Оглавление

Всем, кто следовал однажды данному слову, посвящается.

Рецензия на роман «МЗД»

от члена Союза писателей России Евгении Ткалич

Опубликовано с разрешения автора рецензии

«Истуар девер» (разные истории)

Только представь, что если превратить читателя в зрителя… («МЗД» Айя Бергуньо)

Признаюсь, мне редко выпадает случай быть литературным комментатором прозаического произведения. По своему творческому призванию я более поэт и совсем немного прозаик. Но творческие пути неисповедимы — и вот у меня в руках психологический женский роман Айи Бергуньо (это литературный псевдоним) «МЗД» («Маленькая Злая Девочка»).

Вот, что пишет сам автор о назначении своего романа: «…это истории, которые не должны вызывать одно какое-то переживание, но много эмоций… Хочу, чтобы они захватывали читателя врасплох». Получилась ли авторская задумка? Думаю, что на все сто процентов.

Любое литературное произведение — шифр. Умение автора в описании обычных вещей, в диалогах литературных героев, в неожиданных сюжетных поворотах сказать нечто неизбитое, свое, индивидуальное в наше перенасыщенное писательскими талантами время дорогого стоит. И позитивно оценивается читателями.

Но мне хочется более подробно поговорить о самом романе, о его сюжете, о его героинях и героях. Скажу сразу: произведение многоплановое, плотно населенное женщинами и мужчинами разных национальностей, его хронология развернута на большом временном отрезке (1931 — 2023г.г.), действие разворачивается на территориях Италии и Франции. Но главный нюанс в том, что писательница, как и одна из основных героинь — русская, по воле случая или судьбы живущая во Франции, в ее провинциальном, аграрном уголке Бордомавилля. А врожденную «русскость» женского характера, понимание и отношение к жизненным «кочкам и ухабам», как мне кажется, не изменит ни Франция, ни Италия, ни любая другая страна. «Русскость» — это огромная, всепрощающая сила любви, это умение выносить многолетние тяготы жизни на хрупких женских плечах, в любых трудных обстоятельствах снова вставать на ноги. Но «русскость» — это еще и твердость, и волевое усилие идти до конца, не прощая предательство, обман, унижение. Такова одна из главных героинь романа — Маленькая Злая Девочка. Понятная для всех огромная женская потребность любви, понимания, защищенности каждый раз оборачивается для нее глубокой психологической драмой. И, мне кажется, только «русскость» помогает ей всякий раз обретать желание жить дальше, круто меняя и себя, и жизнь.

Роман Айи Бергуньо вобрал в себя две женские драматические истории разделенные временем, разными странами, разными историческими эпохами. Причудливо переплетаясь, главы повествования об очень разных, женских судьбах создают неповторимый, динамичный сериал: «Описание идет так, будто это камера снимает кадр за кадром» (с). Что же их объединяет? Что заставило писательницу связать эти две женские истории вместе? И тут я с удивлением для себя нахожу то главное, не меняющееся на протяжении всего повествования, то, что скрепляет сюжет, что держит целостность романа.

Это — старый дом, где жили обе главные героини в разное время на протяжении всего повествования.

«Дом оставался непроницаемым, недоступным для всех, кто пытался им завладеть… Такой большой, просторный, высокий, затерянный между полей, в том месте, которое Стендаль называл «маленькой Италией».

Сколько радости и горя видели его стены! Горя, с которым не смогла справиться одна из главных героинь итальянка Виктория. Горя, которое заставило отречься от некогда беззаветно любимого места другую героиню романа. «Она принимает решение продать дом… Этот шаг становится символом ее освобождения и нового начала…»

Пересказывать сюжет книги — неблагодарное и ненужное дело. Хочу предоставить читателям самим испить этот терпкий, незнакомый горько-сладкий напиток прочтения новой, неординарной книги. Я только хочу подтолкнуть к пониманию непростых, трагически окрашенных, но таких понятных во всех уголках мира историй женских судеб.

Особо хочется отметить индивидуальный авторский стиль, необычную стилистику романа, где высокая поэтичность может соседствовать с разговорным просторечьем, щедро замешанным на итальянском и французском колорите. Подобная манера повествования не дает заскучать, исключая монотонность и длинноты текста. Резкие повороты сюжета, отрывистость диалогов, эмоциональная сумбурность размышлений героев романа помогает ощутить высокий накал драматизации, вписаться в сюжетные истории, стать их неравнодушным участником. Но Айя Бергуньо умело и вовремя успокаивает разбушевавшиеся эмоции чудесными, поэтическими описаниями природы, как бы противопоставляя их темным сторонам человеческой стихии:

«Вставало солнце, новый день сменял ночь — в таком согласии и с такой любовью, будто оба старались подарить друг другу всю нежность и красоту, на какую способны. Первые лучи расточали розовые и красные оттенки, ночь — бархатные синие и голубые.»

И еще мне обязательно хочется сказать о другой закадровой, практической ценности этой книги. В ней вы найдете не рекламные туристические проспекты Парижа или Рима, а картины обычной жизни, намного отличающиеся от красочных буклетов. Глубинные нюансы человеческих взаимоотношений простых французов и итальянцев невозможно узнать, только путешествуя по достопримечательностям Франции и Италии. Каждая нация несет неповторимые особенности быта, личностных отношений, культурных взглядов. И автор умело вводит эти этнические нюансы в текст романа. Это дает читателю возможность глубже понимать людей другой культуры, другой страны. Жизнь состоит из непредвиденных моментов и, возможно, знания, почерпнутые в этом романе, станут полезны в вашем будущем.

Заканчивая литературный обзор романа Айи Бергуньо, смело рекомендую его широкому кругу читателей любых национальностей. Он перетрясет инертность житейской скуки, расширит кругозор и психологическое понимание жизненных коллизий, даст силу духа в трудные моменты судьбы.

Роман «МЗД» — ваш лучший читательский выбор.

Евгения Ткалич, поэт и прозаик,

член Союза писателей России

Начало романа «МЗД»

ГЛАВА 1. МЗД

7 февраля 2021-ый

Маленькой Злой Девочке (как позже она стала себя называть) в ноябре исполнилось тридцать семь. Сейчас был февраль. Она лежала на полу в кухне, вся в соплях и слезах. Ей не хватало воздуха. И она точно знала, как выглядит со стороны в эту минуту: разинутый рот, перекошенное страданием лицо. «Такая противная маска», — подтвердил внутри нее голос, который, увы, был настроен против нее. «Хорошо, что пол чистый», — закрутились мысли. — «И все-таки, какой неприятный кафель. Кто вообще его покупал? Неужели в то время не из чего было выбрать?» Мелкая серая плитка с темными крапинами создавала ощущение постоянно грязного, неприбранного дома. А краем глаза она косилась на два столба, уходящие вверх и заканчивающиеся головой, конечно. Это был ее муж. Ну, как бы еще муж. Не произнесенные ею фразы, полные отчаяния и надежды, повисли здесь, в кухне: «Ты мне так нужен! Что ты делаешь со мной? Как я буду дальше? Мне страшно. Просто скажи, что сгоряча, все не всерьез, и дальше будет как прежде». Но та, что смотрела изнутри на Маленькую Злую Девочку, сказала равнодушно: «Кончай жалеть себя и перестань ныть. Такие шутки срабатывают с другими девочками, но в твоем случае все по-настоящему». Вихрь мыслей промчался и исчез за несколько секунд. Столбы, естественно, молчали. Это перемены, она понимала и все равно ждала. А еще, сквозь жалость к себе и страх, где-то далеко-далеко была мысль о новой жизни. Сейчас, сквозь поток стекающих слез, невозможно было рассмотреть ее, она казалась уродиной. Привычный мир рушился, и заменить его нечем. Просто согласием на провокацию: «Может, нам вообще развестись?» — «Да!» Доигралась, напросилась. Маленькая Злая Девочка сейчас просто полежит, а потом уже будет думать, что делать.

А дальше начались провалы в памяти, изъеденные ржавчиной слез. Из времени длиною в год запомнилось мало. Началась метаморфоза, в конце которой она и превратилась в Маленькую Злую Девочку. Она падала долго, каждый день все ниже. И никак не могла долететь до конца. Интересы, питавшие ее жизнь, один за другим отрывались, зацепившись за острые, твердые и такие равнодушные к ней серые дни. Как камни, они сдирали с нее кожу. Маленькая Злая Девочка перестала слушать музыку: она ее раздражала. Перестала читать. Беспорядок копился и рос, но ее это не беспокоило. Она брала вещи из одного угла и просто перекладывала в другой. Перестала смотреть фильмы: не было сил досидеть до конца. Беспокойство охватывало обручем, и это толкало ее ходить без цели. Общения Мзд избегала. А еще было много-много кошмаров про конец света. Планета умирала под разными предлогами вместе с ней.

— Когда ты приедешь?

— Не знаю, я еду к отцу.

И она плачет, а он:

— Перестань, мне это неприятно.

Наступило лето.

И в нем была полная, очень яркая луна. Она смотрела на нее через стекло его машины.

— Я изменюсь, — говорила она.

Двойник луны в ее мокрых ресницах сделал в ночном небе дикий скачок влево и обратно, дрожа, соединился с желтым оригиналом.

— Начнем сначала. Что для этого надо? Я исправлюсь, я знаю, что могу измениться, только скажи, какой мне надо стать? Ты говоришь, люди меня боятся, — стану более общительной. Хочешь, будем часто приглашать и встречаться со всеми? Делай, что нравится, только не оставляй меня.

Она продала коз. Смотрела, как их загнали в крытый прицеп, где они кричали. Ей было страшно, что им тесно. Пахло мокрой шерстью. Она слышала глухие редкие удары и мелкое постукивание копыт. Две машины выехали от ее дома на дорогу. Затем, скользя мимо рекламного щита строительной компании, выровнялись и нырнули в летний дождь.

Лето кончалось. Оставшихся четырех ей пришлось отвезти самой на бойню, таких же напуганных, как она сама. В конторке подписала необходимые бумаги.

— Предательница, — сказала та, что жила в ней.

— Что я могу сделать? — огрызнулась Мзд.

И другая замолчала. Мзд прислушалась — тишина.

— Вот и заткнись, — укрепилась она в своей дерзости.

Дом встретил ее мрачно: такой пустой, такой большой теперь для нее одной.

Мзд все чаще сидела в саду, заросшем высокой травой и чертополохом. Несколько недель он красовался фиолетовыми цветами, а теперь они поседели, распушились и летали по саду, прорываясь через сетчатый забор в поле.

Она одновременно думала и не думала в такие моменты. Жила и как бы не жила. Реальность распалась на черное и белое. Тяжело было подниматься по утрам. В кровати, очнувшись от сна, она часами размышляла, вставать ли ей вообще сегодня. Сколько еще предстоит прожить вот так, прежде чем наступит конец? И замирала от ужаса ждавшей ее впереди бесконечности.

— Почему вы вообще разводитесь? Он нашел себе другую? — был первый вопрос единственного человека, кому она доверилась.

— Он только сказал, что мы как брат и сестра… Не думаю, что у него другая. Признаться честно, — не спрашивала. Может быть. Но если он ушел от меня потому, что ему лучше одному, чем со мной, это вдвойне тяжелее. Понимаешь, про что это? Я чего-то еще жду. Мне тяжело, особенно учитывая, что его решение стало таким неожиданным. Неужели мы жили в таких разных мирах? Наши отношения казались мне не идеальными, конечно, но ровными, крепкими. Десять лет вместе. Я расслабилась и доверилась. Понимаю, что виноваты оба. Но почему? Я задаюсь вопросом. Я настолько его не понимала?

— Ну должна же быть причина ухода?

— Не знаю… Хочу сказать, что не могу залезть к нему в голову… Очень многое произошло за предыдущий год. И пандемия, из-за которой дела на ферме пошли непредсказуемо, надо было приспосабливаться. И проигранный суд с бывшим квартиродателем: пять лет надежд. И его новая супер-классная машина. И новая работа, которую он нашел на юге Франции, в крае постоянных каникул. Солнце, море. Ощущение свободы и легкости. Далеко от дома и проблем.

— Но это же была его идея с фермой!

— Да, — она усмехнулась, — только вот у него таких идей было сто миллионов. И пасека, и грузовики для перевозок, и юриспруденция, и продажи… Он так легко начинал. Но поддержать и углубиться не хотел или не умел. А я не могу вот так все бросить. Почему так? Может, просто чересчур серьезно отношусь к жизни? Наверное, он прав, мне не хватало легкости.

Разговор прокомментировала для нее лично (собеседница, конечно, не услышала) та, что была в ней. Не просто выкрикнула, а выплюнула ядовито: «Вот-вот! Ты ничто, как печальное чмо». Она даже вздрогнула. И такой она тоже была перед тем, как стать маленькой и злой.

— А суд?

— А по суду мы проиграли сумму почти в треть от стоимости нашего дома.

— Какой мошенник! Наказать бы его!

— Мм, ирония системы.

— Не понимаю, как такое возможно?

— Из-за протоколов.

— Каких протоколов?

— Как бы сказать? Во Франции есть такая система «общих случаев», и я, похоже, в их стандарты не вписываюсь, — она нервно хихикнула. — К примеру, развод: всего четыре типовых сценария. Купили имущество? Продавайте, делите деньги пополам. А другие варианты? Нет. И продолжают настаивать на процессе по шаблону. И ты рыдаешь у адвоката, объясняя, что, продав дом, останешься одна, без жилья и работы… А он смотрит на тебя, размышляя, и, слегка помедлив, снисходительно говорит: «Хорошо, будем работать индивидуально».

Суд, по моим ощущениям, прошел ровно так же. Нам даже не прислали повестку. Когда мы искали дом, видели, как некоторые жильцы оставляют квартиры в ужасном состоянии — антисанитария, сломанная мебель, полное разрушение… И вот, «протокол» для этого вопроса: всех арендаторов приравнивают к вандалам, а собственники — пострадавшая сторона по умолчанию.

И воспоминания, вызванные разговорами, она пережевывает, сидя в зарослях сада. Возвращается в прошлое. Этот хитрый старикан все знал, все просчитал, планировал три года.

2013-ый

А все началось с их переезда. Из квартиры на территории небольшого аэродрома в тридцати минутах от Бордомавилля они углубились к кромке лесного резерва Жироны, еще дальше от большого города, во что-то, похожее на настоящий дом.

Их первое жилье, такое маленькое, пряталось между ангарами, где стояли частные самолеты, и приходилось лавировать между ними и подныривать под длинными крыльями, чтобы открыть дверь. Каждый день был наполнен их шумом. До восхода солнца начинали лязгать огромные железные ворота, и выведенные машины снаружи разогревали пропеллеры. Солнце вставало, и они по узкой дорожке важно выкатывались на позиции. Цессны, аэропланы, вертолеты кружили и присасывались к большому резервуару топлива. На аэродроме существовали школы, ассоциации и клубы, была своя диспетчерская. Ресторан «Под крылом» или «Два крыла» — точное название она забыла. Два механика, непримиримые конкуренты, разумеется, гремели в своих мастерских. За аэродромом была площадка для любителей радиомоделей. Жизнь кипела, точнее, крутилась и летела.

После захода солнца аэродром пустел и умирал. Авто развозили всех прочь. Кроме них двоих никого не оставалось: только ночь. Тогда, за кольцом ландовских сосен, был виден прожектор, установленный на здании казино в Бордомавилле. В это время нарушать тишину имели право только армейцы. Она видела их несколько раз. Солдаты выпрыгивали из пузатого вертолета черными силуэтами.

Да, аэродром был миром со своим характером и сюрпризами. Осенью в один из вечеров опустилась стая перелетных птиц. Они шуршали, устраиваясь, и рассказывали, что утром улетают. Аэродром засветился и в массовой культуре. Снимали клип. На фоне блестящего синего вертолета танцевали темнокожие девочки, приседая в соблазнительных движениях. А в центре — певец в такт ритма разводил руками.

Нет, наверное, все началось не с переезда, а за год до того. С истории банкротства одной компании.

Это было частное летное училище. Высший пилотаж. Школы в Париже, Марселе и Бордомавилле. Свой десятилетний юбилей дружный коллектив отметил в столице, в небольшом отеле. Вступительная приветственная речь, натурально, какая замечательная команда, и радужные перспективы. Мотивация в сторону отдела по привлечению клиентов. Потом играли в пейнтбол на базе, ужинали.

На следующий день после завтрака разъехались.

Это был последний раз, когда собрались вместе три учредителя, активные руководители, по французской аббревиатуре ПДЖ. Один приехал из Бордо, куда был сослан по программе расширения компании. Оттого, наверное, он постоянно выглядел унылым. Факт обладания трехэтажным каменным домом, приобретенным для его пребывания в удалении, не сделал его менее раздражительным.

Двое других работали и жили в Париже, вполне себе довольные. Трудно будет описать второго из директоров: средних лет мужчина, ничем особо не выделяющийся, разве что съехался с одной из сотрудниц, очень молодой и очень восточной красавицей, покинув жену и семью. Третий пышный, в постоянном движении. Именно этот большой ПДЖан/ПДЖон (как правильно склонить?) стал причиной шума, разрушившегоий школу навсегда. Поставив личный интерес выше морали, он придумал схему и, как клещ, напившись финансовых миллионов от общего дела, удрал в Америку. Пятая республика сделала попытку его вернуть, но получилось вяло и неубедительно. Штаты не выдали нового гражданина. Обманутые банки и оплатившие обучение студенты, лишившиеся работы привлеченцы, инструкторы и другой персонал возмущенно, даже с некоторым остервенением, обернулись к менее предприимчивым учредителям, запустив тяжелый механизм правосудия в виде приставов, судей, писем, повесток и т. д. и проч.

Один закрылся, как Нуф-Нуф, за каменными стенами своего дома, сведя до минимума связь с внешним миром.

Хуже всего пришлось молодой красавице, казалось бы, удачно устроившей личную жизнь. Она вдруг обнаружила рядом с собой неготового противостоять ситуации любовника. В одиночку он сломался под праведным натиском бывших друзей и клиентов. И, войдя в очередной раз в здание суда, он выехал из него в инвалидном кресле, обездвиженный наполовину и постаревший.

— Что значит тебя сокращают? — спросила Мзд растерянно. Ее Будущий Бывший Муж, Ббм, сам растерян. Они стояли друг против друга, точно два напуганных ребенка. — Как же теперь мы будем?

— Директор посоветовал запастись собачьими крокетами.

— Неужели так и сказал?.. Но я все-таки не понимаю. Ты был с самого начала открытия школы. Готовил место. Искал инструкторов, клиентов. Без выходных, без отпусков столько лет. За крокет? Мило.

Он обнял ее:

— Я придумаю что-нибудь, обещаю.

И придумал. Перспективу искать работу по своей специальности он отверг. Увольнение его глубоко и лично задело. Ббм загорелся идеей фермы.

— Ведь я ничего в этом не понимаю!..

Но он заразил Мзд своим энтузиазмом. Они ездили и знакомились с предпринимателями, смотрели как организованы их хозяйства. Она примеряла на себя новую профессию.

— Ты такая молодец! — вдохновлял Ббм ее. — Неужели, если у того парня получилось, ты не сможешь?

Тот Парень был молодой, не больше тридцати, участник интересного проекта. Большой город построил в одном из спальных районов, в тупиковой улице, показательную ферму. За высокими деревянными воротами, в полукольце жиденькой рощи, которую пощадили напирающие жилые массивы, обитали семьдесят белых козочек и пара черных барашков. Были определены дни посещения, и тогда каждый любопытный мог прикоснуться к легкости сельской жизни, иллюзию которой создавало тщательно продуманное пространство. Минуя ворота, посетители выходили прямо к магазину, где в прохладе стояли витрины со свежим сыром. Пирамидки и кругляши, в натуральной шубке или укутанные специями, ловко заворачивались в листы бумаги. По стенам висели фотографии коз из разных уголков мира: Африка, Южная Америка, Азия, такие разные. Была также инструкция, предупреждающая категорически, что стоит отказаться от желания дать животному что-нибудь вкусненькое. За барьером рядом с магазином жили козлята, оторванные от молочных мамок. Они сбивались в кучу, затравленно косясь. Сзади был выстроен длинный ангар. Внутри по центральной дощатой площадке раскидывали сено и корм, и тогда справа и слева через барьеры просовывались морды. Сильные отталкивали более слабых и нажирались первыми. А по стенам зелеными ракушками прилипали поилки, шумели время от времени, наполняясь водой.

Одетый в узкие желтые шорты и матроску, в модных чистеньких кедах, Тот Парень водил их по своим временным владениям, такой тоненький и легкий. Удивительными были светлые глаза с большими темными ресницами. Мзд так и сказала, когда поняла, что слишком долго вглядывается в его лицо.

— Спасибо, — вежливо ответил он, — моя мама любила повторять, что я похож на девочку.

Ну, конечно, догадалась она.

— Кстати, — добавил Тот Парень, — приезжай завтра. День свободный, мы закрыты, и посетителей не будет. Я покажу тебе лабораторию. Увидишь, как все работает. Ты мне поможешь, — посмотрел он на Мзд.

И на другое утро она у него. Смотрит, как он ловко управляется с машиной. Козы под гильотиной кормушки только перебирают ногами в знак протеста, который, впрочем, неубедительный. Они сливают молоко в большой резервуар в зале с длинными столами, на которых стоят формы с плачущей массой. Все отделано белым кафелем. Очень чисто. Они тоже облачены в газовые, почти прозрачные халаты и шапочки. На ногах белые резиновые калоши. Мзд нравится, как здесь пахнет, нравится царящая прохлада. А в соседней комнате творится магия. На решетках высоких стеллажей в холоде вызревают сыры.

Когда они вышли на улицу, был почти день. На скамейке у магазина сидел угрюмый худой мужчина. Тот Парень смутился. Он рад, но как будто не ждал гостя.

— Пойдем, — сказал он Мзд, передавая ей кофе, так кстати после холода. — Познакомлю тебя с моим другом.

— Виктор, — представил он его.

У мужчины странная манера говорить, будто он проглатывает некоторые слоги. Еще кажется, что ему безразлична беседа, судя по тому как он обрывает фразы и по ненужным паузам. Мзд подумала, что он поглощен своим внутренним диалогом.

— Понравилось вам?

— Очень.

— Ему тоже нравится его работа, — Виктор рассеянно посмотрел в сторону Того Парня, но как бы сквозь него. — Каждый день, без выходных. Чувствует тонкий мир животных. А я во власти кристаллов.

— Он креатор-ювелир, — спешно пояснил Тот Парень.

— Да-а, — растянул ювелир. — Верю, что минералы могут говорить с нами, помогать или вредить. Надо знать их энергетику.

— И где вы этому учились? — вежливо спросила Мзд.

— Я семь лет провел в Южной Америке. В основном в Перу и Колумбии… Спиритуальный опыт.

Виктор затянулся сигаретой. Впалые щеки провалились глубже, пергаментная кожа — по нему можно изучать анатомию лица.

Тот Парень напрягся, Мзд не поняла его тревоги и приняла на свой счет.

— Мне пора.

— Кофе допейте.

— Нет, правда, спасибо, нужно ехать. Сегодня встреча, будем смотреть дом.

— Покупаете?

— Снимем в аренду. Нашли в интернете объявление. Выглядит как хороший вариант. Соседей немного и большая территория. Рядом лес. В часе от Бордомавилля.

Тот Парень проводил Мзд до машины. Он сказал торопливо:

— Виктор очень неординарный. Просто сейчас истощен, ему нужно некоторое уединение. Мне очень хочется дать ему отдых. И родители у него благополучные, поддерживают, относятся с пониманием… Я буквально болею им! — вдруг перешел он на откровенности. — Моя мечта оставить этот проект и купить с ним общий дом. В Дордони. Заведем экоферму. Спокойная и здоровая жизнь. Хочу настоящую семью, растить его ребенка.

— У него есть дети?

— Нет, мы думали про суррогатную мать.

— Разве можно?

— Из бедной страны проще найти ту, которая бы согласилась. Я бы обеспечил лучшие условия: питание, гимнастика, врачи… У тебя ведь нет детей?

Мзд отступила за открытую дверь своей машины:

— Уверена, все у тебя будет хорошо. Мне действительно пора. Извини.

Через несколько лет Мзд наткнулась на страницу в соцсети Того Парня. Он действительно куда-то переехал, может, даже и в Дордонь. Но один. Ни Виктора, ни экофермы, никаких детей. Выздоравливающий креативил вещицы из кожи: кошелечки, чехлы для ножей и ручки для соломенных корзин. Была опубликована пара фотографий. И еще видео, где за длинным столом вечером распевали хором традиционную французскую песню. По количеству певцов — не такое уж уединение. Через интернет его жизнь выглядела хорошо.

Хитрый старик Б

— Дизайнерский бетон. Дизайнерский бетон, — говорил Старик Б, ковыляя по гаражу, служившему когда-то ему мастерской, объясняя на ходу, чем он пытается зарабатывать себе на жизнь.

Везде был навален мусор: провода, скукоженные и застывшие мешки с цементом, розетки, куски бетона с тем самым дизайном, который уже, увы, невозможно было оценить: серые вульгарные обломки. На раздвижных дверях, деливших гараж пополам, маркером было выведено на русском, информативно и лаконично: «СУКА». Мзд очень бы хотела узнать историю ее возникновения. Старик Б по-русски не понимал, и «сука» красовалась на дверях ничем и никем не тронутая.

Снаружи к гаражу, наподобие хвоста, из блоков были слеплены три, (так сразу и не найти нужного слова этому строительному шедевру), кармана-хранилища. Они тоже были завалены хламом, но другого порядка. Здесь друг на друга были накиданы стулья, велосипеды, лампы, банки из-под краски, рулоны с пластиком для перетяжки стульев, прочее и подобное.

Мзд с Ббм следовали за стариком. Он на своих кривых ножках почти скакал, и вообще был очень проворен.

— А тут, — тыкал старик в вырытую за домом яму, в которой когда-то находился надувной бассейн, — купалась однажды целая команда футболистов.

Вокруг ямы цементным обручем была оборудована зона отдыха для купающихся. Но сейчас половина ее раскололась и провалилась. На дне зеленело что-то пластиковое и скомканное. Мзд гадала, как там могла непринужденно плескаться такая толпа? Наверное, команда была очень детской и очень юношеской. Одиннадцати мускулистым спортсменов уж точно не смогли бы поместиться, даже плотно прижавшись друг к другу.

Экскурсия продолжалась. Обводя их вокруг дома и размахивая руками направо и налево, старик ждал удивления и восхищения всеми самоделками, которые он сотворил. И капельный полив клумб — правда, надо починить. И газон — правда, надо покосить. И декоративные деревья — правда, надо постричь. И райский сад — правда, надо прополоть.

В доме он совсем обалдел от своего красноречия, и из глаз его стали капать слезы умиления. В каждой из трех комнат, неумело отремонтированных и покрашенных, он ругал какого-то бедного декоратора, как поняла Мзд, предлагавшего когда-то свои услуги.

— Это бесполезная профессия. Кому они нужны? Только тем, у кого нет фантазии и вкуса. Но со мной все в порядке. Посмотрел в интернете, полистал журналы. И сделал сам.

А Мзд смотрела на коричневые стены в спальне. На толстые обои, поклеенные в соседней комнате и выкрашенные в жуткий алый цвет. На желтый зал, ободранный голый коридор. И ей очень хотелось защитить несправедливо обвиняемых дизайнеров.

Но не только декораторы были у старика в немилости. Его презрение распространялось, естественно, на политиков и чиновников, клиентов уже состоявшихся и тех потенциальных, которые не понимали всех прелестей дизайнерского бетона, продавцов, соседей, почтальонов, врачей. Мир был перед ним виноват. Кругом идиоты, шарлатаны, бездари.

— Однажды один заказчик не заплатил мне за работу, представляете?

— Да что вы говорите?

— Его якобы не устроило качество. И я залил его дверь бетоном, — засмеялся старик.

Мзд удивленно посмотрела в его лицо — шутит? Нет.

— И врачи меня обманывают. Назначают одно лекарство дороже другого. Я настаиваю на операции — режьте, тем все равно кончится, говорю им. Ваше лечение — только жульническое вытягивание денег.

Старик Б говорил много. В какой-то момент Мзд устала от его историй. Как бы он ни давил на свою стойкость в нелегкой жизни, ей он не нравился. Именно тем, что мало было в этом человеке света. Мзд всматривалась в него — очень уж он… концентрированный, что ли. Тяжелый, как будто в магнитном поле. Короткие ноги и туловище. Шеи почти нет. Зато выделяется голова из-за густой, не по годам, шевелюры, седой и волнистой, оттого кажется, что надета на старике металлическая шапка. Мзд посмотрела на Ббм. Тот выглядит спокойным. Может быть, она преувеличила, увлеклась впечатлениями, как обычно?

Тогда Мзд стала наблюдать за женой старика.

Дама лет пятидесяти, со скрытой непереносимостью своего супруга. Когда Старик Б делал шаг в ее сторону, она, неосознанно, отдалялась на такое же расстояние. Как одинаково заряженные частицы, они никак не могли приблизиться друг к другу. И вроде бы это была симпатичная женщина, если бы не взгляд, блуждающий. Темные глаза были обведены жирной линией черного карандаша, отчего они, широко расставленные, совсем разбежались, придавая лицу нечто неземное. Она явно томилась встречей. И идеальность ее супруга тоже тяготила ее, так думала Мзд. Дама иногда сутулилась и втягивала голову в плечи под нескончаемым потоком самолюбования Старика Б.

— Какие люди! Кого я вижу! — послышалось вдруг громкое хриплое приветствие. Через забор перевесилась женщина с черными коротко стриженными волосами. В ушах блестели огромные круглые серьги. Тонкая майка едва прикрывала ее, и, несмотря на возраст, она выглядела броско привлекательной.

— О, Боже, Ка! Как я рада тебя видеть! — театрально заверещала дама. Секундная метаморфоза поразила Мзд. С женщины слетел серый туман скуки, и засверкала фальшивая бижутерия дружелюбия. Она порхнула к забору, соседки громко поцеловались и заговорили разом, одновременно, как будто пауза в разговоре должна была бы стать признаком бестактности и холодной отчужденности. Старик тоже весело махнул Ка рукой:

— Проститутка, — разъяснил он.

То есть так прямо он, конечно, не сказал. Но бесцеремонно выплеснул подробности личной жизни бывшей семейной пары в доме напротив.

— …и теперь работает в булочной со своим любовником, — закончил Старик Б, высокий моралист, отлепив, наконец, прищур глаз от женщины.

Вторая половина дня заканчивалась. Откровения старика становились все головокружительнее. Такова, вероятно, была его тактика. И сработало. Обалдевшие от рассказов и уверившиеся в его добром к ним расположении Ббм и Мзд стояли на недостроенной бетонной террасе дома. Перед ними лежали два контракта. Старик Б, протиснувшись между ними, мурлыкал торопливо:

— Комната один, напишем «в отличном состоянии», то же с комнатами два и три. Касательно коридора отметим: «нужен легкий косметический ремонт»…

Его жена, наподобие китайского болванчика, качала головой. После подписи он быстро выдернул бумаги и еще по инерции, в продолжение, врал, какие здесь благодатные щедрые места: река с плескающейся форелью и лес, заросший белыми грибами. Если и есть Шамбала на земле — она здесь.

Масло, сочившееся из Старика Б в изобилии при первой их встрече, прогоркло за три года, когда в середине июня со своей женой сидел он в машине перед воротами и сверлил их сухими иголками блекло-голубых глаз.

— Почему они не въезжают? Чего ждут? — спросила Мзд Ббм.

Ощущение было неприятное. Как будто машина пульсировала в такт настроению хозяина. И это была не радуга, но что-то масляное, темно-желтое в дырявых пятнах.

Сцена затягивалась, когда выпрыгнул вдруг слева, в брызгах затяжных ливневых дождей последних дней, второй автомобиль.

Тогда заворчали шарниры раздвижных ворот, и шины захрустели, придавливая свеженасыпанный гравий.

Из первой машины вышли, натурально, Старик Б с супругой, а из второй — молодая соплюха с папкой для документов. Бумаги были плохо сложены и торчали как попало. Наверное, рассыпались бы, если б не захватившая их резинка. Мзд наблюдала за ними из глубины сада, с того места, откуда хорошо были видны терраса и входная дверь. Последняя пара месяцев вымотала ее. Она переклеивала обои, красила стены и двери, убирала, мыла, терла, начищала, доводила до блеска, собирала и вывозила хлам. Вокруг дома и гаража были разобраны завалы накопленного Стариком Б дизайнбетоновского мусора. А нелепый бассейн, издохший и сдувшийся еще за пару лет до их переезда сюда, по его указанию также был разрезан на куски и отправлен на местную свалку.

В эту ночь она почти не спала, заканчивая последние приготовления. И Ббм был измотан. Он перевозил мебель, вещи, котов и коз, которых они завели, в их новый дом. Настоящая ферма, которую они нашли весной в соседнем регионе — в направлении Ажана и Тулузы.

— Подойдем, — переглянулись Мзд и Ббм.

Они пересекли сад и присоединились к троице.

— Здравствуйте, — протянула Мзд руку. Старик холодно посмотрел и руки не подал. Но проигнорировать Ббм не решился.

Конечно, против нее легче показать «характер».

Мзд в опавшем календарном листопаде трех лет вспомнила вспышками и другие неприятные сюрпризы Б: его хозяйские визиты без предупреждения, чтобы забрать срочно какие-то очень нужные инструменты из гаража, или также неожиданно постучать в дверь, вместо того чтобы позвонить по домофону у барьера. Неприятно и страшно, когда не ожидаешь, обнаружить вдруг постороннее присутствие. А когда такие акты были по их просьбе пресечены, «проникновения» в дом стали носить более тонкий характер. Установить детектор дыма Старик Б решил собственноручно. Унылый товарищ, зачем-то сопровождавший его, маялся в неловком немом смущении рядом, отводя глаза. И пара-тройка прочих гениальных предлогов время от времени выплевывала старика к их порогу.

— Как пожелаете, — передернуло нахлынувшую Мзд.

Вялое приветствие жены Старика Б и высокомерное девицы с папкой. Вид ее соответствовал бумагам — небрежность на грани распущенности: непричесанные длинные волосы по неглаженому узкому пиджаку, в обтяжку джинсы, ботинки на высоком каблуке и рубашка, расстегнутая ровно на провал строгого статуса судебного пристава, в качестве которого она им представилась.

Девица энергично распахнула дверь, и один за другим они вошли внутрь. Мзд наблюдала. Удивление от преобразившегося дома приподняло морщинистые лбы, и губы вытянулись в некоторое «О». Но через мгновение растерянность Б сменилась колючей гримасой, и, Мзд послышалось даже, как зубы хрустнули в пустой зале. Мгновение — и он вновь обрел самообладание. Паутина интриги лишь дрогнула, не порвалась. Жадный паук крепче сжал лапками липкую нить. Как он признался однажды, ни одно судебное дело не было им проиграно. Теперь игра велась против них, против нее.

— Что это? — истерично верещал старик, тыкая со знанием, естественно, в дефекты. — Я требую, чтобы это было зафиксировано!

Так в список порчи собственности попали просверленные когда-то в стене стариком фурнитуры для полок и мебели, паутина на верхней полке в кладовой и прочие пошлые замечания.

Но главное — сад и пристройки.

— А это здесь причем? Их упоминания даже нет в контракте.

— По законам, по умолчанию, объекты принимаются как в отличном состоянии, если иное не указано.

Ааа… И понеслось.

Старик перебегал, подпрыгивая: барьер, в который в двухтысячном развернулась почтальонша, гараж, бассейн, клумбы…

— Зафиксируйте! Запишите! Я все видел, я здесь часто бывал, ходил вокруг, следил. Имею право!

Мзд покачнуло.

Пристав строчила в своих бумагах, старик рвал театрально волосы и говорил, говорил. Великие режиссеры аплодировали стоя в немом молчании разыгравшейся сцене.

Его жена, втянув голову в плечи, держалась в стороне. Вообще за три года она оплыла. Мычала… ну как мычала — в контексте, конечно, — боком все пыталась скрыться с места.

Пытка продолжалась бесконечно, как показалось Мзд.

Повестка о том, что он открыл судебное дело против них, прилетела мгновенно, без соблюдения сроков.

Адвокат у него был писатель. Великие просто брезгливо посмотрели бы на свои скрижали и, разорвав, ушли в отшельничество.

— Безответственное, наплевательское отношение, — подбирает он прилагательные в своей речи. — Она повинна в уничтожении… (ценности, на которую возлагались надежды Франции).

Она читала и закрывала глаза, не веря тому, что было написано в пухлой кипе листов, не меньше сотни страниц. «Сорняками заросли дизайнерский газон и цветущий сад», — надрывается юрист. И выводит жадные три дюжины тысяч евро за компенсацию.

Новый дом Мзд в Сан-Метоне

«Новый дом, который они купили, ждал их?» — крутилось у Мзд в голове. Как рассказывали бывшие владелицы — сестры Ани и Жанна, мадамы средних лет с крупными чертами и размером туфель не меньше сорок четвертого (впрочем, самый ходовой во Франции), — покупатели приходили и уходили. Сделки срывались.

Как бы ни была страшна и трагична ситуация, они детально пересказали историю с месье, заключившим с ними контракт о покупке в тайне от своей жены. Какая причина побудила его скрыть от супруги сделку — неизвестно. К сожалению, он неожиданно и скоропостижно скончался, оставив вдове незавершенный юридический процесс в качестве дополнительного сюрприза.

Из всех сожалений о произошедшем сестры горевали лишь об упущенном времени. Они с любопытством косились на Мзд и Ббм: какой эффект производит на них рассказ?

Словом, дом оставался непроницаемым, недоступным для всех, кто пытался им завладеть. А теперь он то ли сдался, заскучав стоять пустым, то ли хитрил — они его купили. Такой большой, просторный, высокий, затерянный между полей, в том месте, которое Стендаль называл «маленькой Италией». Дороги здесь дарят то приятное удовлетворение путешественнику, когда за поворотом вдруг попадаешь в лесной уголок, а потом резко выезжаешь на просторы с далеким горизонтом…

— Замечательно, что теперь тут будете жить именно вы! — сказала одна из пока что еще владелиц, самая эмоциональная, которая приходила на встречи чаще остальных. — Какая прекрасная у нас была ферма! Животные, техника, большой сад! И в доме во всех комнатах стояло много мебели из настоящего дерева, — ее глаза за очками заблестели от подступивших слез.

— Единственное, отчего мы долго не могли избавиться, — это старинный шкаф на втором этаже, — продолжила она, быстро оправившись.

— Да? — Мзд вежливо улыбалась. Но, если честно, через силу — у ее собеседницы был сверлящий высокий голос.

— Да, наверное, его купили за сто лет до нашего рождения. Он был просто огромный! Ни сломать, ни поднять. В итоге его скинули с лестницы, — женщина весело засмеялась.

Мзд с определенной горечью размышляла, сколько вот так, больше не модных, ненужных старинных вещей было перебито, выброшено, истреблено…

Из нескончаемого потока информации она также узнала, что их отца звали Арно. Он не захотел покинуть ферму, потому что был к ней слишком привязан, и доживал здесь свои дни. Ей показали фотографию: уже немолодой, крупный мужчина с яркой лысиной сидел спиной к камере и доил белую с черными пятнами корову.

«Именно доживал…» — подумала Мзд.

В доме царствовала полувековая практичность: ни современных удобств, ни эстетики.

Грязно-серой краской были перепачканы двери, проемы и потолочные балки, щетинившиеся длиннющими гвоздями. Кое-где между ними осталась натянутая тонкая леска — простая система для сушки табака. Очевидно, огромного ангара во дворе было недостаточно. И в доме, и в бывшем коровнике вместо сухих листьев висела мохнатая паутина. Шесть лет ушло у Мзд на то, чтобы аккуратно выдернуть каждый гвоздь.

На втором этаже не работало электричество. Хлипкие стекла окон были неплотно подогнаны в деревянные рамы, и через щели проникал холод. Четыре больших камина, как выяснилось в ноябре, оказались абсолютно бесполезны. Неприятный сюрприз. Печная система не грела, но дымила так, что запищал маленький детектор дыма.

Ни одного свободного трубочиста в радиусе ста километров, естественно, — сезон. Наконец откликнулся небольшой семейный подряд. Разобравшись со сложной многоэтажной системой, они представили заключение.

— Вам невероятно повезло, что обошлось только дымом в доме. Неясно, как это вообще возможно, но труба сложена из кусочков. Они даже не скреплены — просто поставлены друг на друга. Но самое страшное — у крыши она была обернута утеплителем. Представляете? Все могло вспыхнуть в любой момент.

Прошел почти месяц со дня их официального вступления в права и, конечно, долгожданного переезда.

В середине июля 2016 года Мзд обживалась на новом месте. Не чувствуя усталости, целыми днями она ходила туда-сюда: из дома в козовник, который находился сразу за дверью.

Эта часть фермы также требовала установки света и множества изменений. Главное, без чего вся затея была бы пустой, — мини-сыроварня.

«Она будет тут», — думала Мзд, глядя на нечто, напоминающее кладовку, которую бросили строить, не начав.

«Еще нужно починить навес, закрыть решетками окна…» — Мзд оторвалась от мыслей о молочной лаборатории и разглядывала загон. В овальных проемах стойла мелькали двадцать шустрых белых козлят особой породы — саанен — с фермы Того Парня. Уже теперь ей было ясно — что идеально подходило для коров, совершенно не годилось для коз. Не тот размер.

«Значит, — складывала она в голове, — переделать кормушки, купить новые поилки…»

— Ой, как мило! — растроганно подумала она, внезапно сбившись с подсчетов в своих планах. На деревянных яслях были накорябаны мелом клички и породы животных.

Прочитав каждую, она продолжила обход и вдруг похолодела. На балке перекрытия, параллельной окну, казалось, той же рукой аккуратно было выведено:

«Пьер — насильник».

По спине побежали мурашки.

Вечером, когда вернулся Ббм, она показала ему надпись. Он только пожал плечами равнодушно.

— Мало ли что люди пишут, когда злятся друг на друга.

Так протекало первое лето. Жаркое солнце нагревало огромную кухню, и было приятно ходить босиком по теплому кафельному полу. Беспорядок после переезда был почти побежден: мебель расставлена, коробки опустели, вещи нашли свои места.

Мзд вдруг остановилась посреди комнаты и замерла. Ее охватило неожиданное чувство.

— Это все мое! — наконец по-настоящему осознала она. — Я хозяйка этого дома!

Мысль была удивительно приятной.

И она стала думать о том, как будет стараться. Как превратит этот дом в Свое место!

ГЛАВА 2. ВИКТОРИЯ

Итальянка

В середине июля 1931 года, поднимая легкую взвесь белой пыли, спешила куда-то молодая женщина. Несмотря на то что солнце еще не набрало своей полной силы, воздух вокруг уже плавился ртутными миражами и дрожал в мареве горизонта. Мария вышла из дома поздним утром, когда суетная деловая жизнь перебирается со двора в