Господствует ещё смешенье языков:
Французского с нижегородским?
Потом опять прикинулся влюблённым,
Взыскательным и огорчённым!!.
Остёр, умён, красноречив,
В друзьях особенно счастлив,
Вот об себе задумал он высоко…
Охота странствовать напала на него,
Ах! если любит кто кого,
Зачем ума искать и ездить так далёко?
А у меня, что дело, что не дело,
Обычай мой такой:
Подписано, так с плеч долой.
Берём же побродяг, и в дом, и по билетам,[3]
Чтоб наших дочерей всему учить, всему —
И танцам! и пенью! и нежностям! и вздохам!
Как будто в жёны их готовим скоморохам
Ей сна нет от французских книг,
А мне от русских больно спится.
Прохоров. Сие периодическое издание из лучших, нумера выходят всегда аккуратно, буквы отменно четкие, бумага вообще хорошая.
Звёздова. Хохотать вовсе нечему; гораздо лучше забавляться с детьми, нежели делать то, что вы все, господа военные. Со стороны смотреть и смешно и стыдно: приедут на вечер, обойдут все комнаты, иной тут же и уедет. И как ему остаться: он зван еще в три дома, куда тоже гораздо бы лучше совсем не ехать, если только за тем же; другие рассядутся стариками, кто за бостон, кто за крепе, толкуют об лошадях, об мундирах, спорят в игре, кричат во всё горло или, что еще хуже, при людях шепчутся. Хозяйка хочет занять гостей, музыканты целый час играют по-пустому, никто и не встает: тот не танцует, у того нога болит, а всё вздор; наконец иного упросят, он удостоит выбором какую-нибудь счастливую девушку, прокружится раз по зале — и устал до ужина; тут, правда, усталых нет; наедятся, напьются и уедут спать.
одно и то же положение; они хотели испытать меня: одна притворилась горничной, другая моей невестой, а я не угадал.
Беневольский. Полно, братец, нынче горничные везде, всегда и со всеми разговаривают. Я это читал во всех новых комедиях, а комедия зеркало света.
Иван. Как вам угодно.
Полюбин (Саблину). Господин Беневольский, честь и краса казанского Парнаса, доныне занимался только изящной словесностью, и с таким успехом, что стихи его печатались даже в «Сыне Отечества».
Беневольский (Полюбину). Помилуйте, вы меня в краску вводите вашей похвалою.
Полюбин. В ней нет ничего лишнего.
Беневольский. Вы так думаете?
Полюбин. Присягнуть готов. (Саблину.) И сверх того, в «Вестнике Европы».
Беневольский. Пощадите скромность поэта.
Полюбин. И где, бишь, еще?
Беневольский. В «Музеуме». — Да перестаньте. Хоть это всё очень лестно, но может показаться, что я самолюбив; а я ничьих похвал не ищу.
