но даже ее ментальный голос осип, будто подкосил внутренний ларингит.
Крис попрощалась с новообразованным Максом и, оставив новообразование в коридоре, пошла за матерью.
нейронов, каждый из которых образует до пятидесяти тысяч связей с другими частями мозга, что дает квадриллион нейронных связей (а это больше, чем элементарных частиц во Вселенной), а он рисует хуем – незамысловатые этюды с ломаными людьми на светлых фонах.
