Встряхнув его, Страх усердно объяснял, что такая легкомысленная дама, как Любовь, лишь заморочит всех, очарует да и сбежит с чемоданами, подпитавшись нашими легкокрылыми Эмоциями, приведя в негодность стабильный механизм работы государства, ну и разбудив Боль, в конце концов.
Кстати, есть ремарка, что если ты завладел чужим сердцем случайно, без личной выгоды или корысти, без специальных магических манипуляций, это тоже волшебство, хрупкое, порой чересчур деликатное, но очень долго живущее потом внутри. В ремарке оно называлось любовь. Но это мало кого интересует, так же как мораль басен и сказок.
Когда тебе за тридцать, сложно менять свои привычки и любить жизнь всякий раз по-новому. Когда тебе за сорок, страшно терять время на глупости, а в двадцать страшно пропустить что-то новое, опасное.
Я ни к чему не готова, не была и никогда не буду. Я, разумеется, слишком глупа и слаба, чтобы взять на себя ответственность, как делала она, и смысл жизни не обрел четких очертаний, но возник за поворотом моего завтра. Которое у меня было.
Столько каверз предлагала мне моя нестрашная, непечальная, неполная и, в общем, иллюзорная жизнь, что перечислять и описывать их, пачкая бумагу, можно долго. И только смерть один раз, но вполне убедительно дала мне понять, что попасть на свидание к ней вне очереди не столь очевидная привилегия.
