Ольга Алейникова

Лилии для Эйвери

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Ольга Алейникова, 2018

Лилиан — нежеланный и нелюбимый ребёнок своей матери. Пытаясь оставить в прошлом мучительные события детства, девушка больше не доверяет людям. Она дарит свою любовь и заботу только цветам, пока вся её жизнь не переворачивается с ног на голову. Теперь Лилиан точно знает: у неё есть шестилетняя сестра, но ей нельзя оставаться с жестокой матерью, неспособной на любовь, и приёмным отцом, чья привязанность к девочке кажется подозрительной.

Но что это на самом деле: спасение ребёнка или приговор?

16+

ISBN 978-5-4493-5847-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Лилии для Эйвери
2. ЛИЛИАН Июнь, 2018 год
3. ЛИЛИАН Январь, 2018 год
4. ЭТАН Январь, 2018 год
5. ЛИЛИАН Январь, 2018 год
6. ЭТАН Январь, 2018 год
7. ЛИЛИАН Январь, 2018 год
8. ЭТАН Январь, 2018 год
9. ЛИЛИАН Январь, 2018 год
10. ЭТАН Январь, 2018 год
11. ЛИЛИАН Январь, 2018 год
12. ЭТАН Январь, 2018 год
13. ЛИЛИАН Январь, 2018 год
14. ЭТАН Январь, 2018 год
15. ЛИЛИАН Февраль, 2018 год
16. ЭТАН Февраль, 2018 год
17. ЛИЛИАН Февраль, 2018 год
18. ЭТАН Февраль, 2018 год
19. ЛИЛИАН Февраль, 2018 год
20. ЭТАН Март, 2018 год
21. ЛИЛИАН Март, 2018 год
22. ЛИЛИАН Март, 2018 год
23. ЭТАН Март, 2018 год
24. ЭЛЛИОТ Апрель, 2018 год
25. ЭТАН Апрель, 2018 год
26. ЛИЛИАН Апрель, 2018 год
27. ЭТАН Апрель, 2018 год
28. ЛИЛИАН Апрель, 2018 год
29. ЛИЛИАН Апрель, 2018 год
30. ДЖЕЙСОН Апрель, 2018 год
31. ЛИЛИАН Май, 2018 год
32. ЭТАН Май, 2018 год
33. ЛИЛИАН Май, 2018 год
34. ДЖЕЙСОН Май, 2018 год
35. ЛИЛИАН Май, 2018 год
36. ЭТАН Май, 2018 год
37. ЛИЛИАН Май, 2018 год
38. ЭЛЛИОТ Май, 2018 год
39. ЛИЛИАН Май, 2018 год
40. ДЖЕЙСОН Май, 2018 год
41. ЛИЛИАН Май, 2018 год
42. ЛИЛИАН Май, 2018 год
43. ИВЛИН Май, 2018 год
44. ЭТАН Май, 2018 год
45. ЛИЛИАН Июнь, 2018 год
46. ЭТАН Июнь, 2018 год
47. ИВЛИН Июнь, 2018 год
48. ЛИЛИАН Июнь, 2018 год
49. ДЖЕЙСОН Июнь, 2018 год
50. ЛИЛИАН Июнь, 2018 год
51. ЭТАН Июнь, 2018 год
52. ИВЛИН Июнь, 2018 год
53. ЛИЛИАН Июнь, 2018 год
54. ЭЛЛИОТ Июль, 2018 год
55. ДЖЕЙСОН Июль, 2018 год
56. ИВЛИН Июль, 2018 год
57. ЛИЛИАН Июль, 2018 год
58. ЛИЛИАН Июль, 2018 год
59. ЭТАН Июль, 2018 год
60. ЛИЛИАН Июль, 2018 год
61. ЭТАН Июль, 2018 год
62. ИВЛИН Июль, 2018 год
63. ЛИЛИАН Июль, 2018 год
64. ДЖЕЙСОН Июль, 2018 год
65. ЭТАН Август, 2018 год
66. ЛИЛИАН Август, 2018 год
67. ИВЛИН Декабрь, 2018 год
68. ЛИЛИАН Август, 2019 год

Моей любимой маме,

благодаря которой я знаю,

какой должна быть настоящая мать.

ЛИЛИАН
Июнь, 2018 год

В зале суда душно. Пахнет потом и дорогим одеколоном. Начало лета выдалось жарким и засушливым, потому жители города просто сходят с ума.

Судья Хатчинсон то и дело вытирает платком пот со лба и время от времени постукивает пальцами по столу. Кажется, что он хочет поскорее закончить это дело, но оно только начинается.

Генри Хатчинсон занимает свой пост уже более пятнадцати лет, но ещё не стар и достаточно хорошо выглядит. Несколько лет назад он потерял жену, но перенёс это настолько стойко, что люди стали болтать разное. Будто Генри никогда и не любил жену, или же, что он только и ждал её смерти. Кто-то даже предполагал, что он сам её убил, хотя она и умерла от рака.

В небольших городах с численностью населения меньше трёхсот тысяч человек чего только не говорят друг о друге. Вопрос в том, верите ли вы во все сплетни или предпочитаете воспринимать только проверенные факты.

— Мерритт против Хант, — оглашает секретарь, судья утвердительно кивает.

— Мисс Мерритт, Вы хотите отсудить у мистера Ханта право быть опекуном ребёнка? — спрашивает судья.

— Всё так, Ваша честь, — вступает в разговор Дэвинсон. Он встаёт, произнося эти слова, и я чувствую, будто остаюсь с неприкрытым тылом. Пустое кресло рядом со мной заставляет меня нервничать ещё больше.

Если говорить честно, то сначала кандидатура Эллиота Дэвинсона на роль моего адвоката мне не нравилась. Он был довольно молод, а я хотела самого опытного адвоката, который только был во всём Линкольне. Проблема состояла лишь в том, что я не могла позволить себе такого защитника по вполне тривиальным причинам. Мне это было не по карману.

Однако сейчас, несмотря на свой возраст, Дэвинсон внушает мне уверенность и спокойствие. Может, всё дело в том, что мне просто хочется верить в лучшее.

— Объясните мне, мистер Дэвинсон, почему Ваша клиентка хочет отобрать ребёнка у отца? — спокойно спрашивает судья. Я не слышу в его голосе ни заинтересованности, ни раздражения. Вообще ничего. Должно быть, когда столько лет работаешь судьёй, чувства перестают захлёстывать.

— Дело в том, Ваша честь, — поясняет Дэвинсон, — что мистер Хант не является биологическим отцом девочки. А моя клиентка — ближайший родственник ребёнка. Её старшая сестра.

— Разве мистер Хант не удочерил девочку? — спрашивает судья.

— Удочерил, Ваша честь, — отвечает Дэвинсон.

— Девочка носит его фамилию?

— Да, Ваша честь, — всё так же спокойно отвечает Эллиот. И я завидую его спокойствию.

— Девочка живёт с ним в одном доме? Он обеспечивает ей надлежащий уход? — вновь спрашивает судья Хатчинсон, а я пытаюсь унять дрожь в руках.

Я знала, что услышу все эти вопросы, знала, что придётся доказывать свою правоту очень долго и это будет не так уж и легко. Но сейчас я всё равно не могу думать о хорошем. Надеюсь только на Дэвинсона. Больше мне надеяться не на кого.

— Девочка и правда проживает в доме мистера Ханта, однако можно поспорить насчёт обеспечения надлежащего ухода. Мистер Хант проживает один, много времени проводит на работе, девочка предоставлена сама себе. В лучшем случае, мистер Хант оставляет её у соседки или же сестры.

— Что скажете, мистер Куинн? — судья обращается к адвокату Этана Ханта.

— Ваша честь, — Куинн встаёт и наигранно улыбается Дэвинсону, — мы вынуждены признать, что мистер Дэвинсон не совсем объективен. Мы можем предоставить свидетелей и все необходимые факты, которые подтвердят, что мистер Хант прекрасно справляется с ролью отца. Однако мы поддержали иск мисс Мерритт против миссис Хант о лишении материнских прав и выступили соистцами.

— Мисс Мерритт, — обращается ко мне судья, — вы решили засудить каждого, кто имеет хоть какое-то отношение к Вашей сестре?

— Ваша честь, — начинает Дэвинсон, но судья его останавливает.

— Мне всё понятно, мистер Дэвинсон. Я уже ознакомился с некоторыми документами, дело обещает быть интересным. Назначим слушанье на десятое июля. Также я назначаю опекуна-представителя для ребёнка. Стороны, вам хватит времени подготовиться?

Адвокаты соглашаются.

— Лилиан, — окликает меня Этан Хант, когда я выхожу из зала суда.

— Что тебе нужно, Этан? — спрашиваю я, стараясь не волноваться, хотя это плохо у меня выходит. Моё сердце бешено колотится ещё с самого начала заседания.

— Послушай, — говорит мужчина спокойно, — всё ещё можно отменить.

— Отменить? — удивляюсь я. — Ты согласен добровольно отдать мне Эйвери?

— Нет, но давай поговорим.

Я смотрю на Этана и пытаюсь понять, что чувствую. Этот высокий, темноволосый мужчина мог бы сводить с ума миллионы женщин и пользоваться этим, но он предпочёл посвятить свою жизнь преподаванию математики и воспитанию чужого ребёнка.

Следует быть благодарной Ханту за то, что моя сестра не осталась на улице или, что хуже, со своей матерью, но это не значит, что я оставлю Эйвери ему. Она — моя сестра, и никто не посмеет забрать её у меня.

— Это бессмысленно, — только и отвечаю я.

— Ты готова наплевать на всё, что было? — вижу, как мужчина начинает нервничать.

— Ничего не было, Этан, — говорю я уверенно, и стараюсь убедить себя, что так и есть на самом деле. — Ты отдашь мне сестру, и на этом всё закончится.

— Хочешь войны? — спрашивает меня мужчина, а я лишь усмехаюсь.

— А ты разве не понял? Война началась уже давно.

Разворачиваюсь и уверенным шагом иду к выходу. Этан не бежит за мной следом, и я этому рада. Нам больше не о чем разговаривать. Никто не хочет уступать, а это значит, что ближайший месяц будет слишком напряжённым.

Я прихожу домой и пытаюсь забыть всё, кроме лица и голоса своей сестры, чтобы знать, ради чего полностью меняю свою жизнь.

ЛИЛИАН
Январь, 2018 год

Моё первое воспоминание о маме отличается от тех моментов, которые обычно помнят дети о своих родителях. Никаких свечей на большом торте, первого снега или захватывающей сказки на ночь. Ничего из того, что бы я хотела сохранить в своём сердце навечно.

Итак, моё первое воспоминание таково: мне четыре года, и мама пытается утопить меня в ванне. Порой я просыпаюсь ночью от того, что чувствую вкус пены для купания у себя во рту и не могу восстановить дыхание. Я задыхаюсь от боли и страха так же, как задыхалась от воды двадцать лет назад. Это преследует меня всю жизнь, хотя в моей судьбе бывали моменты и пострашнее. Должно быть, первое предательство помнишь особенно остро.

На работе я допиваю вторую чашку кофе и пытаюсь не заснуть. Жаркий аромат кофе перебивает запах цветов, и я могу лишь наслаждаться этим.

Говорят, что имя предопределяет судьбу человека, и я, как ярый противник всех примет и предрассудков, должна стараться опровергнуть и это заявление, но, на редкость, я с ним согласна.

Моя приёмная мама Джулианна всегда говорила, что я с точностью до мелочей оправдываю своё имя. Она называла меня белой лилией, светлой и нежной, словно цветок. Я с упоением слушала её сказки о горных цветах и наслаждалась тем, как она расчёсывала мои светлые волосы. Самые тёплые воспоминания за мои двадцать четыре года. Мы не выбираем, что сохранить в своих мыслях, но мы можем доставать из памяти одни и те же приятные моменты раз за разом, и они никогда не смогут надоесть. Обещаю.

— Вы ещё работаете? — слышу я за своей спиной и оборачиваюсь. Передо мной стоит молодой человек, он явно спешит, потому я сразу же бросаюсь ему помочь. Люблю быть полезной в таких ситуациях.

— Конечно, — отвечаю я и отставляю чашку с недопитым кофе. — Вы хотите букет? Посмотрите на эти готовые композиции. Ромашки и васильки. Нежно и необычно.

— Я уже знаю, что мне нужно, — отвечает парень вежливо. — Пионы, семь штук.

Я могу лишь согласиться и выполнять заказ. Когда я прикасаюсь к стебелькам цветов, то будто заряжаюсь их энергией, будто окунаюсь с головой в мир волшебных запахов и нежных цветов.

— Ну что, родные, — говорю я букету из ромашек и васильков, когда парень уходит, — сегодня вам не повезло. Но завтра вас обязательно купят.

Я верю, что, если бы цветы умели разговаривать, они бы могли многое нам рассказать. О бескрайних лугах, на которых они растут, о самом голубом небе и вечно жарком солнце, о каплях дождя и радуге, о призрачных потоках ветра, которые колышут стебельки и разносят аромат на десятки миль.

Хоть цветы и не говорят привычным нам способом, у них тоже есть свой язык. Нужно лишь уметь его понимать. У них есть всё для того, чтобы люди смогли увидеть очевидное, но, к сожалению, мы все порой слепы.

Мы привыкли верить словам или, что ещё хуже, собственным надеждам, но никак не реальности. Люди так часто изначально демонстрируют нам своё лицо, но мы, по собственной наивности или глупости, не замечаем этого. Мы живём в придуманной реальности, и в ней, к сожалению, слишком много места для разбитых сердец.

Последний раз я видела свою родную мать, когда мне было девять лет. Тогда всё казалось совсем другим. Я вырывалась из рук социальных работников, плакала, кричала и просила вернуть меня к маме. В тот момент я почему-то не помнила о том, что на самом деле моя мать меня ненавидит и желает смерти. Я хотела только одного — не лишаться единственного родного мне человека, неважно, насколько плохой матерью она была.

И только спустя десяток разговоров с детским психологом я смогла признаться себе, что всегда мечтала вырваться из того ада, в котором жила все девять лет.

Что делала моя мать, когда меня забирали из её дома навсегда? Она стояла на крыльце и курила. В её глазах я не видела слёз или сожаления. Она чуть заметно усмехалась и была абсолютно спокойна.

Я не должна осуждать её. Мать родила меня в семнадцать лет и не была готова к этому. Похоже, я всегда мешала ей. Значит ли это, что я должна её оправдывать? Тоже нет.

Всю жизнь я предпочитаю не думать о ней и не вспоминать то, что пережила в её доме, но порой воспоминания накатывают сами, не спрашивая моего дозволения.

Я закрываю магазин на замок и прячу ключи в сумку. На улице давно ночь. Мороз больно щиплет мои щёки, но мне жарко. Кто-то может сказать, что я слишком мнительная, но я всегда уделяла много внимания своей интуиции.

Когда я прихожу домой, первым делом проверяю автоответчик. Уже несколько дней я жду звонка от Джейсона, но, видимо, мой брат настолько занят, что не может найти пяти минут для разговора со мной. Я не должна его винить. За те годы, что мы росли вместе, он не единожды выслушивал и пропускал через сердце мою боль. Когда-нибудь это должно ему надоесть.

Помню, мне было шестнадцать, и я прогуляла уже пятый урок английского. Я пошла к брату домой, отперла дверь запасным ключом и, обложившись чипсами и мороженым из холодильника, смотрела фильмы на корейском, хоть ничего и не понимала. Мне нравилось создавать собственные истории, это рождало мнимую уверенность, будто я могу управлять судьбами.

Джейсон пришёл домой раньше обычного, к тому же, не один. Увидев меня, он остановился посреди комнаты и выпустил руку пришедшей с ним девушки. У неё были длинные волосы цвета шоколада, и я успела даже позавидовать. Тогда мои волосы едва отросли по плечи.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — признался брат, я лишь пожала плечами.

— Могу уйти, если мешаю, — ответила я, кивнув в сторону девушки.

Брат на пару секунд замешкался, но потом слабо улыбнулся и поджал губы.

— Хлоя, — обратился он к своей спутнице, — может, созвонимся позже?

Она согласилась, но в её глазах я увидела обиду и ревность. Ту самую ревность, которая не проходила никогда на протяжении всех четырёх лет, что они с братом встречались. Джейсон всегда любил Хлою, но также он неизменно, раз за разом, бросал всё на свете, даже её, ради меня.

На автоответчике оказывается одно сообщение, и я всей душой верю, что оно от Джейсона. Я раздеваюсь и нажимаю кнопку, чтобы прослушать, но то, что меня там ждёт, повергает меня в шок.

— Лилиан, здравствуй, — слышу я такой чужой, но всё же такой знакомый надменный голос. — Это мама, помнишь меня? Шерил. Я на пару дней приехала в Линкольн. Встретимся? Перезвони мне.

Я совру, если скажу, что никогда не представляла нашу с ней встречу, что не ждала этого звонка. Совру, если скажу, что никогда не желала посмотреть в глаза женщине, которая была моей родной матерью.

Но сейчас этот звонок обескураживает меня. Я сажусь прямо на пол и чувствую, как начинает болеть голова. Пытаюсь найти в себе силы стереть это сообщение с автоответчика и никогда не вспоминать о нём, но дело в том, что за всю мою жизнь у меня накопилось множество вопросов, ответы на которые знает лишь моя мать Шерил. И если я не узнаю всё сейчас, не узнаю этого никогда.

Заставляю себя встать с пола и пойти на кухню. Достаю из холодильника бутылку вина, но так её и не открываю. Всё будто потеряло смысл или, наоборот, обрело его. Я понимаю, что схожу с ума.

Когда мне было шесть лет, я любила воображать себя принцессой, заточённой в башне, охраняемой злым драконом. Я строила замки из подушек и мечтала спрятаться навсегда, чтобы никто никогда не нашёл меня.

В тот день к маме пришёл её друг. Она часто водила домой мужчин, и я уже сбилась со счёта, сколько их было всего. Они с мамой были в гостиной, играла музыка и слышался мамин смех. Я стащила из комода шёлковое постельное белье и обмоталась в простыню, представляя, что на мне самое красивое платье, какое только может быть у принцессы.

— Мама, — крикнула я тогда, спускаясь в гостиную. — Смотри, какое у меня платье.

Мама, до этого обнимающаяся со своим новым парнем, метнула на меня гневный взгляд. Этого было достаточно, чтобы я поняла, что нужно уходить, иначе мне не поздоровится. На самом деле, мой скорый уход никак мне не помог.

Мать разбудила меня поздно ночью. От неё пахло чужими духами и алкоголем.

— Разве я не говорила, чтобы ты не путалась у меня под ногами? Разве я не предупреждала тебя? — спросила она у меня, а я не могла понять, в чём настолько провинилась.

Мне было шесть, и только за то, что я спустилась вниз во время её встречи с мужчиной, мать прижгла мне руку раскалённым утюгом. Шрам на ладони остался со мной навсегда, как и та боль, что распиливала моё детское сердце на части.

Я долго смотрю на свою руку, потираю шрам и думаю. Я мечтаю прожить совсем другую жизнь. Жизнь без потерь, страданий и мук выбора — продолжать отрицать существование родной матери или, наконец-то, принять её.

Я беру в руки трубку и дрожащими пальцами набираю номер.

— Шерил, — произношу я, — ты хотела встречи?

Когда мы договариваемся о времени и месте, я спешу бросить трубку, и ещё долго думаю о том, что так и не смогла назвать её мамой.

ЭТАН
Январь, 2018 год

Около трёх часов ночи я просыпаюсь от громкого детского крика. Быстро встаю с кровати и бегу в детскую. Моё сердце бешено колотится. Такие крики повторялись почти каждую ночь, и в какой-то степени я привык к ним, но всё равно пугался. Возможно, я себе вру, ведь к детской боли привыкнуть невозможно.

— Солнышко, что случилось? — спрашиваю я, включив в комнате свет. Он режет мне глаза, но этого я в данный момент боюсь меньше всего.

— Маа-маа, — тянет с плачем Эйвери. — Мама…

Я сажусь на край кровати и обнимаю её. Она кажется мне такой хрупкой и уязвимой, что я временами боюсь задушить её во время объятий. Эйвери шесть лет, но внешне она выглядит значительно младше, возможно, из-за маленького роста.

— Всё хорошо. Не плачь, милая, — шепчу я и целую её в макушку. — Это всего лишь плохой сон.

А внутри у меня всё сжимается от тревоги и боли. Я ничем не могу помочь ей, и это кажется пыткой.

— Почему она бросила меня? Почему я ей не нужна? — Эйвери снова начинает плакать. Я уже больше сотни раз слышал эти вопросы. Но ответов на них нет, я их не знаю.

— Постарайся заснуть. Хочешь, я тебе почитаю?

Я беру с прикроватной тумбочки книгу со сказками, но Эйвери отрицательно качает головой. Кажется, за последние месяцы она повзрослела на много лет. Всё изменилось, все мы изменились. Временами я чувствую отчаяние, кажется, что у меня ничего не получается.

— Можно, я буду спать с тобой?

Я несу её в свою спальню, кладу на кровать и ложусь рядом. Мы оба засыпаем быстро, хоть моё сердце всё ещё бешено бьётся. Страх за ребёнка — самый сильный страх. И он тебя подчиняет себе целиком. Ради счастья и благополучия ребёнка ты можешь сделать всё что угодно, пойти на любой поступок. Это и есть абсолютная любовь — всё ради счастья другого, не требуя ничего взамен.

Утром я стараюсь не вспоминать о том, что случилось ночью. Знаю, Эйвери сложно даётся жизнь без матери, но с другой стороны, разве ей было бы лучше с ней?

— Одевайся скорее, иначе мы опоздаем. Завтрак уже готов, — кричу я с кухни.

Я ставлю на стол тарелку с кашей для Эйвери, чашку чая и печенье, а после запаковываю ей сэндвичи. Эта схема отработана уже до автоматизма, хотя раньше у меня полчаса уходило лишь на одну кашу. Но со временем ты привыкаешь к своим обязанностям. Большинство мужчин не знает таких проблем, ведь этим у них занимаются жёны. Я же в свои тридцать пять лет умею делать практически всё по дому. Когда в твоей жизни появляется кто-то, кому нужна твоя поддержка и забота, ты забываешь о своих интересах.

Эйвери заходит в кухню и садится за стол. На ней обычное детское платье, но оно так идёт ей. В свои шесть лет Эйвери — точная копия своей матери: светлые волосы, вздёрнутый носик и большие глаза. Я уверен, что когда она вырастет, то будет сводить с ума мужчин своей красотой. Хотя мне меньше всего хотелось бы отдавать её кому-то. Она словно привязана к моему сердцу, приклеена, пришита. Я не могу ни на секунду представить, что её не будет рядом.

И мне всегда было интересно, все ли родители испытывают то же самое или у меня выработался обострённый эффект защиты Эйвери от всего плохого.

Что она не унаследовала от матери, так это характер. Девочка всегда спокойная и в меру счастливая, в отличии от надменной капризной матери. Первое время я видел в Эйвери Шерил, но потом стал замечать, насколько они разные.

— Сегодня у бабушки день рождения. Давай позвоним ей вместе, — предлагаю я.

— Она меня не любит. Звони сам, — отказывается Эйвери, и я понимаю, что спорить бесполезно. В какой-то степени она права.

Я выхожу в гостиную и набираю мамин номер. Мы почти не общаемся. Наш конфликт тянется уже не один год, но я считаю своим долгом позвонить ей в такой день.

— Здравствуй, мама. С днём рождения, — говорю я, услышав «Алло».

— Здравствуй, Этан! Спасибо, — отвечает мне мама. Её голос звучит тепло и спокойно, будто между нами никогда не было никаких проблем. — Ты не заедешь ко мне? Я пригласила гостей на четыре часа.

— Не знаю, мама. У меня работа, и Эйвери нужно будет забрать из школы.

Я произношу эти слова на свой страх и риск, заранее зная, какую реакцию они вызовут. Мама всегда была упряма, но и я такой же, поэтому нам всегда сложно находить общий язык.

Мама молчит. Эта тишина в телефонной трубке в очередной раз напоминает мне об истинном отношении мамы к моей дочери. И осознание этого факта хоть и не ново для меня, но причиняет дискомфорт. В животе неприятно колет, и я стараюсь занять свои мысли чем-то другим. Но мама опережает меня.

— Ты бы мог хотя бы в этот день не напоминать мне о ней?! И о том, что мой сын выжил из ума? — последние слова мама буквально выкрикивает. Я слышу злость. Вижу сквозь много километров, как мама сжимает свободной рукой край скатерти на столе, бросает взгляд на нашу совместную фотографию и закрывает глаза, стараясь не поддаваться злости полностью. Я выучил все её привычки за много лет, что находился рядом.

Хотя последние годы я с трудом узнаю свою мать в этой холодной, полной злости женщине. Были времена, когда она была доброй феей для меня, после — подругой и мудрой советчицей. Она всегда звонила мне в сложные моменты, словно чувствовала мою боль на себе. И голос в трубке всегда звучал ласково.

— Ты не проведёшь меня, Этан! И не упрямься. Я всегда помогу тебе и поддержу. Такова моя роль, — сказала она мне как-то. И я почувствовал, как тепло её слов разлилось в моей груди и растопило все печали, пусть и на пару минут.

А сейчас мне кажется, что маму подменили. Я давно не слышал её шуток, смеха и глупых историй про детей её подруг, которые казались мне утомительными и ненужными. Сейчас я скучаю даже по ним, ведь наше общение теперь сводится только к ссорам и обидам. Я слышу, как она демонстративно всхлипывает, временами жалуется на давление и головные боли, и во мне растёт чувство вины. Она добивается именно этого, я понимаю. Но, кажется, у неё всё-таки получается.

— Не говори так, пожалуйста, — протестую я, стараясь не нервничать. — Эйвери тоже передавала тебе поздравления, — лгу я.

— Мне не нужны её поздравления, — кричит мама, и её голос дрожит. Больше всего я боюсь, что она снова начнёт плакать, и я не выдержу. Мы никогда не доводим разговоры до конца, потому что я не выношу её слёз.

— Она твоя внучка, мама, — я стараюсь сделать так, чтобы мой голос звучал убедительнее, хотя отлично понимаю, что никакие аргументы тут не помогут.

— Она не моя внучка! У меня горит пирог, созвонимся позже, — мама бросает трубку. На этот раз первой не выдержала она.

Я бросаю телефон на стол и возвращаюсь в кухню. Эйвери уже домывает тарелку, пусть и не так умело, как взрослые. Эта девочка растёт на удивление хозяйственной и дисциплинированной, хотя говорят, что такие дети всегда более педантичны.

Впервые мы услышали об эпилепсии, когда Эйвери было четыре. И тогда всё изменилось. С тех пор я научился многим вещам: быть осторожным и внимательным по отношению к дочери, всегда обращать внимание на её самочувствие и настроение, иметь под рукой все необходимые медикаменты, переживать за неё каждую минуту и самое главное — ценить каждый день, проведённый рядом с этой девочкой. Эйвери никогда не была смертельно больна, однако я понимаю возможные последствия своих ошибок в уходе за ней.

— Но ведь я не передавала никаких поздравлений, — говорит Эйвери, вытирая руки. Она смотрит на меня и качает головой, словно осуждает. — Это ты должен учить меня не лгать, а не я тебя.

Я улыбаюсь. Порой я забываю о том, что моя дочь так быстро растёт. Мне хотелось бы всегда видеть её маленькой девочкой, играющей со старым медведем матери и не знающей ещё боли утраты.

— Я не солгал. Верю, что ты хотела её поздравить.

— Тётя Мэдлин заберёт меня или она сегодня будет у бабушки? — спрашивает Эйвери.

Я мою руки, беру необходимые вещи и выхожу из кухни.

— Ещё не знаю, я позвоню ей. Не переживай, ты не останешься одна. Сегодня вечер спагетти, ты не должна пропустить это, — кричу я на ходу.

Девочка смеётся, и я в очередной раз осознаю, как мне приятно слышать её искренний смех, приятно делать её счастливой. Казалось бы, что сложного порадовать ребёнка? Но на самом деле у детей совершенно другие ценности, и взрослые редко понимают их. Я не исключение. А потому для меня были важны моменты, когда я мог угадать её потребности.

— Приготовишь соус с грибами? — предлагает Эйвери, когда мы уже выходим из дома.

В кармане вибрирует смартфон. Достаю его и машинально открываю новое сообщение, даже не обратив внимания на отправителя.

«Привет. Я в городе. Может, встретимся?»

И потом уже смотрю на имя контакта. «Шерил».

Я замираю, сердце и вовсе будто останавливается. Становится понятно, что скоро всё опять полетит в пропасть.

— Что случилось? — встревоженно спрашивает Эйвери, как всегда проявляя недетскую чуткость.

Беру себя в руки и натягиваю улыбку. Она не должна страдать из-за моих проблем. Не теперь, когда я смог сделать из наших дней хотя бы что-то, отдалённо напоминающее счастливую жизнь.

— Сыр добавлять? — только и спрашиваю я.

После того, как отвожу Эйвери в школу, я направляюсь в ресторан моей сестры Мэдлин. На самом деле, сложно назвать это заведение рестораном, но моя сестра всегда настаивала именно на этом слове.

Ей понадобился не один год, чтобы заработать на это небольшое кафе. Мэдлин предпочла забросить учёбу и посвятить себя работе. И только сейчас она решила вспомнить о том, что не имеет высшего образования. Самое время, когда тебе тридцать лет.

В перерывах между заботой о дочери и преподаванием в университете, я помогал своей сестре в ресторане, исполняя роль то повара, то бармена. Мэдлин катастрофически не хватало людей, а ещё денег, чтобы платить зарплаты.

— Сегодня совсем нет гостей, — говорит Мэдлин, сев за барную стойку. — Сделаешь мне кофе?

— Ты пьёшь слишком много кофе. Когда-нибудь это тебя добьёт, — отвечаю я ей и принимаюсь выполнять её просьбу. — Как дела в университете?

Мэдлин качает головой и улыбается.

— Не очень удачная тема для беседы таким прекрасным днём, — всё с той же улыбкой отвечает она. — Лучше расскажи, как дома дела. Ты поздравил маму с днём рождения?

— Не очень удачная тема для беседы таким прекрасным днём, — пародирую я её, и она смеётся.

— Ох, Этан, почему жизнь с нами так несправедлива? — вздыхает Мэдлин.

— Какие твои годы? — улыбаюсь я и ставлю перед ней чашку кофе. — И да, если после того, как допьёшь кофе, тебе будет нечем заняться, то имей в виду, что я не против перекусить.

— Не проблема, — отвечает она и делает глоток кофе. — Сара, сходи на кухню, попроси у Томсона что-нибудь перекусить для Этана, — кричит она девушке, которая стоит неподалёку.

Сара кивает и отправляется на кухню. Она нравится мне. Эта девушка работает здесь всего пару недель, мы даже не общаемся, но Сара производит впечатление человека, у которого есть цель и чёткий план, а мне нравятся такие люди, хоть я сам к ним и не отношусь.

— Я ведь просил тебя. Она новенькая, не стоит дёргать её по каждому поводу, иначе она скоро сбежит, и ты снова останешься одна, — протестую я, хотя в голосе нет злости. Я не могу обижаться на Мэдлин. Она хорошая девушка, зачастую улыбающаяся и готовая выслушать меня.

Хотя и это неважно. Она просто моя сестра, а любовь к сестре — врождённое умение. С этим ничего не поделать.

— Быстрее научится. А то уже пять тарелок разбила, — лениво протягивает Мэдлин, делая очередной глоток.

— Кто бы говорил! Я помню, ты уронила штук десять только в первый день работы официанткой, так что твой рекорд пока не побит. — Я принимаюсь натирать бокалы для вина.

Кто сказал, что работа бармена не может нравиться? Я любил всё за этой барной стойкой: от бумажных полотенец до последнего бокала. Любил эту кристальную чистоту, блеск, чёткое отражение собственных глаз в каждом бокале. А ещё тот едва уловимый звук, когда вино только-только касается поверхности стекла. Это завораживает, как настоящее чудо.

Поднимаю бокал повыше, чтобы оценить качество своей работы, и сквозь стекло вижу девушку в таком знакомом мне красном платье, выглядывающем из-под шубы. Я сглатываю. Паника нарастает внутри меня, и я не могу ничего с собой поделать.

— Наконец-то пришёл кто-то, — произносит Мэдлин и отодвигает чашку с кофе в сторону. Она встаёт, берёт со стойки свой блокнот и идёт к только что занятому столику.

Я просто стою и смотрю, как они разговаривают, Мэдлин что-то записывает, улыбается, а после идёт прямиком ко мне. Мне не нужно смотреть на её выражение лица или слышать то, что она собирается сказать. Я знаю всё сам.

— Какого чёрта она здесь, Этан? — шепчет она мне, подойдя ближе. Её лицо пылает от гнева. — Она думает, что можно просто так заявиться сюда после года отсутствия и заказать салат?! Нет, серьёзно, ты бы отвёл её на психологическую экспертизу! У неё явно не все дома!

— Мэд, успокойся, — шепчу я в ответ и сам ужасаюсь тому, насколько испуганно звучит мой голос.

Казалось бы, что это глупо — бояться какой-то женщины, сидящей за столиком в паре метров, но её присутствие сковывает меня, замораживает. Я чувствую, как начинают трястись руки.

— Я на работе. Я не стану говорить с ней, — говорю я и принимаюсь протирать стойку полотенцем так сильно, словно она действительно запачкана.

— О, я сомневаюсь, что всё будет по-твоему, — фыркает сестра. — Она заказала вино и попросила, чтобы бармен открыл при ней бутылку. Так что иди и попробуй не заговорить с ней, если получится.

— Ты так злишься, будто бы это моя вина, что она здесь, — отвечаю я, доставая бутылку.

— А чья вина в том, что ты не развёлся с этой сумасшедшей до сих пор? Да я бы вообще в судебном порядке запретила приближаться ко всем членам твоей семьи.

— Успокойся, — говорю я Мэдлин. Хотя на самом деле успокаиваю себя. Мне нужно унять дрожь в руках и стереть с лица этот ужас. Я мысленно досчитываю до двадцати и выхожу из-за барной стойки.

Чем ближе я подхожу к столику, тем яснее вижу её. Она не изменилась — всё такая же красивая, вечно завивающая волосы и красящая ногти красным. Только теперь она улыбается уже не ласково и нежно, а наигранно, самодовольно, словно получает удовольствие от моего удивления и настороженности. Она может вытворить что угодно, и это пугает меня.

Я останавливаюсь у её столика, улыбаюсь, откупориваю бутылку вина и ставлю её на стол. Надеюсь уйти молча, хотя в глубине души знаю, что она мне не позволит.

— Здравствуй, Этан, — она проводит кончиками пальцев по своей шее, словно соблазняя меня, но все эти приёмы давно не работают на мне. — Ты разве не получил моё сообщение?

— Здравствуй, Шерил, — отвечаю я, собрав всю волю в кулак. — Получил, но не было времени ответить.

— Ты всегда так занят, всегда торопишься куда-то, расслабься, станет легче жить, — она широко улыбается, и я непроизвольно хмыкаю.

— Что ты хочешь? — спрашиваю я у неё довольно строгим тоном. — Зачем вдруг вернулась? Закончились деньги или мужчины?

— Ну зачем ты так, милый? — она указывает на пустой бокал, я наливаю в него вино. — Я приехала потому, что жутко соскучилась по тебе и дочке.

— Дочке? — позволяю себе слегка повысить голос. — А у тебя разве есть дочь? Тебя не было год, Шерил. Ты уверена, что она ждёт тебя до сих пор?

— Но ты ведь ждал, — усмехается она и делает глоток вина. Должно быть, вкус приходится ей по душе, потому что она одобрительно кивает. — Как приятно, что ты помнишь, какое именно я люблю.

Я ничего не отвечаю, сделав вид, что не услышал её слов. Мне тяжело стоять рядом с ней и не знать, что творится у неё в голове. У меня больше нет к ней нежных чувств. Я не схожу с ума по её волосам и голосу, но мои руки слегка трясутся при виде неё. Я боюсь за Эйвери. Разве можно доверять женщине, которая бросала свою дочь десятки раз, уходя к разным мужчинам?

— Присядь, — говорит она. — Нам нужно о многом поговорить.

— Шерил, — отвечаю я, вдруг набравшись уверенности, — мы не будем разговаривать. Я не хочу видеть тебя в своей жизни и не подпущу тебя к дочери ни на милю.

— Это не твоя дочь, и ты это прекрасно знаешь, Этан, — Шерил достаёт из сумки какие-то бумаги и протягивает их мне. — Подпиши, я снова уеду и больше тебя не потревожу.

— Что это? — спрашиваю я, зная, что ничего хорошего мне это не сулит.

— Разрешение на выезд девочки, — только и произносит она.

— Ты даже не зовёшь дочь по имени. С чего ты взяла, что я это подпишу?

Шерил снова слабо улыбается. В её глазах я вижу небывалую уверенность и насмешку. Она что-то знает, и это что-то явно не в мою пользу.

— Хочешь ты этого или нет, я увезу её в Северную Каролину, и ты больше никогда её не увидишь.

ЛИЛИАН
Январь, 2018 год

Моя мать всегда тяготела ко всему необычному. И сегодня я в этом снова убедилась. Довольно странно назначать встречу с дочерью, которую не видела пятнадцать лет, в сомнительном заведении, позиционирующем себя как ресторан. Хотя нет ничего логичного и в том, чтобы вообще хотеть встретиться с ребёнком, которого всю жизнь ненавидела.

Здание ресторана выглядит старым, привлекательности ему добавляет только яркая вывеска: именно то, что привлечёт ваше внимание в серые зимние дни. Про себя отмечаю, что это как раз мне и нужно сейчас. Кусочек яркого света посреди обыденности.

Захожу внутрь и останавливаюсь на пороге, гадая, как сейчас выглядит моя мать, и смогу ли я вообще её узнать. Но все страхи развеиваются довольно быстро. Во всём зале ресторана занят только один столик, и я точно знаю, кем именно. Мне стоит больших усилий подойти ближе и унять дрожь во всём теле.

К моему удивлению, мать совсем не изменилась, осталась такой, какой я видела её в последний раз. Светлые локоны, красный лак на ногтях и красная помада, взгляд, полный надменности и высокомерия. Я видела её такой каждый день на протяжении девяти лет, что мы жили под одной крышей. Такой я её запомнила — холодной и жестокой. Раньше это меня пугало, а сейчас вызывает лишь смех. Она может запугать ребёнка, но со взрослым человеком ей не справиться одним только убивающим взглядом.

Рядом со столиком стоит бармен, я не успеваю уловить суть разговора, ведь, завидев меня, они сразу замолкают. Мужчина выглядит раздражённым и немного сбитым с толка. Кажется, они с моей матерью знакомы.

— Ты хотела меня видеть, Шерил, — как можно спокойнее произношу я и сажусь рядом. — Что-то произошло?

— Этан, — мать обращается к бармену и наигранно улыбается, — познакомься, это — Лили.

— Лилиан, — поправляю я и чувствую, как внутри всё сжимается. Как она может называть меня так? Разве своё право быть ко мне ласковой она не продала за свободу?

— Лилиан, — с той же улыбкой произносит Шерил, словно её это не задело, хотя, может, ей действительно всё равно. Почему я полагаю, что она поменялась за эти годы? Но, с другой стороны, она ведь не зря меня отыскала. Что это? Раскаяние? Или выгода?

— Подрабатываешь наставничеством, Шерил? — спрашивает бармен. Он выглядит младше моей матери, но не уступает ей в привлекательности. — Обучаешь молодое поколение, как стать стервой за неделю?

Я едва сдерживаю нервный смешок. Видимо, за столько лет моя мать ни капли не поменялась. Довольно странно, словно прошло не пятнадцать лет, а пару месяцев.

— О, Этан, ты снова ко мне несправедлив, — отвечает женщина. — Это моя дочь.

Мужчина молчит какое-то время, видимо, пытается осознать услышанное. Его глаза сужены, словно он пытается таким образом разглядеть, правду ли говорит эта женщина. Я не должна удивляться. Похоже, общение с моей матерью многому его научило.

— Мне очень жаль, что ты сломала жизнь ещё одной девочке, — произносит Этан и поспешно уходит за барную стойку. Я долго смотрю ему вслед, пытаясь понять сказанные им слова.

— Итак, — размеренно произносит Шерил, обращаясь ко мне, — ты стала красавицей, Лилиан.

— Вряд ли это твоя заслуга, — отвечаю я и чувствую, что злюсь. Хотя это не странно. — Как ты вообще нашла меня? У меня теперь другая фамилия.

— Тайна удочерения — условное понятие для тех, кто разбирается в законах, — отвечает мать и делает глоток вина. В каждом её движении грация и изысканность, и только я знаю, что на самом деле за этим стоит. Абсолютная пустота.

— И зачем понадобилось прилагать столько усилий? Только не говори, что решила побыть моей матерью для разнообразия, — произношу я как можно отстранённее.

Я совру, если скажу, что никогда не представляла эту встречу. Это казалось мне неизбежным, хотя за всю жизнь мы могли так и не увидеться больше. Но в моей голове было тысячу сценариев и миллионы слов, которые я хотела бы сказать матери. Только в данный момент все эти слова не имели смысла, ничего не имело смысла. Вся эта ситуация казалась глупой и нереалистичной, словно я смотрю на всё происходящее с экрана телевизора, словно это дешёвый сериал с прескверным сюжетом.

— Хотела узнать, как сложилась твоя жизнь, всё ли у тебя хорошо, — отвечает Шерил, и я почти ей верю, либо просто хочу в это верить. — Я слышала, ты обзавелась своим бизнесом, стала успешным человеком.

Я усмехаюсь и борюсь с желанием уйти. Как и предполагалось, эта встреча не принесла мне никакого удовольствия или же спокойствия. Только чувство, будто сухое сердце расплывается в трещинах, и этим дырам никогда не зарасти.

— Ты ошиблась, Шерил, — только и отвечаю я. — У меня всего лишь маленький магазин цветов, приносящий стабильный мелкий доход. Тебе так нужны были деньги, что ты решилась на встречу со мной?

— Просто хотела убедиться, что ты всё ещё помнишь обо мне, — уже более отстранённо отвечает мать и допивает вино. Она ставит бокал на столик и звук соприкосновения стекла с деревом кажется мне самым оглушающим звуком в мире.

Я протягиваю матери руку, на которой ещё чётко виден шрам, оставленный утюгом много лет назад.

— Что ж, — подытоживаю я, — твоя любовь никогда не давала мне забыть о тебе.

Мать едва заметно усмехается, как в тот день, когда меня забирали из дома социальные работники, достаёт из сумочки деньги, бросает их на столик и просто уходит.

— Была рада встрече, дорогая, — бросает она на ходу, и меньше чем через минуту хлопает входной дверью. Я остаюсь наедине со своей болью, снова.

В детстве, живя с матерью под одной крышей, я часто оставалась одна. Порой она не появлялась все выходные, а про праздники и говорить не стоит. Можно пересчитать по пальцам праздничные дни, когда она находилась дома.

Такой она была всегда — жажда свободы, независимости, развлечений. И никакого желания нянчиться с ребёнком, которого, по всей видимости, никогда не желала.

Я вспоминаю себя в семнадцать лет и понимаю, что я тоже не была бы готова к подобному. Хоть я и пошла в колледж только по наставлению брата, променять эти годы на бесконечные минуты воспитания я бы не смогла. Хотя едва ли я могу загадывать.

— Что-нибудь будете заказывать? — окликает меня бармен, и я пытаюсь выбросить из головы все воспоминания и размышления.

Долго смотрю на мужчину и пытаюсь понять, что может связывать мою мать с этим человеком. Она редко выбирала хороших мужчин. Нет, не то чтобы все они были неудачниками или что-то в этом роде. Наоборот, обычно все они были в той или иной мере успешными, при деньгах или связях, но, между тем, властными, напористыми, жестокими.

Однажды мать пришла домой с синяком на лице. Я никогда не задавала вопросов об этом, ведь знала, что не получу ответа, а только разозлю. Но где-то в глубине души я была рада, что кто-то смог дать ей отпор, что кто-то применил против неё её же оружие, сделал ей так же больно, как она делала мне день за днём. Вот так Шерил и сделала из меня отрицательного персонажа этой жизни.

— Я могу с Вами поговорить? — мой голос, кажется, звучит жалобно, жаль, что так.

Мужчина на секунду задумывается, а после кивает в знак согласия и садится за столик.

— Этан Хант, — произносит он спокойно, хотя ещё пять минут назад при разговоре с моей матерью он был явно раздражён.

— Лилиан Мерритт, — отвечаю я и не знаю, что ещё добавить. Вся эта ситуация кажется мне до ужаса странной.

— Я думал, ты носишь фамилию матери — Бэйли, — замечает Этан, а я непроизвольно вздрагиваю. За столько лет я отвыкла слышать эту фамилию и боялась её, словно она была проклята. — Ты замужем?

— Нет. К счастью, в моей жизни была другая, настоящая, мать, — поясняю я и мужчина утвердительно кивает. — Вы сказали странную фразу, словно Шерил сломала жизнь ещё одной девочке. Кто эта девочка? У моей матери есть вторая дочь?

Около минуты Этан молчит, переминая пальцы. Эта тема тревожит его, а значит, ему есть что сказать.

— Эйвери, — наконец отвечает мужчина. — Ей недавно исполнилось шесть.

На мгновение моё сердце замирает, а после начинает учащённо биться. Мне страшно, что я могу потерять рассудок из-за такого наплыва болезненной информации. Разве думала я, что, придя сегодня в ресторан, узнаю то, к чему не была готова? Все переживания насчёт Шерил сразу куда-то улетучиваются, остаётся только одно слово, которое отбивается у меня в голове в такт пульсу. Эйвери. Эйвери.

— Моя сестра, — шепчу я, проводя рукой по лицу. Нужно время, чтобы всё осознать. — Вы её отец?

— Что ж, — растерянно отвечает Этан, — она живёт со мной и носит мою фамилию, так что, да, я её отец.

Меня радует тот факт, что моя сестра не находится в заложниках у матери. Жизнь с Шерил никогда не сделает счастливым ни одного человека на этой планете. И как этот мужчина вообще связался с ней?

— Я могу её увидеть?

— Довольно сложный вопрос, — серьёзным тоном отвечает мужчина. Я вижу, что он напрягся. — Это нужно хорошо обдумать.

— Разве я не имею права увидеть свою сестру?

— Дело в другом, Лилиан, — произносит Этан так, словно зачитывает приговор. — Не уверен, имею ли я право позволить появиться в жизни Эйвери человеку, который сможет её предать. Прости, мне нужно работать. И если ты не хочешь чего-нибудь поесть, я, с твоего позволения, вернусь за стойку.

Этан уходит, а я остаюсь сидеть за столиком, наполненная до краёв осознанием собственного поражения по всем фронтам. Мне нужно время, чтобы уложить всё это в голове и понять, что делать дальше.

Я спешно выхожу из ресторана и на ходу набираю номер Джейсона, молясь, чтобы брат, наконец-то, взял трубку. Но, к сожалению, чудес не бывает.

До офиса Джейсона не меньше десяти кварталов, и я всё равно иду туда пешком. Знаю, что мне нельзя отвлекать брата от работы, но справиться с такой ношей одна я не в силах. Мне срочно нужен совет и поддержка, а так уж случилось, что кроме сводного брата у меня никого нет во всём мире.

В приёмной у Джейсона только секретарь, которого я вижу впервые. Брат вступил в руководящую должность совсем недавно, и я до сих пор не привыкла, что теперь для встречи с ним мне нужна предварительная запись.

— Мистер Мерритт освободится через пару минут, — говорит мне девушка-секретарь. — Вам назначено? Как Вас представить?

— Мне не назначено, — отвечаю я. — Меня зовут Лилиан, Лилиан Мерритт. Передайте Вашему боссу, что это очень срочно.

Девушка меняется в лице, но при этом пытается сохранить улыбку. Наверное, этому учат в колледже в разделе «Как сохранить дружелюбие, даже если вы в шоке». Ну или что-то в этом роде.

— Мистер Мерритт — Ваш муж? Я считала, что он холост.

— Да, милая, так и есть, — отвечаю я с улыбкой, оставляя девушку в недоумении.

Обо мне здесь ничего не слышали. Должно быть, не стоит удивляться, если сам Джейсон забыл о факте существования сестры.

— Мистер Мерритт, — произносит секретарь в телефонную трубку, озадачивая брата, — к Вам миссис Мерритт. Передать, что Вы заняты? Да, конечно.

Девушка кладёт трубку и снова улыбается, не произнося ни слова. Через пару секунд дверь в кабинет открывается, и на пороге я вижу Джейсона. Костюм и галстук, безусловно, ему к лицу. Он кажется ещё выше и серьёзнее. Не помню, когда в последний раз видела брата в повседневной одежде. С тех пор, как он окончил школу, он словно врос в этот костюм. Образно, конечно, ведь теперь костюмы в разы дороже того, который был у него в восемнадцать. Он купил его для выпускного, но впервые надел на похороны. Такая уж у нас жизнь.

Брат на секунду прищуривается, а когда фокусируется на мне взглядом, улыбается. Уверенность в его глазах сразу сменяется на нежность.

— Лилиан, рад тебя видеть, — говорит брат и обнимает меня. Я чувствую, что именно этого мне не хватало, — человеческого тепла. — Почему не предупредила, что заедешь?

— Довольно остроумно, Джейсон, — отвечаю я серьёзно, а после добавляю шёпотом, — ты не отвечаешь на мои звонки.

— Очень много работы, прости, — оправдывается брат. — Давай поговорим у меня в кабинете.

Пару минут я осматриваюсь вокруг. Кабинет кажется мне идеальным, таким, словно его создали специально для моего брата. Большие окна, много света, карта мира на стене и большой деревянный стол. В детстве Джейсон мечтал стать путешественником и вырезал из дерева кораблики. Он говорил, что, натренировавшись, сможет построить самый огромный в мире корабль и увезти меня на другой конец планеты, туда, где всегда лето, туда, где есть бескрайние луга, окутанные ароматом лилий. Брат всегда был самым весёлым и самым смелым мальчишкой, которого я знала. Боялся он только темноты и смерти. Как оказалось, не зря.

— Тебе очень идёт роль начальника, — улыбаюсь я.

Путь от простого финансового менеджера до начальника всего финансового отдела весьма немаленькой фирмы был невероятно сложным. Джейсон работал сутками, почти не спал и никогда не позволял себе расслабиться даже на минуту. Таким я его всегда знала –стремящимся сделать мир для родных чуточку лучше. Я не виню его в том, что он стал карьеристом, ведь знаю, что всё это он делал для меня. И я до сих пор не знаю, как ему за это отплатить.

— Я очень по тебе соскучился, Лили, — улыбается брат. — Прости ещё раз за неотвеченные звонки. У тебя всё в порядке?

— Я виделась с матерью, — поясняю я, — с Шерил.

Брат меняется в лице. Я знаю, что он всегда переживает за меня, а тема матери всегда была болезненной, и ему это известно.

— Всё прошло не очень? — интересуется парень.

— Не знаю, что озадачило меня больше: то, что мать связалась со мной лишь из-за денег, или то, что у меня есть сестра, — признаюсь я брату.

— Сестра? Лилиан! Твоя сестра? То есть все твои рассказы были правдивы? — Джейсон встревожен. Я понимаю, о чём он говорит, но сейчас он ошибся.

— Не совсем так. Шесть лет назад моя мать родила дочь. У меня есть сестра, в существовании которой я уверена на сто процентов, и которую я не могу даже увидеть.

— Мы с этим разберёмся, — обещает мне брат в своей любимой манере — уверенность и надежда на лучшее. — Мы во всём разберёмся.

Мне остаётся только молча согласиться и верить в то, что это не просто слова. Я смотрю на карту мира на стене и мечтаю оказаться где-нибудь посреди Тихого океана, чтобы миллионы лет тонуть в воде, которая, наконец-то, вымоет из меня всю боль.

ЭТАН
Январь, 2018 год

В школьном коридоре пусто и непривычно тихо. В сентябре Эйвери пошла в первый класс, но я так и не привык к атмосфере начальной школы. Обычно здесь шумно и суетливо, но не сегодня. Я бросаю взгляд на часы и вздыхаю. Ничего удивительного, уже почти шесть.

Эйвери сидит за столиком и рисует. Мисс Саммерс, учительница дочери, заполняет какие-то бумаги, а когда замечает меня, сдержанно улыбается. Я знаю, что едва ли ей хочется сидеть здесь так поздно в ожидании отца, забывшего забрать дочь вовремя.

— Эйвери, — окликает она мою дочь, — вот и папа. Я же говорила тебе, что он скоро придёт.

Девочка поднимает на меня глаза, и я вижу в них обиду. Эйвери откладывает в сторону карандаш, встаёт, молча берёт рюкзак и, попрощавшись с учителем, выходит из кабинета. Я тоже собираюсь выйти, но мисс Саммерс меня окликает.

— Мистер Хант, не найдёте минутку?

— Что-то произошло? — спрашиваю я.

— Ваша жена звонила сегодня, просила позвать к телефону Эйвери. Дети были на обеде, поэтому мне пришлось ей отказать. Это не моё дело, — мисс Саммерс заметно нервничает, — но девочка чувствует всё, что происходит, и тяжело это переживает, даже если с первого взгляда это не так заметно.

— Шерил — сложный человек, — объясняю я, чувствуя, как учащённо бьётся сердце. — Эйвери не стоит знать, что её мать вернулась. Вряд ли это надолго.

— Если Ваша жена пожелает забрать дочь из школы, я не смогу не отдать её, Вы же это понимаете? — спрашивает девушка и я утвердительно киваю. К сожалению, я всегда это знал.

Но правда в том, что Шерил никогда не интересовалась дочерью, а теперь вдруг решила забрать Эйвери себе, встретилась с Лилиан.

Благодарю мисс Саммерс и выхожу из кабинета. Я старался не думать о Лилиан весь день, но это было сложно. Всё это кажется таким нереальным, что я просто отрицаю факт знакомства с ещё одной дочерью жены.

Когда мы только встретились с Шерил, у меня и мысли не возникло, что где-то у неё живёт ещё один ребёнок. Такое вряд ли может прийти кому-то в голову. Не спрашивать же каждую девушку, с которой знакомишься, есть ли у неё тайные дети. Шерил перевезла свои вещи ко мне в квартиру в больших коробках и разложила только то, что считала нужным. А остальное мы спрятали в кладовой. Она утверждала, что там просто хлам, который жалко выбросить, но вдруг там было что-то, что могло открыть мне глаза? Детские вещи, фотографии, документы. Жаль, что я никогда этим не интересовался.

Эйвери молчит всю дорогу до дома, а у меня нет сил изображать прекрасное настроение и веселить её. Чувствую себя отвратительным отцом, ведь моя задача состоит именно в том, чтобы забыть о своих переживаниях хотя бы на время ради ребёнка. Хотя слепое самопожертвование тоже не на пользу детям.

Моя мать часто делала это — жертвовала своим временем, карьерой, возможностями только для того, чтобы мы выросли счастливыми и успешными. У неё ничего не вышло, и теперь зачастую мы с сестрой выслушиваем жалобы о том, что она положила на нас жизнь, а мы этого не ценим. Удивлён, как это она ещё не выставила нам с Мэдлин счёт за все годы совместного проживания.

— Обижаешься? — спрашиваю я дочь, когда мы уже заходим в дом.

Эйвери бросает рюкзак на пол и пожимает плечами, так и не произнося ни слова. Она проходит на кухню, берёт со стола яблоко и собирается к себе в комнату. Но резко останавливается и оборачивается.

— Ты обещал забрать меня вовремя, — произносит она и откусывает яблоко. В глазах всё та же обида. — И ты обещал спагетти.

— Я принёс несколько порций из ресторана тёти Мэдлин, — только и произношу я в своё оправдание. Чувствую свою вину и мне действительно жаль огорчать дочь.

Эйвери только отрицательно качает головой. Я пытаюсь понять, откуда в этом маленьком ребёнке так много взрослых черт, но потом вспоминаю, сколько боли она уже пережила. Страдания всегда делают нас старше.

— Ты обещал приготовить сам, — только и произносит Эйвери. — Ненавижу оставаться одна, как будто у меня нет родителей.

Она уходит в свою комнату, а я не нахожусь, что ответить. Все эти годы, что я воспитываю Эйвери, я пытался сделать для неё всё, чтобы она не ощущала отсутствия вечно занятой матери и отца, о котором никто ничего не знает. Я удочерил Эйвери потому, что был безумно влюблён в Шерил (хотя это была не совсем здоровая и очень уж недолгая влюблённость), но с тех пор я так сильно полюбил девочку, что не часто вспоминаю, что она на самом деле мне не дочь.

Пару недель назад у Эйвери в школе была тема семьи. Они собирали фотографии, клеили альбом и рассказывали о ближайших родственниках. Сперва эта тема не на шутку меня напугала, я даже решил поговорить с учительницей, ведь наша семья — не совсем тот пример, о котором стоит рассказывать. А разговоры о матери делают Эйвери больно. Но мисс Саммерс заверила меня, что это будет только на пользу, и я нехотя согласился.

На самом деле мои страхи не оправдались. Эйвери с большим энтузиазмом приклеивала фотографию матери и улыбалась. Странно, что после всего, что Шерил сделала, Эйвери всё ещё так сильно любит её и дорожит ею. Возможно, родная мать привязывает к себе ребёнка невидимыми нитями, которые могут натягиваться до самой критической точки, но никогда не рвутся.

И когда Эйвери закончила свой проект, у неё был только один вопрос.

— Папа, — деловито произнесла она, держа листок в руках и сверяя фотографию со мной вживую. — Я совсем на тебя не похожа.

Глупо отрицать очевидное. Моя дочь не похожа на меня только потому, что она не моя дочь. Простая формула.

— Девочки всегда похожи на маму, — ответил я ей тогда, и дочь согласилась, ничего не заподозрив.

Я прохожу на кухню, убираю контейнеры с едой из ресторана в холодильник и проверяю автоответчик. На нём ни одного сообщения, и я не знаю, рад ли я этому или наоборот. Не понимаю, чей голос я хотел здесь услышать: своей жены, желающей отобрать дочь, Лилиан, о которой я не знаю ничего, кроме того, что она точная копия Шерил? Правда в том, что я не могу позволить им обеим причинить Эйвери вред.

Просматриваю текст лекции к завтрашнему дню в университете, а после иду в детскую. Эйвери лежит в постели, но пока не спит. Выглядит она уставшей, меня это настораживает.

— Всё ещё обижаешься? — спрашиваю я тихо и сажусь на край кровати.

— Нет, — так же тихо отвечает девочка. — Голова болит. Можно мне поспать?

— Ты пила сегодня лекарство? — обеспокоенно спрашиваю я. — Что-то ещё болит?

— Всё в порядке. Я просто хочу поспать, — отвечает Эйвери.

— Только семь вечера, родная. Нужно поужинать, почистить зубы. И сделать уроки.

Эйвери вздыхает и смотрит на меня исподлобья. Иногда я боюсь её разбаловать, ведь абсолютно не могу противиться такому взгляду.

— Папа, — только и произносит она, и я сразу же сдаюсь.

Провожу рукой по её волосам и целую её в лоб. Любое её недомогание вызывает у меня бешеный страх, хотя мне известно, что приступы эпилепсии, кстати, весьма редкие, не представляют огромной опасности, пока я рядом. Единственный мой страх в том, что однажды я окажусь слишком далеко.

— Если станет хуже, обязательно скажи, — прошу я дочь. — Люблю тебя.

Эйвери улыбается и зарывается в одеяло.

Весь вечер я провожу за составлением конспектов для лекций, чтобы не думать ни о чём другом. На самом деле, сделать это трудно, ведь события сегодняшнего дня всё ещё стоят у меня перед глазами.

Утром я следую одной и той же схеме, которая выработалась за пару лет: готовлю завтрак, собираю обед для Эйвери. Сегодня в школу её везёт Мэдлин, так как у неё свободное утро, а мне нужно успеть заскочить к коллеге, чтобы забрать ноутбук, так не вовремя залитый кофе.

— Помни, что я люблю тебя, — говорю я Эйвери уже у дверей, прежде чем передать её сестре.

Девочка улыбается и, забрав из моих рук пакет с обедом, выходит из квартиры. Я не успеваю перекинуться с сестрой даже парой слов, но она обещает заехать вечером и поговорить. Сейчас мне нужно с кем-то обсудить то, что происходит. Собираюсь за считанные минуты и выхожу из квартиры, как вдруг слышу телефонный звонок. Это становится странной традицией. Предполагаю, что снова звонит Шерил, но номер мне неизвестен.

— Слушаю, — отвечаю я, закрывая дверь в квартиру на ключ.

— Этан, — произносит девушка. Её голос кажется мне знакомым. — Это Лилиан Мерритт. Мы вчера виделись в ресторане.

— Рад снова слышать тебя, — произношу я и понимаю, что вру. Это совершенно не так.

— Мы не могли бы встретиться? — произносит она спокойно, но в то же время настойчиво. Эта интонация меня привлекает, но я тут же заставляю себя прогнать эти мысли.

— Если для этого есть причины, — отвечаю я туманно, хотя на самом деле понимаю, что не хочу этой встречи, ведь не знаю, что она мне принесёт.

— Есть, — говорит Лилиан так же спокойно. — Не дашь мне свой адрес?

— Думаю, нам лучше встретиться в ресторане, — не собираюсь вестись на её неумелую попытку выведать мой адрес. — Я буду там к четырём.

— Спасибо, — только и отвечает девушка и сбрасывает звонок.

Впервые время на лекциях тянется медленно, словно я сам студент, а не преподаватель. Я рассказываю о вычислении перманента и впервые отмечаю, что не хочу об этом говорить. Ни о чём не хочу сейчас говорить, пока не обеспечу Эйвери полную безопасность. Жаль, что эта идея — утопия. С такой матерью дочь никогда не будет в безопасности. А появление Лилиан полностью выбивает меня из колеи.

Я приезжаю в ресторан даже раньше, чем планировал. Мэдлин сегодня на лекциях в университете, а значит, на поддержку рассчитывать не приходится. Чашка кофе заканчивается на удивление быстро, и я заказываю ещё две: для себя и Лилиан. Словно моё хорошее к ней отношение может что-то изменить.

Лилиан приходит ровно в четыре, ни минутой позже. Такая пунктуальность только вызывает у меня улыбку. Девушка садится за столик напротив меня и сдержанно улыбается. Я, не стесняясь, рассматриваю её, ведь вчера мне было совершенно не до этого.

Я ошибался, когда утверждал, будто Лилиан точная копия Шерил. Теперь совершенно очевидно, что это не так. Они обе блондинки, те же черты лица, но на этом сходство заканчивается. Лилиан выглядит скорее невинной и дружелюбной, чем законченной стервой. Уверен, что с такой матерью её жизнь вряд ли была сказкой. Мне хочется её пожалеть.

Её волосы, такие же светлые, как у Шерил и Эйвери, аккуратно завязаны в хвост. Лёгкий макияж, едва заметная помада на губах. Тёплое платье только подчёркивает фигуру, и в каждом её движении слишком много простоты. Она кажется мне хорошим человеком, но судить по внешности я больше не стану. Однажды я уже убедился, что не разбираюсь в людях.

— Прости, что потревожила, — искренне произносит Лилиан, и мне хочется верить, что она действительно сожалеет.

— Я заказал нам кофе, ты не против? — спрашиваю я, когда Сара ставит на столик две чашки.

— Весьма вовремя, — Лилиан снова улыбается, а я отмечаю, насколько красивой может быть улыбка, когда не испорчена фальшью. — Не смогла уснуть ночью. Всё время не находила себе места. Ещё вчера вечером вернулась сюда, чтобы снова поговорить, но не застала тебя. Мэдлин дала твой номер. Надеюсь, ты не против.

— Нет, — вру я и чувствую, что злюсь на сестру. Хорошо, что она не разболтала мой адрес, что полностью в её духе. — Речь снова пойдёт о встрече с Эйвери?

— Мне хватает ума понять, что ты пока не хочешь этого, — произносит Лилиан и делает глоток кофе. Она облизывает губы и ставит чашку обратно на столик. Это заставляет меня улыбнуться, сам не знаю почему. — Возможно, нам стоит пообщаться, чтобы ты понял: я не такая, как моя мать.

— Возможно, — говорю я в ответ, отмечая, насколько я сегодня некрасноречив. Слишком сложно подбирать слова. — Дело не конкретно в тебе. Просто Эйвери сполна хватает страданий из-за матери, чтобы я мог подпустить тебя к ней сейчас.

— Я понимаю, — она утвердительно кивает и берёт салфетку, хотя её руки идеально чистые. — Просто расскажи мне о ней. Какая она? Как она живёт?

— Она чудесный ребёнок, — отвечаю я и впадаю в ступор. Не знаю, что она хочет услышать. — Она любит спагетти и сказку про Снежную Королеву.

Лилиан едва заметно улыбается и несколько раз сворачивает салфетку. Я понимаю, что она нервничает, но и мне нелегко.

— Эйвери уже ходит в школу?

— Да, первый год, — отвечаю я и чувствую, что на душе становится легче. — Пока мы справляемся.

— Она ходит в Харрингтон? — спрашивает Лилиан и снова делает глоток кофе. Когда она ставит чашку на стол, я замечаю, что её руки дрожат. Что ж, для нас обоих это сложная встреча.

— Да, это хорошая школа, — поясняю я, но девушка отрицательно качает головой.

— Вовсе нет. Школа Мерьенте тебе не по карману? — спрашивает она, и я чувствую укол совести. Эта девушка знает, как меня задеть.

— Скорее — я не вижу в этом смысла, — мой ответ уклончив, но она утвердительно кивает головой, словно не поняла, что это лишь отговорка.

Около минуты мы молчим. Я не знаю, как себя вести. Мы оба не знаем. Неловкость давит на виски, голова начинает болеть.

— А ты чем занимаешься? — спрашиваю я только для того, чтобы нарушить это молчание, которое начинает напрягать.

— У меня небольшой цветочный магазин, — скромно произносит Лилиан. Её слова звучат так противоречиво, словно она гордится и стыдится одновременно. Всё зависит, видимо, от моей реакции.

— Это неплохо. В твоём возрасте, — и тут я понимаю, что не знаю, сколько ей лет. — В смысле, ты ещё так молода, и…

— Мне двадцать четыре, — отвечает Лилиан, словно прочитав мои мысли. Внезапно она напрягается всем телом, хотя не уверен, что она вообще была расслаблена. — Мне неловко, Этан. Прости, что я вторгаюсь в твою жизнь. Знаю, что тебе это неприятно. Но Эйвери — моя сестра. Единственный родной для меня человек. Больше у меня никого нет. И я не могу потерять возможность быть с ней. Решать в любом случае тебе. Просто подумай об этом, хорошо?

Лилиан допивает кофе и отодвигает чашку от себя. Я не должен ей верить, ведь совсем её не знаю. Но она кажется такой настоящей, что я хочу сделать всё, что в моих силах. Возможно, всё дело в том, что я представляю, каким было её детство. Мне жаль её, и едва ли это правильно.

— На это нужно время, надеюсь, ты понимаешь.

— Да, — отвечает Лилиан. Она достаёт из сумки визитку и протягивает мне. — Это мой номер, там есть адрес магазина. Если вдруг захочешь купить цветы моей матери…

Она не договаривает, но я прекрасно понимаю, почему. Следует отметить, что не только я ничего не знаю о ней. Ей тоже неизвестно о моей жизни.

— Едва ли, — отвечаю я. — Шерил с нами не живёт.

— Совру, если скажу, что удивлена, — Лилиан улыбается шире обычного, и я гадаю о причинах такой улыбки. — Просто позвони, когда захочешь узнать обо мне что-то. Что угодно, что повлияет на твоё мнение обо мне.

— Спасибо, что понимаешь, — говорю я и знаю, что это искренняя благодарность.

Лилиан достаёт из сумки деньги, но я её останавливаю.

— Не стоит платить за кофе. Это лишнее.

— Я привыкла со всем справляться сама. Даже если это просто чашка кофе, — отвечает она, кладёт деньги на стол и встаёт.

Меньше чем через минуту она выходит из кафе. А я остаюсь за столиком в раздумьях о том, что именно принесла мне эта встреча. Лилиан совсем не такая, какой я себе её представлял. Но всё это может оказаться обманом, игрой. Я напоминаю себе, что её мать — Шерил, а значит, эта девушка знает о притворстве всё. Но разве это также не значит, что она знает всё и о боли?

Когда я возвращаюсь домой, Эйвери уже пообедала, а Мэдлин домывает последнюю тарелку. У меня нет сил ругаться с сестрой, хотя я всё ещё злюсь на неё из-за номера телефона.

Я закрываю дверь в кухню, чтобы Эйвери не слышала разговора.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает сестра и садится за стол.

— Да, — только и отвечаю я и сажусь рядом. — И я больше не знаю, что мне делать.

ЛИЛИАН
Январь, 2018 год

Ивлин проводит горячей ладонью по моему животу, а я лишь пытаюсь выровнять дыхание.

— О, детка, — произносит Ивлин и вытирает пот со лба, — должно быть, ты чем-то особенно расстроена сегодня.

— С чего бы? — отвечаю я и встаю, чтобы одеться. Парень понимающе хмыкает.

— Когда тебе хочется забыться, секс перерастает в настоящее безумие. Мне стоит поблагодарить того, кто так сильно вывел тебя, — объясняет Ивлин. Он тоже встаёт с постели и надевает свои чёрные боксёры.

— Мне всегда хочется забыться, — бросаю я в ответ и завязываю волосы в хвост.

— Потому-то мы и спим вместе, — смеётся парень. — Мне остаться?

— Глупый вопрос, — я пожимаю плечами. Ивлин не удивляется и не обижается, в этом и плюс наших с ним странных отношений.

— Ещё бы, — отвечает он, надевая джинсы. — Звони, как станет грустно.

Он привычно целует меня в щеку на прощание, но для нас обоих этот жест ничего не значит. По крайней мере, значит совсем не то, что для большинства пар. И едва ли нас вообще можно назвать парой. Просто два человека, встретившиеся однажды в колледже, и пытающиеся найти утешение друг в друге.

Весь первый год наших так называемых отношений был довольно весёлым. Ивлин выпивал пару стопок текилы или довольствовался ромом, а потом начинал вытворять всякие глупости. Однажды он залез на крышу общежития, в котором я жила, и во всё горло пел «Die Young»[1], хотя со слухом у него всегда были явные проблемы. Пара человек подумали, что он собирается прыгать и вызвали службу спасения. Ивлин отделался штрафом и запретом посещать моё общежитие, хотя этот запрет он всегда потом успешно игнорировал.

Я запираю дверь за Ивлином и иду в душ. Боль не стирается сексом, но так я по крайней мере чувствую себя не одинокой какой-то период времени.

Встреча с Этаном Хантом привела меня в замешательство. Понимаю, что ему действительно нужно время, чтобы присмотреться ко мне, но у меня этого времени нет. Я схожу с ума от мысли о сестре.

Всё, чего я когда-либо хотела, это найти родного человека, а теперь всё летит в пропасть. Но никто не обещал, что будет просто.

Вода стекает по моему телу, и мне хочется заплакать, но я сдерживаюсь. Всё будет хорошо, пусть это и звучит банально. Я сделала свой шаг, теперь очередь Этана, хотя вряд ли ему это нужно.

Выхожу из душа и долго смотрю на своё отражение в зеркале, пока не замерзаю. Мне хочется убедиться, что я действительно выросла красавицей, как сказала Шерил, что я могу свести кого-то с ума, что я что-то значу в этом мире. Странно, как может повлиять на всю жизнь одна лишь встреча. Хотя едва ли до этой встречи я была счастливее.

Моя приёмная мама Джулианна часто утверждала, что меня ждёт сказочная жизнь, полная любви и радости, но как можно верить тому, кто оставил меня совсем одну на этой планете. Я не должна на неё злиться, ведь она подарила мне четыре самых счастливых года за всю жизнь, но кого же мне винить в том, что дальше всё пошло кувырком?

Впервые время тянется мучительно медленно. Отвлечься мне помогает только работа. Сколько себя помню, я всегда любила цветы.

Джулианна взрастила во мне то самое семя, которое сейчас даёт свои плоды. Вместе мы занимались садом у дома, вместе ездили в оранжереи и на выставки. Жаль, теперь она не видит, какой я стала. Она называла меня цветочком и нежно целовала перед сном. Пожалуй, это самое главное, что я хочу помнить из своей жизни.

Три дня я не получаю от Этана никаких вестей и отчаянно борюсь с желанием снова ему позвонить. Но всякий раз напоминаю себе, что ему нужно время, чтобы действительно быть готовым пойти мне навстречу.

На работе я погружаюсь в мир прекрасных ароматов и нежных красок. Составляю свадебный букет из ирисов и белоснежных пионов. В ином случае я бы обязательно добавила бутон лилии, но у невесты на них аллергия.

Как странно, что эти невероятной красоты цветы могут мешать комфорту многих людей. Должно быть, Джулианна была права на мой счёт. Белые лепестки и правда великолепны, но от аромата болит голова и чешется тело.

— У вас есть георгины? — слышу я голос в торговом зале и, оставляя свадебный букет, выхожу из подсобки.

Ожидаю увидеть кого угодно, только не Этана Ханта. Я ведь только перестала о нём думать!

— Рада тебя видеть, — произношу я и натянуто улыбаюсь. Эта улыбка даётся мне с трудом.

— Ты говорила заходить, если захочу купить букет, — просто отвечает мужчина.

Среди обилия цветов Этан выглядит ещё более симпатичным, хотя его нельзя назвать совершенным красавцем. Он довольно высок, хорошо сложен. Каштановые волосы чуть длиннее волос моего брата, самого привлекательного мужчины, которого я знаю.

Этан слегка дрожит, но старается не выдавать этого. На улице мороз, но его пальто не такое уж и тёплое на первый взгляд.

— Моя мать всё-таки объявилась? — как можно равнодушнее интересуюсь я. Стараюсь быть дружелюбной, но разговоры о Шерил всегда неприятны.

— Нет, я же говорил, она с нами не живёт, — отвечает Этан и проводит рукой по волосам. Он волнуется. — Это для моей матери, у неё недавно был день рождения. Мы повздорили, подумываю извиниться.

— Она любит георгины? — с интересом спрашиваю я.

— Да, если можно, девять штук. И оберни как-нибудь покрасивее, — заметно, что Этан тоже делает над собой усилие и старается быть вежливым.

— Что ж, — говорю я и принимаюсь составлять букет, — на языке цветов георгины означают «каприз».

Мужчина смеётся. Этот смех кажется мне добрым и заразительным. Я улыбаюсь в ответ. Может, он и вправду хороший человек?

— Это точно в духе моей матери. Так цветы — это то, чем ты мечтала заниматься всю жизнь? Или это только временное занятие? — Этан резко переводит тему, видимо, она ему неприятна.

— Да, пожалуй, это то, чего я всегда хотела. Цветы любят заботу, и я могу им это дать, — отвечаю я, отрезая кусочек ленты.

— Разве больше никто не заслуживает твоей заботы, кроме цветов? — интересуется мужчина.

Он старается вести себя непринуждённо, но это слишком заметно. Он достаёт из кармана бумажник и отсчитывает деньги.

— Заслуживает, но ты не разрешаешь мне её даже увидеть, — смело говорю я и протягиваю Этану букет. — Не нужно денег, брось, это подарок.

— Я привык со всем справляться сам. Даже если это просто цветы, — отвечает Этан с улыбкой. Он передразнивает меня, напоминая, как я заплатила за кофе, хоть он и возражал.

— Один — один, — подытоживаю я.

Этан благодарит меня и уже собирается уйти, но вдруг останавливается перед дверью.

Он оборачивается и молча смотрит на меня. В его тёмных глазах я вижу свет, это так странно.

— Шерил никогда не рассказывала о тебе. Почему? — задаёт мужчина вопрос, на который у меня нет ответа. — Да, я знаю, что она не совсем типичная мать, но ты её дочь. Такая взрослая и самостоятельная. И за все годы брака она ни разу о тебе не упомянула, ни намёка просто на твоё существование.

— Думаешь, я вру? — спрашиваю и чувствую, что меня переполняет волнение.

— Не знаю, что думать. Ты милая девушка, — Этан замолкает на пару секунд, подыскивая правильные слова. — Но всё это так странно. Как я могу верить в то, что всё это правда? Что это не очередная выдумка Шерил, чтобы просто забрать Эйвери? Что это не игра, и моей дочери ничего не угрожает? Я никому её не отдам, и тебе нужно с этим смириться.

— Хочешь, чтобы я сделала тест ДНК? — с вызовом спрашиваю я. Злость, невероятная злость закипает внутри.

— Хочу, чтобы ты больше не искала с ней встречи. По той простой причине, что я могу тебе в этом отказать.

— Правда? — уже тише говорю я. — Мне так не кажется.

— Но решать мне, — отвечает Этан. Он открывает дверь и прежде, чем выйти, добавляет. — Мне жаль.

Когда дверь за ним закрывается, я ещё долго стою без движения, пытаясь осознать произошедшее. Зачем он это сделал? Зачем шутил и был так вежлив? Он ведёт какую-то игру, и она мне не нравится.

Разве честно играть на моих чувствах, давать надежду, а после разбивать её об этот холодный пол?

Я борюсь с неистовым желанием заплакать или догнать Этана, чтобы влепить ему пощёчину. Мне хочется сделать ему в тысячу раз больнее, если уж он постарался сделать всё для того, чтобы я страдала.

Спустя двадцать минут бессмысленных размышлений и попыток взять себя в руки, я набираю номер Ивлина. Он поднимает трубку почти моментально.

— Что-то ты зачастила, Лилиан, — смеётся он, даже не удосужившись поздороваться. — Мне приехать?

— Да, и захвати вина, — отвечаю я и сбрасываю звонок.

Дорога до дома занимает у меня десять минут. Я специально искала место недалеко от квартиры. Чувствую себя некомфортно, если не могу оказаться в своей скорлупе в случае чего.

Ивлин приезжает ещё через десять минут, и я рада, что не пришлось долго ждать. Моя голова лопается от мыслей, а сердце от тревоги и разочарования.

— Кто так сильно тебя достал, детка? — спрашивает Ивлин с порога. Он проходит на кухню и ставит бутылку вина на стол.

— Может, откроешь сразу? — спрашиваю я. Парень весело хмыкает.

— То есть, ты даже не хочешь поговорить? — спрашивает он, откупоривая бутылку.

Я смотрю, как он достаёт из шкафчиков два бокала, наполняет их вином и вставляет пробку в бутылку. Нельзя сказать, что он здесь хозяин, но, где находятся бокалы и кровать, он знает наизусть.

На самом деле Ивлин Конли — хороший парень. Наверное. Мне сложно судить. Мы плохо друг друга знаем, но он всегда приезжает, когда я звоню, а это уже огромный плюс. Мне просто нужно заполнять дыру в сердце, и я использую единственный доступный и безопасный способ — секс.

— Не поделишься со мной? — спрашивает Ивлин, протягивая мне бокал.

Делаю глоток, сразу же второй, а потом выпиваю всё до дна.

— Ты не хочешь этого знать, — отвечаю я и подхожу к нему ближе. Он тоже делает глоток вина и отставляет бокал в сторону.

— Очевидно, что не хочу, но может, тебе нужно с кем-то поделиться, — шепчет мне на ухо Ивлин, и я покрываюсь мурашками.

— Давай ты просто заткнёшься, — отвечаю я и целую его.

Бокал вина натощак быстро даёт о себе знать. Голова начинает слегка кружиться, но мне этого мало. Я хочу, чтобы в ней не осталось вообще никаких мыслей.

Наш поцелуй страстный, но едва ли он наполнен тёплыми чувствами. Нам обоим это ни к чему. От парня пахнет табаком, дорогим парфюмом и алкоголем. Этого ему зачастую хватает, чтобы соблазнить меня. Хотя я и не сильно-то сопротивляюсь.

Ивлин прижимает меня к кухонному столу и стягивает с меня свитер. Мне жарко от вина и поцелуев, но горю я не от этого.

Мысли снова путаются, возвращаются к сегодняшнему разговору, и я расстёгиваю брюки Ивлина. Он больно кусает меня за шею, но я, кажется, ничего не чувствую.

Нужно было выпить больше.

Ивлин нагибает меня над столом, и я упираюсь щекой в холодную каменную столешницу. Хочу забыть обо всём, просто хочу забыть обо всём, просто забыть…

Бокал падает со стола и разбивается вдребезги, вино разливается по полу. Ивлин громко рычит и прижимается ко мне всем телом, словно падает на меня.

— Ты как всегда, — произносит он, тяжело дыша, — прелестна.

— Спасибо, Ивлин, — отвечаю я сбивчиво, поднимаясь со стола. — Из твоих уст это звучит особенно грязно.

Парень смеётся.

— Ты никогда не изменишься, — говорит он и застёгивает брюки. — Я останусь?

— Ты уже знаешь ответ, — пожимаю я плечами и поднимаю с пола свитер. Он тоже залит вином. Чёрт!

— Люблю твоё постоянство, — произносит Ивлин и надевает пальто. Оно идёт ему, как и всё, что он носит. У этого парня, действительно, есть вкус. И деньги. — Увидимся, Лилиан.

Ивлин выходит из квартиры и хлопает дверью. Поворачиваю ключ в замке и собираюсь пойти в душ, как обычно, но внезапно чувствую, как глаза застилают слёзы. Я обещала себе не плакать, ненавижу себя.

Сажусь на пол прямо у двери и плачу, словно эти слёзы помогут мне не чувствовать себя так гадко. Никогда не избавлюсь от ощущения собственной беспомощности, и это меня уничтожает изнутри.

Но больше, чем себя, я ненавижу Этана Ханта и даю клятву, что он ещё за всё ответит.

ЭТАН
Январь, 2018 год

Забавный факт из области математики: самое маленькое число, открытое на сегодняшний день, даже не имеет названия. Разве это не странно в нашем мире, где всё имеет свои имена? Всё ли?

Как можно объяснить сложившуюся ситуацию? Каким словом передать то, что творится в моей душе? Страх? Смятение? Неопределённость? Едва ли. Я словно то самое наименьшее число, которое не имеет никакой ценности в этом мире.

Не знаю, зачем я сделал это — пошёл к Лилиан, был любезен, а потом вдруг разрушил все её надежды. Хотелось быть с ней милым и вежливым, но сомнения не позволили мне принять ни одной её попытки понравиться мне.

Я сижу на кухне в доме матери и смотрю, как она ставит цветы в вазу. На лице мамы улыбка, знаю, что давно не дарил ей ничего.

— Как дела у тебя дома? — спрашивает она и ставит вазу с цветами на стол. — Хочешь чая?

— Нет, спасибо, — отвечаю я с лёгкой улыбкой. — Просто присядь. Дома всё в порядке.

— Прости, что я всегда так злюсь на тебя, — неожиданно произносит мама. Вижу, что она волнуется. — Но я никак не могу понять, что заставило тебя жениться на этой, — мама запинается и подбирает слово, я её в этом не виню, — женщине.

— Шерил — не самое лучшее в моей жизни. В отличии от Эйвери, — вижу, как мама тяжело вздыхает. — Ради Бога, прими её уже, мама. Она ни в чём не виновата!

— Я знаю, Этан, — отвечает мама тихо. — Она чудесный ребёнок, но разве она не вырастет такой же, как её мать?

— Не вырастет, — отрезаю я. Мне очень хочется в это верить. — Я этого не позволю.

— Что ж, — подытоживает мама. — Это моя вина. Я воспитала тебя таким. Этой девочке очень повезло. Возможно, родной человек необязательно должен иметь те же гены.

Некоторое время мы молчим. Я пытаюсь осознать услышанные слова и гадаю, стоит ли советоваться с матерью сегодня, когда-либо вообще.

Но, с другой стороны, у кого мне ещё искать поддержки? Сестра, как сумасшедшая, только и повторяет, что мне следует пойти навстречу Лилиан, что это пойдёт всем на пользу, а я не хочу в это верить.

— Недавно я познакомился с девушкой, она — старшая дочь Шерил, — начинаю я осторожно. Мама лишь хмыкает.

— Ещё один брошенный ребёнок? — саркастично спрашивает она. — Тебе мало одной дочери?

— Она уже взрослая, мама, — поясняю я. — Ей двадцать четыре, у неё своя жизнь, и с матерью она не общается.

— И в чём же тогда дело?

— Она ищет встречи с Эйвери, — произношу я и чувствую, как закипает злость. — Не знаю, как поступить.

— Этан, — размеренно отвечает мама. Она переминает пальцы. — Разве все вы не получите от этого только выгоду?

С непониманием смотрю на маму. Что она имеет в виду? И можно ли верить её словам? Чёрт, Этан, ты стал сомневаться уже во всех. Так нельзя.

— Общение с родной сестрой пойдёт девочке на пользу, — поясняет мама. — И тебе больше не нужно будет уходить пораньше с работы, просить соседку забрать дочь из школы. Тебе будет легче. Ведь мужчине, какой бы он ни был, тяжело даётся растить ребёнка одному. И даже не спорь!

— Ты могла бы забирать её, — лишь отвечаю я. Лучшая защита — это нападение. Мне хочется переубедить всех, что они ошибаются. Но, возможно, это я не прав?

— Не начинай этот разговор, — отрезает мама. — Может, лучше поужинаем?

— Мне уже пора, — отказываюсь я. Обстановка начинает на меня давить. — Эйвери ждёт у соседки.

Я возвращаюсь домой в разбитом состоянии. С кем бы я ни говорил, все убеждают меня сделать то, чему противится всё моё нутро.

Свет в окне Руби горит, и я могу со стороны наблюдать, как Эйвери сидит в гостиной за столом и выполняет домашнее задание. Она сосредоточена и внимательна, словно ей давно уже не шесть.

Руби открывает почти сразу после звонка в дверь. Она улыбается и приглашает войти, но я отказываюсь. Руби — хорошая девушка. Я благодарен ей за то, что она так часто помогает мне с Эйвери.

Мы познакомились около восьми лет назад, когда я только переехал в эту квартиру. Начался дождь и Руби брела к дому обречённо-мокрая и грустная. Я догнал её и предложил поделиться зонтом. Мы разговорились, и уже через пару дней занимались сексом прямо на полу в моей квартире после неудачной попытки распаковать вещи.

А потом всё как-то сошло на нет. Она нашла ужасного парня, а через пару месяцев ревела мне в плечо, когда он её бросил. Так мы и подружились, и больше не предпринимали попыток спать друг с другом или строить какие-то отношения.

— Прости, что задержался, — начинаю я, но Руби меня перебивает.

— Прекрати, Этан. — Она кричит Эйвери, чтобы та собиралась. — Ты ведь знаешь, как я люблю твою дочь.

Эйвери выходит с рюкзаком и обнимает меня. Я целую её в макушку, и девочка улыбается. Мне приятно, что она не злится.

— Ещё раз спасибо, — говорю я Руби, и она закрывает дверь.

Я беру Эйвери за руку, и мы спускаемся по ступенькам вниз.

Дом Руби довольно большой, чего нельзя сказать о нашей квартире, но я склонен верить, что это не самое главное. В конце концов, главное — уют и спокойствие, хотя и этого в нашей семье не очень много.

— Как дела в школе? — спрашиваю я у Эйвери. Девочка снова улыбается.

— Мисс Саммерс рассказывала нам о цветах. Ты знал, что они питаются солнечным светом и водой? Если чего-то не хватает, цветы погибают. Правда, это необычно? — спрашивает она, я натянуто улыбаюсь.

— Действительно, интересно.

Этот разговор напоминает мне о Лилиан, и я стараюсь отогнать эти мысли. Но как долго получится игнорировать факт её существования?

Мы переходим дорогу и поднимаемся в квартиру, но, когда я хочу открыть дверь, то замечаю, что она не заперта. Не припомню, чтобы я хоть раз забывал закрыть её.

Я осторожно захожу в квартиру и вижу, что в комнатах горит свет.

— У нас гости? — спрашивает Эйвери удивлённо. — Тётя Мэдлин снова приехала?

Я молюсь, чтобы это было так, но понимаю, что это утопия. Из кухни выходит женщина и останавливается на пороге комнаты.

— Мама? — спрашивает Эйвери, и её голос дрожит. Она делает шаг вперёд и сразу же останавливается.

Знаю, что она невероятно скучала по матери, но этот страх мне тоже понятен.

— Привет, родная, — с улыбкой произносит Шерил. — Скучала по мне?

Она подходит ближе к дочери и приседает. Эйвери едва заметно улыбается.

— Да, — только и отвечает она.

— О, ты такая милая, — улыбается Шерил и проводит рукой по щеке дочери. Я не верю ни единому слову. — Так выросла. Ты уже ходишь в школу, правда?

— Правда, — говорит Эйвери и не без труда разрешает Шерил себя поцеловать.

— Я купила тебе подарок, — произносит жена и указывает на диван. Там лежит такая большая кукла, о которой может только мечтать любая девочка.

— Вау, — шепчет Эйвери и подходит к дивану. Она проводит рукой по волосам куклы и поднимает на меня глаза. Она уже почти не играет в куклы, но эта игрушка особенная. Это подарок вечно потерянной матери.

— Всё в порядке, милая. Конечно, возьми её. Правда, очень красивая? — спрашиваю я, и дочь утвердительно кивает. — Отнеси её в комнату, а мы с мамой пока поговорим.

Она берёт куклу и уходит в детскую. Я знаю, что Эйвери чувствует неловкость, но ей, безусловно, приятно видеть мать. Какой бы она ни была.

— Как ты могла явиться сюда без предупреждения? — спрашиваю я у Шерил, когда дочь закрывает дверь в свою комнату.

— Здесь моя семья, — только и отвечает Шерил.

Она садится на диван и закидывает ногу на ногу. В каждом её движении столько наигранности. Да, они с Лилиан совершенно непохожи.

— Вряд ли, — отвечаю я, всё ещё оставаясь на месте. Не хочу подходить к ней ближе, никогда. — Почему ты не рассказала, что у тебя есть дочь?

— Ах, ты про Лилиан, — отвечает она так, словно ей нет никакого до этого дела. Словно? Да так и есть. — Мы не виделись пятнадцать лет. Не о ком было рассказывать.

— Ты и её бросила, не так ли? — с вызовом спрашиваю я. Шерил хмыкает.

— Её забрала социальная служба. Нам обоим пошло это на пользу, пожалуй.

— Оставлять дочерей без матери тебе, видимо, особенно нравится, — произношу я. — Лилиан совсем не такая, как ты, и в этом заслуга твоего неучастия.

— К сожалению, да. Она выросла скучной, — надменно произносит Шерил. Она встаёт и подходит ближе ко мне.

— К счастью, — поправляю я её.

Шерил проводит пальцами по моей щеке, но я перехватываю её руку. Она смеётся.

— Что с тобой, Этан? — спрашивает она и специально облизывает губы, пытаясь мня завлечь. Этот жест снова возвращает меня в мыслях к Лилиан. Она делала это совсем не так. Может, я, действительно, рано сделал выводы? — Давай развлечёмся.

— У меня другое предложение, — с улыбкой произношу я, смотря в тёмно-коричневые глаза жены, а потом наклоняюсь и шепчу ей на ухо. — Давай разведёмся.

Шерил перестаёт улыбаться и выдёргивает свою руку из моей.

— Обязательно, Этан, — отвечает она нервно. — Я заберу дочь, и мы уедем.

— Сомневаюсь.

— Мама, — кричит Эйвери из детской. Она останавливается в дверях с книгой в руках. — Почитаешь мне?

— В другой раз, дорогая, — резко отвечает Шерил. Она берёт с дивана сумочку, на ходу надевает шубу и идёт к двери. — Мы ещё вернёмся к этому разговору.

Она выходит из квартиры и громко хлопает дверью.

Эйвери молчит, но я вижу в её глазах слёзы. Мне сложно придумать оправдания такому поведению её матери, но дочери они и не нужны.

Девочка возвращается в комнату, и я слышу, как она начинает плакать. Эти слёзы разрывают моё сердце на части. Не могу выносить ни секунды, мирясь с мыслью, что моя дочь несчастна.

Захожу в детскую и обнаруживаю её на полу. Она сидит, обняв колени, и плачет. Рядом лежит книга, несколько страниц вырвано. Я собираю листы в одну стопку и сажусь рядом с дочерью.

— Тебе обидно? — спрашиваю я, девочка лишь всхлипывает. — У мамы дела, ты же знаешь, что она много работает.

Ложь, Шерил не работала ни дня, сколько я её знал.

— Она хотя бы чуть-чуть любит меня? — сквозь слёзы спрашивает Эйвери. Я приобнимаю дочь одной рукой и прижимаю к себе.

— Конечно, она очень любит тебя.

Ещё одна ложь. Шерил не любит никого, кроме себя.

— Мы когда-нибудь будем вместе? — голос Эйвери звучит жалобно. Я вытираю слёзы с её лица и целую в макушку.

— Не знаю, родная.

И это первая правда за сегодня.

Я укладываю дочь в постель и укрываю её одеялом. Эйвери говорит, что уснёт сама и не нужно с ней сидеть, а я не спорю.

Выхожу из комнаты, закрыв за собой дверь, и чувствую, как сильно бьётся еле живое сердце. Как могла Шерил так поступить? Неужели ей совсем не жалко этого ребёнка, который только и делает, что ждёт её?

Я долго смотрю на вырванные страницы из книги, испытывая желание склеить их. Словно таким образом получится склеить всё остальное. Ничего подобного. Едва ли наша жизнь теперь подлежит восстановлению.

Вдруг снова вспоминаю о Лилиан и понимаю, что ни за что на свете не разрешу ей увидеть Эйвери, хотя ещё полчаса назад был готов ей позвонить.

ЛИЛИАН
Январь, 2018 год

Я сижу на полу и пытаюсь построить из кубиков высокую башню. Не получается поставить друг на друга больше пяти кубиков и это злит.

Мне четыре, и, кроме этих самых кубиков и пары потрёпанных мягких игрушек, у меня нет ничего. Когда я начинаю просить маму купить мне куклу, она злится, а меня это пугает. Поэтому я больше не прошу.

Сверху раздаётся громкий раздражающий крик, и у меня начинает болеть голова. Трудно понять, что происходит.

— Ради всего Святого, замолчи, наконец, — раздаётся крик мамы, но тот звук так и не прекращается.

Я медленно поднимаюсь наверх и заглядываю в мамину спальню. Её здесь нет, но на кровати я замечаю какой-то свёрток. Оттуда и идёт этот страшный крик. Что это? Мне страшно, и голова сейчас словно лопнет.

Я подхожу ближе, осматриваясь по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии мамы, и пытаюсь рассмотреть свёрток. Это всего лишь ребёнок. Я уже видела таких на детских площадках, когда гуляла с бабушкой.

От мысли о бабушке мне становится грустно. Уже несколько месяцев она не приходит, а мама сказала, что бабушка не придёт больше никогда, и что нужно о ней забыть. Это трудно.

Я сажусь на край кровати и хочу взять ребёнка на руки, но тут слышу голос матери.

— Разве я тебе не говорила, что нельзя сюда заходить? Оставь её в покое, иначе она никогда не замолчит! — кричит мама и я вся сжимаюсь от страха.

— Она такая красивая, — раздаётся мой шёпот, мать на пару секунд улыбается. — Может, она голодная?

— Ладно, — отвечает мать и подходит ближе. Она берёт ребёнка на руки и смотрит на меня. — Я её покормлю, а ты спускайся вниз и не пытайся больше брать её на руки. Она тяжёлая и ты можешь её уронить. Хорошо?

Я лишь утвердительно киваю, а когда уже почти выхожу из комнаты, останавливаюсь.

— А как её зовут?

— Глория, — только и отвечает моя мать.

Я выхожу из комнаты, хочу спуститься вниз, но спотыкаюсь на лестнице и качусь вниз. Но прежде, чем коснуться всем телом последней ступеньки, просыпаюсь.

— Боже, — шепчу я, садясь в постели.

Этот сон так похож на то, что я помню о своём детстве, что мне становится не по себе.

Годами меня убеждали, что я придумала себе сестру, что её не существовало на самом деле. Но верить в то, что я просто сошла с ума, не хотелось. Да, мне было всего четыре, но как можно придумать такое?

Я встаю с постели и иду в душ. Сегодня воскресенье и мой брат, наконец-то, согласился позавтракать со мной. Такой шанс нельзя упускать.

Джейсон слишком много работает и одно совместное утро не повредит нам обоим. Последние годы мне было страшно потерять брата, ведь, кроме него, терять было больше некого.

Надеваю обычные джинсы и толстовку, радуясь, что на встречу с братом не нужно наряжаться. Можно быть собой и не бояться не понравиться.

Закусочная всего в квартале от моего дома, и я иду, как всегда, пешком. На улице довольно холодно, но мне нравится, как мороз щиплет щёки. Такое банальное напоминание, что в этом мире ещё остались чувства.

Машина Джейсона стоит у закусочной, и я думаю, что опоздала, но, когда вижу, как брат снимает пальто, успокаиваюсь. Он только что пришёл.

— Ты, как всегда, пунктуальна, — улыбается брат, когда видит меня.

Я сажусь за столик и даже не смотрю в меню. Завтрак интересует меня меньше всего сейчас. Но Джейсон тут же бросается выбирать блюдо. Он привык торопиться и не терять ни секунды времени. Таким сделала его жизнь, винить некого.

— Ты не будешь есть? — спрашивает он, замечая, что я ничего не выбираю.

— На твой вкус, — улыбаюсь я в ответ.

Джейсон заказывает кофе и две яичницы, с беконом и без, мне на самом деле всё равно. Больше всего мне хочется рассказать брату о своём сне. Но после моего рассказа Джейсон лишь грустно улыбается.

— Снова не веришь мне? — спрашиваю я с обидой. Парень пожимает плечами.

— Мне кажется, на тебя повлияли последние события, только и всего, — отвечает он, но с этим трудно согласиться.

— Её зовут Глория. Столько лет я пыталась вспомнить, и вот сегодня… Глория. Разве не прекрасное имя?

— Лилиан, — только и произносит Джейсон. Он молчит и подбирает слова. Не хочет меня обидеть, но и не верит. Знаю. — Это всего лишь сон. Как можно верить в такое?

— Я знаю, что она была. Понимаешь, она была. Больше не могу отрицать этот факт. Я просто знаю! — быстро произношу я и не замечаю, как впиваюсь ногтями в сумочку.

Официантка ставит на стол две чашки кофе, и я немного прихожу в себя. Этот запах сразу успокаивает меня. Я делаю несколько глотков прежде, чем продолжить. Джейсон всё это время молчит.

— Прекрати считать меня сумасшедшей, — прошу я брата. — Просто помоги мне найти её.

— Хорошо, — соглашается Джейсон, даже не притронувшись к кофе. Он напряжён, знаю, что переживает за меня. Чувствую свою вину. — Допустим, это правда. Она твоя сестра, её зовут Глория. Ей около двадцати. Но как ты хочешь найти её? Велика вероятность того, что её забрали в приёмную семью, как и тебя, дали ей другую фамилию, а может, и имя изменили. Это тайна, и мы никогда не сможем её найти.

— А вдруг её не удочерили? Вдруг не меняли фамилию? Сколько девушек по имени Глория Бэйли может проживать в Линкольне?

— Думаю, немного, — отвечает брат.

Нам, наконец-то, приносят яичницу, но я не притрагиваюсь к ней. Джейсон же, наоборот, сразу принимается есть и, кажется, больше не хочет говорить о несуществующей, по его мнению, девушке.

Полностью в его духе: пытаться переубедить меня в том, во что он сам не верит. Хотя, несмотря ни на что, брат всегда поддерживал меня, в любой ситуации. В любой, кроме этой.

— Что же мне делать? — с отчаянием спрашиваю я. Это чувство переполняет меня до краёв. И ничего в этом хорошего нет. — Я так не могу. Не могу делать вид, что у меня никого нет, когда в этом городе живут две мои сестры.

— Может, тебе сначала разобраться с Эйвери? — предлагает Джейсон, отрываясь от еды. Он откладывает вилку в сторону и вытирает рот салфеткой. — Ты знаешь о ней намного больше.

— Хант ни за что не позволит мне её увидеть. Не знаю, что нужно сделать, чтобы он поменял своё мнение.

— Не дави на него, — советует брат. — Ему нужно время и уверенность. В конце концов, девочка ещё маленькая. Как ты думаешь, не навредит ли ей встреча с тобой? Как ты объяснишь, что вы сёстры? Почему никогда не виделись? Почему у вас разные отцы?

— Перестань задавать так много вопросов, — я понимаю, что злюсь.

— Ты к ним не готова, а значит, не готова и к встрече, — констатирует Джейсон, пожимая плечами, и снова принимается за еду. Я лишь делаю очередной глоток кофе. — Она задаст тебе в пять раз больше вопросов. И ты не будешь знать, что отвечать. Так зачем ты чего-то требуешь?

— И что же, по твоему мнению, делать? — с вызовом спрашиваю я. Никогда так не злилась на брата, как сейчас.

— Думаю, время нужно не только Ханту, но и тебе, — произносит брат, и я понимаю, что он, к сожалению, прав.

Остаток завтрака мы проводим за разговорами о работе Джейсона, потому что мне больше нечего сказать об этой ситуации. Брат рассказывает о своих новых обязанностях, о предстоящей командировке в Нью-Йорк, и я стараюсь думать только о его словах.

Когда мы выходим на улицу, на часах уже около двенадцати. Несмотря на все споры, я рада встрече с братом и мне становится немного легче от мысли, что у меня всё ещё есть кто-то родной.

На улице словно ещё больше похолодало и пошёл снег. Крупные хлопья падают на волосы и мне становится неуютно.

— Тебе нужно носить шапку, — говорит брат и смахивает снег с моих волос. — Ты простудишься.

— Тут недалеко, — только и отвечаю я.

Джейсон достаёт из кармана ключи от машины и долго сомневается прежде, чем предложить то, что хочет. Я вижу это по его лицу.

— Может, подвезти тебя?

— Спасибо, но я лучше прогуляюсь, — уклончиво отвечаю я, но брат отрицательно качает головой.

— Ты не сможешь избегать автомобилей вечно, — грустно произносит Джейсон. Я вздрагиваю.

— Уже много лет мне это успешно удаётся.

— Давай я тебя провожу? — предлагает брат.

— Я сама. Нужно подумать.

Джейсон соглашается. Он обнимает меня на прощание и уходит. Я смотрю, как он садится в машину, выезжает с парковки и скрывается из виду. Меня трясёт. Никогда не избавлюсь от этого страха. Порой воспоминания не стираются ни временем, ни слезами.

Я захожу в квартиру и дрожу не то от холода, не то от бессилия. Волосы мокрые от снега, но это не волнует меня совершенно.

В квартире тихо, как и всегда. Пахнет отчаянием и одиночеством. Кроме Ивлина, здесь никого не бывает. Да и едва ли присутствие Ивлина может что-то изменить.

Дело не в том, что у меня не было шанса завести отношения и жить счастливо. Просто я никогда этого не хотела. Впустить кого-то в свою жизнь, значит, довериться ему, привыкнуть. А люди слишком часто и слишком неожиданно уходят из моей жизни. Переживать одно и то же постоянно просто не хватит сил.

Так спокойнее и безопаснее. Смогу ли я прожить таким образом всю жизнь? Пожалуй.

Но теперь, когда в моей жизни появилась Эйвери, я не хочу сидеть сложа руки. Нужно действовать, что-то предпринимать, но я понятия не имею, что. Знать, что моя сестра совсем рядом, но её нельзя увидеть, — невыносимо. Чувство, будто я разлагаюсь изнутри, просто засело во мне.

Эйвери недоступна, в существование Глории не верит даже мой брат. Что нужно делать мне? Не знаю. Но точно не сидеть здесь и не жалеть себя.

Я решительно набираю номер Шерил. Будь что будет, эта женщина совершила слишком много странных поступков за свою жизнь. Один мой звонок она выдержит.

— Да? — слышу я в трубке голос родной матери и в очередной раз отмечаю, что ничего к ней не чувствую.

— Это Лилиан, — произношу я, мать нервно смеётся.

— Соскучилась, сладкая? — спрашивает она, меня начинает подташнивать. Как можно быть такой отвратительной?

— Её звали Глория? — спрашиваю я без предисловий. Мать перестаёт смеяться и сразу же становится серьёзной.

— Не понимаю, о чём ты говоришь, — отвечает она резко, и тут же становится очевидно, что она всё прекрасно понимает.

— Её звали Глория? — повторяю я свой вопрос.

— Зря ты говоришь о ней в прошедшем времени. Не думаю, что она умерла, — холодно произносит Шерил. — Какое тебе дело?

— Где она? — спрашиваю я снова и замечаю, что от волнения накручиваю волосы на палец.

— Даже если бы знала, вряд ли сказала тебе. Ничего не знаю о ней и не стремлюсь, — с той же отстранённостью отвечает мне мать.

— Но со мной ты всё же увиделась, — начинаю я, но Шерил меня перебивает.

— Уже осознала, что это была большая ошибка. Не нужно названивать мне и задавать глупые вопросы о Глории или ещё о ком-то, — она чуть повышает голос, меня начинает бить дрожь. Неосознанно я возвращаюсь в прошлое, где крик был постоянной составляющей моей жизни.

— Ты невероятно отвратительна! — зря я срываюсь, зря.

— Не стоит делать из меня монстра, — мать усмехается, я слышу это в трубке. — Если б ты как следует смотрела за ней, возможно, я бы и не отдала её на удочерение.

— Ты отдала её? — вскрикиваю я. — Кому?

— Это не твоё дело, — отвечает мать и бросает трубку.

Я больше не звоню ей, ведь знаю, что это бесполезно.

Что ж, главная новость — я не сумасшедшая. У меня есть две сестры. Одну из них запрещает мне увидеть её отец, вторая живёт в чужой семье, под чужой фамилией, и мне никогда не удастся её отыскать.

Я чувствую, что задыхаюсь. С трудом дохожу до дивана и начинаю плакать. Руки тянутся к телефону, чтобы позвонить Ивлину, но я тут же передумываю. Никакой секс не избавит меня от этой пустоты.

А значит, мне нужно взять себя в руки и начать что-то делать. Через пол часа, когда слёзы высыхают, я набираю номер Этана Ханта. Прости, Этан, но я не имею права сдаваться.

ЭТАН
Январь, 2018 год

Я несколько раз стучу в дверь квартиры Лилиан и проклинаю себя за то, что вообще нахожусь здесь. Как можно было поддаться на эти глупые уговоры? Хотя едва ли это можно назвать уговорами.

Она позвонила мне, когда мы с Эйвери делали аппликацию из цветной бумаги. Дочка смеялась, когда вместо слона у нас получилось нечто, непохожее ни на что.

Телефонный звонок не сразу отвлёк меня от дочери, но в конце концов, пришлось взять трубку.

— Этан, — услышал я уже такой знакомый голос, — здравствуй.

— Привет, Лилиан, — ответил я и вышел из гостиной на кухню, чтобы Эйвери не слышала этого разговора. — Зачем снова этот звонок?

— Хотела поговорить, — произнесла она уверенно, но её голос хрипел, словно она недавно плакала. Правда ли это? На секунду мне стало даже жаль её.

Но слёзы Лилиан не в счёт по сравнению со слезами Эйвери.

— Что из слов «Я никогда не разрешу тебе её увидеть» ты не поняла? — спросил я, повышая голос. Нельзя было срываться, но держать себя в руках было сложно.

— Разговор пойдёт не об Эйвери, а о моей матери. И это, действительно, важно, — настойчиво сказала она, и мне захотелось ей поверить.

— Только при одном условии — после ты оставишь меня в покое, — предложил я, и Лилиан долго сомневалась.

— Давай просто поговорим, — в конце концов предложила она.

До сих пор не понимаю, как я мог согласиться встретиться с ней, да ещё и у неё дома, а не на нейтральной территории. Но отступать поздно, потому что после моего стука Лилиан открывает дверь почти моментально. Мне требуется не меньше минуты, чтобы перестать смотреть на неё. Уверен, что со стороны я выгляжу жалко.

Чего не скажешь о Лилиан. На ней бирюзовое платье без рукавов, которое выгодно подчёркивает её фигуру, но не выглядит слишком открытым. Длина до колена и совершенно неглубокое декольте придают ей официальности, и я думаю, что она специально пытается произвести такое впечатление. Во все предыдущие встречи волосы Лилиан были завязаны в хвост, но сегодня она их распустила, я полагаю, намеренно, ведь ей чертовски идёт.

— Прекрасно выглядишь, — произношу я, понимая, что молчать так долго — неприлично.

Лилиан улыбается, и заметно, что вполне искренне. Улыбка идёт ей, делает её лицо ещё светлее.

— Проходи, — приглашает она, и я понимаю, что всё ещё стою на пороге. Как глупо.

Прохожу в квартиру и сразу же осматриваюсь, только чтобы больше не любоваться самой Лилиан. Эти мысли в моей голове мне совсем не нравятся.

Квартира Лилиан немного больше моей и обставлена со вкусом, пусть и небогато. Но на такую квартиру всё равно нужны немалые деньги, интересно, откуда они у неё?

— У тебя уютно, — произношу я, останавливаясь посреди комнаты.

Лилиан идёт на кухню и уже на ходу приглашает меня присесть. Сажусь на диван, отмечая, что он совсем новый. Либо Лилиан просто умеет следить за вещами лучше, чем я.

Да и вся квартира выглядит чистой и действительно уютной, как я и сказал. Я словно наяву вижу, как Лилиан сидит на этом диване по вечерам и читает. Как пьёт чай, сидя у подоконника. Как… Вовремя останавливаюсь.

Я не знаю об этой девушке ничего. Читает ли она вообще книги? Пьёт ли чай? Что любит и чего боится? Знаю только то, что она дочь моей жены, и что очень любит цветы. Можно ли делать о человеке какие-то выводы, располагая этой информацией? Так почему я всё решил так скоро?

Лилиан возвращается из кухни с открытой бутылкой вина и двумя бокалами. Она ставит всё это на журнальный столик и улыбается.

— Не знаю, любишь ли ты такое вино, но другого у меня нет, — произносит она и наполняет один из бокалов. Потом хочет сделать то же самое и со вторым, но я быстро останавливаю её, прикрыв бокал рукой.

— Я не пью, — возражаю ей, а она лишь непонимающе смотрит на меня.

— Ты за рулём? — спрашивает она и ставит бутылку на стол.

— Да, но отказываюсь не поэтому, — отвечаю ей и прислоняюсь к спинке дивана. — Я вообще не пью.

— Редкое качество для современного мужчины, — усмехается Лилиан, но мне не обидно. — А я, с твоего позволения, выпью.

Она берёт бокал со столика и делает несколько глотков. После облизывает губы, как уже делала это в кафе. Я снова улыбаюсь, как и тогда. Что такого в этом жесте? Когда подобное делает Шерил, меня это только раздражает.

— О чём же ты хотела поговорить? — спрашиваю я, решая перейти к сути. Нет смысла сидеть здесь вечность за бессмысленными беседами.

— О матери, тебе это известно, — говорит Лилиан и делает ещё один глоток вина. Видимо, она снова сильно волнуется.

— Что хочешь узнать? — произношу слова как можно легче, словно они не даются мне с трудом.

— За столько лет она действительно ни разу не упоминала, что Эйвери не единственный её ребёнок? — Лилиан делает очередной глоток и опустошает бокал. Мне перестаёт это нравиться. Не хватало ещё, чтобы она напилась.

— Мы женаты не так уж и много лет, — возражаю я и тут же ловлю себя на мысли, что зря сказал эти слова.

— Как минимум — шесть лет, — смеётся Лилиан. Её щёки краснеют от вина, от этого она становится лишь милее. — Разве это мало?

На самом деле мы женаты всего четыре года, из которых реально жили вместе не больше полутора лет, но Лилиан необязательно знать это. Как и то, что Эйвери на самом деле мне не родная.

— В числовом значении — не так уж и много, — уклончиво отвечаю я, переминая пальцы.

Лилиан тихо посмеивается.

— Я и забыла, что ты математик.

Мне хочется спросить, откуда ей это известно, но ответ слишком очевиден. Мэдлин. Чёрт, моя сестра совсем не умеет держать язык за зубами.

— Отвечая на твой вопрос — нет, она никогда не говорила о тебе, — произношу я, избегая смотреть на Лилиан, хотя это сложно сделать. Она действительно красивая. — Мне жаль, что так.

— И мне, — едва слышно шепчет Лилиан, но я всё равно слышу. Она опускает глаза и долго рассматривает пол.

— То есть тебе было девять, когда Шерил тебя бросила? — спрашиваю я и тут же ругаю себя. Ей и так нелегко, зачем напоминать об этом вновь?

Но, к моему удивлению, Лилиан лишь улыбается. Она долго смотрит на меня, и я уже не могу избежать взгляда в её глаза. Голубые. Такие же яркие, как и это чёртово соблазнительное платье. Мне становится душно.

— Шерил не бросила меня, — наконец говорит Лилиан. — Хотя я бы предпочла, чтобы она оставила меня ещё младенцем. В девять лет меня забрала социальная служба.

— Приёмная семья? — спрашиваю я тихо, Лилиан закусывает губу. И сразу понятно, что это не способ заигрывания. Она волнуется.

— Много приёмных семей, довольно много, — поясняет Лилиан, и мне становится так жаль её.

Хочется обнять её и пожалеть, словно она маленькая девочка, хотя это уже давно не так. Несмотря ни на что, сама Лилиан старается выглядеть сильной и всем своим видом показывает, что ни одно сегодняшнее слово её не задевает. К сожалению, я знаю, что это не так.

— Старый дом моей матери давно продан, не так ли? — спрашивает она вдруг. Я поджимаю губы.

— Ещё до нашей с ней встречи. Кажется, Шерил он был совсем не по карману, — поясняю я, а потом начинаю злиться. — Ты ездила туда, чтобы найти Эйвери? Пыталась пойти против меня?

— Не говори ерунды, — нервно отвечает Лилиан и тянется к бутылке с вином, чтобы налить себе ещё. Я наклоняюсь вперёд и перехватываю её руку.

— Может, ты не будешь так много пить? — с вызовом спрашиваю я.

— Тебе-то какое дело? — Лилиан заметно нервничает и больше не пытается это скрыть.

Она резко выдёргивает свою руку из моей и брызги вина попадают на ковёр. Но она, кажется, этого не замечает.

Я тяжело вздыхаю и иду на кухню за полотенцем. Здесь всё так же красиво и чисто, за исключением нескольких коробок из-под готовой еды. Я беру со стола полотенце и возвращаюсь обратно в гостиную.

Лилиан не сдвинулась с места, но так и не налила себе вина. Она разглядывает свой маникюр, а щёки её пылают. Я опускаюсь на ковёр у её ног и пытаюсь оттереть капли вина.

— К чёрту это, Этан, — говорит она резко. — Ты пытаешься быть хорошим?

— Кажется, это ты пытаешься, но у тебя ничего не получается, — произношу я и смотрю на неё снизу вверх.

— Ты не имеешь права меня судить, — произносит Лилиан нервно. Она встаёт из кресла и пересаживается на диван.

— Тогда и ты перестань, — спокойно отвечаю я. Встаю, кладу полотенце на столик и сажусь в кресло, где ещё минуту назад сидела Лилиан.

— Зачем ты это делаешь? — спрашивает она жалобно. — Зачем мучаешь меня?

— Я защищаю свою дочь. Какое мне до тебя дело? — отвечаю я и чувствую, что снова злюсь.

— Она — моя сестра, — кричит Лилиан и вскакивает с места. — Пойми это, наконец! Ты не можешь спрятать её ото всех.

— Не ото всех, а только от тех, кто может причинить ей боль, — поясняю я и тоже встаю.

— Но так ты делаешь больно мне, Этан! Разве ты этого не понимаешь?

— Не вижу ни единого повода, по которому меня это должно было бы волновать, — как можно равнодушнее произношу я, хотя знаю, что это ложь.

— Ты просто невыносимый! — кричит Лилиан. Она мерит шагами комнату и потирает пальцами виски. — Пойми ты, наконец, что я не хочу обижать Эйвери. Я хочу стать частью её семьи. Неужели ей не нужен ещё один родной человек в этом мире?

— У неё есть я. Разве недостаточно? — спрашиваю я, Лилиан вскидывает руки.

— Господи, ты что — такой незаменимый? Как можно быть настолько эгоистичным? Ты хочешь запереть её в клетке, но спроси себя, что она скажет через пять, десять лет, когда узнает о существовании сестры, с которой ты запретил ей видеться? Простит ли она тебя за то, что ты лишил её родного человека?

Слова Лилиан болью отзываются в моём сердце. Какой-то частью души я понимаю, что она права. Но также знаю, что поступаю правильно.

— Я расскажу ей тогда, когда она будет в состоянии сама решать. И она меня поймёт, — уверенно произношу я, хотя на самом деле почти не верю в эти слова.

— Боже, Этан, покажи мне хотя бы её фото, — вскрикивает Лилиан. — Я просто схожу с ума. Какую выгоду я могу преследовать, желая встретиться с шестилетним ребёнком? Я — не Шерил. Мне не нужны от Эйвери ни деньги, ни какие-то льготы, ничего! Я просто хочу иметь возможность видеть, как она растёт, быть частью её жизни.

Слова Лилиан почти заставляют меня согласиться, но я вовремя останавливаюсь. Нельзя вестись на эти провокации. Шерил отлично меня этому научила. Крики и слёзы ничего не значат для женщин. Это способ манипулировать, не более.

— Успокойся, Лилиан, — говорю я с вызовом и подхожу к ней ближе. — Я просил у тебя время, но ты только давишь на меня.

— Время? Я готова была дать тебе время, пока ты не пришёл в мой магазин и не разбил мне сердце, Этан, — говорит она, повышая голос в очередной раз, и я готов признать свою вину. Так всё и было. Чувствую себя подлецом. — О каком времени мы говорим?

На глазах у Лилиан выступают слёзы, но она изо всех сил старается не заплакать. Нужно отдать ей должное — она не хочет быть настолько слабой передо мной. Её голубые глаза блестят от слёз и выпитого вина, и мне кажется, что в таких глазах можно утонуть. Я усмехаюсь. Забавная защитная реакция.

— Ты могла бы просто оставить меня в покое, Лилиан, — произношу я, проклиная себя за всё, что собираюсь сказать. — Но что сделала ты? Ты вырядилась, как шлюха, пыталась споить и соблазнить меня? Надеялась, что я просто отдам тебе Эйвери в обмен на секс?

Лилиан замирает на месте и, кажется, открывает рот в удивлении. Зачем я так сказал? Это не то, что я думаю на самом деле. Мне хочется сказать, что я идиот, а она самая прекрасная девушка, которую я только видел, но не говорю этого.

— Знаешь, что, Хант, — говорит она, и голос её дрожит. — Пошёл ты к чёрту!

Я хватаю пальто с дивана и иду к двери. Лилиан оборачивается и в её глазах я вижу невероятную злость.

— Я подам на тебя в суд и всё равно заберу Эйвери себе, раз ты не хочешь по-хорошему, — произносит она и открывает дверь.

— Ты никогда её не заберёшь! — со злостью отвечаю я.

Вдруг у двери я вижу молодого парня, скорее всего, ровесника Лилиан. Мои зрачки сужаются, а тело начинает бить дрожь.

— Так вот кто, по твоему мнению, должен воспитывать мою дочь? — выкрикиваю я.

Лилиан смотрит на парня, а на её лице появляется тень обречённости. Должно быть, она не ждала его.

— Кто угодно, только не такой неуравновешенный психопат, как ты, — бросает мне в лицо Лилиан.

— Знаешь, — начинаю я, но девушка вскидывает руку, останавливая меня.

— Убирайся прочь, Этан, — только и произносит она.

Я больше ничего не отвечаю и молча выхожу из квартиры. Почему-то надеюсь, что она прогонит и этого парня, но, когда за ним закрывается дверь, я чувствую разочарование и невероятную злость.

Я надеваю пальто и выбегаю на улицу, чувствую, как холодный воздух приводит меня в себя. И только потом я замечаю на пальто белый волос Лилиан, который почему-то совсем не хочу убирать.

ЛИЛИАН
Январь, 2018 год

Ивлин останавливается на пороге комнаты и на его лице я вижу смятение. Пожалуй, впервые он не выглядит идеальным.

— Детка, — протягивает он. — Я что-то пропустил? Ты беременна?

Я пытаюсь убедиться, что правильно расслышала. С чего он так подумал? В голове всплывают слова Этана, сказанные минуту назад. «Так вот кто, по твоему мнению, должен воспитывать мою дочь?» Ну конечно.

Мне становится не по себе от этих слов, и я всеми силами стараюсь отогнать ужасные воспоминания. Проблема в том, что они никогда меня не покидали. Есть вещи, которые можно загнать в самое отдалённое, тёмное место своего сердца, но они всё равно останутся там, время от времени о себе напоминая.

— Не говори ерунды, Ивлин, — произношу я со злостью, которая всё не утихает. Меня буквально трясёт и никак не получается успокоиться.

— Снова не задавать лишних вопросов? — с усмешкой произносит Ивлин.

Вижу, что он расслабляется и проходит в квартиру. Ивлин бросает пальто на диван, где ещё пару минут назад лежало пальто Этана.

— Зачем ты здесь, Ивлин? — с вызовом спрашиваю я. — Разве ты можешь приезжать без предварительного звонка? Ты постоянно делаешь всё, что хочешь!

— В данным момент я хочу, чтобы ты перестала истерить, но этого почему-то не происходит, — с улыбкой произносит Ивлин и наливает вино в бокал, который предназначался Этану.

— Ты не можешь приезжать каждый раз, когда тебе просто нужно переспать с кем-то, — продолжаю я.

Ивлин делает пару глотков вина и смеётся. В его смехе много фальши и самолюбования.

— То есть, я могу приезжать только тогда, когда переспать хочется тебе? — спрашивает он. Я готова ему врезать, хотя понимаю, что злюсь на себя. Мне всегда хотелось быть хорошим человеком, но, вопреки всем прогнозам Джулианны, я выросла нервной, неуверенной и распутной девушкой, пытающейся заглушить собственный страх алкоголем и случайными связями.

— У меня нет на всё это настроения, — нужно как-то выгнать Ивлина отсюда, иначе я просто взорвусь, хотя не это ли произошло пару минут назад?

— Нет настроения на секс? — Ивлин снова смеётся и осушает бокал вина. — Ты не заболела?

— Ивлин, прекрати, ради всего Святого! И уезжай, — прошу я, а парень лишь отрицательно качает головой.

Он встаёт с дивана и подходит ближе ко мне. Проводит рукой по волосам и улыбается, только уже не так надменно. От парня привычно пахнет сигаретным дымом и парфюмом. За четыре года этот запах ассоциируется у меня только с ним.

— Тебе идёт, когда ты распускаешь их, — говорит Ивлин, указывая на волосы. — И не идёт, когда ты злишься. Если не хочешь секса, мы можем просто поговорить. В конце концов, я не совсем животное.

Я начинаю смеяться, и этот смех скорее нервный, чем радостный. Ивлина это только веселит.

— Совсем другое дело, — произносит он и ведёт меня к дивану. — Садись, давай выпьем и перемоем косточки тому грубияну.

«Может, ты не будешь так много пить?» — всплывают у меня в памяти слова Этана. Какого чёрта?

— Я не хочу вина, — отрицательно качаю головой, а Ивлин прикладывает руку к моему лбу.

— Ты, кажется, и вправду заболела. Не будь такой занудной, — просит он и протягивает мне свой бокал.

Почему я должна слушать, что говорит мне Этан Хант? Он назвал меня шлюхой и обвинил в том, что я якобы хотела забрать себе сестру через постель. Не хочу думать о его словах, но это сложно, ведь они засели в голове слишком прочно. Понимаю, что мне нужно отвлечься.

Злость на Ханта не утихает, и я беру бокал из рук Ивлина и залпом выпиваю содержимое. Назло Этану. Пусть знает, что он не может мной командовать. Почему я вообще всё ещё думаю о нём?

— Такой ты мне нравишься больше, — произносит Ивлин с довольным лицом и садится на диван.

Голос Этана всё ещё звучит у меня в голове, и я не могу никак от этого избавиться. Нельзя поддаваться на все его уловки. Нельзя вообще думать о нём ни секунды.

Ставлю бокал на столик и пытаюсь понять, что мне делать дальше. К сожалению, за столько лет удалось найти только один выход. И это никак уж не делает мне чести.

Я сажусь сверху на колени Ивлина так, что мои ноги оказываются по бокам. Ивлин довольно улыбается и проводит рукой по моему бедру. Он целует меня в шею, и я чувствую, как покрываюсь мурашками.

— Знаешь, — шепчет мне Ивлин на ухо, от его почти бархатного голоса внутри всё сжимается, — ты в этом платье чертовски сексуальна. Не против, если я его оставлю?

Он задирает платье и прижимает меня к себе сильнее. Мне просто нужно выбросить всё из головы, и я целую Ивлина, одновременно снимая с него рубашку.

— Ох, детка, — привычно жарко шепчет парень, когда я целую его в шею.

Ивлин обнимает меня и резко переворачивает, оказываясь на мне. Одной рукой он сжимает мою грудь, другой — расстёгивает свои брюки.

— Ты чудесная, — шепчет мне Ивлин, а я стараюсь думать только о его движениях во мне и больше ни о чём.

Когда всё заканчивается, парень выглядит уставшим и счастливым. Я выучила эту эмоцию наизусть, ведь другим его никогда не видела.

— Почаще надевай это платье, — говорит он, застёгивая брюки.

Я закатываю глаза и встаю с дивана. Поправляю платье и чувствую, что хоть ненадолго, но мне стало легче.

— Может, пообедаешь? — спрашиваю я парня, и сама удивляюсь своему вопросу.

Ивлин смеётся в очередной раз за сегодня, и я радуюсь, что между нами всё так просто. В отличии от отношений с Этаном. Чёрт!

— Ты даже не прогонишь меня сразу после секса? — спрашивает парень и идёт за мной на кухню. — Чем же ты меня угостишь?

Он замечает на столе коробки из ресторана и качает головой.

— Всё, как я и думал, — произносит он. — Ты вообще умеешь готовить?

— Да, — просто отвечаю я и достаю из холодильника вчерашнее тако с курицей. — Но не для тебя.

— Сделаю вид, что меня это не задело.

Ивлин помогает мне всё разогреть и перенести в гостиную. Мы сидим на полу перед журнальным столиком и едим. Это кажется мне таким странным, ведь я, наверное, никогда ни с кем не обедала дома, не считая Джейсона.

— Что это за парень? — вдруг спрашивает Ивлин.

— Это сложно, — только и произношу я. Парень качает головой.

— Как и всё, что есть в твоей жизни. Он обидел тебя? Не знаю, как можно обижать тебя, когда ты в этом платье.

— Он принял мой наряд за попытку его совратить, — признаюсь я, хотя стыжусь этого.

— А всё было не так? — со смехом спрашивает Ивлин и запивает тако очередным бокалом вина.

— Даже для тебя это слишком отвратительно, — поясняю я. — Скажи, я правда много пью?

Ивлин отрывается от еды и пытается понять мой вопрос, а потом расплывается в улыбке.

Я отмечаю про себя, что этот парень невероятно милый, когда не испорчен похотью и алкоголем. Но в этом и моя вина, что мы никогда даже не разговаривали вот так, сидя за столом. Просто мне всегда было страшно подпускать кого-то к себе. Тем более такого человека, как Ивлин.

— Он назвал тебя алкоголичкой? Не бери в голову, бокал вина перед ужином — это даже полезно.

— Вообще-то он назвал меня шлюхой, — признаюсь я, и мои щёки вновь вспыхивают.

— Так называют тех, кого очень хотят, но не могут заполучить, — поясняет Ивлин, и сердце начинает покалывать.

Может ли это быть правдой? Действительно ли я вызываю у Этана такие чувства? Может, его поведение небеспочвенно?

Но тут же себя останавливаю. Кого я слушаю? Это же Ивлин! У него всё сводится к постели.

— Как бы там ни было, — продолжает Ивлин, — ты всегда можешь использовать это себе на выгоду.

— Что? — непонимающе произношу я, надеясь, что неправильно поняла.

— Ну, в конце концов он не устоит перед тобой.

— Ты ненормальный, Ивлин. Хватит так говорить обо мне, — сержусь я, а парень смеётся.

Он подвигается ближе и целует меня. Я не отвечаю на его поцелуй, и он проводит рукой по моей щеке.

— Ну же, Лилиан, я просто пошутил. Ты слышала что-нибудь о юморе? — говорит он и снова пытается меня поцеловать.

— Ивлин, мы ведь только что, — начинаю я, а парень не даёт мне договорить.

— Просто помолчи.

— У тебя сил-то хватит? — искренне смеюсь я впервые за несколько последних часов, а парень смеётся в ответ.

Он целует меня и валит на пол. Ивлин смотрит на меня, и на его лице играет та самая самодовольная улыбка, которая полностью раскрывает его сущность. Ликование, ощущение победы и осознание собственного великолепия. Такой уж он — мой институтский дружок.

— Вот сейчас и проверим, — произносит он.

Ивлин уходит через час, и я благодарю его за то, что перед своим уходом он убрал всю посуду. Такая любезность совсем не в его духе, но иногда на него накатывает что-то подобное.

Прохожу в спальню и ложусь на кровать. День был невыносимо долгим. Голова болит от крика и вина, но я совсем не пьяна.

Мне больно, хоть и эта боль уже не такая острая, как пару часов назад. Мне нужно было отвлечься, и я благодарна Ивлину, что он приехал даже без предупреждения. Сегодня это неважно.

Я больше не хочу позвонить Этану и накричать на него, на это просто нет сил. Ни на что, кроме как спать и, хотя бы во сне, видеть сестру, лица которой я на самом деле не знаю.

ЭТАН
Январь, 2018 год

Несколько раз в день мне хочется набрать номер Лилиан и извиниться за каждое сказанное слово. Я был к ней слишком жесток, несмотря на то, что она тоже во многом была не права. Но мне так и не хватает сил позвонить ей, и неделя после встречи проходит без каких-либо известий от Лилиан.

Мне страшно осознавать, что она действительно сделает то, о чём сказала. Подать в суд — радикальное решение. Успокаиваю себя мыслью только о том, что она сказала это в гневе. Но для размышления у неё есть всё то время, что мы не общаемся, а это довольно много.

Дни тянутся на удивление медленно. Работа не помогает мне отвлечься ни на секунду.

— Он уже чистый, — слышу я чей-то голос и пытаюсь понять услышанное. Передо мной стоит сестра.

Тут же я вспоминаю, что натираю бокал. Видимо, так увлёкся размышлениями, что совсем об этом забыл. Ставлю стакан на барную стойку и бросаю полотенце.

— Выглядишь ты неважно, — констатирует сестра, я фыркаю.

— С чего бы это? Ты виновата в моём состоянии, возможно, больше всех, — грубо отвечаю я, сестра лишь пожимает плечами.

— Только потому, что дала твой номер этой девушке? — спрашивает она спокойно.

— Ты должна была посоветоваться со мной! — мой голос звучит слишком агрессивно, но Мэдлин никак на это не реагирует.

— Мы пошли по кругу, — она лишь закатывает глаза. — Этот разговор уже состоялся неделю назад у тебя дома. И моё мнение не изменилось. Лилиан имела право на разговор с тобой.

— Почему ты защищаешь не меня, своего брата, а человека, которого совсем не знаешь?

Мэдлин нервно постукивает пальцами по столешнице. Она напряжена, но в то же время уверена в себе. В детстве она часто выгораживала меня перед мамой, а я умело этим пользовался. Однажды я ушёл из дома на всю ночь и отключил телефон, а Мэдлин была вынуждена до утра сидеть с матерью у телефона в ожидании моего звонка. Она знала, где я, но так и не выдала. Такая вот слепая преданность.

— Я как раз-таки защищаю тебя, Этан, — произносит Мэдлин и наклоняется вперёд, говоря тише, хотя вокруг никого нет. — Эйвери любит тебя, но ей этого мало. Девочке нужна мать, и раз уж Шерил наплевать, то почему бы не позволить Лилиан подарить этому ребёнку немного тепла? Женского, материнского тепла. Ты никогда об этом не задумывался?

Я осекаюсь на полуслове и ничего не отвечаю. Кажется, Мэдлин права. Возможно, в этой ситуации и правда нужна женская точка зрения. Вопрос в том, когда я смогу, наконец-то, принять её.

— Больнее ей уже не будет, — произносит Мэдлин и уходит принять заказ.

Я снова остаюсь наедине со своими мыслями. Беру в руки телефон в десятый раз за день и опять откладываю его в сторону.

Когда на часах уже почти четыре, я заканчиваю свои дела и собираюсь забрать Эйвери из школы. Она ненавидит, когда я опаздываю, не стоит её расстраивать.

Но я не успеваю даже выйти из-за барной стойки, как раздаётся телефонный звонок. Ожидаю увидеть номер Лилиан, но звонит мисс Саммерс — учительница дочери. Это зарождает у меня внутри чувство беспокойства.

— Да, мисс Саммерс, — быстро отвечаю я, одеваясь на ходу. — Уже еду, скоро буду. Скажите Эйвери, чтобы не волновалась.

— Мистер Хант, — произносит учительница взволнованным тоном. — Эйвери здесь нет. Ваша жена забрала её.

— Что? — вскрикиваю я, замечая, как на меня оборачиваются люди из ресторана. Плевать на всех. — Скажите, что это шутка? Как Вы могли отдать её?

— Я Вас предупреждала, что однажды это случится, и я буду бессильна, — только и отвечает мне мисс Саммерс. — Не имею права не отдать её. Шерил — её законная мать. И если Вы до сих пор не решили этот вопрос, что я могу сделать?

— Как давно они уехали? — спрашиваю я, понимая, что она права.

— Пять минут назад. Я сразу же позвонила Вам, — говорит девушка. Я провожу рукой по волосам, чувствую, как становится жарко.

— Спасибо, — только и отвечаю прежде, чем бросить трубку.

Мне не хватает воздуха. Нужно было понять, что Шерил пойдёт на всё, чтобы добиться своего. Хотя я так и не понимаю, зачем ей на самом деле Эйвери. Она никогда её не любила.

— Что случилось? — тихо спрашивает Мэдлин, подходя ко мне. — Ты всех гостей распугаешь.

— Да плевать мне на всех! — кричу, отмахиваясь от сестры, которая пытается прикоснуться ко мне. — Она забрала её, Мэд!

— Лилиан? — непонимающе спрашивает сестра, но я лишь сильнее вспыхиваю.

— К чёрту Лилиан! Шерил! Эта стерва забрала мою дочь из школы и увезла!

Сестра смотрит на меня со страхом, и я разделяю её чувства. Голова начинает кружиться. Не знаю, куда мне бежать и где искать дочь. Что мне теперь делать? На глаза наворачиваются слёзы, но я стараюсь сдержаться. Мужчины не должны плакать. Не должны? Разве это не та самая ситуация, когда можно всё? Мэдлин пытается обнять меня, но я не позволяю этого сделать. Мне нужно найти хоть одну зацепку. Хоть что-то.

— Она точно что-то знает, — сквозь зубы цежу я, а сестра смотрит с недоумением.

— О ком ты, Этан?

— Лилиан, чёрт бы её побрал, — выкрикиваю я и выбегаю из ресторана, не обращая внимания на то, что сестра что-то говорит мне вслед.

Сажусь в машину и чувствую, как трясутся руки. Я обещал себе, что никогда не сяду за руль в таком состоянии. Но до квартиры Лилиан не меньше пяти кварталов.

— Чёрт! Чёрт! — кричу я и бью руками по рулю.

Сердце бешено колотится и ничего в целом мире не сможет меня сейчас успокоить. Выхожу из машины и решаю идти пешком либо поймать такси. Но, как на зло, поблизости нет ни одной свободной машины. Я бегу, не обращая внимания на то, как странно смотрят люди. Сейчас меня ничего не волнует.

Не знаю, сколько проходит времени, пока я добираюсь до квартиры Лилиан и стучу в дверь, но мне кажется, что проходит вечность, прежде чем она открывает. Лилиан видит меня и сначала удивляется, а затем хмурится.

— Чего тебе, Этан? — спрашивает она, скрещивая руки на груди. Я пытаюсь отдышаться. — Вспомнил ещё какие-то оскорбления, которые не успел использовать в прошлый раз?

— Где она, Лилиан? — кричу я, задыхаясь. Девушка хмурится ещё больше. Меня злит, что она делает вид, что ничего не понимает.

— Кто? Твоя вежливость? — с насмешкой произносит Лилиан.

Я хватаю её за плечи и трясу. Она смотрит на меня с испугом.

— Где моя дочь? — кричу я ей в лицо, и девушка пугается ещё больше.

— Ты потерял Эйвери? — спрашивает она громко. — И после этого будешь утверждать, что идеальный отец?

— Прекрати, Лилиан! Где Эйвери?

— Откуда мне это знать? Я даже не представляю, как она выглядит. Что вообще происходит?

Я отпускаю её и опускаюсь прямо на пол. Обхватываю голову руками и понимаю, что погорячился. С чего я вообще взял, что Лилиан что-то известно? Мне просто сносит крышу.

Девушка садится рядом со мной и кладёт руку мне на голову.

— Этан, прошу, скажи, что случилось? — просит она, и я понимаю, что она действительно переживает.

— Шерил забрала её из школы, — поясняю я уже тихо дрожащим голосом. — Она говорила, что увезёт её в Северную Каролину, но я и представить не мог, что она похитит дочь прямо из школы. Господи, я сам во всём виноват. Прости, я думал, ты знаешь, где она.

— Этан, — тихо произносит Лилиан. — Я бы никогда так не поступила. Слышишь? Никогда бы ей в этом не помогла. Я всё это время знала, где учится Эйвери, но ни разу так и не пришла к ней, ведь ты был против. Мне не хочется идти против тебя, а тем более, против закона.

Я поднимаю на неё глаза и долго всматриваюсь в её лицо. Лилиан выглядит встревоженной, но одновременно с этим во взгляде есть что-то такое, что меня завораживает. Должно быть, это называется искренностью.

— Просто успокойся и давай подумаем, что делать, — предлагает мне девушка. — У Шерил нет здесь жилья. А значит, она остановилась в гостинице. В нашем городе их не так уж и много. Она может быть в вашей квартире, не думал и об этом варианте? Ты вообще звонил ей?

Лилиан предлагает один вариант за другим, а я чувствую себя болваном. Ведь мне в голову не пришло ничего из этого. Как я мог быть таким сумасшедшим?

— Я даже не, — произношу я, не договаривая. — Я думал, что ты…

Лилиан улыбается.

— Мне, конечно, приятно, что ты сразу же подумал обо мне. Но всё это зря, — девушка кладёт мне руку на щеку, и это меня успокаивает. — Ты должен сделать следующее: поезжай к себе домой, убедись, что Шерил там нет, а затем ступай в полицию. Не делай ничего, о чём потом пожалеешь.

— Спасибо, — выдыхаю я сквозь дрожь во всём теле. О полиции я тоже не думал. А ведь это хороший способ лишить Шерил всех прав на дочь навсегда. — Прости, что наговорил тебе всякого.

— Поезжай, Этан, — говорит мне Лилиан и встаёт. Я тоже встаю с пола. — Прошу, как только что-то узнаешь, позвони мне. Иначе я просто сойду с ума.

— Не будешь проситься поехать со мной? — удивляюсь я. Лилиан отрицательно качает головой.

— Нет, но, если потребуется моя помощь, любая, просто дай мне знать. Я сделаю всё. Слышишь, Этан?

Я утвердительно киваю и, ещё раз поблагодарив Лилиан, выхожу из дома. До моей квартиры далеко, и я пытаюсь поймать такси. К счастью, это удаётся мне довольно быстро. Прошу таксиста ехать как можно быстрее и молюсь, чтобы Эйвери была дома. В противном случае, я просто не знаю, что мне делать.

ЛИЛИАН
Январь, 2018 год

По телевизору то и дело транслировали праздничные ролики, хотя до Рождества было ещё три недели. Я сидела на полу, облокотившись на кресло, и пыталась сделать домашнее задание по английскому. Нам нужно было написать сочинение о том, что такое, по нашему мнению, Рождественское чудо.

Я посмотрела на название и поняла, что, кроме него, не смогла написать и пары слов. Знала, что многие мои одноклассники напишут про волшебство или подарки, но мне не хотелось писать об этом. Я давно не верила в Санту, знала, что покупает подарки мама. Именно поэтому и не любила этот праздник.

В прошлом году на Рождество я получила куклу, хотя уже давно в них не играла, и книгу про динозавров, хотя терпеть их не могла. Это ещё ничего. Два года назад мама вообще забыла о подарках.

Я гадала, будет ли мама дома в этом году хотя бы в Сочельник. Или же мне снова придётся остаться одной.

— Мама, — крикнула я. — Не поможешь мне?

— Ну что там ещё? — нервно спросила мама, выходя из спальни.

На ней было красивое платье в пол, волосы уложены, как всегда, идеально. Мне стало обидно до слёз.

— Ты уходишь? — спросила я тихо. Мне больше не хотелось помощи.

— Тебе какое дело? — спросила мама, застёгивая серёжку. — У меня есть дела. А твоя задача — делать уроки.

— Мне нужна помощь с сочинением, — попросила я. Мама недовольно вздохнула, но промолчала. — «Что такое Рождественское чудо?» О чём мне написать?

Мама подошла ближе, присела и взяла меня за подбородок. От неё пахло духами, и я практически задыхалась от этого запаха.

— Так напиши правду, Лилиан, — со злостью произнесла она. Мне ещё больше захотелось расплакаться. — Напиши, что никаких чудес не бывает.

— Может, это только у тебя в жизни их не было? — с обидой спросила я, повысив голос. — Это не значит, что их не существует!

Неожиданно мама дала мне пощёчину и усмехнулась. Неожиданно? Нет, это не так. Я давно к подобному привыкла.

— Чудом будет, если ты вырастешь хоть кем-то, отдалённо напоминающим нормального человека, — сказала мама и встала. — А теперь — доделай домашнее задание, вымой посуду и ложись спать.

Мама собралась уже выйти из комнаты, как я её остановила.

— Я снова останусь одна на всю ночь?

Мама обернулась, и в её глазах я увидела свою погибель. К моему удивлению, она промолчала и ограничилась лишь злобным взглядом. Видимо, лимит на пощёчины в тот момент был исчерпан.

На следующий день в школе учительница попросила меня задержаться после уроков. Думала, дело в тесте по математике, который я завалила. Знала, что ничего хорошего не стоит ждать по этому поводу ни от учителя, ни от мамы.

Я сидела за первой партой и ждала лекции о старательности или чём-то подобном, но учительница поставила свой стул рядом и села. Это меня насторожило.

— Лили, можно поговорить с тобой? — спросила миссис Роуз. Я лишь утвердительно кивнула. — Как у тебя дела?

Вопрос показался мне странным.

— Нормально, — только и пробубнила я. Надеялась, что на этом разговор закончится, но учительница не собиралась уходить.

На самом деле миссис Роуз мне всегда нравилась. Она была доброй и весёлой, могла помочь и очень редко ругала. Именно она хвалила все мои рисунки и постоянно твердила, что я молодец.

— Скажи, мама часто тебя ругает? — спросила учительница и я занервничала ещё больше. Можно ли мне отвечать на такие вопросы?

Пару раз подобный разговор происходил ещё два года назад, когда я пришла в школу с разбитой губой, а через неделю — с обожжённой ладонью. Пришлось врать всем про велосипед и про то, что сама обожглась утюгом, ведь мама строго-настрого запретила что-то рассказывать. Мне было страшно, только и всего. Потом разговоры прекратились, но я не знала, стало ли мне легче. В душе я всегда надеялась, что кто-то сможет повлиять на маму, изменить её. Что кто-то сможет спасти меня.

— Лили, — позвала меня миссис Роуз, и я поняла, что задумалась. Отрицательно покачала головой.

— Нет, — произнесла я тихо и опустила голову. — Иногда. Вы же знаете, какая я.

— Знаю, дорогая, — ласково сказала учительница. — Ты замечательная. Очень умная и красивая девочка. Разве ты думаешь иначе?

— Да, — с дрожью в голосе ответила я. — Я совсем не умная. Всегда всё порчу и ломаю. И задаю много вопросов. И делаю всё не так. И плохо учусь. И…

Я поняла, что начинаю плакать, и поспешила остановиться. Нельзя было делать этого. Мама придёт в ярость, если узнает о сегодняшнем разговоре. Боюсь представить, что она сделает.

— Мама часто тебя бьёт? — тихо спросила миссис Роуз. Её голос прозвучал странно, словно она сама собралась плакать.

Я вздрогнула от вопроса и долго молчала. Учительница на секунду прикоснулась к моему плечу, и я вздрогнула снова.

— Я не скажу твоей маме, договорились? — сказала она. — Просто ответь мне. Если тебе нужно с кем-то поговорить, я ведь всегда тебе помогу. Ты это знаешь.

Я продолжала молчать, хотя внутри всё разрывалось. Мне хотелось рассказать о каждой пощёчине, ударе любым подвернувшимся предметом, о ночах в подвале, о неделях в одиночестве практически без еды. Обо всех моих страхах и слезах.

— Бывает такое, что мама бьёт тебя? — спросила миссис Роуз.

Я лишь утвердительно кивнула. Было очень страшно.

— Часто?

Снова кивок. Не могла произнести даже слова.

— Хочешь, чтобы мама перестала это делать?

И снова кивок.

Миссис Роуз приобняла меня за плечи. На пару секунд стало неуютно, но после я почувствовала, что мне это нравится. Мама никогда меня не обнимала.

— Чудеса бывают, Лили, — произнесла она тихо. — И у тебя всё будет хорошо.

Тогда, в восемь лет, я не знала, что своим сочинением спровоцировала кардинальные перемены в жизни. Что именно с того дня начнётся пристальный контроль со стороны учительницы, психолога. Что однажды миссис Роуз найдёт меня на пороге дома с разбитым носом. Что всего через полгода меня заберут от матери навсегда.

Но если бы я знала, что всё так обернётся, то написала бы это сочинение намного раньше и, возможно, выиграла для себя ещё несколько лет жизни в другой семье, которая стала для меня настоящей.

Воспоминания не дают мне уснуть. Они переплетаются со страхами в настоящем, и голова просто лопается.

Утром мне вставать на работу, но об этом я думаю меньше всего. Только и могу метаться по комнатам, предпринимать жалкие попытки успокоиться и заснуть.

Говорю себе, что полиция во всём разберётся, что они найдут Эйвери, и моей сестре не придётся больше провести с матерью ни одного дня в своей жизни.

Проклинаю себя за то, что не поехала с Этаном, но это было правильным решением. С точки зрения закона, эта девочка мне никто, и я ничего о ней не знаю. От меня не было бы толку. На слёзы и переживания у полиции просто не будет времени.

Часы тянутся медленно. Я то и дело проверяю мобильный, но никаких звонков не обнаруживаю. Мне хочется выпить, но я каждый раз себя останавливаю. Сейчас для этого не время. Нужно научиться успокаиваться без алкоголя и бессмысленных звонков Ивлину. Для Эйвери мне нужно стать лучше. Если, конечно, она найдётся.

Около часа ночи я предпринимаю ещё одну безуспешную попытку уснуть, как вдруг в дверь стучат. Я открываю, наверное, за пару секунд.

На пороге стоит Этан. Он измучен и взволнован одновременно. Эйвери с ним нет, и это очень плохой знак.

— Не хотел тебя будить, — только и произносит он. Его голос непривычно сломленный.

— Я всё равно не спала, — отвечаю я. — Входи.

Этан проходит в квартиру и останавливается посреди комнаты, как и в прошлый свой визит неделю назад. Тогда всё вышло глупо и сложно. Но сейчас не время говорить об обидах.

— Какие новости? — спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие. Сделать это практически невозможно.

— Дома их нет. Они даже не взяли никакие вещи. Я звонил много раз, но Шерил не берёт трубку, — произносит Этан. Заметно, что он просто разбит. Глаза блестят, но он не плачет. Он действительно любит эту девочку. Мне не стоило сомневаться.

— Ты был в полиции? — спрашиваю я, подходя ближе. Этан утвердительно кивает.

— Только что оттуда. Они её ищут, но от меня мало толка. Меня практически вытолкали домой. Сказали отдохнуть, но как я могу отдыхать сейчас?

Этан ни на секунду не повышает голос, и я понимаю, что у него просто нет сил. Порой жизнь человека зависит от другого сильнее, чем мы можем себе это представить.

— Тебе и правда нужно отдохнуть. И согреться, — говорю я. — Посмотри на себя — ты весь мокрый. На улице снегопад. Ты что — шёл пешком?

— Нельзя садиться за руль в таком состоянии, — произносит он, и я неожиданно вздрагиваю. Он прав. — Мне нужно было хоть немного успокоиться.

— Снимай пальто и садись. Я заварю тебе горячего чая. Нужно для начала согреться, — говорю я, но мужчина не сдвигается с места.

Я подхожу ещё ближе и стаскиваю я него пальто. Он лишь удивлённо смотрит на меня.

— Ну же, Этан, садись на диван, — прошу я.

— Ты в прошлый раз предлагала вино, — говорит он. — Ещё осталось?

— Ты не пьёшь, — отрезаю я. — И нечего начинать сейчас.

Этан проходит к дивану, садится и обхватывает голову руками. Мне хочется сесть рядом и пожалеть его, обнять, но это будет лишним.

— Ты права, — произносит он и проводит ладонями по лицу. — Я не пью. Такой болван!

— Просто расслабься, — говорю я и иду на кухню.

Ставлю чайник, завариваю чай и возвращаюсь уже через пару минут. Этан сидит на диване в той же позе и, кажется, даже не заметил, что прошло какое-то количество времени.

Я ставлю чашки с чаем на столик и сажусь рядом.

— Если ты не выпьешь сам, мне придётся тебя поить, — нежно произношу я. — Не заставляй меня это делать.

Этан на пару секунд слабо улыбается и берёт чай со столика. Его руки дрожат, то ли от холода, то ли от всего, что произошло. Мы пьём чай молча. Мне нечего сказать, а Этан едва ли хочет вообще разговаривать. Я думаю о своей сестре, и что ей, судя по всему, повезло с отцом. Эйвери есть кому защитить, мне же такой милости не выпало, ведь об отце никогда ничего не было известно.

— Прости, что пришёл, — вдруг произносит Этан. — Нужно было куда-то пойти, но дома оставаться не хотелось.

— Ты правильно сделал, что пришёл, — отвечаю я. — И хватит извиняться. Ложись поспи, а утром поедешь в участок, хорошо?

Этан отрицательно качает головой.

— Я не засну, — произносит он, и я знаю, что это правда.

— Тогда полежи с закрытыми глазами, — прошу я. — Этан, тебе нужно немного отдохнуть, иначе сил совсем не будет. Так нельзя.

Я иду в спальню и приношу оттуда подушку и одеяло. Кладу на диван и улыбаюсь Ханту.

— Просто ложись, — говорю я снова.

— А ты что же? Не будешь спать? — спрашивает он.

Улыбаюсь только, чтобы скрыть ложь.

— О, я сова, — вру, но не чувствую за это вины. — Ночь — пик моей активности. Так что я просто посижу здесь, пока не заснёшь. Почитаю или что-нибудь такое.

— Спасибо, — только и отвечает Этан. Он ложится на диван прямо в одежде, а я накрываю его одеялом.

Сама сажусь рядом с диваном на ковёр и беру в руки книгу со столика. На самом деле я даже не начинала её читать, да и не планировала. Ивлин притащил эту книгу пару дней назад. Сказал, что ему её дали в качестве подарка в каком-то магазине, а он и не собирается читать подобную дрянь.

Глаза слипаются, но я заставляю себя читать дальше, пока не осознаю, что не понимаю ни слова. Голова затуманена волнением и усталостью.

Оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Этана и облегчённо выдыхаю. Он спит. Ему пойдёт это на пользу.

Ещё какое-то время я пытаюсь вникнуть в книгу, но вскоре бросаю это занятие. Кладу голову на диван и долго смотрю на Этана, пока сама, наконец, не засыпаю прямо на полу.

ЭТАН
Январь, 2018 год

Мне жарко и невероятно затекло всё тело. Открываю глаза и пытаюсь осознать, где нахожусь. Вдруг вспоминаю весь вчерашний день и моментально прихожу в себя. Хочу встать, но замечаю, что на моей руке лежит голова Лилиан. Девушка спит, сидя прямо на полу, опираясь на меня.

Неожиданно желание куда-то бежать пропадает. Я смотрю на Лилиан и не могу сдержать улыбку. Девушка выглядит такой спокойной и милой. Именно милой, и никак иначе. Я испытываю огромное чувство благодарности и умиления, понимая, что она проспала так всю ночь, охраняя меня и мой сон.

Мне не хочется её будить, но долго ждать я тоже не могу. Провожу свободной рукой по завязанным, как обычно, в хвост волосам и останавливаюсь на щеке Лилиан. Девушка лишь дёргается во сне, но не просыпается.

— Лилиан, — тихо зову её я, затем повторяю её имя ещё несколько раз.

Наконец, она открывает глаза и смотрит прямо на меня. Даже такой сонный взгляд украшает её. Я снова улыбаюсь.

— Доброе утро, — произношу я, девушка улыбается в ответ.

— Не могу поверить, что проспала так всю ночь, — тихо говорит она и убирает голову с моей руки. Мне вдруг становится жутко неуютно, словно я остался с неприкрытым тылом. — Всё тело жутко болит.

— Тебе не стоило оставаться со мной здесь. Могла бы отлично выспаться в постели, — говорю я, хотя на самом деле рад видеть её рядом.

— Не хотела тебя бросать, — говорит Лилиан. Она встаёт и делает несколько наклонов в разные стороны, чтобы размять тело. — Я сварю нам кофе.

Такие обычные слова кажутся мне очень приятными. Я встаю и пытаюсь найти своё пальто. Смутно помню, как вчера Лилиан снимала его с меня. Пальто висит на вешалке при входе. Достаю из кармана телефон и понимаю, что мне никто не звонил. Значит, новостей нет.

Нужно срочно собираться и ехать в полицейский участок, хотя едва ли я узнаю что-то новое. Смотрю на время и буквально ахаю.

— Лилиан, уже десять утра, — кричу я.

Девушка выглядывает с кухни и застывает. На её лице я вижу разочарование.

— Я опоздала на работу, — говорит она с отчаянием. — Вот чёрт!

Прохожу на кухню и сажусь за барную стойку. Смотрю, как Лилиан варит кофе. Смотрю? Нет, скорее любуюсь. Она делает всё так легко и естественно, словно всё это вполне обычная практика наших с ней совместных дней.

О чём я вообще думаю? Не могу отделаться от собственных мыслей, и меня это злит.

— Разве плюс работы на себя не в том, что можно приходить, когда захочется? — спрашиваю я, только чтобы нарушить неловкое молчание. Хотя, похоже, саму Лилиан оно не напрягает.

— Да, но чем больше я буду спать, тем меньше заработаю, — отвечает девушка и разливает кофе по чашкам. — Вчера пришлось попросить мою помощницу задержаться подольше. Я несу потери.

Лилиан улыбается и ставит передо мной чашку кофе. Аромат моментально заряжает меня энергией, хотя я не сделал ещё и глотка. Девушка садится рядом и размешивает сахар в чашке.

— У тебя уже есть работники? — спрашиваю я, делая глоток. — Это хороший показатель роста бизнеса.

— Не то чтобы работники, — Лилиан пожимает плечами. — Кэтлин подрабатывает время от времени. Я прошу её иногда подменить меня или помочь в праздники. О расширении бизнеса говорить пока рано.

— У тебя всё получится, — говорю я. Лилиан едва заметно улыбается. Мои слова ей приятны, безусловно.

— Есть какие-нибудь новости? — спрашивает она. Я отрицательно качаю головой.

— Ни одного звонка. Сейчас поеду прямиком в участок.

— Тебе нужно принять душ, переодеться, позавтракать, — возражает Лилиан, но я не готов с ней согласиться.

— Это может подождать. Ещё успею.

Лилиан допивает кофе, встаёт и ставит чашку в раковину. Она молча смотрит на меня и ждёт, пока и я закончу нашу маленькую утреннюю трапезу.

— Мне нужно в душ, — говорит она, наконец, со смятением в голосе.

— О, — только и протягиваю я. — Тогда мне пора.

— Вообще-то, — так же неуверенно произносит Лилиан. — Я думала, мы выйдем вместе. Не подождёшь немного?

Я киваю в знак согласия и Лилиан спешно выходит из комнаты. Мне остаётся только допивать кофе в тишине и одиночестве. Зато есть время оглядеться, хотя едва ли я могу найти здесь что-то необычное.

Такой же порядок, как и в прошлый раз. Да, тогда всё вышло глупо. Я вспылил и наговорил глупостей. Не думаю, что Лилиан всё забыла и простила. Просто сейчас нам обоим не до выяснения отношений.

Допиваю кофе и ставлю чашку в раковину рядом с чашкой Лилиан. Замечаю, что улыбаюсь, видя их вместе. Кажется, я схожу с ума.

Выхожу в гостиную и рассматриваю книжную полку для того, чтобы отвлечься от странных мыслей. Здесь довольно интересная коллекция литературы, книги не новые, некоторые зачитаны практически до дыр.

Рука сама тянется к роману Харпер Ли, и я достаю книгу. Долго верчу её в руках, не решаясь открыть, словно в этом есть что-то личное. Но в конце концов я всё же открываю книгу и замечаю множество заметок на полях и подчёркнутых цитат. Ощущение, будто я читаю чужой дневник, но мне уже сложно остановиться.

«Ничего не надо страшиться, кроме страха».

Что ж, эта девушка, наверняка, знает всё о страхе. Ничего удивительного, с такой матерью. Я часто представляю Лилиан маленькой девочкой, светловолосой и улыбчивой, как Эйвери. Но, должен признаться, едва ли они похожи. Лилиан кажется мне в разы несчастнее.

Я перелистываю пару страниц и вновь останавливаюсь.

«Она — одна из немногих особ женского пола, которых он в состоянии терпеть около себя сколько угодно времени».

Я улыбаюсь и провожу пальцами по линиям, которые Лилиан оставила в книге. Сердце пронзает необъяснимое чувство, словно я знаю эту девушку много лет. Странно, что могут сделать пару цитат в какой-то книге.

— «Убить пересмешника»? — слышу я голос Лилиан и оборачиваюсь. Ощущение, словно меня, как мальчишку, застали врасплох.

— Прости, — оправдываюсь я, но вижу, что девушка не злится. — Стало интересно, только и всего.

— Всё в порядке, — с улыбкой отвечает она. — Это хорошая книга. Одна из любимых, пожалуй.

— Ты все их прочла? — спрашиваю я, возвращая книгу на место.

— Почти все, — девушка пожимает плечами.

Только сейчас я замечаю, что она уже переоделась. На ней чёрное тёплое платье без каких-либо необычных штрихов и украшений. Но и оно ей к лицу. Чёрт, есть хоть что-то, что ей на самом деле не идёт?

— Это книги моей мамы, — говорит Лилиан и, видя моё удивление, уточняет. — Моей приёмной мамы. Я почти готова. Ещё пару минут, хорошо?

Я соглашаюсь и продолжаю осматривать всё вокруг, пока Лилиан собирает сумку. На комоде под лампой я замечаю фотографию и долго её рассматриваю. Лилиан здесь явно года на три-четыре младше. Рядом с ней молодой мужчина, он точно старше её. Волосы ещё темнее моих, такие же глаза. Их объединяет только одно — счастливая улыбка.

Долго думаю, кто этот парень, почему она хранит это фото столько лет. Где он сейчас, и почему я о нём не слышал.

— Это Джейсон, — прерывает мои размышления Лилиан. Я оборачиваюсь. Она уже надела пальто и смотрит на меня с нетерпением. — Он мой брат. Сын моих приёмных родителей.

— Он милый, — только и отвечаю я, хотя чувствую, что на душе стало легче.

Мы выходим из квартиры вместе, но молчим и чувствуем неловкость. Я за многое благодарен Лилиан, но это не мешает мне злиться на неё из-за Эйвери. Думаю, сама Лилиан испытывает что-то похожее.

— Позвони мне, хорошо? — просит девушка, когда мы выходим на улицу. К сожалению, нам в разные стороны. — Когда узнаешь что-нибудь. Любую мелочь.

Я обещаю позвонить, благодарю её ещё раз и ухожу. Делаю над собой усилие, чтобы вдруг не обернуться. Не понимаю, зачем мне это нужно.

Чем дальше я отхожу от дома Лилиан, тем яснее становится мой разум. Просыпается вчерашний страх и негодование, хотя я, безусловно, веду себя гораздо спокойнее.

Мне приходится вновь ловить такси, и я обещаю себе, что больше не буду доводить себя до состояния, в котором нельзя вести автомобиль.

До участка ехать около двадцати минут, и эти минуты кажутся мне вечностью. Я боюсь узнать, что они не нашли Эйвери, но ещё больше боюсь, что её нашли, но с ней приключилось что-то плохое.

Когда я уже почти подъезжаю к участку, раздаётся телефонный звонок. Сердце начинает вновь бешено колотиться.

— Мистер Хант, — слышу я в трубке мужской голос. — Это сержант Роджерс. Мы нашли Вашу дочь.

Оставшуюся дорогу я не могу усидеть на месте, и как только такси останавливается, выбегаю из автомобиля и не сбавляю скорость ни на секунду.

В полицейском участке, как и всегда, полно народу. Я то и дело верчу головой в поисках Эйвери. Ожидаю увидеть её где-нибудь, сидящей на стуле, или играющей с кем угодно, но дочери нигде нет.

— Мистер Хант, — слышу я уже знакомый голос. Передо мной сержант полиции.

— Что с Эйвери? Где она? С ней всё в порядке? — вопросы льются рекой, но сержант медлит, кажется, несколько лет, прежде чем ответить.

— Ваша жена и правда забрала её с собой в гостиницу, — говорит сержант. Он предельно спокоен и собран. Я успокаиваю себя только этим. Ведь, если бы что-то случилось, я бы сразу понял. Правда ведь? На самом деле, не знаю. — Мы нашли Вашу дочь, но миссис Хант в номере не было. Мы ждали её появления до утра, но она так и не пришла. Номер она не сдала, значит, рано или поздно вернётся хотя бы за вещами. Так что — мы её найдём.

— Эйвери, — почти стону я, полицейский утвердительно кивает.

— Мы обнаружили девочку в номере. У неё был приступ эпилепсии, но мы успели вовремя, — говорит мужчина, и я почти теряю сознание от ужаса. — Сейчас её осматривают врачи, но её жизни ничего не угрожает.

— Приступы не смертельны, если всё делать правильно, — поясняю я. Полицейский снова кивает. Он кладёт мне руку на плечо.

— Мы всё делали правильно. Её скоро привезут.

— Давайте я сам поеду в больницу, заберу её, — предлагаю я, понимаю, что говорю слишком громко и быстро. Нужно успокоиться.

Проблема в том, что пока я не увижу дочь собственными глазами, то не смогу расслабиться ни на секунду.

— Пойдёмте, я покажу, где вы можете подождать, — только и отвечает полицейский, не обращая внимания на мои слова. — У нас есть кофе и автомат с печеньем.

У меня нет сил спорить. Сержант заводит меня в какую-то комнату, и мне трудно понять, для чего она здесь существует. Для таких людей, как я? Чтобы томительное ожидание было более комфортно?

Минуты тянутся часами, а часы превращаются в дни. Эйвери всё нет. Я наливаю себе вторую чашку кофе, но ничего не помогает. Неудивительно. Меряю шагами комнату и совсем не чувствую усталости. Только опустошение.

Когда дверь в комнату открывается, моё сердце замирает. Я вижу полицейского, а за ним — свою дочь. Облегчённо выдыхаю и пытаюсь сдержать слёзы.

— Папа, — радостно кричит Эйвери и бросается мне в объятья. — Я соскучилась по тебе.

Я обнимаю дочь так крепко, что боюсь сломать ей что-то. Вдыхаю запах её волос и чувствую, как на смену страху приходит умиротворение.

— С тобой всё в порядке? — спрашиваю я, смотря дочери в глаза. Она утвердительно кивает.

— Мама забрала меня из школы и сказала, что мы все вместе поедем отдыхать. Мы ждали тебя, но ты так и не пришёл, — Эйвери пожимает плечами. — Мама ушла вечером по делам. А мне, — дочь запинается, — мне стало плохо. Я забыла утром выпить лекарство, и вечером тоже. Прости.

— Тебе не нужно извиняться, — шепчу я ей и целую в щеку. — Главное, что всё хорошо.

— Ты позвонишь маме? — спрашивает Эйвери, я стараюсь не злиться. Напоминание о Шерил сводит меня с ума.

— Давай вернёмся домой, а после поговорим, — прошу я, и дочь соглашается.

Полицейский, который привёл Эйвери, передаёт мне бумаги из больницы и обещает позвонить, как только станет известно хоть что-то о Шерил.

Я беру дочь за руку, и мы выходим на улицу. Вдыхаю холодный воздух и понимаю, что действительно дышу.

Мы идём домой пешком, ведь машина так и осталась у квартиры. Но нам обоим это нравится. Эйвери рассказывает о том, что ехала в машине с мигалками и полицейский разрешил ей включить сирену на несколько секунд. Девочка смеётся, когда рассказывает свою историю. И только этот смех лечит все те раны, которые образовались за два дня.

Когда мы, наконец, поднимаемся в квартиру, я чувствую себя в безопасности, словно эти стены могут оградить нас от всего. Думаю о том, что завтра же нужно сменить замки.

— Мисс Саммерс будет ругать меня за то, что я пропустила школу, — говорит Эйвери и садится на пол возле дивана. Так же, как и её старшая сестра. Я улыбаюсь.

— Давай я приготовлю что-нибудь вкусное? — предлагаю я, но дочь поджимает губы.

— Может, закажем пиццу? — просит она, а я не могу сейчас сопротивляться.

До сих пор не могу поверить, что всё реально. Ещё пару часов назад я страдал и боялся, что никогда не увижу дочь, а сейчас она со мной, хитрым голосом просит любимую пиццу.

После того, как я звоню в доставку, то сразу же набираю сообщение Лилиан. Нельзя забывать о своём обещании. К тому же, она и правда переживает. Она заслуживает знать, что всё в порядке.

«Эйвери дома. Всё хорошо. Поговорим позже».

Отправляю и хочу отложить телефон в сторону, но почти сразу же получаю ответ. Видимо, Лилиан действительно ждала новостей.

«Спасибо, Этан. Просто спасибо».

Я перечитываю эти несколько слов раз за разом, пока не замечаю, что слишком откровенно улыбаюсь.

ЛИЛИАН
Февраль, 2018 год

Я очарован тобой навеки. Ты прикоснулась к моему сердцу.

Вот что на языке цветов означает белый гиацинт. Для человека, который в этом разбирается, всё элементарно просто и понятно. Но не для остальных людей.

Молодой человек, одетый явно не по погоде, выбрал именно жёлтый. А это значит только ревность и недоверие. Странно, что настолько солнечный яркий цвет всегда имеет такой смысл.

Но, как бы я ни старалась переубедить своего покупателя, парень настойчив в своём выборе. И мне приходится просто сдаться. В конце концов, это я придаю слишком много значения таким мелочам. Люди просто хотят наслаждаться красотой.

— Жена любит эти цветы, — с улыбкой объясняет парень, хотя я ничего не спрашивала. — Для полной коллекции не хватает только жёлтого.

— Вашей жене очень повезло, — отвечаю я и отдаю цветок покупателю.

Должно быть, в паре, где мужчина выбирает цветы для коллекции жены, не важны никакие условности и тайный язык. Возможно, жёлтый цвет не имеет никакого влияния на настоящую любовь.

Когда парень уходит, я снова остаюсь одна во всём магазине. На улице уже почти ночь, но мне совсем не хочется идти домой. Тишина и пустота в последнее время стали слишком сильно на меня давить. А всё потому, что я узнала, что, наконец-то, смогу перестать быть такой одинокой.

К сожалению, после хороших новостей об Эйвери, Этан больше не звонил. Сама я не хотела навязываться, хотя и очень желала увидеть сестру. Мне казалось, что общее горе нас с ним сплотило, но как только всё наладилось, мы снова стали незнакомцами друг для друга.

Прошло почти две недели с нашей последней встречи с Этаном, и я просто сходила с ума от незнания. Всё ли у них хорошо? Счастливы ли они?

Не знаю, с каких пор я стала беспокоиться не только о сестре, но и о её отце. Этан вызывает у меня странные чувства, и мне сложно подобрать им какое-то объяснение. Возможно, я просто так сильно хочу стать частью их семьи, что каждый отказ болью отзывается в моём сердце.

Хотя, не вру ли я себе? Может, эта обида называется иначе? Может, я просто скучаю по нему?

Нет, эта идея кажется мне совсем глупой. Этан — отец моей сестры, муж моей матери. Я не имею права испытывать к нему никаких чувств.

Когда вижу на экране мобильного номер Ивлина Конли, то вздрагиваю. В душе я вдруг чувствую себя виноватой перед Этаном, а потом спешу отогнать от себя эти мысли. Это всё глупости, о которых даже и не стоит думать.

— Ещё не спишь, фея цветов? — смеётся Ивлин, когда я беру трубку. Мне на секунду становится приятно.

— И тебе привет, король контрактов, — отвечаю я. Парень смеётся ещё громче.

— Готов быть для тебя кем угодно, — отвечает он. — Я заеду? Или ты снова занята ссорами с неотёсанными грубиянами?

— Я на работе, Ивлин, — только и отвечаю я, понимая, что мне неприятны такие высказывания в адрес Этана. — Не знаю, когда вернусь. Позвони кому-нибудь другому.

— Ты меня переоцениваешь, — отвечает Ивлин. — Двух взбалмошных девиц я не выдержу.

— Хорошего же ты обо мне мнения, — говорю я и почти уверена, что парень хмурится.

— Заеду в магазин, значит. И возражения не принимаются.

Ивлин бросает трубку прежде, чем я успеваю поспорить.

Мне не нравится идея его приезда, но я понимаю, что предпочту даже его общество одинокому вечеру. Ещё раз проверяю список входящих звонков, надеясь увидеть номер Этана. Вдруг я просто не услышала, когда он звонил. Но чудеса случаются крайне редко и, видимо, не в моём случае.

Ивлин приезжает довольно быстро. Впрочем, как и всегда. Я едва успеваю убрать последние цветы в холодильник, как парень открывает дверь. На нём строгий костюм и галстук, которые невероятно ему идут. Парень выглядит строго и, чего греха таить, сексуально. Я лишь улыбаюсь в знак приветствия.

— Ты, как всегда, в работе, — произносит Ивлин. В его голосе я слышу усталость, хоть и не верю в это. Сколько знаю этого парня, он ни разу не изменял своему хорошему, пусть и слегка таинственному, настроению.

— А ты, как всегда, разъезжаешь по городу. Когда ты успеваешь работать и зарабатывать те большие деньги, которые тратишь на эти костюмы? — говорю я.

Парень усмехается, но делает это слишком натянуто. Он поворачивает ключ, запирая дверь изнутри. Потом выключает верхний свет и кладёт свой портфель на стол.

Магазин погружается в полутьму, помещение освещает только лампа над рабочим столом.

— День выдался паршивым, — шепчет парень. — Лучше не говорить об этом.

Ивлин подходит ко мне ближе и привычно проводит рукой по моей спине, останавливаясь на талии. Он резким движением притягивает меня к себе и целует.

Должно быть, впервые за все годы, что мы знакомы с Ивлином, я не хочу целовать его, хотя эта близость никогда и не вызывала у меня пресловутых бабочек в животе. Я вновь вспоминаю Этана и проклинаю себя за это.

Как бы там ни было, появление Ивлина весьма кстати. Только он может помочь мне забыть о Ханте хотя бы на время.

Парень прижимает меня к стене и ненадолго отстраняется. Он смотрит на меня так, словно видит во мне что-то особенное, хотя я знаю, что это не так. Ивлин проводит рукой по моим волосам, и я вздрагиваю. Так же делал и Этан. Ничего не получится. Глупо было надеяться.

Я останавливаю Ивлина, положив руки ему на грудь. Парень смотрит на меня с удивлением. Ещё бы, за четыре года мы ни разу не отказывали друг другу.

— Что-то не так? — спрашивает парень обеспокоенно. — Не хочешь делать этого здесь?

— Вообще не хочу этого делать, — произношу я. Ивлин смотрит на меня, как на сумасшедшую. Видимо, в его голове не укладывается, как кто-то может не хотеть секса с ним.

— В чём дело? — нервно спрашивает парень. Я боюсь, что он обидится. Хотя, боюсь ли я этого на самом деле? Кажется, нет.

— Прости, давай не сегодня. Ты был прав — день выдался ужасным, — поясняю я и отхожу от парня подальше.

Он всё ещё не понимает, что происходит, и начинает злиться. Отмечаю про себя, что даже в выражении этой эмоции они с Этаном совершенно разные. Почему я вообще их сравниваю?

— Это шутка такая? — Ивлин слегка повышает голос. — Я ехал к тебе через полгорода!

— Но я тебя не звала, — только и отвечаю в своё оправдание.

— Чёрт с тобой, Лилиан, — со злостью произносит парень и берёт свой портфель со стола. — И больше не звони мне, когда кто-то невероятно сильно тебя обидит.

Он пытается открыть дверь, но она заперта. Ивлин ещё раз чертыхается, отпирает дверь и выбегает из магазина. Странно, что я совсем не чувствую себя виноватой перед ним. Возможно ли, что мы переросли эти отношения?

Мы с Ивлином встретились в колледже, и тогда секс без обязательств выглядел в разы привлекательнее. С того времени мы оба повзрослели. Стали ли мудрее? Вряд ли. Нам обоим просто нужно время успокоиться.

Мне вдруг хочется увидеть Джейсона, поговорить с ним, поговорить хоть с кем-то. Но до квартиры брата слишком далеко, чтобы идти пешком. Я даже не рассматриваю вариант ехать на такси, хотя Джейсон и говорит, что это глупо. Терпимо я отношусь лишь к автобусам, но сейчас уже слишком поздно.

Быстро собираюсь и выхожу из магазина. Хочется просто подышать свежим воздухом, тем более на улице заметно потеплело. Зима выдалась совсем не холодной, что меня радует. Не любила морозы с тех пор, как просидела на крыльце дома своей учительницы несколько часов.

В тот день всё пошло не так с самого утра. Я проснулась с болью в горле и насморком. Не было сил даже встать с кровати, не говоря уже о школе. Я несколько раз позвала маму, но она не ответила. Должно быть, ещё спала.

Я решила полежать ещё немного в постели, но незаметно для самой себя заснула. И подумать не могла, к чему это приведёт.

Проснулась я от громкого крика матери. Она стояла надо мной и смотрела самым грозным взглядом. Она несколько раз потрясла меня за плечи.

— Живо просыпайся, — кричала она. — Ты вздумала прогуливать школу?

— Я заболела, мама, — прошептала я с трудом. — Можно мне остаться дома?

Мама откинула одеяло и закричала ещё громче.

— Нужно было думать об этом до того, как мне позвонили из школы! Ты — маленькая чертовка, смеешь позорить меня! Немедленно вставай.

Мать резким движением вытащила меня из кровати, и я упала на пол, больно ударившись головой. На мои всхлипы мать не обратила внимания. Она ещё раз дёрнула меня за руку, чтобы я встала на ноги.

— А теперь бери свой рюкзак и иди в школу! Чтобы я не видела тебя здесь до вечера, ты меня поняла? — крикнула мать.

— Мне нужно одеться, — только и вымолвила я, сопротивляясь. — Я ведь до сих пор в пижаме.

Мать больно ударила меня по лицу, и я отлетела к стене. Она подошла ближе и сжала руку на моей шее. Стало сложно дышать.

— Если ты скажешь ещё хоть слово, клянусь, я тебя убью, — прошипела она мне. — Ты слишком долго создаёшь мне проблемы.

Она опустила руку, и я закашлялась. Хотелось плакать, но делать этого было нельзя.

— Проваливай, — крикнула мать и махнула рукой в сторону двери. Я не могла даже пошевелиться, настолько страх меня сковал.

Тогда мать разозлилась ещё больше. Она за руку выволокла меня в коридор и толкнула так сильно, что я упала и покатилась вниз по лестнице. Через пару секунд я почувствовала, как сверху на меня летит мой же рюкзак.

— Не хочу больше видеть тебя здесь! — крикнула мама, но все звуки казались мне приглушёнными. Я попыталась встать, голова кружилась. Из носа капала кровь, а из глаз — слёзы. Я схватила куртку с вешалки, обула ботинки и выбежала из дома, прихватив рюкзак.

Мне некуда было идти. Появиться в таком виде в школе было бы глупо. А родных людей у меня здесь не было. Нигде не было.

Я добрела до дома своей учительницы, миссис Роуз. Пару раз она отвозила меня к себе, когда мать забывала забрать меня из школы.

Несколько раз позвонила в дверь, потом постучала, но никто не открыл. Конечно, миссис Роуз ещё в школе. Мне ничего не оставалось, как сесть на ступеньки перед домом и постараться не заплакать снова. Кровь из носа только-только перестала течь, но руки и одежда были испачканы.

Я просидела на этом крыльце, пожалуй, несколько часов. В конце я уже практически не чувствовала ног и рук от холода. Можно было только молиться, хотя в Бога я никогда не верила.

Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем я услышала знакомый голос.

— Лилиан, — закричала миссис Роуз. И мне не был страшен этот крик, ведь в нём была только тревога. — Что с тобой?

— Миссис Роуз, — прошептала я, почти не было сил говорить. — Простите. Я не знаю, куда пойти.

Учительница завела меня в дом, усадила на диван и укутала в плед. Она заварила мне горячего чая и кому-то позвонила, хотя я не поняла, кому. Мне было всё равно.

Я никак не могла согреться, тряслась всем телом. Миссис Роуз села рядом со мной и крепко меня обняла. От этих объятий мне должно было стать легче, но я только расплакалась.

— Тише, Лили, — прошептала мне учительница и поцеловала в висок. — Сейчас приедут врачи. Они тебя осмотрят, хорошо? Ты не против?

Я отрицательно покачала головой. Мне очень хотелось, чтобы хоть кто-то обо мне позаботился.

Вместе с докторами приехала и полиция. Я мало понимала, что происходит, да и у меня не было на это сил.

Врачи осматривали меня, задавали какие-то вопросы, а мне хотелось спрятаться ото всех. Мне было стыдно сидеть перед всеми этими людьми в одной пижаме и с лицом в крови. Но, как оказалось, это и спасло меня.

— Как бы она не заболела, — прошептала доктору учительница. — Она просидела на улице несколько часов. Так недалеко и до пневмонии.

Когда меня забрали в больницу, стало страшно. Я никогда не лежала в больницах, и не понимала, что происходит.

Первые пару суток я не помнила вообще, потому что лежала с очень высокой температурой. А потом, когда сознание стало немного яснее, начала паниковать.

Миссис Роуз приходила каждый день. Она читала мне книги, хотя я давно уже не любила сказки. Но слушать этот тёплый, ласковый голос мне было приятно.

Учительница рассказывала о том, что происходило в школе, пока меня не было, что на улице потеплело, что на днях в городе был праздник. И ни словом не обмолвилась о моей матери, которая ни разу так и не пришла.

Меня выписали из больницы через пару недель и отвезли домой. Но не для того, чтобы передать матери. Мне было сказано, что нужно собрать необходимые вещи и на время уехать из дома.

— Ты поживёшь в очень хорошей семье, временно, — объяснила миссис Роуз. — А мы пока поможем твоей маме, хорошо?

Миссис Роуз стала для меня единственным близким человеком, поэтому я ей поверила. И только её присутствие придавало мне храбрости, когда я заходила к себе домой, как оказалось позже, в последний раз.

Я прошла наверх в свою комнату и стала собирать одежду в большую сумку. Учительница осталась внизу, как я и просила.

— Привела в мой дом копов, а теперь уходишь? — спросил знакомый голос, и я вздрогнула.

— Мама, — прошептала я и обернулась. На мгновение на моём лице появилась улыбка. Как бы там ни было, я соскучилась по ней.

— Не смей меня так называть, — бросила она в ответ. — Собирайся и проваливай из моего дома.

— Миссис Роуз сказала, что я скоро вернусь, — проговорила я едва слышно, но мать только рассмеялась.

— Ты больше никогда не вернёшься в этот дом, помяни моё слово, — сказала мать. Я начала плакать. Мать закатила глаза.

— Ради Бога, прекрати этот концерт, — резко произнесла она и вышла из комнаты.

Я села на пол и продолжала плакать, пока на плечи не легли чьи-то руки. Подняла голову и увидела миссис Роуз.

— Пора идти, милая, — сказала она ласково, но я только отрицательно покачала головой.

Никакие уговоры на меня не подействовали и, несмотря на все возражения учительницы, социальные работники вынесли меня из дома руках. Я продолжала плакать и вырываться, но безуспешно.

Мать только стояла на крыльце и самодовольно усмехалась. Думаю, она была счастлива.

С тех пор моя жизнь полностью изменилась. Она не стала счастливее или несчастнее, просто другой.

И все эти годы я старалась избегать любой привязанности, любого проявления чувств, чтобы больше не страдать. Но иногда у жизни свои планы.

Поэтому на следующий день на работе я меньше всего жду увидеть на пороге магазина человека, вызывающего у меня до безумия смешанные чувства.

— Здравствуй, Этан, — говорю я, а мужчина лишь улыбается в знак приветствия.

ЭТАН
Февраль, 2018 год

Почему я пришёл под вечер в магазин Лилиан? Просто потому, что знал — она здесь.

Мы не общались около двух недель, и за эти дни мне неожиданно сильно стало её не хватать, хотя она никогда и не была частью моей жизни.

— Здравствуй, Этан, — произнесла она так просто, что я только и смог улыбнуться.

— Привет, — отвечаю я и молчу. Зачем я вообще пришёл, если мне нечего сказать?

— Как Эйвери? — спрашивает Лилиан, чтобы нарушить молчание, хотя я знаю, что её это действительно волнует.

Не успеваю ответить, потому что в магазин заходит покупатель. Лилиан просит подождать, а затем бросается составлять букет из красных роз. Смотрю на эту хрупкую девушку и любуюсь. В каждом её движении столько нежности и тепла. Она с осторожностью касается каждого цветка, словно может в любой момент его сломать.

Когда покупатель уходит, Лилиан снова смотрит на меня. Я не заставляю её повторять свой вопрос, поэтому отвечаю сразу же.

— Эйвери в порядке, — говорю я, а девушка утвердительно кивает. — Кажется, она не поняла всей серьёзности ситуации. И я этому рад.

— Она ещё ребёнок, — поясняет Лилиан. — Сейчас она видит всё совсем под другим углом, — вдруг она мрачнеет. — Ты оставил Эйвери дома одну? Уже почти девять вечера.

— Нет, — сразу же протестую я. — Никогда бы так не сделал. Эйвери с моей сестрой. Иногда Мэдлин забирает её к себе, говорит, что девочке нужно внимание женщины. И я с ней согласен.

Лилиан слишком натянуто улыбается, и я вдруг понимаю, что мои слова её задели. Ведь единственная причина, по которой она не может увидеть свою сестру, стоит сейчас перед ней. Но нужно отдать должное Лилиан, она никак не комментирует мои слова, лишь продолжает улыбаться.

Вдруг дверь в магазин вновь открывается и входит молодой мужчина. Он просит красные розы, а я снова покорно жду.

— Сегодня день роз? — саркастично спрашиваю я, когда мужчина уходит. Лилиан хихикает.

— Этан, сегодня ведь праздник, — смеётся она. — Розы — своего рода символ этого дня.

— Праздник? — я поднимаю бровь в удивлении, а Лилиан снова хихикает.

— Боже, да ведь сегодня День Святого Валентина, — произносит она. — Только не говори, что забыл.

Я пожимаю плечами. Давно перестал следить за подобными праздниками, ведь проводить их мне, как правило, не с кем.

— День всех влюблённых? — переспрашиваю я и отрицательно качаю головой. — Едва ли это обо мне.

Так ли это на самом деле? Почему же в таком случае я сейчас здесь, в этом магазине, с девушкой, которую едва знаю, но к которой меня так сильно тянет.

— А ты почему здесь, а не в каком-нибудь ресторане? — спрашиваю я, считая, что молчание затянулось.

— У меня магазин цветов, — смеётся Лилиан в ответ. — Праздники — возможность заработать кругленькую сумму. Пик приходится на обеденное время, сейчас цветы покупают только те, кто забыл сделать это заранее. Скоро буду закрываться.

Делаю вид, что всё понимаю, а на самом деле думаю, какой же я болван. Хотя мне приятно каждое слово, произнесённое Лилиан. Мне не хватало её тона, улыбки и даже злости.

— Ты не поможешь мне перенести эти контейнеры в подсобку, — просит девушка несмело. — Обычно я делаю это сама, но раз уж ты так вовремя пришёл.

— Конечно, — соглашаюсь я и беру один из контейнеров с цветами. Он кажется мне не таким уж и тяжёлым, но не хотелось бы, чтобы Лилиан носила их сама. — Тебе не сложно это делать?

Девушка пожимает плечами.

— Это просто моя работа, — отвечает она и идёт следом.

Я переношу контейнеры один за другим и девушка меня благодарит. Она садится за столик и кладёт на него охапку цветов. Я сажусь рядом.

— Красивые, — произношу, проводя рукой по мелким розоватым бутонам. На одном стебле их, наверное, около сотни, но почти все они не раскрыты.

— Это озотамнус, — отвечает Лилиан с улыбкой и берёт один стебель из всей охапки. — Его называют рисовым цветком. Сейчас его используют только для придания букету пышности. Но они и сами по себе прекрасны, правда?

— Да, — тихо отвечаю я, тоже беру один цветок и нюхаю его. Лилиан смотрит на меня и качает головой.

— У него нет запаха. Он радует нас своим видом, но никогда не отвлекает ароматом. Не странно ли это?

Я чувствую, что вся нежность мира сейчас собралась во мне. Делаю глубокий вдох и тихо соглашаюсь, чтобы только не испортить момент.

Лилиан аккуратно обрезает кончик стебелька и ставит цветок в новый контейнер с чистой водой.

— Можно, я тоже попробую? — спрашиваю, а девушка утвердительно кивает и протягивает мне ещё одни садовые ножницы.

Пытаюсь сделать всё так же, как и Лилиан, но девушка меня останавливает.

— Не нужно отрезать так много, — говорит она, а потом кладёт свою руку на мою, чтобы показать, как нужно делать правильно. Она нажимает моими пальцами на ножницы и отрезает тонкую полоску кончика стебля. — Нежнее, и у тебя всё получится.

Мои руки слегка дрожат от чужих прикосновений, но это очень приятная дрожь. Когда Лилиан отстраняется, мне кажется, что стало слишком пусто.

Несколько минут мы проводим в тишине за работой. Девушка периодически одобрительно кивает, и мне каждый раз приятно. В груди разливается тепло, становится уютно и появляется желание провести в этом магазине всю жизнь.

Неожиданно дверь хлопает и Лилиан, отрываясь от работы, спешит к покупателю. На время её отсутствия в комнате становится непривычно пусто и даже холодно. Я продолжаю обрезать цветы, пока девушка не возвращается. Она берет из моих рук одну веточку и откладывает в сторону.

— Эти уже слишком распустились, — говорит она. — К завтрашнему дню начнут опадать.

— Ты его выбросишь? — спрашиваю я, девушка неуверенно качает головой.

— Заберу домой, — отвечает она и снова садится рядом. Лилиан распускает волосы и спешит пояснить свой поступок, хотя я ничего не спросил. — Голова болит, этот хвост слишком давит.

Я любуюсь её волосами и, сам не понимая зачем, отрываю несколько распустившихся бутонов от ветки, которую Лилиан только что забраковала. Девушка смотрит на меня удивлённо, а я неожиданно смело вставляю один из бутонов в её волосы.

— Мне кажется, они созданы, чтобы украшать, — поясняю я в ответ на немой вопрос. А потом вкладываю в её волосы ещё несколько цветков.

Лилиан улыбается так красиво, что у меня перехватывает дыхание. С этими цветами в волосах девушка кажется мне сказочной феей, сошедшей со страниц книги. Мне страшно даже прикоснуться к ней, словно я могу разрушить это волшебство.

Ситуация кажется мне невероятно странной. Лилиан — дочь моей жены. Разве я могу испытывать к ней хоть какие-то чувства? Как оказалось — могу. И это сильнее всех условностей.

— Ты красивая, — шепчу я, а Лилиан краснеет. Ей идёт этот румянец, и мне хочется прикоснуться к её щеке, но я не смею этого делать.

— Ты тоже, — отвечает она, а после качает головой. — В смысле… я имела в виду, ты кажешься хорошим парнем.

— Всё хорошо, тебе не нужно объяснять, — отвечаю я и замечаю, что слишком широко улыбаюсь.

Лилиан отводит взгляд и спешит приступить к работе. Мы оба тянемся к цветам, и на секунду наши пальцы соприкасаются. Я должен отдёрнуть руку, но больше всего на свете не хочу этого делать. Всё так банально и просто, но я чувствую себя истинно счастливым.

Девушка убирает руку и продолжает работать.

— Раз уж сегодня праздник, может, сходим куда-то? — предлагаю я и сам удивляюсь сказанному. Не стоило этого говорить. Да что со мной? — Ты ведь всё равно собралась закрываться.

— Уже закрылась, — отвечает Лилиан, и у меня на душе почему-то становится легче.

— Тогда мы могли бы поужинать…

Девушка смеётся.

— Ты и правда не очень-то осведомлён о Дне Святого Валентина, — говорит она с улыбкой, опуская очередной цветок в контейнер. — Сегодня нам ни за что не найти свободного столика.

— Все так стремятся соблюдать традиции? — спрашиваю я, Лилиан лишь хмыкает.

— Дело не в традициях, — отвечает она. — Возможно, это просто способ сделать любовь двух людей более сказочной.

Сказочная… Это слово теперь ассоциируется у меня только с самой Лилиан.

— Возможно? — переспрашиваю я.

— Никогда не отмечала этот праздник, — говорит она, и в голосе я слышу нотки грусти. Или мне это только кажется.

— В твоей жизни никогда не было настоящей любви? — спрашиваю и снова себя проклинаю. Вести такие откровенные разговоры слишком опасно. Однако, Лилиан не злится.

— Любовь, от которой потом хочется спрыгнуть с моста? — печально спрашивает она. — Не думаю, что мне это нужно.

— Не всегда любовь приносит боль, — говорю я в защиту, хотя сам с этим не согласен. Просто не хочу, чтобы эта девушка разочаровывалась в жизни так же, как и я.

— Разве? — саркастично спрашивает Лилиан. Я благодарен ей за то, что она не упоминает Шерил. Это разрушило бы всю трепетность момента.

Я поднимаю на Лилиан взгляд, и она тоже смотрит на меня. В её глазах много печали, но кроме этого — тёплый свет, который согревает меня изнутри.

В её лице я вижу черты жены и черты своей дочери. Напоминание о Шерил должно вызвать отвращение, а мысли об Эйвери — отпугнуть.

Но я наклоняюсь вперёд, хоть мы уже и так сидим критически близко, и впиваюсь своими губами в её. Ожидаю, что она прервёт поцелуй и даст мне пощёчину, но Лилиан этого не делает.

Я прикасаюсь к её щеке рукой и чувствую, что начинаю гореть заживо. Губы Лилиан кажутся мне медово-пряными. От неё пахнет цветами и ягодами, и от этого аромата начинает кружиться голова.

Когда мы прерываем поцелуй, я жду упрёков или обиды. Я жду чего угодно, но только не молчания. Лилиан ничего не говорит и смотрит на меня своими удивительно голубыми глазами. Я готов смотреть в них бесконечно.

— С Днём Святого Валентина, Лилиан, — шепчу я еле слышно, чувствуя, что в комнате стало слишком жарко.

— С Днём Святого Валентина, Этан, — отвечает она так же тихо, и в её голосе я не слышу обиды или злости. Её слова звучат опьяняюще. Мне хочется снова поцеловать эту девушку, но я боюсь торопиться.

Лилиан прикладывает ладошки к красным щекам, словно оценивает, насколько они горячие. Я прикасаюсь к её рукам и тяжело дышу.

— Кажется, тебе пора, — говорит она с едва слышным придыханием, неуверенно и сумбурно. На самом деле она так не думает.

— Кажется, давно уже было пора, — отвечаю я совсем о другом. Наши лица всё ещё критически близко, и я слышу горячее дыхание Лилиан.

Девушка улыбается, и в этой улыбке много смущения. Сейчас Лилиан совсем не похожа на ту девушку, которая кричала на меня в своей квартире и выставляла вон. Теперь она та, кто варит по утрам кофе и подчёркивает цитаты в книгах. Так трепетно, так интимно.

— Я снова собираюсь тебя поцеловать, — говорю, сам не знаю для чего.

Она утвердительно кивает и первая целует меня. Когда её губы касаются моих, я шумно выдыхаю. В животе всё сжимается, и я понимаю, что горю от страсти к этой девушке. Но это больше, чем желание, чем просто похоть.

— Это неправильно, Этан, — шепчет она мне в губы. — Мы не должны этого делать.

— Разговаривать во время поцелуев? — шуткой спрашиваю я. — И правда, не лучшая идея.

Лилиан смеётся и отстраняется от меня. Но я наслаждаюсь, слыша её смех. Пытаюсь отдышаться, но это сделать сложно, ведь Лилиан одним своим видом сводит меня с ума.

— Кажется, мне и правда пора, пока всё не стало ещё более неправильным, — отвечаю я, хотя на самом деле не хочу уходить.

Я жду, что девушка меня остановит, но она этого не делает. Провожу рукой по её волосам и достаю один из бутонов, которые сам же туда и вложил. Пусть он напоминает мне о том, что мне не причудился сегодняшний вечер.

Когда я выхожу из магазина, мне всё ещё жарко. Я верчу в руке бутон озотамнуса и непроизвольно подношу его к лицу. Лилиан сказала, что эти цветы не пахнут, но сейчас я готов с ней поспорить. Этот цветочек точно хранит запах её волос, и я почти уверен, что на вкус он точно такой же, как губы Лилиан — сахарный и пьянящий.

Я иду домой пешком и мечтаю, чтобы поскорее наступило завтра. Благодаря этой голубоглазой любительнице цветов я в свои тридцать пять снова чувствую себя мальчишкой и впервые не хочу взрослеть.

ЛИЛИАН
Февраль, 2018 год

Десять дней и больше двадцати пропущенных звонков от Этана. Это расплата за поцелуй, которого не должно было быть никогда. Слишком рискованно привязываться к кому-то, хотя уже поздно об этом думать.

Что я почувствовала, когда его губы коснулись моих? В душе словно зажёгся огонёк, который согревает, но в любой момент может превратиться в опасное пламя. А этого я всегда боялась. Найти человека, без которого не сможешь жить, чтобы потом собирать себя по частям. Я слишком часто проходила это в жизни, чтобы снова совершить такую же ошибку.

Проблема лишь в том, что держаться подальше от Этана я не смогу, даже если сильно захочу. Он — отец моей сестры, а встреча с Эйвери до сих пор главная моя цель. Поэтому игнорирование звонков — временное спасение. Нужно просто взять себя в руки и больше никогда не поддаваться минутной слабости. Только если подумать, разве одиночество — временно?

Я стучу в дверь квартиры брата, и он практически сразу открывает. Джейсон даже в свой выходной одет в костюм, это вызывает у меня лишь улыбку.

— Ты прекрасно выглядишь, — произносит брат и обнимает меня. Чувствую, как от этих объятий мне становится уютно. Джейсон — единственный мой родной человек на данный момент, и я никогда не перестану благодарить небеса за то, что хотя бы он остался со мной.

— А ты выглядишь немного голым, — отвечаю я, брат непонимающе смотрит на меня, — без этого галстука.

Парень смеётся и закрывает за мной дверь в квартиру. Забирает из моих рук пальто и приглашает на кухню.

— Завтрак в виде тостов и кофе — твой любимый, не так ли? — спрашивает он и садится за стол.

— Спустя столько лет ты помнишь, — улыбаюсь я в ответ. — Это большая честь.

— Как ты, Лилиан? — спрашивает Джейсон, за мгновение став серьёзным. — Знаю, сейчас непростой для тебя период.

— В моей жизни не было простых периодов, — я пожимаю плечами и делаю глоток кофе.

— Ты знаешь, о чём я, — поправляет брат. Он выглядит встревоженным. — Встреча с матерью, новость о сестре, — Джейсон за секунду исправляется, чем удивляет меня, — о сёстрах. И годовщина — ты всегда сама не своя перед ней.

— Как будто тебе нравится этот день, — отвечаю я громче обычного и ставлю чашку с кофе на стол. — Они в первую очередь были твоими родителями, настоящими родителями. Не знаю, имею ли я право до сих пор горевать по ним.

— Имеешь, Лили. Конечно же, имеешь, — ласково произносит парень и накрывает своей ладонью мою руку. — Мы — одна семья. И так будет всегда.

Я ничего не отвечаю, но на душу опускается ещё один камень. Странно, как много груза я ношу внутри себя, и ничего не помогает мне: ни слёзы, ни время, ни чёртовы поцелуи с Этаном.

— Я хотел помочь тебе, — вдруг говорит брат. Он немного расслабляется и переводит тему. — Решил поискать твою сестру. Глорию.

Я поднимаю на Джейсона глаза и смотрю с удивлением. Не могу поверить, что он действительно это говорит. Ещё недавно он вообще не верил в её существование. Хотя, возможно, так он хочет доказать свою правоту.

Я ничего не отвечаю, жду, пока брат продолжит. Сердце начинает учащённо биться, но Джейсон отрицательно качает головой.

— Ничего интересного, — признаётся он. — Мой друг работает в полиции, они прогнали имя по базе. Никаких следов. Так что можешь быть спокойна — твоя сестра не преступница. Но найти её почти невозможно.

— Едва ли она носит фамилию матери. Шерил сказала, что Глорию удочерили, — отвечаю я и осекаюсь. Ведь брату об этом ничего неизвестно.

Джейсон удивляется и некоторое время молчит. Должно быть, ему нужно прийти в себя и поверить в то, что я не вру.

— Она подтвердила всё? — спрашивает он наконец. — То есть, она призналась, что бросила дочь? И не сказала, кому отдала?

Отрицательно качаю головой.

— Это же Шерил. Чему ты удивляешься?

В кармане вибрирует телефон, и я спешу его достать. Снова Этан. Не знаю, сколько он ещё будет меня преследовать. Я сбрасываю звонок.

— Не слишком уж вежливо, — замечает Джейсон с насмешкой. Не уверена, хочу ли рассказать всё брату. Но в конце концов, кому-то я ведь должна рассказать.

— Это Этан. Кажется, уже пятый раз за день, — отвечаю я и снова делаю глоток давно холодного кофе.

— Так и почему ты не отвечаешь? — брат не понимает моих поступков, да я и сама их не понимаю, если быть честной. — Вдруг что-то важное? Что-то с Эйвери? Или он, наконец, решил пойти тебе навстречу?

— Всё сложнее, — вздыхаю я и чувствую, что краснею. Только лишь мысли о том поцелуе смущают меня.

— Насколько? — интересуется брат и подвигает ко мне ближе тарелку с тостами. Я улыбаюсь. Полностью в духе Джейсона попытаться задобрить меня любимой едой.

— На целый поцелуй, — отвечаю я и брату нужно время, чтобы осознать услышанное. Он морщится, когда всё понимает и качает головой.

— Ого, — только и протягивает он в ответ. — И как это случилось?

— Довольно странно, — отвечаю я и отламываю кусочек тоста, хотя на самом деле аппетит полностью пропал.

— Ещё и как странно, — подтверждает Джейсон. — Это может перерасти в нечто серьёзное. Будь осторожна, ты совсем не знаешь этого человека.

— Для меня этот поцелуй ничего не значит, — оправдываюсь я и тут же понимаю, что вру. Это меня злит.

— Если ты скидываешь его звонки так часто — ещё как значит, — с едва заметной улыбкой произносит Джейсон. — Я не сказал, что это плохо. Просто будь осторожна.

— Не плохо? — спрашиваю я с раздражением, хотя на самом деле злюсь на себя. — Он — муж моей матери, отец Эйвери.

— Мы не выбираем, кого нам любить, — парень пожимает плечами.

— К сожалению, да, — отвечаю я и пытаюсь дожевать кусочек тоста.

Остаток завтрака мы проводим в тишине, и я этому рада, ведь все разговоры об Этане меня выбили из колеи. Я так сильно пытаюсь отрицать наличие хоть каких-то чувств к нему, но на самом деле разве это не показатель обратного?

— Тебя подвезти? — спрашивает брат, когда я собираюсь уходить.

— Ты знаешь ответ, — говорю я, надевая пальто. — Лучше на автобусе.

— Как ты можешь избегать автомобилей, но продолжать пользоваться общественным транспортом? — в голосе Джейсона я слышу непонимание и обиду. Мы оба пострадали, но страх остался только у меня.

— Я просто выбрала наименьшее из зол, вот и все.

— Давай встретимся ближе к годовщине, — просит брат осторожно. — Съездим на кладбище, нам обоим это нужно.

— Да, — соглашаюсь я. — Обоим.

Всю дорогу в автобусе я смотрю на молодую женщину с дочкой и пытаюсь понять, что влияет на людей. Почему кто-то становится хорошей матерью, а кто-то бросает троих детей раз за разом? Почему эта женщина с таким упоением рассказывает дочери о снеге, а моя мать только и могла, что уничтожать меня?

На эти вопросы никогда не найти ответа. Просто мне не повезло родиться в семье, где мне были бы рады.

Из дома матери меня отвезли сразу же в другую семью. Чужую семью, где всё вызывало у меня приступы паники.

Женщина, которая на время должна была исполнять роль моей матери, казалась взволнованной и излишне радостной. Мне не нравилась её улыбка, её речь, дом. Ничего не доставляло радости. В голове то и дело вертелись слова матери о том, что я никогда не вернусь домой, и это заставляло меня плакать.

Половину дня я провела в комнате, где всё было приготовлено для меня. Красивая кровать, стол, шкаф для одежды, много игрушек, но это только раздражало. И я не знала, что мне делать со своими чувствами.

Её звали Саманта, такое красивое имя, но что скрывалось за ним, я не знала. Меня пугали неизвестность и одиночество. Казалось, что я попала в ад, хотя и жила в нём всю свою жизнь.

— Не хочешь посмотреть телевизор вместе? — спросила Саманта, войдя вечером в комнату. Она села на край кровати, но я так и не повернулась к ней лицом.

— Нет, — ответила я резко.

— Может, ты голодна? — вновь спросила она. — Могу приготовить, что пожелаешь.

Мне не хотелось говорить ни слова. Тогда я не понимала, что все вокруг хотели только добра для меня. Уберечь, спасти, сделать счастливой. Мне казалось, что все только и делают, что рушат мою жизнь, хотя рушить было нечего.

— Чего бы ты хотела? — спросила Саманта.

— Хочу домой, — ответила я и поняла, что снова начала плакать.

— Разве дома тебе было хорошо? — её вопрос только усилил мои рыдания.

— Там мой дом, — произнесла я сквозь слёзы. — Я не хочу быть одна.

— Но ты не одна, дорогая, — Саманта провела рукой по моим волосам, а я вздрогнула и оттолкнула её. — Всё будет хорошо.

Но это обещание, как множество подобных ему, не сбылось ни разу. Изо дня в день всё становилось только хуже.

У Саманты было двое родных детей. Младшему не было и года, и он постоянно плакал. Этот крик раздражал меня каждую минуту, но вместе с тем, зарождал в душе знакомые чувства. Тогда я впервые вспомнила о том, что когда-то забыла.

Психолог приходила ко мне три раза в неделю. Эти разговоры и игры мне не нравились. Хотелось убежать, скрыться ото всех. Хотелось, чтобы меня перестали опекать и чрезмерно заботиться. Проблема была в том, что тогда я просто не знала, что такое забота. И любое проявление участия вызывало у меня только протест.

Через две недели я задала психологу вопрос, который мучал меня каждую ночь, когда я слышала крики маленького ребёнка. Но никто мне так ничего и не объяснил.

— Мне можно увидеться с мамой? — спросила я, но девушка только улыбнулась. Она делала это постоянно, и несходящие с лица улыбки меня злили. Как можно радоваться, когда у меня в душе всё горит огнём?

— Пока нет, Лили, — ответила она. — Тебе лучше пожить какое-то время здесь, хорошо?

— Можно кое-что спросить? — мой голос звучал неуверенно, но психолог согласилась. — У меня есть сестра?

Девушка на миг замерла, а потом снова натянула улыбку, только теперь она была слишком фальшивой.

— Сестра? — переспросила она таким тоном, словно я сумасшедшая. — О чём ты, Лилиан?

— Этот ребёнок постоянно плачет, — ответила я. — Такое уже было. Я слышала этот постоянный плач раньше, несколько лет назад. Кажется, это была девочка.

— Скорее всего это был соседский ребёнок или кого-то из гостей, — попыталась успокоить меня девушка. — Ты — единственный ребёнок. Не нужно об этом думать, договорились?

Я утвердительно кивнула в ответ, но не была согласна с таким решением. Спустя четыре дня меня забрали из дома Саманты и отвезли в другую семью, ещё одну семью, без детей вообще.

И только спустя много лет я поняла, почему они так сделали. Ничего не должно было напоминать мне о сестре, которую когда-то так же забрали из нашего дома и увезли в неизвестном направлении.

И теперь я не знаю, смогу ли вообще найти её когда-нибудь. Но Эйвери слишком близко, чтобы не бороться за неё, а это значит — нужно побороть стеснение, страх и любые другие чувства.

Поэтому, когда Этан снова звонит, я не сбрасываю звонок.

— Я уже потерял надежду, — говорит мне мужчина вместо приветствия, когда я беру трубку.

— Не сказала бы, что ты разуверился, — отвечаю я, стараясь держаться холодно. — Десятки звонков за неделю.

— Десять дней, Лилиан, — говорит он мне, и я чувствую свою вину. Должно быть, он сходил с ума, гадая, почему я так себя веду. Хотя с каких пор меня интересуют его чувства?

— Прости, очень много работы, — оправдываюсь я, и Этан делает вид, что поверил.

— На самом деле, я звоню по делу, — говорит он. — На днях разбирал старые вещи, у нас в кладовой остались коробки из дома Шерил. Подумал, может, захочешь взглянуть.

— Эйвери будет дома? — с надеждой спрашиваю я, но Хант снова разбивает мои мечты.

— Нет, она у Мэдлин. Так что — заедешь?

— Да, — отвечаю я, проклиная себя. — Пришли адрес сообщением.

Я сбрасываю звонок и жду смс от Этана. А когда открываю его, то ахаю. Моя сестра всё это время жила в паре кварталов от дома Джейсона.

Я выхожу на ближайшей остановке и перехожу дорогу. Нужно ехать обратно. И эта поездка будет невероятно долгой. Я не увижу Эйвери, но смогу окунуться в её мир хотя бы ненадолго, а это дорогого стоит.

ЭТАН
Февраль, 2018 год

Когда я впервые увидел Эйвери, то испугался. Ей было два года, а я никогда не сталкивался лично с такими маленькими детьми. Думал, что она испугается меня, спрячется, начнёт плакать, но всё вышло иначе.

Я вошёл в комнату и увидел, как Эйвери сидит на полу и играет с кубиками. На ней было голубое детское платье, а волосы завязаны в два хвостика. Девочка выглядела настолько милой, что я улыбнулся, и всё напряжение куда-то ушло.

Я присел рядом и позвал её по имени. Девочка подняла на меня глаза и долго изучала моё лицо, а потом протянула мне один из кубиков.

— Твой, — пролепетала она. А я растерялся, ведь не знал, что делать дальше.

— Просто поиграй с ней, — сказала Шерил спокойно. — Больше этих странных кубиков она любит только старого медведя. Никогда не поймёшь, что в голове у детей.

На самом деле Шерил была неправа. Уже спустя пару недель я полностью понимал Эйвери: что она любит и чего боится, какие её любимые игры и что она терпеть не может есть на завтрак. Оказалось, что быть частью жизни ребёнка — сплошное удовольствие. И я бы ни на что это не променял.

Когда Шерил впервые уехала на четыре месяца, Эйвери было почти четыре. Первая боль была для неё самой сильной. И тогда я впервые столкнулся с трудностями. Не знал, как помочь дочери, как её успокоить, развеселить. Она плакала постоянно, отказывалась есть и просила отвезти её к маме.

Я пообещал себе тогда, что никогда не прощу Шерил такого поступка. Но когда передо мной стал выбор: оставить дочь страдать или принять жену обратно, я выбрал второе. Ведь с тех пор главной моей задачей стало сделать Эйвери счастливой несмотря ни на что.

Именно этим я руководствовался, когда отказывал Лилиан во встрече с Эйвери. Но как бы я ни искал в Лилиан черты Шерил, так и не смог их найти. То, что она не отвечала на мои звонки, только подкрепило мою уверенность.

Знаю, ей было неловко, ведь ситуация сложилась странная. Она хочет поступать правильно, пусть это и противоречит чувствам. Хотя в наличии тех самых чувств я не был уверен, мог лишь надеяться и гадать.

Все десять дней я пытался выбросить Лилиан из головы, но, когда увидел её на пороге своего дома, понял, что всё было зря. Уверен, что мои глаза выдают меня.

— Привет, — произносит она и останавливается у двери, не решаясь войти. На нас давит неловкость, и она так сильна, что все слова просто исчезают.

— Привет, — отвечаю я, не в силах произнести большее.

— Мне можно войти? — спрашивает Лилиан, и я утвердительно киваю, приглашая её в квартиру.

Девушка снимает пальто, и я с удивлением отмечаю, что обычные джинсы и толстовка идут ей так же, как и самое красивое платье в мире. Наверное, она просто не способна выглядеть плохо. Или у меня к ней просто предвзятое отношение?

— С чего ты решил проводить уборку? — спрашивает Лилиан вновь. Должно быть, она не верит в правдивость моих слов.

— Шерил больше никогда не вернётся в этот дом, — отвечаю я строго. — Не после того, что сделала. Я сменил замки и планировал выбросить все её вещи. Но потом вдруг подумал о тебе, ведь в паре коробок есть вещи из вашего старого дома. Может, ты захочешь взять себе что-то. На память.

— На память, — хмыкает Лилиан. — Ты думаешь, я хочу помнить о Шерил?

— Глупая идея была, да? — спрашиваю я, девушка лишь пожимает плечами.

— Увидим, — отвечает она. — Почему эти коробки вообще всё ещё здесь? Разве Шерил не продала дом много лет назад?

— Так и было. Когда мы познакомились, Шерил снимала небольшую квартиру, вещи почти не разбирала, после так и перевезла их сюда в коробках. Мне было не до них, и беспокойства они не причиняли. Но теперь я не хочу иметь в доме даже клочка бумаги с её почерком.

Лилиан утвердительно кивает и ничего не отвечает. В квартире не жарко, но щёки девушки краснеют. Румянец украшает её лицо. Мне сложно этого не замечать.

Я подхожу ближе и хочу прикоснуться к её волосам, но вовремя сдерживаюсь. Но, похоже, Лилиан всё понимает и так.

— Не нужно, Этан, прошу, — едва слышно произносит она.

— Ты не сможешь делать вид, что ничего не было, — смело произношу я, Лилиан тяжело вздыхает.

— Мы просто можем не вспоминать об этом, — предлагает она, но я лишь отрицательно качаю головой.

— Мы поцеловались, Лилиан, — настойчиво продолжаю я. — И нам обоим это понравилось, не отрицай. Мы больше не подростки, а взрослые люди. Давай поступать по-взрослому.

— Ты женат на моей матери, едва ли это по-взрослому. Ты ведь для меня кто-то вроде отчима.

Я начинаю смеяться, Лилиан тоже улыбается. Я понимаю, что она сказала это несерьёзно.

— Брось, не говори таких ужасных вещей, — весело произношу я и всё же провожу рукой по её щеке. Лилиан на мгновение замирает и закрывает глаза.

— Просто покажи мне, где лежат вещи, — просит она тихо, я утвердительно киваю.

Я иду к кладовой и прошу Лилиан следовать за мной, но потом замечаю, что девушка остановилась у каминной полки. Этого стило ожидать, и я был к этому готов, когда звал её сюда. Возвращаюсь обратно в комнату и вижу, что Лилиан смотрит на фотографию Эйвери. Девушка проводит кончиками пальцев по рамке, и я замечаю, что руки у неё дрожат. Мир словно остановился для неё, я это понимаю.

— Она такая красивая, — шепчет Лилиан еле слышно и берёт фотографию в руки, а потом уже спрашивает, — можно?

— Конечно, — отвечаю я и подхожу ближе. — Вы с Эйвери очень похожи. Только посмотри на эти глаза.

Лилиан утвердительно кивает, а потом я вижу, как по её щеке катится слеза. Девушка быстро её вытирает, чтобы я не заметил, и ставит фотографию обратно на полку. Потом она быстро выходит из комнаты туда, куда я вёл её изначально. Я иду следом, открываю кладовую и включаю свет.

— Здесь всего пара коробок, даже не знаю, что в них, — отвечаю я.

Лилиан кивает и опускается на пол, открывая одну из коробок.

— Может, сварить тебе кофе? — спрашиваю я, понимая, что нужно оставить её одну.

— Было бы чудесно, — отвечает Лилиан.

Я иду на кухню и первым делом звоню сестре. Она отвечает только с третьего раза.

— Этан, что случилось? — спрашивает Мэдлин громко. На заднем фоне я слышу шум. — Мы в торговом центре.

— Когда вы вернётесь? Эйвери, наверняка, устала, — говорю я, а сестра только смеётся.

— Ты слишком мнительный, — отвечает она. — Мы скоро приедем. Лилиан там? Хотя, судя по тому, что ты мне названиваешь, она уже ждёт.

— Просто приезжайте, ладно? — прошу я.

— Всё будет хорошо, Этан, — успокаивает меня сестра. — Ты принял правильное решение. Мы уже выходим из торгового центра, будем минут через десять. А ты за это время успокойся и выпей чая.

Я сбрасываю звонок и пару минут просто сижу за столом, переминая пальцы. Знаю, что я всё делаю правильно, но это не значит, что я уверен в результате. Решаю взять себя в руки и принимаюсь варить кофе. На это у меня уходит только несколько минут, а это значит, что время тянется слишком медленно.

Я несу кофе Лилиан и обнаруживаю девушку сидящей на полу с фотографией в руках. Лилиан выглядит растерянной и грустной. Я ставлю чашку на тумбочку и сажусь рядом.

— Не думала, что она сохранила хоть что-то обо мне, — произносит она неуверенно. Я смотрю на фото девочки лет семи, как две кали воды похожей на Эйвери.

— Может, она не так плоха, как кажется? — спрашиваю я и удивляюсь своим словам. На самом деле я так не думаю.

— Ты знаешь ответ, — со слабой улыбкой произносит Лилиан. — Скорее всего, ей было просто всё равно. Слишком большая честь — сортировать и выбрасывать фотографии.

— Ты была очень красивым ребёнком, — произношу я и беру из рук Лилиан фото. Девушка поднимает на меня глаза. — А теперь превратилась в прекрасную девушку.

— Ты смущаешь меня, — шепчет Лилиан. — Это не должно повториться. Мы идём против совести, против морали.

— Если двое хотят чего-то одинаково сильно, никакая мораль не сможет им помешать, — отвечаю я и беру её лицо в свои ладони. Смотрю в голубые глаза, которые при слабом освещении кажутся тёмно-синими, как открытое море.

— С чего ты взял, что я этого хочу? — спрашивает она так же тихо, я едва заметно улыбаюсь, а потом касаюсь своими губами её губ.

На мгновение я снова становлюсь подростком, украдкой целующим любимую девушку. И мне не хочется ничего менять.

Когда мы отстраняемся друг от друга, Лилиан молчит, но в глазах я не вижу злости, как и в прошлый раз. Она может сколько угодно кричать, что ничего не чувствует, но взгляд её выдаёт.

— Я в этом просто уверен, — отвечаю я на вопрос, который Лилиан задала минуту назад.

Девушка не успевает ничего ответить, так как в дверь звонят. Я спешу открыть, а Лилиан остаётся сидеть на полу в полной растерянности и смятении.

Мэдлин и Эйвери заходят в квартиру, и я чувствую, как бьётся сердце. Мне не хватает воздуха.

— Надеюсь, мы не помешали, — смеётся сестра, я лишь хмурюсь. — Брось, Этан, всё пройдёт хорошо, поверь мне.

— Не уверен, — только и отвечаю я, а затем обращаюсь к дочери. — Милая, помнишь, я рассказывал тебе о Лилиан?

Эйвери утвердительно кивает и снимает верхнюю одежду.

— Она очень хочет с тобой познакомиться, — произношу я осторожно. — Но, если тебе не хочется, мы можем это отложить.

— Я не против, — отвечает дочь легко. — Ты говорил, что она классная.

Я улыбаюсь, гадая, откуда в лексиконе моей дочери такое слово, а потом перевожу взгляд на смеющуюся сестру. Как я сразу не догадался?

Мы проходим в гостиную, и я зову Лилиан. Девушка приходит почти сразу и тут же замирает на месте, увидев Эйвери. Мне трудно понять, что она чувствует, потому что кажется, будто все эмоции мира сейчас слились воедино в душе этой девушки.

— Познакомься, — произношу я. — Это Эйвери.

Лилиан медленно подходит ближе. Она опускается на колени перед Эйвери, хотя мне кажется, что просто падает.

— Привет, Эйвери, — произносит она дрожащим голосом, и я вижу в её глазах слёзы во второй раз за час.

— Привет, — с улыбкой отвечает Эйвери, а Лилиан улыбается в ответ.

И именно в этот момент я понимаю, что она действительно неподдельно и кристально счастлива.

ЛИЛИАН
Февраль, 2018 год

Она похожа на ангела, без преувеличений и эпитетов. На маленького ангела. Красивее ребёнка я никогда не видела в своей жизни. И как у моей матери могла получиться такая дочь?

Светлые волосы Эйвери немного вьются, и это делает её ещё более прелестной. Мне сложно подобрать слова, не знаю, что должна сказать. Этан застал меня врасплох. Он даже не предупредил меня, не дал возможности подумать об этом. Хотя, возможно, это к лучшему. Я не проводила часы в томительном ожидании.

— Меня зовут Лилиан, — говорю я, только чтобы не молчать, девочка кивает головой.

— Я знаю, — отвечает она. Её голос меня словно убаюкивает. — Папа сказал, что ты моя сестра.

— Папа рассказывал тебе обо мне? — удивляюсь я и перевожу взгляд на Этана. Он лишь поджимает губы. Не понимаю, как он мог провернуть всё это за моей спиной, но в душе у меня расцветает бутонами благодарность.

— Да, он сказал, что ты любишь цветы, это правда? — спрашивает Эйвери с интересом. В её голосе нет ни капли страха или злости. Он звучит ласково и нежно.

— Правда, — отвечаю я. — В моём магазине много цветов.

— В школе нам говорили, что цветы питаются солнечным светом, — произносит Эйвери и я не могу перестать улыбаться. Мне хочется обнять девочку, но я не решаюсь. Это может её напугать.

— Так и есть. Если захочешь, я научу тебя заботиться о цветах. Приходи как-нибудь ко мне в магазин, — предлагаю я, девочка округляет глаза.

— Правда? — с восторгом спрашивает она. — Я смогу сделать свой букет?

— Конечно, — отвечаю я и девочка хихикает. Она оборачивается к отцу. — Папа, ты слышал? Лилиан возьмёт меня с собой в магазин. Ты был прав — она классная.

Мэдлин смеётся и хлопает Этана по плечу. Сам же мужчина выглядит смущённым. Я не могу сдержать смех.

— Кажется, твоему папе не нравится это слово, — шепчу я сестре, а девочка снова хихикает.

— А кто твой папа? — спрашивает Эйвери легко. Должно быть, в таком возрасте подобные разговоры даются детям проще. — Папа сказал, что это не он.

— Да, — отвечаю я, стараясь не нервничать. — Это уж точно не он. Твой папа ещё очень молодой. Хочешь, я покажу тебе что-то?

Девочка кивает и в её глазах я вижу интерес. Я позволяю себе взять сестру за руку, и девочка не возражает. Её рука такая маленькая и тёплая, что мне снова хочется плакать. Не припомню, плакала ли я вообще когда-то от счастья.

Я веду Эйвери к кладовой и показываю фотографию, которую нашла сегодня в коробке с вещами.

— О, — тянет сестра, — похоже на меня.

— Это я, — признаюсь девочке, и она приоткрывает рот в удивлении. — Правда, мы похожи?

— Очень, — выдыхает девочка. А потом вдруг задаёт серьёзный вопрос. — Мама живёт с тобой?

Мне хочется обнять сестру и пожалеть её. Оградить от всей боли, которую только может причинить мать. Хочется рассказать о том, что всё можно пережить, но едва ли это правда.

— Нет, — отвечаю я как можно спокойнее. — Ведь я уже взрослая. Наша мама просто очень занята, она хочет обеспечить тебе хорошую жизнь.

Я не знаю, как иначе объяснить ей поведение матери. Но Этан точно придумал какое-то оправдание, будет плохо, если они не совпадут. Но, к моему удивлению, девочка лишь вздыхает.

— Папа тоже так говорит. Но я по ней скучаю.

— Ничего, — произношу я и приобнимаю сестру. — Всё будет хорошо.

— Может, поужинаем? — слышу я голос Этана и отпускаю Эйвери. Девочка отрицательно качает головой.

— Мы с тётей ели в кафе, — отвечает она, а потом протягивает фотографию отцу. — Папа, смотри, как мы похожи.

Этан улыбается и берёт фотографию в руки. Он долго смотрит на неё, хотя уже видел всего десять минут назад.

— Да, — отвечает он. — Вы обе очень красивые.

Эйвери смеётся. Этан проводит рукой по её волосам. Вижу, насколько сильно он привязан к этому ребёнку. В каждом движении — безграничная любовь.

— Поиграй пока у себя в комнате, хорошо? — просит он. — А мы с Лилиан поужинаем.

Эйвери пожимает плечами и убегает. Я поднимаю на Этана глаза и долго молчу. Мужчина выглядит уверенным и спокойным, хотя это решение, безусловно, далось ему нелегко.

— Спасибо, — выдыхаю я. — Этан, спасибо.

— Не такой уж я и плохой, верно? — спрашивает мужчина, подходя ближе.

При тусклом свете он кажется мне ещё симпатичнее. Его карие глаза словно светятся, и мне неожиданно хочется прикоснуться к нему хоть на миг. Эти поцелуи разожгли в моей душе огонь, и мне не хочется, чтобы это заканчивалось. Страх никуда не ушёл, но впервые за последние годы я чувствую себя живой. Может, всё дело просто в нежелании быть одной? Способна ли я на настоящие чувства? Сложно судить.

— Верно, — шепчу я.

— Мне просто нужно было время, — поясняет Этан. — Чтобы узнать тебя. По-настоящему.

— То есть, чтобы поцеловаться со мной? — с насмешкой спрашиваю я, мужчину это только веселит.

— Это никак не связано с поцелуями, — уверяет он. — Уж поверь мне. Тебе меня не подкупить.

— Этан, нам пора, — кричит Мэдлин из комнаты.

— Вы уезжаете? — спрашиваю я.

— Нет, Мэдлин заберёт Эйвери к себе. По выходным дочь всегда у сестры, — объясняет Этан, даже не предпринимая попыток отойти подальше. Должна признаться, что мне нравится быть с ним рядом.

— Почему? — только и спрашиваю я. Возможно, Этану просто нужно отдыхать. Я не знаю.

— В понедельник мне нужно рано в институт на работу, — поясняет Этан. — Мэдлин отвозит Эйвери в школу.

— Я могла бы отвезти её, — говорю с опасением, что Этан сочтёт мои слова дерзостью, но он только нагло улыбается.

— Тогда тебе придётся остаться здесь, ты же это понимаешь? — произносит он заговорщически.

— Если это не покажется странным, — говорю я, и мужчина отрицательно качает головой.

— Вовсе нет. Я знаю, ты хочешь побыть с Эйвери. Не вижу причин отказывать, раз уж я сам пошёл на это.

Он выходит из кладовой, чтобы поговорить с сестрой, а я принимаюсь рассматривать вещи из коробок матери, чтобы хоть как-то занять свои мысли.

Здесь пару альбомов с фотографиями, но моих фото немного. Я удивлена, что они вообще есть. Я пролистываю страницу за страницей, наблюдая, как взрослеет моя мать, её школьные годы, выпускной, но после этого фотографий почти нет. Видимо, потом жизнь Шерил перестала приносить ей удовольствие. Впервые в жизни я думаю о том, каким было детство моей матери, была ли она счастлива? В какой момент она так изменилась?

Я пролистываю уже пустые страницы до самого конца, и в самом конце альбома обнаруживаю несколько фотографий маленького ребёнка, совсем младенца, и сложенный в несколько раз листок бумаги. Разворачиваю его и замираю на пару секунд. Свидетельство о рождении. Глория Агнес Бэйли. Двадцать пятое марта одна тысяча девятьсот девяносто восьмой год.

Мне становится сложно дышать. Я смотрю на фотографию своей сестры и пытаюсь узнать в ней того ребёнка, которого я видела почти двадцать лет назад. Но сделать это почти невозможно. Почему свидетельство о рождении осталось у матери? Почему его не забрали вместе с сестрой? В этой истории слишком много загадок.

Я принимаюсь искать в ящике хоть какие-то документы об удочерении, но ничего не могу найти. Вместо этого взгляд натыкается на несколько нераспечатанных писем. Я забираю фотографии, свидетельство о рождении и письма и выхожу из кладовой. Хватит с меня на сегодня потрясений.

Когда я захожу в гостиную, то не обнаруживаю там ни Этана, ни Эйвери. Убираю свои находки в сумку, обещая, что разберусь с этим позже. Осматриваюсь, оценивая квартиру, но тут слышу голос Этана.

— Лилиан, — кричит он из соседней комнаты. — Я на кухне.

Прохожу на кухню и застываю в дверях. Этан готовит ужин, и это выглядит чарующе. Не думала, что мне будет нравиться наблюдать, как мужчина жарит мясо.

Я сажусь за стол и любуюсь каждым движением Этана. Он давно не мальчишка, и в каждом его действии много зрелости, каждое решение взвешено. Такая позиция вызывает у меня доверие. Мне просто нужно кому-то доверять.

— Надеюсь, ты не вегетарианка, потому что я не умею готовить овощи, — признаётся Этан.

— Я согласна на всё, что ты предложишь, — произношу я, и уже после понимаю, насколько двусмысленно звучит эта фраза. Конечно, мужчина не упускает возможность съязвить.

— Тогда мне нужно как следует продумать свои предложения, — смеётся он.

Уже через двадцать минут мы втроём сидим за столом. Вынуждена признать, что мясо, приготовленное Этаном, получилось действительно вкусным. Эйвери, которая вообще не собиралась ужинать, отказывается от мяса и ограничивается салатом.

Я смотрю, как она накалывает вилкой овощи, и думаю о том, что моя сестра уже взрослая, хоть и такая маленькая. Полное противоречие.

— Тебе нравится в школе? — спрашиваю я сестру, она утвердительно кивает.

— Там весело, — отвечает она. — Мисс Саммерс добрая, всегда рассказывает что-то интересное. Она говорит, что у меня есть способности к занятиям музыкой.

— Хорошая новость, — говорит Этан. Я удивляюсь тому, насколько серьёзно он разговаривает с дочерью, как с равной. — А ты сама что думаешь об этом?

— Не знаю, — произносит Эйвери. — Мне кажется, у меня ничего не выйдет.

— Не говори так, — протестую я. — Уверена, ты сможешь. Нужно только попробовать.

Эйвери ничего не отвечает. Она доедает салат, моет за собой тарелку и собирается выйти из комнаты, но вдруг останавливается и оборачивается.

— Лилиан, — обращается она ко мне. — Ты мне не почитаешь?

Я перевожу взгляд на Этана, он одобрительно кивает.

— Конечно, приду, как только доем, — отвечаю я, и Эйвери уходит. — Она всегда такая? — спрашиваю я мужчину. Он не совсем понимает, о чём я. — Доброжелательная. Мне казалось, что она испугается, убежит, не станет со мной разговаривать, но она так положительно настроена. Как это возможно?

— Я готовил её к этой встрече, Лилиан, — спокойно отвечает Этан. — Ты ведь не думала, что я пущу всё на самотёк? Я рассказывал ей о тебе понемногу, объяснил, что ты её сестра. Эйвери должна была быть готовой увидеться с тобой.

— Я тебя недооценила, — признаюсь, Этан лишь хмыкает.

— Неудивительно, — отвечает он. — Тебе тоже нужно узнать меня получше. А теперь иди и почитай ей. Она не очень-то любит современные сказки. Её любимая…

— Снежная королева, — перебиваю я его. — Помню.

Я встаю из-за стола и иду в комнату к Эйвери. Девочка сидит на кровати и вертит в руках книгу со сказками.

— Что ж, — произношу я с улыбкой, — давай посмотрим, что тут есть. Мне нравится «Снежная Королева». Что скажешь?

Эйвери одобрительно кивает и ложится. Я читаю сказку так трепетно, как никогда раньше, вкладывая в каждое слово всю свою любовь. Сестра засыпает только к концу сказки. Я укрываю её одеялом и выключаю светильник.

Когда выхожу из детской, то сразу же поворачиваю в ту комнату, где ещё не была ни разу — в спальню. Этан, как ни странно, именно здесь. Он расстилает кровать, а когда замечает меня, то останавливается.

— Постель готова, ты можешь ложиться спать, — говорит он.

— То есть мы будем спать вместе? — спрашиваю я с удивлением. — Это более чем странно.

— Мы уже делали это, помнишь? — весело говорит Этан. — У тебя дома.

— Ты спал на диване, а я на полу. Это не считается, — возражаю я, а мужчина закатывает глаза.

— Если хочешь, я буду спать в гостиной на диване, — отвечает он. — Не нужно так волноваться. Я не собираюсь делать ничего ужасного с тобой.

Он берёт одну подушку с кровати, достаёт из комода плед и собирается выйти из комнаты, но я неожиданно для себя останавливаю его.

— Останься, — прошу я, и Этану не нужно повторять дважды.

Он бросает подушку обратно на кровать, наклоняется вперёд и целует меня.

ЭТАН
Март, 2018 год

Вынужден сказать правду хотя бы себе — мне понравилась ночь в одной постели с Лилиан. Да, между нами не было ничего такого, чего бы я хотел. Никаких объятий и тем более секса. Но увидеть её, спящую утром на моей подушке, было более чем приятно.

Я ожидал, что во сне она непроизвольно обнимет меня или прижмётся ближе, но этого не случилось. Возможно, она просто не привыкла делить с кем-то одну постель, и меня это радует.

Уже в первый день Лилиан познакомилась с учителем Эйвери, встретилась с директором школы и даже успела поболтать с нашей соседкой, которая иногда забирает дочь. Такое рвение одновременно радовало и пугало меня.

Но следует отдать Лилиан должное — она не была навязчивой. Звонила раз в несколько дней и приезжала только после моего согласия. И Эйвери, и самой Лилиан нужно было время привыкнуть к новым ролям.

Она водила девочку в развлекательный центр, в кино и парк. И каждый раз эмоции Эйвери зашкаливали. В душе у меня зарождалось странное чувство ревности, но я старался его отгонять. Ведь как бы там ни было, никто не заменит Эйвери меня.

Днём я проверяю работы студентов, пока Лилиан в очередной раз гуляет с Эйвери. Если честно, то порой мне это даже на руку. Ведь я могу сосредоточиться на работе, не переживая о дочери.

Несколько часов я провожу за работой, как вдруг меня прерывает телефонный звонок. На экране я вижу номер Лилиан и улыбаюсь.

— Уже соскучились по мне? — весело спрашиваю я, но тут же вся радость проходит.

— Этан, — кричит Лилиан в трубку, и становится понятно, что она плачет. — Я не понимаю, как это вышло.

— Что произошло? — кричу я в ответ и вскакиваю из-за стола. Всё тело пробирает дрожь. — В чём дело?

— Эйвери стало плохо. Я не успела ничего сделать. Всё случилось так быстро, — плачет Лилиан, а мне хочется перевернуть весь дом вверх дном.

— Она жива? — я продолжаю кричать и чувствую боль в горле. Но она ничто по сравнению с болью в сердце.

— Да, — отвечает девушка, и я облегчённо выдыхаю, разжимая кулаки. — Я вызвала скорую, врачи сказали, что это приступ эпилепсии.

— Где вы? Я сейчас приеду, — говорю я, одеваясь на ходу.

Лилиан скидывает мне адрес сообщением, когда я уже сажусь в машину. Стараюсь успокоить себя мыслями о том, что с Эйвери уже всё в порядке. Нельзя садиться за руль во взвинченном состоянии, я давно дал себе это обещание.

Дорога до развлекательного центра занимает пятнадцать минут. За это время я успеваю подумать о всех страшных последствиях. Кроме того, внутри нарастает злость на Лилиан. Как она могла быть такой беспечной?

Я обнаруживаю Лилиан и Эйвери в холле первого этажа. Девушка сидит на лавочке, а дочь спит у неё на руках. Лилиан выглядит испуганной и заплаканной, но не говорит ни слова.

Я беру дочь на руки и несу к машине. Девушка так же молча идёт следом. При виде спящей дочери мне становится немного спокойнее.

Приступы далеко не в новинку для меня, но раньше я всегда был рядом и мог всё контролировать. А сегодня дочь осталась с человеком, который совершенно не знает, что делать в таких случаях.

Как я мог доверить кому-то Эйвери? Как мог пойти на поводу у Лилиан?

После того, как я кладу дочь на заднее сидение автомобиля, сажусь за руль, но Лилиан не спешит присоединиться к нам.

— Ты не поедешь? — спрашиваю я резко. Она отрицательно качает головой, в глазах виден всё тот же страх.

— Лучше мне вернуться домой, — отвечает она.

— Ты серьёзно? — спрашиваю я, а потом выхожу из машины и захлопываю дверь, чтобы не разбудить дочь криками. — Разве ты не несёшь ответственность за мою дочь? А сейчас ты просто хочешь сбежать?

— Я не снимаю с себя вины, — тихо отвечает она. — Просто не могу поехать с тобой. Я не люблю автомобили.

— А я не люблю, когда моя дочь падает с приступом посреди развлекательного центра, — кричу я ей в лицо. — Либо садись в эту чёртову машину, либо больше я не хочу видеть тебя рядом с Эйвери!

Лилиан нервно сглатывает, в её глазах я снова вижу слёзы. Сажусь обратно в машину и завожу мотор. Девушка медленно подходит к автомобилю и садится на пассажирское сидение. Она пытается застегнуть ремень безопасности, но руки у неё трясутся.

— Просто успокойся, — говорю я тихо и помогаю ей с ремнём.

— Это нечестно, — шепчет она и отворачивается к окну.

Я лишь хмыкаю и выезжаю с парковки. Стараюсь ехать медленно, чтобы окончательно успокоиться. Иногда посматриваю в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что с дочерью всё в порядке. А потом вдруг бросаю взгляд на Лилиан. Её поведение меня удивляет.

Девушка дрожит и тяжело дышит. Она сидит с закрытыми глазами и сжимает кулаки так сильно, что готов поклясться — на ладонях останутся следы ногтей.

— С тобой всё в порядке? — спрашиваю я, Лилиан буквально шипит в ответ.

— Нет, но тебя же это мало волнует.

Когда я припарковываюсь у квартиры, Лилиан за секунду выбегает из автомобиля. Она садится на ступеньки перед домом и начинает истерично плакать. Мне сложно понять причину такого поведения. Но я решаю разобраться с этим, когда отнесу Эйвери в дом.

Лилиан не заходит в квартиру, поэтому после того, как укладываю дочь в постель, я возвращаюсь на улицу. Хорошо, что сегодня тепло.

Девушка не сдвинулась с места, но перестала плакать. Я хочу сесть рядом и обнять её, пожалеть, но не делаю этого.

— Что произошло? — спрашиваю я строго.

— Я же сказала, что не люблю автомобили, — отвечает девушка, я лишь фыркаю в ответ.

— Речь об Эйвери, — говорю я, стараясь не нервничать. — Что с ней случилось?

— Она просто прыгала на батуте, а потом вдруг остановилась, — шепчет Лилиан и проводит ладонями по лицу. — Она упала и начала трястись. Я сразу позвонила в скорую, но они приехали, когда приступ уже прошёл.

— Что сказали врачи? — спрашиваю я снова. — Всё в порядке?

— Да, — отвечает девушка. — Эйвери почти сразу заснула. Врачи сказали, что это нормально.

— Так обычно и происходит, — подтверждаю я. — Жаль, что ты не была к этому готова. Наверное, я поторопился, когда разрешил вам общаться вне дома.

Лилиан поднимает на меня глаза, и в них я вижу невероятную злость. Уверен, что она готова наброситься на меня с кулаками в любой момент.

— В этом разве моя вина? — громко спрашивает девушка и встаёт со ступенек. — Это ты виноват, и никто кроме.

— Я виноват в том, что ты растерялась в экстренной ситуации? — кричу я в ответ, подходя ближе. — Ты не имеешь понятия, как заботиться об этом ребёнке. Ничего о ней не знаешь!

— Разве не ты должен был сказать мне о том, что Эйвери больна, Этан? — крик Лилиан, должно быть, слышен в нескольких кварталах, но и я не уступаю ей. — Ты ни словом не обмолвился об эпилепсии. Это не слабое зрение, о таком нужно знать заранее!

— Это ничего не изменило бы, — отвечаю я. — Ты не можешь опекать её как следует. Зря я не подумал об этом раньше.

Лилиан набрасывается на меня и собирается дать пощёчину, но я успеваю перехватить её руку.

— Нет, — грозно говорю я. — Ты не можешь бить меня.

— А ты не можешь так говорить! — кричит Лилиан и снова начинает плакать. — Ты чёртов эгоист. Ты манипулируешь мной, чуть что — шантажируешь общением с сестрой! Тебе плевать на всех, кроме себя.

— Не суди меня по себе, — отвечаю я, сжимая её руку. Лилиан вскрикивает.

— Ты всё испортил, — плачет девушка, а я борюсь с двумя поедающими меня чувствами: злостью и симпатией. — Всё сломал!

— Прекрати так кричать, — прошу я её, но она будто не слышит этих слов.

— Ты сыпал комплиментами и целовал меня при любом удобном случае, но на самом деле тебе плевать на меня. Признай это. Признай, что просто хотел держать меня на коротком поводке, — Лилиан истерит, да и мне не по себе от этой ситуации. Злость внутри кипит и вырывается наружу. Девушка выдёргивает руку. — Просто скажи правду!

— Я никогда тебе не врал, — произношу я спокойно и касаюсь щеки Лилиан. Но она скидывает мою руку и, ничего не говоря, разворачивается, чтобы уйти. — Постой!

Но Лилиан не реагирует на мои слова и ускоряет шаг. Мне приходится бежать за ней, чтобы догнать. Я хватаю её за руку, чтобы остановить, но она вырывается. Тогда я беру её за плечи, крепко сжимая их руками.

— Выслушай меня, — прошу я. — Не нужно придумывать то, чего нет.

— Хочешь сказать — я выдумываю? — громко спрашивает она. — Шантажируя встречами с Эйвери, ты заставил меня сесть в машину против воли. Я не хотела этого! Если бы ты знал, что это для меня значит! Но тебе всё равно — ты даже не попытался меня понять. И хочешь сказать, что твои поступки не эгоистичны?

— Прости меня, — вдруг произношу я, и Лилиан замирает.

Я смотрю на её заплаканное лицо и чувствую себя идиотом.

Сейчас, когда адреналин и злость не застилают мне глаза, становится понятно, что я перегнул палку. Страх за дочь порой превращает меня в чудовище, готовое рвать каждого на своём пути.

— Я думал, случилось страшное, думал, Эйвери умерла, — признаюсь я, а Лилиан отрицательно качает головой.

— Я не растерялась, Этан, — произносит девушка. — Просто испугалась. Я не была к этому готова. Но это не значит, что я не могу заботиться об Эйвери. Ты можешь мне доверять. Я на всё готова ради неё, когда же ты поймёшь?

Я приобнимаю Лилиан, а она утыкается мне в грудь и больше не пытается сбежать. Глажу её по волосам и крепче прижимаю к себе.

— Я никогда тебе не врал, — шепчу девушке на ухо. — Никогда.

— Не поступай так со мной, Этан, — просит Лилиан, отстраняясь. — Хватит мне бессмысленных предательств. Я их не заслужила.

— Конечно, нет, — подтверждаю я. — Никогда я тебя не предам, слышишь? Давай вернёмся домой. Нельзя оставлять Эйвери одну.

Мы заходим в квартиру и, пока я проверяю, как у дочери дела, Лилиан сидит на диване, смотря в одну точку. Я иду на кухню, завариваю чай с ромашкой и приношу девушке.

— Тебе нужно успокоиться, — говорю я, протягивая ей чашку. Она берёт её, но не делает и глотка.

— Как часто у неё эти приступы? — спрашивает Лилиан. Я сажусь рядом.

— На самом деле нечасто. Раз в несколько месяцев, порой и того реже. Она пьёт лекарства, но порой так просто случается, — поясняю я.

— Это я виновата? — спрашивает она, я приобнимаю её за плечи.

— Нет. Прости, что я так сказал.

Она утвердительно кивает и делает несколько глотков чая. Мы долго сидим молча, но меня это не волнует. Я просто рад, что она здесь.

Проклинаю себя за свой характер, но я никогда не отличался сдержанностью. А страх за Эйвери всегда делает меня агрессивным.

Это случилось через месяц после четвёртого дня рождения Эйвери. Шерил тогда отсутствовала уже третий месяц, а дочь то и дело плакала по ночам. И когда было пора купаться. И когда нужно было завтракать. И обедать. Она плакала постоянно, потому что её матери не было рядом. Ничего удивительного.

В тот день я пытался развеселить Эйвери всеми способами, ведь она была очень подавленной с самого утра, но у меня ничего не получалось. Тогда я пошёл на крайние меры и вернулся к ней в комнату с любимым мороженым, но девочка никак на это не отреагировала.

— Папа, — пролепетала она и протянула мне ручки ладошками вверх, — пальчики колет.

Я не совсем понял, что это значит. Теперь-то я знаю, что такое аура, что такое предвестники приступа, но тогда это было впервые.

Через полчаса она вышла из комнаты, чтобы поужинать и, не дойдя до кухни, упала. Вспоминаю, что я тогда испытал, и ещё больше злюсь на себя. Лилиан, кажется, повела себя в разы правильнее. Я же паниковал намного больше.

Лилиан засыпает на диване, пока я готовлю ужин. Укрываю её одеялом, целую в щеку, а потом замечаю в дверях комнаты дочь.

— Она испугалась? — спрашивает вдруг Эйвери. Я улыбаюсь.

— Пожалуй, больше, чем ты, — отвечаю, и дочь хихикает. — Может, поужинаем?

Мы проходим на кухню, и Эйвери закрывает дверь.

— Оставишь Лилиан немного спагетти? — спрашивает дочь, взбираясь на стул. — Утром она обязательно должна их попробовать.

— Она тебе нравится, не так ли? — задаю я встречный вопрос, дочь улыбается.

— С ней весело и всегда интересно. Она красивая, — произносит девочка и долго колеблется прежде, чем сказать то, о чём, по-видимому, давно думала. — Она очень похожа на маму.

ЛИЛИАН
Март, 2018 год

Я кладу белые розы на холодную могильную плиту и делаю несколько шагов назад. Яркое солнце заставляет меня чувствовать только грусть и пустоту. Как можно радоваться новому весеннему дню, находясь на кладбище?

Джулианна всегда любила белые розы, в саду ими была засажена внушительная часть территории. Она говорила, что цветы способны сделать нас счастливыми даже в самый пасмурный день, но теперь я в это не верю.

— Спасибо, что согласилась приехать, — говорит Джейсон.

Мне не нужно смотреть на брата, чтобы знать его чувства — он скорбит. Спустя столько лет мы оба не можем переступить через эту боль. Должно быть, настоящие родители оставляют в сердцах детей след, нестираемый годами, слезами и смертью.

Мы часто помним всё плохое, но, если задуматься, то хорошего было в разы больше.

— Ты ведь знаешь, что мне тоже не всё равно, — отвечаю я, всё ещё смотря на цветы. — Неважно, что они не были мне родными.

— Не говори так, — спорит брат. — Мама бы обиделась.

Я чуть заметно улыбаюсь, но чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Очень давно я не слышала из уст брата слово «мама», слишком давно не произносила его сама.

Джулианна всегда была настоящей матерью для меня, а Годвин — отцом. Они сделали так много для моего счастья, что забыть этого я не смогу до самой своей смерти. Ведь их смерть не стёрла мою любовь.

— Мне их так не хватает, — признаётся брат, я беру его за руку, но всё так же избегаю смотреть в глаза.

— Знаю, Джей. Мне тоже, — отвечаю я, зная, что брат улыбнулся.

— Называешь меня, как в детстве, — говорит он ласково. — Они бы нами гордились, это точно. Самая большая мамина мечта — сделать нас неразлучными.

Я утвердительно киваю и ничего не отвечаю. Джейсон прав. Мама всегда мечтала, чтобы мы с братом дружили и любили друг друга, чтобы были опорой в жизни. Так уж получилось, что добиться этого она смогла, но отдала за это жизнь.

— Разве это справедливо, Джей? — вдруг спрашиваю я, зная, что этот вопрос брат слышал уже больше сотни раз.

— Нет, — отвечает он и сильнее сжимает мою руку. — Ты знаешь, что это моя вина.

— Не говори так, — протестую я и наконец поворачиваюсь к брату лицом. Джейсон выглядит несчастным, как, впрочем, и я. — Ты не виноват, что так вышло. Никогда не был.

— Если бы не та вечеринка, — начинает Джейсон, но не заканчивает.

— Это было одиннадцать лет назад, — говорю я. — И ты не был виноват. Может, пойдём? Я замёрзла.

Джейсон соглашается. Ещё раз бросив взгляд на две могильные плиты, я разворачиваюсь и ухожу вслед за братом. Пытаюсь сдержать слёзы и не расплакаться прямо здесь. Хотя едва ли это будет странно. Кладбище видело столько слёз, что можно затопить ими всю планету. И земля, и воздух здесь пропитаны человеческим горем.

— Тебя подвезти? — привычно спрашивает Джейсон, когда мы подходим к стоянке, хотя уже знает ответ.

— Нет, лучше не стоит, — отвечаю я. — На днях у меня уже был неудачный опыт. Всё прошло не очень.

— Кто-то закинул тебя в багажник автомобиля? — шуткой спрашивает брат.

— Нет, пришлось сесть против своей воли. Эйвери стало плохо, Этан слишком торопился, на разговоры не было времени.

— Как у вас с ним? — Джейсон становится серьёзным. — Он разрешил тебе видеться с девочкой, а значит, ты на него повлияла. У вас это серьёзно?

— Не знаю, — выдыхаю я и только потом понимаю, насколько обречённо звучит мой голос. — Всё сложно.

— У тебя всё этим объясняется, — смеётся Джейсон. — Уверен, ты знаешь, что делаешь. Итак, если ты не хочешь ехать со мной, тогда, может, проводить тебя до остановки?

— Не стоит. Хочу прогуляться и подумать обо всех сложностях в моей жизни, — так же шуткой отвечаю я.

Джейсон привычно обнимает меня на прощание. Я отхожу на несколько метров, а потом зову брата по имени, собираясь сказать то, чего он не ожидает и не хочет слышать.

— Джейсон, — окликаю я его, парень оборачивается. — С днём рождения!

Брат лишь кивает в ответ и садится в автомобиль. Мне тяжело вспоминать недавнюю поездку на машине с Этаном, но я должна согласиться с братом — не получится всю жизнь избегать этого. Мне нужно что-то делать со своими страхами. В конце концов, Джейсон с этим справился.

В магазин я приезжаю через час. Кэтлин, моя помощница, как раз заканчивает принимать заказ на оформление зала в честь дня рождения. Я стараюсь не вмешиваться и дать девушке больше свободы, ведь только так она научится быстрее.

Ещё через полчаса приезжают Этан и Эйвери. Сестра давно просилась побывать у меня в магазине, и я не могла ей в этом отказать. Любовь к цветам — самое лучшее, что можно дать ребёнку. Точнее, что именно я могу дать.

Эйвери замирает на пороге и долго рассматривает всё вокруг. Магазин совсем небольшой, но витрины с цветами вызывают у девочки восторг. Она даже не сразу замечает меня.

— Нравится? — спрашиваю я, и сестра впервые обращает на меня внимание.

— Да, — протягивает она. — Они все твои?

— Не совсем, — отвечаю я и подхожу ближе. Снимаю с Эйвери шапку и расстёгиваю куртку. Этан предпочитает не вмешиваться. Возможно, он снова проверяет, насколько хорошо я способна заботиться об этом ребёнке. — Совсем скоро они будут принадлежать другим людям, дарить им радость.

— Можно подойти поближе? — спрашивает Эйвери, не решаясь сделать хотя бы шаг в сторону.

— Конечно, чувствуй себя как дома, — с улыбкой отвечаю я. — Пока отнесу твои вещи.

Ухожу в подсобку, чтобы убрать верхнюю одежду Эйвери, и когда уже собираюсь выходить, натыкаюсь на Этана.

— Привет, — произносит он. Его лицо светится, сложно понять тому причину.

— Ты вдруг решил поздороваться? — спрашиваю я спокойно. — Думала, ты демонстративно меня не замечаешь.

— Это ты сбежала утром, проведя ночь на моём диване, — с улыбкой отвечает мужчина. — Не мне должно быть стыдно. Ведь, в конечном итоге, я сам тебе позвонил.

— А до этого обвинил во всех смертных грехах, — парирую я, но Этан даже не сердится.

— Мы это уже прояснили. Я извинился, — голос мужчины опускается до шёпота. — И я скучал.

Что мне следует ему ответить? Что я тоже скучала, вспоминала о нём и ждала звонка? Эти отношения нездоровые и никогда не станут нормальными. Несмотря на симпатию, мы оба слишком разные и чересчур эмоциональные. Всё так и будет заканчиваться криками раз за разом. Будем делать друг другу больно, страдать, а потом извиняться. И в чём смысл?

Этан наклоняется и целует меня, едва касаясь губ, а потом отстраняется. Этот поцелуй украдкой выглядит так, словно он мечтал сделать это много раз, но боится моей реакции. Слишком трепетно и мучительно приятно. В чём смысл? Кажется, в этом.

— Мне нужно идти, — говорит Этан. — Мэдлин просила помочь в ресторане. Ты привезёшь Эйвери или мне заехать за ней?

— Я тебе позвоню, — только и отвечаю я. Этан соглашается.

Когда мужчина уходит, я возвращаюсь в зал. Эйвери болтает с Кэтлин и смеётся над словом «пиафлор».

— Это специальный пеноматериал, — объясняет Кэтлин, но это слово тоже смешит сестру.

— Это такая губка, — говорю я и подхожу ближе. — Как для посуды, только для цветов.

Девочка хихикает и ничего не отвечает.

— Чем хочешь заняться? — спрашиваю я сестру, она пожимает плечами.

— Давай составим букет, — заговорщически произносит она. Меня это только умиляет.

— У меня предложение получше, — отвечаю я и обращаюсь к Кэтлин. — Не принесёшь нам пару веточек алиссума, лаванду и, пожалуй, маргаритки.

— Маргаритки сегодня не привезли, — отвечает девушка. — Могу предложить незабудки или гвоздики. Для вашего дела они вполне подойдут.

— Ты становишься профессионалом, — отвечаю я и девушка улыбается. — Идём, Эйвери.

Я завожу сестру в подсобку и включаю свет. Девочка снова молча осматривается вокруг. Стол, много инструментов и материалов для работы. Ничего примечательного, но сестре интересно.

— Здесь ты делаешь букеты? — спрашивает Эйвери, я утвердительно киваю. — Здорово. И чем же мы займёмся?

— Давай сделаем тебе венок? — предлагаю я, а Эйвери чуть ли не хлопает в ладоши от радости. — Знала, что тебе понравится.

— Ты меня научишь? — интересуется сестра и садится за рабочий стол с вполне деловым настроением.

Кэтлин приносит цветы, которые я просила, и мы принимаемся за работу. Эйвери проводит пальцами по стебелькам и боится к ним прикасаться, но я показываю, как правильно нужно обращаться с ними, и девочка смелеет.

— Нам нужно сплести эти три цветочка между собой, — объясняю сестре, она с пониманием кивает, стараясь уловить каждое слово. — Словно ты плетёшь косичку. Попробуешь?

Эйвери неумело пытается переплести три стебелька гвоздик, я время от времени ей помогаю. Когда у неё наконец-то получается, девочка выглядит довольной. Я закрепляю цветы флористической проволокой и беру веточку алиссума.

Время за работой бежит быстро. Основную работу я делаю сама, но доверяю сестре вплетать стебли цветов, и ей это, безусловно, нравится.

— Мисс Саммерс говорила, что цветы ночью тоже спят, это правда? — вдруг спрашивает Эйвери.

— Да, многие закрываются на ночь, — подтверждаю я, сестра на мгновение задумывается.

— Чтобы не замёрзнуть? — спрашивает она, и эта детская непосредственность меня согревает изнутри.

— Чтобы уберечь свои бутоны от влаги или повреждений, — отвечаю я, наверное, слишком сложно, но Эйвери всё равно понимает.

— Чтобы их никто не обидел? — интересуется сестра, и в её голосе я слышу тихую грусть. Это меня расстраивает.

— Да, именно для этого.

Эйвери перестаёт плести венок и замолкает. Я раздумываю, что она может хранить в своих мыслях, что может её так тревожить. Хочется сделать этого ребёнка самым счастливым на всей планете.

— Тоже хочу так, — тихо говорит сестра, я вздрагиваю и смотрю на неё.

— Кто тебя обижает? Кто-то в школе? — спрашиваю я, хотя знаю ответ. Эйвери отрицательно качает головой. — Мама?

Сестра молчит, но потом соглашается.

— Раньше она так не злилась, — произносит девочка. — Но, когда она меня забрала, я спрашивала про папу, а она только громко кричала. Не знала, что она так может.

— Мама тебя когда-нибудь била? — задаю я вопрос, который часто слышала в своей жизни в прошлом. Возможно, слишком прямо и грубо, но мне нужно знать правду.

— Пару раз, — признаётся Эйвери. Её это расстраивает, но не настолько, чтобы скрывать. — Это я её разозлила. Не нужно обижаться.

— Это не так, — поправляю я её. — Ты чудесная, и никто не должен тебя обижать. Если такое снова произойдёт, обещай, что скажешь мне, хорошо?

Девочка кивает.

— Если мама вообще приедет, — добавляет она.

Я решаю, что нужно перевести разговор в более приятное русло и начинаю рассказывать Эйвери о незабудках: о разных оттенках, о легендах, связанных с этим названием.

Когда мы заканчиваем венок, я надеваю его на голову Эйвери и улыбаюсь. Девочка выглядит довольной.

— Ну вот, — подытоживаю я. — Теперь ты точно меня не забудешь, ведь здесь есть эти прекрасные цветы.

— Я и так тебя никогда не забуду, — отвечает девочка и неожиданно меня обнимает. Я лишь прижимаю её крепче к себе и целую в волосы.

Вскоре приезжает Мэдлин, и это меня удивляет. Я обещала позвонить Этану, но он не дождался и прислал сестру.

— Этан просил забрать Эйвери, — объясняет она, хотя ей крайне неудобно. — Сказал, что заедет к тебе после работы.

Эйвери снова обнимает меня на прощание и уходит с Мэдлин. Я чувствую пустоту. За последнее время мне удалось привязаться к сестре так сильно, что теперь сложно представить свою жизнь без неё.

Поэтому я беру телефон и звоню Джейсону, чтобы решить один вопрос, который давно меня мучает. Это пойдёт на пользу всем, в первую очередь самой Эйвери.

— Уже соскучилась? — спрашивает брат, я лишь цокаю. — Очевидно, нет.

— Джейсон, у тебя есть знакомые адвокаты? Мне нужен хороший специалист, и чтобы он был мне по карману, — прошу я брата.

— Два несочетаемых требования, — выносит свой вердикт парень. — Но я поищу. Для каких целей?

— Думаю, пришло время лишить Шерил всех прав на этого ребёнка, — отвечаю я уверенно.

— А, — только и говорит Джейсон. — Этан знает? — Я молчу. — Видимо, нет. Ты не должна делать это втайне.

— Он слишком заботится о чувствах Эйвери и не понимает, что тем самым делает ей только больнее. Он необъективен. Да, девочке нужна мать, но не такая. Эта женщина никогда больше не посмеет её обидеть.

Джейсон соглашается поискать подходящие варианты, ещё несколько раз критикует моё решение и отключается. Я отпускаю Кэтлин домой, убираю цветы по местам и закрываю магазин.

Около квартиры меня ждёт Этан, и это меня удивляет. Не думала, что он приедет так скоро.

— Заставляешь себя ждать, — говорит он с улыбкой.

Я открываю дверь, вхожу и приглашаю мужчину. Он на ходу снимает пальто, бросает его на диван и проходит на кухню с бумажным пакетом из магазина.

— Привёз тебе немного еды, — объясняет он. — Кажется, ты не слишком любишь готовить.

— Скорее не вижу смысла, — отвечаю я, вешая пальто Этана на крючок. — С чего ты вдруг пришёл ко мне?

— Просто хотел увидеться, разве плохо? — спрашивает он, выкладывая продукты.

— Нет, скорее непривычно, — я прохожу на кухню и останавливаюсь в дверях. — Что будем готовить?

— Ты — ничего. А я приготовлю гумбо[2], — отвечает он. Я смеюсь.

— Бог мой, ты что, из Луизианы?

— Моя мама оттуда. Часто готовила нам это блюдо. Не вижу в нём ничего необычного, — Этан смотрит на меня и нервно сглатывает. — Лучше тебе пойти смотреть телевизор, иначе мы останемся голодными.

— Правда? Кажется, это будет забавно, — говорю я весело, а потом сама себя одёргиваю. Я флиртую с ним! — Что ж, это было неуместно.

Этан бросает заниматься своими делами и подходит ко мне почти вплотную. Он проводит одной рукой по моим волосам сзади, а второй держит меня за талию и прижимает к себе.

— Это плохая идея, — шепчу я, чувствуя, как становится жарко. Почему я не могу спокойно реагировать на его прикосновения? Почему каждый раз это оборачивается безумием?

— Ну тогда самое время меня остановить, — так же тихо произносит Этан и целует меня, но мне совсем не хочется ничего прекращать.

Он прижимает меня спиной к стене и целует в шею, жарко и одновременно ласково. Мне больше не хочется бежать, ругаться, протестовать. Хочется принадлежать ему до последнего моего вдоха.

Этан наклоняется, обхватывает меня за ноги и поднимает. Я обвиваю его шею, чтобы не упасть.

— Ты не против? — спрашивает он и несёт меня в спальню. В том-то и дело, что я не могу возражать.

Кровать кажется мне удивительно мягкой и удобной. Этан целует меня, и каждое его прикосновение бархатное на ощупь.

— Ты пахнешь лавандой, — шепчет он мне на ухо и смотрит на меня так влюблённо, что мне хочется плакать.

Я ничего не отвечаю, принимаюсь лишь расстёгивать пуговицы на его рубашке. Этан приподнимает меня, стягивает с меня джемпер и бросает его на пол. Я не думаю о неловкости и, тем более, о последствиях. Хочу жить только этой минутой, когда могу раствориться в человеке полностью.

Этан снимает с меня одежду так осторожно и трепетно, словно бинты с ран, которых у меня, на самом деле, слишком много.

Впервые во время секса мне не нужно думать о том, что я должна что-то чувствовать. Мне вообще не нужно ни о чём думать. Меня разрывает от переизбытка чувств и ощущений. Каждое его прикосновение к моему обнажённому телу — как татуировка счастьем, которая останется навсегда.

После секса мне не хочется убежать, поскорее одеться и выгнать Этана из квартиры прочь. Я лишь ложусь головой ему на грудь и думаю только о его сердцебиении. Нужно запомнить этот звук. Так сердце Этана говорит о чувствах ко мне.

— Лилиан, — произносит Этан полушёпотом и, поднимая мой подбородок, заставляет посмотреть ему в глаза. — Я тебя люблю. И никогда не посмею обидеть, слышишь?

Я утвердительно киваю и ничего не отвечаю. Его слова заставляют меня чувствовать себя неловко. Не слишком ли рано для таких заявлений? К тому же, я ничего не могу сказать ему в ответ.

Мы ещё долго лежим молча в постели, пока я, наконец, не засыпаю. Утром меня будит запах свежеприготовленного гумбо. Я иду в кухню, чтобы поздороваться с Этаном, но он меня опережает. Мы сталкиваемся в дверях.

— Доброе утро, — произносит он с улыбкой. — Это не совсем завтрак, но хоть что-то съедобное. Так что через пару минут добро пожаловать в мой скромный ресторан.

— Доброе утро, Этан, — смеюсь я в ответ.

Собираюсь пойти в душ, но сначала хочу проверить мобильный. Он лежит на журнальном столике в гостиной, а рядом с ним я замечаю несколько писем в конвертах.

— Что это? — кричу я Этану, он выглядывает из кухни.

— На днях принесли жильцы старого дома твоей матери. Им пришло несколько писем на имя Шерил. Решил занести их тебе. Вдруг что-то важное. Мне они уж точно не нужны, — Этан пожимает плечами и возвращается за плиту.

Я лезу в комод, чтобы достать старые письма, которые я нашла в коробках моей матери. До сих пор так и не решилась их прочесть.

Сравниваю адрес и отправителя. Точное совпадение. М. Грейс. Мне не знакома эта фамилия.

Пока Этан возится с гумбо, я всё-таки решаю открыть одно из писем, чтобы наконец понять, от кого они все.

И то, что я вижу, меня пугает. М — значит Мейбл. Моё второе имя. С самого детства я знала, что моё второе имя дано мне в честь бабушки, которая, как утверждала Шерил, умерла двадцать лет назад, и которая написала последнее письмо моей матери в октябре прошлого года.

ЛИЛИАН
Март, 2018 год

— Как долго мне ждать тебя к завтраку? — спрашивает Этан.

Я вздрагиваю и понимаю, что стою без движения уже несколько минут, сжимая в руке письмо от моей бабушки.

Всю жизнь я была уверена в том, что она умерла, когда мне было около четырёх, но теперь всё перевернулось с ног на голову. Трудно понять, что происходит, и не шутка ли это. Я боялась открывать эти письма, и теперь совершенно ясно, что не зря.

— Что-то случилось? — вновь задаёт вопрос Этан, я отрицательно качаю головой и сворачиваю письмо. — В нём что-то важное?

— Пока не знаю, — вру я. — Позже разберусь. Давай позавтракаем, раз уж всё готово.

В который раз убеждаюсь, что Этан прекрасно готовит. Мне бы следовало взять у него пару уроков. Гадаю, когда же он успел этому научиться, но, похоже, жизнь с ребёнком без жены может многому научить. Вряд ли ему пришлось легко. Многие мужчины вообще слабо представляют, что нужно делать с детьми. Этан же является примером идеального отца.

— Эйвери снова у Мэдлин? — спрашиваю я, когда мы сидим за обеденным столом.

— Да, сестра иногда её забирает, я ведь тебе говорил, — отвечает мужчина.

— Ты мог бы оставлять её у меня, время от времени, — предлагаю я. — Если тебе будет нужно свободное пространство.

— Так уж вышло, что вся моя жизнь связана с вами обеими, но спасибо за предложение, — Этан встаёт из-за стола и ставит тарелку в раковину. — У меня лекции во второй половине дня, а вечером мы с Эйвери планировали заказать пиццу. Если захочешь присоединиться, мы оставим тебе самый вкусный кусочек.

Я улыбаюсь и тоже встаю из-за стола. Убираю грязную тарелку и наливаю в чашку кофе из кофейника.

— Отличная идея, — соглашаюсь я.

Этан целует меня на прощание, и когда я закрываю за ним дверь, то чувствую, что в квартире стало пусто. Странное чувство. Оказывается, привыкнуть к человеку слишком просто. Уверена, я ещё пожалею об этом.

Звоню Кэтлин и предупреждаю, что сегодня задержусь, а после сажусь на диван и снова достаю письма. Вместе с новыми их всего пять штук, и я решаю начать читать с самого первого.

В этих строках слишком много того, чего я не понимаю. Извинения и просьбы не отказываться от помощи. Несколько раз бабушка говорит о том, что я ни в чём не виновата, и мать не должна отыгрываться на мне. Бабушка даже просила отдать меня ей, но, судя по манере письма, Шерил ни разу ей не ответила, так же, как и не отвечала на звонки. Потом запретила приезжать, грозила полицией. Мне сложно понять, что произошло в их отношениях, ведь бабушка, насколько я помню, всегда была доброй и понимающей. Но, видимо, я просто не всё знаю.

В последнем письме, датированном октябрём прошлого года, она в очередной раз просит у дочери прощения за то, что не писала больше пятнадцати лет. Похоже, их отношения просто прекратились на долгое время. Но после прочтения этого письма у меня складывается впечатление, что бабушка прощалась в нём.

У меня появляется жгучее желание поехать к бабушке, увидеть её и обо всём расспросить. Но она живёт не в Линкольне. До Милфорда несколько часов пути на автобусе. Не знаю, выдержу ли я эту поездку.

Но кто, как не бабушка, может ответить мне на все те вопросы, которые мучали меня всю жизнь. Ей точно известно всё о моей матери и сестре, по-другому мне не узнать информацию.

Я собираюсь за считанные минуты и отправляюсь на станцию. Ближайший автобус только через полчаса, поэтому мне приходится слоняться вдоль станции без дела. Обидно осознавать, что почти всё детство я провела в страданиях, терпя побои от матери и бесконечные приёмные семьи, а моя бабушка жила в соседнем городе и ни разу не приехала ко мне, тем более не забрала к себе.

В дороге я стараюсь уснуть и ни о чём не думать, но это слабо получается. Да, поездки на автобусах терпимее, чем на автомобиле, но всё равно причиняют дискомфорт. Но я обещала себе преодолевать свой страх, а значит, нужно с чего-то начинать.

Я никогда не была в Милфорде, ведь едва ли есть что-то интересное в городе с численностью населения в две тысячи человек. Наверное, здесь все знают друг друга в лицо.

Когда я выхожу из автобуса, на меня накатывает паника. Я так торопилась, что даже не подумала, как буду добираться до нужного адреса. Карты у меня нет, а значит, единственный вариант — это такси. Сразу же хочется развернуться и уехать обратно домой, но я не зря проделала такой длинный путь. Нельзя сейчас сдаваться.

Я подхожу к одному из такси у автобусной станции и называю нужный адрес. Водитель на секунду задумывается, а потом пожимает плечами.

— Я не против Вас отвезти, — говорит мне мужчина средних лет. — Но эта улица всего в квартале отсюда. Если перейдёте дорогу и пойдёте прямо, окажетесь на месте уже минут через семь.

Я благодарю мужчину и удивляюсь тому, насколько отличаются люди в этом городе. В Линкольне водитель такси повёз бы меня даже через дорогу, только бы содрать побольше денег.

Он был прав, до нужного дома я добираюсь уже через десять минут. Поднимаюсь на второй этаж и стучу в нужную квартиру. Сердце бешено колотится. Самое страшное, что я не помню лица своей бабушки, и боюсь просто не узнать её.

Дверь не открывают, я стучу снова и снова, но результата нет. Вдруг из соседней квартиры выглядывает женщина и обращается ко мне.

— Вы кого-то ищете? — спрашивает она с беспокойством. Я киваю головой.

— Мне нужна Мейбл Грейс. Она здесь живёт? — спрашиваю я. Женщина надевает очки и долго меня рассматривает.

— Боюсь, что разочарую Вас. Мейбл умерла в ноябре прошлого года.

У меня вырывается стон, больше похожий на крик. Разочарование и боль сжимают моё сердце. Ещё утром я узнала, что у меня есть бабушка, а сейчас снова её потеряла.

— Здесь никто не живёт? — спрашиваю я тихо.

— Агнес сдаёт квартиру одной паре, — говорит женщина. Я не верю в то, что слышу.

— Агнес? — переспрашиваю, женщина утвердительно кивает.

— Внучка Мейбл. Вы уверены, что Вам нужна именно эта женщина? Похоже, Вы ничего о ней не знаете, — произносит женщина недоверчиво, а я лишь киваю головой. Она права. Я действительно не знаю ничего о своей семье.

— У вас нет адреса Агнес? — спрашиваю я, надеясь только на отзывчивость женщины. — Хотела бы поговорить с ней о её бабушке.

— Конечно же, нет, — отвечает женщина и закрывает за собой дверь. Я разочарованно вздыхаю.

Облокачиваюсь спиной о дверь и провожу ладонями по лицу. Внутри всё разрывается от противоречий. Моя бабушка мертва. Но Агнес. Ведь это второе имя моей сестры Глории. Значит ли это, что она жила здесь всю жизнь?

Вдруг дверь в квартиру соседки открывается, и снова появляется та женщина. Она протягивает мне какой-то листок.

— У меня есть её номер телефона, — говорит она.

Я благодарю её и выхожу на улицу. Не могу набраться решительности и позвонить девушке, которая может оказаться моей сестрой. Да и что я ей скажу? Как объясню то, чего сама не понимаю?

Всю дорогу до дома я пытаюсь набрать номер Агнес, но так и не делаю этого. Сначала я злюсь на Шерил, потом на бабушку. И заканчиваю злостью на саму себя. Но это не помогает решить ситуацию.

В Линкольне идёт дождь. Я сижу на станции, стараясь его переждать, и всё же звоню Агнес. Когда слышу в трубке гудки, то понимаю, что поздно сдавать назад. Эти гудки кажутся самыми длинными и раздражающими, а я до сих пор не знаю, что сказать.

— Слушаю, — говорит девушка в трубку, я замираю. Нельзя молчать!

— Агнес? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает она. — А Вы? Мы с Вами знакомы?

— Я знала Вашу бабушку, — начинаю я, просто чтобы не молчать. — Могу ли я поговорить с Вами о ней?

— Не понимаю, о чём пойдёт речь, — говорит Агнес. Её голос звучит спокойно и размеренно. — Бабушка умерла полгода назад. Что Вам нужно?

— Сложно объяснить, — признаюсь я, ведь так и есть на самом деле. — Мы могли бы встретиться?

— Не думаю, что это хорошая идея. Я Вас не знаю, — отвечает Агнес. Да уж, я ведь даже не представилась.

— Меня зовут Лилиан, — говорю я. Девушка ахает и молчит какое-то время прежде, чем что-то спросить.

— Лилиан Бэйли? — с опаской произносит она.

— Вообще-то, я теперь Мерритт, но когда-то была Бэйли.

— Я смогу приехать только в следующие выходные, а может, и позже. Сейчас слишком много занятий в университете, — голос Агнес меняется. Я слышу, что она обеспокоена и взвинчена. — Где ты живёшь?

— В Линкольне.

— Разумеется, — шепчет девушка. — Пришли мне адрес сообщением. Я тебе ещё позвоню перед тем, как приеду.

Я не успеваю ничего ответить, как Агнес сбрасывает звонок. На глаза наворачиваются слёзы, но я стараюсь сдержаться.

Дождь всё не заканчивается, но мне всё равно. Выхожу на улицу, чувствуя, как капли моментально пропитывают мои волосы. Агнес, она же Глория, всегда была неподалёку, но я этого не знала. Всю жизнь мы прожили друг без друга, и осознавать это мучительно больно.

Когда я дохожу до квартиры Этана, на часах уже около десяти вечера. Вся моя одежда насквозь мокрая, но это меня мало волнует. Я стучу в дверь, Этан открывает только через пару минут. Он удивлён, явно не ожидал увидеть меня сегодня.

— Ты же вся мокрая, — говорит Этан обеспокоенно. — Зачем гулять в такую погоду?

— Хотела увидеть тебя, — произношу я дрожащими губами. — Можно войти?

— Конечно, — отвечает мужчина и впускает меня в квартиру. — Пойдём в спальню. Я дам тебе сухую одежду.

Мы проходим в комнату, и я не решаюсь снять пальто. Этан достаёт из комода толстовку и спортивные штаны. Потом смотрит на меня и подходит ближе. Он стягивает с меня верхнюю одежду и вытирает влагу с моего лица.

— Иди скорее в душ, — говорит он и протягивает мне одежду. — Тебе нужно согреться. Не хватало ещё заболеть.

Я лишь киваю в ответ и ухожу в ванную. Долго стою под душем, наслаждаясь тем, как горячая вода касается моей кожи. Хочется смыть с себя все печали и разочарования, избавиться от мыслей и сомнений. Но никакой душ мне в этом не поможет.

Надеваю вещи, предложенные Этаном, и возвращаюсь в спальню. Мужчина сидит на краю кровати и ждёт меня. На прикроватной тумбочке стоит большая чашка с чаем.

— Выпей горячего чая, — предлагает мужчина. — Он с жасмином. Поможет тебе согреться и успокоиться.

— Я не нервничаю, — отвечаю и пытаюсь улыбнуться, Этан только отрицательно качает головой.

— По тебе не скажешь. Но я не буду лезть не в своё дело.

— Прости, что потревожила тебя, — прошу я и подхожу ближе, оказываясь напротив Этана.

— Правильно, что ты пришла именно ко мне. Я всегда тебя поддержу, — произносит он.

Я делаю ещё несколько шагов вперёд, а потом сажусь на колени Этана, обвивая его ногами. Мужчина не сопротивляется, он лишь прижимает меня ближе к себе и зарывается лицом в мои мокрые волосы.

— Поцелуй меня, — прошу я шёпотом. Этан поднимает на меня глаза.

— Разве я могу отказать, если ты так просишь, — говорит он в ответ, и прижимается своими губами к моим.

Меня всё ещё трясёт изнутри, и я стараюсь согреться от тепла тела Этана. Он снимает с меня свою же толстовку и проводит рукой по моей обнажённой спине. Я покрываюсь мурашками и стаскиваю с Этана футболку. Прижимаюсь к его горячей груди и целую его в шею.

Мужчина опускает мои штаны и проводит рукой по моим бёдрам. Я чувствую, что горю заживо, и никакой чай не согрел бы меня лучше.

Когда Этан входит в меня, я издаю громкий стон. Мужчина нежно прикрывает мне рот ладонью и жарко шепчет на ухо:

— Тише, Лили, Эйвери спит в соседней комнате.

Я утвердительно киваю и утыкаюсь Этану в плечо, он лишь крепче прижимает меня к себе. Каждое его движение заставляет меня чувствовать себя живой.

— Я люблю тебя, — шепчет мне Этан, рычит и откидывается назад.

Я опускаюсь сверху на него и провожу руками по его волосам.

— Что для тебя это значит? — спрашивает вдруг Этан. Я смотрю на него с вопросом в глазах.

— О чём ты? — интересуюсь я.

— Ты понимаешь, — говорит мужчина. — Мне хочется знать, что это всё не просто так.

Я переворачиваюсь и ложусь на кровать. Провожу рукой по груди Этана и смотрю прямо ему в глаза.

— Это всё не просто так, — произношу я нежно.

— Твой чай уже остыл, — напоминает Этан, я смеюсь.

— Чего не скажешь о тебе, — шучу я. Мужчина тоже улыбается.

Я одеваюсь и пью остывший чай с жасмином, который кажется мне самым вкусным во всём мире. Этан надевает боксёры, но остаётся без футболки. Он ложится в постель под одеяло и приглашает меня присоединиться к нему.

Мне нравится спать с ним в одной кровати, чувствовать, что я не одна в этой жизни, и рядом всегда есть кто-то, кто согреет своим теплом.

Утром мы просыпаемся от настойчивого стука в дверь. Этан просит меня оставаться в комнате и идёт открывать. Но я заворачиваюсь в одеяло и выхожу из комнаты вслед за мужчиной.

Этан открывает дверь, и я слышу голос Шерил. Кажется, хорошие дни снова закончились.

ЭТАН
Март, 2018 год

Появление Шерил меня удивляет и раздражает одновременно. Первым делом я хочу захлопнуть дверь перед её носом, а потом позвонить в полицию. Как можно быть настолько безмятежной: заявляться сюда после похищения дочери?

Шерил выглядит не так, как обычно. Нет яркого макияжа и безупречной причёски. Это меня сбивает с толку.

— Что тебе нужно? — спрашиваю я.

— Ты сменил замки! — говорит жена повышенным тоном. — С чего бы?

— Странно, что это тебя удивляет, — отвечаю я спокойно. — Ты похитила Эйвери!

— Я — её мать, и имею право видеться с ней когда угодно. Ты не можешь мне этого запретить, — уже более размеренно произносит Шерил. — Впусти меня в квартиру.

— Ты больше никогда не переступишь порог этого дома, — я преграждаю ей путь, Шерил начинает нервничать.

— Этан, всё в порядке? — слышу я голос за своей спиной и оборачиваюсь.

Лилиан стоит в коридоре, обернувшись в одеяло. Волосы на голове спутаны, но девушка выглядит прекрасно. Зря только она вышла в таком виде. Или же она сделала это специально?

Шерил бросает взгляд на свою дочь, хмурится, а затем начинает смеяться.

— Боже, никогда бы не подумала, что ты будешь спать с первой подвернувшейся девкой, — произносит она с издёвкой. Щёки Лилиан моментально вспыхивают. Я поворачиваюсь лицом к жене.

— Она твоя дочь. Побойся Бога и постесняйся так выражаться, — прошу я настойчиво, но Шерил смеётся ещё сильнее.

— Она давно не моя дочь. И это не я сделала из неё шлюху, — бросает она, и мне впервые хочется её ударить, но опускаться так низко нельзя.

— Тебе было некогда, — вдруг отвечает Лилиан, и я слышу в её голосе злость, хоть она и хочет это скрыть. — Ты сама оттачивала этот навык.

— Пойди оденься и не вмешивайся во взрослые разговоры, — громко произносит Шерил.

Лилиан сбрасывает одеяло и остаётся в одной моей футболке, которая еле прикрывает её ягодицы. Мне нравится видеть её такой, но сейчас не самое подходящее для этого время.

Девушка подходит ближе и убирает мою руку, которой я преграждал Шерил вход в квартиру. Она смотрит на мать и чуть заметно улыбается.

— Степень моей обнажённости не влияет на отношение ко мне людей. В отличии от тебя, у меня есть нечто большее, — спокойно произносит она. — А теперь уходи и больше никогда не ищи встречи с моей сестрой. Иначе я сейчас же вызову полицию. После того похищения они уже давно тебя ищут.

Глаза Шерил сверкают от гнева. Знаю, что нужно вмешаться, ведь этот разговор может привести к непоправимым последствиям.

— Она тебе не сестра. И она никогда не вырастет такой, как ты, поняла? — спрашивает Шерил презрительно, Лилиан лишь улыбается в ответ.

— Конечно, ведь она будет расти без тебя, — говорит девушка, а Шерил лишь самодовольно хмыкает.

— Я совершала в жизни много ошибок, — произносит жена, наклоняясь вперёд. — Но жалею я только об одном. Зря я тогда не утопила тебя.

Лилиан выходит из себя за секунду. Она бросается вперёд и даёт матери пощёчину. Шерил отшатывается назад и хватается за щеку. Лилиан хочет ударить ещё раз, но я обхватываю её за талию и оттаскиваю от Шерил.

— Уходи к чёрту! — кричит Лилиан. — Не то я тебя убью, клянусь!

— Успокойся, — прошу я громко, пока Лилиан вырывается из моих рук. — Просто успокойся! — я беру её за плечи и поворачиваю к себе лицом. — Она того не стоит.

— Этан, как ты не понимаешь? — восклицает девушка. — Она рушит всё, что мы с таким трудом собирали воедино. Она хочет сломать жизнь Эйвери. Как можно это допустить?

— Мы никогда этого не допустим, — говорю я, а потом оборачиваюсь на звук шагов в квартире.

— Папа? — сонно произносит Эйвери. В её глазах испуг, и мне это понятно.

— Детка, — кричит Шерил, и девочка её замечает.

— Убирайся прочь! — шипит Лилиан.

— Мама! — Эйвери бежит к дверям, но я вовремя её останавливаю и не даю броситься матери в объятья. — Ты вернулась.

— Собирай свои вещи, мы сегодня же уезжаем, — строго говорит Шерил, дочь поднимает на меня глаза.

— Ты поедешь с нами? — спрашивает она у меня, я отрицательно качаю головой.

— Папе лучше остаться дома. Теперь ты будешь жить со мной, — заявляет жена, Лилиан фыркает.

— Зачем ты говоришь это ребёнку? — спрашивает она.

— Я не поеду без папы, — чуть не плача говорит Эйвери и прижимается ко мне. В это время внутри всё ликует. Я выразительно смотрю на жену, всем своим видом давая ей понять, кто тут победитель. — Просто останься с нами. Здесь папа и Лилиан.

— Твоя настоящая семья — это я, а не они, — нервно произносит Шерил. — Собирай свои вещи!

— Папа? — вновь обращается ко мне дочь, моля о помощи.

— Ты никуда не поедешь, — говорю я. — Иди в свою комнату и одевайся в школу, — я смотрю на Лилиан с мольбой. — Помоги ей, хорошо?

Лилиан берёт Эйвери за руку и пытается увести, но Шерил никогда не сдаётся просто так.

— Если ты намереваешься уйти, — кричит она дочери, — то запомни моё лицо хорошенько. Больше ты меня никогда не увидишь.

Эйвери останавливается на месте и упирается. В её глазах я вижу слёзы. Боюсь представить, что творится у неё в душе. Как может шестилетний ребёнок выбирать между отцом и матерью?

— Мама, пожалуйста, — просит Эйвери и начинает плакать.

— Ну хватит, — произносит Лилиан и поднимает девочку на руки.

Эйвери моментально начинает рыдать и вырываться, но Лилиан не сдаётся. Она уносит мою дочь в комнату, и ещё долго я слышу, как она истошно зовёт мать.

— Ты этого хотела? — со злостью спрашиваю я Шерил. — Искалечить её ещё раз?

— Я её заберу! Обращусь в полицию и скажу, что ты удерживаешь дочь против воли! — кричит жена, я лишь качаю головой.

— Ступай в полицию, они как раз ищут тебя. Ты должна сказать мне спасибо, что я им ещё не позвонил.

— Я тебя уничтожу, Хант, — продолжает она кричать и толкает меня в плечо. — Я опозорю тебя так, что тебе придётся менять не только штат, но и страну. Если вообще останешься на свободе. Ты — чёртов извращенец. Питаешь слабость к моим дочерям. Спишь с Лилиан и растишь ей на смену Эйвери!

— Ты рехнулась? — спрашиваю я громко. — Что творится в твоей голове? Эйвери — моя дочь!

— Она не твоя дочь, — продолжает Шерил. — Ты это прекрасно знаешь. Ты воспитываешь ребёнка, который биологически не является твоим. Что движет тобой? Не извращённые ли фантазии так привязали тебя к совершенно чужой девочке?

— Убирайся ко всем чертям, — спокойно произношу я и захлопываю дверь. Давно пора было это сделать.

Шерил больше не стучит в дверь и уходит. Мне требуется не меньше пяти минут, чтобы хоть немного прийти в себя.

Я иду в комнату дочери и вижу, как она плачет, свернувшись калачиком на коленях Лилиан. Девушка гладит её по голове и поёт песню. Странно, но это помогает. Эйвери постепенно успокаивается.

— Мама больше не вернётся? — тихо спрашивает Эйвери сестру. Лилиан наклоняется и целует её, вытирая слёзы.

— Мама сказала так в злости, — говорит девушка ласково. — Не нужно об этом думать. Взрослые часто ссорятся, но ты не должна принимать это на свой счёт.

— Ты любишь моего папу? — дочь вдруг задаёт вопрос, ответ на который мне хочется знать уже давно. Я стараюсь даже не дышать, чтобы не выдать своего присутствия.

— Больше всех на свете я люблю тебя, — уклончиво отвечает девушка и улыбается.

— И я тебя люблю, — шепчет Эйвери.

Я тихо выхожу из комнаты, стараясь остаться незамеченным. Лилиан приходит только минут через двадцать.

— Ей просто нужно побыть одной, — говорит она. — Пусть не идёт сегодня в школу. Я могу посидеть с ней.

— У меня свободное утро. Ты можешь спокойно ехать на работу, — отвечаю я, проходя на кухню. Лилиан идёт следом и запирает дверь.

— Почему она так сказала? — спрашивает девушка, я пытаюсь понять, о чём пойдёт речь.

— Не стоит принимать за чистую монету ни одно её слово, — уклончиво отвечаю я.

— Эйвери — не твоя дочь? — спрашивает Лилиан, и мне хочется провалиться сквозь землю. Рано или поздно, правда стала бы известна.

— Её биологический отец — не я. Но это не имеет значения. Я воспитываю её четыре года, отдаю всё, что имею, разве этого мало? — говорю я, Лилиан словно начинает задыхаться, а потом в её глазах я замечаю слёзы.

— Ты не имеешь никакого отношения к этому ребёнку, но не разрешал мне — родной сестре — увидеться с ней! Как ты можешь так рьяно защищать дочь, если она на самом деле не твоя? Какова твоя выгода?

— Выгода? — вскрикиваю я. — Ты себя вообще слышишь? Я люблю её, как свою дочь. Я её удочерил, и по всем документам являюсь её отцом.

— Зачем тебе это? — почти плачет Лилиан. — Отдай её мне, Этан. В наших жилах течёт одна кровь, мы должны быть всегда вместе.

— Не говори ерунды, — со злостью бросаю я слова в лицо Лилиан, подойдя ближе. — Она никогда не покинет этот дом!

— Ты запер её в клетке, — кричит девушка. — Ты ненормальный? Какой у тебя к ней интерес?

— Интерес, — фыркаю я, а потом произношу слова с такой ненавистью, что сам этого пугаюсь. — Похоже, у тебя с матерью намного больше общего, чем казалось. Ты такая же надменная стерва, как и она.

— Ещё вчера ночью ты так не думал, — с насмешкой произносит Лилиан и вытирает глаза.

— Переспав с тобой, я совершил главную свою ошибку. Но, в конце концов, это был просто секс, не воображай большего, — заносчиво говорю я. Лилиан проводит рукой по шее, кажется, ей не хватает воздуха.

Я так сильно злюсь, что готов наговорить ещё больших глупостей. Мой самый главный минус — желать сделать больно только потому, что больно мне.

— Не стоило ожидать большего от человека, женившегося на Шерил, — хмыкает Лилиан. — Спасибо, Этан, всё стало намного проще. Наслаждайся последними днями с Эйвери. Потом ты больше её не увидишь!

Девушка разворачивается, чтобы уйти, но я хватаю её за руку и резко притягиваю к себе. Сжимаю сзади её шею и борюсь с желанием овладеть ею прямо на этом кухонном столе. Такая страсть и такая боль пылают в моём сердце, что я не знаю, как их унять.

— Не делай того, о чём потом пожалеешь, — шепчу я, но Лилиан только усмехается.

— Я никогда не была ни в чём так уверена. Помяни моё слово — жалеть будешь только ты.

Лилиан вырывается из моих рук и выходит из комнаты. Пока она собирается, я сижу на кухне и ничего не делаю. Злость постепенно отступает, пульс в голове перестаёт стучать так громко. Теперь мне яснее понятны поступки и слова Лилиан. Ссора с матерью, слёзы Эйвери, новости об отцовстве — это не может не свести с ума. И что сделал я, чтобы утешить её? Разбил ей сердце. Сколько раз эта ситуация должна повториться, чтобы мы научились слушать друг друга, а не только обвинять?

Я слышу, как Лилиан выходит из квартиры и хлопает дверью. Вздрагиваю от громкого звука и облокачиваюсь на стол, чтобы не упасть. Это сумасшедшее утро меня потрясло. Ещё вчера ночью мы с Лилиан наслаждались друг другом, были счастливы, растили Эйвери вместе, а сегодня всё разбилось на части. Готов придушить Шерил своими руками, но понимаю, что во всём виновата не только она.

— Лилиан тоже ушла? — слышу я голос дочери и поднимаю на неё глаза.

Девочка выглядит заплаканной и уставшей. Ей нельзя так много нервничать.

— Вы поругались? Из-за меня? — вновь задаёт вопрос девочка.

Я подхожу к дочери и обнимаю её.

— Не нужно так думать, — прошу я дочь. — И мы не ругались, просто поспорили. Лилиан очень тебя любит.

— Она же не оставит меня? Так же, как мама, — спрашивает Эйвери, а мне хочется знать, смогу ли я когда-нибудь ответить на этот вопрос.

— Нет, — отвечаю я. — Она всегда будет с тобой. С нами, — поправляю я сам себя и понимаю, что должен сделать для этого всё возможное. Чтобы подарить Эйвери возможность расти в нормальной семье.

ЭЛЛИОТ
Апрель, 2018 год

День выдался паршивым прямо с утра. Кофеварка сломалась в самый неподходящий момент, и я никак не мог найти свои запонки.

— Не нужно так суетиться, — сказала Бонни и обвила руками мою шею. — Тебя снова ждёт успех. Я в этом уверена.

— Если бы всё зависело только от твоей веры в меня, я бы давно стал неприлично успешен, — улыбнулся я и провёл рукой по животу жены. — Снова не давал тебе спать?

— О, твой сын весь в отца, — засмеялась она. — Не может усидеть на месте ни секунды. Ты не опоздаешь?

— Кажется, я уже никуда не еду, — ответил я и отошёл к комоду, чтобы снова заняться поисками пропавших запонок.

Бонни вздохнула и вышла из комнаты. Она всегда была невероятно чуткой и понимающей, именно поэтому я женился на ней. Каждому нужен тот, кто может подарить частичку тепла.

— Эй, — услышал я за своей спиной и обернулся. Бонни взяла мою руку и защёлкнула запонку на рукаве. — Пока у тебя есть я, ты можешь быть спокоен.

Автомобиль так и не вернули из ремонта после царапины на дверце, поэтому мне пришлось взять такси. Водитель то и дело болтал о чём-то, но я его не слушал. Пересматривал бумаги перед слушаньем и пытался убедиться, что продумал все варианты.

На самом деле я не учёл один фактор. Иногда твой клиент просто идиот. Я вёл это дело несколько месяцев. На кону было больше двух миллионов долларов. И когда последнее заседание было в самом разгаре, когда я использовал все козыри и был уверен в победе, мой клиент решил вспомнить о родственных чувствах и отдать брату всё до копейки.

Я выглядел жалко в глазах окружающих, в собственных глазах. К сожалению, никогда не поймёшь, что в головах у других людей.

Я был зол и взвинчен, поэтому, когда позвонил Джейсон Мерритт, я отнёсся к этому разговору скептически, но находился не в той ситуации, когда мог отказываться от неугодных дел.

Через месяц у меня должен родиться сын, а ремонт в доме так и не закончен. Я больше не могу кормить Бонни обещаниями. Нужно сделать всё, чтобы моя семья ни в чём не нуждалась.

Поэтому я приезжаю на встречу с клиентами раньше на пятнадцать минут, но сразу же звоню в дверь.

Джейсон, кажется, ненамного меня младше. Он одет в строгий недешёвый костюм и выглядит довольно успешным человеком. Я молюсь, чтобы это не было снова делом о разделе имущества. Пятое за год.

— Мистер Дэвинсон, — приветствует меня мужчина, я пожимаю протянутую мне руку. — Рад встрече. Спасибо, что приехали так быстро.

— Добрый день, — отвечаю я и прохожу следом за моим клиентом.

В гостиной в кресле сидит молодая блондинка, ей точно не больше двадцати пяти, и выглядит она скорее испуганной.

Девушка встаёт, чтобы поздороваться со мной и протягивает мне ладонь. Я представляюсь и пожимаю её руку.

— Это моя сестра — Лилиан, — поясняет Джейсон. — На самом деле, это ей нужна Ваша помощь. Но я бы хотел быть в курсе данного дела, насколько это возможно.

— Понимаю, — говорю я и сажусь на диван, положив кожаный портфель себе не колени.

— Может, хотите чая или кофе? — спрашивает меня Лилиан, но я отказываюсь. Нужно скорее приниматься за дело.

— В чём Ваша проблема? — задаю я вопрос и достаю из портфеля ежедневник и ручку.

— Что ж, — протягивает девушка, потирая руки. — Не знаю, с чего начать.

— Вы не должны волноваться. Ведь я здесь, чтобы помочь Вам, — спокойно говорю я и девушка утвердительно кивает.

Джейсон кладёт руку на её плечо и сжимает его. Девушка вздыхает и наклоняется чуть вперёд.

— Мою мать, Шерил, лишили родительских прав, когда мне было девять. Родители Джейсона удочерили меня. Но пару месяцев назад я узнала, что у моей матери есть ещё одна дочь. Сейчас ей шесть, и она живёт с отцом, — рассказывает Лилиан. Я делаю несколько пометок в блокноте.

— В чём сложности? — спрашиваю я быстро. Девушка медлит, прежде чем ответить.

— Шерил никогда не была хорошей матерью и не научилась этому за столько лет, — Лилиан поджимает губы, я вижу, что она волнуется. Слишком легко прочитать все эмоции, когда имеешь дело с людьми двенадцать часов в сутки. — Она почти не живёт с дочерью, последний раз уехала на год, жестоко обращается с девочкой.

— Вы хотите лишить её материнских прав? — интересуюсь я. Это чересчур очевидно. Девушка утвердительно кивает, я захлопываю блокнот. — Тогда нам нужны будут доказательства, нужно собрать факты, показания свидетелей.

— Это ещё не всё, — возражает Джейсон. Я с интересом смотрю на обоих моих клиентов.

— Моя сестра живёт с отцом, который ей не родной. Он удочерил её четыре года назад, — произносит Лилиан и долго молчит, прежде чем задать вопрос. — Я могу забрать сестру у него?

Я едва заметно откашливаюсь и поджимаю губы. Кажется, всё не так просто, как я подумал сначала. Девушка с нетерпением ждёт ответа, но я не могу дать гарантий, пока не знаю всего.

— Он тоже не справляется со своими обязанностями? — спрашиваю я и снова открываю блокнот. Нельзя упустить ни одной детали.

— Он хороший отец, — признаётся Лилиан. — Насколько вообще можно быть хорошим в такой ситуации. Но долгое время он вообще не разрешал мне видеться с сестрой. И каждый раз я словно играю с удачей, вынуждена зависеть от его настроения. Если уж он не родной отец, разве я, как сестра, не могу заботиться о ней?

— Официальное удочерение признаёт мужчину отцом ребёнка и здесь уже не так важен факт родства. Нужно только выполнять родительские обязанности как следует, — поясняю я.

— Значит, ничего не получится, — шепчет Лилиан, Джейсон лишь цокает в ответ.

— Рано сдаёшься, сестрёнка, — произносит он и обращается ко мне. — Наверняка, есть какие-то варианты.

— Безусловно, — отвечаю я и легко улыбаюсь. — Идеальных людей не существует. Нам просто нужно найти его изъяны.

Лилиан молчит и перебирает пальцы. Вижу, что она не перестаёт волноваться.

— Это нечестно, — шепчет девушка.

— Такие дела не выигрывают честно, — замечает Джейсон. — Ты сама этого хотела.

— Мы не сможем пока подать иск, — подытоживаю я. — Судья отклонит его сразу, если не будет доказательств. Думаю, нам нужно начать с дела Вашей матери. Собрать доказательства, подать иск. И постепенно нарабатывать базу для решения второй проблемы.

— Дело будет долгим, не так ли? — спрашивает Лилиан, я утвердительно киваю.

— Довольно долгим. Придётся работать сразу по двум направлениям.

— Во сколько мне это обойдётся? — с осторожностью задаёт вопрос девушка. Я быстро подсчитываю объём работы.

— Сейчас сложно об этом говорить. Не меньше тридцати тысяч.

Девушка шумно выдыхает, и на её лице я вижу разочарование. Лилиан откидывается на спинку кресла и проводит рукой по лицу.

— Это была плохая затея, Джейсон, — обращается она к брату. — Мне потребуется целый год, чтобы заработать такую сумму.

— Если Вы не можете оплатить всю сумму разом, — начинаю я, но Джейсон меня перебивает.

— Вам не стоит об этом думать. Мы с этим разберёмся. С оплатой проблем не будет. Давайте обсудим детали.

Мы беседуем с Лилиан около часа. Она рассказывает обо всех поступках своей матери по отношению к ней и её сестре, мы перебираем всех возможных свидетелей, составляем план действий на ближайшее время. Под конец разговора девушка выглядит уставшей.

Я возвращаюсь домой к ужину. Бонни как раз достаёт из духовки мясо.

— Неужели теперь мы будем ужинать вовремя? — спрашивает она меня и целует. — Это странное дело, наконец-то, закончилось. Теперь можно и отдохнуть.

— У меня новое дело, — говорю я и сажусь за стол. Бонни вздыхает.

— Ты, должно быть, шутишь, — произносит она. — Мы ведь договорились, что ты сначала закончишь ремонт.

— Нам нужны деньги, милая. Я буду стараться работать не так много. Хорошо?

Бонни кивает и тоже садится за стол. Она отрезает кусочек мяса, но не спешит класть его в рот.

— Что за дело? Интересное? — спрашивает жена.

— Знаешь, — отвечаю я уклончиво, — сегодня я кое-что понял. После этого разговора.

— И что же? — интересуется Бонни.

— Теперь я точно знаю, какими родителями мы не должны быть.

ЭТАН
Апрель, 2018 год

Порой мы все несём ответственность за жизни тех людей, к которым не имеем никакого отношения. Разве это не странно? Мы не знаем их судьбу, мысли, страхи, не видим их счастье и слёзы, но в один миг вся их жизнь начинает принадлежать нам.

Я кладу цветы на могильную плиту, покрывая ими уже засохший букет из белых роз, принесённый точно не мной. Она была молодой девушкой, это естественно, что многие по ней тоскуют. Но у меня особая форма скорби, непонятная никому.

Не знаю, нужно ли говорить, как мне жаль. Стоит ли извиняться или рассказывать о том, что после её смерти жизнь других людей продолжается, как ни в чём ни бывало. Всех людей, но только не моя. Некоторые поступки мы не можем простить себе, даже если окружающие отпустили нам все грехи.

Долго я не задерживаюсь на кладбище и спешу покинуть это место. Здесь всегда чувствую себя отвратительно. Смерть так и давит со всех сторон.

Лилиан не отвечает на мои звонки. Несколько раз я заходил к ней на работу, но там только её помощница Кэтлин. А вот прийти к ней домой я почему-то не решался. Наверное, я просто не знаю, что ей сказать.

Шерил больше не появляется, и я этому рад. Но понимаю, что это только затишье перед бурей. Нужно готовиться к худшему.

Сегодня я забираю Эйвери из школы сам, ведь сестра занята в университете. Я спешу после работы в школу, но дочь всё равно осталась последней из всех ребят. Она смотрит на меня с обидой, и я понимаю, что это уже не в первый раз. Такие мелочи расстраивают её сейчас больше обычного, ведь существуют и другие, серьёзные проблемы.

— Мистер Хант, можно с Вами поговорить? — просит мисс Саммерс, я утвердительно киваю и прошу дочь подождать в коридоре.

— Что-то случилось? — спрашиваю я, боясь услышать снова о приходе Шерил, но ситуация оказывается намного страшнее.

— Речь пойдёт о сестре Вашей дочери, о Лилиан, — говорит учительница. — У Вас с ней что-то произошло? Я помню, что Вы отзывались о ней хорошо, разрешали ей забирать Эйвери. Да и на меня она произвела положительное впечатление. Эйвери очень её любит. И это общение идёт ей на пользу.

— Лилиан — замечательная девушка, — отвечаю я искренне. — Мы рады, что она появилась в нашей жизни.

— Всё действительно так хорошо? — спрашивает мисс Саммерс.

— Кажется, да, — говорю я осторожно, мне не нравится этот разговор. — Вы считаете иначе?

— Вы решили лишить Вашу жену материнских прав? — вновь спрашивает учительница, я хмурюсь и пытаюсь понять, что происходит.

— Не такая уж и плохая идея, — признаюсь я. — Давно думаю об этом. Мисс Саммерс, почему происходит этот разговор? Вас что-то волнует?

— Сегодня ко мне приходил адвокат, — отвечает мне девушка — Директор сказал, что я должна буду дать показания в суде.

— В суде? — почти выкрикиваю я. — В каком суде? Что это за адвокат?

— Я подумала, что Вы можете быть не в курсе, раз уж не предупредили заранее, — говорит учительница. — Мистер Дэвинсон представился адвокатом Лилиан Мерритт. Они подали иск о лишении Вашей жены родительских прав.

Кажется, я молчу слишком долго, но девушка ничего больше не говорит. Мне хочется, чтобы всё это оказалось просто сном. Не могу поверить, что Лилиан действительно сделала это. Я думал, что она просто разозлилась и сказала так, чтобы мне досадить. Но я недооценил её.

— Хотите узнать, как я вижу эту ситуацию? — спрашивает мисс Саммерс, я утвердительно киваю. — Если бы Вы подали иск, это было бы понятно и разумно. А самое главное — безопасно для Вас.

— Безопасно? — переспрашиваю я. — Вы считаете, это отразится и на мне?

— А Вы так не считаете? — отвечает вопросом на вопрос учительница. — Если будет доказано, что миссис Хант не справляется со своими обязанностями, её безусловно лишат всех прав на дочь. Но разве тот факт, что не Вы подали этот иск, не послужит поводом приглядеться и к Вам? Получается, что Вы столько времени всё знали и ничего не делали, покрывали, а значит — можете тоже быть недобросовестным родителем.

— Вы же знаете, какой я отец! — говорю я, делая глубокий вдох. Кажется, я начинаю задыхаться.

— Я знаю, но моего слова будет мало. Вы просто должны быть ко всему готовы, мистер Хант. И сделать всё возможное, чтобы это не отразилось на Эйвери.

— Спасибо, — отвечаю я тихо и выхожу из кабинета.

Эйвери встаёт с лавочки и идёт за мной, не говоря ни слова. И я этому рад, ведь ничего не смогу сказать ей хорошего сейчас.

Я отвожу дочь домой и звоню сестре, чтобы попросить её приехать поскорее. Мэдлин освобождается только через сорок минут.

Всё это время я меряю комнату шагами и не могу найти себе места. Внутри всё кипит и обжигает меня так больно, что трудно делать каждый вдох.

— Ну и что могло случиться? — спрашивает сестра нервно, забегая в квартиру. — Мне пришлось потратиться на такси.

— Я тебе всё верну. Побудешь с Эйвери? — прошу я и надеваю пальто.

— Ты куда это собрался? — спрашивает сестра обеспокоенно.

— Просто побудь с Эйвери! — вскрикиваю я. — Дай мне пару часов.

Я выбегаю из квартиры и на ходу звоню Лилиан, но она снова не берёт трубку, тогда я пишу ей сообщение, но ответа так и не получаю.

Решаю идти пешком, чтобы немного успокоиться, но ничего не помогает. Чувствую бессилие и собственную несостоятельность. Во мне борются несколько чувств. Я хочу высказать Лилиан всё, что думаю, сказать, как ненавижу её за этот поступок, просто разорвать на части. Неистовый гнев сжигает моё сердце, пропускает его через мясорубку, натирает на тёрке, словно морковь.

Но вместе с тем, слепая, свирепая привязанность к Лилиан не даёт мне сделать задуманного. Я испытываю к этой девушке слишком нежные и слишком сильные чувства.

И от этого конфликта мне хочется рвать и метать, рушить всё на своём пути. Хочется искоренить все чувства в своём сердце и оставить там только любовь к дочери. Какой же я был болван, когда позволил себе влюбиться в Лилиан!

Я практически не понимаю, что делаю, и совсем не горжусь своим поступком. Но ноги сами несут меня в бар. Сажусь за барную стойку и долго борюсь с собой. Я много раз клялся себе, что больше не сорвусь, что не буду пить. Но тут же снова вспоминаю Лилиан, Эйвери, Шерил.

Из горла вырывает рык, похожий на стон. Бармен оборачивается и подходит ближе ко мне.

— Что будете пить? — спрашивает он.

— Виски, — отвечаю я и тут же исправляюсь. — Двойной.

Долго сжимаю стакан в руке, смотрю, как медленно тает лёд. Звоню Лилиан ещё раз. Слушаю гудки, но девушка снова не берёт трубку. Я отключаю телефон и выпиваю содержимое стакана залпом. Чувствую, как алкоголь обжигает горло и медленно опускается в желудок.

— Ещё, — кричу я бармену, и он повторяет мой заказ.

С каждым стаканом мне становится всё сложнее соображать, и мне это нравится. Мысли о Лилиан путаются, и я наслаждаюсь тем, что думаю только о её прекрасных волосах и нежных губах. Больше ни о чём другом.

Вскоре я уже чертовски пьян, и бармен отказывается наливать мне ещё алкоголь. Это меня только злит. Но он вызывает мне такси и насильно заталкивает в машину. Перед глазами всё плывёт, мне трудно разговаривать, но, когда водитель спрашивает, куда меня везти, я без промедления называю адрес Лилиан.

Я стучу в дверь квартиры девушки, которая сломала мою жизнь, и держусь за стену, чтобы не упасть. Лилиан открывает и замирает на пороге.

— Вот так встреча, — произносит она, я лишь развожу руками. — Ты что — напился?

— Это не твоё дело, — отвечаю я дерзко, но с большим трудом. Язык словно не слушается меня. — Ты ужасное существо, Лилиан.

— Да-да, — произносит девушка и отходит в сторону, освобождая мне проход. — Это я уже слышала много раз. Заходи в квартиру, пожалуйста.

Всё ещё опираясь на стену, я прохожу в квартиру, шатаясь, дохожу до дивана и сажусь на него. Лилиан смотрит на меня с осуждением, но мне плевать. Плевать на всё и всех.

— И что за повод? — спрашивает девушка, скрещивая руки на груди. — Какой-то праздник?

— Праздную ровно двадцать дней, как ты не появляешься в моём доме. Стало легче дышать, веришь? — спрашиваю я и смеюсь слишком громко и долго.

— Охотно, — подтверждает девушка.

— Ты такая зануда, Лилиан! Ты невыносимая! — выкрикиваю я, девушка лишь качает головой.

— Продолжай. Раз уж тебе нужно выговориться. Только помни, что однажды ты всё-таки протрезвеешь, — предупреждает меня Лилиан, я снова смеюсь.

— Как можно протрезветь, когда ты постоянно рядом? — спрашиваю я, девушка закатывает глаза.

— Что стало с твоими принципами? Мне казалось, что ты не пьёшь.

— Так и было, пока, — начинаю я, но Лилиан меня перебивает.

— Ну да, я поняла. Так и было до тех пор, пока ты не встретил меня. Видимо, я виновна во всех твоих бедах.

— Так и есть, — произношу я и ложусь на диван. — Чёрт возьми, до чего же удобно.

— Как можно быть таким идиотом, как ты? — спрашивает девушка, но это скорее риторический вопрос.

Лилиан подходит ближе, стаскивает с меня ботинки и пытается снять пальто, но я останавливаю её, перехватывая руки.

— Тебе нужно раздеться, — просит она, я лишь отрицательно качаю головой.

— Нет-нет-нет, — верчу я головой. — Тебе не раздеть меня сегодня. Я явно не в форме.

— Расслабься, — говорит Лилиан. — Секс с до беспамятства пьяным мужчиной не входит в мои планы. Давай же, поднимайся.

Она приподнимает меня и всё-таки стаскивает пальто. Я прижимаю девушку к себе и впиваюсь своими губами в её. Этот момент кажется мне волшебным и чертовски возбуждающим.

— От тебя несёт алкоголем, — говорит девушка, отстраняясь. — Давай ты поспишь и завтра обо всём поговорим?

— Ты не достойна моей любви, — выношу я свой вердикт. Девушка встаёт.

— Я постараюсь это пережить.

Сознание ещё долго путается, но в конце концов я засыпаю. Мне ничего не снится, я словно провалился во тьму. Когда утром я открываю глаза, то проклинаю себя. Голова словно трескается по швам. А вместе с болью приходят и воспоминания. Что я натворил вчера? Зачем только я начал пить?

Осторожно поднимаюсь и сажусь, глаза режет яркий свет. Должно быть, уже давно день. Чёрт возьми, я пропустил работу! И Эйвери, она там совсем одна.

Роюсь в карманах, ищу телефон, но не нахожу его. На столике у дивана стоит стакан воды, а рядом лежит таблетка от похмелья. Невольно улыбаюсь. Такая невинная забота от Лилиан мне приятна.

— Ну и как? — слышу я голос девушки и замечаю её в дверях кухни. — Стоило оно того?

— Однозначно нет, — отвечаю я и бросаю таблетку в стакан. Вода шипит и этот звук кажется мне самым громким на свете. — Прости.

— Ничего, — говорит Лилиан. — Это моё маленькое хобби — укладывать спать пьяных мужчин.

— Я был не прав, — признаюсь скорее самому себе и делаю несколько глотков из стакана. — Где мой телефон?

— Заряжается, — отвечает девушка. — Я вчера предупредила Мэдлин, что ты не придёшь. А она позвонила тебе на работу и сказала, что ты заболел. Можешь не благодарить. Завтракать будешь?

— Спасибо, мне нужно идти. Эйвери там одна, — говорю я и встаю с дивана. Всё тело ломит.

— Она в школе, — напоминает Лилиан. — Телефон в спальне на тумбочке.

Я забираю телефон и надеваю пальто. Лилиан всё это время смотрит на меня и молчит.

— На улице тепло, — говорит она. — Можешь не надевать пальто.

— Хорошо, — просто отвечаю я.

— Ты не хочешь поговорить, Этан? — спрашивает Лилиан. — Или это просто моя роль — предоставлять тебе ночлег?

— Ты первая не захотела делиться со мной своими планами, — замечаю я. — Разве нет?

— Ты знаешь, где выход, — резко произносит девушка. — Была рада поболтать.

Я ничего не отвечаю и выхожу из квартиры. Домой еду на автобусе, ведь все деньги спустил вчера на алкоголь. Обещаю себе, что больше никогда не сорвусь и не стану пить. Нужно действовать разумно и не терять голову. Хотя так я говорил себе уже много раз.

Поэтому первое, что я делаю, когда возвращаюсь домой — захожу в интернет. Изучаю несколько сайтов, нахожу подходящего кандидата и набираю его номер.

— Дерик Куинн? — спрашиваю я. — Меня зовут Этан Хант. Хочу, чтобы Вы были моим адвокатом.

ЛИЛИАН
Апрель, 2018 год

Семья Мерритт была пятой, куда меня привезли после того, как забрали из дома. Четыре приёмные семьи за три месяца. Я не успевала привыкнуть ни к людям, ни к дому. Не знаю, о чём думали психологи и социальные работники, когда постоянно разрывали меня на части.

Именно поэтому к новой семье я отнеслась скептически. Была уверена, стоит подождать пару недель и меня снова увезут. Не видела смысла сближаться с людьми из этого дома, даже запоминать их имена. Скоро меня здесь всё равно не будет.

Джулианна была очень красивой. У неё были каштановые волосы до плеч и заразительная улыбка. Но я старалась не обращать на это внимания, какой в этом толк?

Годвин был полной противоположностью жене. Серьёзный, сдержанный, сперва я даже боялась его. Он официально пожал мне руку при встрече, и мне это очень понравилось. Так по-взрослому.

У Джулианны и Годвина был тринадцатилетний сын, и вот он-то мне сразу не понравился. Напыщенный, нервный, излучающий злость.

Вот такой и была моя пятая семья. Я сидела в комнате весь день, и, нужно отдать должное Джулианне, она не тревожила меня до самого вечера, не приставала с расспросами и объятьями, не старалась каждую секунду понравиться.

— Я приготовила рыбу, — сказала она мне, войдя в комнату. — Не хочешь поужинать?

Я отрицательно покачала головой.

— Может, выпьешь чая или сока? У нас есть печенье с шоколадом, — предложила она, но я снова отказалась. — Хорошо, если что-то захочешь — только скажи. Либо бери сама, что потребуется.

Она вышла из комнаты и больше не тревожила меня. Спать я легла голодной, но это меня не беспокоило. Джулианна пришла только ночью, когда думала, что я уже сплю. Она подтолкнула мне под спину одеяло и легко поцеловала, а потом тихо вышла из комнаты и осторожно закрыла дверь, чтобы меня не разбудить.

Такое ненавязчивое, скрытое внимание должно было разозлить меня, но я вдруг заплакала. Мне была не знакома подобная забота и, только получив её, даже самую кроху, я поняла, как сильно в этом нуждалась.

Когда я проснулась утром, то обнаружила на прикроватной тумбочке стакан с молоком и круассан, посыпанный сахарной пудрой. Так как со вчерашнего дня я ничего не ела, то от завтрака не осталось и следа уже через несколько минут.

Потом я тихо спустилась вниз, вымыла тарелку и собиралась вернуться в комнату, как наткнулась на Годвина. Сначала испугалась и хотела убежать, но решила, что это будет выглядеть глупо.

— Джейсон не разбудил тебя, пока собирался в школу? — спросил он так просто, словно мы старинные друзья.

— Нет, — тихо ответила я. — Можно мне вернуться в комнату?

— Конечно, — согласился мужчина. — Ты можешь ходить куда угодно. Готов поспорить, что ты ещё не видела наш сад.

— У Вас есть сад? — спросила я с интересом.

— Джулианна занимается им, посвящает ему всё время. Видела бы ты эти розы, — с улыбкой ответил Годвин.

— Обязательно посмотрю, — ответила я и убежала в комнату.

Я постепенно привыкала к новому дому. В течение недели время, проведённое вне комнаты, увеличивалось. Странно, что все члены семьи никак не давили на меня, не заставляли присутствовать на общих ужинах, не надоедали разговорами. Но они всегда отвечали на все мои вопросы и каждый день исправно приносили еду мне в комнату.

Спустя неделю я впервые спустилась к обеду сама. Джулианна хлопотала на кухне, а я просто стояла в стороне и наблюдала за ней. Спустя время она меня заметила и улыбнулась.

— Проголодалась? — спросила она. — Годвин пообедает на работе, а Джейсон пойдёт к друзьям после школы. Похоже, мы сегодня будем обедать вдвоём. Чего бы ты хотела?

— Неважно, — пожала я плечами. — Можем пожарить яичницу.

— Ты умеешь? — поинтересовалась Джулианна. — Поможешь мне?

Я утвердительно кивнула и подошла ближе. Женщина достала из холодильника яйца и поставила передо мной миску.

— Давай разобьём их в миску, а потом взобьём венчиком, что скажешь? — спросила она, и я молча согласилась.

Я разбивала яйца одно за другим, но вдруг случилось то, что меня испугало. Яйцо выскользнуло у меня из рук и упало на пол. Джулианна резко повернулась за звук, а я машинально отскочила назад, уворачиваясь от удара.

Женщина посмотрела на меня удивлённо, и в её взгляде было много грусти, но она никак на это не отреагировала. Я была благодарна ей за то, что она не бросилась жалеть и обнимать меня.

— Я постоянно их роняю, — засмеялась она. — Видимо, мы очень похожи. Давай я всё уберу?

— Я сама.

Джулианна согласилась и протянула мне рулон бумажных полотенец. Женщина терпеливо ждала и не предпринимала попыток помочь мне. Когда я всё убрала, то мы продолжили готовить обед. Джулианна показала, как правильно взбивать яйца, потом научила пользоваться её плитой. Мы ели яичницу молча, но впервые я почувствовала, что тяжёлый камень упал с души.

— Завтра я хочу поработать в саду. Цветы нужно подстричь и удобрить, — сказала она вдруг. — Хочешь посмотреть на розы?

— А это сложно — заботиться о цветах? — спросила я.

— Заботиться о чём-то прекрасном всегда легко, — ответила она мне и улыбнулась. Эта фраза запала мне в душу надолго.

На следующий день Джулианна вывела меня в сад, и я застыла на пару минут, разглядывая всё вокруг. Вдоль дорожек росли кусты с белыми розами. И эти цветы были такими прекрасными, что я боялась даже дышать на них.

— Посмотри на эти лепестки, — радостно сказала женщина и подозвала меня ближе. — Они такие нежные, правда?

Я утвердительно кивнула.

— Всегда любила розы, но в прошлом году я посадила другие цветы. Ты должна на них взглянуть. Пойдём, они там — в конце дорожки.

Я следовала за Джулианной и то и дело вертела головой по сторонам, стараясь не упустить ни грамма этой красоты. Боялась, что больше никогда не смогу увидеть это прекрасное место.

— Знаешь, что это? — спросила женщина, указывая на белые цветы с остроконечными лепестками. Я отрицательно покачала головой. — Это белые лилии. Они очень хрупкие и ранимые, а ещё невероятно пахнут. Нравятся?

Я подошла ближе и легонько провела пальцами по одному из цветков. Яркий, но приятный аромат сразу же окутал меня. Я была просто очарована.

— Они такие же красивые, как и ты, — ласково произнесла Джулианна и заправила мне прядь волос за ухо. Впервые мне не захотелось убегать, а прикосновение было приятно. Я улыбнулась, и женщина ответила мне тем же. — А теперь давай их немного удобрим, чтобы им было комфортно расти.

Я помогала Джулианне целый день и только вечером заметила, что устала. Женщина рассказывала мне истории о том, как она впервые посадила куст роз и не знала, что с ним делать, как собирала статьи из журналов, искала подходящие удобрения и инструменты. Все эти рассказы звучали, как сказка, сложно было поверить, что так бывает в жизни — ты что-то очень любишь и можешь обладать этим.

Вечером Джулианна вошла в мою комнату, когда я расчёсывала волосы после душа. Женщина села на край кровати и улыбнулась.

— Хочешь, я помогу тебе? — спросила она и я кивнула в согласии.

Джулианна взяла в руки расчёску и провела ею по волосам, очень бережно и осторожно.

— Ты уже не любишь сказки, да? — спросила она.

— Не особо, — ответила я. — В них совсем нет правды. В жизни всё не так радужно.

— Ты знаешь, что о создании цветов существует много легенд? — интригующе произнесла Джулианна. Я отрицательно покачала головой. — Говорят, розы появились на свет благодаря богине любви Афродите. Она вышла из моря, и пена с её тела превратилась в бутоны ярко-красных роз. Поэтому розы и дарят любимым, ведь они лучшее доказательство чувств.

— А лилии? — спросила я, пока женщина продолжала нежно расчёсывать мои волосы. — Что они означают?

— Белые лилии — символ невинности и чистоты. Считается, что они выросли из молока, которое пролила на землю Юнона — матерь богов.

Джулианна отложила расчёску в сторону и посмотрела прямо мне в глаза.

— Твои волосы, словно лепестки этого прекрасного цветка. А ты — тонкий стебелёк, Лили, — прошептала женщина и улыбнулась. — А теперь ложись скорее. Иначе не выспишься.

Я легла в постель, а Джулианна укрыла меня одеялом. Она уже почти вышла из комнаты, как я её остановила своим вопросом.

— Я скоро уеду отсюда?

— Тебе у нас плохо? — спросила женщина. — Хочешь поскорее уехать?

— Нет, — ответила я честно, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Просто я ещё нигде не задерживалась дольше, чем на две недели. Кажется, я никому не нравлюсь.

— Глупости, милая, — сказала Джулианна. — Ты не можешь не нравиться. Ты останешься здесь на столько, на сколько захочешь, договорились?

Я кивнула, и женщина, пожелав мне спокойной ночи, вышла. В тот день и началась совсем другая для меня жизнь, пока ещё неизвестная мне, непривычная, но такая приятная. Я ещё ни разу не пожалела, что позволила себе сблизиться с этой женщиной, которая была так деликатна со мной, которая понимала и принимала каждый мой поступок.

Для своей сестры я хочу стать таким же человеком — дарящим счастье, радость и сказку. Но сделать это не так уж и просто. Между нами стоит так много, что в одиночку мне этого не разрушить.

Я собираюсь на работу, когда вдруг звонит телефон. На экране я вижу номер своей сестры Глории.

— Лилиан, здравствуй, — говорит она мне. — Прости, что пропала надолго. Слишком много заданий на учёбе.

— Привет, — отвечаю я, стараясь не нервничать. — Я очень ждала твоего звонка.

— На выходных приеду в Линкольн. Встретимся в субботу?

Мы договариваемся о месте и времени встречи и прощаемся слишком равнодушно для двух сестёр. Но обе мы не знаем, как себя вести, поэтому едва ли наша встреча будет тёплой. Но это и неважно. Мне просто хочется увидеть девушку, которую я помню ещё младенцем у меня на руках.

ЭТАН
Апрель, 2018 год

— Ты в своём уме? — кричит сестра и тычет пальцем мне в грудь. — Я клялась, что придушу тебя собственными руками, если это произойдёт ещё хотя бы раз! И не собираюсь отказываться от данного слова!

— Ты испугаешь Эйвери, — говорю я, проходя на кухню. Мэдлин бежит следом.

— Вдруг вспомнил о дочери? — не унимается она. — А вчера ты почему-то об этом не думал. Эйвери в школе. Этан, очнись! Она ждала тебя до ночи. А потом вдруг звонит Лилиан и говорит, что ты напился до беспамятства и уснул на полу!

— На диване, — поправляю я сестру и наливаю в стакан воды. Голова всё ещё болит, и приход сестры никак не помогает мне отойти от похмелья.

— Я не запоминала! — шипит Мэдлин. — Потянуло на старые подвиги? Стало скучно жить?

— Ты ничего не знаешь и не имеешь права судить, — отвечаю я сердито, поворачиваясь к сестре. — И прекрати эту истерику. Я не должен перед тобой отчитываться. Ты мне не жена!

Мэдлин подбегает ближе и со всего маха бьёт меня по лицу.

— Приди в себя! — истошно кричит она. — О чём ты думаешь? Если ты не возьмёшься за ум, я приму меры, помяни моё слово!

— Уйди прочь, — отвечаю я сестре с презрением, она лишь отрицательно качает головой.

— Не тут-то было. Я жду твоих объяснений, — произносит сестра и садится за стол, всем своим видом показывая, что не собирается уходить.

Я тяжело вздыхаю и принимаюсь молча варить кофе. Мэдлин не двигается с места и терпеливо ждёт. Спиной я чувствую на себе её взгляд. Это меня раздражает.

— Лилиан подала в суд, — наконец говорю я. Сестра ахает.

— На тебя? Но почему? Мне казалось, у вас всё хорошо, — растерянно произносит Мэдлин.

Я разливаю кофе по чашкам и ставлю их на стол. Сестра не спешит притронуться к напитку.

— На Шерил. Хочет лишить её родительских прав, — поясняю я. Мэдлин пожимает плечами.

— Она сделала то, на что ты не решался несколько лет. Нужно сказать ей спасибо.

— Она даже ничего мне не сказала, не предупредила, не посоветовалась. Это может отразиться и на мне, — поясняю сестре, но она лишь фыркает.

— И из-за этого ты решил уйти в отрыв? Не пробовал сначала просто поговорить с ней?

— Она тоже не сделала этого, — возражаю я.

— Этан, — вскрикивает Мэдлин. — Вы — взрослые люди, а ведёте себя, как обиженные подростки. Научитесь, наконец, договариваться.

— Я нанял адвоката, — признаюсь сестре, она хмурится. — Завтра он должен прийти, обсудить детали.

— Что ты собираешься делать? Запретить Лилиан видеться с Эйвери? — спрашивает Мэдлин и делает несколько глотков кофе.

— Всё будет зависеть от действий самой Лилиан. Но, как минимум, мне нужно защищаться.

— Вы затеяли опасную игру, — предупреждает сестра, допивая кофе. — Подумайте, как это отразится на Эйвери. Вам с Лилиан нужно объединиться, а не воевать.

Должен признать, что Мэдлин права. Вместе мы бы могли добиться большего, но тем не менее постоянно боремся друг с другом. Не умеем договариваться и выслушивать друг друга спокойно. Каждая встреча — как безумие, помешательство. Обжигающие чувства, будь то страсть или ненависть.

— Если ты хотя бы притронешься снова к алкоголю, я упрячу тебя в больницу, ясно? — спрашивает сестра перед тем, как уйти.

Вынужден согласиться, что у Мэдлин есть все основания так злиться. Я и сам понимаю, что совершил дурацкий поступок, нельзя больше срываться. Никогда.

Днём я забираю Эйвери из школы и везу домой. Дочь выглядит уставшей и грустной. Чувствую свою вину за вчерашнее перед ней. Перед всеми.

Как много судеб может затронуть только лишь один поступок.

— Обижаешься на меня? — спрашиваю я, войдя вечером в комнату дочери.

Эйвери сидит за письменным столом и рисует. Я подхожу ближе и бросаю взгляд на листок. Сердце замирает. Дочь рисует лилии. Набираю в лёгкие побольше воздуха. Мысли о Лилиан больно меня ранят, сжимают сердце.

— Очень красиво, — говорю я, Эйвери поднимает на меня глаза. — Для кого этот рисунок?

— Мисс Саммерс задала нам нарисовать цветы, — поясняет дочь. — И я не обижаюсь.

— Ты очень грустная в последнее время. Что тебя тревожит? — спрашиваю я, проводя рукой по щеке Эйвери. Дочь долго молчит. — Переживаешь из-за мамы?

— Мне кажется, что я никому не нужна, папа, — шепчет девочка с болью в голосе. Я опускаюсь на колени перед дочерью.

— Это не так, — протестую я. — Тебя все очень любят.

— Почему вы с мамой не можете жить вместе? Почему я должна выбирать? — спрашивает Эйвери. Я понимаю, что пришло время ответить на вопросы дочери честно.

— Мама не хочет жить со мной, — объясняю я. В конце концов, больнее Эйвери уже не будет. — Нам лучше жить раздельно.

— Значит, мне всё-таки нужно выбрать? — интересуется дочка. — Тебя или маму?

— Мы учтём твоё желание, — отвечаю я, хотя понимаю, что никогда не позволю Шерил забрать дочь.

— Я хочу быть с мамой. Но, — девочка запинается и вздыхает, — иногда я боюсь её. Мне очень стыдно. Ведь она моя мама.

— Тебе не должно быть стыдно, — успокаиваю я её.

— Лилиан говорит, что мама не должна меня обижать, что это неправильно. Ведь ты меня никогда не огорчал. Я люблю маму, но мне кажется, что тебя я люблю больше, — говорит Эйвери и из её глаз катятся слёзы. Должно быть, ей нелегко признаваться в этом.

Но внутри меня всё ликует, ведь Эйвери предпочла матери меня. А значит, я действительно хороший отец.

— Лилиан больше меня не любит? — спрашивает дочка, я удивляюсь этому вопросу. — Она больше не приходит.

— Это моя вина, — признаюсь я. — Я очень её обидел. Поэтому она не приходит.

— Мисс Саммерс говорит, что нужно уметь просить прощения, — всхлипывает девочка. — Ты можешь извиниться перед ней? Пуская она поскорее приходит, — с болью в голосе говорит Эйвери. — Я так скучаю по ней, папочка.

Это то, чего я так сильно боялся. Ситуация с матерью всегда была сложной для Эйвери. И вот в её жизни появился ещё один человек, отсутствие которого дочери слишком сложно пережить.

— Конечно, солнышко, — отвечаю я. — Нужно с ней помириться.

Я вытираю дочери слёзы и обнимаю её. Эйвери прижимается ко мне, и мы долго не размыкаем объятий.

На следующий день ко мне приходит Дерик Куинн. Его кандидатура не идеальна, но, пожалуй, это лучшее, что я могу себе позволить на данный момент. В конце концов, я надеюсь, что всё ограничится лишь консультациями, и до суда дело не дойдёт.

Мужчина выглядит очень уверенным в себе. Строгий костюм, кожаный портфель, да ради только одних его запонок мне пришлось бы работать месяц, если не больше. Успокаиваю себя только тем, что столько денег он не мог заработать, если бы проигрывал дела.

Мой рассказ Куинн слушает очень внимательно. Он делает пометки в своём блокноте, задаёт много вопросов. В конце беседы он выглядит задумчивым.

— Что ж, — говорит адвокат. — Ситуация неоднозначная. И первое, что я хотел бы спросить: есть ли в Вашей жизни то, что может Вас дискредитировать? Что-то, что неизвестно никому?

Я не знаю, должен ли говорить правду. Глупо было бы врать собственному адвокату. Но тут же я понимаю, что многое из того, что я предпочитаю скрывать, никакого отношения к отцовству не имеет.

— Ничего такого, — отвечаю я. Куинн кивает, но заметно, что он мне не очень верит. Или я просто боюсь каждого взгляда.

— Иска против Вас подано не было. Если Вашу жену лишат родительских прав, на Вас это не отразится. Вы так и останетесь отцом своей дочери. Но в сложившейся ситуации есть два пункта, которые мы должны исполнить.

Мне страшно услышать, что же придётся сделать и как всё это отразится на дочери и на Лилиан. Странно, что, беседуя с адвокатом, я не перестаю переживать об этой девушке. Даже при том условии, что всё это началось как раз из-за неё.

— Во-первых, необходимо незамедлительно начать бракоразводный процесс, — говорит Куинн.

— Развод? — спрашиваю я испугано. Мне не страшно избавиться от жены, об этом я уже давно мечтаю. Проблема совсем в другом. — Но тогда нам придётся делить Эйвери в судебном порядке. И едва ли суд будет на стороне не биологического отца. Мою дочь отдадут матери!

— Не переживайте, — просит спокойно мужчина. До сих пор на его лице не дрогнул ни один мускул. — Вы не дослушали. Параллельно мы выступим соистцами мисс Мерритт в деле о лишении Вашей жены родительских прав.

— То есть, мы поддержим Лилиан? — удивляюсь я. — Это возможно?

— Такой поступок будет безусловно в Вашу пользу, — уверяет меня адвокат.

Слова Куинна меня успокаивают. Когда есть чёткий план, появляется уверенность в завтрашнем дне. Значит, у меня есть все шансы оставить дочь себе. Главное, чтобы Лилиан не сделала такого, чего я не ожидаю.

Спустя пару дней Лилиан звонит мне и просит приехать. Такое поведение меня удивляет, ведь наши отношения переживают не лучший период. Но я понимаю, что девушка скучает по Эйвери и, как бы мне того хотелось, скучает и по мне.

Когда Лилиан открывает дверь, я понимаю, что мне нужно только посмотреть на неё, чтобы забыть все обиды, чтобы перестать соображать. На девушке чёрное облегающее платье с вырезом на спине. Лопатки прикрывают лишь тонкие чёрные кружева. Лилиан выглядит чертовски сексуально. Она распустила волосы, и эти светлые вьющиеся локоны кажутся мне самыми прекрасными во всей Вселенной.

— Сногсшибательно, — говорю я с улыбкой, Лилиан смущается.

— У нас никогда не было свидания, — говорит девушка и приглашает войти. — Я приготовила ужин.

— Ушам своим не верю, — смеюсь я, проходя на кухню, и смотрю на сервированный стол. — И глазам.

— Нам нужно о многом поговорить, — произносит Лилиан, подходя ближе.

Я провожу рукой по её обнажённой спине и прижимаю девушку к себе. Лилиан пахнет ванилью, и этот сладкий аромат сводит меня с ума. Хочу поцеловать её, но Лилиан медленно отстраняется.

— Сначала нужно поужинать и поговорить, хорошо? — просит девушка.

Сейчас я готов на всё, что она может мне предложить.

ЛИЛИАН
Апрель, 2018 год

Ужин проходит более чем просто неловко. Мы почти всё время молчим, и эта тишина давит на уши. Изредка Этан спрашивает что-то о делах в моём магазине, а я отвечаю. Но мы так и не начинаем тот самый разговор, который должен был состоятся ещё до того, как мы оба наняли адвокатов.

Но, сколько бы недосказанности между нами не существовало, одного мы точно изменить не в силах. Нас влечёт друг к другу, и это заметно слишком явно. До сих пор я не могу объяснить себе, что значат эти отношения, если в них что-то большее, кроме всепоглощающей страсти.

— Эйвери по тебе скучает, — говорит вдруг Этан. Это первый раз, когда мы говорим о моей сестре за этот вечер.

— Мне тоже без неё тяжело, — признаюсь я, мужчина поджимает губы.

— Что бы ни происходило между нами, это не должно влиять на Эйвери, — просит он. — Ей хватает сложностей в наших отношениях с Шерил.

— Ты любишь её? — спрашиваю я неожиданно. Это то, что давно мучает меня. — Мою мать.

— Нет, Лилиан, — незамедлительно отвечает Этан, и я заставляю себя верить ему.

— Но когда-то любил? Ты ведь женился на ней, удочерил чужого ребёнка, — рассуждаю я, мужчина отодвигает от себя тарелку и встаёт из-за стола.

— Пожалуй, я был в неё влюблён, первое время, — признаётся он. — Но скорее она встретилась мне в такой период, что нужен был хоть кто-то рядом.

— Что за период?

— Расскажу как-нибудь позже, — отвечает Этан, а потом протягивает мне руку. — У меня есть прекрасное предложение. Может, потанцуем?

Я смеюсь и с удивлением смотрю на мужчину. Он выглядит уверенным и непоколебимым.

— В квартире? Посреди комнаты? — спрашиваю я с улыбкой. — Кажется, тебе вредно много есть.

— Разве суть танца в обстановке вокруг? Похоже, всё немного глубже. У тебя есть музыкальный центр?

— В гостиной, — отвечаю я и Этан выходит из кухни. Я послушно следую за ним.

Он роется в карманах, достаёт флешку и вставляет её в музыкальный центр. Когда начинает играть песня, я снова смеюсь.

— Бонни Тайлер? — с насмешкой спрашиваю я. — Бог мой, откуда у тебя эта тяга ко всему странному?

— Брось, это красивая песня, — произносит он, подходит ко мне вплотную и кладёт одну руку мне на талию.

Хоть эта затея и казалась мне глупой, спустя минуту я уже так не думаю. Этан прижимает меня крепко к себе, я чувствую его горячее дыхание, когда он наклоняется к моей шее. Это постоянное безумие лишает меня полностью власти над собой.

Этан пылко целует меня, и я чувствую, как по телу разливается тепло. Мне хочется забыть обо всём и просто отдаться этому мужчине прямо здесь. Но я понимаю, что нельзя этого делать.

— Нам нужно поговорить, Этан, — прошу я, прерывая поцелуй, мужчина утвердительно кивает.

— Я знаю, Лили, но боюсь, что после этого разговора всё закончится плохо. Ты и сама это понимаешь. Но ты слишком сексуальна, чтобы упустить этот шанс, — шепчет он мне на ухо, а потом расстёгивает пуговицу платья на шее.

Тело горит огнём от его прикосновений, и мне больше всего на свете хочется стать с Этаном одним целым. И речь не только о сексе. Как бы там ни было, всё же дело не в простом влечении.

Мне жарко от поцелуев. Этан проводит рукой по моей ноге, а после снимает с меня платье. Волосы путаются, но мужчина запускает в них руку и страстно вздыхает. Готова слушать это часами.

Этан опускается на колени и целует меня в живот. Эти прикосновения настолько интимные, интимнее самого секса, что мне хочется кричать. Дыхание сбивается напрочь.

Каждое касание его губ к моей коже — как клеймо. Я прижимаю мужчину к себе и молюсь, чтобы это не заканчивалось. Но, к сожалению, связь между нами так хрупка, что разорвать её несложно. Эти мысли не дают мне покоя.

— Этан, прошу, — умоляю я.

— Всё, что угодно, — горячо шепчет он мне в ответ.

— Отмени это всё, — срывается с моих губ раньше, чем я осознаю сказанное.

— Что? — Этан замирает, а потом поднимает на меня глаза. Я думаю о том, что он самый прекрасный мужчина на свете, но всё равно собираюсь разбить ему сердце, так же, как и он разбивает моё.

— Не разрушай то, что есть между нами, — прошу я, но мужчина всё равно не понимает.

— О чём ты, Лилиан?

— Твой адвокат… звонил, — произношу я и мне не нужно договаривать.

Этан встаёт и становится серьёзным. В его глазах больше нет страсти, но есть непонимание и гнев.

— Разве я это начал? — спрашивает мужчина сердито. — Ты первая создала эту трещину, мне осталось лишь защищаться.

— Защищаться от меня? — вскрикиваю я. — Разве я сделала что-то, что тебе повредило?

— Но ты мне и не помогла своим поступком, — парирует мужчина, и в чём-то он действительно прав.

— Ты не можешь запретить мне видеться с ней, — с мольбой произношу я. — Это несправедливо!

— С чего ты взяла, что я хочу именно этого? — восклицает мужчина. Он выключает музыку и оборачивается ко мне.

— А чего же ты хочешь в таком случае? — громко произношу я, Этан буквально взрывается.

— Может, стоило поговорить об этом до того, как устраивать этот дурацкий ужин, — кричит он в ответ. Всё пришло к тому, что и всегда — к скандалу. — Господи, что ты творишь вообще? Как я раньше не догадался? Устроила эту встречу, пыталась затащить меня в постель и решить всё через секс?

— Это ты хотел секса, — со злостью отвечаю я. — Мы должны были просто поговорить.

— Поговорить? — вскрикивает Этан и поднимает с пола платье. — Именно поэтому ты вырядилась так? Не знала, как это на меня подействует? Почему ты постоянно пытаешься решить всё через постель?

— Зачем ты так говоришь, Этан? — с обидой спрашиваю я. — Это ложь.

— Ложь — это все твои слова, Лилиан, — отвечает мужчина на повышенных тонах. — Ты всё это время притворялась, надеялась, что я влюблюсь в тебя и отдам Эйвери. Ты знала, что я люблю её и что я хочу для неё нормальную семью. Ты играла на моих чувствах к этой девочке, на моих чувствах к тебе!

— Если уж ты так хочешь сделать из меня меркантильную стерву — пускай, — отвечаю я. — Но в таком случае, я играла лишь на твоём эгоизме и самолюбовании. Ты так хотел казаться мне идеальным, заботливым, чтобы я растаяла и позволила тебе делать всё, что пожелаешь. Ты хотел, чтобы я признала, что верю тебе, верю в то, что ты меня любишь и никогда не предашь. Но это оказалось не так.

— Я тебя не предавал, Лилиан! — кричит мне в лицо Этан, но это меня только раздражает.

— Ты нанял адвоката!! — возмущаюсь я, но мужчина не думает сдаваться.

— Ты подала в суд! — парирует он, и эта ситуация мне престаёт нравиться окончательно.

— На Шерил, но не на тебя, — объясняю я, но, кажется, уже поздно.

— Разве не очевидно, что меня это тоже коснётся? — спрашивает он. — Ты даже не сказала мне ничего. Ты должна была меня предупредить, посоветоваться. Мы должны были действовать вместе. Когда ты поймёшь, что я тебе не враг?

— Ты мой друг? — удивляюсь я. — Не думаю, что это так. Ты постоянно шантажируешь меня ребёнком. Ты выбрал способ, который удобен лишь тебе, и утверждаешь, что не эгоист. Посмотри правде в глаза. То, смогу ли я увидеть Эйвери, зависит лишь от наших с тобой отношений. Любая ссора — и я лишена сестры.

— Значит, эти отношения были лишними, — произносит Этан и бросает мне платье. — Хочешь поиграть? Тогда встретимся в суде!

Он берёт свои вещи и выходит из квартиры, хлопнув дверью. Я надеваю платье, чтобы не оставаться обнажённой, чтобы хоть как-то защититься, и сажусь на пол прямо у двери. Начинаю плакать и корю себя за эти слёзы. Но боль никуда не уходит, не стирается, не растворяется. Ничего не помогает.

Кто из нас виноват? Пожалуй, мы оба наломали дров. Теперь остаётся только идти до конца или признать своё поражение. Но мы оба не готовы это сделать.

Слышу стук в дверь и поднимаюсь с пола. Надеюсь, что Этан вернулся, когда понял, что погорячился. Но когда я открываю дверь, то вижу на пороге Ивлина Конли. Его появление только подливает масла в огонь.

— Какого чёрта тебе здесь нужно? — спрашиваю я.

— О, ты, видимо, очень рада нашей встрече, — произносит парень и заходит в квартиру. — Второй раз встречаю этого мужчину у твоей квартиры, и второй раз после вашей с ним встречи ты в ярости. И впервые вижу твои слёзы. Не знал, что ты умеешь плакать.

— Ивлин, зачем ты приехал? — возмущаюсь я. — От тебя не было вестей несколько месяцев. Разве мы не прояснили всё в прошлый раз?

— Прояснили? — удивляется парень и ставит на журнальный столик бумажный пакет. — Ты просто отшила меня.

— И с чего вдруг твоя обида прошла?

— Прекрати на меня нападать, — спокойно отвечает Ивлин, но я вижу, что он уже не так беззаботен, как вначале. — Мне просто нужно было с кем-то поговорить. В последнее время дни всё чаще выдаются ужасными.

— Я не средство твоего утешения, — мне сложно успокоиться, перейти на размеренную речь, ведь раздражение и обида никуда не исчезли. Ивлин только разжигает эти чувства. — Разве ты не должен звонить перед тем, как приезжаешь? С чего вдруг ты стал заявляться в любое время? Я могу быть занята.

— Но ты ведь свободна, — Ивлин пожимает плечами. — Твой гость уже ушёл. Должен признаться, он не очень доброжелательный. Как ты его терпишь?

— Ты разговаривал с Этаном? — негодую я. — Что ты ему сказал?

— Успокойся, — парень достаёт из бумажного пакета бутылку текилы. — Давай выпьем, развлечёмся. Ты слишком напряжена.

— Забирай свою выпивку и выметайся, — сквозь зубы цежу я. Руки трясутся, голова идёт кругом. Мне сложно успокоиться. С каждой секундой гнев внутри нарастает и меня бьёт дрожь.

Ивлин подходит ближе и проводит рукой по моей щеке. Такой простой жест, но мне становится только хуже. За последнее время я привыкла чувствовать прикосновения Этана и, кажется, теперь не смогу терпеть никого другого рядом.

Мысль о сексе с Ивлином вызывает у меня отвращение. Чёрт, кажется, я и вправду влюбилась. Или это просто банальная злость на самого Ивлина?

Я отталкиваю парня от себя и сжимаю кулаки.

— Что в слове «выметайся» ты не понял? Повторить как-то иначе? С другой интонацией? — спрашиваю я. Ивлин мрачнеет, ему точно это не нравится.

— Я не могу позволить никому, даже тебе, Лилиан, так со мной разговаривать. В прошлый раз ты уже выгнала меня, но я тебя простил. И больше этого не будет. Так что — подумай хорошенько, — голос Ивлина становится суровым, но не внушает мне страха. Ведь потерять этого парня я, кажется, не боялась никогда.

— Мне не нужно твоё прощение. Ты сумасшедший, если думаешь иначе, — убеждаю я Ивлина. Он хмыкает и начинает злиться.

— Если и есть кто-то по-настоящему сумасшедший — так это ты, Лилиан, — раздражённо говорит Ивлин. — В твоей голове просто помойка. Полно бреда, в котором никогда не было смысла. Все эти твои дурацкие правила: не приезжать без звонка, не оставаться на ночь. От чего ты так защищаешься?

— От таких, как ты, возможно, — отвечаю я, Ивлин наигранно улыбается, слишком самоуверенно.

— Но ты всё равно спишь со мной, — констатирует парень, но я не собираюсь сдаваться.

— Не сегодня, — отвечаю я. — Пойди переспи с кем-нибудь другим.

— Скажи, кроме секса, я тебя ещё чем-то интересую? — спрашивает Ивлин холодно, я хмурюсь.

— Только не говори мне, что ты влюбился, — эта идея кажется мне ужасной. Все эти чувства вообще не имеют хороших последствий. Наши отношения с Этаном тому пример.

— О нет, — озлобленно произносит Ивлин, — только не в тебя. Тебя невозможно любить, Лилиан, ты невыносима, — парень подходит к столику, берёт бутылку текилы и открывает её. — Мне нужно было просто поговорить с кем-то, но ты всё испортила. Снова.

— С чего я должна тебя выслушивать? — вспыхиваю я. — Не припомню, чтобы ты хотел слушать о моих проблемах.

— Может, ты просто не замечала этого, — предполагает Ивлин. Он делает несколько глотков текилы и морщится. — Неудивительно. Ведь у тебя нет сердца.

— Ты спятил? — повышаю я голос. Хочется поскорее закончить этот разговор, но, видимо, это невозможно. — Хватит нести бред.

— Не нравится слушать правду? — спрашивает Ивлин громко. Он делает ещё несколько больших глотков алкоголя и шумно выдыхает. — Я разгадал твою сущность. В тебе нет ничего человеческого.

— А в тебе есть? — выкрикиваю я. — За четыре года я этого не заметила, — подхожу ближе и выхватываю бутылку из рук парня. — И хватит тут напиваться. Здесь тебе не бар.

— Хочешь, скажу, что думаю о тебе? — спрашивает Ивлин. Я вижу, что алкоголь начинает действовать на него. — В тебе нет ничего хорошего, кроме этой внешности и подобных платьев. Тебе нужно знать, что ты представляешь какую-то ценность, но это не так. За пределами спальни твоя ценность заканчивается, и ты снова ничего не стоишь.

— Пошёл к черту, Ивлин! — шиплю я ему в ответ, и чувствую, что в любой момент могу снова расплакаться. Слишком много нервов для одного вечера.

— Ты просто эгоистичная сука, как я раньше этого не понимал? — бросает мне парень. Он сжимает мои волосы в кулак и наклоняется ближе. От Ивлина пахнет алкоголем. Парень критически близок к моему лицу и шепчет мне прямо в губы. — Как за этим милым личиком может скрываться такая дрянь?

— Проваливай к черту, — строго говорю я. Ивлин резко отталкивает меня, и я буквально отлетаю к стене.

— Это ты проваливай к черту, — выкрикивает Ивлин. — Ты ненормальная и всегда такой была. Жаждешь справедливости, но сама плюёшь на каждого. Кем бы ни был тот парень, и что бы он ни сделал — он правильно поступил с тобой. В конце концов, кроме секса, ты предложить ничего не можешь.

Парень выходит из квартиры и громко хлопает дверью. Я пытаюсь осознать услышанные слова и понимаю, что Ивлин прав. Хотя и не хочется это признавать. Но едва ли я создана для нормальных отношений.

Впервые поверила, действительно поверила мужчине, игнорировала свои страхи. Но что из этого вышло? Я не умею строить. И моя участь — прожить все свои дни в одиночестве. Безопаснее для всех.

Я снова плачу, но слёзы не помогают. Истерика лишь усиливается, и успокоиться уже сложно. Да я этого и не хочу, ведь заслужила всю боль мира.

Истошно кричу и бросаю бутылку текилы в стену. Осколки разлетаются по полу, брызги остаются на стене и полу. Мне хочется, чтобы это стекло врезалось в моё тело, заставило меня истекать кровью и поплатиться за все неприятности, которые я причиняю людям.

Что хорошего я могу дать Эйвери, если сама не способна на нормальную жизнь? Сижу на полу и продолжаю реветь, ненавидя себя всем сердцем.

Не помню, как дохожу до кровати и засыпаю. А утром меня будит телефонный звонок. Ведь именно сегодня я должна впервые встретиться со своей сестрой.

ЛИЛИАН
Апрель, 2018 год

Я долго смотрю в меню, но, кроме чая, так ничего и не заказываю. Не смогу заставить себя съесть ни крошки.

Сестра приходит ровно в одиннадцать, как мы и договаривались. Я не знала, как она выглядит, и надеялась, что узнаю, что она похожа на меня и Эйвери. Только когда я вижу девушку, садящуюся за мой столик, то удивляюсь тому, насколько мы разные.

У Агнес тёмные короткие волосы и совершенно другие черты лица. Понимаю, что у нас разные отцы, но разве отличие может быть настолько явным? Ведь мы с Эйвери тоже сводные сёстры.

— Привет, — произносит Агнес, и я здороваюсь в ответ. Не знаю, что нужно говорить, девушка, кажется, тоже смущена. — Ты очень похожа на неё. На бабушку.

— Жаль, что мы так и не встретились, — отвечаю я, и это чистая правда. Кто знает, как бы сложилась моя жизнь, если бы бабушка забрала меня так же, как и Агнес. — Она болела?

— Летом случился инфаркт, уже третий. Слишком долгая реабилитация, но так ничего и не вышло, — голос сестры наполнен скорбью. Очень тяжело терять единственного близкого человека, я-то знаю.

— Нелегко тебе пришлось, — говорю я, девушка утвердительно кивает.

— Я только поступила в колледж. Приходилось часто пропускать, но сейчас учёба помогает отвлечься, — подтверждает Агнес. Она просматривает меню, но тоже заказывает просто чай. Мы пришли сюда не обедать.

— Почему ты поступила так поздно? Работала? — спрашиваю я, девушка смотрит на меня удивлённо.

— Я только закончила школу летом, — отвечает она. — Разве это поздно?

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я с опаской. Совсем не понимаю, что происходит.

— Восемнадцать, — говорит Агнес. Я замираю и тяжело вздыхаю. — Что-то не так?

Я достаю из сумочки свидетельство о рождении сестры и протягиваю его девушке. Она долго смотрит на листок, а потом переводит взгляд на меня.

— Ты думала, что я твоя сестра? — спрашивает Агнес. У меня разбивается сердце. Как такое вообще возможно? Столько совпадений, надежд и всё впустую. — Лилиан, почему ты так решила?

— Ты жила с моей бабушкой. Тебя зовут Агнес. Ты, — мой голос срывается. Девушка вздыхает и смотрит на меня с сочувствием.

— Прости, нужно было сразу сказать. Но я думала, ты всё знаешь о своей сестре, — говорит она, а я лишь отрицательно качаю головой. — На самом деле твоя бабушка мне не родная. Она вышла замуж за моего дедушку за год до моего рождения, взяла его фамилию. Моя мать умерла при родах. Тогда бабушка с дедушкой и забрали меня, оформили опеку. Я всегда носила фамилию матери.

Мне кажется, что воздух вокруг густеет, мне становится сложно дышать. Звуки давят, я потираю виски.

— Я знала, что у бабушки есть внучка, но она мало о тебе говорила. Уже перед смертью она рассказала мне всё, — произносит Агнес. Она делает глоток чая, но мне не хочется пить. Вообще ничего не хочется. — Надеялась, что однажды мы сможем встретиться. Жаль, что она не дожила до этого дня совсем немного. Она всю жизнь любила тебя и хотела найти.

— Но я девять лет жила с матерью, — восклицаю я, хотя понимаю, что Агнес ни в чём не виновата.

— Твоя мать не смогла простить бабушке брак с моим дедом, — рассказывает девушка. Я вижу, что она волнуется, но не так сильно, как я. В конце концов, это не её жизнь сейчас переворачивается. — Прогнала, не отвечала и не позволяла приезжать. Бабушка узнала, что тебя забрали из семьи, уже когда тебе было десять. Ей сказали, что тебя удочерили, сменили фамилию и никаких данных не предоставили. Сколько бы бабушка ни обивала пороги всех служб, так ничего и не выяснила.

— Тайна удочерения, — шепчу я.

Не знаю, рада ли я тому, что так получилось. Мне было хорошо с Джулианной, и она была моей настоящей семьёй. Но, к сожалению, она слишком рано меня оставила. И именно тогда мне бы пригодилась поддержка родной бабушки. Почему социальная служба перевозила меня из семьи в семью вместо того, чтобы просто отдать родному человеку?

— В том-то и проблема, — соглашается Агнес. — Мне жаль, что я тебя расстроила. Я действительно думала, что тебе известно хоть что-то.

— Я просто хотела найти сестру, — вздыхаю я. — Теперь придётся заново начинать это дело. Видимо, её удочерил кто-то другой.

Агнес опускает глаза и водит пальцами по столу. Заметно, что она хочет что-то сказать, но не решается. Только спустя время она всё-таки произносит те слова, которые я вообще не ожидала услышать.

— Лилиан, твоя сестра не дожила до года, — тихо говорит она. Я не хочу в это верить, всё словно происходит не со мной. — Бабушка назвала меня в её честь.

— Почему она умерла? — спрашиваю я, Агнес отрицательно качает головой.

— Не знаю. Бабушка не распространялась на эту тему, — объясняет девушка. — Мне очень жаль, Лилиан. Правда.

— Спасибо, Агнес, — отвечаю я, но на душе так тяжело, что хочется кричать во всё горло. — Если тебе будет что-то нужно, позвони мне, хорошо? Я всегда тебе помогу, даже если я тебе не сестра.

— Кажется, бабушка была бы тобой довольна, — улыбается девушка. — Удачи тебе.

Когда Агнес уходит, я тоже спешу покинуть здание кафе. Иду домой, чтобы остаться одной и попытаться осознать услышанное. Хотя больше всего мне нужно попробовать смириться с этим.

Когда я захожу в квартиру, то бросаю сумку на пол и останавливаюсь посреди комнаты. Ощущение, будто моё сердце вырезали без какой-либо анестезии. Ещё пару часов назад у меня была сестра, а теперь я должна принять её смерть.

Больше, чем на себя и судьбу, я злюсь на мать. Разве это не вина Шерил, что ребёнок умер, не дожив и до года? Если бы она как следует заботилась о ней, у Глории были бы все шансы прожить счастливую жизнь.

Я представляю муки маленького ребёнка, слышу её крик у себя в голове и, кажется, схожу с ума. Громко кричу, но понимаю, что всю боль одним криком не исправить. Со всей злостью я скидываю с тумбочки вещи, а потом переворачиваю и саму тумбочку. Хочу разрушить всё вокруг, ведь моя жизнь уже и так превращена в руины.

Ничего не помогает: ни слёзы, ни крики, ни крушение квартиры. Хочется наказать всех виновных, но едва ли мне это под силу.

Я набираю номер Шерил, до конца не понимая, зачем это делаю. К моему удивлению, мать не сбрасывает мой звонок.

— Чего тебе? — спрашивает она резко вместо приветствия.

— Ты убила мою сестру? — спрашиваю я, Шерил прыскает от смеха.

— Ты окончательно рехнулась? — смеётся она. — С Эйвери всё в порядке. И хватит мне звонить по всякой ерунде. Уже пожалела, что дала тебе свой номер.

— Глория, — рычу я в трубку. — Это ты убила Глорию?

— Ты копаешь под меня? — со злостью спрашивает мать. — Какого чёрта ты всё время пытаешься что-то о ней выведать? Живи спокойно и забудь обо всём.

— Почему она умерла? — кричу я.

— Я в этом не виновата, — нервничает Шерил. — Это был синдром внезапной детской смерти, поняла? Оставь меня в покое!

— Ты сломала столько судеб, — говорю я матери, ведь сейчас так злюсь на неё. Собственно, как и всегда.

— Ты не думала, что тоже сломала мне судьбу? — спрашивает она меня. — Если бы не моя драгоценная мамочка, тебя бы никогда не существовало. Я знала, что гены твоего чёртова отца-насильника дадут о себе знать!

— Насильника? — переспрашиваю я, будучи уверенной, что ослышалась.

— Ты выросла такой же тварью, как и он, — продолжает Шерил, не обращая внимания на мой вопрос. — Я была рада, когда избавилась от тебя. Не могла больше выносить твоего лица, голоса. И я не хочу больше о тебе слышать, поняла?

— Это ещё не конец, — говорю я, имея в виду иск о лишении родительских прав, но Шерил, кажется, ещё не знает об этом.

Мать бросает трубку, и мне хочется разбить телефон о стену. Но я вовремя успокаиваю себя. Нужно перестать крушить всё вокруг. От этого ничего не меняется, к сожалению.

Весь день я провожу дома в постели, не встаю даже, чтобы поесть. Полное отсутствие каких-то желаний и чувств. В душе такая пустота, что в эту дыру, кажется, поместится весь мир.

Если так пойдёт и дальше, мне придётся перевести Кэтлин на полный рабочий день, ведь в последнее время я слишком редко появляюсь на работе.

Уже вечером мне звонит Эллиот Дэвинсон — мой адвокат. Он извиняется за поздний звонок, но меня этот разговор, наоборот, приводит в чувства.

— Наш иск принят, — говорит Дэвинсон. — В течение нескольких дней Ваша мать получит повестку. Первое слушанье назначено на десятое мая.

— Первое? — переспрашиваю я. Не думала, что всё будет длиться так долго.

— Скорее всего, Ваша мать тоже наймёт адвоката. И по его требованию суд предоставит ей время на то, чтобы исправить свои ошибки, доказать способность заботиться о ребёнке.

— Что? — вскрикиваю я. Не могу поверить, что ситуация становится ещё хуже, хотя казалось, что хуже уже некуда. — То есть ей разрешать общаться с Эйвери! Я пытаюсь добиться совсем обратного эффекта. Она не должна даже видеть ребёнка.

— Мисс Мерритт, — говорит мне Дэвинсон, — я знаю, что делаю. Это стандартная процедура, и никаких сложностей не возникнет. Просто доверьтесь мне.

На самом деле, сделать это сложно. Но если я не могу верить собственному адвокату, тогда какой во всём этом смысл?

— Этан Хант тоже нанял адвоката, — признаюсь я Эллиоту. — Я просила Вас пока не торопить события с Этаном, не подавать никаких исков. Но что, если он сделает это первым? Запретит мне приближаться к сестре?

— Если он подаст иск первым, в этом не будет ничего хорошего, конечно, — отвечает Дэвинсон. — Но эта ситуация не критична. Мы сможем доказать свою правоту. И всё же я считаю, что нападать лучше, чем защищаться. Когда Вы будете готовы — мы сделаем всё очень быстро. Я буду ждать только Вашего сигнала.

Как бы там ни было, я пока не готова подать в суд на Этана. Но всё же я наняла адвоката, а это значит, что в душе я допускаю такую возможность.

И вчера сам Этан грозил, что не оставит это дело просто так. Мне нужно до конца разобраться в этой ситуации, в своих чувствах и решить, что для меня важнее.

Когда прощаюсь с Дэвинсоном, то долго размышляю о предстоящем суде. Слишком страшно, что я затеяла такую игру, и совсем не представляю, что делать дальше.

И как бы всё ни было сложно и запутанно, я всё-таки пишу Этану сообщение, в котором информирую его о дате слушанья.

ДЖЕЙСОН
Апрель, 2018 год

С самого начала Лилиан меня ужасно раздражала. Она была тихоней и казалась слишком несчастной. Я был уверен, что она хотела через жалость добиться всего.

Родители этого не замечали. Они возились с этой девчонкой днями и ночами, будто у них не было других дел и других детей. Возили её по развлекательным центрам, а потом ещё и устроили в школу, в которую ходил я.

— Присматривай за ней, хорошо? — попросила меня мама накануне первого дня Лилиан в школе. — Для неё там всё новое. Боюсь, что кто-то будет её обижать.

— Так пусть учится тому, что не вся жизнь сказка, — раздражённо бросил я в ответ. Мама поджала губы.

— Джей, нам нужна твоя помощь, — сказала она мне. — Мы должны сделать эту девочку счастливой, понимаешь?

— А что насчёт меня, мама? — крикнул я. — Меня сделать счастливым ты не хочешь?

— Зачем ты так говоришь? Мы с папой любим тебя больше всех на свете и даём тебе только самое лучшее. Ты уж точно не угнетён судьбой. А вот Лилиан пришлось нелегко.

— Плевать я на это хотел, — фыркнул в ответ. — Здесь не приют для бедных сироток. Ты говорила, что она поживёт здесь пару недель, а теперь что?

— Мы оформляем над Лилиан опеку, если всё пойдёт хорошо, тогда подадим документы на удочерение, — сказала мама строго и мне захотелось накричать на неё что есть мочи. Внутри бушевала такая злость.

— А меня ты не забыла спросить? — воскликнул я. — Пусть возвращается к своей матери.

— Не тебе это решать, Джейсон, — сказала мама холодно. — По твоей логике, я должна отдать ребёнка неадекватной, постоянно бьющей матери только потому, что ты решил проявить характер? Мы сделаем то, что считаем нужным, хочешь ты того или нет, — мама собралась уже выйти из комнаты, но остановилась на пороге и обернулась. — И если уж по-честному, то здесь и не приют для бунтующих тринадцатилетних подростков.

Мама вышла из комнаты, хлопнув дверью. На самом деле, мама редко злилась и ругалась, но в последнее время у нас с ней напряжённые отношения. И это полностью вина этой девчонки.

Следующие дни были испытанием. Мы с Лилиан ездили в школу на одном автобусе, но я всем своим видом пытался показать, что мне нет до неё никакого дела. Несколько раз намеренно не дожидался её после уроков, даже не здоровался. И мне не было стыдно. Я думал, что она поймёт, как сильно раздражает меня, и сама попросится уехать из нашей семьи.

Как-то вечером я сидел за компьютером в комнате, и кто-то постучал в дверь. Думал, что это мама, поэтому пригласил её войти. Но на пороге комнаты я увидел Лилиан.

Девятилетняя светловолосая девочка, живущая в нашем доме уже больше четырёх месяцев. Что мне так в ней не нравилось? Не знаю. Но хотелось держаться от неё подальше.

— Чего тебе? — спросил я резко. Девочка замешкалась. Было заметно, что она захотела уйти, но потом всё-таки решилась заговорить со мной.

— Ты на меня злишься? — спросила она тихо.

— А что, если да? — ответил я с вызовом. — Ты уберёшься из этого дома навсегда?

— Но мне некуда идти, — так же тихо сказала Лилиан. — Я тебе мешаю?

— Ты просто меня бесишь, вот и всё, — произнёс я со злостью. — Зачем пришла? Поболтать о жизни?

— Ты умеешь драться? — спросила девочка, я засмеялся.

— Хочешь узнать, буду ли я тебя бить? Расслабься, это даже для меня странно.

— Нет, — Лилиан сомневалась, стоит ли говорить, это было слишком заметно. — Ты бы мог меня научить?

— Собралась кого-то избить? — спросил я с насмешкой. — Занимайся своими делами и не морочь мне голову.

Лилиан нахмурилась, её лицо исказилось. Я понял, что она сейчас заплачет, но, нужно отдать ей должное, она сдержалась и вышла из комнаты.

Спустя пару дней я сбежал с последнего урока и решил прогуляться по улице. Но, пока шёл из школы, увидел Лилиан.

Она сидела посреди дороги на коленях и собирала свои учебники с земли. Пару раз она вытирала глаза, с которых капали слёзы, но, видимо, очень этого стеснялась. Вдалеке я увидел компанию из трёх подростков, учившихся на класс младше меня. Они смеялись, указывая на Лилиан. Мне не нужно было много времени, чтобы понять, что к чему.

С одной стороны, меня не должно было это волновать, ведь я и сам злился на эту девчонку. Но вид плачущей Лилиан внезапно взбесил меня. И впервые этот гнев был направлен не в её сторону.

Я дождался окончания уроков, взял с собой пару друзей из класса и перехватил обидчиков Лилиан у забора школы. Схватил одного из парней за ворот рубашки и тряхнул его.

— Тебе чего надо? — крикнул парень. Девчонка из компании засмеялась.

— Ты решил в крутого поиграть? — спросила она.

— На твоём месте я бы заткнулся, — выпалил я со злостью. Второй парень хотел уйти, но его перехватили мои одноклассники.

— Ты охренел? — спросил парень, которого я всё ещё держал за воротник.

— Нет, — психанул я и оттолкнул парня к забору. — Это вы охренели. Если я хотя бы ещё раз увижу, что вы обижаете маленьких девочек, я порву вас на части.

— Да что ты сделаешь? — смело спросил один из парней.

Я самодовольно улыбнулся и ударил его в нос. Девчонка завизжала.

— Нравится издеваться над детьми? — прошипел я. — Смотри, чтобы сами не стали чьей-нибудь жертвой.

— Да какое тебе дело до какой-то соплячки? — спросил парень, вытирая кровь с лица.

— Это моя сестра, понял, урод? — крикнул я ему в лицо и пнул его ещё раз. — И никакие придурки не имеют права её обижать.

Не скажу, что я резко полюбил её, но ясно понимал, что она не заслуживает такого отношения. Если уж кто-то и может её обижать, так это я. У меня хотя бы есть для этого повод.

Лилиан пришла домой и с улыбкой рассказывала моей маме о том, как учительница хвалила её работу по математике. Девочка ни словом не обмолвилась о том, что в этой школе с ней происходят не только хорошие вещи. И эта стойкость начала вызывать у меня доверие.

Впервые за всё время, что Лилиан жила у нас в доме, я вошёл в её комнату. Девочка сидела на полу и писала что-то в тетради. Увидев меня, она закрыла тетрадь и нахмурилась.

— Чего тебе? — спародировала она меня, ведь именно так я отреагировал недавно на её визит.

— Пришёл дать тебе пару уроков самообороны, — сказал я как можно равнодушнее.

— С чего ты вдруг такой добрый? — с иронией спросила Лилиан, я хмыкнул.

— Не хочу больше наблюдать, как ты ползаешь по траве в поисках тетрадей. Которые, если ты забыла, покупают мои родители, — я буквально выплюнул последние слова, а Лилиан словно застыла. В её взгляде я заметил отчаяние. Она опустила глаза.

— Жаль, что ты это видел, — ответила она. — Пришёл посмеяться?

— Почему ты не рассказала родителям? — поинтересовался я, девочка поджала губы. Ей был неприятен этот разговор.

— Потому, что это не твоё дело, — нервно ответила она.

— Нравится, когда тебя бьют? — спросил я слишком нагло и бесцеремонно и сел рядом на пол. Лилиан посмотрела на меня, и в её глазах было слишком много грусти. Я боролся с двумя желаниями: посочувствовать ей или сделать ещё больнее. — Это правда, что твоя мать тебя била?

— Я же сказала — это не твоё дело, — вскрикнула девочка и отбросила тетрадь в сторону.

— Мне жаль, — сказал я, но Лилиан только фыркнула.

— Не нужно меня жалеть! — со злостью произнесла она и стукнула меня в плечо. Я рассмеялся.

— Если будешь так бить, то никогда никого не победишь. Давай я тебе лучше покажу, как правильно, — сказал я и Лилиан, поколебавшись, согласилась.

Не скажу, что с того дня мы стали лучшими друзьями сразу же, но это был большой шаг вперёд для нас обоих. Поэтому, когда речь зашла об удочерении, я больше не раздражался.

Лилиан оказалась не такой, как я себе представил с самого начала. Она всегда была настолько нетребовательной, неприхотливой, покорной, что эта невинность меня выводила из себя. И только чуть повзрослев, я понял настоящую причину такого поведения. Она просто не привыкла жить иначе.

Как-то вечером я сидел перед телевизором в гостиной и ел мороженое из ведёрка. Никогда не любил этот фисташковый вкус, а мама покупала его для Лилиан. Но едва ли девятилетняя девочка сможет съесть целое ведёрко.

— Будешь? — спросил я Лилиан, когда увидел, что она спускается со второго этажа.

Девочка только отрицательно покачала головой и прошла на кухню. Я пожал плечами и снова уставился в телевизор, а когда услышал голоса с кухни, решил убавить громкость.

— Тебе не по себе из-за этого, да? — спросила мама. Признаться, она никогда не была излишне, фальшиво и приторно любезна с Лилиан. Скорее относилась к ней уважительно и с любовью, с таким количеством любви, которое не пугало девочку.

— Она никогда теперь не появится? — ответила Лилиан вопросом. Мама немного помолчала. Я оторвался от телевизора и, обернувшись, стал наблюдать через раздаточное окно кухни.

— Лили, можно поговорить с тобой, как со взрослой? Я расскажу тебе, как дела обстоят на самом деле, ведь ты заслуживаешь знать правду, — мама потянулась через стол и сжала руку девочки. — Боюсь, что тебе это не понравится.

— Это разумно, — ответила Лилиан, я сдержанно засмеялся. И почему она всегда пыталась казаться такой умной и взрослой?

— Твою маму лишили родительских прав. И она больше не может о тебе заботиться. Но если она придёт, и ты захочешь её увидеть, я не буду против. Понимаешь? — спросила мама, девочка лишь кивнула. Ну и зачем нужно было говорить такое ребёнку?

— Она не придёт, — сказала вдруг Лилиан. — Раз уж она не пришла даже в суд.

— Кто тебе это сказал? — поинтересовалась мама, я поморщился. Вот же попадёт мне за это. Но Лилиан, как ни странно, не выдала меня.

— Я просто знаю, — ответила она. — Мне нужно теперь называть тебя мамой? Вы же собираетесь меня удочерить.

— Собираемся, — согласилась мама. — Но это тебя ни к чему не обязывает. Ты можешь называть меня так, как тебе удобно. Мы просто хотим, чтобы у тебя всё было хорошо.

С того дня я стал чаще задумываться о судьбе Лилиан. Каково это — понимать, что твоя мать не хочет жить с тобой? Что сделал бы я, если бы так поступили мои родители?

Возможно, причина в том, что не каждая женщина, родившая ребёнка, может стать настоящей матерью. И Лилиан просто не повезло.

Через неделю у Лилиан был день рождения. Первый праздник в стенах нашего дома для неё. Мама жутко нервничала и постоянно просила меня не испортить всё, хотя я и не собирался. Папа вёл со мной душеспасительные беседы каждый вечер, и я стал от них уставать. Меня это задевало, но в душе я понимал, что они просто хотят мира в нашей семье.

Была суббота и все остались дома. Мы украсили гостиную шариками, а мама испекла пугающе большой торт. Только мне казалось, что всё это лишнее. И я не ошибся.

Лилиан проснулась около девяти, и мы втроём как ненормальные ждали, пока она спустится вниз. Это меня нервировало.

Когда она увидела всю эту торжественность, то замерла на месте и долго молчала. Мне даже показалось, что она испугалась.

— С днём рождения, — прокричала мама и бросилась обнимать Лилиан, но девочка по-прежнему не понимала, что происходит. — Тебе сегодня десять, разве не прекрасно?

— Лучший возраст, — с улыбкой подтвердил папа. Я издал нервный смешок. Если десять лет — лучший возраст, то что говорить о шестнадцати, восемнадцати? Кого они хотели обмануть?

— Мы приготовили тебе подарок, — сказала мама и обратилась ко мне. — Ну же, Джейсон, неси его.

Я закатил глаза и поднёс ближе упакованную коробку. Понятия не имел, что там в ней. Лилиан была в растерянности. Кажется, такого дня рождения у неё ещё не было.

— Это мне? — спросила она, и я заметил, как дрожал её голос.

— Конечно, милая, — согласилась мама и обвела рукой комнату. — Это всё для тебя. Тебе нравится?

Лилиан ничего не ответила, лишь рассматривала комнату, а мне не хватало терпения.

— Ты что — шариков никогда не видела? — спросил я, девочка поджала губы. На её щеку упала слеза, но Лилиан быстро её вытерла.

— Конечно, видела, — ответила она. — Спасибо.

— Чем хочешь сегодня заняться? — спросил папа. — Можем съездить в зоопарк или в кино. Или куда захочешь.

Лилиан долго молчала, а потом всё же решилась спросить то, чего никто не ожидал, хоть это и было вполне логично.

— Мы можем поехать к маме? — осторожно спросила она.

Я увидел, как застыли лица родителей. Было ли им приятно это слышать? Вряд ли. Но они должны были быть к этому готовы. Нельзя забыть родную мать, даже если кто-то подарил тебе целую гостиную воздушных шариков.

— Лили, — начала мама, но я её перебил. К чему эти объяснения? Девочка и сама знала ответ на свой вопрос.

— Лучше поехали в парк аттракционов, — предложил я. — Там есть колесо обозрения, можно разглядеть весь город, словно он у тебя на ладони.

Лилиан закивала головой и слабо улыбнулась. Я почувствовал, как воздух в комнате перестал давить.

— Ну и отлично, — согласился папа. — Позавтракаем и будем собираться.

Лилиан убежала наверх отнести свой подарок, и я пошёл за ней. Увидел, как она сидит на кровати и смотрит на эту коробку, не отводя взгляд.

— Почему не откроешь её? — спросил я, девочка вздрогнула от неожиданности. — Неинтересно, что там?

— Интересно, — ответила Лилиан. — Но если открою его сейчас, то подарка уже как будто не будет.

— Тебе что — подарков не дарили? — удивился я, девочка отрицательно покачала головой.

— Дарили, но… это сложно объяснить.

— Вот что я тебе скажу, — произнёс я уверенно, — мои родители обожают дарить все эти глупые коробочки с бантами. По любому поводу. И так как ты теперь с нами навсегда, ты ещё успеешь от этого устать. Наслаждайся, Лилиан.

Девочка хихикнула.

— Твой подарок тоже бантом украшают? — с улыбкой спросила она, и я понял, что она издевается.

— В прошлом году на футбольный мяч бант прилепили, — ответил я вполне честно, девочка засмеялась. — В свою защиту скажу, что бант был голубым.

— У тебя хорошие родители, — сказала Лилиан, и я не мог не согласиться.

— Теперь они наши, — только и ответил я.

И тогда, когда мы были ещё детьми, и сейчас, когда у каждого свои взрослые проблемы, я готов поддержать её. Чувствую ответственность за её судьбу, за её счастье.

Ведь как бы там ни было — в конечном итоге, это я лишил Лилиан семьи, которая была ей нужна.

ЛИЛИАН
Май, 2018 год

Чувствую, что теперь наступила моя очередь мстить матери, когда ни разу за двенадцать дней не отвечаю на её звонки. Своего рода возмездие, только от него не становится легче. Знаю, что вскоре мы всё равно встретимся, и это лишь отсрочка.

Так же дела обстоят и с Этаном. Сколько бы мы ни игнорировали друг друга, увидеться в суде нам всё-таки придётся. Новость о том, что Этан поддержал мой иск, стала для меня шокирующей. В какой-то степени я была ему благодарна, но, с другой стороны, понимала, что у мужчины для этого есть своя выгода, а это ничего хорошего для меня не несёт.

Вечером перед слушаньем в суде Мэдлин привозит ко мне Эйвери. Нужно отдать должное Этану, несмотря на наши с ним сложности в отношениях, он не запретил мне видеться с сестрой. Хотя, на самом деле, он сделал это для самой Эйвери и уж точно не для меня.

Эйвери бросается ко мне в объятья и смеётся, когда я её легонько щекочу.

— Привет, красавица, — улыбаюсь я, девочка смущённо хихикает.

— Я заберу Эйвери завтра утром, — говорит Мэдлин, эти слова меня удивляют.

— Этан разрешил оставить её на ночь? — спрашиваю я, девушка, кажется, понимает мою реакцию.

— Да, это всем пойдёт на пользу, — отвечает Мэдлин. — Ему нужно успокоиться и побыть одному. А вам с Эйвери необходимо пообщаться. Она очень скучает.

Я благодарю Мэдлин и провожаю её до дверей. Эйвери сидит на диване и нетерпеливо машет ногами. Улыбка на лице сестры делает меня по-настоящему счастливой.

— Чем займёмся? — спрашивает девочка весело.

— А чего бы ты хотела? — интересуюсь я и сажусь рядом с сестрой.

— Не знаю, мне всё равно, — отвечает Эйвери и прижимается ближе ко мне. — Я так по тебе соскучилась.

Я обнимаю сестру и целую её в макушку. Самые приятные объятья в моей жизни.

— Хочешь, я тебе что-то покажу? — спрашиваю я сестру, и девочка сразу же соглашается.

Я выношу из кладовой большую коробку и ставлю её на пол. Эйвери садится на ковёр и с интересом смотрит на неё. Порой мне кажется, что сестру может удивить и поразить абсолютно всё. Видимо, для детей всё иначе.

— Можно? — спрашивает Эйвери, протягивая руку к крышке, и я соглашаюсь. Когда девочка открывает коробку, то восхищённо восклицает. — Вау! Это цветы?

— Да, когда они начинают погибать, я забираю их домой, а потом складываю в эту коробку, когда они засыхают, — объясняю я. Эйвери проводит кончиками пальцев по засохшим лепесткам.

— Жалко выбрасывать, да? — спрашивает девочка и я подтверждаю её догадку.

— Может, сделаем из них красивую аппликацию? — предлагаю я и Эйвери не без удовольствия соглашается.

Весь вечер мы проводим за работой и это нравится нам обеим. Эйвери засыпает в моей постели абсолютно счастливая, а я долго не могу уснуть. Любуюсь сестрой и молю Бога, чтобы никогда не расставаться с ней.

Утром я готовлю завтрак, впервые за последнее время, ведь сама обычно перекусываю на работе. Эйвери одевается в школьную форму и выходит из спальни. Я ловлю себя на мысли, что хочу провести так остаток жизни. Готовить завтраки и провожать сестру в школу.

Несмотря на то, что я никогда не хотела иметь детей, сейчас перспектива заботиться о шестилетней девочке не кажется мне пугающей. Может, это мой шанс исправить что-то в своей жизни?

Когда приезжает Мэдлин, на душе становится тяжелее. Не хочется разлучаться с Эйвери ни на секунду. Мне хочется самой отвезти её в школу, забрать, готовить обед и ужин, расчёсывать волосы перед сном.

— Слушанье через пару часов, — говорит мне Мэдлин. — Тебе нужно подготовиться. Не беспокойся об Эйвери.

— Ты считаешь, я неправильно поступила? — спрашиваю я девушку, она на секунду задумывается.

— Этан — мой брат. И я всегда буду за него, Лилиан. Но в данный момент разве вы не на одной стороне? Вы должны быть союзниками. Не делить Эйвери, а дополнить её жизнь.

— Ничего не имею против, — говорю я, — но Этан, он слишком остро на всё реагирует.

— Не до конца понимаю, что происходит между вами, — отвечает Мэдлин. — Но я хорошо знаю своего брата. Это не просто злость.

— И что же это? — интересуюсь я. Мэдлин только улыбается.

— Он влюблён в тебя, Лилиан, — отвечает девушка. — И эта ситуация выводит его из себя. Эйвери, детка, поторопись!

Пока я еду на автобусе в суд, думаю о словах Мэдлин. Правда ли то, что она мне сказала? Я всегда колеблюсь, верить ли в чувства Этана. Но правда в том, что в глубине души я всё же понимаю, что это не ложь.

Процедура суда мне не очень знакома. Я была на заседании всего один раз, когда мне было девять. Тогда мою мать лишали прав на меня. И я не видела всего процесса. Меня привели, задали пару вопросов и увели обратно. Поэтому, чего ожидать сегодня, неизвестно.

Сейчас всё иначе. Я сижу рядом с адвокатом в качестве истца, рядом адвокат Этана, хотя самого Ханта пока не видно. И сегодня в зале присутствует моя мать. Существенное отличие.

Этан вбегает в зал в попытке не опоздать, и я буквально ахаю, когда вижу его. Боюсь представить, чем он занимался вчера, но выглядит он неважно. Если бы я не знала, что Этан не пьёт, подумала бы, что у него похмелье. Хотя один раз он уже был в стельку пьян.

На щеке под глазом у Этана большой синяк, и я даже не хочу думать, с кем он подрался. Как можно явиться в суд в таком виде? Адвокат отчитывает Этана, это сразу заметно, хоть они и говорят шёпотом. Шерил самодовольно улыбается. У меня голова идёт кругом. Дэвинсон замечает моё состояние и спешит меня успокоить.

— Это лишь первое слушанье, Вы ведь понимаете? — спрашивает он. — Как бы всё ни пошло, всегда будет время что-то изменить.

— Как бы всё ни пошло? — переспрашиваю я и понимаю, что хриплю.

— Это образно. Всё будет в порядке.

Судья Фрэнк Флеминг входит в зал, и мне становится совсем не по себе. Лицо горит и воздуха будто не хватает.

— Мерритт против Хант, — оглашает секретарь, судья кивает и просматривает бумаги.

— Мисс Мерритт, — обращается ко мне судья Флеминг, — на каком основании Вы хотите лишить миссис Хант родительских прав?

— Ваша честь, — произносит Дэвинсон и встаёт. — Мы можем утверждать, что миссис Хант не исполняет свои родительские обязанности добросовестно. Готовы предоставить свидетелей.

— Ваш клиент такого же мнения, мистер Куинн? — судья обращается к адвокату Этана.

— Да, Ваша честь, — отвечает мужчина.

— А что приключилось с Вашим клиентом, не объясните мне? — вновь спрашивает судья, я замираю от волнения.

Странно, что я должна всем сердцем желать, чтобы Этан выглядел в как можно худшем свете, но всё равно переживаю за него.

— Это связано с его работой, Ваша честь, — поясняет Куинн, судья выразительно на него смотрит.

— Работа преподавателя сейчас так опасна?

— Мистер Хант также работает в ресторане барменом, — говорит адвокат. — Попался буйный клиент.

Судя по выражению лица Шерил, она не верит в эти слова. Должна ли я верить в них?

— Что скажете, миссис Хант? — обращается судья к моей матери. — Вы действительно так плохо обращаетесь с дочерью?

— Ваша честь, — произносит Шерил, и только сейчас я понимаю, что она без адвоката. Едва ли у неё есть на это деньги. — Это не так.

— Мне всё понятно, — подытоживает судья. — Приступим. Мисс Мерритт, прошу Вас подойти для дачи показаний.

С этого места мне видно сразу всех и это меня немного напрягает. Я даю клятву и жду, пока кто-то из присутствующих задаст мне вопрос.

— Назовите своё имя для протокола, — просит судья Флеминг.

— Лилиан Мейбл Мерритт, — отвечаю я и вижу, что Этан слабо улыбается. Довольно странно, что мы с Этаном постоянно выясняем отношения, делим Эйвери, провели несколько ночей вместе, целовались десятки раз, но даже не знаем вторые имена друг друга.

— Сколько Вам полных лет?

— Двадцать четыре, — на такие вопросы отвечать слишком легко.

Судья кивает и со своего места встаёт молодая женщина. Дэвинсон говорил о ней. Это — Дорис Хилл. Именно она будет выступать в интересах ребёнка.

— Кем Вы приходитесь миссис Хант? — спрашивает женщина, я вздыхаю. Это сложный вопрос.

— Она моя биологическая мать, — отвечаю я.

— Ваша мать была лишена родительских прав на Вас, это так? — вновь задаёт вопрос она, и мне остаётся лишь соглашаться.

— Да, мне было девять.

— Ваш иск выглядит как месть, мисс Мерритт, — произносит Хилл, и Дэвинсон буквально вскакивает с места.

— Протестую, Ваша честь, — кричит адвокат, судья лишь машет рукой.

— Успокойтесь, мистер Дэвинсон, — говорит он устало. — Ваша клиентка — не обвиняемая.

Все снова смотрят на меня, и я понимаю, что всё-таки нужно ответить.

— Меня не зря забрали от матери, — говорю я и стараюсь избегать смотреть на Шерил. Вместо этого сосредотачиваюсь на Этане. Несмотря на нашу ссору, он сейчас лишь одобрительно кивает на мои слова. — Она часто била меня, оставляла одну, плохо обращалась.

— Но речь идёт не о Вас, а о Вашей сестре, — замечает Хилл.

— А Вы считаете, люди меняются? — спрашиваю я и вижу, как Этан весело хмыкает.

— Скажите, свидетелем каких событий Вы были лично? — спрашивает судья.

— Шерил увезла Эйвери из школы без разрешения отца, скрыла её, а потом оставила ребёнка с приступом эпилепсии в гостиничном номере, — парирую я, и Шерил перестаёт улыбаться.

— У Вас есть доказательства? — спрашивает Хилл.

— У нас есть, — отвечает Куинн. — Заявление в полицию, отчёт о расследовании, отчёт медиков.

— Я уже изучил эти документы, — соглашается судья. — Мисс Мерритт, Вы лично видели, чтобы миссис Хант совершала противоправные действия по отношению к ребёнку?

— Она пыталась забрать Эйвери прямо из дома против её воли, — говорю я. — И Эйвери сама говорила мне, что мать несколько раз её била.

— Кто, по вашему мнению, должен воспитывать ребёнка? — вновь спрашивает судья. — К мистеру Ханту у Вас нет претензий?

— Пока нет, — говорю я и судья понимающе хмыкает.

— Мистер Хант, прошу Вас, — говорит Флеминг, и Этан встаёт со своего места.

Когда я возвращаюсь за свой стол, мы с Этаном обмениваемся взглядами, и я понимаю, как сильно соскучилась по этому мужчине.

— Назовите Ваше имя для протокола.

— Этан Кеннет Хант, — отвечает мужчина, и я улыбаюсь. Хотя бы на один маленький секрет стало меньше.

После пары обязательных вопросов Этана просят рассказать о причинах иска. Кажется, это даже неплохо, что он сейчас здесь.

— Моя жена впервые уехала, когда Эйвери было почти четыре года, — рассказывает Этан, и эта информация для меня новая. — Её не было четыре месяца, и для ребёнка эта разлука была очень сложной. Потом она уехала снова и вернулась лишь недавно, спустя четырнадцать месяцев. Нужно ли говорить, что пережила дочь?

— Когда Ваша жена находилась дома, как она обращалась с ребёнком? — спрашивает Хилл.

— Никак, — отвечает Этан. — Дочерью всегда занимался я. Шерил могла немного поиграть с ней или уложить спать. Но, кажется, общение с маленькими детьми её раздражает.

— При Вас миссис Хант когда-нибудь била Эйвери?

— При мне это было лишь один раз, но от дочери я узнал и о других случаях. К сожалению, я не всегда мог быть рядом.

— Мистер Дэвинсон, давайте выслушаем Ваших свидетелей, — произносит судья.

Время тянется медленно, мучительно медленно. Я слушаю рассказы учительницы Эйвери, социального работника, сотрудника полиции. Все эти слова так похожи друг на друга, что нужно быть дураком, чтобы оставить Шерил матерью хоть какого-то ребёнка.

Когда, наконец, вызывают Шерил, я начинаю волноваться, хотя глубоко в душе всё торжествует. Надеюсь, она ответит за все свои поступки.

— Миссис Хант, — обращается к ней судья, — Вы понимаете, зачем мы собрались здесь?

— Да, Ваша честь, — отвечает мать спокойно. Впервые вижу её такой покорной.

— Мы решаем, достойны ли Вы быть матерью ребёнка, и факты, к сожалению, против Вас. Вы это понимаете?

— Понимаю, — отвечает Шерил и всхлипывает. Я не верю ни одному её слову. Вижу, как Этан закатывает глаза, и понимаю, что не одна в своём мнении. — Я люблю Эйвери. Хочу быть для неё матерью.

— Дело не в том, любите Вы её или нет, — возражает судья. — Вопрос в том, можете ли Вы обеспечить ей тот уровень жизни, какого она заслуживает. Вы были лишены прав на старшую дочь, Ваша средняя дочь умерла ещё в младенчестве. Разве это не говорит о том, что Вы не справляетесь со своими обязанностями?

Меня удивляет то, что судье известно о Глории, но сильнее это удивляет Этана, ведь он вообще не знал о ещё одном ребёнке.

— Чёртова сука, — шепчет он в ярости, и мне хорошо понятна его реакция. Адвокат просит Этана сдерживаться, но мужчине это тяжело даётся.

— Я извлекла урок из своих прошлых ошибок, Ваша честь, — начинает Шерил, но судья её перебивает, и я ему за это благодарна. Нет желания слушать эту отрепетированную роль.

— Очень на это надеюсь, — отвечает Флеминг. — Миссис Хант, суд предоставляет Вам три недели для того, чтобы показать нам изменения. Вы можете видеться с дочерью, но не имеете права забирать её к себе без разрешения отца. Встречи только в присутствии отца и социального работника. Назначаю следующее слушанье на первое июня.

Такого решения я боялась больше всего. Вижу, что Этан злится, но и он скорее всего был к этому готов.

— Я приеду в субботу, — говорит Шерил Этану и проходит мимо меня, не сказав ни слова. Должно быть, решила игнорировать меня. Совру, если скажу, что это меня задевает.

Благодарю Дэвинсона и договариваюсь с ним о встрече на неделе, а потом выхожу из здания суда. Через несколько минут замечаю Этана. Он тоже видит меня и останавливается совсем рядом.

— Было сложно, правда? — спрашиваю я. Мужчина утвердительно кивает.

— Пожалуй, не самый приятный день в моей жизни, — отвечает Этан, и я не слышу в его голосе злости. Подхожу ближе и касаюсь его синяка на щеке. Мужчина морщится.

— Больно? — спрашиваю я. Этан сильнее прижимает мою руку к своему лицу и улыбается.

— Теперь нет, — отвечает он.

ЭТАН
Май, 2018 год

Во сне мне жарко и очень хочется пить. Чувствую, как чешется нос, и чихаю. Тут же слышу сдавленный смех и открываю глаза. На кровати сидит Эйвери и щекочет меня кончиками волос.

— Доброе утро, папочка, — смеётся она и целует меня. Я улыбаюсь.

— У тебя хорошее настроение? — спрашиваю я дочь, девочка радостно кивает.

— Посмотри, какую причёску мне Лилиан сделала, — хвастается Эйвери и поворачивается ко мне затылком. Её волосы сплетены в объёмную косу, даже не знаю, как это называется в женском мире.

— Очень красиво, — подтверждаю я, сажусь в постели и целую дочь в лоб. — Доброе утро, солнышко. Лилиан уже ушла?

— Нет, — отвечает дочка и встаёт. — Пора завтракать.

Первым делом я иду в ванную, чтобы умыться. Долго смотрю на своё отражение в зеркале и пытаюсь подобрать слова, которыми могу себя описать. Болван? Идиот? Кретин?

Ни одно слово не передаёт реальности. Я снова сорвался, и этому нет оправдания. Сегодня уже второй день, но следы похмелья всё ещё видны, и это как клеймо позора. Пора перестать бороться с болью с помощью алкоголя.

Когда я вхожу в кухню, то невольно улыбаюсь. Лилиан режет банан колечками и напевает что-то себе под нос. Я подхожу ближе и обнимаю девушку сзади. Она не вздрагивает, ведь, скорее всего, услышала мои шаги, но не подала вида.

— Доброе утро, — шепчу я и целую Лилиан в щеку. Девушка улыбается и поворачивается ко мне лицом.

— Ты чуть не проспал мой завтрак, — говорит она. — Я приготовила кашу вообще-то.

— Я уж точно не должен это пропустить, — говорю я и настойчиво целую Лилиан. — Мне нравится видеть тебя здесь.

— Этот синяк украшает тебя, — произносит девушка и касается моей щеки. — Но я бы не хотела видеть тебя таким.

— Это была случайность, ты же знаешь, — оправдываюсь я, хотя понимаю, что вру.

На самом деле, боюсь даже представить, что будет, когда Лилиан узнает правду, и всем сердцем надеюсь, что этого никогда не произойдёт.

Эта история началась ещё в день нашей ссоры. Хотя едва ли это что-то уточняет. Мы ссоримся слишком часто.

Ужин, запланированный Лилиан, пошёл совсем не так, как мы оба ожидали. Постоянное прожигающее дыру в сердце чувство злости вперемешку со страстью — уже, кажется, навечно поселились во мне. Потому я выбежал из квартиры Лилиан в гневе, и встреча, которая меня там ожидала, сделала только хуже.

В коридоре я столкнулся с парнем, которого уже видел у Лилиан. Он выглядел довольно молодо и официально. Сначала я подумал, что он адвокат, но потом всё стало на свои места.

Парень буквально врезался в меня в коридоре и усмехнулся.

— Словно дежавю, — процедил он сквозь зубы. — Видимо, теперь она свободна?

— Простите? — переспросил я, надеясь, что мне показалось. — Мы знакомы?

— Кажется, нет, но я о тебе слышал, — саркастично улыбнулся парень. — Ты тот, кто выводит Лилиан из себя. Как это у тебя получается?

— Тебе-то какое дело? — спросил я нервно. — Я сам буду решать, что мне делать. И не нуждаюсь в советах какого-то пижона.

Парень усмехнулся, и это только подлило масла в огонь.

— Вот именно поэтому тебя уже который раз выставляют вон, а я как спал с ней, так и буду спать дальше, — произнёс он, и я схватил его за ворот рубашки. Парень попытался высвободиться, но я не хотел ослаблять хватку.

— Это же Prada[3], придурок, — крикнул он, потом достал визитку и медленно вложил её мне в карман рубашки. — Если захочешь разобраться, позвони заранее, надену что-нибудь такое, что не жалко будет замарать о тебя.

— Да пошли вы оба! — буквально выплюнул я и оттолкнул парня от себя.

И вот накануне суда, сидя в баре, я неожиданно для себя набрал номер этого парня. Ивлин Конли. Вице-президент немаленькой компании в свои-то годы. Нет сомнений — сынок богатого отца. Всегда ненавидел таких.

Странно, что, восприняв мой звонок с сарказмом, Ивлин всё-таки приехал. И я сам не заметил, как оказался с ним в одном баре, опрокидывая очередную стопку текилы.

— Тебе настолько не с кем пить, что ты решил мне позвонить? — спросил парень у меня, я лишь хмыкнул. — Жалкое зрелище.

— Странно слышать это от человека, который приехал по первому моему звонку и пьёт вместе со мной, — ответил я ему и наполнил рюмку.

— Ты просто чёртов мазохист, Хант, — засмеялся Ивлин. Он опустошил рюмку, откусил лимон и сморщился. — Пришёл сюда слушать рассказы о том, как я имею девушку, которую ты любишь.

— С чего ты взял, что я её люблю? — спросил я, сжав кулаки. Увидев это, Ивлин рассмеялся.

— Это так очевидно, — сказал он. — Так чего ты хочешь?

— Что у вас за отношения? Вы встречаетесь? — поинтересовался я, стараясь оставаться спокойным. Хотя одна только мысль о том, что кто-то другой прикасается к Лилиан, вызывала у меня бурю негодования и ярости.

Ивлин только громко рассмеялся.

— Лилиан ни с кем не встречается, — сказал он. — И не надейся, что сможешь её себе подчинить, сделать из неё примерную жену. У этой девчонки нет сердца, уж поверь мне.

Ивлин выпил ещё одну рюмку, и я последовал его примеру. Было уже сложно говорить и соображать, но я не собирался прекращать пить.

Мысли о предстоящем суде, разводе, борьбе за Эйвери, а теперь ещё и картина, как Лилиан утопает в чужих объятьях, просто убивали меня. И, к сожалению, я не нашёл другого способа избавиться от этих мыслей.

— То есть она спит с тобой без любви? — спросил я, прожевав лимон.

— Она не знает, что такое любовь, — рассмеялся Ивлин, и этот смех раздражал меня. — Удовлетворение физических потребностей — не более. И я всегда рядом, чтобы помочь ей в этом.

Я снова сжал кулаки, борясь с желанием ударить этого парня прямо сейчас. Это и вправду мазохизм — слушать все эти разговоры о Лилиан.

— И тебя это устраивает? — поинтересовался я. — Никогда не хотелось большего?

— Девчонка создана именно для этого: секс и развлечения. Думаю, ты знаешь, какая она бывает в постели, — со смехом произнёс Конли, и я всё-таки не выдержал.

Поднялся со стула и толкнул Ивлина изо всех сил. Парень упал на пол, я сделал рывок вперёд и ударил Ивлина. К моему удивлению, парень снова рассмеялся. Он встал, вытер кровь с лица и подошёл ближе. Из его кармана выпала визитка, и мне захотелось уничтожить хотя бы её, если ничего не могу сделать с этим парнем.

— Ты смешон, Хант, — произнёс Конли. — Можешь и дальше бегать вокруг неё, но в конечном итоге ничего не получишь.

Я поднял визитку с пола и вложил её парню в карман пиджака. Ивлин хмыкнул и слишком самодовольно улыбнулся.

Он собирался уйти, но тут же развернулся и ударил меня по лицу. Я отскочил назад и упал, не в силах удержаться на ногах. Слишком много алкоголя.

— Это чтобы ты не думал, что можешь делать всё, что в голову взбредёт, — прошипел парень и бросил свою визитку, уже запачканную кровью, мне. — Знай свой место! — крикнул он и вышел из бара.

И вот теперь у меня под глазом синяк, а в душе миллионы сомнений. Нужно ли верить словам этого парня? Действительно ли Лилиан такая, как он говорит?

Не могу поверить, что нежная и хрупкая девушка, которая сейчас так дрожит в моих объятьях, может быть бесчувственной и меркантильной. Даже то, как она реагирует на каждое моё прикосновение, говорит об обратном. Слишком много чувств, огня и влечения. Но не притворяется ли она специально — только для того, чтобы усыпить мою бдительность? Чтобы забрать Эйвери.

— Ты меня раздавишь, — смеётся Лилиан, и я понимаю, что прижимаю её к себе слишком сильно.

— Прости, — выдыхаю я и ослабляю хватку, но не отпускаю девушку.

— Тебя что-то тревожит? — спрашивает Лилиан, проводя рукой по моей щеке. — Выглядишь ты неважно.

— Зато ты выглядишь великолепно на этой кухне, — отвечаю я и целую девушку. Она издаёт стон, когда мои губы касаются её. Я думаю о том, что такую реакцию нельзя подделать.

— Эйвери дома, — произносит Лилиан, прерывая поцелуй. — Давай позавтракаем, иначе мы все опоздаем.

После завтрака я отвожу Эйвери в школу и сам отправляюсь на работу. Конечно, появиться с синяком под глазом в университете кажется не очень хорошей идеей, но после того, как я пришёл в таком виде в суд, мне уже ничего не страшно.

Лилиан остаётся дома, так как ей нужно быть на работе чуть позже, и я стараюсь отогнать плохие мысли от себя, но это слабо у меня получается. Весь день меня преследуют картины того, как Лилиан встречает Ивлина на пороге моего дома, целует парня, снимает с себя одежду. Я то и дело перевожу размышления в другую сторону.

После лекции в университете я спешу домой, чтобы переодеться. Нужно ещё помочь Мэдлин в ресторане. Но когда я вхожу в квартиру, понимаю, что все мои планы разрушены. Из кухни доносятся приглушённые голоса и мне не составляет труда узнать, кому они принадлежат. Я останавливаюсь на пороге кухни и просто изумлённо молчу.

За столом, попивая вино из, кажется, уже второй бутылки, сидят и мило разговаривают полупьяные Лилиан и её мать Шерил.

ЛИЛИАН
Май, 2018 год

Неожиданные встречи делают нашу жизнь слишком ненадёжной и непредсказуемой. Никакой романтики случайности. Если ты не знаешь, чего ждать в следующую минуту, чувствуешь себя слишком неуверенно.

Поэтому, когда в дверь звонят, это выбивает меня из колеи. Кто может прийти к Этану домой в такое время? Разве что сам мужчина вернулся за чем-то.

Но всё оказывается совсем не так, как я ожидаю. За дверью на пороге квартиры стоит моя родная мать с бумажным пакетом в руках и победоносно улыбается, словно выиграла что-то очень ценное. Такое её поведение наводит меня на мысль о суде. Не так просто она пришла сюда.

— Этана нет дома, — говорю я вместо приветствия и собираюсь закрыть дверь, но Шерил преграждает мне путь.

— Я пришла к тебе, — признаётся мать, я хмыкаю.

— Интригует, — отвечаю я, но не спешу впустить женщину в квартиру. — С чего ты взяла, что я здесь?

— Тут Эйвери и Этан, — с сарказмом говорит Шерил, — где тебе ещё быть?

— И о чём же пойдёт разговор? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. — Об иске?

— Не только, — отвечает мать. Она достаёт из пакета бутылку вина и протягивает её мне. — Кажется, пришло время поговорить нам по душам.

— Звучит увлекательно, — говорю я, хотя на самом деле так не думаю. Отхожу в сторону и даю матери пройти в квартиру.

Шерил идёт сразу на кухню, а я следую за ней. Женщина ставит на стол две бутылки вина из пакета, достаёт из шкафчика два бокала, ищет в верхнем ящике штопор.

Я смотрю на свою мать и думаю о том, что четыре года она была хозяйкой в этом доме: ужинала на этой кухне, принимала душ, делила с Этаном постель. Кажется, только сейчас я на самом деле осознала, что сплю с мужем своей матери, и впервые мне становится тошно от этого понимания.

Шерил наливает вино в бокал и садится за стол, я сажусь напротив и долго сжимаю бокал в руке, так и не решаясь сделать глоток. Пить мне сейчас совсем не хочется. Мать же смело делает большой глоток вина и смотрит прямо на меня, изучая моё лицо.

— Я всегда тебя ненавидела, знаешь? — произносит Шерил и делает ещё несколько глотков алкоголя. У меня замирает сердце. Шумно выдыхаю и не отвожу взгляд, хотя чувствую себя из-за этого неуютно.

— Это связано с моим отцом, не так ли? — спрашиваю я, мать чуть заметно хмурится. Спустя столько лет ей неприятна эта тема, хотя она и пытается не подать виду.

— Всё намного глубже, — объясняет женщина. — Я отвечу на твои вопросы, если ты ответишь на мои.

Нужно бы взвесить все риски, но я слишком быстро соглашаюсь. Очень много лет в сомнениях, скитаниях и желании узнать правду дают о себе знать. Что ей может быть нужно в ответ? Конечно, всё дело в иске.

— Ты должна пить, — говорит Шерил, — иначе ничего не выйдет.

Ещё пару минут назад мне этого не хотелось, но сейчас я делаю несколько больших глотков и чувствую, как алкоголь обжигает горло. Мы с матерью обе ведём игру, которая больше похожа на блеф.

— Зачем тебе это нужно? — спрашиваю я о том, что не даёт мне покоя. Не верю в её стремление поговорить по душам. Плевать она хотела на мою душу, а своей у неё никогда не было.

— Давай просто обменяемся информацией и избавим друг друга от неприятного общества, — предлагает женщина, и в сердце что-то колет.

Я хочу убедить себя, что мне не больно от её слов, что спустя столько лет я не желаю даже капли хорошего отношения от своей матери. Правда в том, что, как бы сильно я ни была обижена или зла, как бы ни ненавидела Шерил, где-то внутри меня всё равно живёт девятилетний ребёнок, который надеется — мама всё осознает, приедет и больше никогда меня не обидит. Что мама будет меня любить.

Должно быть, то же самое чувствует и Эйвери. Насколько же больно испытывать такие противоречивые эмоции. Такой себе оксюморон любви. Жаждать привязанности матери и терзать себя несостоятельностью своих же надежд.

— Кто он? — спрашиваю я. — Мой отец…

— Он был студентом университета, — поясняет Шерил. Она допивает вино и снова наполняет бокалы. Не хватало ещё напиться, хотя сейчас это не такая уж и плохая идея. — Второй или третий курс.

— Ты заканчивала школу, не так ли? — спрашиваю я. Мать подтверждает, одним махом опустошая бокал. Это меня удивляет. Шерил волнуется?

— Вечеринка в честь Нового Года. Сначала он был довольно милым, шутил весь вечер, а когда понял, что я не собираюсь спать с ним, решил взять всё в свои руки, — мать рассказывает то, чего я не ожидала услышать никогда.

Всю жизнь гадала о том, кто мой отец, и ни разу не предполагала такого варианта. Я выпиваю всё содержимое бокала, потом снова его наполняю и выпиваю ещё раз.

Я появилась на свет в результате изнасилования. Самое большое сожаление моей матери, самая большая ошибка отца.

Никто не хотел моего рождения, никому я не принесла радости даже не мгновение. В чём смысл моей жизни?

— Почему не аборт? — спрашиваю я, Шерил выливает остатки вина в свой бокал и ставит пустую бутылку на пол.

— Твоя любимая бабушка запретила мне. Я была ребёнком — семнадцать лет. Ни жилья, ни работы. В университет я не поступала, боялась встретить его. Мать предложила мне сделку. Я рожаю ребёнка, а она оставляет мне дом.

— Я могу тебя понять, — срывается с моих губ, и голос звучит слишком жалостливо. — Но всё же — я ни в чём не была виновата.

— Я тоже не была ни в чём виновата, — резко отвечает Шерил. — Такова уж жизнь. Мы с тобой вынуждены были терпеть друг друга.

— Мне просто хотелось твоей любви, — признаюсь я, тут же жалея о сказанных словах. Алкоголь даёт о себе знать. Нужно перестать пить.

— А мне просто хотелось твоей смерти, — шепчет мать, и я издаю вздох, больше похожий на стон.

Если честно, это далеко не новость для меня, я слышала эти слова уже однажды и с тех пор никогда не забывала.

Мне было около семи лет, примерно столько, сколько сейчас Эйвери. В День Благодарения мать приготовила скромный праздничный обед, хотя сейчас я уверена, что еда была из кафе, ведь Шерил никогда не умела готовить.

Мы сидели за столом, молча доедали тыквенный пирог и втайне друг от друга мечтали поскорее закончить этот обед в угнетающем молчании. Я хотела посмотреть по телевизору парад, а чего хотела мать — не трудно догадаться. Поскорее уйти.

Но, к моему удивлению, мать осталась дома и весь вечер провела со мной перед телевизором, наблюдая за парадом и попивая вино из бутылки. Когда я уже отправилась к себе в комнату и легла спать, она пришла ко мне, села на край кровати и провела рукой по моим волосам.

От матери пахло алкоголем и духами, а ещё она всегда была непредсказуемой. Такая краткая характеристика Шерил.

— Ты вырастешь красавицей, Лилиан, — прошептала она мне, а потом вздохнула и добавила. — Но лучше бы тебя вообще никогда не было.

А потом она просто встала и вышла из комнаты, бросив меня размышлять о том, какой величины ненависть хранится в сердце моей матери.

— Зачем тебе Эйвери? Хочешь сказать, что стала прекрасной матерью? — спрашиваю я, переводя тему. Шерил берёт в руки вторую бутылку вина, откупоривает её и ставит на стол.

— Это уже совершенно другой разговор, — произносит она. — Эйвери — не ты.

— Да, — подтверждаю я. — Только вот ты не изменилась. Твой первый опыт материнства определил все дальнейшие. Ты просто привыкла быть такой матерью, точнее не быть ею совсем.

— С Эйвери всё иначе, — спорит мать. — Её отец хороший мужчина.

— Дело совсем не в отце, — говорю я чуть громче, чем следовало бы. — У неё та же мать, и этого не изменить.

Шерил весело хмыкает. Алкоголь и её подчиняет себе. Не понимаю, зачем ей нужно было спаивать меня, и при том напиваться самой. Возможно, только так она могла заставить себя поговорить со мной.

— Ты не можешь оправдывать свои поступки тем, что сделал мой отец, — закипаю я. — Отец у Глории был другим, но это не помешало тебе её погубить. Отец Эйвери, по твоим словам, хороший человек, но и это не помешало тебе бросать дочь раз за разом. А что, если он обидит тебя? Вы поругаетесь, он предаст тебя? Ты начнёшь отыгрываться на ней?

— У меня на всё есть свои причины, и не тебе меня судить, — нервно отвечает мать и тянется к бутылке с вином, но я перехватываю её руку.

— У меня есть все основания судить тебя, — отвечаю я. — Ты пришла уговаривать меня забрать иск, но этого никогда не случится. Тебя лишат всех прав на этого ребёнка.

Шерил выдёргивает руку и сдержанно улыбается. Я вижу, что ей нужно слишком много сил, чтобы не сорваться и не закричать. Может, она действительно переживает за Эйвери?

Чёрт, кому я верю? Это ведь Шерил Бэйли! Она не знает ни жалости, ни любви.

— Эйвери будет хорошо со мной, — объясняет мать. — Её отец полностью обеспечит ей достойную жизнь. Лучшая школа, университет, дом. Ни ты, ни Этан никогда не сможете дать ей это.

— Ты хочешь забрать дочь ради денег? — вскрикиваю я. — Продаёшь её за какое-то благосостояние?

— Я не продаю её в рабство. Всего лишь воссоединяю семью, — улыбается Шерил, а меня эта улыбка обескураживает. Стараюсь просто держать себя в руках и не поддаваться провокациям.

— Её семья здесь, — возражаю я спокойно. — И ты в неё не входишь.

— Ни Этан, ни, тем более, ты не являетесь её семьёй, — парирует Шерил. — Ты спишь с Этаном только чтобы контролировать его, он спит с тобой, чтобы самоутвердиться. Скажи мне, Лилиан, каково это — быть любовницей женатого мужчины?

Мать усмехается и это только больше меня раззадоривает. О чём бы мы ни говорили, цель у нас обеих одна — сделать друг другу больно.

— Думаю, ты знаешь об этом лучше, — слышу я голос за своей спиной и понимаю, что он принадлежит Этану.

Мужчина заходит в комнату и останавливается у обеденного стола. Берёт в руки бутылку с вином, изучает её, а после ставит обратно.

— Не припомню, чтобы открывал в своей квартире бар, — произносит Этан, а потом одаривает меня взглядом, полным осуждения. — Одиннадцать утра, Лилиан. Не слишком ли рано?

— Брось, Этан, — весело, словно заигрывая, говорит Шерил. — Мы с дочкой просто болтали о жизни.

— У тебя нет дочерей, — возражает Этан. Он снова забирает со стола бутылку и выливает вино в раковину. — Шерил, тебе лучше уйти. Можешь увидеться с Эйвери в субботу, как и договаривались.

— Подумай о моих словах, — говорит мне мать, я откашливаюсь, прежде чем ответить.

— Думаю, мы уже всё прояснили, — возражаю я. — Наша встреча была бессмысленной.

Шерил улыбается и встаёт из-за стола. Она уже собирается выйти, но вдруг возвращается, подходит ко мне и наклоняется.

— Ты похожа на меня больше, чем думаешь, Лилиан Мерритт, — говорит она мне на ухо, хотя, я уверена, Этан тоже это слышит. — Увидимся, Этан.

Когда Шерил выходит из квартиры, я остаюсь наедине с Этаном, его вопросами и своими чувствами. Не знаю, чего я боюсь больше.

— И что всё это значит? — спрашивает мужчина, и это вполне закономерный вопрос.

— Она права, — отвечаю я и сначала удивляюсь сказанному, а потом понимаю, что это истина.

— Не представляю вопроса, в котором она может быть права, — признаётся Этан и протягивает мне руку, приглашая встать.

Когда я встаю из-за стола, то понимаю, что алкоголь подействовал на меня больше, чем казалось. Действительно, не самое разумное решение — напиваться прямо с утра. Но такой возможности поговорить с матерью мне могло бы больше не представиться.

— Ты изменяешь ей со мной. Я твоя любовница, Этан, — произношу я, мужчина смеётся.

Он прижимает меня к себе и проводит рукой по щеке. Такой обычный и такой уже привычный мне жест. Этого хватает, чтобы разжечь в моей душе огонь.

— Мой брак ненадолго, — отвечает Этан. — Что ещё наговорила тебе моя сумасшедшая жена?

Я морщусь, ведь мне совсем не нравится осознавать, что мужчина, к которому я испытываю чувства, женат. Да ещё и на моей матери.

— Мы не должны позволить ей забрать Эйвери, — прошу я, словно это зависит от Этана.

— Этого никогда не случится, — произносит мужчина. — Эйвери всегда будет с нами.

— Мы должны её сберечь, Этан, — умоляю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Нельзя было столько пить. — Она такая ранимая. Словно цветок.

Мужчина улыбается и проводит рукой по моим волосам.

— Такая же, как и ты, — шепчет мне на ухо Этан. Я вся покрываюсь мурашками. От его слов мне хочется плакать, ведь никто никогда не говорил мне ничего более прекрасного. — Душа цветка в человеческом теле.

ДЖЕЙСОН
Май, 2018 год

У горя и скорби нет срока годности. Фраза о том, что время лечит, — слишком банальна. Но заявление о том, что со временем ничего не меняется, намного банальнее. В этом деле нет правильного и красноречивого варианта. Все переживают боль по-разному: кто-то кричит и плачет, кто-то пытается абстрагироваться, но всех без исключения выдают глаза. Полные страданий и одновременно пустые, лишённые других чувств.

Я больше никогда не хочу видеть такого взгляда. Именно поэтому нельзя допустить, чтобы Лилиан потеряла свою сестру. Как бы мы с ней ни любили друг друга, родного человека никто не заменит, и я даже не подумаю обидеться.

Кладу цветы на холодный могильный камень и невольно замираю, увидев ещё не засохший букет. Видимо, Лилиан была здесь недавно. Странно, что она даже не предупредила меня, ведь раньше она никогда не приезжала на кладбище одна. Чувствую, что именно этот факт меня задевает.

Но ведь и я здесь сегодня один. Нужна возможность подумать в тишине и покое, рядом с близкими людьми.

Уже собираюсь уйти, но вдруг взгляд ещё раз падает на цветы. Только сейчас этот букет мне кажется странным. Красные гвоздики. Лилиан никогда бы не принесла гвоздики. Любимые цветы нашей матери белые розы, сама Лилиан предпочитает, конечно же, лилии. Кто мог принести их сюда? Долго ломаю над этим голову, а потом понимаю, что зря это делаю. У наших родителей было много друзей и знакомых. Кто-то точно помнит о годовщине. Спешу в машину, чтобы поскорее избавиться от странных мыслей. Сегодня нужно ещё успеть в спортзал, а вечером я планировал заехать к Лилиан. Хочу узнать, как продвигается дело.

Но все мои планы рушатся, когда я подхожу к дверям своей квартиры. В коридоре меня встречает молодая девушка. Её волосы напоминают мне струи разливающегося шоколада. Это лицо кажется таким знакомым и родным, что я на пару секунд выпадаю из реальности. Мне требуется время, чтобы поверить в происходящее.

— Хлоя, — выдыхаю я, и девушка виновато улыбается. Кажется, она совсем не ожидала меня увидеть.

— Здравствуй, Джейсон, — отвечает она, и её голос кипятит мою кровь. — Прости, я думала, тебя нет дома. Не хотела тревожить.

— Может, войдёшь? — спрашиваю я, чувствуя, что волнуюсь. Девушка лишь отрицательно покачивает головой.

— Я разбирала вещи и нашла кое-что, принадлежащее тебе. Просто захотела вернуть, — отвечает Хлоя. И только сейчас я замечаю небольшой бумажный пакет на ручке двери.

Прохожу мимо девушки и снимаю пакет с ручки. Даже не представляю, что в нём.

— Мне казалось, ты выгребла из квартиры все мои вещи, — произношу я, Хлоя лишь качает головой.

— Как оказалось, нет, — отвечает она. — Лишь недавно нашла.

Я открываю дверь в квартиру и снова приглашаю Хлою войти. Но она не спешит соглашаться.

— Не думаю, что в этом есть смысл.

— Мы не виделись два года. Разве нам не стоит поговорить? — интересуюсь я.

— В том-то и дело. Мы не виделись два года. Нам не о чем говорить.

— Но ты всё равно пришла сюда, — парирую я, хотя понимаю, что у меня мало шансов.

— Надеялась не застать тебя, — отвечает Хлоя, но я ей не верю.

— Зачем же в таком случае напоминать о себе? Могла бы просто выбросить этот пакет.

— Он тебе ещё пригодится, — говорит девушка.

— Хлоя, — повышаю я голос, — ради Бога, прекрати это.

— Я войду, — вдруг соглашается она. — Только перестань кричать.

Хлоя делает неосторожные шаги и останавливается у выхода. Я закрываю дверь и долго смотрю на девушку. Она не изменилась, словно и не было этих двух лет. Такая же красивая и всегда сдержанная.

Только сейчас понимаю, как сильно по ней скучал. Наше расставание было глупым и скомканным. Я заглушал боль работой и старался совсем не думать о миловидной брюнетке, которая разбила мне сердце. Или это я разбил сердце ей.

— Ничего не изменилось, — произносит Хлоя, осматривая комнату. — Разве что твой костюм теперь в разы дороже. Не зря работал столько времени.

— Давай не будем о работе, — прошу я, но Хлоя хмыкает, хотя выражение её лица всё такое же спокойное.

— Почему нет? Именно из-за твоей работы мы и расстались.

— Мы расстались потому, что ты ушла от меня, — напоминаю я. В памяти сразу всплывают события двухлетней давности. Я вернулся домой и обнаружил у двери квартиры чемоданы с вещами.

— Проблема в том, что ты сам это выбрал. Всё, о чём ты мог думать — это работа и твоя сестра. Мне не было места в этом идеальном мире, — произносит Хлоя и впервые за сегодня я слышу в её голосе обиду. Даже спустя столько лет. Видимо, время не стирает предательства. Хотя об этом я уже упоминал.

— Не говори ерунды. Ты всегда была мне дорога, — отвечаю я, но девушка точно не верит этим словам и делает вид, что вообще их не услышала.

— Как там Лилиан? — спрашивает Хлоя. Мне знаком этот тон с едва уловимой ноткой ревности. Хлоя никогда не была положительно настроена по отношению к Лилиан, считала, будто я неоправданно сильно её опекаю. Но я вот никогда так не считал.

— У неё всё в порядке. С чего такие вопросы?

— Просто за пару лет ты преуспел в работе, судя по всему. Думала, может, и с Лилиан всё стало веселее.

— Хлоя, — говорю я, нервничая больше, чем следует. — Я всегда тебе говорил: Лилиан — моя сестра! И между нами никогда ничего не может быть.

— Именно поэтому ты выбрал её, — подытоживает Хлоя.

— Ты поставила мне условие: либо ты, либо работа и моя семья, — напоминаю я, девушка хмурится. — И ушла, не услышав ответа.

— Нет, Джейсон. Ответ мне был понятен. Может, откроешь пакет?

Я опускаю руку в пакет и натыкаюсь на маленькую коробочку. Сердце начинает учащённо биться. Кажется, теперь я всё понимаю. Достаю бархатную коробочку и открываю её.

— Я хотел жениться на тебе, — произношу я тихо, смотря на кольцо. В груди жжёт.

— Но ещё сильнее ты хотел быть героем для своей сестры, — отвечает Хлоя и выходит из квартиры, хлопнув дверью.

Я остаюсь стоять посреди комнаты с кольцом в руках и пулевым ранением в сердце от слов Хлои. Она права. Я любил Хлою, но Лилиан я всегда любил сильнее. И мне нужно было во что бы то ни стало обеспечить ей стабильное, счастливое будущее.

У меня есть два варианта: сидеть и тонуть в воспоминаниях либо постараться отвлечься хоть немного. Так как я всегда придерживался рационализма, то выбираю второй вариант.

Бросаю кольцо в нижний ящик комода, беру спортивную сумку и выхожу из квартиры. За столько лет я не нашёл лучшего способа бороться с болью, чем усиленная тренировка.

Поэтому, когда я приезжаю в спортзал, то не жалею себя ни на секунду. После четырёх миль на беговой дорожке не чувствую ни капли облегчения. Пот стекает по лицу, и я вытираю его полотенцем. Смотрю на своё отражение в зеркале и боюсь этого человека.

Мужчина, положивший жизнь к ногам сестры ради её покоя и благополучия. Мужчина, у которого ничего не получилось.

Хлоя никогда не понимала, почему я так рьяно забочусь о Лилиан, даже когда она уже перестала быть ребёнком. Но Хлоя никогда не знала, как чувство вины пожирало и продолжает пожирать меня каждый день. Родители умерли из-за меня, и у меня не было другого способа избавиться от этой боли и стыда.

Тринадцатый день рождения Лилиан был последним её днём рождения, который мы отмечали всей семьёй. Сестра жутко стеснялась, но я знал, что ей нравилось быть в этот день с родителями. За четыре года в нашем доме она прочно обосновалась в наших сердцах. Родители души в ней не чаяли, да и я стал взрослеть и больше понимать, поэтому старался время от времени заботиться о сестре.

Накануне своего дня рождения Лилиан пришла ко мне в комнату и задала довольно странный вопрос.

— Ты не знаешь, что мне подарят родители? — поинтересовалась она, а меня этот вопрос удивил. Нет ничего плохого в том, чтобы желать подарка в день рождения, но Лилиан никогда это не волновало. Ей каждый раз было жутко неудобно получать какие-то вещи от родителей.

— Ты хочешь что-то конкретное? Могу намекнуть без проблем.

— Да, — ответила сестра и села на край кровати. — Как думаешь, они позволят мне увидеться с матерью?

Я слегка опешил от такого заявления. За последние годы Лилиан ни разу не упоминала свою родную мать. Долгая работа с психологом пошла сестре на пользу. А я узнал слишком много плохого, чтобы ненавидеть всем сердцем Шерил Бэйли.

— Мне казалось, мы — теперь семья. Родители тебя удочерили, любят. Что тебя не устраивает? — раздражённо произнёс я с обидой. Было неприятно слышать такие слова.

— Я люблю родителей. И ни за что не вернусь в дом матери. Но есть другая проблема, — произнесла Лилиан. Было заметно, что это её тревожит. — Я думаю, что у меня есть сестра.

— С чего ты взяла?

— Воспоминания из прошлого часто преследуют меня. Я помню её ещё младенцем, — пояснила сестра, но мне это показалось неубедительным.

И никакие доводы я не принял во внимание ни тогда, ни после. Подобный разговор происходил много раз, но я никогда не верил. Кто бы мог подумать, что спустя годы Лилиан не только выяснит правду о той самой сестре, но и найдёт ещё одну.

И теперь вопрос с Эйвери стоит остро. Сейчас это не детские разговоры в комнате. Всё переросло в нечто большее: сложные отношения, суд, жизнь ребёнка на грани разрушения.

Я отлично помню все слёзы Лилиан и теперь не хочу повторения. Кажется, это моя судьба — спасать детей ненавистной мне Шерил.

Приняв душ после тренировки, я сразу же еду в магазин к Лилиан, чтобы поговорить о том, как продвигается дело. Но сестра рассказывает мне о недавнем визите матери, её откровениях, а потом произносит то, что меня обескураживает.

— Джей, я хочу найти своего отца.

ЛИЛИАН
Май, 2018 год

— Ты совсем спятила, — возмущается Джейсон. — Не могу в это поверить.

Реакция брата мне понятна, хотя я всё же надеялась на то, что он меня поддержит. Джейсон ставит последний контейнер с цветами в холодильник и громко хлопает дверцей.

— Он изнасиловал твою мать, а теперь ты жаждешь встречи? Едва ли он хотел твоего появления, и уж точно этому не обрадуется.

— Порой у меня складывается впечатление, что ты всеми способами пытаешься оградить меня от семьи. Сначала ты не верил в существование Глории, теперь это…

— Семьи? — переспрашивает брат. — Я — твоя семья, Лилиан. Мать, чуть не убившая тебя, отец-преступник. Они тебе не семья. Я ограждаю тебя от лишних переживаний и неприятностей.

— Дело в том, что я не совсем верю в рассказ матери, — моё признание словно ошарашивает Джейсона. Сначала на лице брата недоумение, но оно быстро сменяется на скептицизм.

— Естественно, ты не веришь, — хмыкает он. — Ты просто не можешь смириться с этой мыслью. Но лучшее, что можно сделать с этой ситуацией, — это принять её и попытаться забыть.

— Ты только подумай, Джей, — прошу я брата. Он проводит рукой по волосам и на мгновение замирает. Такой знакомый мне жест. Мой брат переживает. — То же самое было и с разговорами о Глории. Сначала Шерил утверждала, будто сестру удочерили, и только потом уже признала правду. И об этой ситуации она ни разу не упомянула в детстве. Я даже слово «отец» от неё не слышала, а она бы уж точно не упустила такой возможности меня помучать. И теперь эта женщина вдруг заявляется ко мне, рассказывает всю эту историю и уходит, сделав вид, что предприняла попытку отговорить меня от суда. Она ведёт какую-то игру.

— Это попытка не отговорить тебя от суда, а отвлечь. Теперь ты всеми способами будешь стараться найти отца, чтобы убедиться в наличии морального аспекта своего появления на свет. Она слишком хорошо знает тебя, хоть и не видела много лет.

Я пересчитываю дневную выручку и думаю над словами Джейсона. Может, он и прав, но и в своей правоте я не сомневаюсь.

Ясно одно — незнание будет сводить с ума, сомнения и предположения навечно поселятся у меня в голове. И единственный способ это изменить — узнать правду. Джейсон словно читает мои мысли и предпринимает последнюю попытку отговорить меня от этой затеи.

— Хочешь докопаться до истины? Подумай, Лил, что ты будешь делать с ней потом?

— Очевидно, что буду реветь тебе в плечо, — признаюсь я. — Но мне нужно всё узнать. И если не хочешь помогать, то хотя бы не мешай.

Джейсон шумно выдыхает и, кажется, сдаётся. Знаю, несмотря ни на что, он всегда готов прийти мне на помощь. И за это стоит поблагодарить судьбу, которая свела меня с лучшим братом на свете.

— И с чего ты хочешь начать? — спрашивает Джейсон, я победоносно улыбаюсь. — Наверняка, в твоей коварной головке уже созрел план.

— Вообще-то, я собиралась начать с бумаг по удочерению. Там должно быть моё старое свидетельство о рождении и куча других документов. Кто знает, что я там найду. Эти документы ещё у тебя?

— Лежат дома, — пожимает плечами Джейсон. — Ты сама не захотела их забирать, а выбросить я не смог.

— Можно их посмотреть?

— Конечно.

— Прямо сейчас, — прошу я, брат утвердительно кивает.

— Почему бы и нет.

— Тогда поехали, — говорю я.

За пару минут убираю последние вещи на места, выключаю свет и запираю магазин. Джейсон открывает дверцу машины и смотрит на меня с волнением.

— Ты сядешь? — спрашивает брат, я утвердительно киваю, хотя чувствую дрожь во всём теле.

Джейсон одобрительно улыбается, помогает мне сесть в машину и сам застёгивает ремень безопасности. Потом садится на водительское сидение и хлопает дверцей громче, чем положено. Я вздрагиваю.

— Ты правильно поступаешь, — приободряет меня парень. Хотя я и сама это понимаю, легче мне не становится.

— Решила, что нужно бороться с этим. Пока слабо получается.

— Всё будет хорошо, — говорит Джейсон и сжимает мою руку всего на пару секунд, а потом заводит машину. — Просто верь мне, я тебя не подведу.

Дорога занимает всего пятнадцать минут, хотя мне кажется, что прошла целая жизнь. Жизнь, в которой одиннадцать лет назад никто не сел в автомобиль.

Уже стемнело и огни ночного города сливаются для меня в единую полоску света. Я закрываю глаза, чтобы представить себя в более безопасном месте. Сама не замечаю, как сильно впиваюсь ногтями в ладони. Джейсон резко тормозит, и я едва слышно подвываю.

— Прости, — произносит брат. — Ты отлично справилась. Уже можно открыть глаза.

Бросаю взгляд на брата и с коротким криком вздрагиваю. Лицо Джейсона в крови, но парень всё ещё улыбается. Тру глаза и понимаю, что просто схожу с ума. Воспоминания иногда подчиняют нас себе в самый неподходящий момент.

— Лили, ты к этому привыкнешь, — уверяет меня брат, а я спешу выйти из машины и вдохнуть тёплый майский воздух.

Звонит мобильный, и на экране я вижу номер Этана. Воспоминания о нём и вчерашнем дне вызывают у меня улыбку.

— Здравствуй, красавица, — говорит Этан весело. — Эйвери ждёт тебя в гости.

— Эйвери и только? — спрашиваю я, чувствуя, как расслабляюсь и отхожу от поездки.

— Говорить о себе было бы эгоистично. Ты сегодня занята?

— Я у Джейсона, хочу пообщаться с братом, пока у него появилась свободная минутка. Я заеду завтра, ты не против?

— Буду только рад. Завтра суббота, помнишь?

— О таком не забыть, — подтверждаю я, именно завтра должна прийти Шерил на встречу с Эйвери. — До завтра, Этан.

Сбрасываю звонок и улыбаюсь.

После вчерашнего разговора с матерью я не могла найти себе места. Долго сидела за столом, сжимая руками бокал, в котором ещё десять минут назад было вино. Идея выпить ещё уже не казалась такой ужасной.

— Ну хватит, — произнёс Этан и забрал бокал у меня из рук. — Ты всё ещё переживаешь из-за её слов? Не стоит даже думать об этом.

— Всё слишком сложно, Этан, — призналась я, хотя не хотела вдаваться в подробности. Мужчина привычно поджал губы, а потом, казалось, расслабился.

— Собирайся, Лилиан, — сказал он и, увидев мой удивлённый взгляд, поспешил объяснить. — Я отвезу тебя в прекрасное место.

Я встала из-за стола и повернулась к Этану. Невероятная нежность и тепло разлились в моей груди.

— Иди сюда, — сказал Этан и притянул меня к себе. Оказавшись в его объятьях, я почувствовала, словно голый стебелёк в моей душе покрылся молодыми листочками.

— Не знаю, что может быть прекраснее этого, — прошептала я.

Этан улыбнулся и едва коснулся губами моих губ.

— Увидишь, — ответил он. — Бери вещи и поехали. Знаю, ты не любишь машины. Мы могли бы поехать на автобусе.

— Я постараюсь это пережить.

И вот так я впервые добровольно сделала то, чего не удостаивался даже мой брат Джейсон. Я доверила Этану Ханту свою жизнь.

Та поездка на автомобиле мало чем отличалась от сегодняшней. Слишком много страха и учащённого сердцебиения. Но после поездки всё было иначе.

— Ты привёз меня на кукурузное поле? Серьёзно? — спросила я дрожащим голосом, когда увидела впереди поля.

— Не совсем так, — ответил Этан. — Там есть то, что тебе понравится.

Этан не соврал. Да, это было поле, полное зелёной травы и первых цветов. Как только мужчина остановил машину, я открыла дверцу и буквально упала прямо на землю. У меня не было сил даже пошевелиться. Эта поездка словно утопила меня в боли.

— Лилиан, — протянул Этан, присев рядом. Он провёл ладонью по моей щеке, и уже потом я поняла, что плачу. — Твои слёзы выжигают мне сердце.

— Всё в порядке, — прошептала я.

— Тогда улыбнись, — попросил мужчина. — И наслаждайся.

Этан достал из машины большое покрывало и постелил его на землю. Я лежала и смотрела на облака так долго, что на время забыла обо всех своих проблемах и горестях.

— Я думал, что сирень растёт на деревьях, — вдруг произнёс Этан и сорвал один из цветков, росших в поле.

— Сирень — это куст, — улыбнулась я. — То, что ты держишь в руках, вовсе не сирень. Это вербена.

— Та, что помогает от нечисти? — спросил мужчина, я засмеялась и перевернулась на живот.

Солнце слепило, но мне нравилось это ощущение. Я взяла из рук Этана цветок и вдохнула его аромат с цитрусовыми нотками.

— Существует много легенд об этом цветке, — пояснила я. — Считалось, что вербена наделяет человека даром ясновидения, помогает исполнить любое желание и, как ты справедливо заметил, защищает от нечисти.

— Довольно универсальный цветок. Волшебный, — подытожил Этан, я весело хмыкнула.

— А ещё вербена — главный ингредиент для приворотного зелья, — таинственно произнесла я, а мужчина понимающе покачал головой.

— Так вот что ты сделала? Приворожила меня, — прошептал мужчина и поцеловал меня.

Он расстегнул пуговицу на моей блузке и стал спускаться ниже, целуя мою шею, а потом грудь.

— Мы ведь посреди поля, Этан, — прошептала я сбивчиво.

— В том-то и дело, — ответил он мне. — Здесь нас никто не найдёт.

— Лилиан, — слышу я голос Джейсона из окна и понимаю, что слишком погрузилась в воспоминания. — Поднимайся уже в квартиру.

Джейсон ставит передо мной коробку с документами и чашку кофе. Брат знает меня слишком хорошо. Я благодарю его и открываю коробку. Понимаю, что сидеть на диване мне слишком неудобно и опускаюсь на ковёр. Джейсон улыбается.

— Ты словно не взрослеешь, — говорит он и идёт на кухню, давая мне возможность разобраться во всём самой.

Документов в коробке не так уж и много. Я пролистываю ответы на запросы родителей, мои выписки из больницы, решения судов и останавливаюсь, когда нахожу свидетельство о рождении. Раньше я не видела этот документ.

После удочерения родители сменили мне фамилию и сделали новое свидетельство со своими именами. И вот я держу в руках листок, который напоминает мне о том, кто я на самом деле, откуда я и где моё место.

Лилиан Мейбл Бэйли — вот моё настоящее имя, именно за него я сейчас расплачиваюсь.

Мать — Шерил Брук Бэйли. Отец — Нил Стивен Диксон. Я сжимаю листок так сильно, что боюсь его порвать. Имя моего отца всегда было рядом, всегда было известно, но я никогда даже не интересовалась этим.

Зачем Шерил вписала его в свидетельство, если так ненавидела его? Если хотела забыть о нём навсегда? Хотя едва ли я могла ей в этом помочь.

Собираю бумаги в стопку, а потом замечаю на дне коробки ещё одну папку. Неужели для удочерения нужно столько документов?

Здесь всё то же самое, что и в прошлой папке: выписки, заявления, решения суда, старое свидетельство о рождении. Только вот имя совсем другое.

— Что-нибудь нашла? — спрашивает Джейсон, и я вздрагиваю. Поднимаю глаза на брата и молчу, размышляя, имею ли я право рушить чужую жизнь.

Но будь я на его месте, я бы хотела знать правду. Хотя… Хотела бы? Не знаю.

— Ты никогда не смотрел эти бумаги? — задаю я брату встречный вопрос, он пожимает плечами и делает несколько глотков кофе из моей чашки. Совсем о нём забыла.

— Что там может быть интересного? Мама берегла эти документы для тебя. Мне казалось, сначала ты должна их посмотреть, а потом уж я, если будут причины.

— Прости, Джей, — прошу я брата и протягиваю ему его старое свидетельство о рождении.

Джейсон Адам Конли. Родители: Элизабет и Адам Конли.

ЭТАН
Май, 2018 год

Лилиан застёгивает последнюю пуговицу на моей рубашке и демонстративно закатывает глаза.

— Расслабься, Этан, — просит она. — Социальному работнику будет всё равно, во что ты одет. А Шерил и подавно.

— Лилиан! — зовёт Эйвери из своей комнаты. — Не заплетёшь мне волосы?

— Кажется, в этой семье все друг друга стоят, — улыбается девушка и уходит помочь Эйвери.

Я ещё раз окидываю комнату взглядом, чтобы убедиться, что здесь чисто. Не хочу предстать в плохом свете перед служащим социальной службы. Нужно зарекомендовать себя только с положительной стороны.

Лилиан необязательно здесь находиться. Хоть она и инициатор иска, но официально является чужим человеком для Эйвери. А вот на деле всё выглядит совсем иначе. Эта белокурая девушка стала слишком важной частью нашей жизни. Порой это меня пугает, ведь мы так часто теряем родных нам людей.

— Папа, — зовёт меня дочь, я оборачиваюсь. — Красиво?

— Очень, — подтверждаю я и вижу, как Лилиан довольно улыбается.

Настойчивый стук в дверь нарушает полную идиллию в нашей квартире. Мы с Лилиан переглядываемся, и я спешу открыть. Уже в коридоре слышу голос дочери.

— Как думаешь, маме понравится моё платье?

Не разбираю, что отвечает Лилиан, но в душе зарождается ужасное чувство. Эйвери так страстно желает любви матери, но в итоге всё равно разочаруется.

На пороге квартиры я вижу молодую девушку с волосами цвета шоколада. Девушка слабо улыбается и протягивает мне руку, чтобы поздороваться.

— Мистер Хант, я — Хлоя Грант, социальный работник, — произносит она, и я приглашаю её войти.

Всё, кажется, идёт хорошо, но, когда я вижу выражение лица Лилиан, понимаю, что ошибался.

— Вот так сюрприз, — говорит Лилиан Хлое. — Что ты здесь делаешь?

— Могу спросить тебя о том же, — отвечает девушка. — Я здесь работаю.

— Это социальный работник, — поясняю я, Лилиан ахает.

— Тебя не ознакомили с материалами дела? — вспыхивает девушка за мгновение. — Как ты могла сюда прийти?

— Я знаю только то, что должна, — произносит Хлоя спокойно и уверенно. — Моя задача — следить за состоянием ребёнка и поведением Шерил Хант. Остальное — не моя компетенция.

— Ты не можешь быть объективной, — спорит Лилиан.

— Что происходит? — спрашиваю я. Эйвери смотрит на происходящее с недоумением.

— Мистер Хант, прошу прощения, — говорит Хлоя. — Лилиан, кажется, не до конца понимает ситуацию.

— Это ты не до конца понимаешь ситуацию, — возражает Лилиан. — Я — истец этого дела. И ты не можешь здесь находиться.

— Может, ты уже объяснишь, в чём проблема? — снова прошу я, но девушка не спешит что-то рассказывать.

— Я звоню своему адвокату! — бросает Лилиан и выходит из комнаты.

— Насколько я понял — вы знакомы.

— Можно и так сказать. Это долгая история, — отвечает Хлоя, а после обращается к Эйвери. — Привет. Меня зовут Хлоя.

— Я — Эйвери, — осторожно отвечает дочь.

— Очень красивое имя. Мистер Хант, я могу пообщаться с Эйвери?

— Конечно, — спокойно соглашаюсь я. — Могу подождать в соседней комнате.

Лилиан сидит за кухонным столом, обхватив голову руками. Я подхожу ближе и кладу руки на плечи девушки, она вздрагивает.

— Это какой-то замкнутый круг, — шепчет Лилиан. — Не могу поверить, что всё реально.

— Наш город не такой уж и большой. Неудивительно, что все здесь друг друга знают. Зачем так переживать?

— Хлоя встречалась с моим братом пять лет и всё это время люто меня ненавидела. Как она может рассудить по справедливости, если изначально предвзята?

— Что сказал адвокат? — спрашиваю я и сажусь радом за стол.

— Пообещал разобраться. Когда же всё закончится?

— Всё только начинается, Лилиан, — признаюсь я, хоть это никак не сможет успокоить девушку. — Нам нужно держаться ради Эйвери.

Девушка нехотя соглашается. Ещё минут пятнадцать мы сидим с Лилиан на кухне, а потом возвращаемся в гостиную. Шерил до сих пор не приехала, и это зарождает в душе странное ощущение.

С каждой минутой воздух в комнате накаляется всё сильнее. Лилиан прожигает взглядом Хлою насквозь, а Эйвери становится всё мрачнее.

Я несколько раз звоню Шерил, но она не отвечает, а потом и вовсе отключает телефон. Мы все понимаем, чем закончится сегодняшний день.

— Пожалуй, я пойду, — говорит Хлоя. — Я внесу данные о неявке в отчёт, думаю, это ускорит дело. Если будет нужна моя помощь, звоните.

— Едва ли в этом будет необходимость, — возражает Лилиан, это меня только веселит.

Хлоя не обращает внимания на последнее замечание и, попрощавшись, уходит. Мы остаёмся втроём в квартире наедине со своими мыслями и страхами. Мне больно смотреть на дочь. Она сидит на диване, опустив голову, и изо всех сил старается не заплакать. Знаю, как сильно она ждала мать, несмотря ни на что. И теперь её маленькое хрупкое сердце снова разбито на части.

Лилиан бросает на меня взгляд, в котором слишком много чувства вины.

— Детка, — обращается девушка к Эйвери, — думаю, мама просто не успела. Она обязательно придёт в другой день.

— Не придёт, — тихо говорит девочка, а потом поднимает глаза и смотрит на Лилиан. Мне не нравится то, что происходит. — Это ты виновата.

— Что? — переспрашивает девушка. Заметно, что она обескуражена и сбита с толку.

— Не говорит так, Эйвери, — вступаю я в разговор.

Лилиан хочет взять девочку за руку, но Эйвери вскакивает с места и отталкивает сестру от себя.

— Мама не пришла из-за тебя, — произносит дочь, повышая голос. — Ты теперь с папой, а значит, вы не хотите, чтобы мама вернулась. Это вы её обидели. Ты, Лилиан, ты обидела её.

— Солнышко, — жалобно просит Лилиан. — Не нужно так говорить. Это неправда.

— Правда, — уже кричит дочь, и я вижу, как она начинает плакать. — Это ты во всём виновата! Ты!

— Эйвери, — строго говорю я. — Тебе стоит извиниться.

— Нет, — кричит дочь. — Ненавижу вас обоих.

Эйвери убегает в свою комнату и громко хлопает дверью, но даже сквозь стены я слышу её плач. Лилиан стоит посреди комнаты и растерянно смотрит на меня. В её глазах тоже слёзы, но девушка пытается держаться.

— Этан, — произносит она, и её голос срывается.

Я подхожу ближе и обнимаю её. Лилиан падает в мои объятья так, словно они — спасательный круг. Я только глажу её по волосам и пытаюсь подобрать правильные слова, но это не так просто.

— Я всё испортила, — шепчет Лилиан. — Мне лучше уйти и никогда не возвращаться.

— Будь благоразумна, — прошу я. — Эйвери — ребёнок, которому сделали больно. Сейчас она будет винить в этом каждого, пока ей не станет легче. Но ты ни в чём не виновата.

— Это я сделала ей больно.

— Нет уж, — протестую я. — Больнее, чем Шерил, никто никогда не сможет её ранить.

Я отпускаю Лилиан, и девушка привычно садится на пол, опираясь спиной на диван, а я сажусь рядом.

— Знаешь, я всегда забочусь об Эйвери, но порой мне кажется, что делаю это чересчур сильно, — это признание даётся мне нелегко. — Но в конечном итоге, едва ли у меня получится оградить её от всех несчастий. Боль делает нас сильнее, но я хочу видеть её счастливой, пусть и не роковой женщиной.

— Едва ли боль помогает нам стать сильнее, — возражает Лилиан. — Она делает нас уязвимыми, пугливыми, замкнутыми. Учит нас бояться, избегать всего. Подчиняет полностью. В чём тут сила? Боль делает нас слабыми.

— Трудно не согласиться, — подытоживаю я. — Пойду поговорю с Эйвери. Пообещай, что никуда не уйдёшь, хорошо?

Дочь спряталась под кроватью и продолжает реветь. Я опускаюсь на колени и заглядываю под кровать. Эйвери отгораживается от меня старым медведем — единственным, что осталось у неё от матери.

— Зря ты обидела Лилиан, — говорю я. — Она ни в чём не виновата. Твоя мама не хочет жить со мной, и здесь нет ничьей вины. Понимаешь?

— Можно поехать к тёте Мэдлин? — спрашивает дочь.

— Ты и на меня обижаешься? — интересуюсь я. Поведение девочки мне не до конца понятно. Хотя едва ли она сама себя понимает.

— Пожалуйста, пусть она меня заберёт, — плачет Эйвери.

Мне следует пожалеть дочь и сделать всё, что она просит, но я поступаю совсем иначе.

— Я — твой отец, а Лилиан — твоя сестра. И ты останешься дома, Эйвери, — говорю я строго. — Вылезай из-под кровати и давай пообедаем.

— Я хочу спать, — возражает дочь.

Пока укладываю дочь спать, думаю о том, что нужно делать дальше. Лишить Шерил прав на дочь — правильное решение, но как мне объяснить это Эйвери? Как помочь ей забыть мать, если это в принципе невозможно. Лилиан пятнадцать лет не живёт с матерью, но ей вовсе не всё равно до сих пор.

Когда Эйвери засыпает, я возвращаюсь в гостиную, но не обнаруживаю Лилиан там. Прохожу по квартире и нахожу девушку, свернувшуюся калачиком в постели. Она не плачет, а просто смотрит в пустоту. Я сажусь на край кровати и провожу рукой по волосам девушки.

— Кажется, сегодня моя роль — успокаивать белокурых красоток из семьи Бэйли, — шучу я, девушка слабо улыбается.

— Ты что-нибудь знаешь о родном отце Эйвери? — спрашивает Лилиан и садится в постели. Я пожимаю плечами.

— Нет. Шерил говорила, что они просто недолго встречались. Никаких имён, да и меня это не волновало.

— Что написано в её свидетельстве о рождении?

— Там моё имя. Я удочерил Эйвери, если ты не забыла, — напоминаю я, но Лилиан лишь отрицательно качает головой.

— Что там было написано до того, как ты её удочерил?

— Ничего. Шерил была матерью-одиночкой. В графе «отец» стоял прочерк.

Девушка обдумывает информацию и молчит. Я смотрю на неё и не могу перестать думать о том, какая она красивая. Всегда боялся быть снова обманутым привлекательной внешностью и фальшивым учтивым поведением, но теперь я готов быть обманутым, лишь бы это продлилось как можно дольше.

— В университете Небраски есть возможность узнать кое-какую информацию о бывшем студенте? — интересуется Лилиан. — Ты ведь работаешь там, наверняка, знаешь, куда обратиться.

— Смотря что конкретно тебе нужно. Если дело серьёзное, я попробую что-нибудь сделать.

Лилиан встаёт с кровати и роется в сумочке, пока не достаёт оттуда листок с именем, и протягивает его мне. Нил Стивен Диксон.

— Не знаю этого человека, — признаюсь я. — Но, как и обещал, попробую что-нибудь сделать.

— Хотя бы номер телефона или адрес. Не больше.

— Ты же знаешь, я всегда рад тебе помочь, — говорю я и подхожу к девушке.

Прижимаю её к себе и с наслаждением вдыхаю запах её волос, которые всегда пахнут цветами. Ещё полгода назад я сомневался, стоит ли доверять Лилиан, а теперь готов отдать в её руки свою жизнь.

ЛИЛИАН
Май, 2018 год

Секретарь Джейсона улыбается, когда видит меня. Девушка предлагает кофе и какие-то журналы, чтобы занять меня, пока я жду брата. У него снова важное совещание, но он сам просил меня заехать, а значит, дело срочное.

В приёмной довольно просторно и светло. Белые кожаные диваны и много цветов. Всё в духе Джейсона. Вряд ли он занимался здесь обустройством, но всё это идёт ему как нельзя больше.

Полчаса проходят в томительном ожидании, пока брат, наконец, не возвращается с совещания. Он передаёт какие-то бумаги секретарю и просит меня войти в кабинет. Парень излишне серьёзный и сосредоточенный. Это меня пугает.

Я сажусь в кресло напротив брата и жду объяснений, но Джейсон не спешит. Он постукивает пальцами по столу и смотрит в окно. Не хочу его торопить, но ожидание сводит меня с ума.

— Джейсон, — зову я брата. — Что произошло?

Парень переводит взгляд на меня, и в его глазах я вижу отчаяние. То самое, которое пожирало его одиннадцать лет назад.

— Моя жизнь перевернулась, Лилиан, — признаётся Джейсон. — То, что я узнал…

— Джей, я понимаю, что это было неожиданно. Но разве это имеет такое огромное для тебя значение? Ты всю жизнь твердил мне, что наши родители замечательные, и вовсе неважно, что они мне не родные.

— Да, так и есть, — соглашается брат. — Так и было бы. Тяжело понимать, что многое в моей жизни было обманом. Но, как бы там ни было, родители были лучшими для меня.

— Тогда что не так?

Джейсон открывает папку с бумагами и протягивает мне пару документов. Я просматриваю их мельком, но мало что понимаю. Брат это замечает.

— Я вёл переговоры с компанией несколько месяцев. Десятки раз менял условия, подстраивался, шёл навстречу. Этот контракт очень важен для нашей фирмы и для меня в частности. И потом появляется этот выскочка и всеми силами переманивает наших потенциальных партнёров на свою сторону.

— Приятного мало, — соглашаюсь я. — Но уверена, ты справишься, Джей. Это не должно так выбивать тебя из колеи.

— Если бы не одно «но», — продолжает брат. — Обрати внимание на название компании.

Я ещё раз пробегаю глазами по бумагам. Адамс Констракшен. Генеральный директор — Адам Конли.

Глубоко вздыхаю и закусываю щеку. Я так и не рассказала брату о том, что знаю одного из семьи Конли. Может, до последнего надеялась, что это просто совпадение. Сколько людей с такой же фамилией может проживать в Линкольне? Вряд ли Ивлин единственный.

— Ты виделся с ним? С Адамом?

— Нет, — отвечает брат. — Конечно же, нет. Все дела компании ведёт Ивлин Конли, молодой наследник. Хотя и с ним я пока не встречался. Какова вероятность того, что они — моя семья?

— Не знаю, — признаюсь я честно.

Тайна, которую я храню, убивает меня. Джейсону неизвестно о моей связи с Ивлином. Я никогда даже не упоминала об этом парне, а брат не вмешивался в мою личную жизнь. Мысль о том, что я четыре года спала с родным братом моего сводного брата, вызывает у меня приступ тошноты.

Знает ли сам Ивлин, что Джейсон, о котором он столько слышал, может быть его братом? Пишу сообщение Ивлину с просьбой о встрече и гадаю, насколько далеко он меня пошлёт. Наша с ним последняя встреча прошла более чем ужасно. Я надеялась, что мы больше никогда не увидимся. Но теперь нужно всё прояснить.

— Ты не обращался в службу опеки? Не изучал документы? — интересуюсь я, брат кивает.

— Документы об усыновлении я просмотрел. Там ничего нового. Только имена, которые я уже и так знаю. Мой заклятый враг по бизнесу — мой отец, Лилиан. Как такое вообще возможно?

— Не знаю, Джей, — только и отвечаю я, не представляя, как успокоить брата.

Ивлин присылает мне адрес и ни слова больше. Решаю, что нужно поехать и поговорить с ним. Может, он ничего и не знает, но прояснить ситуацию не будет лишним. Хотя я пока не представляю, что вообще ему скажу.

— У меня есть кое-какие дела, — говорю я брату. — Можно мне заехать вечером к тебе?

— Конечно, Лили, — отвечает Джейсон. — Буду рад.

Я никогда не была у Ивлина дома. Мы встречались сначала в комнатах общежития, потом у меня дома, но ни разу я не приходила к нему. Судя по адресу, это частный сектор и едва ли это квартира.

Нужно брать такси, и я долго борюсь с собой, прежде чем сесть в машину. Страхи не исчезают за один день.

Дом Ивлина выглядит неприлично большим и богатым. Двухэтажный особняк почти на окраине города, ограждённая территория, огромный сад. Он явно живёт с родителями, хотя я бы тоже предпочла не жить одной.

Парень встречает меня у входа во двор, молча провожает в дом и оставляет на пару минут осматривать комнаты изнутри. Здесь много дорогих вещей и мебели, но ничего не выглядит слишком вычурным. Такой себе идеальный стиль богача.

Ивлин возвращается с двумя стаканами виски и, наконец, решается заговорить.

— Я знал, что долго ты без меня не протянешь, — улыбается парень. — Решила утолить тоску в моих объятьях?

— Не опошляй всё, — прошу я. — Мне просто нужно с тобой поговорить.

— Интригует, — парень протягивает мне стакан с алкоголем и садится на диван, жестом приглашая меня присесть рядом.

Я сажусь в кресло, долго верчу в руках стакан и не знаю, с чего начать. Имею ли я право вмешиваться в семейные дела Джейсона? Хотя об этом нужно было думать до того, как приезжать в это чёртово королевство разврата.

Залпом выпиваю виски и с шумом выдыхаю. Ивлин усмехается.

— Узнаю Лилиан Мерритт. Так в чём дело?

В колледже, как и все студенты, мы с Ивлином любили играть в «Правду или Действие». Лишний повод выпить и повеселиться в компании. Ивлин всё время выбирал действие, и меня это раздражало, ведь он не стеснялся никаких своих поступков, а суть игры была как раз в том, чтобы хоть иногда переступать через себя.

Когда Ивлин в очередной раз выбрал действие, я заныла.

— Ты серьёзно? Снова? — простонала я, но девчонки из компании были не согласны. Ещё бы, ведь ему через раз выпадало поцеловать кого-нибудь из них или что-то в этом роде.

— Боже, ну ты и зануда, — засмеялся парень, запивая свои слова пивом. — Хорошо, пусть будет правда. Довольна?

Девочки оживились, и каждая хотела узнать что-то особенное, но была очередь Молли, а она только и додумалась спросить:

— Сколько у тебя было девушек?

И все захихикали. Все, кроме меня. Я лишь пренебрежительно фыркнула, а Ивлина это только позабавило.

Если бы мне сейчас представилась возможность задать ему вопрос, я бы точно не потратила такой шанс впустую.

— У тебя уютно, — начинаю я издалека. — Кажется, ты любимчик у своих родителей.

— Я — единственный ребёнок в семье. И это дом родителей, а не мой. Мне пока ни к чему отдельное жильё.

— Так вот почему ты такой эгоист, — улыбаюсь я. — Избалованный деньгами принц.

Ивлин встаёт и достаёт из бара бутылку виски, после снова наливает алкоголь в стаканы. Делаю несколько маленьких глотков.

— А ты слишком избалована вниманием своего брата, — парирует Ивлин, я начинаю кашлять.

— Твоя фирма вставляет ему палки в колёса, — нападаю я, парень снова усмехается.

— Прибежала его спасать? Джейсон уже большой мальчик, ты не должна за него заступаться.

— Кто же за него заступится, если не я? Его родители умерли, его приёмные родители, — я делаю акцент на последних словах, Ивлин перестаёт улыбаться.

— Не в моих правилах помогать бедным сироткам. Разве что только тебе.

— Ты бы помог своему брату? — спрашиваю я, парень залпом выпивает виски и ставит стакан на столик. Потом он наклоняется вперёд и говорит таким тоном, какого я ещё не слышала. Слишком жестоко и коварно.

— Нет, потому что у меня нет никакого брата.

Я со звоном ставлю стакан на столик и встаю. Уж теперь-то мне точно понятно, что Ивлин — брат Джейсона, и самому парню об этом хорошо известно.

Смотрю на Ивлина и ищу черты Джейсона. Между ними всего два года разницы. Один цвет волос, глаз, но я бы не сказала, что они похожи. Брат всегда был для меня воплощением силы, смелости и благородства. А Ивлин — это бесконечное веселье, беззаботная жизнь и похоть. Возможно, воспитание имеет больший вес, чем гены.

— Зря я пришла. Думаю, мне пора.

— Если надумаешь помочь братцу, приходи. Я всегда найду для тебя варианты, — произносит Ивлин надменно и расстёгивает пуговицу на рубашке.

Я закатываю глаза, беру сумку и буквально выбегаю из дома. Мне не хватает воздуха. События в моей жизни начинают казаться мне каким-то непрекращающимся кошмаром, но ощущение, что дальше будет только хуже, не даёт покоя.

После работы, на которой никак не удаётся отогнать от себя дурные мысли, я, как и обещала, еду к брату. По сравнению со всем происходящим, перспектива поездок на машине кажется мне уже не такой пугающей. Оказывается, есть вещи пострашнее собственной смерти.

— Я пришёл ровно минуту назад, — устало улыбается Джейсон. — Твоей пунктуальности можно только позавидовать. Будешь чай?

— Не откажусь, — соглашаюсь я и брат уходит на кухню.

Я смотрю на наше старое семейное фото, которое стоит у брата на полке, и улыбаюсь. Мой тринадцатый день рождения, последняя наша совместная фотография. Потом жизнь превратилась в ад.

— Лилиан, — зовёт меня брат, выглядывая из кухни. — Совсем забыл. У меня телефон разрядился. Не поставишь его заряжаться, должен позвонить заказчик.

Я утвердительно киваю и принимаюсь выполнять просьбу брата. Подсоединяю зарядку, включаю телефон и, замечая своё фото на заставке, улыбаюсь.

— У тебя пару сообщений на голосовой почте, — кричу я брату.

Он выходит из кухни с двумя чашками чая.

— Включи на громкую связь, я пока принесу тебе печенье, — просит брат, я хихикаю.

— Ты уже начал печь печенье?

— Довольно остроумно.

Я включаю телефон на громкую связь и сажусь в кресло.

— Мистер Мерритт, — говорит мужчина на записи. — Это Джон Годри. Мы обсудили Ваше предложение и готовы обговорить детали. Перезвоните мне, когда сможете.

— Поздравляю, — кричу я брату, он выходит из кухни с вазочкой печенья с шоколадом.

— Джейсон, — слышу я голос в телефоне, такой знакомый женский голос. — Это Шерил. Было приятно с тобой пообщаться. Мне нужно уехать, но я обязательно вернусь, так и передай ей.

Джейсон смотрит на меня растерянно, а я не знаю, что должна сказать и как потребовать объяснений. Брат ставит вазочку с печеньем на столик и садится в соседнее кресло. Парень тяжело вздыхает и потирает переносицу.

— Скажешь что-нибудь? — спрашиваю я, брат бросает на меня осторожный взгляд.

— Не знаю, что сказать, — признаётся парень, а я вспыхиваю буквально за секунду.

— Может, ты объяснишь мне, с чего моя мать вдруг звонит тебе и отчитывается о своих передвижениях? — кричу я и вскакиваю с места. — Почему она называет тебя по имени и откуда вообще тебя знает?

— Лилиан, всё не так, как ты себе представляешь, — пытается оправдаться брат, но меня буквально трясёт от осознания сучившегося.

— Ты что — в сговоре с моей полоумной матерью?

— В каком ещё сговоре? — интересуется Джейсон. — Мы просто пообщались. Это запрещено?

— Как ты мог, Джейсон? — кричу я. — Никто не просил тебя с ней общаться! Это ты дал ей мой номер изначально? Скажи!

— Да, это я дал ей твой номер, — признаётся брат.

— Какой же ты придурок, Джейсон! — вскрикиваю я и со злостью разбиваю о пол чашку с чаем. Горячий чай попадает мне на кожу, но предательство обжигает меня намного сильнее.

— Прошу тебя, — умоляет брат, но я слишком рассержена, чтобы слушать.

Хватаю свою сумку и выбегаю из квартиры, хлопнув дверью. Кажется, сегодняшний день не задался с самого начала. Хотя в последнее время у меня слишком мало хороших дней.

Сестра не хочет со мной встречаться, видеть брата не хочется мне. Два родных человека, и теперь я осталась без них. Единственный, кто ещё есть у меня, это человек, дожидающийся у двери моей квартиры.

— Ты не отвечаешь на звонки, — говорит мне Этан вместо приветствия.

Я лезу в сумку и достаю телефон. Несколько пропущенных от Этана и Эллиота Дэвинсона. Что-то случилось, не зря же звонил адвокат.

— В чём дело? — интересуюсь я.

— Твой адвокат, видимо, тебе ещё не сообщил, — произносит Этан. — Слушанье перенесли на следующую неделю.

ЭЛЛИОТ
Май, 2018 год

Голова просто раскалывается на части, а пятая чашка кофе делает только хуже. Я пытаюсь не заснуть прямо в зале суда. Ночь мне пришлось провести в офисе на диване, но это намного лучше, чем находиться дома.

Заранее было понятно, что сегодняшнее заседание не продлится долго. Было всё ясно ещё и в прошлый раз, но судья, как и положено, дал матери шанс. Шанс, который ей был не нужен.

После показаний социального работника, пары вопросов моей клиентке и Этану Ханту судья Флеминг выносит тот вердикт, которого все так ждали. Лилиан рядом со мной шумно выдыхает и откидывается на спинку кресла.

— Поздравляю, — говорю я ей, и она просто кивает в ответ.

Дело было слишком простым, но только не для этой девушки. Для клиентов всегда всё иначе. То, что я называю просто своей работой, для них целая жизнь. Стараюсь всегда помнить об этом.

— Спасибо, — говорит мне Лилиан, когда мы выходим из здания суда. — И вот ещё что — насчёт второго дела. Я не буду подавать в суд на Этана, думаю, мы всё решим сами.

— Это Ваше право, — соглашаюсь я, хотя понимаю, что загоняю себя в ловушку.

Вчера вечером мне позвонил Джейсон Мерритт. Его звонок удивил меня. Официально мой клиент — Лилиан, но Джейсон с самого начала настаивал на полном осведомлении.

— Что бы там ни говорила моя сестра, — произнёс мужчина, — не стоит бросать это дело. Она может передумать в любой момент.

— Хотите, чтобы я готовил иск без её заявления?

— Скорее, чтобы Вы собрали всю необходимую информацию. Узнайте побольше об этом Ханте, стоит ли ожидать от него сюрпризов. Я хочу быть уверен, что всё в порядке.

— К сожалению, я отнюдь не частный детектив, — моё возражение Джейсон воспринял с энтузиазмом.

— За сколько тысяч долларов Вы бы могли им стать?

Я никогда не был продажным или меркантильным, хоть деньги и не бывают лишними. И действовать за спиной своей клиентки мне вовсе не хотелось.

— Я уже начал работать в этом направлении, — признаюсь я, и это чистейшая правда. — Отправил пару официальных запросов. Если что-то узнаю, сообщу Вам. Но новых шагов предпринимать не буду.

— Это разумно, — соглашается девушка. — Спасибо.

Она прощается со мной и спускается вниз по ступенькам. У дороги её ждёт Этан Хант. Мужчина обнимает Лилиан и целует её слишком трепетно. Я усмехаюсь. Вот оно что. Борьба за ребёнка превратилась в отношения, довольно нездоровые отношения, но это совсем не моё дело.

В кармане вибрирует телефон, и я сбрасываю звонок, увидев на экране номер Бонни. У нас с женой не лучший период, и в данный момент я завидую Лилиан и Этану, ведь у них есть то, чего не хватает нам, — лёгкость.

После слушанья я еду в полицейский участок, чтобы пообщаться со старым другом. Пол Барнетт был моим одноклассником, а после колледжа мы оба стали защищать закон, только по разные стороны баррикад.

— Эллиот, — кричит мне парень. — Какими судьбами? Тебе снова что-то нужно от меня?

— Можно и так сказать. Не нароешь мне информацию об этом человеке?

— Новое дело? — интересуется парень, откидываясь на спинку стула, и делает пару глотков из кружки. — Ты ведь знаешь, что несанкционированная информация не поможет тебе в суде. Сделай официальный запрос.

— Даже не представляю, где бы я был без тебя, — мои слова звучат весело, хотя на душе паршиво. Телефон разрывается от звонков жены, но я не спешу брать трубку. — Мне просто нужно знать, чего ждать. Есть ли вообще какой-то смысл.

— Чёрт с тобой, — сдаётся Пол. — Давай сюда своего парня. Сейчас что-нибудь отыщем.

Я протягиваю Полу листок с именем и чувствую, как снова звонит телефон.

— Дай угадаю — Бонни названивает? — спрашивает парень, я утвердительно киваю. — Что бы там ни было, просто ответь. Женщины не любят, когда их игнорируют.

Смотрю на номер жены на экране и всё же сдаюсь. Отхожу подальше от стола Пола и отвечаю на звонок.

— Эллиот Дэвинсон, — возмущается жена. — До каких пор ты будешь меня избегать?

— Бонни, я ведь на работе. Мы можем поговорить позже?

— Позже? — кричит Бонни. — Когда ты собираешься разговаривать со мной, если уже которую ночь не приходишь домой?

— Ты же знаешь, что у меня много работы.

— А ты знаешь, что у тебя три недели назад родился сын? — не унимается жена. — Чем, по-твоему, занята я, пока ты там работаешь? Отдыхаю в спа-салоне?

— Бонни, мне просто нужно закончить кое-какие дела, а потом я вернусь, — пытаюсь успокоить жену, но это невозможно.

— Надеюсь, ты подробно изучил детали дела о лишении родительских прав, Эллиот, потому что скоро я сделаю то же самое с тобой.

Бонни бросает трубку, и я ей не перезваниваю. За столько лет вместе я понял, что бесполезно пытаться её успокоить. Нужно только переждать плохой период. Жена права — я ужасный отец. После рождения сына я словно слетел с катушек. Находиться дома оказалось пыткой. Все эти крики по ночам, да и днём тоже, без возможности просто выспаться, я уже молчу про то, чтобы заняться делами. Спустя несколько лет в мечтах о ребёнке я оказался к этому не готов.

— Ты не поверишь, что я отыскал, — довольно произносит Пол.

— Распечатай мне файлы, и я посмотрю дома.

— Жена не в духе? — спрашивает парень, я утвердительно киваю. — Она родила, а тебя нет рядом. Вполне законный повод тебя ненавидеть. Просто купи цветов и извинись. Поверь отцу двоих детей.

Я забираю распечатанные Полом файлы и еду домой. По дороге всё же покупаю цветы, но Бонни, кажется, совсем этому не рада. Жена смотрит на меня с осуждением и обидой.

— Даже не надейся, что я прощу тебя за какой-то букет хризантем, — говорит она, скрестив руки на груди.

— Но ведь это твои любимые, — начинаю я свою оправдательную речь. Бонни вырывает у меня из рук букет и одаривает меня самым испепеляющим взглядом.

— Я люблю пионы, — бросает она и уходит на кухню.

Сын спит в кроватке и кажется удивительно милым. Чувствую себя болваном, променявшим семью на спокойные ночи и гонорар.

— Стоило оно того? — тихо спрашивает меня Бонни, останавливаясь на пороге детской.

Я оборачиваюсь и смотрю на свою жену. Эта всё та же женщина, которая по утрам жарила мне яичницу с беконом, несмотря на своё плохое самочувствие. Та, которая ждала меня с каждого дела с приготовленным ужином. Та, что прошла со мной весь путь от колледжа и до адвокатской практики. Подарила мне семью, дом, сына.

— Прости, — произношу я так же тихо, чтобы не разбудить ребёнка. — Я просто испугался.

— Ты будешь плохим отцом только в том случае, если тебя не будет рядом, Эллиот. Остальное можно изменить.

За ужином мы молчим и даже не смотрим друг на друга. Я пытаюсь придумать способ загладить свою вину, но Бонни неожиданно делает шаг мне навстречу. Снова.

— Если тебе нужно работать, ты можешь делать это дома, — произносит жена. — Просто будь рядом.

Трудно с этим не согласиться. После ужина я решаю разобраться с документами, которые распечатал мне Пол. Не то чтобы я подозревал Этана Ханта в каких-то преступлениях, но порой даже штраф за неправильную парковку может сыграть на руку. Никогда не знаешь заранее, что может спасти дело.

Но то, что я вижу в бумагах, похоже на самый огромный и сытный рождественский пирог. Такого я даже не мог предположить. Дебош, драка, пьяная драка, распитие алкоголя в общественных местах. И словно вишенка на торте самое громкое дело, от которого этому мужчине никогда не очиститься.

Всего шесть лет назад Этан Кеннет Хант предстал перед судом по обвинению в убийстве и был оправдан. Но едва ли можно такое оправдать. Посреди шоссе он насмерть сбил беременную девушку.

Материалы дела мне недоступны, едва ли мне предоставят их даже по запросу. Но этой информации уже достаточно, чтобы понять, какой Этан человек.

Я набираю номер Лилиан, извиняюсь за поздний звонок, а после рассказываю то, после чего она, кажется, даже перестаёт дышать.

ЛИЛИАН
Май, 2018 год

После суда мы с Этаном едем ко мне домой, чтобы отпраздновать победу. Я предлагаю заказать что-нибудь из ресторана, но Этан вызывается лично приготовить рунзу[4].

— Мы из Небраски, Лилиан, — говорит он мне, обжаривая кусочки мяса. — Давай праздновать как заведено.

И вот когда мы уже собираемся сесть за стол, мой мир в очередной раз переворачивается.

Слова Дэвинсона крутятся в моей голове, и я надеюсь проснуться, понять, что это только сон. Что человек, раскладывающий сейчас приборы на моей кухне, не мог никого убить.

— Что-то случилось? — спрашивает Этан весело. — Надеюсь, это звонила не Шерил, не то вечер точно испорчен.

— Нет, это не она, — отвечаю я тихо и сажусь на стул. Мне кажется, что я готова упасть прямо сейчас.

— Что-то с Эйвери? Это Мэдлин звонила? — беспокоится мужчина, но я снова отрицательно качаю головой. — Тогда в чём дело? Ну же, рассказывай.

— Может, это тебе стоит что-то мне рассказать, — предлагаю я, но мужчина ничего не понимает. В его глазах вопрос, и я до последнего надеюсь, что Дэвинсон что-то напутал. — Ты что-нибудь скрываешь от меня?

— Что я могу скрывать? Мы видимся почти каждый день. Вряд ли я смог бы утаивать любовницу или что-то в этом духе.

— А что насчёт Лоры Тодд? — спрашиваю я и вижу, как резко меняется выражение лица мужчины. Теперь он испуган и растерян.

— Позволь мне объяснить, Лилиан, — просит мужчина, но я его перебиваю. Мне становится трудно дышать. Чувство, будто кто-то перекрывает мне воздух.

— Это нужно было делать раньше, Этан, — говорю я резко. — Ты убил человека!

— Я её не убивал, — Этан пытается оправдаться, но от его слов только хуже.

— Разве ты не сбил её на своём автомобиле? — уже чуть громче спрашиваю я. — Тот самый автомобиль, куда я села впервые за несколько лет. Боже…

— Если ты знаешь об этом инциденте, значит, тебе также должно быть известно, что суд меня оправдал.

— Так себе достижение. Ты их подкупил? Запугал? — вскрикиваю я. — Ты пытаешь оправдаться, но у тебя ничего не выйдет.

— Я никого не подкупал, Лилиан, — Этан пытается взять меня за руку, но я не позволяю ему это сделать. Встаю и отхожу как можно дальше. Всё тело трясёт, как в тридцатиградусный мороз.

— Просто прекрати и уходи, — прошу я, но мужчина не сдаётся.

— Она хотела умереть, — говорит Этан громко. — Понимаешь? Она собрала все свои вещи, закрыла счета, написала родителям записку, а потом вышла на дорогу и бросилась под первую попавшуюся машину. К сожалению, ей попался я.

— То есть ты ещё и пострадавший в этой ситуации? — восклицаю я, а мужчина обхватывает голову руками.

— Нет, — почти кричит он. — Нет, послушай же меня. Я пытался затормозить, вывернуть руль, сделать что угодно, но всё произошло так быстро. Я не мог ничего сделать. Это была междугородняя трасса, и я ехал с разрешённой скоростью, не был пьян или под кайфом. Так просто случилось.

Чувствую, что меня начинает тошнить и буквально бегу в ванную. Меня рвёт, а слёзы сами катятся из глаз. Сажусь на пол в ванной и даже не пытаюсь успокоиться. Я плачу так сильно и так громко, что просто не могу остановиться. И даже не хочу.

Этан стоит на пороге комнаты и смотрит на меня, не предпринимая никаких попыток успокоить или объясниться. Это бессмысленно.

— Уходи, Этан, — прошу я мужчину сквозь слёзы. — Уходи и больше никогда здесь не появляйся.

— Просто подумай об этом спокойно, — просит Этан.

— Оставь меня в покое, оставь, Этан! — кричу я и мужчина вынужден подчиниться.

Он берёт свои вещи и выходит из квартиры. Я ложусь прямо на холодный пол в ванной и продолжаю плакать. Меня словно вернули в прошлое на одиннадцать лет назад, чтобы напомнить, каково это — терять родных.

В марте Джейсону исполнилось восемнадцать лет. И это был последний день рождения, который он когда-либо праздновал.

Родители долго ссорились и спорили с парнем о том, где должен будет проходить праздник. Джейсон хотел провести этот день с друзьями за городом, а родители настаивали на том, чтобы провести вечер в кругу семьи.

В один момент Джейсон, казалось, сдался и согласился на вариант родителей. Но пока в заветный день мама заканчивала приготовление ужина, я застала брата за сборами на совсем другое мероприятие.

— Ты что — маленький? — спросила я. — Полезешь в окно, чтобы повеселиться с друзьями?

— В том-то и дело, что я уже не маленький, — возразил брат. — Только родители этого до сих пор не поняли.

— И куда ты пойдёшь?

— Друзья устраивают мне вечеринку в загородном доме у Харви. Обещай, что не сдашь меня родителям, — попросил Джейсон, а я лишь пожала плечами в знак согласия.

Не прошло и дня, чтобы я не проклинала себя за то, что тогда не рассказала всю правду сразу. Ведь именно с моей лжи началась самая большая трагедия в нашей с братом жизни.

Я сидела за столом и жевала любимый Джейсоном вишнёвый пирог. А родители сходили с ума и истерили. Прошло уже два часа с тех пор, как они заметили исчезновение своего сына, но прекращать рвать и метать они явно не собирались.

— Сейчас же звони его друзьям, — сказал папа, а мама лишь хмыкнула.

— Я уже десяток раз позвонила. Никто не берёт трубку.

— Мама, — позвала её я, но маме было не до того.

— Детка, не сейчас.

— Он ведь уже не ребёнок, — возразила я. — Пусть просто немного погуляет.

Мама ничего не ответила. Она прошла на кухню и села со мной за стол.

— Поешь, — с улыбкой произнесла я и положила ей на тарелку кусочек пирога.

Мама улыбнулась в ответ и только хотела откусить кусочек, как зазвонил её мобильный.

— Это Харви, — воскликнула мама и убежала в соседнюю комнату. Я лишь покачала головой. Я любила своих родителей и понимала их беспокойство о Джейсоне, но предпочла бы, чтобы меня никто не опекал так чрезмерно.

Через пару минут мама вышла в гостиную уже в пальто. А за ней выбежал и папа.

— Что случилось? — спросила я. Мама посмотрела на меня оценивающе, словно решала, нужно ли мне знать правду.

— Друг Джейсона звонил. Твой брат напился и чуть не сжёг дом, — объявила она, а мне захотелось рассмеяться. — Мы его заберём и вернёмся, хорошо?

— Можно мне с вами? — попросилась я, ведь оставаться дома совсем не хотелось. А возможность увидеть пьяного брата нельзя было упускать.

— Ладно-ладно, — согласилась мама. — Только скорее.

Дорога до загородного дома друга Джейсона заняла в среднем полчаса. Папа то и дело пытался прибавить скорости, но мама каждый раз восклицала: «Годвин, в машине ребёнок», и папа успокаивался.

К нашему приезду Джейсон уже слегка протрезвел, но появлению родителей был вовсе не рад. Он с недовольным видом сел на заднее сидение за водителем и с презрением посмотрел на меня.

— Так и знал, что ты всё разболтаешь, — бросил он мне.

— Я ничего не говорила.

— Так всё это время ты знала? — воскликнула мама. — Дома вам обоим здорово достанется, молодые люди.

— Ну и кто кого сдал? — с обидой спросила я. Брат на время притих.

— Как можно быть настолько безрассудным, Джейсон? — спросил папа спустя время.

Мы ехали по пригородной трассе уже минут десять и дорогу освещали только фары нашего автомобиля.

— Зачем вы вообще приехали? — вспылил Джейсон. — Выставили меня перед друзьями маленьким ребёнком.

— А ты разве не такой? — со злостью поинтересовалась мама. — Даже Лилиан ведёт себя более разумно.

— Прекрати меня с ней сравнивать! — фыркнул брат. — Она у нас тоже не святая.

— И тем не менее она не сбегала, не напивалась и не поджигала чужой дом! — громко возразил папа.

— Хватит уже этих нотаций, прошу. Голова от вас болит, — пожаловался брат, а папа резко затормозил.

— Если тебе что-то не нравится, — сказал папа, отстегнул ремень безопасности и повернулся назад, — ты можешь выйти из машины и делать всё, что тебе в голову взбредёт. Только не рассчитывай на нашу помощь.

— Не очень-то и хотелось, — бросил брат и вышел из машины, хлопнув дверцей.

— Отлично, — проворчал папа и снова завёл машину.

— Мы его оставим здесь? — воскликнула я.

— Пройдёт пешком пару миль и сразу поймёт, что к чему, — объяснил папа и нажал на газ что есть силы.

— Ты считаешь, что правильно оставлять моего сына ночью посреди дороги? — возмутилась мама. Папа повернулся, чтобы посмотреть на неё.

— Он и мой сын тоже, Джулианна. Так что перестань его защищать. Джейсону не помешает немного подумать о своём поведении. А ещё, — папа не договорил, потому что его речь прервала мама своим криком.

— Годвин! — завопила она что есть мочи.

Что происходило дальше, описать довольно трудно. Я постоянно вижу этот день, это мгновение в своих снах и наяву, но всё равно не могу до конца понять, как вышло так, что все наши жизни превратились в прах. Дальнейшие события происходили как в замедленной съёмке.

Я чувствую резкий сильный удар, и машина слетает с дороги. На долю секунды я наклоняюсь вперёд, но ремень безопасности не даёт мне удариться головой о сидение, и меня откидывает назад. Мама кричит, и этот крик закладывает мне уши.

Машина слетает в кювет и несколько раз переворачивается. Осколки стекла летят прямо в лицо, но я не успеваю ни зажмуриться, ни спрятаться. Всё происходит за считанные секунды. Мы остаёмся буквально висеть на сидениях вниз головой. В глазах темнеет, и я теряю сознание.

Прихожу в себя от громкого гудка автомобиля, но он идёт не из нашей машины. Ничего не вижу и в ушах по-прежнему звон. Пытаюсь пошевелиться, но всё тело пронзает острая боль. Чувствую, как что-то мокрое стекает по моей голове.

Гудок машины не стихает, я хочу позвать маму, но за сигналом не слышу собственного голоса. Кто-то открывает переднюю дверцу и пытается вытащить маму, но у него ничего не выходит. Тогда человек принимается за меня. Он открывает заднюю дверь и заглядывает мне в глаза.

— Лилиан! Лилиан! — кричит парень и я с трудом узнаю в нём своего брата. — Скажи, что слышишь меня.

— Да, — тихо выдыхаю я.

— Я позвоню в службу спасения, а потом вытащу тебя, договорились? — спрашивает Джейсон. — Просто потерпи.

Мысли путаются, боль во всём теле усиливается, голова словно становится ватной, а сигнал соседнего автомобиля сводит меня с ума.

— Выключи это, — шепчу я. — Просто выключи.

Но никто меня не слышит, даже я сама.

Джейсон возвращается ко мне и пытается вытащить меня из машины, но каждое его прикосновение ко мне вызывает неистовую боль. Я вскрикиваю, как мне кажется, очень громко, хотя едва ли у меня есть на это силы.

— Так ничего не выйдет, — произносит брат сбивчиво. — Слушай меня внимательно. Сейчас я попробую отстегнуть ремень безопасности, и ты начнёшь падать, но не бойся. Я тебя держу, поняла?

Парень несколько раз дёргает ремень, и я чувствую, что меня больше ничего не держит, кроме рук брата. Джейсон вытаскивает меня из машины, а я вскрикиваю при каждом движении. Падаю на холодную землю и вижу, как ещё не растаявший снег окрашивается в красный цвет. Меня тошнит, а голова кружится так сильно, что встать просто невозможно. Я ползу к пассажирскому сидению и вижу свою мать. Пытаюсь потрясти её за плечи, но Джейсон меня останавливает.

— Не нужно её трогать, хорошо? — просит он, я обхватываю голову руками, пытаясь заглушить в голове все голоса. Сигнал автомобиля, крик матери, звук бьющегося стекла сливаются в голове воедино и продолжают сводить меня с ума.

— Папа, — кричу я, заметив, что водительское сидение пустое. — Где папа?

— Лилиан, — плачет Джейсон. — Не нужно тебе видеть. Просто полежи, пожалуйста.

Я проползаю ещё немного вперёд и замечаю на дороге чьё-то тело. Всё кажется каким-то кошмаром, мне сложно соображать.

Смотрю на тело отца, на мать, висящую в машине без сознания, на свои руки, залитые собственной кровью. Слышу прожигающий, ядовито-неистовый крик, и только потом понимаю, что это кричу я сама.

ДЖЕЙСОН
Май, 2018 год

Лилиан кричала и плакала до самого приезда службы спасения, а у меня не было сил успокоить её. Всё тело трясло, а алкоголь всё ещё приглушал разум, хоть мне и показалось, что я протрезвел за секунду.

Поверить в реальность происходящего было просто невозможно. Тёмная непроглядная ночь заполоняла мою душу, проникала в самые потаённые уголки сердца и, как оказалось, осталась там навсегда. Тьма длиною в жизнь.

Через сколько боли придётся пройти мне и моей сестре? Сколько ночей мы не будем спать, сколько слёз выплачем над фотографиями родителей? Тогда мы этого ещё не знали.

Отец погиб на месте. Он не был пристёгнут, и в результате столкновения его тело выбросило на дорогу. Медики не оказали ему помощь, ведь помогать было уже некому.

Но у меня оставалась надежда, мама и сестра были ещё живы. Я смотрел, как спасатели достают мою мать из автомобиля, как медики надевают бандаж на шею сестры. Смотрел и ничего не делал. Я не пострадал, не видел момента столкновения, а значит, не являлся свидетелем. Я был просто бесполезен, и это меня пожирало изнутри.

Дорога до ближайшей больницы казалась вечностью без преувеличений. Не знал, о ком переживать больше: о сестре или о матери. Успокаивала только одна мысль — Лилиан хотя бы была в сознании, в отличие от мамы.

— Всё будет хорошо, — заверила меня медсестра, закрыв прямо перед моим носом дверь. Но я так не думал. Больше никогда ничего не будет хорошо.

Стены больницы давили, глаза резал яркий свет. Я мерял шагами комнату ожидания, но время тянулось мучительно медленно. Звонить было некому. Родители отца жили в Техасе и были уже сильно пожилыми людьми, а родителей мамы давно не было в живых. Мы остались одни со своим горем.

Спустя несколько изнуряющих часов я увидел врача и словно застыл на месте от ожидания неизбежного.

— Мне жаль, — начал доктор, и я не хотел слушать дальше, ведь знал, что услышу в итоге.

Я выбежал на улицу и, вдыхая холодный воздух, почувствовал, что этого воздуха мне не хватает. Смотрел на свои руки, испачканные кровью сестры, и ощущал гнетущее бессилие. Мир продолжал жить. Фонари светили, как раньше, по дороге проезжали редкие машины, а я просто стоял на руинах своей жизни и пытался сделать первый мучительный вдох.

В кармане зазвонил мобильный, но я, даже не посмотрев на номер звонившего, разбил телефон о землю. Только легче совсем не стало.

— Чёрт, — прошипел я, а потом заорал во всё горло.

Этот крик — ничто по сравнению с полным отчаяния и ужаса криком моей сестры, тринадцатилетней девочки, увидевшей труп своего отца.

Я упал на землю и понял, что давно уже плачу, только не замечал этого раньше. Слёзы капали на руки, и я пытался отмыть ими кровь.

Мама умерла не сразу, нет. Врач, взявший на себя роль гонца плохих вестей, сказал, что мама может дышать, её сердце бьётся. Но она никогда не придёт в себя. Смерть мозга. Раньше я даже не понимал, что это действительно реально. А теперь моя мать — живой труп, и именно я должен был добить её — отключить все приборы, поддерживающие в ней уже несуществующую жизнь.

Палата Лилиан находилась в другом крыле больницы и по пути туда я всё же умылся, снял испачканную куртку и потренировался улыбаться перед зеркалом. Выходило у меня скверно. Что я должен был ей сказать? Как мог объяснить происходящее?

Лилиан спала в окружении десятка датчиков. Сквозь повязки на её голове я видел запёкшуюся кровь. Лицо в мелких ссадинах и порезах. Я молился, чтобы они зажили и не оставили шрамов на лице, но, кажется, самый главный шрам — на сердце — никогда не исчезнет.

Голова болела и дико хотелось спать. Я сжал руку сестры, стараясь на обращать внимания на больничный браслет, и на мгновение закрыл глаза. Проснулся уже утром, но Лилиан всё ещё не пришла в себя.

— Джейсон, — позвал меня врач, я даже не обернулся. — Вы приняли решение?

Своими руками я должен был подписать приговор матери, но так ли это просто на самом деле?

— Хочу её увидеть, — произнёс я, сам не зная зачем. Возможно, чтобы убедиться до конца.

Казалось, будто мама спит. Она выглядела живой, хотя я знал, что это не так. Да, её сердце билось, но в нём больше не было любви и доброты, не было ничего, просто глухой стук.

Худшее из того, что могут пережить люди на этой земле. Смотреть на свою мать, которая ещё двенадцать часов назад пекла на кухне вишнёвый пирог, и знать, что она больше никогда тебе не улыбнётся. Последнее, что я сказал своим родителям — это то, что никогда не обращусь к ним за помощью. Так и есть. Больше никогда…

Я почувствовал, что снова начинаю плакать, хоть и должен был быть сильным мужчиной.

— Вы уверены? — тихо спросил я. — Что ничего нельзя сделать?

— Да, — коротко ответил врач, и я утвердительно кивнул.

— Что нужно подписать?

Теми же руками, которыми я несколько часов назад вытаскивал сестру из автомобиля, я подписал бумагу, разрешающую убить свою мать. Да, в душе я знал, что мама уже мертва, но всё равно чувствовал себя убийцей.

Все они оказались в этой машине, на этой дороге только по моей вине. Мне хотелось развлекаться и быть независимым, взрослым. Что ж, Джейсон Мерритт, добро пожаловать во взрослую жизнь.

Весь день я сидел у постели сестры и плакал, размышляя о том, что скажу ей. Но никакие слова не были способны передать действительность.

Вечером я ушёл за очередным стаканом кофе, а когда вернулся, увидел распахнутые, полные страха и непонимания, глаза сестры.

— Как ты, Лили? — спросил я, но девочка лишь покачала головой.

— Что с мамой и папой? — задала она вопрос, ответ на который разделил всю её жизнь на до и после.

— Всё будет хорошо, Лил, — заверил я её, но понял, что мой голос прозвучал слишком фальшиво. — Прости меня. Я всегда буду с тобой, слышишь?

Лилиан кивнула и заплакала. Это были самые жгучие и самые душераздирающие слёзы за всю мою жизнь. Мне было больно из-за того, что плакала она, а не из-за того, что я потерял семью. Всё, что я мог тогда сделать для сестры, это обнять её и плакать вместе с ней.

Лилиан знала о смерти родителей с самого первого дня, после ей стало известно и о гибели водителя второго автомобиля, который врезался в них. Но есть то, чего моя сестра не знает до сих пор и, надеюсь, никогда не узнает. О том самом документе, подписанном моей рукой, о разрешении отключения всех аппаратов. Для сестры мама просто умерла в больнице. Мне было стыдно признаваться, что я виноват ещё и в этом.

Казалось, что хуже уже не будет, но, когда наступило утро, я понял, как сильно ошибался. Разговоры с полицией казались утомительными, но потом пришёл черёд социальной службы.

Даниэла Адамс усадила меня за столик в больничном кафетерии и начала предлагать варианты, смысла которых я не понимал.

— О чём мы вообще говорим? — спросил я, потирая переносицу.

— О судьбе Лилиан, конечно, — ответила она легко и с улыбкой, словно не знала о моём горе.

— Её судьба вполне понятна — она будет жить со мной.

— Не думаю, что так и будет, — возразила мне женщина, я на секунду опешил. — Мы подберём для Лилиан хорошую приёмную семью, где ей помогут справиться с этой утратой.

— Я — её семья! И никому я её не отдам. Вы там что — рехнулись? Собираетесь забрать ребёнка после смерти родителей и отдать чужим людям?

— Джейсон, при всём моём уважении, ты не можешь её опекать.

— Ещё как могу, — вскрикнул я, люди оборачивались на нас, но мне было всё равно. — Мне восемнадцать, у нас есть дом и деньги. Что Вам ещё нужно?

— Я не оставлю тринадцатилетнюю девочку с молодым парнем, который не является её биологическим братом. Этот вопрос уже решён, — строго сказала Даниэла.

— Мои родители её удочерили, — не унимался я. — Её место в нашей семье.

— Но твои родители мертвы, — заметила женщина, я смахнул со стола чашку с кофе, та разлетелась на осколки. Так же, как и моя жизнь.

— Спасибо, что напомнили, — прошипел я и встал из-за стола.

Последующие несколько недель я всеми силами старался беречь Лилиан. Я не говорил ей о планах службы опеки, не посвящал в тонкости вступления в наследство. Днём я бегал по городу, организовывая похороны родителей, вечером читал Лилиан «Алые паруса» перед сном, а ночью уходил домой.

В пустых комнатах дома, где раньше было много смеха, разговоров, музыки и цветов, я чувствовал унылое отчаяние, не заглушившееся ни слезами, ни битьём всего, что подвернётся под руку. Я сидел среди осколков какой-нибудь старой лампы, обняв колени, и плакал, как маленький мальчик, которого заставляют решать сложное уравнение. Уравнение, которое ему не под силу.

Лилиан не было на похоронах родителей. Её ещё не выписали из больницы, но дело было не в этом. Я не хотел, чтобы она там присутствовала. Хотел, чтобы она навсегда запомнила родителей живыми и счастливыми, но и это не помогло. Я знал, что она никогда не простит мне эти похороны. Знал, но всё равно пошёл на это ради её же спокойствия. Образ рыдающей над гробами родителей сестры испепелял моё сердце.

Спустя несколько недель Лилиан всё же выписали из больницы. Она хотела поскорее вернуться домой, но до последнего не знала правды. В тот дом она больше никогда не вернётся. Прямо из больницы её отправят в другую семью.

Да, я всегда был эгоистом. Было сложно, да что там, невозможно представить свою жизнь без Лилиан. Я безмерно страдал, хотя должен был радоваться, что сестре предоставили шанс прожить нормальную жизнь, хоть и без меня.

Что я запомнил из того дня? Всё, до мельчайших подробностей.

Я ждал в коридоре подальше от палаты, чтобы лишний раз не тревожить сестру глупыми прощаниями. Два социальных работника вывели её из палаты.

Сестра шла так медленно, словно силы её покидали, хотя она полностью поправилась. Не было уже этих ссадин на лице, но, как я и предполагал, в душе осталась рана побольше.

Лилиан искала меня глазами, я это знал. И потому решил уйти, но, уже отвернувшись, услышал её голос.

— Джейсон, — закричала сестра, её голос эхом отбивался о стены больницы. — Джейсон!

Она было ринулась вперёд, но сопровождающие её остановили. В глазах девочки я видел надежду, но не мог ей её дать.

— Джейсон, пожалуйста, забери меня, — просила она, а я просто стоял и смотрел, ничего не предпринимая. Ничего нельзя было сделать.

Не знаю как, но она всё же вырвалась из рук социальных работников и, пробежав по коридору, обхватила меня руками.

— Как ты можешь отдать меня в чужую семью? — спросила она тихо. — Джей, пожалуйста, я буду хорошо себя вести, я буду делать всё, что скажешь. Только не отдавай меня.

— Прости меня, Лил, — прошептал я в ответ. — Они не разрешают тебя забрать. Я буду приходить, я тебе обещаю. Мы будем видеться. Ты всегда будешь моей сестрой, помни это, ладно?

Даниэла буквально выдернула Лилиан из моих объятий, и девочка снова закричала. Этот крик разрывал мои нервные окончания, заставлял трескаться кожу, сокрушал меня мгновение за мгновением.

— Джей!

— Чего ты стоишь? — крикнула Даниэла. — Уходи, прошу тебя, Джейсон. Ты делаешь только хуже.

Я шёл к выходу, слушая, как неустанно кричала моя сестра, как звала меня по имени, умоляла о помощи, но я ничего не делал, просто уходил всё дальше и дальше.

Тогда я поклялся себе, что больше этого не допущу. Никогда её не огорчу, не сделаю больно, не предам. Но так уж вышло, что, желая лучшего, я только ранил её. Снова.

ЛИЛИАН
Май, 2018 год

Зеркало никогда не лжёт. Только ему известна наша сущность, наши страхи, грехи, потаённые желания. И как бы мы ни старались сбежать от себя, отражение в зеркале никогда не позволит забыть, кто мы на самом деле.

Я провожу кончиками пальцев по своей щеке, губам, подбородку и пытаюсь понять, насколько сильно я себе лгу. Кем являюсь в реальности и чего ждать от себя самой. Проблема в том, что никому, кроме меня, на эти вопросы не ответить.

Наношу красную помаду на губы и ещё раз оцениваю своё отражение. Никакой лишней скромности. Я всегда знала, что могу воспользоваться своей внешностью для каких-либо целей, если захочу. Вся правда в том, что сегодня я делаю это впервые. Осознанно и целенаправленно.

Облегающее синее платье с толстыми бретельками, не слишком вызывающее, но вполне привлекающее декольте, распущенные волосы, каблуки, помада. Вот чем пользуются женщины, когда хотят соблазнить мужчину. У меня совсем другие планы. Иногда усыпить бдительность важнее, чем добиться чего-то напрямую.

Ивлин встречает меня у ворот своего дома. На парне привычный дорогой тёмно-синий костюм, готова поспорить, что это, как минимум, Canali[5]. Полностью в стиле Конли тратить тысячи долларов на один лишь костюм.

Ивлин заносчиво улыбается, а в его глазах таится, похоже, вся тьма этого мира. Его тяжёлый, презрительный и слегка похабный взгляд заставляет меня чувствовать себя неуютно. Хотя за четыре года я и привыкла к этому парню, но он никогда не был таким простым, как казалось.

— Довольно неожиданно увидеть тебя здесь, — произносит Ивлин с долей претенциозности.

— Довольно неожиданно слышать это от тебя после того, как ты сам меня пригласил, — пародирую я его. — Ты вчера позвонил мне, помнишь? Обещал ужин и занимательные беседы.

— Да, кажется, я говорил что-то подобное. Но планы поменялись. На ужине будут мои родители, надеюсь, ты не против.

Парень разворачивается, чтобы проводить меня в дом, и я даже не успеваю ничего возразить. Знакомство с родными родителями Джейсона не входило в мои планы. И для чего только Ивлин всё это затеял? Глупо полагать, что в его поступках нет здравого смысла или чёткого плана. Этот парень знает, что делает и для чего. Мне лишь остаётся играть по его правилам.

Мы останавливаемся на пороге комнаты. Адам и Элизабет Конли сидят за большим обеденным столом и о чём-то разговаривают. Я пытаюсь выбрать стратегию поведения, но эта встреча застала меня врасплох.

— Мама, отец, — окликает Ивлин родителей. — Это Лилиан. Я вам о ней рассказывал.

Я с нескрываемым удивлением бросаю взгляд на парня, но тот лишь загадочно улыбается уголками губ. Он рассказывал обо мне? Что он мог рассказать, а главное зачем? Меня не покидает чувство, будто я попала в ловушку.

Ивлин кладёт мне руку на спину и слегка подталкивает вперёд, давая понять, что я должна перестать молчать. Гнетущий полумрак комнаты создаёт ощущение, будто я попала в логово врагов, хотя, может, так и есть на самом деле.

Мы подходим ближе к столу. Адам и Элизабет встают и по очереди протягивают мне руки, чтобы поздороваться. В их движениях сдержанность и скрытое радушие.

— Рада с Вами познакомиться, — только и произношу я.

Ивлин отодвигает стул и приглашает меня присесть. Сейчас этот парень не похож на человека, приезжающего снять напряжение и напивающегося текилой в моей квартире. Теперь он кажется совсем другим, таким, каким я его ещё не видела. Манерным, хладнокровным, уверенным в себе. В его глазах я вижу своё поражение, свою погибель, свой страх.

— Лилиан, — обращается ко мне Адам, — выпьешь вина? Это Шато О-Батайе, тебе должно понравится.

— Не думаю, что Лилиан разбирается в винах, — возражает Ивлин всё с той же едва заметной улыбкой.

— В хороших винах разбираться нетрудно, — кивает мне отец парня и наполняет бокал.

Исподлобья я рассматриваю родителей своего брата. И теперь мне совершенно очевидно, что Джейсон — вылитый Адам Конли: густые блестящие чёрные волосы, тёмные глаза, только вот у моего брата в глазах всегда тепло, а у Адама — ещё более глубокая тьма, чем у Ивлина.

Сам же Ивлин больше похож на свою мать чертами лица, но вот характер и манеру поведения он унаследовал точно от отца.

— У Вас чудесный дом, — произношу я, чтобы не молчать. Слишком неловко находиться здесь сейчас. Не понимаю смысла этого ужина. К чему это знакомство и разговоры? Что затеял Ивлин? А что, в таком случае, затеяла я?

— Спасибо, дорогая, — улыбается Элизабет и отрезает кусочек стейка. Мне же совсем не хочется есть. — На самом деле, ему уже очень много лет.

— Мой дед построил этот дом, — подтверждает Ивлин. — С тех пор мы его не сильно изменили.

— Он, кажется, тоже был богатым человеком, — замечаю я, парень приподнимает бровь и потирает подбородок.

— Мой отец начал этот бизнес, — серьёзно говорит Адам. — Мне, как наследнику, осталось лишь совершенствовать его. Та же участь ожидает Ивлина в своё время.

— Уверена, он справится, — киваю я, делая, наконец, глоток вина. Этот напиток и вправду божественный. Не думаю, что когда-нибудь попробую что-то лучше этого.

— Безусловно, — подтверждает Элизабет. — Ивлин — очень способный парень. Он знает, как нужно вести дела, имеет все нужные связи, а самое главное — хватку. Без этого в бизнесе не выжить.

Я бросаю беглый взгляд на Ивлина. Он не выглядит смущённым или самодовольным. Кажется, он воспринимает сказанное как должное. Словно иначе быть не может. Но только я знаю правду. Избалованный Ивлин никогда не будет лучше Джейсона.

— Так Ивлин — единственный наследник? — вдруг спрашиваю я, парень ставит бокал на стол громче обычного. — Вы никогда не хотели завести ещё детей?

К моему удивлению, ни Адам, ни Элизабет даже на секунду не меняются в лице. Женщина всё так же улыбается, а Адам предельно серьёзен и холоден.

— Пожалуй, второго такого парня мы бы не выдержали, — поясняет мужчина в шутку, но сохраняет каменное выражение лица. Я начинаю бояться Адама Конли.

— А что же ты, Лилиан? — переводит разговор в другую сторону Элизабет. — Чем занимаются твои родители?

— Её родители умерли, — резко отвечает Ивлин за меня.

— Жаль это слышать, — говорит Адам, хотя по его лицу этого не скажешь. Обмен формальностями — вот каков мир этой семьи.

— К счастью, я не одна. У меня есть прекрасный брат, — начинаю я, но Ивлин меня перебивает.

— Да-да, чудесный брат, — подтверждает он с долей издёвки, которую замечаю только я.

— Хорошо, когда есть на кого положиться, — улыбается Элизабет. Кажется, это единственный человек в этой семье, который хоть как-то проявляет эмоции.

— Вы правы. Джейсон именно такой, — отвечаю я, наблюдая за реакцией родителей брата на его имя, но они никак не реагируют.

— Ивлин говорил, что у тебя тоже свой маленький бизнес, — не то спрашивает, не то утверждает Адам, я киваю в согласие.

— Всего лишь небольшой цветочный салон. В области достижений в нашей семье больше преуспел Джейсон. В свои двадцать восемь он уже финансовый директор довольно крупной компании, — не унимаюсь я, но, кажется, возраст моего брата тоже не производит впечатления на супругов, чего нельзя сказать об их сыне. Я чувствую, как под столом Ивлин что есть силы сжимает моё бедро, хотя внешне парень всё так же спокоен. Но знаю — он не хочет этих разговоров.

— Правда? — переспрашивает Адам. — Возможно ли, что я слышал о нём?

— Конечно, — соглашаюсь я, но Ивлин отвечает одновременно со мной.

— Едва ли, — говорит он. — Простите, вы не будете против, если я покажу Лилиан вид с нашего балкона?

— Обязательно, — улыбается мне Элизабет. — Уверена, что тебе понравится.

Я откладываю салфетку в сторону и встаю из-за стола. Ивлин берет меня за руку и ведёт за собой размеренно и спокойно. Мы поднимаемся на второй этаж, заходим в комнату, парень закрывает дверь и поворачивает замок. Мы оказываемся наедине в полумраке комнаты парня.

Здесь всё слишком просто, минимум мебели и хоть каких-то личных вещей. Ощущение, будто здесь и вовсе никто не живёт.

Эта комната напоминает мне те номера отелей, в которых мы обычно встречались, когда не удавалось остаться наедине в моём общежитии. Ивлин, конечно же, не приводил меня к себе домой и даже не думал жить в братстве или ещё где-то.

Каждый раз, когда я заходила в такие номера, меня охватывало чувство смущения и порой тревоги. Эти комнаты всегда были безжизненными, безликими, и меня, человека, у которого почти никогда не было своего угла, это задевало слишком сильно.

— Ну и что же ты, чёрт возьми, творишь, Лилиан? — с хладнокровной улыбкой спрашивает парень, не повышая голоса, и садится на край кровати, приглашая меня присесть рядом, но я отказываюсь, хотя мне жутко жмут туфли и стоять уже сложно.

Впервые общество Ивлина так напрягает меня. Он, его родители, его дом давят на меня, нагоняют жуткий трепет. Я оказалась в клетке с тремя львами, которые пока ещё мирно спят.

— Я просто общалась с твоими родителями. В чём проблема?

— Ты не можешь говорить родителям о своём брате, — объясняет Ивлин, но я не согласна с ним.

— О твоём брате, — поправляю я его. Парень резко встаёт и подходит вплотную ко мне.

— У меня нет никакого брата, никогда не было и не будет, запомни это хорошенько, — буквально выплёвывает он мне в лицо слово за словом.

— Тогда мне не совсем ясна эта твоя ярость, — усмехаюсь я.

Ивлин несколько секунд покорно молчит и, кажется, расслабляется. Но неожиданно он со злостью сжимает мои волосы на затылке и притягивает меня ещё ближе к себе.

— Не играй в игры, до которых ты не доросла, Лилиан Мерритт, ведь ты всё равно проиграешь.

— Мне больно, — шепчу я, и парень отпускает меня.

— Ты мне всегда нравилась, Лилиан, — говорит Ивлин и отходит к окну. — Но ты, даже не подумав о последствиях, влезла туда, куда не стоило. Если бы ты подумала до того, как прийти ко мне со всеми этими разговорами, твоя судьба сложилась бы иначе. Но теперь ты в том мире, где всем плевать на чувства других. И не плачь потом, если кто-то разобьёт твоё маленькое сердечко.

— В вашей семье одни монстры, что ли? — спрашиваю я с вызовом. — Зачем ты пытаешься меня запугать? Считаешь, что твои родители могут сделать что-то с Джейсоном, со своим родным сыном?

— Мать твою, Лилиан, — вскипает парень впервые за сегодняшний вечер. — В твоей голове есть хоть грамм сообразительности? Они его отдали. А чего добиваешься ты? Встречи? Воссоединения семьи? Мои родители никогда этого не сделают. Они предпочтут заткнуть тебе рот. И моли Бога, чтобы это были просто угрозы и кругленькая сумма денег.

— Они не похожи на мафиози, — вру я, хотя прекрасно понимаю, что похожи.

— Они пойдут на всё ради сохранения чести семьи, своей репутации, связей и отношений с другими влиятельными семьями. И уж точно появление заблудшего сына не сыграет им на руку.

Я молчу и обдумываю слова, сказанные Ивлином. Этот парень всегда казался мне другим. Я не знала, чем занимаются его родители, не представляла его образ жизни. В колледже он был обычным парнем-мажором, каких много. Потом пошёл работать в фирму отца, что тоже не редкость в этом мире. Мы нечасто разговаривали по-настоящему. И вот она, расплата за четыре года беспечных отношений.

— Ты обещал ответить на любой мой вопрос, если я приеду на ужин.

Ивлин грустно усмехается. Туфли дико мне жмут, и я всё же решаю сесть на край кровати, только чтобы не упасть. Парень подходит ближе и смотрит на меня сверху вниз. Он проводит большим пальцем по моей нижней губе, стирая помаду.

— Кажется, здесь мы этого ещё не делали, — шепчет он, и его бархатистый голос заставляет меня вздрогнуть.

Это лицо, эти движения, манера говорить — все они мне знакомы и чужды одновременно. Сегодня, впервые за четыре года, я вижу Ивлина настоящего. Воспитанный в абсолютном богатстве и отсутствии эмоций со стороны отца, испорченный похотью и привыкший ко вседозволенности. Вот кто действительно станет монстром совсем скоро.

Но какая-то часть моего сердца жалеет этого парня, понимает его, принимает и одобряет. Возможно, во мне тоже много того, что нельзя назвать идеальным. Я никогда не была непогрешимой.

— Почему они его бросили? — спрашиваю я тихо, глядя прямо парню в глаза. Он лишь качает головой.

— Из миллиона вопросов ты выбрала именно тот, на который я не знаю ответа.

— Тогда вопрос не считается.

— Ещё как считается, — отвечает Ивлин. Он проводит рукой по моей щеке и приподнимает моё лицо за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза так долго, насколько это возможно. — Знаешь, почему я позвал тебя на ужин с родителями? Отец решил, что мне, как наследнику, пора жениться, и стал подбирать девушек из семей партнёров. Я, в свою очередь, заявил, что у меня уже есть подходящая партия.

— Так я теперь твоя невеста? — с сарказмом спрашиваю я. — Считаешь, что можешь мной распоряжаться?

— Я не очень-то хочу жениться на тебе. Это временная мера, чтобы отец поубавил свой пыл.

— Ты, кажется, забыл спросить моего разрешения до того, как ввязывать меня в свои интриги, — возражаю я, но парень лишь хмыкает, а потом наклоняется и целует меня.

— А ты, кажется, забыла, что я никогда не спрашиваю разрешения, — говорит он мне в губы и отстраняется.

— Мне пора домой, — резко произношу я и встаю.

— Ты могла бы переночевать здесь, — предлагает парень, но это меня только смешит.

— Ни за что в жизни я не останусь в этом бастионе зла.

— Ты сама сюда пришла, Лилиан, — улыбается Ивлин. — И теперь уйти отсюда будет довольно сложно. Даже если ты сейчас уедешь домой, знай, что ты теперь связана с моей семьёй много большим, чем просто ужин.

— Порой ты ведёшь себя, как настоящий маньяк, Ивлин, — отвечаю я и, поворачивая замок в двери, выхожу из комнаты.

Спускаюсь вниз, кратко прощаюсь с родителями парня и, выйдя на улицу, с удовольствием вдыхаю ночной освежающий воздух. Нужно вызвать такси, ведь до моей квартиры довольно далеко, но едва я достаю телефон, как вижу Ивлина, выезжающего на автомобиле из двора.

— Раз уж ты закончила свой бойкот и начала пользоваться машинами, давай я тебя подвезу. Обещаю не нагонять больше жути, — предлагает он и я вынужденно соглашаюсь.

По дороге домой Ивлин несколько раз пытается со мной заговорить, но я ему не отвечаю. Слишком много неопределённых пугающих бесед на сегодня.

— Я зайду? — спрашивает парень, остановившись у моего дома.

— Конечно же нет, — отвечаю я. Этого ещё не хватало.

— А если я пообещаю показать тебе кое-какие документы? — интересуется парень, наклоняется назад и достаёт с заднего сидения папку.

— Ты слишком сильно мной манипулируешь, — возражаю я и выхожу из машины. Ивлин только самодовольно улыбается.

— Я делаю только то, что ты сама мне разрешаешь.

ЛИЛИАН
Май, 2018 год

Что такое «нерушимая греховность»? Уверена, если найти это выражение в словаре, то напротив него будет вписано имя Ивлина Конли. Только он умеет так манипулировать людьми, или это я просто слишком слабая цель.

Парень располагается на диване и с исключительно самодовольным видом просит меня принести ему вина.

— Прости, но Шато О-Батайе как раз закончилось, — говорю я ему смело. На своей территории мне намного легче противостоять этому парню. Чувствую себя защищённой.

— Обычное вполне подойдёт. Я не искушён в плане алкоголя, а у тебя всегда есть припрятанная бутылка, это мне давно известно, — улыбается парень.

Проклиная себя за своё желание выведать всё о семье Джейсона, иду на кухню за вином и пытаюсь найти в холодильнике что-то, хотя бы отдалённо напоминающее лёгкую закуску.

Ставлю на журнальный столик бокалы, вино и блюдо с сыром, а затем сажусь на диван рядом с парнем. Он смотрит на меня и расстёгивает пуговицы пиджака.

— Кажется, я сегодня ни разу не сказал тебе, что ты отлично выглядишь. Это платье тебе идёт, и почаще распускай волосы.

— Как пожелаете, мистер Конли, — с издёвкой отвечаю я. — Вы ведь мой жених, буду рада Вам угодить.

— Что ж, мерзавец из меня вышел отменный, — мрачно произносит парень и разливает вино по бокалам.

— Может, уже откроешь свою таинственную папку? Или мы будем вечно играть в этот пинг-понг?

— Я её открою, но хочу кое-что взамен, — строго говорит парень и наполовину опустошает бокал, я следую его примеру и тяжело вздыхаю.

— Не собираюсь спать с тобой за какую бы то ни было информацию, — мой голос звучит уверенно, хотя я совсем в другом состоянии.

— Не настолько уж я и подлый. Ты просто пообещаешь мне кое-что. Ничего пошлого и ужасного.

— И что же это? Быть твоей выдуманной невестой или что похлеще?

— Ты узнаешь об этом после того, как просмотришь бумаги, — уверяет меня парень, но вся эта ситуация мне не нравится. Не люблю быть в неведенье.

— Ивлин, — начинаю я, но парень меня перебивает.

— Просто доверься мне, как бы странно это ни звучало.

— Если бы меня попросили составить список людей, которым нельзя доверять даже под страхом смерти, первым я бы вписала твоё имя, — улыбаюсь я, но эта улыбка слишком наигранная. Ивлин закатывает глаза и открывает папку с документами.

— Я узнал, что у родителей был ребёнок, когда мне исполнилось двадцать один, — начинает свой рассказ парень, а я допиваю вино из бокала. Кажется, это будет интересно. — Отец забрал у меня водительские права после пары случаев вождения в нетрезвом виде, а я залез в его сейф, чтобы забрать свои документы назад. И нашёл эти бумаги.

— То есть он хранил свой секрет там, где ты мог его легко найти? — спрашиваю я с подозрением и наполняю оба бокала.

— Не совсем так. Видишь ли, мой отец считал, что я никогда не смогу узнать код от сейфа. И долгое время так и было. Я перепробовал все значимые даты: свой день рождения, день рождения мамы, их с отцом годовщина свадьбы, знакомства и так далее. Но в конечном итоге всё было очень даже просто. Кое-что отец всегда ценил больше семьи.

— Год основания фирмы, не так ли? — самодовольно спрашиваю я, отпивая вино. Парень утвердительно кивает. Сначала в душе я ликую, но потом на смену радости приходит жалость. Каким бы вырос Ивлин при другом отце? Может, Джейсону повезло, что его отдали? Разве это не вина родителей, если человек вырастает несчастным? Ивлин производит впечатление именно такого парня: недолюбленного, пытающегося найти утешение в чём угодно. А что в таком случае можно сказать обо мне?

— И вот передо мной были старые копии документов, кричащие о том, что мои родители сотворили в молодости. Я прошёл все стадии принятия неизбежного. Сначала отрицал это, думал, что это какая-то ошибка, злился, пытался найти оправдания, психовал, а потом просто принял это как факт.

— Ты знал, кто он? Знал, что это именно Джейсон? — интересуюсь я. Слушать историю брата, словно это какой-то сюжет фильма, нестерпимо, поэтому я запиваю каждое слово Ивлина алкоголем.

— Сначала нет, но я был настырным, — признаётся парень, я улыбаюсь, искренне, впервые за сегодня.

— Ты всегда был таким, Ивлин Конли, — отвечаю я с улыбкой. — Напористый, пробивной, цепкий.

— Люблю, когда ты пьёшь, Лилиан, — признаётся парень, и его голос звучит ласково, также впервые за сегодня. — Ты становишься честной. Алкоголь развязывает тебе язык.

— Что там дальше, мистер Всезнающий?

— Я обратился в службу опеки и попросил рассказать о брате, — признаётся Ивлин. Заметно, что эта тема его смущает. — И узнал имя, адрес и информацию о его судьбе.

— Разве это не тайна? — с подозрением спрашиваю я. Что-то не сходится, разве так просто узнать все данные о ребёнке? — Тайна усыновления и всё в этом роде.

— Ты ничего не знаешь об этом, Лили, — выдыхает Ивлин, опустошив свой бокал. Я вздрагиваю, услышав, как парень назвал меня. Впервые за четыре года. Что ж, мы оба начинаем пьянеть. — По достижении ребёнком восемнадцати лет дело о его усыновлении считается открытым и члены бывшей семьи имеют право узнать необходимую информацию.

— Вот как, — шепчу я, опустив голову. Возможно, так Шерил и нашла меня. Неважно, помог ей Джейсон или нет, она всё равно сделала бы это. Зря я злилась на брата.

— Эй, — тянет Ивлин и вновь поднимает моё лицо за подбородок. — Ты загрустила, фея цветов.

— А ты напился, мой дорогой жених, — улыбаюсь я.

— Не зови меня так, мы никогда не поженимся, — возражает Ивлин, это меня немного обижает. Конечно, я ни за что в жизни не выйду за этого парня, но то, что он не рассматривает мою кандидатуру всерьёз, задевает меня. Кажется, именно так поступают женщины.

— Я слишком плоха для тебя? — спрашиваю я шуткой, хотя хочу услышать серьёзный ответ.

— Скорее наоборот. Будешь слушать дальше? — спрашивает парень, я утвердительно киваю, и он продолжает. — Я знал его фамилию и имя, знал, что у него есть сестра. А потом встретил тебя на студенческой вечеринке.

— То есть всё это время, — почти шепчу я, чувствуя, как начинает кружиться голова от алкоголя.

— Первое время — да, мне было интересно пообщаться с девушкой, выросшей с моим так называемым братом. Это как стратегия. Контролировать на расстоянии тяжело. Но чем ты ближе, тем проще тебя уничтожить в случае чего. Но потом я успокоился. Ты мне нравилась. И я понял, что это значит для моих родителей. Ничего хорошего это не принесло бы ни им, ни Джейсону. У него была хорошая жизнь в хорошей семье. Разве тебя это не устраивает, Лил?

— Все заслуживают знать правду, — только и отвечаю я. — Не могу поверить, что ты всё это время знал. Мы были вместе четыре года. Не вместе, но… не знаю, как это назвать, Ивлин.

— Я тоже не знаю, — признаётся парень и протягивает мне папку. — Здесь все документы, которые я смог раздобыть. Я отдам их тебе, но ты, как и договаривались, пообещаешь мне кое-что взамен.

— Что же? — спрашиваю я. Ивлин гладит мою щеку кончиками пальцев и смотрит на меня так, словно сожалеет о чём-то.

— После того, как изучишь все эти документы, никогда, ни при каких обстоятельствах ты не будешь касаться этой темы. Поклянись мне, Лилиан! Больше не вмешиваться в эту историю, не искать правды, не пытаться воссоединить семью.

— Ты так беспокоишься о Джейсоне? — интересуюсь я, но парень на пару секунд закрывает глаза.

— Я защищаю тебя, Лилиан Мейбл Мерритт, — произносит он и целует меня.

Впервые наш с ним поцелуй томительный и запредельно нежный. Ивлин проводит горячей ладонью по моей спине и прижимает меня к себе. Я знаю, что не должна этого делать, ни при каких обстоятельствах. Мы с Этаном поругались, и причина была вполне серьёзная. Но значит ли это, что я должна предавать его? А не предал ли он меня?

— Послушай, — шепчет Ивлин, отрываясь от поцелуя. — Знаю, что мы спали друг с другом сотни раз, но, если ты не хочешь…

«Не хочу», — вот что я должна ответить, но вместо этого я вновь целую парня. Он валит меня на диван и накрывает своим телом. Ивлин расстёгивает моё платье и снимает его, а я расстёгиваю пуговицы на его рубашке.

— Детка, — жарко шепчет мне на ухо парень и входит в меня. Я вскрикиваю, а он затыкает мне рот поцелуем.

Впервые за четыре года я чувствую, что знаю этого парня, знаю по-настоящему. И это первый секс, когда мы действительно понимаем друг друга.

— Я говорил тебе, что ты прекрасна? — спрашивает парень, пока ищет на полу свою рубашку.

— Да, практически каждый раз, — улыбаюсь я и только сейчас понимаю, что натворила. Глубоко вздыхаю и стараюсь не показывать своего сожаления, но Ивлин всё равно всё понимает.

— Можешь сделать вид, что была очень пьяна, — говорит он мне, застёгивая рубашку. — И кстати, Ханту необязательно знать всё. Отношения не всегда строятся на кристальной правде. Порой ложь спасает даже самые безнадёжные ситуации.

— У нас с ним нет отношений, — оправдываюсь я, но Ивлин только улыбается.

— Ты краснеешь, когда врёшь. Думаю, мне пора, — произносит парень, надевая пиджак, но неожиданно я его останавливаю.

— Ивлин, — произношу я. — Может, останешься?

ИВЛИН
Май, 2018 год

Я никогда не видел Лилиан более беспечной и расслабленной, чем сейчас. Укутанная в тёплое белое одеяло, хоть уже и не зима, подмявшая под себя подушку. Вот она настоящая — милая и ранимая. И мне потребовалось четыре года, чтобы узнать её, чтобы хоть раз увидеть её утром вот такой, в растянутой футболке, с запутанными волосами и без косметики.

Надеваю пиджак и застёгиваю его. У меня возникает странное желание разбудить эту девушку, чтобы услышать, как она в очередной раз назовёт меня чудовищем и выставит вон. Вот такой коронный мазохизм от Ивлина Конли.

Я подхожу к кровати и провожу кончиками пальцев по щеке Лилиан. Мне жаль, что она попала в мой мир. Всё должно было закончиться ещё тогда, скомкано и эмоционально. Ссорой, обвинениями, алкоголем и битым стеклом. Слышал ли я, как она закричала, когда вышел тогда из её квартиры? Да. Слышал ли, как она разбила об стену бутылку текилы? Да. Хотел ли я вернуться, извиниться и всё исправить? Не знаю.

Лилиан не должна была писать мне то сообщение и просить о встрече. Я не должен был приглашать её к себе, знакомить с родителями. Но самое главное, чего я не должен был делать, так это выливать на неё то злополучное пиво в колледже.

После новостей о существовании брата мне сорвало крышу. Ничего удивительного, если честно, ведь я никогда и не был нормальным. Мне было известно имя брата и его сводной сестры, я знал, что она учится в нашем университете, хотел было даже найти её, но до конца не понимал, что буду делать дальше. Самым лучшим для меня было лишь одно решение — не вспоминать об этом. А как ещё забыться, если не с помощью алкоголя, танцев и девушек на одну ночь?

Я ночи напролёт проводил в доме братства и веселился, стараясь не думать о своей чокнутой семейке. В тот вечер я уже выпил пару стопок текилы и собирался найти кого-нибудь для весёлой ночи. Взял стакан с пивом и огладывался по сторонам в поисках подходящей партии, а потом увидел двух девушек у лестницы. Цель была найдена: темноволосая девушка в коротком платье и с абсолютно глупым смехом. Это должно было быть просто. И вот когда я уже подошёл к ним, кто-то меня толкнул, и я вылил половину стакана пива на подругу брюнетки. Девушка посмотрела на свою мокрую футболку, потом на меня и злорадно улыбнулась.

— Ну ты и придурок, — вынесла она свой вердикт.

— Я принесу тебе полотенце, — предложила подруга и убежала наверх в ванную. А мы с моей новой знакомой остались наедине.

— Так и собираешься тут стоять? — спросила девушка, окинув меня взглядом.

— Это запрещено? У тебя какой-то иммунитет? — съязвил я.

Девушка заправила белокурые волосы за ухо, но так и не отвела взгляд. Я, не стесняясь, рассматривал её, и она это тоже видела.

— Могу предложить тебе выпить в качестве компенсации, — предложил я, девушка обречённо вздохнула.

— Ну давай, мистер Хитклифф, — ответила она.

— Грозовой перевал? — саркастично спросил я. — Серьёзно? Готов поспорить, что ты студентка литературного факультета.

— Что-то я не припомню, когда мы начали играть в «Правду или действие», — возразила она, оставив меня в неведенье. Только спустя месяц я узнал, что она учится маркетингу, а не литературе. Это меня, безусловно, удивило, ведь такая девушка, как Лилиан, никогда не смогла бы стать маркетологом.

— Лилиан, — окликнула девушку темноволосая подруга и бросила ей полотенце.

Лилиан промокнула футболку полотенцем и повесила его на перила лестницы.

— Значит, Лилиан, — улыбнулся я. — Так и каким Хитклиффом ты меня видишь: злым и жестоким или притягательным и обаятельным?

— Отталкивающим, — ответила девушка.

— Что-то я сомневаюсь. Меня зовут Ивлин, Ивлин Конли.

— Ааа, — протянула девушка с пониманием. — Ты тот самый Ивлин Конли. Точно.

— Слышала обо мне? — напористо спросил я, а девушка покачала головой.

— Ну вообще-то нет, — Лилиан улыбнулась. — Но наблюдать за твоей самодовольной физиономией было приятно.

— А ты весёлая, — констатировал я. — Может, поднимемся наверх?

— Когда это слово «весёлая» означало «способная переспать с незнакомым парнем, который мнит о себе слишком много»?

— Тогда я налью тебе выпить. И не смей отказываться. Твоя подруга всё равно вовсю целуется с каким-то парнем, ей не до тебя, — произнёс я, и Лилиан согласилась.

Весь вечер мы напивались пивом и остатками текилы, а когда я попытался поцеловать Лилиан, девушка укусила меня за губу и засмеялась. Она сразу понравилась мне. Такая весёлая, безбашенная, сумасшедшая. Тогда я ещё не знал, какая она на самом деле. Раненая, искалеченная, несчастная, но тем не менее всё такая же гордая и самоуверенная.

Я забираю со столика ключи от машины и спускаюсь вниз. Дорога до офиса занимает у меня меньше двадцати минут, и всё это время я стараюсь не думать об этой странной ночи, проведённой с Лилиан.

Проклинаю себя за то, что затеял эту глупую игру с женитьбой, но так уж сложилось, что кроме Лилиан мне некого представить родителям. А жениться на дочери партнёра всё равно что подписать себе приговор. Знаю, рано или поздно придётся это сделать, я не смогу вечно обманывать отца и подставлять Лилиан, но лучше уж оттянуть этот момент.

Клянусь себе, что больше никогда не приведу эту девушку в наш дом и не дам ей возможности увидеться с моими родителями. Пусть это будет моей маленькой благодарностью Лилиан за то, что она терпела все мои поступки.

Мой секретарь Лола сдержанно улыбается, когда видит меня, и протягивает несколько документов.

— Доброе утро, мистер Конли. Это новые данные по отделу реализации. И Ваш отец звонил несколько раз. Сказать ему, что Вы приехали?

— Нет, — отвечаю я, заходя в кабинет. — Сам ему позвоню.

Но не успеваю я дойти до стола, как раздаётся ещё один звонок. Сразу же снимаю трубку и слышу голос отца. Разговор с ним ничего хорошего не принесёт, тут не нужно уметь предсказывать будущее.

— Ивлин, — произносит он холодно. — Неужели ты, наконец, появился? Зайди ко мне. Немедленно!

Проклятье! И что ему понадобилось с самого утра?

Поднимаюсь на лифте на этаж выше и захожу в кабинет отца. Мужчина сидит за столом, изучая какие-то бумаги. На нём дорогой костюм и строгий галстук. Его лицо не выражает ни единой эмоции, словно все чувства из него выкачали уже давно.

Как бы сильно я ни стремился быть непохожим на отца, сейчас я такой же, как и он. Недешёвый костюм, на который той же Лилиан пришлось бы работать несколько месяцев, запонки, часы, галстук. Идеальный внешний вид, только вот в душе пустота, пожирающая всё на своём пути.

— Где ты был всю ночь? — равнодушно спрашивает отец. Волнуется ли он? Конечно же, нет. Ему просто необходимо контролировать каждый мой шаг.

— Я уже не ребёнок, чтобы отчитываться, — отвечаю я спокойно, хотя этот разговор меня напрягает.

— Лилиан вчера рано ушла, — констатирует отец. — Что-то было не так?

— Мы просто хотели побыть вдвоём. Чего тебе ещё нужно? Ты сказал мне жениться, я привёл тебе в дом свою невесту. Но ты снова недоволен.

— Невесту, — повторяет отец и наконец-то поднимает на меня глаза. — Ты привёл в наш дом сестру Джейсона Мерритта, который пытается перехватить у нас очень важный контракт.

— Какого чёрта, отец? — повышаю я голос. — Ты копаешь под Лилиан? Дела Джейсона её не касаются. Фирмой руководит даже не он. Успокойся уже. И оставь Лилиан в покое.

— А теперь послушай меня, Ивлин, — жёстко говорит отец. — Я тебе не позволю портить нашу репутацию. Ты связался с девчонкой без родителей, работающей в каком-то там магазине, а её брат — наш конкурент. Чем плоха Мелисса? Она красивая, образованная. Её отец готов передать вам солидную долю в своей компании.

— Я её не люблю. И не собираюсь продаваться за какие-то там акции.

— Вздор! — бросает отец мне в ответ. — Мы говорим о бизнесе, а не какой-то там любви. Подумай хоть раз о семье.

— То же самое я могу сказать тебе, отец. Подумай хоть раз о своей семье, — отвечаю я и выхожу из кабинета, не желая больше продолжать этот разговор.

Такой вот мой отец, таким я его всегда знал: жёсткий, требовательный и принципиальный. Ни разу в жизни он не заступился за меня, не пошёл мне навстречу, не помог и не похвалил. Наверное, такие жалобы звучат вовсе не по-мужски, но когда-то я тоже был ребёнком. И правда в том, что все мы остаёмся детьми до конца жизни, просто тщательно это скрываем.

Всё, что я знал с самого детства, так это то, что я должен думать о семье, а значит, думать о бизнесе и идти на поводу у родителей. У меня никогда не было выбора.

Возвращаюсь в кабинет и включаю мобильный, который вчера намеренно отключил во избежание разговоров с отцом. Я слишком хорошо его знаю.

Погружаюсь в работу с документами, а потом вздрагиваю от телефонного звонка. Лилиан. Стоит ли мне разговаривать с ней? Но, не успев обдумать всё хорошенько, я всё же отвечаю.

— Ты ушёл, не попрощавшись, Ивлин, — говорит мне девушка. — И каким будет твоё оправдание?

— Мне нужно было на работу. Не хотел тебя будить, — признаюсь я и неожиданно улыбаюсь. Словно мы уже давно вместе и ведём обычные беседы, но это не так и никогда не будет так.

— Я просто хотела поблагодарить тебя за твой рассказ. Ты открыл мне правду, — произносит Лилиан тихо. Её тон, деликатный и учтивый, звучит как формальность.

— Не за что тут благодарить. Просто помни о моей просьбе.

— Да, я помню. Больше не буду ничего предпринимать. Всем от этого будет только спокойнее.

— Умница, — облегчённо выдыхаю я.

— Почему даже эти слова из твоих уст звучат омерзительно? — спрашивает Лилиан шуткой, и я уверен, что она улыбается. — Ладно, зарабатывай свои большие деньги, а я пошла дарить людям радость.

— Звучит заманчиво, — отвечаю я и сбрасываю звонок.

Держать Лилиан на расстоянии от моей семьи — неплохой план. Но мой отец решил поиграть в сыщика, и теперь всё слишком сложно. Я сам привёл её в эту клетку и повернул ключ в замке. А теперь хочу казаться хорошим.

Правда в том, что я не хочу причинить этой девушке вред. Она этого уж точно не заслужила. Но так вышло, что она была связана с моей семьёй ещё до того, как мы познакомились.

Кажется, я готов признаться себе кое в чём довольно жутком и пугающем. Слышал ли я тогда, как она закричала и разбила об стену бутылку? Да. Хотел ли я вернуться, извиниться и всё исправить? Да. Больше всего на свете.

ЭТАН
Май, 2018 год

Цифра пять имеет много значений и применений. Пятизвёздочные отели всегда самые лучшие. Коньяк с пятью звёздами — весьма неплох. Пять линий на нотном стане, пять колец в символике Олимпийских игр.

Пять месяцев я знаком с Лилиан, и всё это время мы разрушаем друг друга день за днём. Сомнения, соперничество, ложь, эмоции — это стоит на нашем пути, отталкивает, но мы всё равно упорно притягиваемся друг к другу как разноимённые полюса магнита.

Как-то я сказал Лилиан, что наши отношения были лишними, и до сих пор не разуверился в этом. Ничего не выйдет. У нас с этой девушкой слишком разные взгляды на очевидные вещи, но слишком похожие взрывные эмоции. Каждый раз всё будет заканчиваться бурей, потом стихать и снова закипать. Я это понимаю, и Лилиан понимает тоже.

Но, несмотря ни на что, я всё же скучаю по девушке с волосами цвета лепестков лилии. Хочу сделать её счастливой, но не знаю, как. А ведь я давно уже не подросток. Хотя, может, в этом вся и проблема.

Гордон — работник отдела кадров — мой старый друг. Когда-то мы проводили вечера в баре за бутылкой пива и помогали друг другу в знакомствах с девушками. Пока моя жизнь не превратилась в сточную канаву, и у меня не снесло крышу.

— Прошу, Дон, это всего лишь имя, — уговариваю я мужчину уже несколько минут. — Мне нужен только адрес или телефон. Наверняка этот парень учился здесь, а в твоих архивах есть всё необходимое.

— Этан, прекрати, — мужчина пытается говорить строго, но у него это слабо получается. Знаю, он хочет мне помочь. — Я не могу разглашать эту информацию посторонним лицам.

— Вообще-то я здесь работаю уже семь лет. Мне нужны труды этого парня для научной работы.

— Тогда ступай в библиотеку. И не заставляй меня идти на служебное преступление.

— Это не карается законом, — вру я, Гордон хмыкает.

— Тебе виднее, — бубнит он, а потом понимает, что сказал лишнего. — Ладно, давай я попробую помочь.

Забавно, что может сделать одна фраза и одно чувство вины. Дон смотрит на бумагу, а затем задумчиво потирает затылок. Откладывает листок в сторону и стучит пальцами по столу.

— База данных у тебя в голове или, может, ты всё же поищешь в компьютере? — интересуюсь я, но мужчина не отвечает на моё замечание. Он только ещё раз смотрит на листок.

— Я знаю этого парня, — наконец говорит он. — Точнее, знаю его брата. Николас Диксон работает у нас, не на постоянной основе, как фрилансер. Он отличный программист, если не сказать гениальный.

— Уверен, что это его брат? — сомневаюсь я. — Мало ли сколько Диксонов живёт в Линкольне.

— Уверен. Николас просил для Нила работу, парень нигде не задерживался надолго. Но, увидев его послужной список, я не смог его взять.

— Всё так плохо? — интересуюсь я. Не хватало ещё, чтобы Лилиан занималась поисками мужчин со странной репутацией.

— Университет окончен с натяжкой, работа менялась каждые несколько месяцев. Мы разговаривали по телефону пару минут, но парень был явно нетрезв. Пришлось отказать.

— Так у тебя остались его контакты или что-то ещё?

— Нет, — отвечает Дон и устремляет взгляд в монитор компьютера. Долго что-то ищет, а потом я слышу, как начинает шуметь принтер. Мужчина протягивает мне свеженапечатанный листок. — Это телефон Николаса. Думаю, он захочет поговорить о брате. Но если что, я не давал тебе ничего.

— Разумеется, Дон, — соглашаюсь я и хлопаю мужчину по плечу. — Спасибо. И передавай привет Саре.

— Мы вообще-то развелись полгода назад, — отвечает Гордон, и мне становится не по себе. — Но спасибо, что вспомнил.

Выхожу из кабинета и чувствую себя болваном. Мы ведь дружили с этим парнем, а теперь я не знаю новостей из его жизни шестимесячной давности. Когда мы последний раз вообще разговаривали? Кажется, на Рождественской вечеринке. Нет, на ту вечеринку я не пошёл, потому что не с кем было оставить Эйвери. Значит, это был День Благодарения. Да уж, я замечательный друг. С появлением Эйвери в моей жизни всё изменилось. Было несложно отказаться от друзей и развлечений ради ребёнка. Но теперь я всё чаще отказываюсь от ребёнка ради Лилиан. Мы делаем что-то не то.

И вот опять, оставив дочь на попечение сестры, я стучу в квартиру Лилиан, держа в руках папку с бумагами. Когда девушка открывает дверь и видит меня, то на мгновение замирает, а потом вздыхает. Заметно, что ей неприятна эта встреча.

— Зачем ты здесь, Этан? — спрашивает она устало.

У неё под глазами мешки, а сами глаза излучают только грусть и сожаление. Мне хочется наказать себя за каждое сказанное дурное слово, за каждый поступок, за каждую слезу этой девушки. Я натворил много плохого, и вряд ли Лилиан захочет прощать меня на этот раз.

— Ради тебя, — отвечаю я кратко, но девушка лишь качает головой. — У меня есть кое-что важное. Можно мне войти?

Лилиан потирает переносицу и морщится, словно у неё болит голова. Знаю, она борется с собой. Надеюсь, что борется. Если так, то у меня ещё есть шанс.

— Мы вернулись в начало этого чёртова замкнутого круга, — шепчет она и всё же приглашает меня войти.

Я привычно сажусь на диван, достаю верхний лист из папки и протягиваю его девушке. Лилиан колеблется, прежде чем взять его, ведь уже не доверяет мне. А доверяла ли она вообще? Что в действительности между нами было? Десяток ночей вместе и целое поле вербены.

— Николас Диксон? — удивлённо спрашивает девушка.

— Это брат человека, которого ты ищешь. Можешь позвонить ему и попросить нужный номер телефона, — предлагаю я, Лилиан молча соглашается. — Послушай, мне жаль, что всё так вышло.

— Этан, — перебивает меня девушка. Она всё ещё стоит рядом с диваном, не желая присесть и избегая смотреть мне в глаза. — Я благодарна тебе за помощь. Но это ничего не меняет.

— Было бы странно, если бы чей-то номер телефона всё изменил, — соглашаюсь я и протягиваю Лилиан ещё один документ из папки. Девушка снова не решается взять его сразу, но в конце концов сдаётся.

— Что это? — спрашивает она, пробежав глазами по листку. На её лице недоумение, ничего удивительного.

— Я развёлся. Шерил больше не моя жена, а значит, тебе не стоит бояться статуса любовницы.

— Не стоит, — соглашается Лилиан. — Потому что между нами больше никогда ничего не будет.

— Не говори так, — прошу я, замечая, насколько жалко звучит мой голос. — У нас есть Эйвери. Не получится не общаться.

— Ты прав. Я буду приходить к сестре, забирать её на выходные, брать на прогулки. Но это не значит, что мы с тобой снова будем вместе, — выносит свой вердикт Лилиан, и он звучит, как приговор.

Встаю и подхожу вплотную к девушке. Провожу кончиками пальцев по её щеке, как делал уже много раз, но Лилиан настырно убирает мою руку и отступает. Невооружённым взглядом заметно, что ей некомфортно находиться со мной рядом, и мне больно от этого осознания.

— Тебе пора, — говорит она. — Я позвоню, когда соберусь к Эйвери в гости.

— Прости, что я тебе не сказал, — выдыхаю я, словно задыхаюсь. — Но ведь у всех есть тайны. А эта информация как раз похожа на ту, которой люди не очень-то и гордятся. Я ведь не спрашиваю тебя, зачем тебе понадобился этот Нил Диксон.

— Потому что у тебя больше нет права знать это, — отвечает девушка и бросает листок бумаги прямо на пол. — У всех есть тайны, но, если мы не можем делиться ими друг с другом, значит, нет никакого смысла.

— Я уже говорил тебе, что ты невыносима?

— Да, — кивает она. — Стабильно пару раз в месяц.

Я должен развернуться и уйти, больше никогда не появляться в этой квартире и забыть обо всех минутах, проведённых с Лилиан. Вместо этого я рвусь вперёд и целую её. Губы всё такие же горячие и сладкие. Не желаю прекращать это, никогда. Хочу сжечь дотла каждое мгновение прошлого и оставить только этот момент, эту секунду, эту жизнь. Жизнь, в которой мы можем наплевать на всё и быть счастливы. Но Лилиан так не думает. Она отталкивает меня от себя, и в её глазах я вижу слёзы. Она слишком часто плачет из-за меня и уж точно этого не заслуживает.

— Уходи, Этан, — тихо просит она, и голос её дрожит.

— Всего одна тайна, и ты готова…

— Дело не в тайне, — вскрикивает девушка, перебивая меня. — Пойми ты это, наконец. Да, тот факт, что ты это скрыл, мне неприятен. Но, как бы там ни было, я не смогу остаться с тобой. Просто не смогу это забыть. Не знаю, как перестать представлять эту картину. Не знаю, как отделаться от мысли, что этими же руками, которыми ты минуту назад гладил меня по щеке, ты вёл машину, на которой сбил человека насмерть.

Под конец своей речи Лилиан сбивается. Её душат слёзы, а она до последнего пытается их сдержать, но в итоге у неё ничего не выходит.

— Знаю, что виноват. Не прошло и дня, чтобы я не жалел, — мои оправдания звучат жалко и притянуто. Она в них не верит. Даже я не верю.

— От твоей жалости ничего не изменится, Этан, — кричит Лилиан, и вся эта боль в её голосе раскалывает моё сердце. — Можешь считать меня сумасшедшей, но я знаю, о чём говорю. Одиннадцать лет назад один такой же придурок, как ты, врезался в машину, в которой мы ехали с родителями. Знаешь, что я вижу теперь, когда смотрю на тебя? — плачет девушка, она уже даже не замечает своих слёз. Её трясёт, и эта дрожь словно ответы на все вопросы. Вот что ты творишь с этой девушкой, Этан. — Я вижу тело своего отца и своей матери, я вижу искорёженную машину, трассу, залитую кровью. Вот что я вижу. И это никогда больше не исчезнет. Я столько лет избегала автомобилей вообще, и вот он ты — убивший на своей машине человека.

— Лилиан, — тяну я и снова приближаюсь к девушке. Хочу её обнять, пожалеть, успокоить, но, кажется, этого я больше никогда не смогу сделать. — Мне так жаль. Просто позволь мне всё исправить.

Я всё же делаю ещё один решительный шаг вперёд, приобнимаю девушку за плечи и прижимаю её к себе, но она тут же пытается вырваться. Ещё вчера я бы позволил ей это сделать, но не теперь. Знаю, ей нужны эти объятья так же, как и мне.

— Отпусти меня, — тихо просит девушка, а когда я не отвечаю, начинает кричать. — Отпусти меня, Этан! Отпусти!

— Никогда я этого не сделаю, — не уверен, что она слышит мой шёпот. — Я нужен тебе, а ты нужна мне.

— Отвали, Этан, — продолжает кричать Лилиан, пытаясь меня оттолкнуть.

— Всё наладится. Просто дай мне это исправить!

— Ничего не нужно исправлять! — вопит девушка что есть сил. — Всему пришёл конец. Проваливай навсегда!

Она неустанно бьётся в моих руках и не собирается сдаваться. Всё это бессмысленно. Я разжимаю объятья. Лилиан падает на колени, пытаясь подавить рыдания, а потом поднимает на меня глаза. Не знаю, где найти слова, чтобы описать то, что я чувствую, видя её такой. Сожжённая мной заживо, убитая моими руками. Смотрю на неё сверху вниз и чувствую приступ паники. Теперь я знаю, что натворил.

Она была брошена к моим ногам как ничем незаслуженный дар свыше, а я лишь наступил на неё и растоптал.

— Такой ты хочешь меня видеть? — спрашивает тихо девушка, пытаясь вытереть тушь с лица, но размазывает её ещё сильнее. — Этого ты добивался?

— Нет, — мой ответ звучит жёстко. — Я просто хотел тебя любить.

Не вижу смысла продолжать этот разговор. Нам обоим только больно от него. Поэтому быстро выхожу за дверь и спускаюсь по лестнице. Выбегаю на улицу, вдыхаю прохладный весенний воздух и сжимаю кулаки.

Запомни сегодняшний день хорошенько, Этан Хант, ты больше никогда не будешь с этой девушкой.

ЛИЛИАН
Июнь, 2018 год

От третьей чашки кофе в местной закусочной меня тошнит. Официантка в который раз подливает мне его и снова предлагает завтрак. Но есть совсем не хочется. Только для того, чтобы от меня отстали, заказываю глазунью и тосты, но уже заранее знаю, что не притронусь к еде.

Не помню, когда ела в последний раз за прошедшую неделю. И давно сбилась со счёта, сколько выпила кофе. Каждый раз, когда я остаюсь наедине с собой, то чувствую себя отвратительно. Меня сжигает злость, обида и ощущение собственной низости. Этот гнев направлен на каждого: на Этана, Ивлина, Джейсона, но самое главное — на себя. Ведь никто не виноват больше, чем я.

Стараюсь загружать себя работой настолько, насколько это возможно. Беру несколько заказов на оформление свадеб, но они только в августе, и я занимаю себя только обедами с невестами для обсуждения деталей. Днём я разрываюсь между встречами и работой в магазине, а ночью остаюсь в квартире одна наедине со своими демонами. И который день уснуть оказывается весьма проблематично. В голове то и дело возникают образы людей, сделавших мне больно, и тех, кому боль причинила я.

Мне не хватает решительности пойти на контакт с братом, не хватает совести звонить Ивлину, не хватает сил простить Этана. Я только и могу, что винить себя и скучать по всем дорогим мне людям.

К моему столику подходит мужчина и я отрываю взгляд от чашки с кофе. Мужчина выглядит вполне обычно, заурядная внешность человека за сорок, не новая, но опрятная одежда.

— Лилиан? — уточняет мужчина, я утвердительно киваю. — Николас Диксон.

Здороваюсь с мужчиной и приглашаю его присесть. Он садится напротив и рассматривает меня слишком открыто. Чувствую себя неуютно.

— Я просто хотела узнать у Вас номер телефона Вашего брата. Простите, что потревожила вот так.

— Я сразу узнал тебя, — произносит Николас. — Лилиан Бэйли, ты копия своей матери.

— Ошибаетесь, — возражаю я, эти слова меня ранят. Больше всего на свете я не хочу быть похожей на мать. — Вы были знакомы?

— Можно и так сказать. Так и зачем тебе понадобился мой брат? Твой звонок меня удивил. Не представляю, как ты вообще меня нашла.

— Мне просто нужно с ним поговорить, — отвечаю я, игнорируя вопросы о поисках.

— Нил — не тот человек, с которым можно мило поболтать в закусочной. Он, как бы тебе объяснить, — Николас подбирает слово, — не очень приятный человек. Может, я смогу тебе помочь?

— Вы с ним близки?

— Когда-то были.

Я смотрю на остывшую яичницу и ковыряю её вилкой. Вся эта встреча с самого начала казалась мне глупой. И сейчас я даже не представляю, о чём могу говорить с братом моего предполагаемого отца.

— У него были какие-то отношения с моей матерью? — спрашиваю я размыто.

Ну а что я ещё должна сказать? А Ваш брат случайно не насиловал мою мать, в результате чего появился на свет нежеланный ребёнок? От этой мысли мне снова тошно.

— Если можно это так назвать, — спокойно отвечает мужчина, а потом потирает подбородок. — Не напомнишь, сколько тебе лет?

— Двадцать четыре, — говорю я уверенно и смело смотрю мужчине прямо в глаза.

Голубые. Как и у меня. У Шерил глаза тёмные, как и вся её душа. Я всегда гадала, как так вышло, что гены отца в этой области победили. Но должна же я была перенять от него хоть что-то.

— А, — только и отвечает мужчина и задумывается. — Считаешь, что он твой отец?

— Для этого есть основания?

Николас молчит. Он хмурится и обдумывает мои слова, а, может, и свои. Атмосфера в этом милом заведении начинает на меня давить.

— Около года я встречался с твоей матерью, — признаётся Николас. — Она училась в выпускном классе, а я уже заканчивал третий курс колледжа.

— Я думала, что Нил, — мне сложно договорить, потому что сказать нечего. Я ничего не понимаю.

— Как-то мы с Шерил серьёзно поругались, и на новогодней вечеринке она познакомилась с Нилом. Не знаю, что двигало ею, но в один день я словно лишился и девушки, и брата, — поясняет Николас. В его словах нет боли и переживаний. Прошло двадцать четыре года, вряд ли потеря моей матери его беспокоит до сих пор.

— Они…

— Да, они переспали. Мы все были молодыми, и мало о чём думали. Нил и вовсе никогда не отличался хорошими манерами.

— Шерил сказала, — мне тяжело подбирать слова. Но, кажется, лучше говорить напрямую. — Он её изнасиловал?

— Вздор, — отмахивается мужчина. — Эту байку я слышал много раз. Но всё было не так.

— Уверены? — мне слабо верится в эту теорию, хотя на душе становится легче. Хочу, чтобы было всё так.

— Я хорошо знал эту девушку, и своего брата тоже. Видел, как они вели себя весь вечер и после этого тоже. Спустя пару недель после вечеринки Шерил выдумала эту историю с изнасилованием, послала нас всех и больше мы не виделись. Я не знал, что она была беременна.

— Мой день рождения в сентябре, — напористо произношу я. — Понимаете, что это значит?

— Да, — отвечает мужчина. — Это значит, что кто-то из нас твой отец.

Мне становится не по себе. Я была настроена совсем на другой разговор и на другую информацию. А теперь у меня есть два возможных отца, и я уже жалею, что всё это затеяла. Джейсон был прав. Как всегда.

— Мне ничего не нужно ни от Вас, ни от Вашего брата, — убеждаю я мужчину, хотя на самом деле убеждаю саму себя. — Мне просто нужно знать.

— Хочешь сделать ДНК-тест? — с сарказмом спрашивает Николас, но я вполне уверенно соглашаюсь. Это его забавляет, он не воспринимает меня всерьёз.

Не стоит его винить. У этого мужчины есть своя жизнь, семья, работа, а тут появляюсь я и ломаю всё это. Я чувствую себя ещё паршивее, хотя казалось, что хуже уже некуда. Я всё продолжаю разрушать чужие судьбы.

— Не знаю, что из этого выйдет, — Николас качает головой, потом достаёт из кармана старого пиджака визитку и протягивает её мне. — Давай сделаем это. Чтобы знать. Позвони, когда решишься. Номер у тебя уже есть, а на визитке адрес. Отправь сюда результаты по почте.

Понимаю, что Николас не хочет больше встречаться со мной. Да и чего я хотела? Чтобы он бросился обниматься? Меня не существовало для него все двадцать четыре года, а теперь к нему заявляется дочь бывшей девушки и чего-то требует. Должно быть, он, как минимум, зол.

— Хотела бы я сказать, что это смелый поступок, — произношу я, мужчина усмехается.

Он встаёт и собирается уйти, но потом оборачивается и снова пристально смотрит на меня.

— Ты — копия Шерил Бэйли, — признаётся он с сожалением.

И на этот раз я не протестую и не оправдываюсь. Так и есть. Я всегда хотела быть другой, но теперь ясно вижу один ужасающий факт — во мне слишком много от матери.

Когда Николас уходит, я плачу за завтрак, к которому так и не притронулась, и тоже покидаю закусочную. Спешу на работу. Здесь меня ожидает партия свежих цветов, десяток букетов на продажу, а потом встреча с заказчицей по поводу свадьбы.

Около семи вечера, когда я уже валюсь с ног от усталости, раздаётся телефонный звонок. Номер мне неизвестен, а в этом мало хорошего. В последнее время я не получаю приятных новостей.

— Мисс Мерритт, — говорит приятный женский голос. — Это мисс Саммерс, учитель Эйвери.

— Да, мисс Саммерс, — приветствую я её. — Что-нибудь произошло?

— Я просто ищу мистера Ханта, подумала, Вы знаете, где его можно найти, — произносит учительница, и меня начинают душить сомнения.

— Не думаю, что мне это известно. Что-то случилось? — настойчиво повторяю я свой вопрос.

— Вообще-то да. Уже семь, а мистер Хант так и не забрал Эйвери. Я звонила ему на мобильный и домой, но он не берёт трубку.

— Так Эйвери у Вас? — спрашиваю я обеспокоенно, параллельно собирая вещи в сумку. — Я её заберу.

— Я отвезла её к себе домой. Слишком поздно для школы. Но я не уверена, что смогу отдать Вам её. Насколько мне известно, Вы не являетесь официальным представителем ребёнка.

— Мисс Саммерс, — убеждаю я девушку. — Вы понимаете, что это правильно. Я приеду, и мы всё обсудим.

Учительница соглашается и диктует мне свой адрес. До её квартиры недалеко, и я решаю поехать на автобусе.

По дороге звоню Этану, но он не берёт трубку. Что могло случиться? Как бы там ни было, не могу позволить Эйвери переживать то, через что я прошла сама — оставаться в доме учительницы только потому, что о ней забыли.

Пока я еду к дому мисс Саммерс, думаю о всех возможных вариантах. И боюсь, что этого уж точно не смогу простить Этану, хотя ещё только утром хотела попытаться всё исправить.

ЭТАН
Июнь, 2018 год

Девушка смеётся над моими глупыми шутками и накручивает волосы на палец. Кажется, так себя ведут женщины, когда им кто-то нравится. Но это едва укладывается в моей пьяной голове. Как я могу кому-то нравится, если даже сам себе противен?

Но эта девушка не знает обо всех моих поступках и удушливых словах. Она допивает свой мартини и смотрит на меня самым добрым взглядом, какой я только видел за последнее время. Никакой обиды, неопределённости, страха, вины. Кажется, это именно то, что мне нужно.

Я тоже допиваю свой виски и не могу вспомнить, какой это стакан по счёту, который сейчас час и жив ли я вообще. Кажется, мы провели в этом баре слишком много времени. Но кого это волнует?

В квартире у Оби душно. Или её зовут Одри? Я лишь усмехаюсь от мысли о собственной подлости. Вот она, моя сущность — я раздеваю девушку, имени которой не помню. Да и какая сейчас разница.

Кажется, её всё же зовут Одри. Я выдыхаю её имя, пока она целует меня в шею, и судя по тому, что она не возражает, имя всё-таки верное.

После выпитого алкоголя мне сложно стоять на ногах, и я сажусь на край кровати. Одри садится мне на колени и обхватывает за шею. Так же, как это делала Лилиан всего пару месяцев назад. От безысходности рычу и переворачиваю девушку на кровать, оказываясь сверху на ней. Ну же, Одри, помоги мне всё это забыть!

Я снимаю с девушки блузку и пытаюсь найти уже такую знакомую родинку на животе, но потом снова понимаю, что это не Лилиан.

Наш секс страстный, горячий, но всё это только потому, что я хочу выбросить из головы то, что засело там прочно. Выходит это с трудом, так как в каждом движении, каждом взгляде, каждом стоне ищу блондинку, пахнущую лавандой. Я всё ещё чертовски пьян, и сам удивляюсь тому, как вообще у меня сегодня что-то вышло в постели в таком состоянии.

Но от выпитого алкоголя я вырубаюсь сразу же после секса. Прихожу в себя, судя по всему, через пару часов, ведь на улице уже темно. Алкоголь всё ещё действует на меня, но уже не так сильно. Теперь я хоть немного могу соображать. Голова раскалывается на части. Одри спит рядом и выглядит вполне невинной, если не знать, что пару часов назад она переспала с едва знакомым парнем из бара.

Меня словно пронзает молния, и я вскакиваю с постели. Эйвери! Я должен был забрать её сегодня из школы, потому что Мэдлин уехала на девичник в Сьюард за двадцать пять миль от Линкольна.

Как я мог напиться до такого состояния, что забыл про ребёнка? Какой же я тогда отец?

Набираю номер мисс Саммерс, извиняюсь за поздний звонок и вообще за всё и спрашиваю о судьбе дочери. Учительница говорит то, что меня, ещё пьяного и уже взвинченного, выводит из себя окончательно.

— Какое право Вы имели отдать ребёнка чужому человеку? — кричу я что есть силы. Одри просыпается от моего крика и удивлённо смотрит на меня. — Я подам на Вас в суд!

— Не забудьте упомянуть о том, что до того, как я это сделала, Вы вообще забыли о дочери, — отвечает учительница, и я отключаю телефон, чтобы не наговорить лишних слов.

Быстро одеваюсь и выбегаю на улицу. Где я вообще? Верчу головой по сторонам и замечаю табличку. 81 улица. Чёрт побери, я в Амбер Хилс, на другом конце города. До Медоулейна, где живёт Лилиан, не меньше семнадцати миль. Нужно ловить такси.

Пульс стучит в висках, алкоголь словно замедляет мои движения. Машу проезжающему мимо такси и слышу визг тормозов. Оказывается, я стою почти посреди дороги. Этот режущий слух звук пробуждает в моём затуманенном рассудке страшные воспоминания.

В тот день шёл дождь. Я возвращался из Хикмана, где читал лекцию о нашем университете в местной школе. Дорога была мокрой, и я радовался, что уже почти подъезжаю к Линкольну. День выдался ужасно долгим и утомительным. Единственное, чего мне хотелось, — это горячий душ и постель.

Я до сих пор не понимаю, как она появилась на дороге. Почему я издалека не заметил её на обочине и не заподозрил неладное? Хотя, в здравом уме сложно такое предположить.

Она подошла к краю дороги и, когда я был уже совсем близко, сделала несколько шагов вперёд. Я нажал на тормоз и попытался вывернуть руль, но дорога была слишком скользкой.

Машину раскрутило, она врезалась в девушку, снесла её с ног и протащила на капоте. Не прошло и дня, чтобы я не слышал этот звук — звук удара тела о тонну металла.

Подушка безопасности прижала меня к сидению, дышать было сложно. Адреналин притуплял все чувства, кроме страха. Я нащупал ручку, открыл дверь и буквально вывалился из машины. Дополз до девушки и до последнего пытался её реанимировать, но ничего не вышло. Я кричал и плакал, как ребёнок, но от этого ничего не менялось.

Да, потом её родители найдут предсмертную записку, в которой она признаётся в своих планах броситься под первую попавшуюся машину, просит не винить никого, в том числе и водителя. Да, её психотерапевт признается, что у девушки была глубокая депрессия, несколько попыток суицида, что она перестала принимать антидепрессанты.

Да, суд меня оправдает. Но я никогда себя не прощу, до последнего дня.

— Или садись, или уходи с дороги, — кричит мне водитель такси, и я отряхиваюсь от воспоминаний. Когда тело отравлено алкоголем, любую боль переживаешь в сто раз тяжелее.

Пока я еду в такси, то думаю обо всех тех словах, которые собираюсь сказать Лилиан. Как обвиню её, оскорблю, начну угрожать. Но когда поднимаюсь к девушке в квартиру и вижу Лилиан на пороге комнаты в домашних шортах и майке, все эти слова куда-то на мгновение исчезают.

— Где она? — спрашиваю я у девушки. Лилиан скрещивает руки на груди.

— Ты её не получишь, — отвечает она и оглядывается, видимо, чтобы убедиться, что Эйвери не вышла из спальни.

— Ты похитила мою дочь. Я вызову полицию. Не усугубляй ситуацию.

— Не думаю, что они отдадут ребёнка человеку, который напился и забыл о ней, — бросает мне Лилиан, и я знаю, что она права.

— Я войду, даже если мне грозит смерть. Так и знай, — говорю я нервно и прохожу в квартиру, отталкивая Лилиан. Девушка нервно захлопывает дверь и идёт следом.

— Ступай домой, — говорит она мне строго, — проспись, приведи себя в порядок. А потом мы поговорим.

— Ты мне не указ, — спорю я и пытаюсь пройти в спальню, но девушка преграждает мне путь. Меня пошатывает от алкоголя, а голова раскалывается на части.

— Хочешь появиться перед дочерью в таком состоянии? Не будет стыдно даже? — спрашивает Лилиан нервно, но не повышает голос.

— Не учи меня, как обращаться с ребёнком! — вскрикиваю я. Из-за алкоголя мне хватает секунды, чтобы завестись. — Ты с ней пару месяцев, а я был рядом четыре года! Пока ты там веселилась на студенческих вечеринках и спала с богатеньким пижоном в рубашке от Prada, я варил кашу и лечил Эйвери от простуд, учился бороться с приступами эпилепсии, возил её в детский сад, учил читать и считать. А теперь появилась ты, вся такая замечательная, и хочешь стать незаменимой на всём готовом.

— Надеюсь, тебе стало легче, когда ты высказался, — отвечает девушка спокойно, и эта невозмутимость злит меня ещё больше.

— Ты так мстишь мне? — интересуюсь я. — За все эти недоотношения, что были между нами.

— Они так и не стали полноценными только из-за тебя. Ты врёшь, оскорбляешь меня, напиваешься и дерёшься, — голос Лилиан звучит напряжённо, но она до сих пор не кричит и не плачет, а значит, ей всё равно.

— Хочешь забавный факт? — спрашиваю я, усмехаясь. Голос звучит хрипло, в горле пересохло, очень хочется пить. Прохожу на кухню, наполняю стакан водой и выпиваю её залпом. Потом снова наполняю стакан и возвращаюсь в комнату. Лилиан стоит на прежнем месте и ждёт, пока я продолжу. — До встречи с тобой моя жизнь была спокойной и счастливой. Это ты заставила меня врать, извиваться, пить и постоянно злиться.

— Я привыкла, что ты во всём винишь меня. Это меня больше не задевает.

— Вот, — указываю я, — это именно то, о чём я и говорил. Ты ведёшь себя, как стерва, а потом удивляешься, что я нервничаю. Тебе страшно подпускать кого-то к себе, и ты ищешь любой повод, берёшь любую мелочь и раздуваешь из неё проблему.

— Мелочь, — Лилиан поджимает губы и усмехается. — Мёртвая женщина с ребёнком в животе — это мелочь. Ты просто чёртов псих.

Я делаю ещё один глоток воды и что есть силы сжимаю стакан в руках. Трудно держать себя в руках. Не знаю, по какой причине я злюсь больше: из-за пропавшей дочери или из-за того, что Лилиан меня отвергла.

— Эйвери рассказала мне про коробку с засохшими цветами, — произношу вдруг я. Не знаю, почему это всплыло у меня в памяти именно сейчас. — Вот что ты делаешь со мной: кладёшь в эту коробку, потому что жалко выбросить, но и оставлять на видном месте нет смысла.

— Этан, — просит Лилиан настойчиво, — прошу, уходи!

— Не указывай мне, что делать! — вскрикиваю я.

Лилиан потирает виски и тяжело вздыхает.

— Ты ребёнка испугаешь, — произносит она с укором. — Иди домой. Иначе, клянусь Богом, я вызову полицию! И пусть меня обвинят в похищении или ещё в чём-то, но я тебе не позволю забрать её сегодня. Приходи завтра и всё обсудим.

Меня терзает чувство, будто я оказался в клетке. Нет никакого выхода, нет возможности двигаться и дышать. Я в ловушке, которую сам себе и уготовил. Это не оправдание, но я виню алкоголь и злость за все свои слова и поступки. Но разве не сам я напился и довёл себя до нервного напряжения?

— Верни мне дочь! — вновь кричу я, сжимая стакан в руке с такой силой, что, кажется, будто он сейчас лопнет в моих руках.

— Хватит здесь кричать!

То, что происходит в следующее мгновение сложно описать одним словом, вообще какими-либо словами. Ошибка? Ослепление? Потеря самообладания? Нет, этому нет объяснения.

— Прекрати мной командовать! — кричу я в ответ и совершаю самый опрометчивый поступок за всю свою жизнь.

Я замахиваюсь и бросаю стакан в стену, рядом с Лилиан, и в тот момент, когда стакан выскальзывает из моих рук, слышу детский голос.

— Папа, — зовёт меня дочь, и уже слишком поздно что-то менять.

Стакан разбивается о стену и осколки разлетаются в разные стороны. Эйвери вскрикивает и начинает плакать. Лилиан бросается к ней, а я стою посреди комнаты и смотрю на лицо шестилетней дочери. Лицо, которое я рассёк разбитым стеклом.

— Эйвери, — тихо произношу я в надежде оправдаться, но этому нет объяснения и прощения.

Лилиан оборачивается, и в её глазах я вижу неистовый гнев, доводящий меня до исступления.

— Выметайся! — шипит девушка, и ей не нужно больше повторять. На этот раз я подчиняюсь.

Выхожу из квартиры, слыша плач Эйвери, и понимаю, что потерял всё, что только мог потерять. Я променял счастливую жизнь с дочерью и любимой девушкой на тайны и бутылку виски.

ИВЛИН
Июнь, 2018 год

В детстве мне, как и любому ребёнку, часто снились кошмары. Мама прокрадывалась ко мне втайне от отца, включала ночник и сидела рядом, пока я снова не засну. Но чаще всего отец выгонял её из моей комнаты, выключал свет и закрывал дверь. Так он, по его мнению, учил меня бороться со страхами, но на самом деле, он просто оставлял меня с ними наедине.

Он не был чудовищем, тем типом родителя, каким оказалась мать Лилиан. Отец не бил меня, не жалел вслух о моём рождении, не изводил и не издевался. На самом деле, он не делал ничего. Только требовал результат и никогда ни в чём не помогал. Успехи воспринимались как должное, неудачи как позор семьи, будь то проигранный матч по бейсболу или заваленный тест по математике. Возможно, я не очень разбираюсь в воспитании детей, но мне кажется, что родители должны быть не такими.

Сейчас мне двадцать шесть. Я вице-президент крупнейшей во всём штате Небраска строительной компании, имеющей несколько филиалов в Миннесоте, Оклахоме и Пенсильвании, в проекте — филиал в Нью Йорке. Я ношу дорогие костюмы, пью лучший алкоголь, имею дело с важными людьми. Но каждую неудачу, каждый промах, каждое невпопад сказанное слово я переживаю так, словно мне снова двенадцать, и я завалил контрольную в школе. Жду, что меня отчитают и будут снова давить на совесть, которой у меня уже почти не осталось.

С Лилиан мы точно похожи в одном: мы оба заглушаем пустоту и бессмысленность своей жизни алкоголем и сексом, что, конечно, помогает чувствовать себя не так паршиво временами, но не делает нас счастливыми. Мне хочется поступать правильно, но у меня нет выбора. Семья и фирма — вот мой корабль, с которого никогда не сойти на берег, даже если этот корабль стоит в порту, а не плавает посреди океана.

Родители устраивают очередной званый ужин для партнёров, и меня уже тошнит от всех разговоров о контрактах и будущих проектах. Люди просто обмениваются какими-то идеями, любезно улыбаются и соглашаются, но настоящие контракты обсуждаются и подписываются за закрытыми дверями.

Мелисса сидит рядом со мной и мило улыбается, изредка поглядывая на меня. Уверен, родители специально посадили нас вместе, чтобы я вдруг оценил то, как она ест стейк и влюбился в неё. На самом деле, она и вправду милая девушка. С отличным образованием, довольно умна и рассудительна, посвящена в дела родителей лишь в той формальной мере, в какой происходят подобные разговоры за обеденным столом, и она довольно красивая. В прошлом году мы вместе ездили к реке Миссури, много гуляли и разговаривали. С ней было спокойно, но вся поездка показалась мне скучной. Я привык совсем к другому.

Мелисса поглядывала на меня влюблёнными глазами, часто смеялась невпопад и всё время норовила взять меня за руку, а мне хотелось выпить побольше виски и просто утопиться в этой чёртовой реке.

Мы слишком разные, хотя и говорят, что противоположности притягиваются. Видимо, это не мой случай. Меня судьба свела с Лилиан, такой же неуравновешенной и несчастной, как и я сам. С Мелиссой мне всегда не хватало колкостей, двусмысленных намёков и ощущения того, что на тебя не смотрят, как на кусок вишнёвого пирога. Мне нравилось знать, что я не могу получить что-то просто так, что я должен заслужить это. У нас с Лилиан никогда не было свиданий или исполнений каких-то капризов. Я приезжал, когда это было нужно или ей, или мне, но также я никогда не знал, как она поведёт себя в следующий момент: будет мне рада или выставит вон, накричит или набросится с поцелуями. Мне нравилось играть в эту игру. Или же мне просто нравилась Лилиан.

— Слышала, ты едешь в Нью Йорк? — спрашивает Мелисса так неожиданно, что я не сразу понимаю, что вопрос адресован мне.

— Это ещё не решено, — вступает в разговор отец, не дав мне ответить. Чтобы не вспылить, я делаю глоток вина.

— Я устраиваю благотворительный ужин, — вновь говорит Мелисса. — Было бы здорово увидеть тебя там. Вы тоже приходите, мистер Конли. Буду рада Вас видеть.

— Спасибо, Мелисса, — отвечает ей отец настолько доброжелательно, насколько он вообще умеет.

Чувствую себя лишним на этом празднике, хотя едва ли это впервой. Спустя час бессмысленной болтовни гости наконец решают расходиться. Мы с Мелиссой стоим на крыльце дома и ждём, пока её родители подгонят машину.

— Не хочешь как-нибудь поужинать? — спрашивает девушка.

Я смотрю на её длинные чёрные волосы, на изысканное платье, стоящее точно не сто долларов, на туфли с высоким каблуком, которые она надевает, чтобы понравиться мне, и думаю, что не должен делать больно хотя бы ей. Той девушке, которая нашла во мне что-то примечательное. Хотя, как можно найти то, чего нет?

— Не думаю, что это хорошая идея, — отвечаю я, но девушка не перестаёт улыбаться.

— Сообщи, когда передумаешь.

Она спускается по ступенькам, проходит по дорожке и садится в машину. Чувствую, как мне на плечо ложится чья-то рука. Оборачиваюсь и вижу маму.

— Она прекрасная девушка, — убеждает меня мама, хотя мне это и так известно.

— Но я её не люблю, — мои возражения кажутся детскими, но мама меня отлично понимает.

— Да, не любишь.

Отец поднимается по ступенькам вверх и на ходу холодно бросает мне несколько слов:

— Ко мне в кабинет, живо!

Мне не нужно гадать, чтобы узнать причину такого его поведения. При гостях отец не мог выразить всё своё недовольство, но сейчас пришло время отчитать меня в который раз.

— Не объяснишь мне, что это? — спрашивает отец, бросая папку с документами на стол.

Я просматриваю бумаги и пожимаю плечами.

— Условия контракта с Риззани Групс, — мой ответ слишком очевиден, и отец хочет слышать далеко не это.

— Может, ты расскажешь, как СКБ смогли подписать с ними этот контракт, а мы нет? — интересуется отец. Он не кричит, но в его голосе много злости и агрессии. — Разве мы не должны были бороться до последнего?

— Мы боролись, но они выбрали СКБ. Здесь нет моей вины, — отвечаю я и знаю, что каждое слово — ложь.

— Нет твоей вины? Я говорил тебе идти на любые уступки, делать всё, чтобы заполучить этот контракт, а ты просто отвечаешь мне: «Мы боролись»? Мне неважно, что ты делал, если не смог достичь цели. Результат — вот что главное, но никак не средство.

— Отец, — начинаю я, хотя не знаю, что сказать в своё оправдание. Когда я намеренно сливал контракт, то знал, что меня ждёт после. Мне не следует сейчас удивляться ничему.

— Довольно, — отец вкидывает руку и останавливает меня. — Как я погляжу, эта девка совсем задурила тебе голову.

— Не говори так о Лилиан, — возражаю я и чувствую, что злюсь. — Она здесь ни при чём.

— Вот так совпадение, что ты отдал многомиллионный контракт прямо в руки её брата. Не мог придумать другой способ затащить её в постель? Что-нибудь, при чём мы не теряем пять миллионов долларов.

— Она моя невеста, — я защищаю Лилиан и от этого чувствую себя лучше, словно я, наконец-то, делаю что-то хорошее. — Тебе следует её уважать.

— Вы никогда не поженитесь! — строго отвечает отец и садится в своё кресло за письменный стол. — Иначе тебе никогда не достанется эта фирма.

— Что ж, — подытоживаю я, — когда тебе придёт время умирать, мы похороним вас вместе: тебя и фирму.

Я выхожу из кабинета, хлопнув дверью и не обращая внимания на то, что отец зовёт меня по имени. Этот разговор не мог закончиться хорошо, не стоит питать надежд. Люди не меняются, и я тоже. Поэтому, несмотря на все свои обещания не втягивать Лилиан во всё это, я всё равно набираю её номер.

— Не занята? — спрашиваю я в ответ на её «привет».

— Не то чтобы очень, — Лилиан мнётся, я сразу это замечаю. — Но сегодня мы можем только поговорить, не больше.

— Мне это подходит. Буду у тебя через двадцать минут, — отвечаю я, собираясь повесить трубку, но девушка меня останавливает.

— Не торопись и будь осторожен. Я никуда не денусь из этой квартиры.

Такая забота, такая мелочь зарождают у меня в душе чувство благодарности и тепло, которого я никогда не испытывал. Понимание, что о тебе беспокоятся.

Лилиан встречает меня в обычной домашней одежде, но в этом плюс долгого знакомства: мы не должны пытаться понравиться, ведь видели друг друга во всех возможных состояниях.

— На самом деле я не одна, — признаётся девушка. Я ожидаю снова увидеть здесь Ханта или ещё какого-то мужчину, но совсем не жду встречи с маленьким ребёнком.

Девочка сидит на диване и смотрит телевизор. Она оборачивается и улыбается мне. У малышки светлые вьющиеся волосы и черты лица Лилиан. Эта улыбка и эти глаза сводят меня с ума.

— Привет, — произносит она. — Ты друг Лилиан?

— Да, — отвечаю я робко и сам этому удивляюсь. — А ты?

— Эйвери, — бросает девочка и снова поворачивается к телевизору. Я перевожу взгляд на Лилиан.

— Поговорим на кухне? — предлагает она.

Когда девушка закрывает дверь, я снова вопросительно смотрю на неё.

— Только не говори, что ты втайне родила ребёнка, — прошу я, и эта идея кажется мне тошнотворной.

— Эйвери — моя сестра, — отвечает Лилиан с улыбкой и садится за стол. — Я не рассказывала тебе о ней, потому что, — девушка запинается, пытаясь подобрать аргумент. Но я и так знаю, почему. Мы никогда не общались на такие темы. Пару дежурных фраз и секс. Сейчас это кажется глупым.

— Так Хант её отец? — спрашиваю я, припоминая одну из встреч с этим парнем.

— В какой-то степени. Он её удочерил. А теперь я хочу забрать у него этого ребёнка.

— Ты как всегда решительна, — отвечаю я и подхожу к столу, чтобы взять что-нибудь выпить. Лилиан сразу это понимает.

— Мы не будем пить, — возражает она. — У меня ребёнок в соседней комнате.

— Хотел налить нам кофе, — за мгновение я придумываю отличную ложь, чтобы не выставлять себя ещё большим беспринципным мерзавцем, чем был всегда.

— Просто присядь и давай поговорим обо всём, что тебя там тревожит, — предлагает Лилиан, я сажусь напротив и расстёгиваю пуговицы пиджака.

— Ничего меня не тревожит. Кроме твоего желания восстанавливать справедливость направо и налево и играть в судебный процесс.

— Я не играю. Просто хочу обеспечить своей сестре счастливую, спокойную жизнь, — отвечает девушка.

Её слова меня злят, и я сразу понимаю, почему. Она взрослеет, становится серьёзнее. Собирается растить ребёнка и быть прилежной, а мне остаётся лишь гнить в одиночестве. Я должен радоваться, что в жизни Лилиан появилась возможность стать счастливой и вырваться из замкнутого круга проблем, но это меня расстраивает. Что это на самом деле? Зависть. Мне такой возможности не представится никогда.

— Но ты понятия не имеешь, как растить ребёнка, — я пытаюсь вразумить Лилиан, но в душе ругаю себя за это. Она всё делает правильно, пора мне признать своё поражение.

— Но Этан тоже не идеальный отец. Вчера он напился, швырялся стаканами и рассёк Эйвери щеку, — говорит Лилиан, переминая пальцы. Она хочет заставить меня поверить, что поступает верно, словно, если она убедит меня, то убедит и саму себя.

— Тогда ты права, — отвечаю я и усмехаюсь, чтобы скрыть смущение. Должно быть, я впервые поддержал её по-настоящему.

— Я хочу, чтобы ты дал показания в суде, — признаётся девушка, я морщусь.

— Я познакомился с твоей сестрой две минуты назад, с Хантом виделся два раза в коридоре. Что я могу рассказать? Какого цвета у него была рубашка?

— Можешь говорить и об этом, — Лилиан утвердительно кивает, а потом поднимает на меня глаза. — А ещё можешь рассказать, как и когда ты подрался с ним пьяным.

— Что? — переспрашиваю я, надеясь, что ослышался. Не может быть, чтобы этот придурок Хант всё ей рассказал. — С чего ты это взяла вообще?

— Просто сложила два плюс два, — отвечает девушка.

Она встаёт из-за стола, выходит из комнаты, а потом возвращается и кладёт на стол скомканную, испачканную в крови мою визитку.

— Я нашла это у Этана в квартире. Ты не должен пытаться оправдаться или вроде того. Просто хочу, чтобы ты рассказал судье, на что способен Этан, когда выпьет.

— Даже и не собирался оправдываться, — хмыкаю я. — Хант должен быть мне благодарен, что я не отделал его посильнее.

Лилиан понимающе кивает.

— Я дам адвокату твой номер. Он всё с тобой обсудит и пришлёт вызов в суд.

— Ты уже подала иск? — интересуюсь я.

— Этим занимается адвокат. Ему нужно пару дней.

Я откидываюсь на спинку стула и стучу пальцами по столу. Не могу поверить, что всё это реально. Что девушка, которая четыре года назад напилась и выбросила все мои вещи из окна ради забавы, будет воспитывать ребёнка.

— А что случилось у тебя? — спрашивает Лилиан так настойчиво, что я не могу не ответить. Хотя, возможно, я придумал это себе сам.

— Проиграли тендер, — отвечаю я холодно. — Можешь поздравить братца с успешным контрактом.

— Это не последний контракт в твоей жизни, Ивлин, — слабо улыбается девушка. — Ты всегда идёшь напролом, достигаешь своей цели и не печёшься о последствиях. В этом твоя сущность.

— То есть, ты так меня представляешь? — интересуюсь я, Лилиан лишь качает головой.

— А как ты себя представляешь?

— Сложный вопрос, — отвечаю я как можно равнодушнее и перевожу разговор в другое русло. — Ну и как общаться с такими маленькими людьми? О чём вообще с ней можно говорить?

— Обо всём, — Лилиан улыбается той улыбкой, которой я ещё никогда не видел. Тёплая, нежная, счастливая. — Она славная.

— Ладно. Может, поужинаем где-нибудь? Обещаю, буду вести себя прилично.

— Не думаю, что Эйвери захочет, — произносит Лилиан и вздыхает. — Хотя я не знаю.

Встаю из-за стола и выхожу в гостиную.

— Эйвери, — зову я девочку, она поворачивается ко мне. — Как насчёт ужина в кафе? Могли бы поесть гритс[6].

Девочка кривится, Лилиан хихикает.

— Фу, — тянет Эйвери, — кукуруза.

— Ты же из Небраски, — удивляюсь я. — Как можно не любить кукурузу?

— Ивлин, — смеётся Лилиан. — Ей шесть. Дети не любят каши.

— Тогда пару сэндвичей «Монте Кристо»[7]? — предлагаю я, и девочка радостно кивает.

Пока мы идём до ближайшего кафе, Эйвери болтает о всякой детской ерунде, которая может заботить только шестилетних девочек. Как они веселились на уроке музыки и били в барабаны. Как кто-то из одноклассников упал с качели. Не понимаю всей прелести этих разговоров, но Лилиан выглядит такой заинтересованной и счастливой, что мне трудно отвести взгляд.

Всего на мгновение я представляю нас обычной семьёй, идущей перекусить тёплым летним вечером. Словно потом мы все вместе вернёмся домой, будем купать ребёнка (не знаю, купают ли шестилетних детей, или они уже умеют делать это сами), а потом пить вино у камина, завернувшись в плед.

Странно, что такая жизнь совсем не по мне. Я не люблю обыденность, скуку, но всё равно замечаю в отражении витрины магазина, что улыбаюсь. И это та самая улыбка, которую я уже видел у Лилиан сегодня. Тёплая, нежная, счастливая.

ЛИЛИАН
Июнь, 2018 год

Эйвери весело подпрыгивает и сжимает мою руку. Волосы девочки развеваются на ветру и путаются. Я мысленно ругаю себя за то, что не умею плести ничего, кроме кос. Кажется, к таким мелочам я не была готова, но всегда есть возможность научиться.

— Какие планы на сегодня? — спрашиваю я сестру, она пожимает плечами. — Последний день в школе.

— Мисс Саммерс обещала провести урок во дворе. Будем изучать природу, — весело сообщает девочка и, бросив руку, бежит вперёд.

Мне доставляет невероятное удовольствие наблюдать за ней, такой беззаботной и счастливой. Хотя и воспоминание о вчерашней ночи ещё свежо.

Я уложила Эйвери в постель и поцеловала, а сестра прижалась ко мне всем телом.

— Я люблю тебя, — прошептала она мне, и, помолчав, добавила. — Но я скучаю по папе.

Вот что ждёт меня, и от этого никуда не деться. Если я собираюсь забрать Эйвери у Этана, то должна быть готова к тому, что сестре это может не понравиться. Не допускаю мысли, что ей будет плохо у меня, но вполне логично предположить, что ей будет плохо без отца.

— Повеселись там, — говорю я сестре у входа в школу и целую девочку в щеку.

Сестра морщится, но улыбается, а потом убегает навстречу учительнице. Я долго смотрю ей вслед даже после того, как дверь школы закрывается, а на улице не остаётся ни одного ребёнка.

Как бы ни было страшно, но я должна отдать Эйвери обратно Этану. После его выходки я поступила так, как должен был поступить любой человек в подобной ситуации. Разозлилась. А ещё вызвала полицию, позвонила адвокату. Сделала всё возможное. Пока Этана не лишили родительских прав, я не могу удерживать сестру у себя. В органах опеки решили вернуть ребёнка отцу до официального решения суда. Хоть мне это и не нравится, но идти против закона я не могу.

На работе я принимаю партию голубого агапантуса. Он относится к семейству лилий, но не имеет такого специфического аромата. Кто-то называет его «любимым цветком», кто-то цветком небесной красоты. Но в одном все правы точно: он прекрасен.

Я так увлекаюсь работой, что не сразу обращаю внимание на зашедшего покупателя. Бросаюсь к нему на помощь и застываю на месте от удивления.

— Здравствуй, Лилиан, — произносит мужчина характерно холодно.

— Здравствуйте, мистер Конли, — только и отвечаю я, гадая, что сулит мне его появление.

— Пообедаем?

По дороге до ресторана Адам молчит, я тоже не спешу завязывать разговор, цель которого мне пока неясна. О чём пойдёт речь? Об Ивлине? О Джейсоне? Сложно судить.

Адам заказывает какой-то салат, а я только кофе. Назойливое молчание начинает меня напрягать. Не сразу замечаю, что впиваюсь ногтями в ладонь.

— Я, безусловно, рада нашей встрече, мистер Конли, но у меня не очень много времени. Не могли бы мы приступить к этому таинственному разговору поскорее, — прошу я, Адам прожигает меня взглядом.

Официант приносит кофе, но я даже не сразу это замечаю. В себя меня приводит только его аромат. Отвожу взгляд и делаю несколько глотков. Придаёт ли это мне уверенности? Вряд ли. Но пора учиться справляться с трудностями без алкоголя.

— Я не буду подбирать слов. Скажу напрямую, — начинает Конли, и его голос звучит ровно и абсолютно бесчувственно. — Речь пойдёт о моём сыне.

— Это вполне логично, — отвечаю я, хотя про себя думаю совсем другое. У Вас, мистер Конли, два сына, и по поводу судьбы их обоих у меня есть миллион вопросов.

— Вы с Ивлином никогда не поженитесь, — выдаёт свой вердикт мужчина, я морщусь и слабо улыбаюсь.

— А Вы диктатор, — констатирую я, хотя это давно было понятно.

Адам берёт в руки вилку и долго смотрит на зубцы, а потом вновь переводит взгляд на меня.

— Ты ему не пара, пусть это и звучит банально.

— А кто же ему пара? Мелисса? Хотите продать своего сына за акции компании? — уверенно спрашиваю я, мужчина хмыкает.

— Мой сын не умеет держать язык за зубами, — говорит Адам и со звоном кладёт вилку на стол. — Но мой ответ остаётся прежним. Ты никогда не войдёшь в нашу семью.

— А у Вас разве есть семья? — спрашиваю я, нервничая больше положенного. Не могу понять, за кого мне обидно сильнее: за Джейсона, брошенного в младенчестве, или за Ивлина, воспитанного в абсолютном тоталитаризме.

— Тебе сложно это понять, — саркастично улыбается мужчина. — Неблагополучная семья, приёмные родители, каждые полгода новый дом. Ты можешь не верить, но я много внимания уделяю генетике, прошлому. Всё всегда идёт из прошлого. И позволить сидеть со мной за одним столом девице, рождённой от сумасшедшей матери и воспитанной сводным братом с замашками растлителя, я не могу.

— Мы уже сидим за одним столом, — отвечаю я, откидывая волосы назад. — И я не удивлена, что именно Вы видите в поступках моего брата извращение. Для Вас понятие «семья» значит совсем иное.

— Я положил жизнь ради создания имени. И Ивлин скоро это оценит. Как только прекратит идти у тебя на поводу всякий раз.

— А знаете, Вы правы, — говорю я с чуть заметной улыбкой, Адам кивает головой так самонадеянно, словно убедить меня было плёвым делом. — Прошлое и правда порой имеет значение. Меня била мать. А что с Вами не так?

В глазах мужчины сверкает огонь, которым он собирается меня уничтожить, но мне не страшно. Я достаю из кармана деньги, бросаю их на столик и встаю.

— Можете так не волноваться, — произношу я таким уверенным голосом, какого сама ещё у себя не слышала. — Я никогда не стану частью Вашей семьи. Но, возможно, Ивлин тоже перестанет ею быть.

Кажется, четыре года общения с Ивлином не прошли даром. У меня выработался иммунитет к членам семьи Конли.

Странно, что после этой встречи мне не нужно успокаиваться или приходить в себя. Видимо, постоянный стресс закалил мой организм. Хотя вряд ли это хорошо.

Я спешу в школу, чтобы забрать Эйвери, и прихожу за пару минут до звонка. Жду у входа и чувствую себя абсолютно счастливой. Оказывается, так мало мне нужно, чтобы чувствовать себя хорошо. Рука шестилетней девочки в моей руке. Такая простая формула.

Когда звенит звонок с урока, дети выбегают из школы, и я ищу глазами сестру. Девочка появляется через пару минут. Она останавливается у входа, а потом улыбается так мило, что мне хочется обнять её и не отпускать. Эйвери вприпрыжку спускается по ступенькам и бежит в мою сторону, но потом я понимаю, что она направляется не ко мне. Сестра пробегает мимо. Оборачиваюсь и вижу, как Эйвери бежит в объятья Этана. Мужчина поднимает её на руки и прижимает к себе. И оба они так же счастливы, как я была всего несколько минут назад.

— Лилиан, — кричит сестра, заметив меня. Этан меняется в лице.

Я подхожу ближе и сдержанно здороваюсь с мужчиной, он отвечает мне тем же. Снова обмен формальностями, словно мы никогда не были вместе, не пытались построить отношения и полюбить друг друга. Это правильно. Так нам обоим будет спокойнее.

— Спасибо, что заботилась о ней эти дни, — произносит Этан спокойно, я лишь киваю в ответ. Больше нам разговаривать не о чем.

— Мистер Хант, — слышу я за спиной. К нам подходит учительница Эйвери. — Мисс Мерритт, рада, что Вы тоже здесь. Директор Престон хотел бы с Вами поговорить, с обоими.

Трудно не догадаться, о чём пойдёт речь, но второй неприятный разговор за день — это слишком. Мы оставляем Эйвери с мисс Саммерс и идём в кабинет директора. Чувствую себя пятнадцатилетней школьницей, подравшейся с одноклассником. Давненько меня не вызывали к администрации школы.

Директор Престон не изменился за те пару месяцев, что прошли с нашей с ним первой встречи. Тогда он был положительно настроен ко мне, но сейчас всё иначе. Я внесла раздор.

Мужчина приглашает нас присесть и сплетает пальцы в замок. Мы с Этаном сидим в соседних креслах и даже не обмениваемся взглядами. Ведём себя так, словно совсем не знакомы.

— Мистер Хант, мисс Мерритт, — начинает директор официальным тоном. — Думаю, Вы прекрасно понимаете причину, по которой я Вас пригласил.

— Безусловно, — отвечаю я, Этан же молчит.

— Ваша семья, мистер Хант, с самого начала была у нас на контроле. Нам было известно о ситуации с миссис Хант.

— Она больше не носит мою фамилию, — перебивает директора Этан. — Мы в разводе.

— Да, это мне тоже известно, — подтверждает мужчина. — Мы поддержали Вас в судебном процессе против… мисс Бэйли, я полагаю. Но сейчас ситуация совсем иная.

— Мы не просим выбирать и поддерживать кого-то из нас, — возражаю я. — Нужно просто сказать правду.

— Вы не думали, мисс Мерритт, что проблема не в этом? Ещё месяц назад вы оба выступали единым фронтом против матери Эйвери, делали всё ради счастья ребёнка, а сегодня сидите в моём кабинете по разные стороны баррикад. Может, стоило поставить школу в известность до того, как рассылать вызовы в суд моим работникам?

— Что ж, — произносит Этан с долей сарказма. — По части переговоров Лилиан у нас профессионал.

— А ты профессионал в области обдуманных поступков, в таком случае, — парирую я, но директор вскидывает руку, призывая нас остановиться.

— Я не стану говорить о юридической стороне вопроса и о том, какие неудобства ожидают школу, — строго говорит Престон. — Может, поговорим о судьбе ребёнка, которого вы делите, словно последний кусок торта?

— Не очень-то профессионально, — замечаю я, мужчина качает головой.

— Вы тоже поступаете не совсем этично. Вы оба. Два взрослых человека не могут договориться? Может, ни один из вас не имеет права воспитывать этого ребёнка?

— Это решит суд, — отрезает Этан, и я с ним согласна. — Я тоже не в восторге от того, что у меня намереваются отнять дочь. Думаете, мистер Престон, Вы здесь главная пострадавшая сторона?

— Нет, — отвечает директор. — Сильнее всех пострадает Эйвери, а не кто-то из нас троих.

— Вы хотите, чтобы мы примирились? — спрашиваю я, не совсем понимая, к чему вообще было начинать этот разговор.

— Я хочу, мисс Мерритт, чтобы Вы ещё раз подумали обо всём.

— И отозвала иск? Таким образом Вы показываете мне, что находитесь на стороне Этана? — я начинаю нервничать.

— Я могу занимать только одну сторону — сторону Эйвери.

— Хотите знать, что я думаю, мистер Престон? — вырывается у меня прежде, чем я успеваю осмыслить сказанное. — Вы просто хотите защитить себя, чтобы не пришлось оправдывать в суде своё неучастие.

— Мне не за что оправдываться, — спокойно отвечает директор. — А вот каким будет Ваше оправдание, мисс Мерритт? А Ваше, мистер Хант?

— Я Вас услышала, — отвечаю я и встаю. — Но решать, увы, мне. И я очень надеюсь, что Вы действительно будете блюсти интересы Эйвери, а не кого-то ещё.

— Не сомневайтесь, — отвечает Престон с полной уверенностью.

Я выхожу из кабинета и слышу, что Этан идёт за мной. Молюсь, чтобы он не заговорил, но это такая себе утопия. Разве способен Этан упустить возможность рассказать о том, насколько эгоистично я поступаю?

— Разве он не прав? — спрашивает меня мужчина. Я останавливаюсь и оборачиваюсь.

— А разве я не права? — пародирую его в ответ.

— Знаю, что последние дни был не лучшим отцом, Лилиан. Но я всегда старался, — произносит Этан, и на секунду я ему верю.

— Ты плохо старался. И не стоит думать, что так я собираюсь отомстить тебе за разбитое сердце.

— Разве нет? — хмыкает мужчина, я чуть заметно улыбаюсь.

— Знаю, ты во всём ищешь скрытый смысл. А ещё ты безгранично самоуверен. Но порой дело совсем в ином.

— Ты сделаешь ей больно, — говорит Этан, и эти слова ранят меня посильнее разбитого им стекла.

— Она меня простит, — отвечаю я и очень хочу в это верить.

Эйвери сидит в коридоре, играя с учительницей в слова. Девочка смеётся, а когда видит нас с Этаном, то бежит навстречу. Она берёт нас обоих за руки, и со стороны мы, наверное, кажемся идеальной семьёй.

— Ты поедешь с нами? — спрашивает у меня сестра, я лишь отрицательно качаю головой.

— Папа по тебе соскучился. Проведи время с ним, — мой голос звучит так, словно я сейчас расплачусь.

Больше всего на свете я не хочу так спокойно отдавать сестру в руки человека, который всего пару дней назад швырнул в меня стакан с водой и оставил шрам на лице шестилетней девочки. Надеюсь, этот шрам скоро заживёт. Надеюсь, я не раню её ещё сильнее.

— Пока, — радостно кричит мне Эйвери и садится в машину к отцу.

Мне плохо от осознания того, что моя сестра едет в машине с Этаном. С человеком, который убил девушку. Да, я знаю, что он сделал это не специально, но просто не могу с этим смириться. Есть вещи, которые нам не нужно прощать, ведь они не обижают нас, но забыть их порой просто невозможно. И я знаю, что не смогу.

По дороге домой я думаю об Этане, обо всём, что между нами было и могло быть в будущем. Мы оба понимали ещё с самого начала, что у подобных отношений нет продолжения, но всё равно упорно наступали на одни и те же грабли. Этан был прав. Мне было жаль его терять, но и быть с ним всё время я тоже не хотела по-настоящему.

Он — те самые цветы из моей коробки, которые уже никогда не принесут радости, но с которыми очень сложно попрощаться.

Но иногда мы просто должны делать то, что правильно. Именно поэтому я подала этот иск. И именно поэтому, когда я прихожу домой, то достаю коробку с засохшими цветами, выношу её на улицу и, даже не открывая, выбрасываю в мусорный бак.

ДЖЕЙСОН
Июнь, 2018 год

После смерти родителей я оказался предоставлен сам себе. Лилиан забрали в приёмную семью, а мне уже исполнилось восемнадцать, так что всем было наплевать.

Школа, конечно, пыталась что-то сделать. Они приставили ко мне куратора, гоняли на еженедельные встречи с психологом, но потом уроки заканчивались, и я возвращался домой. Один.

После очередного паршивого разговора с психологом о принятии неизбежного я вернулся домой и обнаружил на пороге дома Лилиан. Девочка сидела на ступеньках и писала что-то в тетради. Мы не виделись больше месяца. Я звонил несколько раз, но приёмные родители Лилиан запрещали нам разговаривать, сменили сестре номер телефона и контролировали каждый её шаг. Не знаю, на что они надеялись. Как можно запереть в клетке подростка? Когда мне было тринадцать, я бунтовал по любому поводу, даже если не было оснований. У Лилиан же оснований было предостаточно.

— Пишешь роман? — спросил я, сестра вздрогнула и подняла на меня глаза. В её взгляде я увидел осуждение и сожаление.

— Это математика, — ответила девочка и встала. Я видел, что она мялась и хотела подойти ближе, но не решалась. Немудрено, ведь месяц назад я сам отдал её чужим людям.

Я подошёл ближе и крепко обнял сестру, Лилиан прижалась ко мне и выронила блокнот на землю.

— Я по тебе скучала, — прошептала девочка с долей печали в голосе.

— И я скучал, — мой ответ, наверное, звучал неубедительно, потому что Лилиан отпустила меня и сделала шаг назад.

— Почему же ты тогда не приезжал? Почему даже не звонил? Разве ты не знаешь, где я живу или учусь? — её слова звучали, как нападки, но я знал, что она права.

— Твои родители не хотят, чтобы мы виделись, — оправдание было жалким, Лилиан осуждающе покачала головой.

— Они мне не родители, а опекуны. И они идиоты. Тебе важно их мнение? То есть все разговоры об одной семье — просто слова?

— Не говори так, — попросил я, хотя чувствовал себя виноватым. — Ты ведь знаешь, что я тебя люблю. Ты моя сестра.

— Оказалось, что нет, — ответила девочка. Она спустилась на пару ступенек вниз, подняла блокнот и убрала его в рюкзак. Потом накинула рюкзак на плечи и окинула меня взглядом. — Была рада встрече.

— Останься. Можем вместе пообедать, — попросил я, но Лилиан отрицательно покачала головой.

— Я больше не имею права здесь находиться.

— Конечно, имеешь. Это и твой дом тоже.

— Именно поэтому ты забрал из-под цветка запасной ключ, — хмыкнула сестра. — Видимо, чтобы я смогла в любой момент посидеть под дверью своего дома.

— Злишься на меня? Из-за родителей? — спросил я, хотя знал, что так и есть. Это правильно — считать меня виноватым.

— Нет, — к моему удивлению ответила Лилиан. — Родители умерли не из-за тебя. А вот я погибаю по твоей вине.

Сестра спустилась по ступенькам вниз и ушла, оставив меня на пороге дома в растерянности. Она была права. Я ничего не сделал, чтобы вернуть её, чтобы спасти от чужой семьи и скорби по родителям без возможности выплакаться в плечо родного человека.

Я знал, что должен сделать всё, чтобы обеспечить сестре счастливую жизнь. Поэтому я ударился в учёбу, подал документы в колледж, планировал получить стипендию, работать и зарабатывать большие деньги, чтобы пустить их на образование Лилиан, на достойную жизнь. Но я не подумал о том, что, кроме денег, ей просто нужен близкий человек рядом.

Запасной ключ лежал на столике в гостиной. Я убрал его потому, что думал, что он вряд ли теперь кому-то понадобится, но это было ошибкой. И почему я не подумал о том, что Лилиан, с присущей ей долей упёртости, сможет прийти сюда, несмотря на всякие там запреты? Болван.

Всю следующую неделю я несколько раз пытался связаться с Даниэлой Адамс, которая продолжала курировать судьбу моей сестры. Но всякий раз Даниэла отказывала мне во встрече, просила больше не звонить и грозила полицией. Мне не было страшно, но я понимал, что всё бесполезно.

— Получи образование, найди работу, женись, а потом поговорим, — только и ответила она мне.

Что ж, план был неплохой. Только на всё это ушло бы лет пять, как раз столько оставалось до совершеннолетия Лилиан. Я чувствовал себя слабым и беспомощным. Ничего нельзя было сделать, я был неспособен решить хоть какую-то проблему.

Я отчаялся настолько, что однажды пошёл за советом к директору школы. Наверное, это был крик отчаяния, ведь больше не было никаких вариантов. Директор терпеливо выслушал меня и потёр подбородок, подбирая слова. Видимо, ничего хорошего это не предвещало.

— Вынужден признать, что социальные работники правы. Вы школьник, мистер Мерритт.

— Но мне восемнадцать, — возразил я, и в голосе было слишком много отчаяния.

— Но Вы всё ещё школьник. Поступите в колледж, найдите подработку или стажировку, и тогда, возможно, они посмотрят на Вас иначе.

Это был приговор. Ничего не оставалось, как только смириться. Но, как оказалось, и это сделать было сложно.

Спустя пару недель я пришёл домой и понял, что входная дверь не заперта. Это меня насторожило. Я осторожно прошёл в дом и остановился на пороге комнаты, а потом услышал какие-то звуки наверху. Сначала было непонятно, что там происходит, но чем ближе я подходил, тем яснее становилось. Это был плач.

Я поднялся на второй этаж и замер около комнаты родителей. Лилиан лежала на кровати, завернувшись в одеяло, и плакала. Это были слёзы неутолимой боли. Раньше я не знал, как именно дети оплакивают родителей, пока не столкнулся с этим лично.

— Лил, — позвал я сестру и подошёл ближе. Девочка даже не посмотрела на меня. Сначала показалось, что она меня не услышала.

— Я так по ним скучаю, — прошептала Лилиан и заплакала сильнее.

Я присел на край кровати и погладил сестру по волосам. Мне тоже хотелось плакать, но при ней нужно было быть сильным.

— И я по ним скучаю.

— Но ты имеешь на это право, — запротестовала девочка. — Ведь они были только твоими родителями.

— Это не так, — ответил я. — И ты это знаешь. Они любили тебя больше всего на свете.

— Это когда-нибудь закончится? Эта боль…

— Не знаю, Лили, — прошептал я и лёг рядом с ней, приобняв сестру за плечи.

— Мне нельзя с тобой видеться, — призналась девочка, хотя это мне и так было известно. — Но у меня больше никого нет. Я совсем одна, понимаешь?

— Ты не одна, — ответил я. — Мы всегда будем с тобой вместе, хоть в данный момент это и невозможно.

— Ты вернул ключ на место, — всхлипнула Лилиан и впервые посмотрела мне в глаза.

— Да, — согласился я. — Потому что это и твой дом тоже. И ты не должна сидеть на ступеньках.

— Ты мой брат, Джей? Ты всё ещё мой брат?

— Да, и всегда им буду.

Стабильно раз в неделю Лилиан сбегала ко мне после школы, а когда начались каникулы, то стала приходить в два раза чаще. Не знаю, как именно она врала опекунам, но всё это работало не очень долго.

Мы вместе обедали в кафе, сестра иногда готовила мне обед, мы смотрели фильмы и обсуждали школу, а порой я позволял ей выплакаться в моё плечо. Я ждал каждый её приход домой, ведь именно появление сестры помогало мне почувствовать себя неодиноким, не лишённым семьи навечно.

Но однажды прошла неделя, а за ней ещё одна, а сестра так и не появилась. Я звонил ей на новый номер, но она не отвечала, а после и вовсе отключила телефон. Я сходил с ума от волнения. Если Лилиан на меня обижена, это можно исправить. А если с ней что-то произошло, то больше нет.

Я уже было собирался наплевать на все запреты и позвонить опекунам, но они меня опередили. Их звонок поздним вечером застал меня врасплох и испугал не на шутку.

— Джейсон, — услышал я в трубке взволнованный голос женщины. — Знаю, уже поздно. Но не мог бы ты приехать?

— Что-то случилось? — уточнил я, уже выбегая из дома.

— Просто нужна твоя помощь.

По дороге до нового дома Лилиан я успел передумать всё, что только возможно. Невыносимо было мириться с мыслью, что с сестрой что-то произошло, что я могу потерять ещё и её.

У дверей меня встретили мужчина и женщина средних лет. Они выглядели обычной парой, хоть я и ненавидел их всем сердцем.

— С Лилиан беда? — спросил я сразу же, даже не поздоровавшись.

— Заперлась в ванной и плачет уже несколько часов. Мы запретили ей видеться с тобой и вообще выходить из дома. И ей это совсем не понравилось.

— Да, с чего бы это она расстроилась? — зло ответил я, заходя в дом.

— Но это было не наше решение, — ответил мужчина. — Социальные работники сказали, что ты не должен с ней видеться. Мы хотели помочь ей забыть. Хотели, как лучше.

— Ага, — согласился я с сарказмом, — вышло и правда здорово.

Я подошёл к ванной и постучал в дверь, но Лилиан не ответила.

— Лил, это Джейсон. Не впустишь меня?

Сестра помедлила, но потом я услышал щелчок замка. Вошёл в комнату и просто замер на месте. Лилиан села на край ванны и опустила голову. Она тихо плакала и избегала смотреть мне в глаза. На полу валялись ножницы и волосы, которые сестра отрезала у себя.

Я подошёл ближе и поднял лицо сестры за подбородок. Девочка смотрела на меня с испугом. Тушь потекла по щекам, и, видимо, Лилиан пыталась её вытереть, но смогла только ещё больше размазать.

Я провёл руками по волосам девочки и тяжело вздохнул. Она отрезала их по уши, хотя всегда очень берегла свои локоны.

— Зачем ты это сделала? — спросил я, вышло строже, чем ожидал изначально. — Протест?

— Я просто больше не хочу быть той, кем являюсь, — ответила мне сестра со всхлипом. — Не хочу иметь ничего общего с прошлым. Хочу просто ничего не чувствовать.

— Но так не бывает, ты же знаешь, — ответил я, намочил полотенце и стал оттирать лицо сестры от косметики. — Нельзя жить без эмоций и чувств.

— Может, тогда лучше просто не жить? — тихо спросила сестра, я перестал вытирать её лицо, бросил полотенце в раковину.

— Не смей так говорить. И даже не думай об этом, — ответил я, злясь, хотя должен был просто её пожалеть. — Тебе плохо, но ты даже не позволяешь никому тебе помочь.

— Ты пришёл меня отругать? — съязвила девочка. Я смерил её взглядом и покачал головой.

— Ты можешь обрезать волосы, начать носить другую одежду, бойкотировать школу, опекунов, меня, но ничего из этого тебе не поможет.

Лилиан посмотрела на меня, а потом опустилась на пол. Она подняла один из отрезанных локонов, сжала его в руках и снова заплакала. Мне хотелось быть строгим, но в конце концов я всё равно не выдержал. Опустился рядом с сестрой и приобнял её за плечи.

— Я просто больше так не могу, — прорыдала сестра, и я её понимал. Проблема была лишь в том, что мы оба больше так не могли, но всё равно продолжали.

С тех пор опекуны Лилиан стали с опаской относиться к девочке. Они разрешали нам видеться, но только у них дома под присмотром, а спустя четыре месяца после инцидента с волосами отказались от неё.

После Лилиан отправили ещё в одну приёмную семью, потом ещё в одну. И несмотря на то, что я учился лучше всех, проходил стажировку в фирме, в которой работал отец, а всё оставшееся свободное время посвящал общению с сестрой, социальные работники так и не разрешили её забрать. Мы виделись довольно часто, развлекались вместе, я помогал ей с уроками, с поступлением в колледж, с открытием магазина. Но тот мой день рождения был действительно последним днём, когда мы жили под одной крышей.

На работе я разрываюсь между финансовыми отчётами и реализацией нового контракта. Мне хотели предложить другую должность, и этот контракт был очень важен для моего карьерного роста. Не понимаю, как это вышло. Я вёл переговоры неплохо, но всё равно понимал, что Адамс Констракшен в любом случае получит этот контракт. Как оказалось, нет.

У меня нет времени на обед, и я прошу секретаря сварить мне очередную чашку кофе. Но когда дверь открывается, я вижу Лилиан с чашкой кофе в руках.

— Кажется, я погорячилась, — произносит сестра. — Ты всегда был рядом. Пора бы мне научиться это ценить.

ЛИЛИАН
Июнь, 2018 год

— Аура — это то, что принято называть предвестником или непосредственным началом припадка, — произносит женщина звонко, а я пытаюсь успеть всё записать. — Можно выделить несколько типов ауры. Чаще всего встречается именно сенсорная аура.

Женщина берёт маркер и начинает записывать на доске симптомы, я спешу перенести всё это в тетрадь. Идея пойти на курсы по оказанию первой медицинской помощи и по изучению течения и лечения эпилепсии принадлежала Эллиоту Дэвинсону. Адвокат полагает, что это поможет убедить суд в серьёзности моих намерений. Я с ним согласна, к тому же, мне действительно важно знать, что делать, если Эйвери станет снова плохо.

— Онемение конечностей, покалывание в руках и ногах, искры или яркие вспышки перед глазами, снижение или потеря зрения, резкие звуки, головокружение, — озвучивает женщина, и я сверяю написанное с доской.

Всё занятие мы проводим за изучением видов аур, причин появления эпилепсии. На следующей неделе женщина обещает поговорить об оказании первой помощи, лечении, последствиях и психологических аспектах. Информации на сегодня мне вполне достаточно. Убираю блокнот в сумку и спешу выйти из здания.

Неделя обещает быть более чем сложной. Сегодня меня ожидает ещё одно важное событие, а в пятницу состоится предварительное слушанье в суде. Нужно быть сильной и решительной, только почему-то это у меня не выходит. Я всегда была боязливой, не терпела перемен и сложно переживала неудачи. Ничего не изменилось. Сейчас я просто стараюсь казаться смелой, но это лишь ложь, в первую очередь самой себе.

Я заезжаю домой, чтобы забрать бумаги и собраться с мыслями. Вчера я получила те документы, которых ждала несколько недель. Ещё в начале месяца, сразу после встречи с Николасом Диксоном, я всё же решилась сдать анализ ДНК.

— Насколько вероятно определить точное совпадение? — поинтересовалась я у лаборанта. Меня мучал один вопрос. — Если предполагаемые отцы — братья, будет ли результат точным?

— Разумеется, — заверил меня молодой мужчина, делая отметки в карте.

— Разве у них не схожие ДНК? — мои вопросы, наверное, звучали наивно и глупо, ведь я совсем не разбиралась в медицине.

— ДНК, действительно, схожи, но не идентичны, даже если бы речь шла о близнецах, — заверил меня мужчина. — Генетические маркеры у каждого человека разные, даже если люди родственники. Вы можете быть полностью уверены в результате.

Для более точного результата лаборант взял у меня и кровь, и слюну, и обещал прислать результаты через двенадцать дней. И вот вчера я весь вечер провела дома, изучая всего один лист бумаги, на котором был написан результат, к которому я не знала, как нужно относиться.

«Предполагаемый отец исключается как биологический отец тестируемого ребёнка. Это заключение основано на несовпадении аллелей, наблюдаемых в перечисленных локусах, индекс отцовства равен 0. У предполагаемого отца нет генетических маркеров, которые должны быть переданы ребёнку биологическим отцом. Вероятность отцовства равна 0%».

Я не знала, что мне делать с этими словами, которые твердили о другом: мой отец — Нил Диксон. Долгая борьба с собой привела меня к тому, с чего я и начала.

Поэтому сегодня, спустя ровно пятнадцать минут в сомнениях, я беру такси и еду в Отем Вуд, самый северный район города. Поездки в машинах даются мне намного проще, чем раньше, но всё равно я не испытываю от этого большого наслаждения.

Знаю, что Николас просил лишь прислать результаты теста по почте, но мне кажется, что этот разговор с глазу на глаз поможет мне не чувствовать себя так плохо. Однако, после того как я звоню в нужную мне квартиру, дверь открывает вовсе не Николас, а его брат Нил, мой отец. Сложно его не узнать, они с Николасом очень похожи. Похожа ли я на него? Не знаю.

Нил выглядит уставшим, надеюсь, что именно уставшим, а не вечно пьяным. Он небрежно одет в старую футболку и джинсы, и ему, кажется, пора бы побриться.

— Чем Вам помочь? — спрашивает мужчина хрипло.

— Николас дома? — первое, что вырывается у меня. Мужчина с улыбкой хмыкает.

— Он здесь появляется только когда нужно поучить меня жизни. Мой брат не живёт тут. Что-то важное?

— Хотела поговорить с ним, — я сжимаю конверт с результатами теста, — о его бывшей девушке. Шерил Бэйли.

Нил заливисто смеётся и открывает дверь шире, приглашая меня войти.

— Не знал, что у неё есть поклонники. Проходи, я расскажу тебе всё, что знаю.

Его предложение застаёт меня врасплох. С чего бы это он решил разговаривать с незнакомой девушкой, даже не зная мотивов?

— Вы очень любезны, — отвечаю я и прохожу в квартиру. Нил снова смеётся.

— Просто интересно, кому и зачем так понадобилась Шерил? Давненько о ней не слыхал.

Я осматриваю комнату и чувствую подступающий ком слёз. Здесь давно не убирались, всюду коробки от готовой еды, стаканы и бутылки из-под пива. Что ж, достойный для меня отец. Мне не следует удивляться своим недостаткам, с такими родителями, как Шерил и Нил, я могла бы стать ещё хуже.

— Так и с чего тебе понадобилась Шерил? — спрашивает мужчина. Он выходит из комнаты, возвращается с двумя бутылками пива и протягивает одну из них мне. Я отказываюсь, мужчина пожимает плечами и делает несколько глотков. Понимаю, что нужно ответить.

— Мать моей подруги училась с Шерил в школе. Но давно потеряла с ней связь, решила её найти. Она рассказала, что Шерил встречалась с Вашим братом, — моя ложь кажется мне неубедительной, но мужчина не видит никакого подвоха в моих словах.

— Да, они и правда встречались, но не виделись уже больше двадцати лет, — отвечает мне Нил и делает ещё несколько глотков пива. — Не думал, что у Шерил могут быть подруги.

— Вы хорошо её знаете?

— Скорее знал, — мужчина морщится. — Последний раз мы виделись, наверное, в 94 году, летом.

— У вас были отношения? — мой голос дрожит, потому что мне действительно страшно, что меня раскроют. Хотя не только это меня огорчает.

— Можно и так сказать, — смех Нила с нотками пошлости кажется мне отвратительным, я нервно вздыхаю. — Общались какое-то время, если ты понимаешь… До того, как её живот не стал совсем уж огромным.

— Она была беременна? — мне не нужно изображать удивление. Я знаю, что мать ждала ребёнка, но то, что Нил был осведомлён об этом, всё меняет. — От Вас?

— Шерил говорила, что это не моё дело, а я особо и не интересовался. В колледже ребёнок мне уж точно был не нужен. Думаешь, найдёшь её по ребёнку?

Я пожимаю плечами, хотя абсурдность ситуации меня даже веселит.

— Кажется, это была девочка. Но я могу ошибаться. Поищи по фамилии матери, — предлагает мужчина, я киваю.

«Эта „кажется, девочка“ — я», — вот что мне хочется сказать, но это было бы глупо.

Я испытываю непреодолимое желание встать и уйти, но боюсь вызвать подозрения.

— Вы знаете, где Шерил сейчас? — спрашиваю я ради формальности, Нил отрицательно качает головой.

— Нет, не думаю, что хочу это знать.

— Спасибо, — только и отвечаю я, направляясь к выходу. — Думаю, мне пора.

— Знаешь, мне кажется, что я тебя уже видел, — Нил щурится, я закусываю губу.

Смотрю на лицо своего родного отца и вижу то, чего не видит он. У нас одинаковые глаза.

Я пришла в этот дом, чтобы узнать у Николаса адрес Нила. Представляла, как приду к нему, всё расскажу, а он сначала впадёт в ступор, но потом обрадуется. Представляла то, чего никогда бы не произошло.

Смотрю на лицо своего отца и понимаю, что это совершенно чужой мне человек. Не таким я представляла его. Надеялась оказаться нужной хотя бы ему. Надеялась, что хотя бы он окажется нормальным. Да, я родилась не в результате изнасилования, но ни отцу, ни матери я никогда не доставляла радости, ни секунды. И что, в таком случае, хуже?

Смотрю на лицо своего отца, ещё сильнее сжимаю в руках конверт с результатами теста и качаю головой.

— Вряд ли, — мой ответ звучит уверенно, хотя я совершенно разбита.

Выхожу из квартиры и пытаюсь осознать произошедшее. Однажды я решила для себя, что у меня нет матери. Теперь совершенно ясно: у меня нет и отца. Выбрасываю конверт в ближайший мусорный бак и стараюсь забыть сегодняшнюю встречу навсегда.

Три дня до слушанья я пытаюсь занять себя работой до поздней ночи, но у меня, к сожалению, нет столько дел, чтобы выбросить из головы все страхи.

Я прихожу в суд раньше положенного и сорок минут жду у входа. Пока мы идём к залу суда, Эллиот даёт мне последние наставления и просит не нервничать, хотя это невозможно. Сегодня судья проведёт лишь предварительное слушанье, рассмотрит основания для проведения дела и назначит дату главного заседания.

Судья Хатчинсон кажется уставшим и скучающим. Я не должна его винить. Да, для меня это дело всей жизни, но для него — только работа.

— Мерритт против Хант, — оглашает секретарь, судья утвердительно кивает.

— Мисс Мерритт, Вы хотите отсудить у мистера Ханта право быть опекуном ребёнка? — спрашивает судья.

— Всё так, Ваша честь, — вступает в разговор Дэвинсон. Он не даёт мне отвечать на вопросы и старается сам разобраться в ситуации.

Судье нужны лишь факты, и сейчас ему неважно, сколько слов я произнесла за всё слушанье.

Этан тоже предпочитает молчать, за него говорит его адвокат. После новостей об иске против Шерил судья саркастично хмыкает.

— Мисс Мерритт, вы решили засудить каждого, кто имеет хоть какое-то отношение к Вашей сестре?

И эти слова звучат как издёвка. Вот какой я кажусь со стороны, — неуравновешенной девушкой, не понимающей последствий своих поступков. Проблема в том, что я прекрасно всё понимаю, и от этого мне только хуже. Наверное, иногда лучше быть дурой.

Судья назначает слушанье на десятое июля, а также определяет для Эйвери опекуна-представителя. Это было вполне ожидаемо. Им нужен взгляд со стороны, от незаинтересованного человека.

Этан окликает меня в коридоре. Я смотрю на мужчину и не могу поверить, что ещё месяц назад мы с ним были вместе, испытывали какие-то чувства и пытались строить отношения. Сейчас я больше не чувствую к нему ничего, и это меня пугает. Почему я так легко могу выбросить из своей жизни человека? Значит ли это, что я не способна на нормальные отношения?

— Послушай, всё ещё можно отменить, — просит Этан, и я понимаю, что он хочет надавить на жалость. Сейчас, когда никакие чувства не застилают глаза, мне в разы проще противостоять этому мужчине.

— Отменить? — удивляюсь я. — Ты согласен добровольно отдать мне Эйвери?

— Нет, но давай поговорим.

К чему эти разговоры? Мы только и делаем, что разговариваем, ругаемся, миримся, и так по кругу. Быстрее бы всё это закончилось.

— Это бессмысленно, — только и отвечаю я.

— Ты готова наплевать на всё, что было? — вижу, как мужчина начинает нервничать.

— Ничего не было, Этан, — говорю я уверенно, и стараюсь убедить себя, что так и есть на самом деле. — Ты отдашь мне сестру, и на этом всё закончится.

— Хочешь войны? — спрашивает мужчина меня, а я лишь усмехаюсь.

— А ты разве не понял? Война началась уже давно.

У дома я вижу знакомую припаркованную машину. Ивлин стоит у автомобиля и смотрит прямо на меня. Надеюсь, он не простоял так больше пяти минут, ведь этот парень просто ненавидит ждать. Однажды он вызвался проводить меня до общежития из дома однокурсницы, в котором проходила вечеринка. Ивлин ждал, пока я соберусь, меряя шагами коридор, а потом всю оставшуюся дорогу до общежития упражнялся в красноречии, приводя примеры того, что можно сделать за двадцать пять минут, если не тратить их на сборы по утрам.

— Не ожидала тебя здесь увидеть, — признаюсь я, парень усмехается.

— Просто хотел узнать, каково это — чувствовать себя вселенским злом?

— Кажется, ты знаешь об этом больше меня, — парирую я, Ивлин улыбается, на этот раз мягко. — Зачем приехал?

— Соскучился по твоей милой стервозности. Может, пообедаем?

Не знаю, какой ответ будет правильным. За последнее время я увидела Ивлина совершенно в другом свете. Мы знакомы четыре года, но никогда не разговаривали по душам, а теперь мне многое известно о его семье, а ему — о моей. Мы словно стали ближе на целую жизнь, хоть это и ничего не значит. Но что я, в конце концов, теряю? У меня и так ничего нет.

— Только если ты не будешь занудой, — отвечаю я с улыбкой и понимаю, что улыбаюсь искренне.

ЭТАН
Июнь, 2018 год

— Это именно то, о чём я и предупреждала! — возмущается Мэдлин, вместо ответа я в очередной раз блюю в унитаз.

Голова болит так, словно в неё втыкают сотни длинных иголок разом, а мою футболку можно уже выжимать. Соображать сложно, держать себя в руках ещё сложнее.

— Просто увези Эйвери, — тихо прошу я, раз за разом стуча по полу кулаком.

— Ты разобьёшь руку, — предупреждает меня сестра и пытается остановить, но я психую и отталкиваю её от себя.

— Просто увези её, чёрт возьми! — вскрикиваю я в гневе. — Ты же знаешь, что это закончится нескоро. Она не должна меня таким видеть.

— А может, как раз должна? — дерзко спрашивает Мэдлин, скрестив руки на груди. — Может, именно так ты поймёшь всю ответственность? Я предупреждала тебя миллион раз.

Я хочу возразить, накричать, но не успеваю, ведь меня снова рвёт. Сестра выходит из ванной и возвращается со стаканом воды.

— Пей! — приказывает она мне, и я подчиняюсь. Вкус у воды странный, меня снова тошнит и руки трясутся. Знал, что так всё и закончится. Знал и всё равно пошёл на это.

— Мне нужно немного времени. Пару дней, — прошу я Мэдлин, но она лишь качает головой.

— Тебе нужно в больницу, Этан. Просто прими это как данность — одному тебе не справиться.

— Они будут делать всё то же самое. Помучаться я могу и в одиночестве, — я завожусь с полуоборота и даже не пытаюсь уже успокоиться. Всё равно бесполезно. Это один из симптомов.

— Я не оставлю тебя одного в таком состоянии, — выдаёт свой вердикт Мэдлин, а я бью стаканом об пол. Осколки разлетаются по кафелю, парочка вонзается мне в руку. Вот что чувствовала моя дочь в тот раз. Так больно ей было.

Мэдлин глубоко вздыхает и лезет в шкафчик за аптечкой.

— Этого ты боишься? Что я тут умру? Сброшусь откуда-нибудь? — вскипаю я, сестра захлопывает шкафчик, так ничего не найдя, и поворачивается ко мне.

— Я боюсь, что ты побежишь за ещё одной порцией дешёвенького джина, — изрекает она и выходит из комнаты.

Чтобы отвлечься, я рассматриваю ладонь и вытаскиваю один из осколков. Кровь стекает по руке и капает на кафель. Голова продолжает гудеть, а сердце колотится так, словно сейчас взорвётся. Я просто хочу выпить и забыть обо всём.

— Папа, — слышу я голос дочери и стук в дверь.

Бросаюсь вперёд, но стоять на ногах сложно, поэтому я с грохотом падаю прямо на дверь. Осколки вонзаются ещё глубже, на двери остаётся кровавый след.

— Папа, — ещё раз зовёт меня Эйвери, и в её голосе страх.

— Детка, не входи, — прошу я девочку.

— Ты заболел?

— Да, — с трудом отвечаю я. — Кажется, это желудочный грипп. Посиди у себя в комнате, а потом поедешь к тёте Мэдлин. Не хочу тебя заразить. Договорились?

Эйвери не отвечает, но я чувствую, что дверь пытаются открыть, и снова наваливаюсь на неё всем телом.

— Я же сказал, не входи, — кричу я громче дозволенного.

— Этан, это я, — отвечает сестра.

Отползаю назад и даю Мэдлин возможность войти в ванную. Девушка смотрит на меня и тяжело вздыхает.

— Да уж, — говорит она, — у тебя и правда нет проблем.

— Зачем ты это делаешь? Зачем меня мучаешь? — спрашиваю я.

Сестра садится рядом со мной и открывает пузырёк.

— Мучаю? — интересуется Мэдлин, а потом выливает мне на руку половину пузырька. Я громко кричу, руку щиплет так, словно сейчас разъест её до кости. — Ты об этом?

— Ты чёртова стерва, — рычу я.

Сестра усмехается и принимается вынимать оставшиеся осколки. Она промывает раны и заматывает мне ладонь бинтом. Рука пульсирует, и это биение отдаётся у меня в голове, словно удары в гонг.

— Я надеялась, что ты изменился, — с сожалением произносит девушка. — Но нельзя требовать этого от наркомана.

— Я, по-твоему, наркоман?

— Алкогольная зависимость — это тоже зависимость. Глупо это отрицать.

— Я не зависим! — мои оправдания звучат, наверное, жалко, и сестра совсем им не верит.

— Мы это уже проходили, Этан, помнишь? Четыре года назад.

— У меня был тогда повод слететь с катушек, ты же понимаешь, — почти умоляю я сестру, но она едва ли со мной согласна.

— Ты всегда был таким, — с сожалением произносит Мэдлин. — Та авария только дала тебе повод быть таким, каким тебе хотелось. Прикрываясь горем, ты мог творить любую чушь. Но вспомни себя за пару лет до этой аварии. И всё станет ясно.

— Ты на мне крест поставила? Или как? — раздражённо спрашиваю я и снова чувствую приступ тошноты. Меня бьёт дрожь, я отползаю назад и облокачиваюсь спиной о ванну.

— Видимо, это ты поставил на себе крест. Не знаю, почему так вышло. Похоже, гены имеют большое влияние.

— Только не приплетай сюда снова отца. Он был хорошим человеком! — я пытаюсь оправдать его, чтобы оправдать себя, но это бессмысленно. Мы оба знаем правду.

— Он был алкоголиком. И вот так совпадение — мы сидим в ванной, и тебя рвёт каждые десять минут. Как ты можешь его защищать? Ты его даже толком не знал.

— А ты его знала, чтобы вот так обвинять?

— Мать выгнала его из-за пьянства, а через два года он умер на улице после драки с такими же бездомными. Он пропил семью, квартиру, оказался на улице без цента в кармане, и до последнего своего вздоха боролся только за одно — за стакан!

Мэдлин встаёт и выходит из комнаты, хлопнув дверью. Я не без труда поднимаюсь с пола, открываю кран и пью прямо из него. Вкус всё такой же ужасный, но мне словно становится легче на одну сотую процента.

Не знаю, сколько времени проходит, но меня рвёт ещё два раза, а кровь успевает просочиться сквозь намокший от воды бинт. У меня болит всё, но больше всего — сердце. Мэдлин в чём-то права. Я всегда был таким, всегда. И почему я думал, что маленький ребёнок под моей опекой что-то изменит? Не лучше ли ей будет у Лилиан?

И как только я начинаю думать об этом, дверь в комнату снова открывается, и я вижу Лилиан. Кажется, у меня начались галлюцинации. Не думал, что всё зайдёт так далеко.

Девушка осматривает комнату, меня, и на её лице появляется осуждение вперемешку с жалостью. Отвратительная смесь.

— Как ты? — тихо спрашивает она, я мотаю головой.

— Тебя здесь нет, и нечего разговаривать со мной так, словно ты реальная, — отвечаю я.

Лилиан собирается что-то сказать, но медлит. Теперь на её лице — удивление.

— Ты считаешь, что я — твоя галлюцинация? — спрашивает девушка. — Тебе настолько плохо?

— Какого чёрта ты бы здесь делала, будь всё реально?

— Это я ей позвонила, — слышу я, и из-за спины Лилиан выходит Мэдлин. — Она заберёт Эйвери к себе сегодня, а я побуду с тобой.

— Я же просил тебя это сделать! Зачем ты её позвала? — кричу я, но девушки никак на это не реагируют: не пугаются, не пытаются меня успокоить. Просто стоят в дверном проёме и топят меня в своём осуждении, как в сточной канаве.

— Я уже говорила, что не оставлю тебя одного, — поясняет сестра спокойно. Её выдержке можно только позавидовать.

— Что это? — интересуется Лилиан. — Интоксикация?

— Эту стадию он давно прошёл. Это абстинентный синдром на фоне отмены алкоголя.

— Прекрати! — кричу я и встаю. Ноги трясутся, как и всё тело. Мне приходится держаться за раковину, чтобы не упасть. — Зачем ты ей это рассказываешь? Она уже сейчас позвонит адвокату и пойдёт с этим в суд. Ты хочешь лишить меня дочери?

— Может, это и не самая плохая идея? Ты не можешь даже о себе позаботиться, — отвечает Мэдлин, а потом обращается к Лилиан. — Я сейчас соберу Эйвери.

Сестра уходит, и мы с Лилиан остаёмся наедине. Это на меня давит. Что угодно, только бы не чувствовать её взгляд на себе.

— Как же так, Этан? — спрашивает девушка, но вопрос скорее риторический.

— Можешь радоваться, ты, видимо, выиграла дело, — со злостью отвечаю я, но девушка лишь качает головой.

— Я не собираюсь бежать и звонить своему адвокату. Поправляйся, а потом мы снова встретимся в суде в честном споре.

— Хочешь показать, какая ты идеальная? Но ведь это не так! Ты и сама вечно пьёшь, чего меня осуждать?

— Я тебя не осуждаю, — отвечает Лилиан, но её глаза говорят о другом. — Выпить раз в неделю бокал вина и напиваться чуть ли не до делирия — это разные вещи. Не оправдывай себя моими поступками.

— Тогда ты не обвиняй меня, пользуясь своей якобы непогрешимостью.

— Мне жаль, что так случилось, — произносит девушка. — Но, оказывается, всё и правда происходит к лучшему. Не хотела бы я, чтобы спустя пару лет семейной жизни ты вот так валялся бы в нашей общей ванной в крови и собственной рвоте.

— Как здорово, что ты всё увидела заранее, — с сарказмом произношу я.

— Выздоравливай, Этан, — бросает девушка и выходит из комнаты. Я остаюсь один.

Дохожу до спальни и падаю на кровать. Тело всё так же бьёт дрожь, мне то жарко, то холодно, и постоянно хочется пить. Изо всех сил борюсь с желанием сбежать из дома и снова напиться. Тогда мне бы стало легче. Хорошо, что Мэдлин остаётся. Я не должен этого делать. Не должен. Эйвери заслуживает лучшего.

Но в таком случае, может, она как раз заслуживает того, чтобы жить не со мной? Чтобы не наткнуться на меня через пару лет пьяного в гостиной и не звонить в скорую, когда моё сердце остановится.

Я впадаю в состояние полудрёмы, но заснуть как следует не получается. Не знаю, сколько проходит времени, когда Мэдлин садится на край кровати рядом со мной и гладит меня по волосам.

— Я снова всё испортил, Мэд, — бормочу я.

— Всё всегда можно исправить. Ты же знаешь.

— Не знаю, как это исправить, — признаюсь я, и это чистейшая правда.

— Пройди курс реабилитации. В прошлый раз ведь помогло, — предлагает сестра, но я мычу в подушку.

— На четыре года.

Мне стоит винить Лилиан за то, что именно она создала стрессовую ситуацию, довела меня до паники, до отчаяния. Из-за неё я сорвался, ведь она разрушила мою спокойную налаженную жизнь.

Но она ли виновата на самом деле? Просто я не умею справляться с трудностями иначе. Рано или поздно случилось бы то, что выбило бы меня из колеи, и я бы всё равно сорвался. Гены это или плохое воспитание, или ещё Бог знает что — неважно. Я жалок. Вот в чём правда.

— Всё будет хорошо, Этан, — с любовью шепчет мне Мэдлин, и только тогда я по-настоящему засыпаю.

ИВЛИН
Июнь, 2018 год

После недавнего дождя на улице сыро и прохладно. Лилиан, которая способна замёрзнуть даже под тёплым одеялом, натягивает рукава джемпера, укутывая руки в мягкую ткань. Мы прогуливаемся по вечернему городу так, словно находимся на, как минимум, третьем свидании. Я рассказываю глупые истории из колледжа, о которых ей уже всё известно, а Лилиан периодически разбавляет мой рассказ деталями и смеётся. Девушка кажется удивительно беспечной и счастливой. В лужах отражаются звёзды, но я вижу в них только её улыбку.

Чувствую себя сопливым болваном и боюсь всё испортить. Ведь делал так уже десятки раз. Чем ближе ко мне оказывалась Лилиан, тем больнее я ей делал, тем сильнее её отталкивал. Такая уж у меня защитная реакция: всё ради того, чтобы не дать себя в обиду, не привязаться к кому-то и не давать себе поводов страдать потом.

— Помнишь тот день, когда Рози решила тебя проучить и спрятала все твои галстуки? Все до одного, — весело спрашивает Лилиан, я лишь хмурюсь в ответ.

— Ничего забавного. Я должен был читать доклад, пришлось ехать в магазин за галстуком. Из-за неё я опоздал, — отвечаю я, девушка только хихикает.

— Ты опоздал из-за своего маниакального желания выглядеть идеально. Всем было плевать на твой галстук.

— Как же, — неохотно отвечаю я. Лилиан хмыкает.

— Пора признаться — это сделала я, а не Рози. Просто приписала победу над тобой ей.

— Шутишь? — удивляюсь я, хотя ничего необычного в этом нет.

Всё в духе Лилиан: выбросить мои вещи из окна, подменить воду в бутылке на джин или заключить пари «кто дольше продержится, не напившись на вечеринке», и вырубиться после третьего коктейля.

Она всегда была ненормальной, и мне это нравилось. Никакой обыденности, скуки или тоски. Каждый день как игра, как приключение. Этого мне сейчас здорово не хватает. Но мы оба повзрослели и должны вести себя соответственно. Она — растить ребёнка, я — управлять фирмой.

— Брось, это было весело, — возражает Лилиан.

— По-детски, — отвечаю я, но девушка не соглашается.

— Может, пойдём уже домой? — предлагает она. — Погода не для прогулок. Я замёрзла.

— Разве эта девочка не у тебя?

— Ивлин, — с долей осуждения произносит девушка, — ей шесть лет. Я бы никогда не оставила её дома одну, чтобы гулять с тобой по страшным улицам Линкольна. Эйвери у Мэдлин.

— Она вроде как нянчилась с Хантом или я ошибаюсь? — с долей непонимания спрашиваю я. С Лилиан всегда так — вечно не знаешь всех деталей. Потом через три года откроется ещё какая-нибудь новость, и эта сумасшедшая девушка посмеётся в ответ на мои возражения.

— Этан в больнице, — мрачно отвечает Лилиан, её заводное настроение тут же исчезает. — Кажется, самому ему, и правда, не справиться.

— Знаю, что он тебе дорог, — с трудом выдавливаю я из себя, — но всё образуется.

— Нет, — возражает девушка. — Не то чтобы я любила его или что-то такое. Просто мне его жаль. Не знаю, как можно довести себя до такого за пару месяцев. Может, я и правда плохо влияю на людей?

— Давай смотреть на факты, — предлагаю я. — Мы с тобой знакомы уже почти пять лет, но я до сих пор не спился, так что, может, дело в нём самом?

Девушка кивает и ничего не отвечает. Мы доходим до квартиры Лилиан, и она предлагает мне войти. По правилам третьего свидания, которое я сам себе придумал, мы должны неловко целоваться у двери, а потом разойтись по своим домам. Но это лишь глупые предрассудки.

В квартире Лилиан снимает джемпер и остаётся в одних джинсах и блузке, которая идеально подходит к её глазам. Это вызывает у меня улыбку, но я спешу её скрыть. Никаких слабостей, Ивлин. Ни одной.

— Может, чаю? — предлагает девушка, я обречённо вздыхаю.

— Вот до чего доводят дети, — констатирую я. — Ты начинаешь пить чай вместо вина, ложиться спать в десять, а что потом? Заведёшь лабрадора?

— Как вариант, — улыбается девушка и идёт на кухню, я следую за ней. — Это ведь неплохо. Не вечно же пить и творить глупости.

— Твои глупости мне всегда нравились.

— Правда? — с весёлым сарказмом спрашивает девушка и включает чайник. — Даже тот случай, когда я выбросила твои ключи от машины в озеро?

— Это было глупо, — признаюсь я, доставая из шкафчика чашки. — Но зато как весело было потом нырять в то самое озеро.

— Нас забрала полиция, Ивлин, — смеётся девушка и кладёт в пустую чашку две ложки сахара.

— Вообще-то сначала нужно налить чай, а после класть сахар. Так он лучше растворится, — возражаю я, девушка хмурится.

— Что за бред? Сахар в любом случае растворится. Не усложняй всё.

Да уж, такова моя сущность — усложнить даже то, что невозможно. А когда всё действительно становится непонятно — сбежать и избегать всего неопределённого. Но Лилиан точно такая же. Именно поэтому у нас никогда не было отношений, но были вечные прятки и догонялки. Это уж точно по-детски.

Мы пьём чай за столом на кухне и продолжаем болтать про всякую ерунду. Я думаю о том, как это странно: впервые не строить из себя делового серьёзного человека, не сдерживать смех и не молчать, как это принято у нас дома. Поужинали и разошлись по комнатам в полной тишине. Это если повезёт.

Иногда бывает обмен дежурными фразами, что кажется ещё мучительнее, чем просто отсутствие разговоров. Мы живём под одной крышей, но все чужие друг для друга. И каждый день за обедом и ужином я себе об этом напоминаю.

— Да, это не так уж весело, как распивать алкоголь, но есть свои плюсы, — подвожу я итог, споласкивая чашки. Лилиан улыбается, когда видит меня у раковины.

— Когда ещё увидишь тебя моющим посуду, — подтверждает она.

— Я уже делал это не один раз. Не очерняй меня.

— Ну что ты, — смеётся девушка, облокотившись на один из нижних шкафчиков, — ты — сама святость.

Я домываю чашки, вытираю руки и подхожу к Лилиан. Упираюсь руками в столешницу так, что блокирую девушке пути побега. Она перестаёт улыбаться, но взгляд такой же мягкий.

— Мы что — неспособны провести один дружеский вечер за чаем, не занимаясь сексом? — спрашивает она, но в голосе нет ни осуждения, ни нападок, ни злости. Скорее ей весело.

— Видимо, вот такие мы озабоченные подростки, — шучу я, девушка качает головой.

— Ты совсем другой, — тихо произносит Лилиан. — Почему я никогда не видела тебя таким?

— Сентиментальным?

— Настоящим, — отвечает девушка и проводит рукой по моей щеке. — В колледже ты был, конечно, повеселее, чем во время работы в фирме. Но всё же никогда не был более живым, радостным, чем сейчас.

— Едва ли это счастье, — возражаю я, Лилиан снова качает головой.

— Это честность. Ты просто больше не скрываешься.

Не хочу ничего отвечать, потому что не знаю правильного ответа. Вместо всех тех слов, которыми можно всё испортить, я наклоняюсь и целую Лилиан.

Девушка отвечает на поцелуй и обвивает руками мою шею. Я отрываюсь на мгновение, глажу её по щекам большими пальцами и не могу отвести взгляд. Почему это случилось именно сейчас? Почему я стал таким? Что это: слабость или сила? Не знаю, ответов по-прежнему нет.

Я приподнимаю Лилиан и сажаю её на столешницу, а после снимаю с неё блузку. Почти пять лет, но её тело всё так же заводит меня за секунду. Говорят, что один и тот же человек приедается со временем, но пока это не так. И я этому рад.

Провожу рукой по спине девушки и прижимаю её к себе крепче. Снова целую её, а после спускаюсь к шее, ключице, груди. Каждый сантиметр её кожи пахнет цветами и лавандовым маслом, которое она втирает после душа.

Её волосы щекочут руку, и мне хочется сжать их так сильно, чтобы наконец понять — она в моих руках, она рядом, принадлежит мне, но это было бы ложью. Мы друг другу никогда не принадлежали и не будем. И это самый разумный вариант.

Лилиан дрожит в моих руках. Она тяжело дышит и оставляет на моём теле след от поцелуев. Рубашка летит на пол, за ней мои брюки и джинсы Лилиан.

На каждое моё движение Лилиан отвечает стоном, и это подстёгивает меня ещё сильнее. Сейчас для меня нет ничего лучше, чем ощущать её каждым миллиметром своей кожи, пусть это и звучит слишком приторно.

Лилиан просит меня остаться, и мне это решение даётся без труда. Не хочется уходить из тёплой уютной квартиры в мрачный бастион зла. Именно так она когда-то назвала мой дом. И была права.

Мы лежим в постели и молчим. Лилиан смотрит в потолок, а я смотрю на неё. Девушка не выдерживает такого пристального взгляда.

— Что? — спрашивает она, глядя мне в глаза. — Что-то не так?

— У тебя нужно спросить. Такой задумчивый вид не сулит ничего хорошего. В твоей прелестной головке зреют странные мысли.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — девушка слабо улыбается. — И поэтому вдвойне странно, что ты всё ещё тут. Не ты ли говорил, что я ненормальная?

— Считаю это комплиментом, — я пожимаю плечами. — В мире полно обычных скучных людей, но ты не одна из них.

— Я странная, — возражает Лилиан, я едва заметно улыбаюсь.

— Все твои странности делают тебя удивительно прекрасной. Это скорее плюс, чем недостаток. Хотя некоторые вещи порой пугают, зато заставляют держаться в тонусе и не расслабляться.

— Боюсь спросить, что именно.

— Что угодно, — отвечаю я. — Например, я всё ещё жду, что ты снова пропадёшь на неопределённое количество времени.

— С чего это? — удивляется девушка.

— Три года назад, после того как мы впервые провели ночь в одной постели, ты исчезла почти на полгода, — напоминаю я. — Странно, что мы всё ещё общаемся.

— Никуда я не исчезала, — спорит Лилиан, но делает это неохотно, скорее для галочки.

— Ты переехала из общежития, не отвечала на звонки, а после сменила номер. Как же это называется? Стой, дай-ка подумать, — наигранно произношу я, — наверное, ты просто забыла меня предупредить.

— Ты знал, где я учусь. Видимо, не так уж и хотел выяснить причину.

— Я ведь не дурак, Лилиан. Ты не хотела, чтобы я тебя искал, иначе бы не жгла мосты. Тогда я подумал, что, возможно, для тебя всё стало сложно, ты не захотела привязываться и что-то в этом духе.

— Как самонадеянно, — улыбается Лилиан, но эта улыбка натянутая. — Мне просто нужно было немного личного пространства.

— По типу той запретной комнаты? — спрашиваю я, девушка мрачнеет. — Вторая спальня в твоей квартире, которая всегда заперта на ключ. Даже боюсь представить, что там.

— Огромный стол для пыток, — шутит девушка. — Давай спать. Завтра ещё на работу идти. Не хочу весь день зевать.

— Как скажешь, — соглашаюсь я, не настаивая на продолжении этой темы. Не стоит говорить о том, о чём говорить неприятно.

Я отворачиваюсь и долго пытаюсь уснуть. Сплю урывками, то и дело просыпаясь, и когда поворачиваюсь, не обнаруживаю Лилиан рядом в постели. Жду её несколько минут, но она не возвращается. На часах пол третьего. Кто-то собирался выспаться перед работой, но, видимо, это не удастся ни мне, ни ей.

Встаю с постели и тихо иду искать Лилиан. Думаю, что она на кухне, но замечаю в коридоре свет из другой комнаты. Той самой — запретной.

С первого дня, как я сюда пришёл, Лилиан говорила, что вторая спальня завалена старой мебелью, но никогда не объясняла, почему дверь заперта на ключ, а сам ключ где-то спрятан. Я не хотел лезть не в своё дело, и долго этого избегал. Но сегодня всё случилось само собой.

Подхожу к спальне и заглядываю в комнату. Яркий свет режет глаза, уже привыкшие к темноте. Мне нужно время, чтобы осмотреться, и чтобы осознать увиденное.

Стены в комнате выкрашены в солнечно-жёлтый цвет. И здесь нет мебели. Почти пустая комната, если не считать одного. В углу спальни стоит старая детская кроватка, а возле неё на полу очень тихо, почти безмолвно плачет Лилиан.

ЛИЛИАН
Июнь, 2018 год

В комнате общежития было холодно. Я укуталась в одеяло, но это слабо помогало. Меня буквально трясло, но, возможно, дело было не только в низкой температуре.

Ивлин вернулся в комнату с улицы, где, по обыкновению, курил после секса. Он снял рубашку, небрежно бросил её на пол и залез под одеяло. Я на пару секунд коснулась его ноги своей и удивилась тому, насколько он тёплый, хотя только что пришёл с мороза.

— Замёрзла? — спросил парень, я лишь отрицательно покачала головой, но в полумраке комнаты он этого не заметил.

Ивлин откинул одеяло и развёл руки, приглашая меня к себе поближе. Я боролась с чувством холода и чувством страха. Мы были знакомы уже год. За это время парень успел закончить колледж и пойти работать в фирму своего отца. Теперь мы виделись реже обычного, но парень не упускал ни единой возможности поразвлечься.

Поэтому, когда я сказала, что моя соседка уезжает на выходные в Айову, Ивлин приехал спустя полчаса. Я отказалась от вина, мотивируя тем, что слегка простудилась и не хочу мешать алкоголь с лекарствами, а Ивлин то и дело убеждал меня, что как раз-таки вино поможет мне лучше амоксициллина.

Вечером мы, по своему обыкновению, много шутили и занимались сексом, а потом я попросила его остаться, якобы мне страшно ночевать одной. Но дело было совсем в другом. Мне нужно было убедиться, нужно было знать.

— Ну же, — подначивал меня Ивлин, — я тебя не укушу, если обниму. Быстрее согреешься.

Не без труда я нырнула в его объятья. Прижалась всем телом к нему и не переставляла удивляться тому жару, который исходил от него.

— Довольно необычно, — вынес свой вердикт парень.

— Ты что же — никогда не спал с женщинами в одной постели? — удивилась я, а парень только фыркнул.

— Конечно, спал. Но это другое, — ответил он, и у меня сердце ёкнуло. Значило ли это, что у меня ещё был шанс? Нет, но хотелось верить в лучшее.

— Каким ты видишь себя через год, три года, пять? — спросила я осторожно, будучи уверенной, что Ивлин не примет всерьёз мои слова.

— Ты хочешь, чтобы я прошёл какой-то тест из женского журнала? — шуткой ответил он.

— Просто интересно. Ведь все строят планы. Что же ты записал в свой невидимый список?

— А что туда можно записать? Достижения или что-то типа того? — поинтересовался парень, и я около минуты набиралась храбрости ответить.

— Всё что угодно. Успехи в бизнесе, новое хобби, семья, дети, — я постаралась произнести каждое слово максимально отстранённо, чтобы не выдать себя, но после всё равно показалось, что я выделила одно из них.

— Сложно сказать, — размеренно произнёс Ивлин. В его манере всё нагнетать. — Конечно, для меня сейчас главное бизнес и ничего кроме. Мы расширяемся, открываем ещё один филиал, нужно набираться опыта.

— Нельзя же вечно только работать, — возразила я и прокляла себя за это. Слишком откровенно и навязчиво.

— Да, конечно, — на удивление согласился парень. — Думаю, что семья у меня будет, как и у всех. В конце концов, когда-нибудь придётся жениться, завести детей, ведь кто-то должен унаследовать бизнес. Но не в ближайшие лет пять, а то и десять. Слишком тривиально, ты ведь понимаешь.

— Да, — подтвердила я, хотя не знала, согласна ли на самом деле, — очень скучно.

— Странные мысли приходят тебе в голову, Лилиан. Так на тебя влияет отсутствие алкоголя, — произнёс Ивлин недовольным тоном, а я решила, что нужно оправдаться.

— Сестра Лоры, моей соседки, выходит замуж в эти выходные. Говорит, что они с мужем хотят детей и поскорее, вот мне и стало интересно. Так ли у всех?

— Если так спешат с детьми, будь уверена — она уже залетела, — мрачно ответил Ивлин. — Глупо связывать себя такими узами слишком рано. Мне двадцать два, и, если бы кто-то захотел затащить меня под венец, я бы сделал всё что угодно, чтобы этого избежать. Включая переезд куда-нибудь в Италию.

Я засмеялась, но этот смех дался мне слишком тяжело. Непросто делать вид, будто тебе всё равно. Сколько бы я себя ни убеждала, нельзя заставить себя чувствовать только то, что выгодно.

— Всё, давай закроем эту тему, не то мне ночью кошмары приснятся, — произнёс Ивлин.

Он заснул быстро, а я не могла, как бы ни старалась. Лежала, смотрела в темноту комнаты и гадала, что делать дальше. Мне удалось задремать только под утро, но сон был некрепкий, и когда у соседей за стеной что-то упало, я вздрогнула и проснулась.

Ивлин ничего не слышал. Он полностью откинул одеяло и спал, перевернувшись на живот. Ночью он перестал обнимать меня почти сразу.

— Рука затекла, — сонно пробормотал он тогда и отвернулся, оставив меня мёрзнуть и копаться в себе.

Когда я открыла глаза, то осознала, что разбудил меня не только громкий звук. Я чувствовала ужасный приступ тошноты, и это меня выводило из себя. Я взяла вещи и тихо вышла из комнаты. Пробежалась до ванной и успела в последнюю секунду. Меня вырвало прямо в раковину. Хорошо, что в такую рань здесь никого нет.

Я умылась, два раза почистила зубы и долго смотрела на своё отражение в зеркале. Мне не хотелось верить в очевидное, я всячески это отрицала, но трёхнедельная задержка, тошнота и пять положительных тестов всё же смогли меня убедить. Я была беременна.

Когда я впервые только задумалась об этом, то рассмеялась в ответ на собственные мысли. Как в здравом уме вообще можно такое предположить?

Не то чтобы я не хотела детей. Хотя нет, я никогда их не хотела. Не потому, что не любила детей, или они меня раздражали. Скорее проблема лежала глубже. Мне было страшно, ведь я была уверена, что никогда не смогу стать хорошей матерью.

Да, у меня перед глазами всегда был пример Джулианны, но пример Шерил впечатлил меня больше. Вдруг это передаётся по наследству? Вдруг я никогда не смогу полюбить этого ребёнка? Сделаю ему больно? Вдруг я тоже буду самой ужасной мамой на свете?

К детям не прилагается инструкция по воспитанию и после родов врач расскажет о том, что делать, чтобы было много молока, как пеленать, как вводить первый прикорм, но никогда не ответит на главный вопрос. Как любить ребёнка?

Вся наша жизнь — хрустальный стебелёк в руках матери, и только от неё зависит, разобьётся он или вырастет в большой куст. Я не была к этому готова никогда.

Что хорошего я могла дать малышу, если не знаю, как всё должно происходить на самом деле? Что должна делать мать, если ребёнок падает и плачет, если он боится темноты или хочет мороженое? Я знаю только путь насилия, и это неверный путь.

Мне было семь лет, когда я решила сделать маме приятное и приготовить завтрак. Я закипятила чайник, положила два кусочка хлеба в тостер и принялась жарить бекон. Масло брызгало во все стороны, и когда я хотела убрать сковороду с плиты на подставку, одна из брызг раскалённого масла попала мне прямо на руку, и я выронила сковороду. Она упала прямо на персиковый ковёр у стола. Масло разлилось, а на ломтики бекона налип мелкий мусор.

Когда мама вошла в кухню на громкий звук, то на мгновение застыла, а когда всё поняла, то хмыкнула и улыбнулась. Это напугало меня больше, чем если бы она начала кричать. Я знала — ничего хорошего это не сулит.

И спустя пару минут я сидела за столом и давилась слезами и тем самым беконом вперемешку с мусором от ковра, а мать сидела напротив и всё так же мило улыбалась. Прошло уже много лет, а я до сих пор не люблю бекон и не стелю ковёр на кухне.

Этот ковёр пролежал там год, и каждый день пятно от масла напоминало мне о том дне, когда мать была ко мне особенно жестока. Уверена, что она специально не убирала его, чтобы меня помучить. Однажды я не выдержала и вылила на него половину пузырька отбеливателя, так на ковре остался почти идеальный выцветший белый круг.

И когда я узнала о ребёнке, то первым делом вспомнила именно про этот случай. Что, если мой сын или дочь разобьют вазу? Как я поступлю? Улыбнусь и соберу осколки или заставлю их пройтись по ним босиком? Я боялась саму себя.

Убить ещё не родившегося ребёнка у меня не хватало духа, ведь в глубине души я надеялась, что смогу стать нормальным родителем. Но страх убивать уже родившегося человека день за днём был сильнее.

Поэтому тем утром, не попрощавшись с Ивлином и оставив его одного в моей же комнате, я оделась в ванной и поехала на приём к врачу. До последнего надеялась, что всё окажется ошибкой, но врач подтвердила мой «диагноз» и озвучила срок в шесть недель.

— У вас есть чуть больше месяца на раздумья, — произнесла она холодно, заметив мой обречённый взгляд. — Вам есть с кем посоветоваться? Отец ребёнка, родители, друзья?

— Да, — ответила я и знала, что вру, ведь никого из перечисленных у меня не было.

Спустя пару дней позвонил Джейсон и радостно сообщил, что сделка века наконец состоялась — он продал дом родителей и покупает новую квартиру поближе к работе, а значит, пора бы мне уже переехать в его старое жилище.

— Обставим всё так, как ты хочешь, — заверил он меня, но мне было всё равно.

В квартире было две спальни, одна из них была полностью обставлена на вкус Джейсона, а вторая завалена старой мебелью из дома родителей: кресло из гостиной, книжные полки, стулья из столовой и старая детская кроватка Джейсона.

Постепенно брат забрал все вещи, кроме той самой кроватки, аргументируя тем, что пока ставить её некуда, а выбрасывать не хотелось. Я согласилась придержать её до лучших времён.

— Однажды и у тебя, и у меня появятся дети, — сказал как-то брат. — Она нам точно пригодится.

Джейсон не знал, насколько он прав. Каждый вечер я проводила в этой комнате, глядя на кроватку, и порой ревела от осознания безысходности. Мир словно сужался до размеров этой мрачной комнаты, а мне негде было укрыться от осуждения, которое вырывалось из моей же груди.

На восьмой неделе врач порекомендовала мне сходить на первое УЗИ, и я посчитала, что, возможно, это поможет мне принять решение. Всё должно было зависеть от того, почувствую ли я хоть что-то, глядя в монитор.

— Это девочка? — спросила я доктора, когда он уставился в монитор с задумчивым видом. Мужчина улыбнулся.

— Ещё рано говорить об этом. Но вот что я могу вам сказать точно. Его сердце бьётся так, как и положено, а это хороший знак. Хотите послушать?

Я отрицательно покачала головой, но врач этого не заметил. Я лежала и слушала не совсем понятный мне звук, который говорил об одном — внутри меня бьётся чьё-то сердце, и это здорово меня пугало.

— Это сердце? — спросила я, глядя в монитор, врач утвердительно кивнул.

— У него уже сформированы предсердия, желудочки, все клапаны, сосуды. Его сердце уже почти полностью похоже на Ваше. Хотите сравнить? Вот его сердце.

Он убрал датчик с моего живота и переместил его выше.

— А это Ваше, — произнёс он и улыбнулся. — У него Ваше сердце.

Вечер после УЗИ я провела в спальне у кроватки, а на следующий день выкрасила стены в комнате в ярко-жёлтый цвет, цвет солнца.

Знаю, многие женщины передумывают делать аборт, когда впервые видят ребёнка на мониторе и слышат стук его сердца, но для меня решающим стало совсем другое. На том мониторе я увидела, что сердце есть у меня, а значит, оно как-нибудь научится любить.

Что было дальше? Сложно объяснить одним словом. Разочарование? Боль? Потеря? Я не знаю.

Я сменила номер, чтобы не сбрасывать каждый раз звонки Ивлина, купила новое одеяльце в детскую кроватку, приклеила звёзды к потолку и узнала, что такое замершая беременность.

Что я должна была чувствовать: сожаление или облегчение? Мне просто хотелось иметь возможность доказать всем, доказать себе, что я могу быть хорошей матерью, что неважно, какая мать была у меня. У меня есть сердце и оно бьётся, я слышала.

Кроватка так и осталась стоять в комнате, которую я заперла на ключ и постаралась забыть.

Но сегодня, лёжа в одной постели с Ивлином, я так же, как и тогда, не могла долго уснуть. Смотрела в потолок, а потом тихо встала, прошлась по коридору, достала из шкатулки ключ и отперла дверь. Я обошла комнату по кругу, села возле той самой кроватки, о которой Джейсон уже давно забыл, и заплакала.

Не знаю, о чём я горевала: о прошлом, настоящем или будущем, мне казалось, что тогда я пролила недостаточно слёз.

Но сегодня, в отличие от прошлого, Ивлин не остался в постели до утра. Он пошёл следом, увидел меня и сел рядом.

— Лил, всё в порядке? — спрашивает он обеспокоенно, и я отмечаю, что он действительно волнуется, а не играет какую-то роль.

Стоит ли мне рассказать ему, что почти четыре года назад я десять недель носила в себе его ребёнка, а потом просто его потеряла?

Стоит ли рассказать ему, что сбежала не просто так, а только потому, что ни я, ни ребёнок не были ему нужны? Сделать из Ивлина Конли примерного семьянина — даже сейчас это кажется мне абсурдом.

Стоит ли рассказать, почему потом ещё полгода я избегала встреч с ним, что боялась представить, будто наш ребёнок имел бы его глаза или эти тёмные волосы?

— Всё хорошо, — отвечаю я.

Нет, не стоит.

— Меня пугает эта комната, — признаётся парень.

— Это кроватка Джейсона, — отвечаю я и предпринимаю отчаянную попытку выкрутиться. — Порой я очень скучаю по родителям.

— Я уж думал, ты ребёнком обзавелась, — выдыхает Ивлин и приобнимает меня за плечи. — Лил, это нормально скучать по тем, кого любишь.

— Завести ребёнка — это плохо? — спрашиваю я смело, вытирая слёзы, парень пожимает плечами.

— Нет, но это глупо. Ответственно и глупо. Разве все должны иметь детей? Такие, как твоя мать, например. Или мой отец. Нет! Слишком разрушительно.

— Разрушительно? — переспрашиваю я, будучи уверенной, что ослышалась, но парень кивает в ответ.

— Хотят они того или нет, но все родители калечат своих детей, ранят их, портят, награждают кучей комплексов, страхов, предрассудков. Так было всегда. Нас ломают с детства, и делают это люди, которые по природе своей должны защищать нас от любой опасности. Даже от себя.

— Ого, — только и отвечаю я, хотя полностью с ним согласна.

— Я не против детей, Лил, — признаётся парень. — Но боюсь, что вряд ли смогу стать хорошим отцом. А зачем нам в мире ещё один несчастный ребёнок?

Я смотрю на Ивлина и стараюсь снова не заплакать. Этот разговор должен был состояться ещё тогда, почти четыре года назад. И дело не в том, что у Ивлина такое мировоззрение, а в том, что я полностью его разделяю. У нас с ним один страх на двоих. Чем быть плохим родителем, лучше не быть им вообще.

ЭЛЛИОТ
Июль, 2018 год

Раньше Бонни всегда носила лёгкие платья и подкручивала волосы. Она часто смеялась над моими глупыми шутками и поддерживала даже тогда, когда я сам в себя не верил.

Но за последние два месяца всё изменилось. Теперь на жене зачастую старый домашний спортивный костюм, а волосы собраны в хвост, ведь сын очень цепко хватается за них ручками.

Кристоферу два месяца, а я всё чаще выдумываю поводы не брать его на руки и не оставаться наедине. Бонни постоянно нервничает и грозит развестись. Мне тоже не по себе, но ничего не могу поделать.

— Это сейчас с ним скучно, — в сотый раз повторяет мне жена за завтраком. — Но скоро он вырастет и будет помнить, что тебя не было рядом с самого начала.

— Как же он будет помнить, если даже не узнаёт меня?

— Ему два месяца, Эллиот! Он сейчас ещё никого не узнаёт.

— Никого, кроме тебя, — возражаю я, но жена смотрит на меня, как на сумасшедшего.

— Я с ним каждую минуту его жизни. Хочешь, чтобы он тебя узнавал — выдели больше пятнадцати минут в день.

Я киваю и выхожу из-за стола. Ближайшая неделя особенно напряжённая. Во вторник уже первое заседание, а я не успеваю с проработкой линии выступления.

Мельком просматриваю список свидетелей и отмечаю тех, с кем нужно ещё раз встретиться перед слушаньем. На сегодня у меня назначена встреча с Хлоей Грант, именно она опекун-представитель Эйвери.

Когда Хлоя впервые пришла к девочке, Лилиан позвонила мне ровно через час. Это было ожидаемо.

— Мистер Дэвинсон, как такое вообще возможно? — спросила она нервно. — Сначала консультирующий социальный работник, а теперь — опекун-представитель. Во всём Линкольне нет других людей?

— Не думаю, что получится оспорить это решение, — возразил я и знал, что прав, но клиенты могут требовать даже то, что не совсем логично.

— Сделайте с этим что-нибудь! — сказала она мне и бросила трубку.

Что ж, я попытался, хотя заранее знал, что ничего не выйдет. Судья Генри Хатчинсон встретил меня в своём кабинете и устало вздохнул. Он был самым спокойным и уравновешенным судьёй из всех, но злить его всё равно не хотелось.

— И почему Вас снова не устраивает кандидатура мисс Грант? — спросил меня мужчина, я достал из папки листок бумаги, но судья махнул рукой. — Обойдёмся без бумажной волокиты. Просто объясните.

— Мисс Грант может с предубеждением отнестись к данной ситуации. Они с моей клиенткой давние знакомые, — пояснил я.

— Какого рода отношения у них были?

— Мисс Грант встречалась с братом мисс Мерритт, — сказал я, судья недоверчиво покачал головой. — Мы можем утверждать, что…

— Брат Вашей клиентки ей даже не брат, — перебил меня судья. — Не о чем здесь говорить. Я отклоняю Ваше ходатайство.

— Ваша честь, — возразил я, но судья снова меня остановил.

— На этом всё. Никаких предубеждений. Я не принимаю решение на основе одних лишь слов опекуна-представителя. Займитесь Вашими свидетелями.

Лилиан рвала и метала, но поделать ничего нельзя было, поэтому пришлось смириться. И вот сегодня я сижу за столиком в скромном мексиканском ресторане в Хайлендсе и пью чай, избегая потребления кофе в огромном количестве.

— Мистер Дэвинсон, — слышу я и вижу, как Хлоя садится напротив меня. — Рада снова Вас видеть.

— Простите, что потревожил, — радушно произношу я, девушка сдержанно улыбается.

— Что ж, такова процедура. От этого никуда не деться. Давайте начнём поскорее

— Конечно, — соглашаюсь я. — Хочу только убедиться, что Вы действительно будете объективны.

— В последнее время я слышу это слово слишком часто, — с долей печали произносит девушка и заказывает горячий шоколад. — Лилиан уже говорила со мной на эту тему, не стоит Вам сомневаться в моей компетентности.

— Вы виделись? — удивляюсь я, Хлоя пожимает плечами.

— Ничего существенного. Я общалась с Эйвери, девочка была у неё, — отвечает девушка, а потом, видимо, замечает мой изумлённый взгляд. — Похоже, Ваша клиентка рассказывает Вам не всё.

— Уверен, это мелочи, — оправдываюсь я, хотя чувствую, что начинаю злиться.

Все клиенты такие. Они требуют, негодуют, возмущаются, угрожают, а потом оказывается, что, не придав значения каким-то вещам, портят всё дело.

Мы разговариваем с Хлоей ещё минут двадцать, обсуждаем некоторые детали дела, те, о которых нам можно говорить, и прощаемся.

Я корректирую свои планы и, откладывая некоторые дела, еду к Лилиан. Девушка встречает меня на пороге своего магазина и приглашает войти. Меня сразу окутывает аромат цветов, и я начинаю корить себя за то, что так редко дарю цветы жене.

— Что произошло? — спрашивает девушка, и это меня удивляет. Она действительно не понимает?

— Хотел спросить об этом у Вас. Почему Эйвери не с отцом?

Мой вопрос застаёт Лилиан врасплох. Девушка мешкается и будто борется с собой. Но в конце концов сдаётся.

— Этан в больнице, — отвечает она. — Кажется, грипп. Эйвери живёт то у меня, то у сестры Этана.

— Грипп? — переспрашиваю я с долей недоверия. — Мисс Мерритт, я не смогу полностью защищать Вас, если не буду знать всей правды. Что-то мне подсказывает, что Вы скрываете очень важные факты, а это неправильно. Если дело в отношениях с мистером Хантом…

— Нет, — резко отвечает Лилиан, — никаких отношений нет, мистер Дэвинсон. Я узнала об этом случайно и думала, что будет не совсем честно…

— Мисс Мерритт, — перебиваю я её, стараясь не менять тон и не выходить из себя, — мы во вторник предстанем перед судом. Там у Вас не будут возникать мысли о честности. Наши оппоненты используют все возможные и невозможное способы очернить Вас, вывести на чистую воду, оклеветать, сделать что угодно, чтобы Вас опорочить. Подумайте ещё раз хорошенько, что Вам важнее: проиграть с мнимым достоинством или выиграть, рассказав правду? Я даже не предлагаю Вам лгать.

— Да, — тихо соглашается Лилиан. — Вы, как всегда, правы.

— Так что с мистером Хантом? — повторяю я свой вопрос.

— У него были судороги, чудом не дошло до остановки сердца, — произносит девушка не без труда. — У него синдром отмены. Рецидив. В прошлый раз ему удалось справиться с этим, но сейчас всё началось с того, на чём закончилось.

— Не верю, что Вы могли такое скрыть, — подытоживаю я.

— Я обещала ему. Но Вы правы.

Мы с Лилиан ещё раз обсуждаем предстоящее слушанье, а на прощание девушка вручает мне букет пионов.

— Вашей жене, наверняка, будет приятно, — говорит девушка, а я гадаю, как она смогла угадать любимые цветы моей жены, а я всё никак не могу их запомнить.

Во вторник я приезжаю за полчаса до начала слушанья. Лилиан уже ждёт меня у входа. Я повторяю ей, что всё будет хорошо, но эти слова никак на неё не влияют.

В коридоре я окидываю взглядом свидетелей, чтобы убедиться, что все явились и проблем не возникнет. Когда всё идёт по плану, на сердце сразу спокойнее.

Судья подзывает нас с Дериком Куинном к себе. Адвокат Ханта выглядит довольно уверенным в себе, раньше мы никогда не встречались с ним в суде, но я слышал о его беспринципности. Он всегда выигрывал свои дела, а значит, нужно быть начеку.

— Адвокаты, есть какой-то шанс решить дело мирным путём? — спрашивает судья, и мы с Куинном отвечаем единогласно.

— Нет.

— Так как это гражданский иск, я хочу, чтобы мы закончили как можно скорее, — поясняет судья. — Все разговоры только по делу, никаких косвенных историй, размытых вопросов и не относящихся к делу фактов. Давайте решим это дело быстро и без нервов.

Мы с Куинном молча соглашаемся и возвращаемся на свои места.

— Мистер Дэвинсон, — обращается ко мне судья Хатчинсон, — введите нас в курс дела. Кратко.

Поскольку он сделал акцент именно на последнем слове, я мысленно стараюсь переформулировать всю, заготовленную заранее, речь. Такова уж моя профессия — нужно уметь быстро найти выход из сложившейся ситуации, выкрутиться любым способом и выйти победителем.

— Я думаю, все мы знаем причину, по которой мы здесь собрались, — начинаю я. — Сегодня мы решаем судьбу не мисс Мерритт и не мистера Ханта, а судьбу маленькой шестилетней девочки, Эйвери. Ради её благополучия нам предстоит сегодня разобраться в том, кто же на самом деле сможет обеспечить ей тот уровень жизни, которого она заслуживает.

— Вы продолжаете утверждать, что мистер Хант недобросовестно исполняет свои обязанности отца? — спрашивает судья, перебивая меня.

— Да, Ваша честь, — уверенно отвечаю я. — Теперь ещё больше, чем раньше.

— А Вы по-прежнему всё отрицаете, мистер Куинн? — интересуется судья.

— Да, Ваша честь, — соглашается мужчина. — Теперь у нас тоже есть свои факты и все основания полагать, что мисс Мерритт не должна заботиться об этом ребёнке.

— Что ж, мистер Дэвинсон, вызывайте Вашего первого свидетеля, — говорит судья.

Когда в детстве меня спрашивали, кем я хочу быть, я всегда отвечал, что мечтаю стать археологом. Не помню, знал ли я с самого начала значение этого слова вообще, но после, действительно, этим увлёкся.

Я копал огромные ямы в саду за домом, выискивал сокровища или останки динозавров, а мама то и дело ругала меня за испорченный газон.

— Когда же ты успокоишься? — спрашивала она меня.

— Но я должен найти остатки древних цивилизаций, мама, — отвечал я с гордостью. — Представь, я стану самым юным археологом в мире, все только и будут говорить обо мне.

— Славу можно заработать и другим путём, Эллиот. И вообще, я не уверена, что тебе она нужна. Быть хорошим человеком важнее, чем быть знаменитым.

Но тогда мамины слова казались мне глупостью. Разве могла она понять меня? Её жизнь была обычной, заурядной, а мне хотелось приключений, хотелось быть в центре внимания каждый день, каждую минуту.

Я продолжал выкапывать ямы, но не находил ничего, кроме старых ржавых кусков металла или камней. Мне хотелось придать ценность каждой своей находке, но это было невозможно.

Когда маме вконец надоело, что я то и дело мешаю её цветам расти в саду, она отобрала у меня лопатку и сказала то, о чём я никогда с тех пор не забывал.

— Запомни одну вещь, Эллиот, — произнесла она тихим голосом. — Неважно, как глубоко ты копаешь, если делаешь это в неправильном месте.

И теперь, когда я стал адвокатом, а совсем не археологом, эта мудрость очень часто мне помогает. Нужно знать, где копать, чтобы достать из жизней людей то самое ценное, что они скрывают, как настоящий клад.

ДЖЕЙСОН
Июль, 2018 год

С самого утра идёт дождь. Казалось бы, нужно радоваться, что жара спала, но я никогда не любил дождь. Он словно поселял в моей душе тоску, сомнения, страхи.

В тот день, когда Хлоя меня бросила, тоже шёл дождь. Я спешил домой, чтобы поскорее принять душ и нормально поужинать, но когда подошёл к квартире Хлои, то обнаружил у двери два чемодана с моими вещами.

Я звонил и стучал в дверь, но Хлоя так и не открыла. Иногда я предпочитал думать, что она поступила так, чтобы меня проучить, и на самом деле не собиралась со мной расставаться. Я представлял, как она сидела по ту стороны двери в квартире прямо на полу и плакала, слушая мои крики.

Но на самом деле она просто переехала в другую квартиру, и когда я стучал в дверь, этого никто не слышал. Первое время я пытался найти её, дозвониться, чтобы задать единственный мучавший меня вопрос: «Почему?». Но однажды я понял, что совсем не хочу слышать на него ответ, ведь всегда его знал.

Мы встретились с Хлоей в коридоре у двери в зал суда. Она вежливо поздоровалась со мной и села на скамейку. Я долго боролся с собой, но потом всё же подошёл и сел рядом.

— Нам нельзя разговаривать, — напомнила мне девушка.

Я всё смотрел на её волосы и вспоминал, как ласково называл её Шоколадкой, а она всегда смеялась в ответ. Хотелось убедить себя, что мы всегда были счастливы вместе, но счастливые люди не жгут за собой мосты.

— Я и не собирался говорить о деле, — возразил я. — Как ты? Как живёшь? Вижу, ты всё же стала тем, кем хотела.

— Как и ты, — согласилась девушка. — Мы выросли, достигли своих высот и абсолютно счастливы.

Так она попыталась прекратить разговор, но мне этого не хотелось.

— Не вини меня, Хлоя, — попросил я, девушка покачала головой.

— Знаешь, Джейсон, долгое время я не могла тебя понять, — произнесла она размеренно. — Вся эта забота о чужом человеке, пусть она была твоей названой сестрой, но всё же не родной.

— А сейчас что же? Ты всё поняла?

— И да, и нет, — ответила Хлоя. — Я сделала два вывода. Во-первых, видимо, это семейное, даже если вы не кровные родственники. Я несколько лет пыталась разгадать тайну такой слепой любви и преданности, а теперь твоя сестра, ради которой ты пожертвовал всем, делает то же самое ради своей сестры.

— А во-вторых? — сбивчиво произнёс я.

— А во-вторых, кажется, я знаю истинную причину, — ответила Хлоя и впервые за долгое время посмотрела мне прямо в глаза. — Ты просто не хотел быть один, Джейсон. И Лилиан делает то же самое. Дело не в любви, а в страхе и эгоизме.

— Мистер Мерритт, поясните суду, кем Вы приходитесь мисс Мерритт? — вопрос адвоката сестры приводит меня в чувство.

— Это довольно сложно, — признаюсь я. — Мои родители удочерили Лилиан, когда ей было девять. Она моя сводная сестра.

— То есть, Вы знаете её дольно длинный промежуток времени? — спрашивает Дэвинсон.

— Именно так.

— Вы до сих пор общаетесь? Дружите? Какой у вас характер отношений?

— Мы всегда общались и продолжаем общаться. Лилиан всегда советуется со мной в важных вопросах и выслушивает меня. Мы одна семья.

Я вижу, как адвокат Ханта закатывает глаза. К чёрту его! Я знаю, что говорю. На самом деле мне только и нужно, что правдиво отвечать на вопросы. Мне нельзя лгать, но можно подавать всё в выгодном свете.

— Мисс Мерритт рассказала Вам о том, что нашла сестру? — интересуется Дэвинсон.

Я бросаю взгляд на Лилиан. Она сидит в кресле и выглядит более чем испуганной. Этот суд затронул многих, но для неё он целая жизнь.

— Да, она пришла ко мне в тот же день, когда встретилась с матерью и рассказала о ещё одном ребёнке, — отвечаю я, стараясь не медлить и не вызывать подозрения. Хочется сделать всё идеально, но перестараться тоже было бы неуместно. — На тот момент её мать, Шерил Бэйли, ещё не была лишена материнских прав и состояла в браке с Этаном Хантом, отцом девочки.

— Приёмным отцом, — поправляет меня Дэвинсон. — Когда стало известно, что мистер Хант не родной отец девочки?

— Не сразу. Мистер Хант первое время вообще не разрешал видеться с девочкой.

— Правильно ли я понимаю, что мистер Хант препятствовал встрече родных сестёр? — переспрашивает Дэвинсон.

— Да, — соглашаюсь я. — Возможно, это как-то объяснимо с точки зрения закона, но, если по-человечески, это был не совсем корректный поступок.

Дэвинсон хмурится, и я понимаю, что сформулировал свою мысль не совсем правильно.

— Мисс Мерритт настаивала на встрече? — спрашивает мужчина.

— Нет, она хотела дать мистеру Ханту время узнать её и убедиться в отсутствии злого умысла.

— Какие же тогда у неё были мотивы?

— Протестую, — вскрикивает Куинн. — Суждение третьего лица.

— Успокойтесь, — возражает судья. — Для того мы здесь и собрались. Отвечайте, мистер Мерритт.

— Лилиан просто хотела общаться с сестрой, быть частью её жизни.

— То есть, она не собиралась отбирать ребёнка у мистера Ханта? — уточняет Дэвинсон.

— Сначала нет.

— Что же случилось потом?

— Сперва стало известно о том, что мистер Хант не является родным отцом Эйвери, — поясняю я. — Тогда стали не совсем ясны уже его мотивы, ведь ребёнок не был биологически его, а с женой, родной матерью девочки, он развёлся.

— То есть Вы считаете, что мистер Хант преследует какой-то злой умысел?

— Сложно об этом судить, но такой вариант исключать нельзя.

Как-то Лилиан спросила меня, хотел бы я иметь детей когда-нибудь. Она училась на третьем курсе колледжа и переживала не лучший период в жизни, а я не знал причин и не мог ей помочь. Тогда я сказал, что непременно хочу стать отцом, но теперь я уже сомневаюсь в этом.

Я долгое время нёс ответственность за Лилиан, и ничего хорошего из этого не вышло. Так разве смогу я справиться лучше с другим ребёнком?

— Мистер Мерритт, — обращается ко мне Куинн и встаёт со своего места, после того, как Дэвинсон задаёт мне ещё с десяток вопросов, — скажите, начиная с девяти лет Ваша сестра всегда жила с Вами?

— Нет, — отвечаю я спокойно, ведь знал, что эту тему затронут обязательно. — Наши родители умерли, когда Лилиан было тринадцать, и её отправили в приёмную семью.

— В скольких приёмных семьях она побывала?

— В четырёх до нашей семьи и в трёх после.

— Всего получается восемь, если учитывать и Вашу семью, мистер Мерритт. Так скажите мне, разве может женщина, которая никогда не имела постоянного дома, родителей, примера, модели семьи как таковой, воспитывать ребёнка?

— Протестую, — возмущается Дэвинсон.

— У неё был пример, — отвечаю я, но судья меня перебивает.

— Принимается. Не отвечайте.

Но я хочу рассказать то, что все должны знать.

— Лилиан хороший человек. Наши родители многое в неё вложили, как и я.

— Мистер Мерритт, вопрос снят, — говорит судья. — Ваш ответ не будет учтён судом. Продолжайте, мистер Куинн.

— Мистер Мерритт, Ваша сестра рассказывала Вам про мистера Ханта?

— Да, абсолютно всё, — отвечаю я.

— Вы когда-нибудь видели его лично?

— Нет.

— Вы когда-нибудь общались по телефону?

— Нет.

— Вы знаете его лишь по рассказам сестры?

— Да, но, — начинаю я, но Куинн не даёт мне продолжить.

— Вы когда-нибудь виделись с Эйвери?

— Нет.

— Вы знаете её лишь по рассказам сестры?

— Да, но…

— Спасибо, мистер Мерритт, — отвечает Куинн и садится в своё кресло с видом победителя.

Когда мы с Хлоей жили вместе, то любили играть в одну глупую, но забавную игру. Я прятал её вещи, а потом оставлял по всему дому подсказки, как эту вещь отыскать.

Хлоя постоянно ворчала, но продолжала следовать моим указаниям и всегда радовалась, словно ребёнок, если успевала найти свою помаду или зубную щётку за отведённые двадцать минут.

Однажды я спрятал её ключи от машины, а она больше часа не могла их найти. Я к тому времени уже уехал на работу, а она названивала мне каждые пять минут и долго возмущалась.

— Я, между прочим, опаздываю на важную встречу, — бурчала она мне в трубку.

— Ты собралась встретиться с одноклассницей. Уж она-то тебя подождёт.

Хлоя злилась, бросала трубку, а потом звонила снова. В конце концов я не выдержал и выдал местонахождение ключей. После этого она ещё два дня со мной не разговаривала, а только писала записки, если нужно было сказать что-то важное, и вешала их на холодильник.

Я приходил с работы и читал надписи с разноцветных стикеров. «Буду поздно». «Угадай, где я спрятала твой ужин». «Это загадочное слово „прости“». Я тоже оставлял ей записки в духе: «Пора бы уже смириться», «Кто-то спрятал твоё чувство юмора».

А однажды я проснулся утром и обнаружил записку прямо на часах у кровати. Хлоя вывела очень осторожно и красиво: «Я тебя люблю», а это значило, что я был прощён.

На выходных я решил провести собственное расследование, чтобы понять, почему же Хлоя так и не смогла найти ключи. Прошёлся по всем подсказкам и, к моему удивлению, обнаружил, что до тайника оставалась лишь одна записка, которую она так и не смогла отыскать.

На предыдущем листе было написано: «Загляни в мою любимую книгу».

Многие книги в шкафу были перепутаны местами, сдвинуты, сложены стопкой, но нетронутой осталась именно та, которую я всегда любил. На тот момент мы встречались четыре года, но так и не знали друг друга по-настоящему. Тогда я понял очень важную вещь. Можно всю жизнь жить с человеком под одной крышей, но так и не узнать его.

ИВЛИН
Июль, 2018 год

У алкоголя есть один замечательный плюс. Он дарит ощущение лёгкости, свободы, даже если это не так. В эти несколько часов, что ты пьян, можно делать что угодно, идти куда угодно и говорить что угодно.

У алкоголя есть один отвратительный минус. Когда его действие заканчивается, ты снова возвращается в реальность, которая чаще всего похожа на ад.

— Вино не решает проблемы, но оно согревает нас изнутри, — сказала мне как-то Лилиан. — Это как любовь, только от вина не хочется вырезать себе сердце спустя время.

— Только голову наутро, — пошутил тогда я, но был полностью с ней согласен.

Трудно вспомнить, когда я начал пить. Я словно родился со стаканом в руках. Что неудивительно, когда твой отец безэмоциональный тиран, а каждый твой день похож на бесконечное сражение. Когда ко всему этому добавилась новость о брате, алкоголя стало больше, а затем появилась Лилиан, и делить одну бутылку на двоих было так же приятно, как и делить одну постель.

В последнее время мне стало казаться, что я много пью, но потом я встретил Этана Ханта, человека, который довёл себя до абстинентного синдрома. И я понял, что пара бокалов виски или вина в неделю не так уж и много, раз меня ещё не трясёт в ванной над унитазом, а врачи не пытаются предотвратить остановку моего сердца.

— Мистер Конли, — обращается ко мне Дэвинсон. — Как давно Вы знаете мисс Мерритт?

— Около пяти лет, — отвечаю я спокойно. — Мы встретились ещё в колледже.

— Не могли бы Вы немного охарактеризовать мисс Мерритт?

— Сложно описать всё одним словом, — признаюсь я и бросаю взгляд на Лилиан. Говорить становится сложнее. — Но она хороший человек. Сколько её знаю, она всегда была добра к окружающим, заботлива.

— Вы считаете, она сможет позаботиться об Эйвери?

— Протестую, — возмущается Куинн, но судья машет рукой.

— Мистер Куинн, прекратите каждый раз протестовать, — говорит судья. — Мы собрались здесь как раз для того, чтобы выслушать свидетелей.

— Ваша честь, — не унимается адвокат Ханта. — Это оценочное суждение.

— Оно нам как раз и нужно. Отвечайте, мистер Конли.

— Мне повторить вопрос? — спрашивает Дэвинсон, я отрицательно качаю головой.

— Думаю, Лилиан отлично бы справилась. Она с большим трепетом и любовью относится к девочке.

— Вы когда-нибудь видели Эйвери? — интересуется адвокат.

— Да, несколько раз, когда Эйвери была в гостях у Лилиан, — отвечаю я и невольно бросаю взгляд на Ханта.

Должен признать, что он с самого начала слушанья выглядел неважно, но сейчас он бледнеет ещё больше и злится. Это вполне объяснимо. Едва ли ему было известно, что парень, с которым он пил и дрался, проводил время с его ребёнком. И, конечно же, это ему совсем не нравится.

— Какой была девочка в дни, когда Вы видели её у мисс Мерритт?

— Нормальной, — растерянно произношу я, судья откашливается.

— Не могли бы Вы рассказать поподробнее, — просит он, я киваю в ответ.

— Простите, Ваша честь. Эйвери показалась мне довольно жизнерадостной, счастливой девочкой. Ей было хорошо у Лилиан. Они шутили о чём-то своём и, кажется, неплохо друг друга понимали.

Чёрт, слово «кажется» точно было лишним.

— Мистер Конли, — вновь обращается ко мне Дэвинсон, — Вы знакомы с мистером Хантом?

— Да, конечно.

— Вы с ним встречались когда-нибудь лично?

— Да, пару раз.

— Когда Вы встретили его впервые? Можете описать этот день, и как вёл себя мистер Хант? — задаёт мне свой вопрос адвокат, и эта тема не кажется мне уже такой ужасной. Говорить о том, что Хант полный придурок, легче чем описывать шестилетнюю девочку, если учесть то, что в детях я ничего не смыслю.

— Я встретил его у квартиры Лилиан, когда пришёл к ней в гости, — рассказываю я. — Мы не разговаривали, но мистер Хант очень нервничал, кричал, а после ушёл.

— Когда Вы встретились с ним в следующий раз?

— Через пару месяцев. Мы так же столкнулись с ним в коридоре у квартиры Лилиан.

— Каким был мистер Хант в тот день? — вопросы Дэвинсона начинают меня утомлять. Одно и то же по кругу, но я смотрю на Лилиан и набираю в грудь воздуха, чтобы ответить. Я должен сделать для неё хоть что-то хорошее.

— Он заметно нервничал, а когда я попытался с ним заговорить, то напал на меня, — отвечаю я, вспоминая тот день.

Тогда всё закончилось очень плохо не только для нас с Хантом, но и для нас с Лилиан. Именно в тот день отец впервые поставил меня перед фактом: я должен жениться на Мелиссе в октябре этого года. А я послал его к чёрту, купил текилу и поехал к Лилиан. А потом наговорил ей все те слова, которые должен был высказать своему отцу, но никак не ей. Всё испортил.

— Что значит «напал», мистер Конли? — уточняет Дэвинсон, я борюсь с желанием закатить глаза. Почему всё нужно разжёвывать до молекул, словно и так всё не ясно.

— Он схватил меня за ворот рубашки и намеревался ударить, но ему это не удалось.

— Вы виделись ещё?

— Да, — отвечаю я, это моя любимая часть. Чувствую себя всесильным. Именно я впервые расскажу о том, что у Ханта проблемы с алкоголем. — Он позвонил мне как-то вечером и попросил встречи, хотел поговорить. Мы встретились в баре, немного выпили, но мистер Хант быстро опьянел и снова набросился на меня.

Я вижу, что Дэвинсон уже собирается задать мне очередной вопрос в стиле: «Что значит набросился?», и спешу объяснить сам.

— Он толкнул меня, а после ударил, разбил мне нос. И бросил мне в лицо мою же визитку.

— Что стало с этой визиткой?

— Я положил её ему обратно в карман рубашки, — признаюсь я, умалчивая сказанную мной фразу «Знай своё место!». Это было по-детски.

— Ваша честь, прошу обратить внимание на данную визитку, она приобщена к материалам дела.

Судья кивает, и Дэвинсон продолжает.

— Правильно ли я понимаю, мистер Конли, что всякий раз, когда вы виделись с мистером Хантом, он вёл себя агрессивно, а когда выпил, то применил физическую силу?

— Да, всё верно, — подтверждаю я с необъяснимым чувством гордости.

На самом деле, если бы судили меня, боюсь представить, что рассказали бы обо мне все свидетели.

Рассказов одной только Лилиан хватило бы, чтобы навеки повесить на меня табличку с надписью: «Осторожно, редкий экземпляр мудака».

Когда со своего места встаёт Куинн, адвокат Ханта, мне становится слегка не по себе. Дэвинсон говорил, что они будут пытаться дискредитировать меня, скомпрометировать каждый мой ответ, доказать, что мне нельзя верить. И если честно, чтобы сделать это, не нужно иметь особых талантов. Светлых сторон у меня мало.

— Мистер Конли, позвольте поинтересоваться, какого рода отношения у Вас с мисс Мерритт? — спрашивает Куинн. Что ж, в яблочко, господин адвокат. Первый вопрос — и прямое попадание.

— Мы друзья, — отвечаю я, пытаясь оттянуть момент, который априори нельзя оттянуть.

— Вы никогда не состояли с ней в интимной связи?

Я бросаю взгляд на Лилиан. Кажется, будто её покинули силы. Она выглядит даже бледнее Ханта, которого накачали всеми существующими лекарствами. Знаю, она переживает. Эта девочка — вся её жизнь. И больше у неё никого нет.

— У нас были отношения сексуального характера, но это не имеет отношения к делу, — отвечаю я, замечая, как Хант бросает на Лилиан беглый, осуждающий взгляд. Я понимаю, что он до последнего в это не верил. Мне хочется забыть, что я уже не подросток и громко крикнуть ему: «Выкуси, чёртов псих!», но это было бы слишком странно.

— Мистер Конли, — возражает судья, — здесь я решаю, что имеет отношение к делу, а что нет.

— Простите, Ваша честь, — извиняюсь я уже второй раз за последние полчаса.

— При этом Вы состояли в официальных отношениях? — спрашивает Куинн. Этот мужчина отталкивает одним своим видом, а когда начинает говорить, мне хочется поскорее его заткнуть.

— Мы никогда не встречались, если Вы об этом, — отвечаю я.

— Когда в последний раз у Вас была интимная связь? — интересуется Куинн, и желание врезать становится ещё сильнее.

— Ваша честь, протестую, — вступает в разговор Дэвинсон. Как же я ему благодарен. — Нам ни к чему эти подробности личной жизни.

— Согласен, — отвечает судья. — Мистер Куинн, помните то, о чём я Вам говорил. Ближе к делу!

— Хорошо, я спрошу иначе, — соглашается адвокат. — Вы считаете, что девушка, ведущая разгульный образ жизни, может воспитывать детей?

— Не вижу в этом ничего разгульного. При всём моём уважении, мистер Куинн, секс и воспитание детей — вещи разные.

— Мистер Конли, — слишком самонадеянно произносит Куинн, — как часто Вы употребляете алкоголь?

— Не чаще, чем все люди. Может быть, раз в неделю. Бокал хорошего виски или вина не так уж вреден, — отвечаю я, этот разговор движется туда, куда бы мне не хотелось.

— Когда Вы встречаетесь с мисс Мерритт, вы оба употребляете алкоголь?

— Опять-таки, не чаще, чем все люди, — говорю я, стараясь произнести это как можно убедительнее.

— И Вы считаете такой образ жизни не разгульным?

— Протестую, — возмущается Дэвинсон.

— Вопрос снимаю, — тут же парирует Куинн. — Скажите, мистер Конли, когда, по Вашим словам, мистер Хант напал на Вас в коридоре, о чём Вы говорили?

— Сложно вспомнить дословно, — отвечаю я, хотя прекрасно всё помню. — Кажется, я поинтересовался у него о причинах конфликта между ним и Лилиан.

— То есть Вы не провоцировали мистера Ханта на драку?

— Нет.

— Вы не намекали ему на то, что имеете близкие отношения с мисс Мерритт?

— Возможно, я и говорил что-то такое, но это не имело значения.

— Мистер Конли, — в который раз предупреждает меня судья.

Что здесь вообще можно говорить?

— Когда Вы встретились в баре, Вы так же, как и мистер Хант, употребляли алкоголь?

— Да, но я не был пьян.

— Вы ведь не часто пьёте, — саркастично замечает Куинн, но больше не развивает эту мысль. — Когда мистер Хант, по Вашим словам, набросился на Вас и ударил, Вы ударили его в ответ?

— Да, — без капли сожаления говорю я. — Это был лишь ответ на его поведение, не более.

— Перед тем, как мистер Хант, по Вашим словам, набросился на Вас, о чём Вы говорили?

— Сложно вспомнить, — отвечаю я, Куинн самодовольно хмыкает.

— Вы ведь не были пьяны, — замечает он, обстановка начинает на меня давить, я не успеваю соображать.

— Прошло много времени, — я пытаюсь оправдаться, но никому это, кажется, не нужно.

— Вы говорили о мисс Мерритт?

— Немного.

— Вы упоминали Вашу с ней связь?

— Возможно, я не помню.

— То есть, Вы не говорили, что, цитирую показания мистера Ханта: «Эта девушка создана лишь для секса и развлечений»?

Я бросаю взгляд на Лилиан. Она выглядит не разозлившейся, не смущённой, как я мог бы подумать. Она выглядит так, словно сейчас заплачет. Ей больно.

— Нет, — отвечаю я.

Так я впервые соврал суду.

— Господа адвокаты, — вмешивается судья, — подойдите ко мне на минуту.

Когда оба адвоката подходят к судье, все они говорят шёпотом, но я сижу достаточно близко, чтобы всё услышать.

— Я не совсем понимаю, — сердито произносит судья, — Ваши клиенты состояли в отношениях? И Вы оба об этом знали?

— Ваша честь, — пытается оправдаться Дэвинсон, Куинн осмотрительно молчит.

— Вы понимаете, что происходит? — спрашивает судья. — И на что это похоже? Ваши клиенты делят ребёнка из-за неудавшегося романа? Что это? Возмездие?

— Всё не так, Ваша честь, — наконец произносит Куинн.

— Ваша честь, это не имеет отношения к подаче иска. Дело было начато ещё до их разрыва.

— Ваша клиентка мстит Ханту, разве нет?

— Она была инициатором прекращения отношений, Ваша честь. Едва ли здесь можно говорить о мести.

— Я хочу услышать ответы на эти вопросы, господа адвокаты, — выносит свой вердикт судья, и мужчины возвращаются на места.

Мне страшно снова смотреть на Лилиан. Страшно увидеть её глаза, этот взгляд, который может меня убить. Хотя страх ли это? Нет. Мне стыдно перед ней. Стыдно за каждый поступок, за каждое слово.

Порой я отзывался о ней так, как не думал на самом деле. Мне всегда казалось, что если я буду убеждать себя в том, что Лилиан никто не нужен в этой жизни, то смогу убедить и её саму. А значит, она всегда будет рядом.

Пару дней назад я признался Лилиан, что всегда боялся стать плохим отцом, поэтому не хочу заводить детей. И это была чистейшая правда. Но кое в чём я ей, наверное, никогда не признаюсь. Я очень боюсь быть плохим человеком, поэтому не хочу заводить отношения.

Возможно, это глупо. Ведь плохим человеком я был всегда. Может быть, это не страх сделать что-то неправильно, а наоборот, страх, что всё получится. А я не представляю, как жить после. Может быть, я просто боюсь быть счастливым, ведь не знаю, как это делать.

ЛИЛИАН
Июль, 2018 год

На прошлой неделе я проснулась посреди ночи. Эйвери свернулась калачиком у меня под боком и тихо плакала. Это меня испугало. Я не знала, что делать.

Будучи беременной, я рассуждала о сложностях материнства. Знала, что буду плохой матерью, боялась сделать что-то неправильно. Ещё недавно я согласилась с Ивлином, когда он говорил о том, что не все люди должны становиться родителями.

Но мою душу терзало одно странное чувство, будто я пытаюсь обмануть саму себя. Будто хочу обойти какие-то аспекты, и от этого всё изменится.

Я не собираюсь рожать детей и проверять, насколько хорошей матерью могу стать. Но я собираюсь воспитывать Эйвери, шестилетнюю девочку. Да, она моя сестра, но всё равно я должна заменить ей мать. Неважно, что не я родила её, ответственность отныне нести только мне. А я даже не знаю, что делать, если ребёнок плачет ночью.

— Солнышко, — прошептала я, заправив волосы девочки за ухо, чтобы в полумраке комнаты разглядеть её лицо. — Ты почему плачешь? Приснился плохой сон?

— Нет, — так же тихо ответила сестра, — сон был хорошим.

— Тогда почему же ты грустишь? — мои слова звучали так, словно я выдавила их из себя, хотя, может, всё так и было.

Раньше, когда мы с Эйвери просто общались, гуляли и веселились, всё было иначе. Я не чувствовала того груза ответственности, который появился, когда я решила забрать сестру к себе навсегда. Раньше Этан заботился об Эйвери, я могла на него положиться. До того, как я узнала, что делать этого нельзя, нельзя ему доверять. Но проблема в том, что мне тоже не стоит доверять ребёнка. Мы с Этаном друг друга стоим.

— Мне приснились мама и папа, — призналась Эйвери, а я вытерла её слёзы и прижала сестру к себе поближе. — Я скучаю по маме, очень скучаю. А теперь скучаю и по папе. Почему он тоже меня бросил?

— Милая, это не так. Папа просто заболел, ты же знаешь, — попыталась я оправдать Этана, хотя виноваты мы с ним оба.

— Он умрёт? — вдруг спросила Эйвери. Глаза сестры сверкали даже в полумраке комнаты и прожигали меня насквозь. Мне стало не по себе.

— Конечно же, нет, — ответила я и поцеловала девочку в лоб. — С ним всё будет хорошо.

Я чувствовала себя отвратительно, ведь врала ей. Эйвери не знала, что хоть Этан и поправится, она вряд ли вернётся к нему. Да, суд тогда ещё не начался, но я была уверена, что выиграю. Я хотела этого слишком страстно, и так же отчаянно этого боялась.

— Лилиан, ты меня любишь? — спросила Эйвери так пронзительно, что у меня по телу пробежали мурашки.

— Я очень тебя люблю, — сказала я чуть громче, чтобы сестра точно услышала это. — И я всегда буду рядом, понимаешь?

— Ты меня не бросишь, правда? — настойчиво поинтересовалась девочка. — Ты же моя сестра.

— Никогда я тебя не брошу. Мы всегда будем вместе. И никогда не расстанемся.

— Папа будет жить с нами?

Я замерла на пару секунд, не зная, что ответить. Врать? Это было бы нечестно. Сказать правду? Это было бы жестоко. Подарить ложную надежду или лишить вообще какой-либо надежды? Я так и не нашла ответа.

— Всё будет хорошо, — только и ответила я. — Давай спать, ладно?

Эйвери уснула почти сразу, а я долго смотрела на неё, такую маленькую, милую, беззащитную девочку в моих руках, гладила её по волосам и думала о том, сможет ли она простить меня когда-нибудь. Ведь я отниму у неё семью, чтобы подарить новую, ту, которую она никогда не просила.

В зале суда привычно жарко, хоть на улице с самого утра идёт дождь. Может, дело в том, что это я горю заживо от каждого слова, произнесённого свидетелями. Ответы Джейсона были терпимы, ведь к этому я была готова, но показания Ивлина сделали мне больно. Без прикрас и красивых слов. Просто больно. Говорил ли он Этану, что я создана только для секса? Пожалуй. Он и мне такое говорил. Не стоит удивляться и надеяться, будто я могу для него что-то значить. Нам обоим это ни к чему.

— Мисс Саммерс, — обращается к учительнице Эйвери Куинн, — не могли бы Вы рассказать о мистере Ханте? Как давно Вы его знаете?

— Эйвери проучилась в нашей школе год, мы встретились с мистером Хантом в начале учебного года.

— Какое впечатление он на Вас произвёл?

— Довольно положительное, — осторожно отвечает учительница. Она молодая и заметно волнуется. Вряд ли она когда-то была свидетелем в суде. Это дело затронуло слишком многих.

— Мистер Хант когда-либо был агрессивен?

— Нет, при мне такого не было.

— Вы видели его пьяным?

— Нет, не видела.

— Он хорошо заботился об Эйвери?

— Да, — более уверенно отвечает девушка. — Он всегда интересовался её успехами, настроением. Всегда переживал и делал всё возможное, чтобы Эйвери ни в чём не нуждалась.

— Эйвери когда-нибудь жаловалась на то, что отец плохо к ней относится? — спрашивает Куинн.

Этот мужчина совсем мне не нравится. Он ведёт себя слишком напыщенно и самоуверенно, а мне очень страшно от мысли, что он может выиграть дело.

— Нет. Эйвери всегда отзывалась об отце хорошо. На уроках мы часто говорим о семье и о родителях, в частности. Эйвери рассказывала о том, как они вместе рисуют, готовят ужин, читают. Вполне обычная семья.

— Но эта семья не такая уж и обычная, — замечает Куинн, и тут я с ним согласна. — Мать Эйвери долгое время не появлялась дома. Девочка переживала по этому поводу?

— Конечно, — соглашается мисс Саммерс. — Эйвери тяжело давалась жизнь без матери, но мистер Хант делал всё возможное, чтобы её заменить.

— Как Вы думаете, если Эйвери лишится отца, как она на это отреагирует?

— Это будет большим ударом для неё. Она сложно переживает отсутствие матери, отсутствие отца, я уверена, скажется на ней ещё больше.

— Мисс Саммерс, когда Вы впервые познакомились с мисс Мерритт?

— В марте этого года. Она пришла познакомиться, рассказала, что является сестрой Эйвери, и будет время от времени её забирать из школы.

— Насколько правомерно отдавать ребёнка официально чужому человеку?

— Она её сестра, — растерянно произносит учительница. — Мистер Хант был не против. Он объяснил ситуацию, и мы пришли к соглашению.

— Правильно ли я понимаю, что мистер Хант не препятствовал общению мисс Мерритт с девочкой? — уточняет Куинн. — Ведь он разрешил им видеться, разрешил забирать её из школы.

— У меня сложилось впечатление, что никаких сложностей нет, — отвечает девушка, а потом добавляет, — по крайней мере, сначала.

— Что Вы имеете в виду?

— Я говорю об иске о лишении матери Эйвери родительских прав.

— Иск подала мисс Мерритт?

— Да.

— Она поставила в известность школу?

— Мне пришла повестка.

— То есть, мисс Мерритт не предупредила Вас лично? — давит Куинн, а я не знаю, как успокоить бешено стучащее сердце.

— Нет.

— Мисс Мерритт предупредила мистера Ханта?

— Нет. Он узнал об иске от меня.

— Правильно ли я понимаю, что мисс Мерритт решила лишить мисс Бэйли материнских прав втайне ото всех?

— Протестую, — возражает Дэвинсон, и я вздрагиваю от неожиданности.

— Вопрос снимаю, — отвечает Куинн.

И почему нельзя протестовать в ответ на каждый вопрос? Было бы неплохо.

— Когда мисс Мерритт подала иск против мистера Ханта, она поставила в известность школу?

— Нет, — в очередной раз отвечает учительница, и это слово перестаёт мне нравиться. — Мне снова пришла повестка в суд.

— Спасибо, — произносит Куинн и садится на своё место.

Это всё? Слишком просто.

Дэвинсон отодвигает кресло и встаёт. Я морщусь, когда слышу, как ножки кресла царапают пол. Мои нервы словно обнажены.

— Мисс Саммерс, позвольте поинтересоваться, как Эйвери отзывалась о моей клиентке?

— Эйвери очень любит Лилиан, это правда, — признаёт учительница, я пытаюсь скрыть улыбку. Эти слова согревают меня и немного успокаивают.

— Эйвери когда-нибудь говорила, что моя клиентка её обижает?

— Нет, скорее наоборот. Эйвери всегда была рада встрече с сестрой.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы моя клиентка была жестока к Эйвери?

— Нет.

— Мистер Хант когда-нибудь обижал Эйвери?

— Я не думаю, — мнётся учительница, она не знает, как сформулировать ответ. Благодарю Бога за то, что в зале присутствует Дэвинсон. Он всё контролирует. Это меня успокаивает.

— Расскажите нам о событиях пятого июня, — просит адвокат, учительница кивает.

— В этот день мистер Хант должен был забрать Эйвери из школы, но до вечера он так и не появился. Я забрала девочку к себе и позвонила Лилиан.

— Вы пытались связаться с мистером Хантом?

— Я звонила ему, но он не брал трубку. Лилиан забрала Эйвери к себе.

— Вы знаете, почему мистер Хант не забрал девочку?

— Сложно судить, — голос мисс Саммерс снова неуверенный. — Он позвонил мне поздно вечером.

— Как он себя вёл во время разговора?

— Довольно агрессивно, — учительница кивает. — Он был пьян.

— Что произошло на следующий день?

— Эйвери пришла в школу с рассечённой щекой.

Нужно признаться, моя сестра — самый добрый ребёнок в мире. В её голове никогда бы не появилась мысль о том, что Этан специально её поранил. Эйвери ищет оправдания каждому человеку в её жизни: матери, отцу, мне. Она видит только хорошее и любит всех. Я боюсь испортить этого ребёнка.

— Вам известно, что произошло? — спрашивает Дэвинсон.

— Да, на следующий день приходила полиция. Мистер Хант бросил стакан в стену и один из осколков попал в Эйвери.

— Ваша честь, прошу обратить внимание на отчёт полиции и медиков, — обращается к судье Дэвинсон.

Судья бегло просматривает документы. Уверена, он уже читал их раньше, а сейчас лишь освежает память. Когда я вижу, как судья слегка кивает головой, мне становится легче.

— Как себя чувствовала Эйвери?

— Она была расстроена. Похоже, это её немного напугало. Но Эйвери очень открытый, жизнерадостный ребёнок. Мне кажется, она быстро это пережила.

— Вам кажется? — с сарказмом спрашивает Дэвинсон.

Наверное, я бы никогда не смогла быть адвокатом. У меня нет той смелости, что нужна для каждого вопроса, для каждого столкновения. Даже в деле, которое для меня жизненно важное, я прибегла к помощи постороннего человека. Что стало бы, возьмись я за чужое дело?

Четвёртого июля[8] мы с Эйвери ходили в парк. Сестра уже почти засыпала, но держалась из последних сил.

— Я так хочу увидеть фейерверки, — заговорчески произнесла она. — В прошлом году папа не разрешил мне пойти.

Я согласилась отвести её в парк, откуда всегда были хорошо видны фейерверки, хотя и не хотела этого. Но кусочек радости нужен был нам обеим.

Когда в небе вспыхнул первый золотистый цветок, Эйвери приоткрыла рот от удивления и восхищения. Она жадно ловила взглядом каждую вспышку, рассыпающуюся в небе. Сначала красную, потом снова золотистую, зелёную.

Не знаю, о чём думала сестра, но она улыбалась так искренне, так сияюще, ослепляюще, что я почувствовала, будто в моей жизни появился самый настоящий смысл жизни. И теперь это не просто слова.

Мне открылась одна простоя истина: детская улыбка — исцеление от любой боли, любого страха и сомнения.

По дороге домой Эйвери без умолку болтала о фейерверках и о том, как расскажет об этом всем в своём классе в сентябре, а остальные дети обзавидуются. Пока я искала в сумке, привезённой Мэдлин, чистые вещи, сестра уснула прямо на диване. Я переодела её и отнесла в постель, укрыла одеялом и впервые смотрела на неё, не чувствуя угрызений совести. Ей было со мной хорошо, а значит, я справлюсь.

Не знаю, о чём вообще думал адвокат Этана, когда вызвал в качестве свидетеля Мэдлин. Она сестра Этана, а значит, будет его оправдывать каждую секунду, но разве они не боятся вопросов Дэвинсона?

И только когда я вижу Мэдлин в зале суда, вспоминаю, что обещала Этану не говорить о его зависимости и состоянии. Он был уверен, что я сохраню его секрет. Слишком самонадеянно и глупо. Странно, что я не чувствую своей вины, видимо, на войне и вправду все средства хороши.

Куинн задаёт Мэдлин множество вопросов из разряда: «Расскажите всем в красках, какой Ваш брат замечательный?», и она не скупится на похвалу. Описывает его как доброго, заботливого отца, брата и даже мужа, и делает это так искусно, что я начинаю сомневаться. Выходит, что все вокруг Этана ужасные люди, а он, словно супермен, готов прийти к каждому на помощь.

Всё становится на свои места, когда Дэвинсон задаёт первый вопрос. Я снова уверена в том, что мне ничего не показалось, и Этан, действительно, натворил много дел.

— Мисс Хант, расскажите суду, как часто Ваш брат употребляет алкоголь? — спрашивает мой адвокат, и я очень нескромно улыбаюсь.

— Я бы не сказала, что часто, — нерешительно отвечает Мэдлин.

— Вам известно о том, что Ваш брат несколько раз был задержан за неподобающее поведение в состоянии алкогольного опьянения?

— Да, но это было больше семи лет назад. Все в молодости делают глупости, — пытается оправдаться девушка. Ей не стоит врать суду, она это понимает.

— Последние сводки шестилетней давности. Это не так уж и давно, — замечает Дэвинсон, Мэдлин долго мнётся.

— У Этана был непростой период в жизни, — наконец говорит она туманно, по её выражению лица я понимаю больше. Она знает, что оттянуть неизбежное не удастся.

— Это связано с тем, что мистер Хант предстал перед судом по обвинению в убийстве?

Мэдлин с шумом выдыхает, судья Хатчинсон выпрямляется и бросает нетерпеливый взгляд на свидетеля.

— Суд его оправдал, — резко произносит Мэдлин. — Это не имеет никакого отношения к воспитанию ребёнка.

— Не расскажете, что тогда произошло? — настойчиво спрашивает Дэвинсон, и я готова поклясться, что он на мгновение улыбается, упиваясь своей властью, контролем над ситуацией.

Мэдлин скользит взглядом по присутствующим в зале суда в попытке найти спасение, но ничего не получается. Дэвинсон протягивает ей листок, и девушка удивлённо таращится в него.

— Зачитайте, пожалуйста, выделенный абзац, мисс Хант, — просит Дэвинсон.

Мэдлин снова медлит, но оттягивать уже некуда. Судья делает ей замечание, и девушка кивает в ответ.

— Я видел её и нажал на тормоз, но остановиться было сложно. Машину раскрутило, и я услышал удар тела о капот, — голос Мэдлин срывается, она откашливается и продолжает дальше. — Она лежала на земле, повсюду была кровь. Я пытался сделать массаж сердца, но это не помогло.

Мэдлин нервно сглатывает и впервые за всё слушанье бросает взгляд на Этана. Я тоже не могу сдержаться и смотрю на мужчину. Сложно понять, что именно он испытывает. Страх ли это, стыд или ненависть. Кажется, всего по чуть-чуть.

— Вы можете прокомментировать данные слова? Они взяты из показаний мистера Ханта, — отмечает Дэвинсон.

— Ваша честь, — вступается за Этана его адвокат. — Какое это имеет отношение к делу?

— И правда, мистер Дэвинсон? — судья вскидывает бровь, но мой адвокат совершенно спокоен.

— Что ж, позвольте мне объяснить. Пять лет назад мистер Хант сбил на своём автомобиле беременную девушку, та умерла, не приходя в сознание.

— Мистер Хант был оправдан, — возражает Куинн.

— Верно, суд признал, что он был невиновен, но это не отменяет того факта, что мистер Хант всё-таки сбил эту девушку.

— Протестую! — буквально кричит Куинн, судья принимает его возражение.

— Мисс Хант, расскажите, как себя вёл Ваш брат после аварии? — спрашивает Дэвинсон, не особо обращая внимания на очередные возражения Куинна.

— Он был расстроен, это вполне очевидно.

— Он употреблял алкоголь?

— Да, но не так уж и много, — отвечает Мэдлин, но не нужно знать правду, чтобы не поверить ей.

— Это правда, что Ваш брат несколько раз попадал в больницу в состоянии сильного алкогольного опьянения?

— Да, — выдавливает из себя Мэдлин с трудом.

— Это правда, что Ваш брат имеет алкогольную зависимость?

— Не думаю, что это так, — отвечает девушка, но Дэвинсон радостно хмыкает.

— Правда ли то, что пять лет назад Ваш брат проходил курс реабилитации?

— Да.

— Он лечился от алкогольной зависимости?

— Да.

— Но Вы отрицаете наличие этой зависимости?

— С тех пор прошло пять лет, — дерзко отвечает Мэдлин, она очень злится. — Сейчас всё иначе.

— Вы утверждаете, что с тех пор мистер Хант не употреблял алкоголь?

— Не могу этого знать точно, — Мэдлин пытает избежать односложных ответов, но Дэвинсона это не утраивает.

— Мисс Хант, я прошу Вас не забывать: Вы находитесь под присягой. Врать суду — преступление. Мне повторить вопрос?

— Не нужно, — почти шепчет девушка. — Кажется, он пил несколько раз.

— Вы знаете, где находился Ваш брат последние две недели?

— В больнице, — спокойно отвечает Мэдлин.

Она ещё не знает, что я всё рассказала. Этан ещё не знает. Никто не знает о моей подлости, кроме меня и адвоката.

— Что с ним?

— Грипп, — говорит Мэдлин. — С осложнениями. Но уже всё хорошо.

— То есть Вы утверждаете, что последние две недели мистер Хант находился в больнице и лечился от гриппа? — спрашивает Дэвинсон, а после того, как Мэдлин соглашается, продолжает. — Если верить Вашим словам, его не забрала «скорая» после остановки сердца?

Мэдлин меняется в лице, а я боюсь взглянуть на Этана.

— Да, так и было.

— Это правда, что у Вашего брата абстинентный синдром? Синдром отмены алкоголя?

За несколько дней до слушанья у нас с Мэдлин состоялся тот самый разговор, которого мы долго избегали. Но ждать больше было нельзя.

— Я знаю, что порой он бывает не прав, — сказала мне тогда Мэдлин, — но Этан — мой брат. Я всегда буду на его стороне.

— И это правильно.

— Подумай ещё раз, пока не поздно. Что было бы с твоей сестрой, если бы не Этан? Твоя мать творила ужасные вещи, кому, как не тебе, это знать.

— Мэдлин, не стоит, — попросила я её. — Не нужно давить на жалость, пытаться сделать меня виноватой. Этан не святой, и ты это знаешь.

— У него был сложный период, из-за аварии. Но когда он встретил Шерил, то снова зажил полной жизнью. Не думаю, что он был сильно в неё влюблён, просто ему нужен был кто-то рядом. А вместе с Шерил появилась и Эйвери. Она его спасла, Лилиан. А он спас её. Сам Бог привёл Этана к твоей матери, чтобы он смог уберечь этого ребёнка.

— Я не верю в Бога, который позволяет таким матерям уничтожать своих детей, — только и ответила я. — Неважно, что было тогда. Я думаю о будущем. Просто позволь мне защитить свою сестру так же, как ты защищаешь своего брата.

Она ничего не ответила, но, кажется, поняла меня.

Только сейчас всё изменилось. Взгляд Мэдлин полон осуждения. Я так и не решаюсь посмотреть на Этана. Не хочу знать, что он испытывает.

Пока Дэвинсон заканчивает своё победоносное выступление, я думаю о том, в каком положении оказались мы все. Шерил, женщина, которая никогда не должна была иметь детей, родила троих дочерей, но никому из них не смогла подарить счастливой жизни.

Три белокурые девочки с красивыми именами и искалеченными душами. Три сестры, и судьба у нас сложилась по-разному. Я потеряла счастливое детство, Глория отдала жизнь. Так чего же должна лишиться Эйвери, в таком случае?

ЛИЛИАН
Июль, 2018 год

Когда мы с Ивлином ещё оба учились в колледже, мы любили изводить друг друга, мучить, подкалывать. Что угодно, только бы не испытывать скуки. Оглядываясь назад, я так и не понимаю, как мы могли проводить столько времени вместе и не знать друг друга по-настоящему.

Когда же Ивлин выпустился из университета и пошёл работать в фирму отца, его словно подменили. Я никогда не спрашивала, а он не рассказывал, но было очевидно, что работа в этой фирме его расстраивает, напрягает, но он не подавал виду.

— Почему бы тебе не открыть свою собственную компанию? — спросила я его как-то, а он посмотрел на меня как на сумасшедшую.

— Но у меня уже есть одна, — только и возразил он, и я благоразумно промолчала.

Тогда я не знала ничего конкретного об этой фирме, о семье Ивлина, о той атмосфере в доме, от которой хочется буквально выть на луну. Поэтому сейчас я стала лучше понимать парня, мотивы его поступков, каждое его слово. Никакой привязанности, никаких чувств, а это значит — никакой боли и переживаний. Такое обещание дала себе и я.

И мы долго следовали этому плану, пока однажды, всего пару дней назад, мы не совершили довольно странный поступок.

Ивлин выгрузил из багажника машины детский велосипед и поставил его на землю.

— Я знал, что ты станешь скучной, но не думал, что так быстро, — буквально проныл он.

— Это всего лишь велосипед, — хмыкнула я, но парень был не согласен.

— Сегодня велосипед, а завтра ты повесишь качели, станешь носить джинсовый комбинезон и делать домашний лимонад, — протянул парень, а потом буквально взмолился. — Пожалуйста, Лилиан, никогда не делай домашний лимонад.

Я громко засмеялась, и Ивлин улыбнулся. Стало понятно, что он шутит, хотя я знала, что за этими шутками скрывается тревога. Ивлин просто не хотел оставаться один.

— Обещаю, — ответила я, коснувшись его плеча.

— Иди порадуй этого прелестного ребёнка, — произнёс Ивлин с долей сарказма, но я знала, что Эйвери ему очень нравится.

Парень закрыл багажник машины, поднял велосипед по ступенькам до общей входной двери в дом, затем спустился, поцеловал меня на прощание, сел в машину и уехал. И только потом я осознала, что произошло.

Ивлин и до этого всегда целовал меня перед уходом, но обычно это был формальный поцелуй в щеку, больше похожий на детский чмок. Что сделал Ивлин в тот день? Он наклонился, коснулся своими губами моих, томительно задержался и только потом отстранился. Что сделала я? Привычно положила руку ему на затылок и даже не заметила этого сразу.

Знаю, для многих людей мои переживания покажутся странными, но я слишком хорошо знаю наши отношения с Ивлином. Все границы дозволенного были проведены очень давно. И такие поцелуи, наполненные настоящими чувствами, никогда не входили в план. Тогда мне стало по-настоящему страшно, ведь будущего у нас с Ивлином никогда не было и не будет. А значит, эти чувства сделают нам обоим больно. Не самый удачный расклад.

Уверена, Ивлин тоже всё это заметил и разволновался, так как после того дня он ни разу мне не позвонил. Мы увиделись только в зале суда, где он рассказывал всем о наших сексуальных подвигах.

Дэвинсон вызывает Филлипа Пэйна, доктора из Линкольн-Брайнс, местной больницы. Знаю, что этот разговор будет исключительно о проблеме Этана и ни о чём больше. А значит, я могу ненадолго расслабиться, ведь в этот раз никто не будет нападать на меня.

Дэвинсон просит Пэйна рассказать об абстинентном синдроме, причинах, симптомах, последствиях, и мне самой интересно услышать всё от доктора, так как мои знания в этом вопросе ограничиваются тем, что написано в интернете.

Абсолютно не новой информацией для меня оказывается то, что синдром отмены характерен для второй и третьей стадии алкоголизма, но я никак не могу понять, почему раньше я этого не заметила в Этане. Он был обычным мужчиной, с лёгкостью отказался от выпивки, которую я ему когда-то предложила. Никаких признаков алкоголизма, хотя я не совсем знаю, как выглядят такие люди, однако, явно они чем-то себя выдают. Но не Этан.

— Период времени от начала регулярного употребления спиртных напитков до появления алкогольного абстинентного синдрома колеблется от двух до пятнадцати лет, — говорит Пэйн.

И я снова гадаю, сколько же потребовалось Этану для того, чтобы разрушить свою жизнь? Два года? Пять?

Ведь он, казалось, справился со своей проблемой. Почему снова сорвался? Действительно ли я виновата? Слишком много вопросов, и ни одного внятного ответа.

— Этанол расщепляется в нашем организме несколькими путями: с участием фермента алкогольдегидрогеназы, при помощи фермента каталазы и с участием микросомальной этанолокисляющей системы, — поясняет доктор, а я мало что понимаю из этих слов. — При регулярном употреблении спиртного активизируются альтернативные варианты метаболизма алкоголя. И из-за этого количество ацетальдегида в крови увеличивается, он начинает накапливаться в органах и тканях, истощая запасы дофамина. Когда человек резко прекращает пить спиртное, в организме усиливается распад и синтез дофамина. Его уровень возрастает, что приводит к появлению вегетативных реакций, являющихся основными признаками абстинентного синдрома.

Пэйн перечисляет симптомы, но я их уже знаю. Повышенная потливость, тошнота, рвота, нарушение походки, раздражение, агрессия — всё это я видела собственными глазами, и мне не нужно мнение эксперта.

Мне приходится буквально выглядывать из-за спины Дэвинсона, чтобы увидеть Этана, поэтому я делаю это нечасто. А ещё потому, что не хочу видеть сожаление и стыд на его лице. Я вынуждена бороться со своим чувством вины.

Этан — хороший человек, он заслуживает ещё одного шанса, но я его ему не даю. Если бы дело было не в Эйвери, всё сложилось бы иначе.

Но тогда Этан вообще не начал бы снова пить. Или же, в таком случае он бы никогда и не бросил. Вынуждена признать правоту Мэдлин — Эйвери долго сдерживала Этана, но, тем не менее, он всё равно сорвался. В этом и суть зависимости: как бы сильно ты ни пытался наладить свою жизнь, однажды всё пойдёт кувырком.

Куинн, конечно, старается изо всех сил. Не перестаёт говорить об эффективности проведённого лечения, о реабилитации. Я рассчитывала, что они будут всё отрицать, но, видимо, адвокат Этана понимает — это бессмысленно. И теперь они говорят лишь об исправлении ошибок. Словно Этан — маленький ребёнок, который просто разбил окно мячом, или подросток, разбивший отцовский автомобиль.

Джулианна всегда говорила, что детей нужно любить независимо от того, что они творят. В двенадцать лет у меня начался тот самый переходный возраст, которого боятся все родители. Все, но только не моя мама.

— Если уж я справилась с Джейсоном, когда он сбегал из дома и воровал печенье в супермаркете, то переживу и всё остальное, — сказала она как-то папе, а я гадала, есть ли предел её терпению.

Однажды я уговорила Джейсона взять меня на вечеринку. Брат очень долго отказывался, но я ходила за ним по пятам, и он сдался. На этой вечеринке я впервые попробовала пиво, чуть не выкурила первый косяк, а потом меня стошнило прямо на ковёр в гостиной.

Как и предполагалось, больше всего досталось именно Джейсону, но и меня тоже не пощадили. Мама отобрала мой телефон, компьютер, и посадила под домашний арест на целый месяц. Сейчас это кажется мелочью, но не в двенадцать лет уж точно.

Наутро после вечеринки мама разбудила меня к завтраку, отлично зная, что мне не до него, и усадила за стол перед тарелкой с хлопьями. Я долго мешала хлопья ложкой, пока они не раскисли и не превратились в кашу, а мама терпеливо занималась своими делами по кухне и не говорила мне ни слова.

— Теперь ты больше меня не любишь? — спросила я, мама помедлила, а потом повернулась ко мне лицом.

— Это ещё почему? — спросила она строго, хотя не настолько, насколько хотела.

— Я тебя очень разочаровала, — моё признание вышло скомканным. Так я извинялась, мама это знала.

— Нет, — ответила мама честно и села за стол рядом со мной. — Уверена, ты никогда не разочаруешь меня.

— А если всё же, — начала я, но не знала, как закончить. — Ты меня отдашь?

— Я теперь твоя мать, Лилиан. И ничего это не изменит. Это и значит быть родителем. Любить своего ребёнка несмотря на то, как сильно он тебя разочаровал или сделал больно. Любить даже тогда, когда не хочется этого делать.

Эти слова я запомнила на всю свою жизнь в надежде, что, когда рожу ребёнка, буду повторять себе их каждый день. Повторять, чтобы никогда не забывать — детей нужно любить. Это самая простая истина. Если перед вами ребёнок, которому в детстве не хватало игрушек, и тот, которому не хватало любви, как думаете, кто из них несчастнее?

Изначально Этан и его адвокат не собирались впутывать Руби Лэмб в судебный процесс. Девушка была соседкой Этана, часто забирала Эйвери из школы или сидела с ней по вечерам. Думаю, Куинн боялся, что это негативно скажется на образе Этана, ведь он оставлял ребёнка с незнакомым человеком, но, когда Дэвинсон вписал её в свой список свидетелей, Куинн поторопился сделать то же самое. Они не знали, что Дэвинсон может предъявить, но так просто людей не вызывают в суд.

Куинн снова пытается выгородить Этана дешёвой похвалой свидетеля, и это кажется мне притянутым за уши. Неужели судья примет это во внимание? К моему большому раздражению, Дэвинсон не возражает и не протестует ни на один вопрос, но больше потому, что вопросы кажутся слишком поверхностными.

Как долго Вы знакомы с мистером Хантом? Как Вы можете его охарактеризовать? Как он относится к дочери? Как дочь относится к нему?

Естественно, в ответ мы слышим только синонимы слова «хорошо» — прекрасно, замечательно, славно, неплохо и всё в этом духе. И хоть Руби не говорит обо мне ничего хорошего, плохого она тоже не может сказать, а значит, волноваться не следует.

— Мисс Лэмб, как Вы познакомились с мистером Хантом? — спрашивает Дэвинсон.

Этот суд напоминает мне сбор досье об отношениях всех людей в этом зале. Мы все связаны друг с другом, так или иначе.

— Это было около восьми лет назад. Он только переехал в квартиру через дорогу, мы встретились случайно на улице, — отвечает девушка.

Я знаю, что ей тридцать лет, но выглядит она лет на десять старше, и что она была замужем, а потом развелась, и больше мне ничего не известно. Это в очередной раз напоминает мне один неутешительный факт: мы никого не знаем полностью, даже себя.

— У вас когда-нибудь были отношения сексуального характера? — спрашивает Дэвинсон, и я непроизвольно вздрагиваю, ожидая ответа.

— Только в самом начале знакомства, но мы почти сразу поняли, что хотим быть просто друзьями и с того момента так и было, — спокойно отвечает девушка, а я чувствую укол в области сердца.

Ревность — вот как это называется. Необязательно любить человека, чтобы ревновать. Зачастую проблема как раз в том, что ты был с кем-то недостаточно долго, чтобы узнать всё из его жизни, а теперь злишься сам на себя. Такое вот нездоровое чувство.

— Как давно Вы присматриваете за Эйвери?

— Четыре года, — так же уверенно отвечает Руби.

Если человек не волнуется в зале суда, значит, его появление здесь бессмысленно, ведь ему нечего скрывать, а это не несёт никакой пользы для процесса. Хотя, возможно, у меня неправильное представление о суде.

— Как часто Вы забираете Эйвери из школы?

— Я забираю её во вторник и четверг, она ждёт Этана у меня дома.

— В остальные дни мистер Хант сам забирает девочку?

— Я знаю, что в понедельник и в пятницу её забирает Мэдлин, сестра Этана. И в воскресенье Эйвери тоже у неё. Но так было до появления Лилиан.

— Что-то поменялось?

— Конечно, — отвечает Руби. — Я теперь почти не сижу с Эйвери, только в очень редких случаях. Теперь этим занимается Лилиан.

— То есть у мисс Мерритт находится больше времени на воспитание девочки, чем у мистера Ханта? — спрашивает адвокат, но Куинн возражает.

— Наводящий вопрос, Ваша честь, — говорит он, и судья соглашается.

— Вы когда-нибудь видели мистера Ханта пьяным? — интересуется Дэвинсон.

— Только до того, как у него появилась Эйвери. После он никогда не пил.

— Мисс Лэмб, — произносит Дэвинсон совсем другим тоном, — Вы когда-нибудь употребляли алкоголь вместе с мистером Хантом?

— Нет.

— Вы сами часто употребляете алкоголь?

— Довольно редко.

— Вы употребляете наркотические вещества?

— Протестую, — возражает Куинн. — Это информация не имеет отношения к делу.

— Ещё как имеет, Ваша Честь, — парирует Дэвинсон, и судья отклоняет протест. — Мисс Лэмб, вы употребляете наркотические вещества?

— Нет.

— Вы употребляли наркотические вещества ранее?

— Да.

— Это правда, что полтора года назад Вы проходили курс реабилитации от наркотической зависимости?

— Да, — в очередной раз признаётся Руби, а я ликую в душе.

Когда Дэвинсон рассказал об этой истории, я не знала, что должна чувствовать. С одной стороны, я была рада, но с другой, слишком уж злилась на Этана. Как он мог доверить Эйвери такому человеку?

— Это правда, что Вы получили условный срок за хранение и употребление наркотических веществ? — спрашивает Дэвинсон, и каждый его вопрос звучит настолько победоносно, что я невольно улыбаюсь. Надеюсь, никто не сочтёт меня сумасшедшей.

— Да.

— Мисс Лэмб, Вы когда-нибудь употребляли наркотические вещества в то время, когда Эйвери находилась у Вас дома? — интересуется Дэвинсон.

Девушка бросает виноватый взгляд на Этана, и мне уже не нужно слышать ответ, чтобы знать правду.

— Да, — отвечает Руби, и я, наконец, смотрю на Этана.

Он сдавливает голову руками и избегает смотреть на кого-либо. Знаю, он винит сейчас себя за то, что был беспечным. На самом деле, здесь мало его вины. Этан не знал о зависимости Руби.

Когда её отправили на реабилитацию, она сказала, будто уезжает с новым парнем в Калифорнию, а по приезду привезла ему пару открыток. Никто бы в здравом уме не заподозрил неладное. Но Этану от этого не легче, я знаю.

В тот день, когда Ивлин озадачил меня и, готова поспорить, себя тоже, я учила Эйвери кататься на велосипеде.

— Не хочу, чтобы там было четыре колеса, — сказала мне Эйвери накануне покупки. — Я уже не маленькая, хочу ездить по-настоящему.

И что же сделала эта взрослая, по её словам, девочка, когда впервые увидела свой велосипед? Она запищала от радости, позвонила в звоночек на руле и захлопала в ладоши, звонко смеясь. Тогда я поняла, что дети не взрослеют только потому, что сами этого хотят. Для этого они должны пережить всё то, что отводится на определённый отрезок жизни, и только потом двигаться дальше.

Мы тренировались несколько часов и каждый раз, падая, Эйвери громко смеялась. Не знаю, откуда в ней столько позитива.

Потом сестра в очередной раз предприняла попытку поехать самостоятельно и приказала мне её больше не держать.

— Отпускай, Лилиан, — крикнула она мне, и я подчинилась.

Несколько минут я наблюдала за тем, как моя сестра, маленькая шестилетняя девочка, самостоятельно едет на велосипеде, отъезжая всё дальше и дальше от меня, а потом поняла, что по-настоящему я никогда не смогу её отпустить.

ЭТАН
Июль, 2018 год

Так случилось, что я совсем не помню своего отца. Нет, в памяти, конечно, сохранились обрывочные моменты, но они слишком размытые и безликие. Никаких чётких разговоров или совместных занятий. Мне было пять, когда он ушёл, а Мэдлин только родилась. Долгое время на вопрос об отце мама отвечала отстранённо.

— Просто так получилось, что он не может жить с нами, — говорила она постоянно, но мне этого было мало.

И только после окончания школы я узнал, что отец умер через два года после того, как ушёл из семьи. Я пришёл под утро пьяным после вечеринки, и мама не выдержала и сказала, что всё дело в генах, и я закончу так же, как и мой отец. Так я узнал ещё один неприятный факт — он был алкоголиком.

Я не очень-то верю, что такие вещи передаются по наследству. Хотя когда-то доктор сказал мне, что генетически может передаться предрасположенность к алкоголю. Что-то связанное с биохимической системой мозга и его специфическими особенностями, из-за которых зависимость будет развиваться в разы быстрее, чем у других людей. Может, всё дело в отце, а может, я сам выбрал для себя такую судьбу. Сложно судить.

Единственное, что всегда хотел — иметь отца, а когда у меня появилась Эйвери, стал мечтать самому быть хорошим отцом. Но, кажется, у меня не вышло.

Я должен был оберегать её ото всех бед, а вместо этого позволил Шерил её украсть, доверил её наркоманке и вдобавок поранил её в приступе ярости. Мне не место рядом с ней, но тем не менее, я всё равно не сдаюсь.

Эйвери, не без помощи Мэдлин, конечно, позвонила мне накануне слушанья и почти шёпотом призналась мне кое в чём, по её мнению, невероятном.

— Папочка, у меня теперь есть велосипед, — сказала она. — Представляешь, я вчера каталась в парке!

— Как здорово, родная, — ответил я, пытаясь обрадоваться по-настоящему, хотя был счастлив только слышать её голос, и никакие другие вещи меня не волновали. — Лилиан научила тебя ездить?

— Ага. Она обещала, что мы скоро опять пойдём кататься. Ты пойдёшь с нами? — спросила дочь, а я не знал, что ответить. Не хотелось ей врать, но, в конце концов, я и сам не знал, смогу ли быть с ней через пару недель.

— Сначала мне нужно поправиться, — ответил я отвлечённо. — А потом обсудим, хорошо?

— Лилиан сказала, что ты не умрёшь, — констатировала Эйвери, и я невольно улыбнулся. Что ж, спасибо хоть на этом, Лилиан.

— Конечно же, нет. Совсем скоро мы увидимся, — произнёс я, не отводя взгляд от иглы капельницы в моей руке.

— Папочка, я по тебе скучаю, — грустно произнесла Эйвери и передала телефон Мэдлин.

— Ты справишься, Этан, — только и сказала мне сестра, а после положила трубку. Мне оставалось лишь поверить.

Судья объявляет, что слушанье продолжится завтра, и нам ничего не остаётся, как покорно выйти из зала суда. На ступеньках у входа Лилиан обнимает на прощание Джейсона и, заметив меня, бросает своего адвоката в стороне. Девушка подходит ближе и молчит, что меня раздражает.

— Какой ещё способ уничтожить меня ты придумала? — спрашиваю я без капли агрессии в голосе, хотя сердце просто раскалывается на части.

— Прости, но я должна была рассказать правду, — отвечает Лилиан и уходит. Я понимаю, что она собиралась сказать совсем другое, но рад, что она не стала спрашивать о моём самочувствии или, что ещё хуже, жалеть меня.

Я тоже спускаюсь к машине и жду Куинна, чтобы обсудить завтрашний день. Мой адвокат выходит из здания суда через пару минут вместе с Дэвинсоном, они перекидываются парой фраз, формально прощаются и расходятся. Каждый к своему клиенту.

— Судья сказал что-то важное? — спрашиваю я мужчину, ведь судья не просто так попросил их задержаться.

— Довольно важное, — отвечает Куинн и жестом приглашает меня отойти подальше. Не знаю, чего он хочет: чтобы Лилиан не слышала нас, или чтобы я не слышал её.

— Надеюсь, это что-то хорошее, — бормочу я, но Куинн поджимает губы. Так он выражает сомнение.

— Хатчинсон говорил с нами достаточно откровенно, — произносит адвокат чуть тише обычного. — Пока дело не зашло ещё дальше, пока не всплыло ещё что-то более страшное, он в последний раз предлагает вам с Лилиан договориться.

— Договориться? — переспрашиваю я и гадаю, что может быть страшнее уже сказанного.

— Совместная опека, — голос адвоката звучит уверенно, как и всегда. — Вы сможете выбрать удобный график, по которому Эйвери будет жить с Вами и с Лилиан одинаковое количество времени в году.

— По очереди? — уточняю я. — Что-то вроде неделя у меня, неделя у неё?

— Да, или месяц или полгода. Решать вам обоим. Но вариант вполне здравый.

— Нет, — нервно отрезаю я. — Это не жизнь, а бесконечные переезды. Такой судьбы я не желаю своему ребёнку. Пусть суд решает…

— Мистер Хант, — Куинн не даёт мне договорить, — не торопитесь с ответом. Обдумайте всё как следует. Я могу сказать, что в сложившейся ситуации такой вариант довольно неплох. Судья может лишить вас обоих прав на Эйвери и отправить её в приёмную семью.

— Вы сдаётесь? — с вызовом спрашиваю я, мужчина отрицательно качает головой.

— Ещё рано сдаваться.

Мы с Мэдлин едем к нашей матери. Именно у неё сегодня осталась Эйвери, и это был непростой опыт для всех нас, но других вариантов просто не было. Все остальные были в суде.

Мама открывает нам дверь и демонстративно хмурится, хотя совсем не умеет злиться.

— Этот ребёнок непоседливый и чересчур активный. У меня даже разболелась голова, — жалуется мама. — Попробуйте поменьше её кормить.

Я слабо улыбаюсь, полагая, что это шутка, хотя теперь уже сложно узнать в этой женщине мою мать. Эйвери выходит из комнаты и на секунду застывает на месте, а когда видит меня, то бросается в объятья.

— Папа, — кричит она, а я пытаюсь запомнить этот момент. Возможно, с завтрашнего дня я больше никогда этого не услышу. — Я так по тебе скучала.

— Я тоже, солнышко, — отвечаю я и поднимаю девочку над головой. Дочка смеётся.

— Ты меня уронишь, — смеётся Эйвери, а я вдруг становлюсь серьёзным и крепко прижимаю её к себе.

— Ни за что на свете, — шепчу я, хотя вряд ли Эйвери слышит.

Я отвожу дочь домой и весь оставшийся вечер мы живём той обычной жизнью, какой жили раньше. Я готовлю ужин, Эйвери переключает один канал за другим в поисках программы про животных, а потом мы ужинаем и болтаем о всякой ерунде. Эйвери делится впечатлениями о том, как ходила смотреть на салюты в День Независимости, как Лилиан заплела ей очень красивую косу, и в десятый раз повествует о той самой поездке на велосипеде.

Мне приятно, что Эйвери улыбается, что она счастлива, но колючее чувство ревности всё портит. Оно шепчет мне, словно чёрт на плече, что моей дочери было хорошо с Лилиан, что эта девушка может заменить ей меня, а я теперь никому не нужен. Моя миссия была лишь временно оберегать Эйвери, чтобы потом отдать её сестре.

Я понимаю мотивы Лилиан. Если бы кто-то хотел отобрать у меня Мэдлин, я бы тоже бился до конца, но в данной ситуации я, естественно, на своей стороне.

Когда мы с Эйвери убираем со стола последние тарелки, в дверь стучат. Надеюсь, что это Мэдлин пришла поддержать меня, но в глубине души понимаю, что это совсем другой посетитель. И не ошибаюсь.

Лилиан выглядит растерянной, но в то же время решительно настроенной, и я гадаю, как такое может уместиться в одном человеке. Я знаю, зачем она пришла, поэтому, ничего не спрашивая, приглашаю её войти. Эйвери, увидев сестру, бросается ей навстречу, так же, как бросилась ко мне пару часов назад, и ревность ещё сильнее сдавливает меня своими путами.

— Бабушка показала мне сегодня фотографию папы, — признаётся дочь своей сестре. — Он был такой смешной.

Лилиан улыбается и проводит рукой по волосам девочки.

— Он и сейчас такой, — отвечает она, и девочка охотно соглашается. — Можно мне поговорить с папой?

— Опять взрослые секреты? — смеётся Эйвери на ходу и запирает за собой дверь в детскую. Я не видел её пару недель, но она, кажется, повзрослела на несколько лет.

— И каким будет твоё решение о совместной опеке? — спрашиваю я Лилиан без предисловий и вступительных формальностей. Мне всё ещё сложно общаться с ней, ведь чувства к ней не прошли, но добавилось осуждение, обида, злость и много чего другого. И этот коктейль медленно сводит меня с ума.

— Я думала об этом несколько часов, хотя это очень мало, — отвечает Лилиан. Она всё так же стоит недалеко от выхода из комнаты и не собирается присаживаться на диван. Разговор будет коротким. — Это кажется не такой уж и плохой идеей…

— Но ты на это не согласишься, — подытоживаю я, Лилиан закусывает губу и избегает смотреть мне в глаза. Ей за многое стыдно, это слишком заметно.

— Мой адвокат сказал, что могут возникнуть трудности из-за нашего романа. Судья воспринял это не очень хорошо, — признаётся девушка, мне это неизвестно. Куинн, видимо, решил не тревожить меня зря такими разговорами.

— Наш роман в прошлом, — возражаю я, Лилиан качает головой.

— В том-то и дело.

— Не думаю, что это хорошая тема для разговора сейчас. Не уверен, что нам вообще можно разговаривать, — признаюсь я, девушка пожимает плечами.

— Но ты меня впустил. Этан, я добивалась не этого, но, если ты согласишься на совместную опеку, я тоже соглашусь.

Такое заявление меня обескураживает. Не думал, что Лилиан, пройдя через всё это, так легко сможет сдаться. Девушка словно читает мои мысли и спешит объяснить.

— Это не из-за тебя или меня. Это из-за Эйвери, — говорит Лилиан. — Она любит тебя, а я не хочу отнимать у неё близкого человека.

— Нужно было думать об этом до того, как подавать иск, — возражаю я. — Теперь ты сдаёшься?

— Нет, я просто хочу, как лучше.

— Я не согласен на совместную опеку. Хочу дойти до конца, Лилиан. Хочу увидеть, как ты проиграешь, — произношу я размеренно, девушка смотрит на меня, даже не моргая.

— Ты так уверен в том, что выиграешь суд? После всего, что было? — интересуется девушка, я чуть заметно усмехаюсь.

— Даже если Эйвери отдадут тебе, в конечном счёте, ты всё равно проиграешь, — говорю я самонадеянно и понижаю голос до пугающего шёпота. — Она тебя возненавидит, вот увидишь.

Лилиан хмыкает и, не сказав ни слова, просто выходит из квартиры, хлопнув дверью.

— Почему вы всё время ссоритесь? — слышу я голос Эйвери и вижу, как дочь выглядывает из комнаты. — Из-за меня?

— Мы не ссоримся, родная, — протестую я, чувствуя вину за враньё. — Просто взрослые проблемы не так уж легко решить.

Эйвери ничего не отвечает, но я знаю, что совсем скоро она перестанет верить в подобные отговорки.

На следующий день я прихожу в суд в более достойном виде, чем вчера. Куинн сказал, что судья больше не будет делать перерывы и судебный процесс закончится сегодня. Мне трудно верить, что сегодня решится моя судьба, судьба Лилиан и самое главное — Эйвери. Все мы будем жить с последствиями этого заседания.

Сегодня будут выступать по большей степени специалисты в той или иной области. Ну и, конечно, мы с Лилиан. Куинн предлагал мне отказаться от дачи показаний, ведь так я мог только навредить себе, но я всегда думал иначе. Никто не скажет правду нужными мне словами, кроме меня самого.

Дэвинсон вызывает Оливию Уолш, руководителя местного центра опеки. Я слабо помню эту женщину, но, когда мы с ней виделись последний раз, она была не в такой руководящей должности.

— Мисс Уолш, — начинает Дэвинсон, — какую должность Вы занимали в 2014 году?

— Я была специалистом в отделе опеки, — спокойно отвечает женщина. Уж ей-то бояться точно нечего.

— Что входило в Ваши обязанности?

— Я рассматривала заявления потенциальных усыновителей, проверяла документы и выносила первичное решение.

— Окончательно решение принимали не Вы, я правильно понимаю?

— Конечно, это обязанности руководителя центра опеки и социальной помощи. Но в девяносто девяти процентах случаев наши мнения всегда совпадали.

— Это Вы рассматривали заявление мистера Ханта на удочерение Эйвери Мириам Бэйли?

— Да, я.

— Скажите, мисс Уолш, разве перед тем, как удовлетворить заявление, Вы не проверяете усыновителей? Вы сотрудничаете с полицией? Имеете доступ в базы данных?

— Конечно, — соглашается женщина размеренно. — Каждый усыновитель проходит жёсткий отбор. Мы всегда досконально изучаем личность человека, его прошлое, настоящее. Имеет значение не только материальная сторона, вроде дохода и наличия квартиры, но и социальная.

— Как же так вышло, что мистер Хант, обвиняемый в убийстве, имеющий алкогольную зависимость, прошёл отбор в усыновители?

— Он его не прошёл, — возражает Оливия, и я качаю головой. Всё верно, я его не прошёл. — Когда мистер Хант впервые подал заявление, мы ему отказали. Судебное разбирательство нас смутило, но мистер Хант был оправдан, и мы решили не принимать это во внимание. Но ведь имела место алкогольная зависимость.

— Но мистер Хант пришёл снова, я правильно понимаю?

— В связи с тем, что мистер Хант не был просто посторонним человеком, желающим забрать любого ребёнка, а хотел удочерить дочь своей законной жены, мы, конечно же, пошли навстречу. Я посоветовала мистеру Ханту пройти курс реабилитации, и по прошествии полугода прийти снова и предоставить все необходимые справки. Мы не собирались сразу отдавать ребёнка, но могли бы уже подумать об опеке.

— Мистер Хант выполнил необходимые рекомендации?

— Не совсем, — признаётся женщина, мне становится не по себе, я слишком хорошо помню, как всё было на самом деле. — Мистер Хант пришёл снова через месяц, но мой ответ остался прежним.

— Но разрешение на удочерение всё же было выдано, — замечает Дэвинсон. Должен признать, что этот парень хоть и молод, но довольно хорош в своём деле. Не ожидал, что будет так сложно.

— Как я уже говорила, окончательное решение принимает руководитель центра. В этом случае наше мнение разошлось.

— Как Вы считаете, имела ли место ошибка при назначении мистера Ханта приёмным отцом ребёнка? — спрашивает Дэвинсон, но мой адвокат тут же возражает.

— Наводящий вопрос, Ваша честь, — говорит Куинн, и судья соглашается.

Я знаю, как всё было на самом деле. Проблему решила Шерил, как ни странно. Она едва ли могла справиться со своими трудностями, но это дело было решено за пару недель. Не знаю, даже не хочу знать, что она сделала: подкупила кого-то деньгами или постелью, но Эйвери всё же стала моей. Для Шерил в этом был свой интерес. Ей нужно было, чтобы ребёнок принадлежал ещё кому-то, чтобы кто-то мог забрать её себе, когда самой Шерил надоест играть в дочки-матери. Именно для этого она и вышла замуж.

Куинн со всей уверенностью утверждал, что мнение Скарлет Спенсер, психолога, будет для нас более, чем просто полезным. Но я всё равно знал, ещё с самого начала, что проиграл. Только смириться с этим не так уж и просто.

Скарлет рассказывает о важности родителей в жизни ребёнка, об эмоциональных связях и травмах, но я и так все это знаю. Если Эйвери останется жить с Лилиан, она будет скучать по мне, если же её оставят со мной, тогда она будет скучать по сестре. В любом случае ей будет больно. И глупо винить во всём только Лилиан. Я тоже виноват. И Шерил виновата. Все мы — взрослые, которые должны были оберегать ребёнка всеми силами, но ни дня не думали только о ней.

— Миссис Спенсер, — обращается к свидетельнице Дэвинсон, когда мой адвокат заканчивает свою увлекательную беседу, — мистер Куинн ясно дал понять, что считает, будто Эйвери не может быть привязана к моей клиенте в той же мере, в какой она привязана к мистеру Ханту. Что Вы скажете на это? Моя клиентка — сестра девочки, насколько это будет важно для ребёнка?

— Довольно важно, — подтверждает Спенсер. — Для детей такого возраста социальные роли уже играют большое значение. Если Эйвери знает, что мисс Мерритт её сестра, значит, относится к ней совсем иначе, нежели к постороннему человеку, пусть он тоже проводит с ней много времени.

— Как Вы считаете, миссис Спенсер, будет ли Эйвери больно расставаться с мистером Хантом? — спрашивает Дэвинсон, и мой адвокат даже не успевает возразить, ведь этот вопрос он уже задавал пару минут назад.

— Да, — ответ всё тот же.

— Будет ли ей больно расставаться с мисс Мерритт?

— Безусловно.

— А что же будет труднее для ребёнка: не видеться с отцом или довольно часто видеть его пьяным и агрессивным? — спрашивает адвокат, Куинн буквально вскакивает со своего места.

— Протестую! — кричит он, но судья хочет услышать ответ, хоть и делает Дэвинсону замечание, чтобы тот впредь корректно формулировал вопросы.

— Что ж, если говорить о переживаниях в настоящем, то расставание с отцом больше расстроит девочку, но в долгосрочной перспективе это не так повлияет на её психику, на её будущее, как второй вариант, — подытоживает психолог.

Я знаю, что она права, но разве я бы мог себе позволить так вести себя в присутствии Эйвери? Хотя, если ничего не скрывать, я уже смог себе это позволить.

Судья спрашивает, есть ли ещё свидетели, и Дэвинсон отвечает отрицательно. Они думают, что пришло время выступить Лилиан как истцу, но я знаю то, чего не знает никто.

— Ваша честь, — произносит Куинн, — у нас есть ещё один свидетель.

— Приглашайте, мистер Куинн, — устало говорит судья.

Я, не стесняясь ни на секунду, не отрываясь, смотрю на Лилиан. Хочу увидеть, что она почувствует, когда услышит имя. Хочу сделать ей так же больно, как она сделала мне.

— Шерил Брук Бэйли, — оглашает Куинн, и Лилиан, кажется, рассыпается на части под тяжестью моего взгляда и слов адвоката.

ЛИЛИАН
Июль, 2018 год

За всю свою жизнь я побывала в восьми приёмных семьях и много чего поняла. Теперь я с полной уверенностью могу утверждать: существует, как минимум, восемь причин, по которым люди берут в семью приёмного ребёнка.

Самое распространённое — это, конечно же, пособие. Седьмая семья Такеров взяла под опеку шестерых детей, но на каждого им было настолько плевать, что никто не задерживался у них надолго. Я протянула чуть больше года, а потом сбежала. Пару месяцев жила у брата, и Такеры бы и не заметили, если бы при очередной проверке работники социальной службы не досчитались одного ребёнка.

По крайней мере, они всегда были честны и не душили никого притворной заботой. Мы знали, что до нас нет дела, и никто этого не скрывал.

Зачем ещё берут детей? Чтобы скрасить своё одиночество, придать жизни смысл. Забота о ребёнке — стимул что-то делать, двигать вперёд.

Бывает и наоборот. Детей берут, чтобы ничего не делать. Не работать, не развиваться и объяснять всё одним предложением: «Я теперь родитель».

Чтобы потренироваться перед тем, как завести собственных детей. А вдруг это окажется не так просто? А вдруг дети не такие милые, как кажется? Нужно знать наверняка перед тем, как рожать родного. Обычно такие люди так и не заводят собственных детей, ведь тренируются они, как правило, на тех, у кого больше нет семьи, а с такими детьми никогда не бывает просто.

Чтобы сделать что-то значительное в глазах окружающих, показать всем, какой ты замечательный человек, как помогаешь бедным сироткам. Все будут хвалить, восторгаться и ставить тебя в пример. Тщеславие, да и только.

Чтобы реализовать неистраченный родительский инстинкт, если в своё время не вышло завести ребёнка. А вдруг получится? Но обычно ничего не получается.

Чтобы подарить своему родному ребёнку братика или сестричку, словно это щенок на Рождество. К сожалению, бывало и такое. Потом, когда малышу надоедает, щенка выбрасывают на улицу. То есть не щенка, конечно. Ребёнка.

Есть ещё одна причина. Люди не могут завести детей, но очень этого хотят. Видимо, так и случилось с Джулианной и Годвином. Сначала они усыновили Джейсона, потом забрали меня.

Как-то я спросила у Джулианны о том, почему они взяли именно меня. Она ни секунды не колебалась.

— Я всегда хотела иметь дочь, — ответила мне женщина, ставшая настоящей матерью. Это был честный ответ. Никаких высокопарных слов про спасение несчастного ребёнка или высшее благо.

— Но ты могла бы взять младенца, — возразила я тогда. — Воспитать её с нуля так, как тебе хочется. Так было бы проще.

— Не похоже, что я боюсь трудностей, — с улыбкой ответила она мне.

Итак, существует, как минимум, восемь причин, по которым люди берут под опеку детей. Больше сотни причин, почему люди влюбляются и расстаются. Тысячи причин, по которым люди улыбаются.

В чём причина появления моей матери сегодня в суде? Сложно придумать даже одну. Желание защитить дочь? Вряд ли. Желание помочь Этану? Ну уж нет. Желание навредить мне? Пожалуй, это имеет смысл, но нет никакой уверенности.

Шерил надела строгий брючный костюм и завязала волосы в хвост. Так она не выглядела даже тогда, когда её лишали прав на Эйвери. Кроткость и невинность. Полная противоположность истинной Шерил Бэйли.

Дэвинсон выглядит сосредоточенным, как никогда. Знаю, он пытается понять мотивы поступка Ханта и придумать линию поведения. Никто не знал о появлении Шерил. Никто, кроме Этана. Что ж, сюрприз удался.

— Мисс Бэйли, — обращается к моей матери Куинн, — как долго Вы состояли в браке с мистером Хантом?

— Четыре года, — отвечает Шерил покорно. Такой я её ещё не видела. Что с ней произошло?

— Как мистер Хант отнёсся к тому, что у Вас есть дочь?

— С пониманием. Он быстро нашёл с ней общий язык и полюбил её, как родную.

— Какой мистер Хант отец? — спрашивает адвокат, а мне хочется нервно рассмеяться. Ей-то откуда знать?

— Он заботливый отец, — только и говорит моя мать, а я испытываю желание закричать.

Спустя ещё с десяток хвалебных реплик Куинн спрашивает о том, к чему всё и шло с самого начала.

— Вы общаетесь со своей старшей дочерью?

— Последние полгода, — говорит Шерил, и я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Два телефонных разговора и бутылка вина — это никакое не общение.

— Какая она? Как Вы можете её описать?

— Сложно судить, — размеренно произносит мать, надеюсь, это не её клон. — Наши отношения не самые лучшие, но Лилиан порой ведёт себя странно.

— Не могли бы Вы привести пример, — просит Куинн, и моя мать, конечно же, охотно соглашается.

— Около четырёх месяцев назад, когда мы с Этаном ещё не были в разводе, я пришла домой и увидела там Лилиан.

— Должно быть, в этом нет ничего особенного, — наигранно произносит Куинн, хотя знает всю правду. — Ведь мистер Хант разрешил ей видеться с Эйвери.

— Она была там не из-за Эйвери. У неё были отношения с моим мужем. Я просила встречи с дочерью, но Лилиан набросилась на меня, кричала, была агрессивна, а после дала мне пощёчину.

— Эйвери находилась дома?

— Да.

— Она видела то, что случилось?

— Да, — врёт Шерил, хотя и предыдущие её слова — ложь.

В моей памяти, в самом дальнем её уголочке, хранится одно мгновение, о котором я предпочитаю не думать. Это было так давно и так скоропостижно, что порой мне кажется, будто я всё придумала себе сама.

Я лежала у себя в комнате в постели и делала вид, что сплю, пытаясь закрыться подушкой от криков. Шерил ругалась с очередным своим любовником, а я не хотела слушать маты и звуки летающей по дому мебели.

Всё стихло через час, когда этот парень хлопнул дверью и ушёл. Моё сердце бешено колотилось от страха, и я долго не могла заснуть, а потому, когда Шерил поднялась ко мне в комнату, я только притворилась спящей. Это было безопаснее, чем вести с ней разговоры.

Но мать сделала то, чего я никогда не ожидала от неё, и то, что никогда больше не повторялось.

— Надеюсь, тебе повезёт больше в жизни, — прошептала она, а потом наклонилась, поцеловала меня в щеку и вышла из комнаты.

Это был единственный раз, когда моя мать меня целовала и была хоть как-то добра, в своей манере.

Ведь даже сейчас, спустя столько лет, она всё равно жестока ко мне, хотя я больше не живу с ней, не мешаю ей. Мотивы её поступков никогда не будут ясны.

— Мисс Бэйли, — обращается к моей матери Дэвинсон, — Вы утверждаете, что мистер Хант хороший отец?

— Безусловно, — подтверждает Шерил.

— Как долго Вы прожили с мистером Хантом?

— Я уже говорила, четыре года.

— Нет, — Дэвинсон слабо улыбается, — я говорю не том, сколько лет вы состояли в официальном браке. Меня интересует, сколько времени вы реально жили под одной крышей.

Шерил набирает в грудь воздух, но так и не произносит ни слова. Кажется, ей нужно время, чтобы подсчитать реальное количество лет, или даже месяцев.