Оглавление

1. С бала на корабль. Итакин дуб
2. С бала на корабль. Флотские повести и рассказы
   1. Пассажир поневоле и усталая «эска»
   2. С бала на корабль
   3. Полный кавалер пяти суток
   4. Случай в море
   5. Чёрный пёс на шкафуте
   6. День флота
   7. Два крёстных Ивана
   8. Купель адмирала. Флотское эссе
      1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
      6. 6
   9. Подсадной селезень
   10. Пессимистическая баллада
3. Итакин дуб. Пять недетских рассказов из детства
   1. Царь-гора
   2. Идёт-гудёт…
   3. Валентина
   4. Итакин дуб
   5. Хозяйка красной башни

С бала на корабль. Флотские повести и рассказы

Пассажир поневоле и усталая «эска»[1]

Прошло более года, как, средняя дизельная подводная лодка покинула акваторию судоремонтного завода. Ремонт растянулся на полтора года. После месяца боевой службы в Атлантике лодка встала на очередной текущий ремонт, который тихо сапой обернулся капитальным. Но вот бесконечные заводские мытарства позади и ещё год тяжёлой работы, чтобы лодку ввести в первую линию, боевой состав дивизии. Экипаж новый, да ещё после заводской вольницы — притирка, отладка, затяжка, закручивание, пристрелка. Вот когда забот на лодке хватает всем по горло. Экзамены на допуски, на самостоятельное управление механизмами, оружием, боевой частью, кораблём. И только тогда командир и весь экипаж вздохнут с облегчением, когда корабельный казначей отсчитает им впервые морскую надбавку к жалованью — знак того, что лодка вошла в боевой состав флота.

Но кто ей позволит прохлаждаться у пирса? Даром что ли морские капают? Вперёд, в Атлантику, досаждать супостату. Мал клоп, да кусач. А здесь ещё один театр вызрел, как прыщ на интимном месте — Средиземка. Театр, на подмостках которого без малого два десятка лет, игнорируя антракты и вопреки штабным сценариям, продолжится крутое представление конкурса силачей, от которого зрителям порой станет не по себе. На сей раз, на долю балтийской подлодки выпало одной из первых повариться в средиземноморском котле, испытать на своём прочном корпусе холодное единоборство двух великих флотов.

В штабе флота ещё с недоверием относились к подлодке, едва вошедший в боевой состав и решили перед её выходом на боевую службу устроить для неё эдакий спарринг. Задать квадрат и пусть субмарину эту, как необъезженного жеребца в загоне, погоняет хорошенько противолодочник с крепким командиром. Не нами сказано: «Трудно в учении — легко в бою».

* * *

Всем известно, как службу военную начнёшь, так она и продолжится. Поэтому первый день службы уж постарайся. Загони в мый дальний угол души своей всё гражданское, амбиции, гордость, жажду справедливости, тошнотное чувство на всё военное и отслужи первый день классно. А потом, если и пойдёт всё вкривь да вкось, то ты уж не виноват, ведь начал то ты службу нормально.

Честно говоря, первый день на корабле у Юрки определённо не сложился. Правда, не его была в том вина. В сущности, день тот и не мог сложиться. Ведь когда, после занудной муштры во флотском экипаже, где из новобранцев методично изгоняется гражданская бесовня, команду новобранцев доставили в Балтийск, то корабля его приписки, как на грех, в базе не оказалось. У всех, как у людей, корабли на месте, его корабль отсутствует! Посему отправили Юрку довеском к однокашнику Гармашову на его корабль. Надо же человеку пока, суд да дело, где-то находиться, ночевать, кормиться.

Служба корабельная началась без корабля. На чужом, разумеется, ты никому не нужен. Куда такого, с позволения сказать, военмора, чтобы не болтался попусту на корабле инородным телом? Правильно! Обратно в дивизион, в распоряжение дежурного. В штабе дивизиона разнарядка для таких спецов с нулевым послужным списком не отличается разнообразием. Ну что можно доверить матросу, не прослужившему и без году неделю в плавсоставе? Только поддержание образцового флотского порядка на подведомственной причальной территории. Кто бы ты ни был на гражданке, какие бы чудеса не творил, подвиги не совершал — вот тебе флотская метла из прутьев «голик» по флотски.

— Голик? 
— Вот видишь, ты даже не знаешь, как на флоте веник называют, а ведь это далеко не самый последний предмет на корабле. А большое познаётся через малое! Вот тебе голик и боевое задание — мести дорогу от дивизионного штаба и вон до того угла цейхгауза, — указал Юрке старлей, помощник дежурного по дивизиону, на поворот в сотне метров.

Дорога в окружении уже немолодых, раскидистых тополей. Начало октября — листопад в разгаре. На первый взгляд, за пару часов можно управиться, если с куревом построже.

— А потом на корабль? — порывался поставить Юрка все точки над i.

— До ужина, — не без иронии усмехнулся старлей.

«Что значит до ужина? — заело у Юрки в голове. — Дорога через пару часов заблестит, как у кота…. Уж в этом то нехитром деле я не профан — чай, „учебка“ за плечами — мыть, грести, таскать, мести, поднимать, опускать… Это что же, с красным корочками техника-электрика на флоте в дворники сгодился? Несуразица полная».

Старлей, видимо, прочитав на лице новобранца недоумение и даже справедливое негодование, исподлобья, уже гнусавым, не терпящим базара голосом, добавил:

— Пройдёшь раз — заходи по новой. Короче, дорога должна быть постоянно чистой. Листопад! Понимать надо.

Мести палые листья — работёнка, хоть и маленько пыльная, но не обременительная, а, главное, спокойная. Тем паче, никто тебя не дёргает, не гонит, не учит, не наставляет. Все проходящие видят, что матрос работает, даже старается. Тем не менее, моральное состояние хреновое. Да здесь ещё память втихую подленько так подсунула анекдотец, известный ещё с гражданки:
«Как копать? — спросил солдат прапора. — Отсюда и до вечера, — гениально изрёк прапорщик».
Тогда смеялся, а сейчас, хоть плачь. Ведь анекдот-то, получается, про него самого — «Отсюда и до ужина». Потом стали одолевать суеверные переживания — «Как службу, начнёшь, так она и пойдёт».

«Так и буду подметать дорогу всю службу, перспектива аж дух захватывает! Пропала флотская юность!» — с горькой иронией размышлял Юрка.

После второго прохода, окружающие тополи обернулись подлыми поганцами, которые гадят без зазрения и беспрестанно на дорогу. Чем быстрее асфальт очищается от листвы, тем гуще сыпет листьями с деревьев. Порой кажется, что они, даром, что безмолвные, откровенно похохатывают над пустыми хлопотами новобранца.
Но нет! Юркины старания не такие уж напрасные. Дорога приобретает ухоженный вид, и на третьем проходе в его сознании грядёт перестройка. С каждым взмахом метлы амбиции и обида испаряются, приходит отрезвляющее осознание своего положения, пусть неприятного для гордыни. Прими с миром то, что изменить не в силах. Вот уже в такт, пусть пока сквозь зубы, он декламирует нараспев: «Приятна мне.. твоя.. прощальная …краса». И тополи, тут, положим, не при чём, ведь у них листопад, физиологическая потребность.

* * *

На следующее утро, не успел Юрка дожевать военно-морскую «птюху» — четвертинку вкусного белого хлеба, намазанного поверх толстым слоем превосходного сливочного масла, как кто-то прокричал его фамилию с верхней палубы через люк кубрика и добавил приказным тоном: «В распоряжение дежурного по дивизиону! Срочно!»

«Вечный раб дежурного по дивизиону», — в сердцах окрестил он себя, и, доедая на ходу, выскочил на палубу.

Дорога за ночь сплошь покрылась палой листвой, важнее работы в дивизионе нет! Что бы они делали без него? Помощник дежурного по дивизиону уже другой, служба сменилась вечером вчерашнего дня. У Юрки, тем не менее, никаких перемен. На том же объекте, что и вчера, начинает мести прибывшие за ночь листья от здания штаба дивизиона и, надо понимать, до обеда. Работа знакома и настроение лучше вчерашнего. Переболев духом, он смирился с показавшейся вчера вопиющей несправедливостью, попридержал амбиции и осознал, что мести асфальт — не так это уж и плохо. Пребываешь на свежем воздухе, харч флотский по расписанию, чрезмерного усердия не требуется, перекуры по желанию. Пусть руки заняты, зато голова свободная — наблюдай окружающий незнакомый мир, думай о чём угодно, вспоминай дом. Идиллия!

Но не тут то было! Флотский бог, где он там обитает, из морских глубин или с небес, видимо, узрев, что первый урок этим новобранцем освоен, решил про себя, мол, давай-ка усложним ему вводную. Не мытьём, так кАтаньем. Не метлой, так катАнием. Да, да! Катанием на корабле. Увидите сами, что по-другому не скажешь. Итак, из штаба дивизиона вышел некий капитан-лейтенант с бело-синей повязкой на рукаве и решительно направился по дороге.

«Новый дежурный по дивизиону. Сменил вечером капитан-лейтенанта Киселёва, — дошло до Юрки». В начале он не придал этому никакого маломальского значения. Зачем дежурному офицеру матрос по второму дню службы в дивизионе, что ему других забот мало? Но каплей продолжал двигаться, не меняя курса, явно интересуясь плодами неустанной боевой деятельности новобранца. Пришлось прекратить работу и, как учили, представиться. При этом голик Юрка переложил в левую руку, давая понять дежурному, что, мол, ему недосуг с ним травить байки, у него ещё ого сколько дороги до угла цейхгауза, и пусть он идёт с миром дальше.
Разумеется, Юрке было невдомёк, что дежурный офицер дивизиона, доложив в бригаду о завершения утренних рутинных процедур на кораблях дивизиона, решил, не мешкая, заняться причальной территорией. Такой безобидный, казалось бы, осенний листопад грозит нахлобучкой от любого залётного начальства, если зазеваться или пустить уборку палой листвы на самотёк. За годы службы на флоте он постиг, что порой за изъяны во внешнем флотском лоске можно схлопотать нагоняй похлеще, чем за немалые огрехи в боевой подготовке. 
— С какого корабля? — вопросом ответил на приветствие дежурный.

— С МПК-85, товарищ капитан-лейтенант, — озадачил его матрос.
Дежурный машинально оглянулся на пирс и сразу же отругал себя за опрометчивую реакцию. Ведь, он прекрасно знал, что Алгашев вторые сутки в «морях» в составе поисково-ударной группы. Алгашев — командир МПК-85 и, как повелось в дивизионе со времён «больших охотников», корабли называют по фамилии командира.

Капитан-лейтенант внимательно посмотрел в лицо матроса, опасаясь вновь попасть впросак, и догадался, что матрос из пополнения, пришедшего вчера в дивизион. Пополнение это пришло особенное; для осеннего призыва прошлого года поздновато, для весеннего призыва ещё рано. Кто-то объяснял, что пришли они на корабли без подготовки в учебном отряде, якобы после окончания техникумов: «Дюже грамотные».

Не успел дежурный по дивизиону дать Юрке ценные указания по уборке «стратегической» дороги, как увидел почти бегом направляющегося к нему своего помощника и насторожился. Он обладал неким подспудным чутьём на неординарные ситуации, о котором никому никогда не рассказывал, но тайком гордился этим. Оно его никогда не подводило. И вот сейчас, завидев спешащего к нему старлея, он услышал где-то в груди, не в ушах, вещий звон маленького серебряного колокольчика. Иррациональное нечто внутри него или снаружи великодушно давало знать о приближении экстренных событий. Комдив в море, начштаба в штабе базы, значит, решения принимает он. Что же, он не подведёт! 
— Срочное сообщение, — ещё на подходе выдохнул помощник.

«Ага! Что-то произошло! И это что-то должно коснуться меня. Ведь не может дальше продолжаться эта бесконечная борьба с листопадом. Уже сутки я на этой проклятой дороге. Вполне достаточно, чтобы утихомирить тщеславие и дать понять, что на флоте всё не так, как на гражданке.» — пронеслось в Юркиной голове.

А вот и гонец с корабля! Пусть не архангел, но весть он несёт желанную и спасительную. Матрос с бело-красной повязкой на рукаве почти бегом направляется к Юрке. Ищи себе другого раба, бравый каплей! … Разлука будет без печали.

* * *
В кубрике крепкий смрад выхлопных газов. В соседних отсеках машинные отделения, носовое и кормовое. Мозгодробящий хор работающих дизелей проникает в кубрик. В кубрике никого, все на боевых постах готовят корабль к экстренному выходу в море. Ни души, если не считать Юрки. Уныло восседает на отполированном матросскими задами рундуке под динамиком корабельной трансляции. Теперь понятно, почему дежурного офицера срочно вызвали в штаб. Полчаса назад Юрку внезапно сняли со «стратегической» дороги и затребовали на корабль, который экстренно выходит в море.

Поначалу радость не имела границ. Казалось, что на той злополучной дороге Юрка провёл не сутки, а целый год. И, вдруг, понадобился! Понадобился кораблю, готовящемуся к выходу в море! Почувствуйте разницу; тупо и беспрестанно махать метлой и выйти первый раз в море, да ещё на таком прекрасном боевом корабле. Но буйство страстей и поднявшее было голову, недобитое на дороге тщеславие было безжалостно растоптано, едва Юрка, полный надежд и эйфории, поднялся на борт готовящегося к выходу в море корабля. Поджидавший его дежурный старшина с кислой миной на лице (этот ещё навязался, своих новичков — глаз да глаз) объявил без обиняков, не пощадив душу новобранца, готовую вкусить сполна морской романтики:

— Корабль срочно выходит в море. Ты сидишь в кубрике, оттуда ни на шаг, и носа не кажи! Ясно?

— Есть, таарищ старшина, — выдавил Юрка упавшим голосом. Этот «таарищ» его зарезал без ножа. То, что корабль готовится к выходу в море, он и сам видел, не слепой. А вот то, что его изолируют в кубрике, было, что обухом по темечку.
«Выхожу в море пассажиром! Нет, не пассажиром — трюмным узником», — пришёл к неутешительному выводу Юрий. Дабы исключить эту версию, поднялся по трапу к палубному люку и обследовал запор люка. Запор отдраивается, люк освобождается. Значит, всё-таки пассажиром. Дурацкая ситуация, уж лучше бы остаться на берегу, на своём стратегическом объекте, по крайней мере, находился бы при деле.
«Только вдуматься! Мой первый выход в море на боевом корабле! И я выхожу в море по боевой тревоге на правах пассажира, бесполезного груза», только и осталось Юрке сокрушаться своим вынужденным положением. Друг его где–то на боевом посту. Это его корабль и он полноправный участник всего того действа, что сейчас разворачивается на корабле. Юрке неловко и стыдно оставаться в кубрике. Пусть это не его корабль, но ведь он мог бы вместе с однокашником делать то, чем сейчас занят он.
Динамик корабельной громкоговорящей сети, на рундуке под которым примостился Юрка — единственное звено, связывающее его с событиями, происходящими на корабле. Все команды командира, доклады и рапорты с боевых постов проходят по корабельной сети, и Юрка впивается слухом в эти завораживающие звуки ещё незнакомой, но уже его жизни. Чем не захватывающий радиоспектакль?
С каждой минутой нарастает проникающая сквозь переборки кубрика разноголосица запускаемых в работу механизмов. В неё вплетаются всё новые и новые партии, чтобы в какой-то момент обернуться законченной симфонией корабля, готового выйти море. Казацкой плетью полоснул вдруг резкий звук, заставивший Юрку от неожиданности непроизвольно шарахнуться с рундука. Ещё бы! Оживший вдруг громадный электрический звонок исподтишка затрезвонил как раз над его головой.

Колокола громкого боя! Если вы услышите эти романтические слова, знайте, что речь идёт о русском военном корабле. На самом деле, на этом корабле никаких колоколов нет. Мощные электрические звонки на всех постах и кубриках, звуки которых мёртвого поднимут, заставят куда-то бежать и действовать по боевому расписанию. Короткий — длинный, короткий — длинный… Из динамика, — Аврал! По местам стоять, со швартовых сниматься! Для Юрки кульминация всего действа, которое он прослушивает, как в радиотеатре, — начало движение корабля. Ведь впервые он выходит в море. Пусть вспомнят свой первый выход в море сегодняшние морские волки. Главное для Юрия сейчас это ожидание неизведанного пока ещё чувства движение корабля.
Частый топот матросских ботинок швартовой команды и взревевшие дизеля дают понять, что корабль вот-вот отойдёт от причальной стенки.
«Я должен видеть это своими глазами — отход корабля от причальной стенки!» Не устояв перед соблазном, Юрка открыл дверь в трапный тамбур, и опрометью поднялся по трапу, пока головой не упёрся в палубный люк. Отдраив его поворотом штурвала, приподнял настолько, чтобы был виден причал.

В щель врывается густой едкий дым выхлопа работающих вхолостую дизелей, от которого горло скручивает верёвкой. Тяжёлыми клубами он стелется по палубе и не позволяет видеть причал. Люк пришлось срочно задраить и, не солоно хлебавши, вернуться в кубрик, чтобы довольствоваться лишь корабельной трансляцией.

«Отдать носовой! Отдать кормовой! Правый малый вперёд!» — раздалась команда с мостика. Звук двигателей стал натужным, и Юрка, о кайф, ощутил ход корабля. Из детства вспорхнуло лёгкое акварельное видение — трёхпалубный белоснежный «Юрий Крымов» величаво отчаливает от причала Цимлянского порта. На палубе этого ослепительного красавца он, десятилетний Юрка — полноправный, не в пример сегодняшнему, пассажир третьего класса вкушает блаженство впервые покидая сушу. Призрачная картинка проявилась и пропала. А осознание настоящего, что в первый выход в море на боевом корабле он пребывает в роли бесполезного пассажира, добавляет изрядную ложку дёгтя в бочонок его радости.

К звонку Юрка стал настороже, отсев от него подальше. Знать, не последний раз названивал, до сих пор в ушах свербит. И ведь недаром! Не прошло и четверти часа, как кубрик вновь наполнился нестерпимым звоном. На сей раз звонок надрывался беспрерывно. Пришлось заткнуть уши пальцами. Так, и что же означает эта ошеломляющая трель?
«Боевая тревога!» — не замедлил с ответом динамик строгим голосом командира корабля. Следом пошли рапорты с боевых постов о готовности к бою. Юрка встревожился, ведь командир корабля не сказал, что тревога учебная. Если тревога боевая, значит, может быть и настоящий морской бой.
«Войны нет — это ясно, но могут быть нарушения границы или провокации» — размышлял он, припоминая сюжеты советских кинофильмов. Как в подтверждение его мыслям, командир объявил экипажу боевую задачу:

«Поступил сигнал, что в наших территориальных водах находится неизвестная подводная цель. Задача корабля обнаружить цель и принять соответствующие меры по охране акватории».
«Вот это да! Второй день службы на корабле, первый выход в море и такая заваруха», — как подпружиненный, вскочил Юрка с рундука после таких слов командира. Каких-то пару часов назад он безмятежно махал голиком по асфальту, и единственной надеждой изменить положение было единственно прибытие его корабля. А сейчас он находится на борту корабля, который, вдумайтесь, охотится за подводной целью. Корабль ускорил ход, качка стала меньше. Корабельная трансляция стихла. На борту началась малопонятная для новобранца рутинная работа, но режим «боевой тревоги» командир не отменил и Юрка по-прежнему в кубрике коротал одиночество.

* * *

После выхода корабля из базы капитан-лейтенанту Гурьеву из штаба бригады сообщили координаты акватории, где его поджидает либавская субмарина. Подлодка из засады атакует противолодочный корабль. После атаки она попытается скрыться в границах заданной акватории. Задача корабля не выпускать лодку из контакта с выходом на условную атаку глубинными бомбами. Гурьев понял, что эта игра в кошки-мышки неспроста — лодку готовят на серьёзное дело. «Ну что? — не без куража обратился Гурьев своему помощнику, старшему лейтенанту Овчинникову — Возьмём рыбку за зебры, пока не взмолится о пощаде?»

Рыбка оказалось с характером. Заслышав неимоверную какофонию приближающегося «охотника», на лодке определили параметры его движения, потихоньку поднялись, развернулись и сымитировали сабельную торпедную атаку. Подлодку, конечно, ждали и сразу же засекли. Но, пытаясь скрыться, она запетляла, и несколько раз контакт с ней терялся. Быть может, подлодка ушла бы от погони, но границы акватории не позволяли сделать это. Поэтому ей приходилось пускаться во все тяжкие, лишь бы сбросить с себя царапающее по металлу корпуса и нервам находящихся внутри ковбойское лассо акустического луча противолодочного корабля. Через несколько часов напряжённой борьбы с переменным успехом, лодка запросила перекур. Толи что-то у них потекло, то ли для подзарядки аккумуляторов, то ли захотелось просто выбраться на белый свет, хлебнуть свежего воздуха и затянуться сладким табачным дымом. 
— И то ладно, — вытер со лба испарину Гурьев, — Стоп машина! Лодка всплыла в полумиле и на дизелях подошла к своему визави выкурить трубку мира.

* * *

Из обрывков малопонятных фраз, команд, докладов по корабельной трансляции Юрке стало понятно, что подводную лодку настигли и что лодка эта наша и вся операция, в которой он принимал невольное и пассивное участие, была учебно-тренировочная. Корабль внезапно прекратил ход, что насторожило и заставило внимательно вслушаться в трансляцию. Так и есть! Судя по переговорам на мостике, подлодка наша всплыла на поверхность! Где-то рядом находиться реальная подводная лодка. Ни разу Юрий не видел в живую подводную лодку. Ну как не взглянуть, хоть краешком глаза? Не устоять!

Он отдраил палубный люк, и приподнял крышку сантиметра на три. Но этого зазора явно не хватало, виднелись лишь волны на расстоянии не более пары десятков метров. Само собой, крышка люка приподнялась повыше. Результат такой же. Ему бы успокоиться и спуститься в кубрик, но он решил ещё чуть-чуть приоткрыть люк, последний разок. Как Юрка не старался, увидеть лодку ему не удавалось. Поэтому решил больше не испытывать судьбу и задраил люк. Он не подозревал, что пока шарил глазами по сторонам в надежде увидеть всплывшую лодку, его самого уже засекли с мостика и не кто иной, а сам командир корабля. Не успел Юрка возвратиться на уже порядком опостылевший рундук, как по трансляции голосом командира ему было приказано явиться на ходовой мостик.
«Меня на мостик вызывает командир корабля! Только вдуматься, моя с самого утра никчемная персона вдруг заинтересовала командира противолодочного корабля! — вскочил Юрка с рундука, — Кто он по званию? Быть может капитан третьего ранга! В учебном отряде командир нашего взвода сержант Сорокин был богом, а командир роты старший лейтенант, выходит, начальник бога. За три месяца муштровки я видел его только на утреннем разводе экипажа. А здесь..!! Ого-го!! Капитан третьего ранга, командир противолодочного корабля решил со мной пообщаться! А ведь жизнь, похоже, налаживается! Заодно и лодку рассмотрю».

Никакой вины за собой Юрка не чувствовал. Теперь уже на законных основаниях, не таясь, Юрка поднялся на палубу и сразу оглянулся по сторонам, чтобы, наконец, увидеть эту злополучную лодку. Обнаружил её в метрах ста по левому борту. На рубке стояли люди, рассматривая противолодочный корабль в бинокль.

С прибытием новобранца на ходовом мостике воцарилось напряжённая тишина. Нельзя сказать, что она была враждебной, но и ничего доброго не сулила. Офицеры и старшины, кто с усмешкой, кто с недоумением, кто с удивлением смотрят на Юрку, как на диковинку, свалившуюся негаданно с неба прямо на шкафут корабля. Появление его на мостике, похоже, стало сюрпризом. Видимо, никто не подозревал о пребывании незнакомца на корабле, не ведал, что корабль вышел в море с пассажиром на борту.
Только один человек не отреагировал на экзотическое появление Юрки на ходовом мостике — крепко сложенный, черноволосый капитан-лейтенант. Да, командир противолодочного корабля Гурьев был пока ещё капитан-лейтенантом. Но это не меняло дела.

«Классический морской волк», — мелькнуло у Юрки. Именно таким он представлял настоящего командира корабля. Ни дать-не взять. Наконец, капитан-лейтенант оторвал взгляд от репитера гирокомпаса и строго взглянул на молодого матроса. Теперь Юрка увидел вблизи человека, которого пытался рассмотреть в щель приоткрытого люка. Мужественное, широкоскулое лицо. Жёсткая складка у рта ещё не разошлась после напряженной погони. Однако, сердитый прищур цыганских глаз, неспокойные желваки и плотно сжатые с кривинкой губы на лице Гурьева явно не предвещали сердечных поздравлений по поводу первого боевого похода новобранца и удачного отлова подводной лодки. «Похоже, я не в струе», — только и всего смог предположить Юрка. Впрочем, озарение приспело мгновенно. Ведь его же предупреждали добрые люди: «И носа не кажи»! А он то, любопытная Варвара, нос свой длинный из люка ещё как «казал». 

— Таарищ капитан-лейтенант! Матрос Ортах прибыл по Вашему приказанию! — попытался Юрка заворожить Гурьева строевой выправкой. Мол, мы тоже не пальцем деланы, чай три месяца «беска» на голове! Знаем, что-почём!
Наверняка, Гурьеву уже объяснили, что это за птица, и что спрос с него никакой — дремучий салага в роли пассажира.

— Ортах!?… Ванюша Ортах на курортах, не так ли? — не удержавшись в официальных рамках, язвительно скаламбурил рассерженный Гурьев, колко усмирив кураж новобранца. Присутствующие на ходовом мостике вежливо заулыбались Ясно, что командир имел в виду. Все на боевых постах, в поте лица гоняют хитрющую подлодку, которая норовит часом скрыться бесследно в морской пучине. А этот тем временем прохлаждается в кубрике, да ещё нарушает благополучную картину боевой подготовки корабля. Немного опешив от непривычного после официоза «учебки» диалога с высшим чином и признав в душе справедливость сарказма командира, Юрка отважился всё-таки уточнить своё имя: 
— Юрий я, не Иван… Юрий Ортах, товарищ капитан-лейтенант, — и, спохватившись, добавил для полноты, — матрос.

— Уже приятно. Вижу, что матрос, — продолжал в тон раздражённо иронизировать каплей, — Гурьев. Командир. Так вот, товарищ матрос, как у вас обстоят дела с Корабельным уставом? Вы же из учебного отряда нас осчастливили, не так ли? Насколько я в курсе, там его штудируют скрупулёзно.

Конечно, Юрка знал, что наряду с другими Уставами, которые в «учебке» втиснули в их гражданские мозги, существует некий «Устав корабельной службы». Но в программу подготовки устав этот не входил, поэтому Юрка не то, что бы знакомиться с корабельным уставом, и в глаза не видел этот бестселлер. Что ответить? Находиться на боевом корабле, выполняющим боевую задачу, даже на его «святая святых» — ходовом мостике и не ведать того, о чём гласит корабельный устав? Позор! 
— Вы обязаны знать, что по боевой тревоге все люки и двери на корабле должны быть наглухо задраены, — продолжал методично топтать Юрку Гурьев, — Почему же вы нарушили такое важное положение корабельного устава?

Ну что здесь скажешь в оправдание? Что не читал «Корабельный устав»? «Это мы не проходили, это нам не задавали» Кто поверит и как доказать, да и кому нужны эти оправдания. Нарушил — отвечай. А главное, командир потребовал назвать причину. Попробуй, отмолчись, как школьник. Сказать правду — смешно, детством отдаёт. Видите ли, он хотел посмотреть на настоящую подводную лодку. «Маменька, это настоящая подводная лодка или из папье–маше? Да сдалась она тебе — за годы службы, наверное, так насмотришься, что воротить начнёт». Путаясь в этих мыслях, Юрка судорожно искал, нет, не оправдания, искал, что ответить Гурьеву. Ответить, чтобы тупо и позорно не молчать. Не придумав ничего подходящего, вдруг, неожиданно для себя всё-таки брякнул, дескать, страстно желал увидеть настоящую подводную лодку, ибо ни разу в жизни не наслаждался её видом в натуре.

Сказанул и тотчас начал гнобить себя в сердцах: — «Кто тебя за язык тянул? Уж лучше бы попросту промолчал. Молчит человек, значит крыть нечем, нет слов в оправдание, признаёт свою ошибку и надеется на снисхождение. Это же — как дважды два.. А теперь, вот он я, в детских коротеньких штанишках на подвязках, покажите мне козу пальцами и можете хохотать до коликов. Ему бы на девок посматривать, а он на лодку….ха-ха-ха… первый раз!»

Но что это? На мостике материализовалась физически осязаемая пауза. Оправдательный аргумент Юрки был настолько неожиданным, что всех присутствующих на мостике поверг в ступор. Теперь у них проблема. То ли сделать вид, что причина уважительная, то ли посмеяться и забыть, или всё же, несмотря ни что, взыскать с новичка по полной. Но Юрка то видел как подобрело лицо командира, почувствовал как разрядилась напряжённая обстановка на мостике. Все смотрели на командира, который пытался найти подходящие слова, чтобы с честью закончить разборку и не превратить её в «балаган».

— А что её видеть, вон она на перекуре, стало быть, подустала твоя лодка, — только и нашёлся, что вымолвить Гурьев и растерянно оглянулся на подлодку.
Замешательство на мостике противолодочника разрядил командир подлодки. Он внимательно рассматривал ходовой мостик «охотника» в бинокль и, видимо, понял, что там нештатная ситуация. С рубки лодки замигал сигнальный прожектор. 
— Есть проблемы? — перевёл вопрос сигнальщик.

— Нет. На борту зайца поймали, — ответил Гурьев. Все рассмеялись, оценив меткую шутку командира.
Прожектор с лодки: « С удачной охотой. Трофеи шесть шаров; заяц и подлодка. Приятного аппетита».
Вновь дружный смех. Командир подлодки не был лишён флотского юмора.

The game is over. Корабль вернулся в базу поздно. Утром, съев свою вторую по счёту корабельную «птюху» и выслушав «отеческие» сентенции годка-декабриста, дескать, как «запитаешь» тысячную, можешь собирать чемодан на демобилизацию, Юрка ожидал персонального вызова в штаб дивизиона. Как же они там без него, ведь, листопад никто не отменял. Но в кубрик вошёл старшина команды и, мельком взглянув на Юрку, бросил как бы невзначай: — «Алгашев швартуется в Крепостном канале».

[1] «эска» — средняя дизельная подводная лодка

С бала на корабль

1

Жил-был человек. Притомился он как-то в делах всяких-разных и захотелось ему присесть, хоть на минутку, дух перевести. Зыркнул по сторонам, и попался ему на глаза пенёк. Не высокий и не низкий, не большой и не маленький, а шляпка ровнёхонька, словно кто-то старался — как для себя зачищал, дабы зад часом не занозить. Так и манит, как не усесться на такой, хоть и… железный он?

«Стоять!» — за спиной зашелестело с переходом на шуршание ссыпающегося с лопаты сухого песка. Не пугайтесь — то проклюнулся Юркин внутренний голос. Это ещё терпимо. Бывает, заскрежещет, как ножом по стеклу — зубы во рту из ямок выпрыгивают. С возрастом, когда поубавилось у Юрки материалистической прыти, возвёл он внутренний голос в ранг ангела-хранителя и уверовал окончательно в его присутствие за спиной. Правда, хранитель этот достался Юрке малость того: всякие мелочи пропускал то ли по лености, то ли по вредности. А может — поди разберись — приучал Юрку своей головой думать и не надеяться на подсказки, следуя народной мудрости: «На бога надейся, сам не плошай»

Вот и сейчас предупреждение явно запоздало. Тощий Юркин зад всё-таки плюхнулся на соблазнительную сидушку, как магнитом притянулся Почувствовав неладное, Юрка сразу вскочил, словно присел невзначай на раскалённую сковородку. В сущности, казалось бы, ничего не произошло — уселся, не устояв перед соблазном, и, не успев опомниться, сразу встал, не зная почему, если не принимать всерьёз запоздалое предупреждение свыше.

Однако курившие на баке противолодочного корабля так не посчитали. До того индифферентные и скучные, они вдруг ожили. Когда раздался зубоскальский смех, Юрка понял, что опростоволосился.

— Ну как? На лысине боцмана сладко сидится?

— Знамо дело, кайф!

— Не каждому дано…

— Да ты сиди, сиди! Раз сел, значит, боцмана не боишься! Молодец!

— А чё его бояться? Он же не чёрт какой страшенный? Оченно симпатичный «сундук»…

— Особливо, в субботу вечером, когда на корабль из города на бровях дрейфует!

— Или храпит зубами к стенке!

Не поняв, что к чему и причём тут боцман с лысиной, Юрка лихорадочно соображал, пытаясь уяснить суть совершённого косяка. Он оглянулся на злополучный железный пенёк, словно от него желая получить вразумительный ответ. Железяка предательски помалкивала, мол, попался — отдувайся теперь сам, при этом по-прежнему приманивая очередную жертву удобной шляпкой. На противоположном борту корабля находилось такое же нехитрое устройство. « А ведь на нём никто не сидит, вопреки флотскому закону «лучше сидеть, чем стоять и лучше лежать, чем сидеть», значит, — осенило Юрку, — на него почему-то нельзя садиться. А почему? Да какая разница — нельзя и всё тут». Оживлённый гомон на баке не стихал. «Ничего, пусть подурачатся. В конце концов, на корабле я второй день и имею право на ошибку. Потешатся и забудут, — рассудил Юрка и приветливо заулыбался в ответ, памятуя, что по улыбающемуся лицу сердитый кулак не бьёт».

И всё бы то, но в этот момент, когда инцидент был почти исчерпан, на баке появляется ещё одна фигура. И, судя по тому, что все разом стихли, фигура серьёзная. Сцена вторая — те же и некто. Это для Юрки «некто», для остальных же — лёгок на помине — боцман противолодочного корабля мичман Кудин собственной персоной.

Скверно ещё было то, что, поднимаясь по вертикальному трапу в открытый палубный люк, он кое-что услышал, а может быть и всё.

— Что за шум, а драки нету? — и между делом, — Так! Кто чинарики за борт бросает?

— А никто и не бросает, таарищ мичман…

— А вон, едрёна корень, что болтается за бортом? Ихтияндр там, что ли, «Ватрой» перекурил и нырнул на дно чаи гонять?

Это у мичмана на почве давешнего просмотра в кубрике «Человека-амфибии».

— Да то не наш, со стороны подгрёб, зараза…

— Боевой пловец! Ха-ха-ха!

— И кто эт там такой разговорчивый, как я побачу? Никак Броня? Так и есть! Вин самый! Старший матрос Бронштейн, наиразУмнийший матрос в противолодочной бригаде, а может быть, и на всём флоте! Погутарь-ка с моей ж..пой, она дюже любит за жизнь философии разводить, особливо, если кок…

Громкий матросский гогот не дал боцману завершить воспитательную колкость. Броня тоже растянул рот за компанию, понимая, что боцман, нет слов, лихо подцепил его. Не дали договорить, и слава богу, ибо Кудин понял, что переборщил чуток с Броней, грубовато как-то получилось, ведь Бронштейн был толковым радиометристом и, действительно, одним из лучших в бригаде. Ну а то, что острит не в меру, так он же одессит — у них это в крови. Тут боцман, хоть и поскрёб озадаченно левой пятернёй за правым ухом, сдвинув при этом фуражку на лоб, виду о раскаянии, тем не менее, не подал и уже без обиняков мастерски осадил зарвавшихся шутников:

— Так! Отставить смехуёчки, бо пойдёте на нейтрализацию этого пловца, а заодно и ватерлинию протрёте ветошью!

Юрка глянул за борт. Действительно, в мутно-зелёной воде болтался знатный «бычок». «Как он его заметил с трёхметровой высоты бака корабля?» — удивился Юрка. И тут его осенило — ведь это же боцман, ему по должности положено всё замечать. «Надо же, по закону подлости, как раз подоспел», — запаниковал Юрка.

— И кто же это отважился мне на лысину зад свой сраный пристроить? — сменил пластинку боцман.

Даже намёков на лысину у мичмана Кудина не имелось никаких. Напротив, жёсткие смоляные волосы его, казалось, не умещались на макушке и пытались оккупировать и без того не бог весть какую территорию лба. Однако, несмотря на далеко не богатырское телосложение, вид имел он грозный благодаря крючковатому носу в окоёме чёрных без видимых зрачков глубоко посаженных глаз. Свирепости демоническому виду боцмана добавляло мастерское владение флотским жаргоном, включая его непечатный смак. В этом он хоть и уступал командиру корабля, но со временем это отставание сокращалось. К месту сказать, завзятые материалисты, к коим относил себя мичман Кудин, сквернословят до последнего вздоха.

Впрочем, несмотря на его устрашающий вид и крепкое словцо, Кудин, в общем, был безобидным малым, а боцманом отменным, строгим блюстителем морского порядка на корабле и — что важно — попусту никогда не придирался. За это он был в чести у командира, да и команда его уважала. Тем не менее, матросы его всё-таки побаивались не столь за свирепый вид, сколь за способность являться непрошеным джинном из кувшина в самый неподходящий момент. При этом устроить выволочку из крутой смеси бранных слов, едких флотских сарказмов, заезженных постулатов из корабельного устава и жизненного кодекса далёкой закарпатской деревушки, где провёл лучшие годы жизни до призыва на флот. И всё это, заметьте, поделом!

Боцман, разумеется, знал, кто посягнул на честь корабельного кнехта, но втайне надеялся, что кто-нибудь об этом ему доложит официально. Вот тогда бы он имел полное право прибегнуть к исполнению служебного долга по воспитанию личного состава корабля. Но, будучи «сундуком» сметливым, вовремя спохватился. Ещё бы! Каким это надо быть идиотом, что бы вот так, прилюдно, взять и настучать.

— Кто такой? Почему не знаю? — с другого бока подъехал боцман. Как видите, изысканными манерами общения Кудин не блистал.

— Матрос Садовский, товарищ мичман. Вчера прибыл на корабль для дальнейшего прохождения срочной службы.

— Не успел и двух дней прослужить на корабле, а уже нарушаешь морской порядок. Если каждый на кнехт будет садиться, то наш противолодочный корабль славного Балтийского флота станет не лучше ржавой дровяной баржИ.

«Ага! Чёртова железяка, на которую я присел, называется кнехтом, — смекнул Юрка, — Ясно»

— Кто у тебя в старшинах?

— Старшина первой статьи Пашков, таарищ мичман!

— А а а! Корабельный электрик, значит! Вот ты, голубок ясноглазый, и приплыл!

Присутствующие при сём дружно растянули рты. Юрка опять ничего не понял, но решил не переспрашивать, чтобы не попасть впросак. Само прояснится.

— Я-то тебя уж который месяц жду не дождусь, по ночам скупую мужскую слезу в подушку пускаю, как красна девица в ожидании пьяного лыцаря.

Здесь Кудин сделал паузу и вгляделся в новобранца. Высокого роста, худой, но жилистый. Сквозь новую топорщившуюся робу угадывались сильные мускулистые ноги. Брюнет. Взгляд коричневых глаз пацанячий, с любопытством. Нос большой с лёгкой горбинкой. «Почти как у меня, — подумал Кудин. — А ведь неплохой парень Садовский этот, старшиной будет со временем».

И, смягчившись лицом и в голосе, нарочито бодро выпалил:

— Да не боИсь ты, Садовский! Я из тебя, едрёна корень, на утээсе (УТС — учебно-тренировочное судно) настоящего борца за живучесть корабля выпестую. На всю базу греметь будешь, да что там база, на весь флот прославишься!

Эта лирико-утопическая тирада мичмана ещё больше запутала Юрку. Но что-то всё это значило, и, судя по саркастическому тону боцмана, ничего хорошего не предвещало.

— Доложи старшине о нарушении корабельного устава. Пусть просветит тебя насчёт кнехтов, ватервейсов и комингсов как следует. Он у нас дока по этой части. Моё воспитание! Кстати, про «чаи на клотике» нехай не забудет.

С этими словами боцман покинул бак. Само, как видите, не прояснилось.

2

Неспроста мичман Кудин произнёс на баке необычные, на первый взгляд, слова и заинтересовался новобранцем. У него вовсе не поехала крыша, как это могло показаться Юрке. Всё проще пареной репы. Садовский пополнил отделение корабельных электриков, а по боевому расписанию электрик входит в команды, командиром которых является боцман, — баковая швартовую команду и аварийную партию корабля. Долгое время эта штатная единица экипажа отсутствовала и, что странно, не столь сами электрики страдали от этого, сколь боцман, которому на учениях по борьбе за живучесть корабля не хватало как раз этой пары матросских рук. Потому-то Кудин и, как он с присущим ему стёбом выразился, «пускал по ночам скупую мужскую слезу» в ожидании корабельного электрика. И вот, наконец-то, долгожданная штатная единица в лице Юрия Садовского, к радости боцмана, появилась.

В те приснопамятные годы боевые корабли русского флота не грели бока у пирсов, и первый Юркин аврал «По местам стоять, со швартовых сниматься» случился через пару дней после вопиющего осквернения им корабельного кнехта и будущей лысины мичмана Кудина.

Первое явление Садовского на баке корабля в роли швартовщика в столь напряжённый момент, как отчаливание корабля, боцмана особо не обрадовало. На все сто он был непоколебимо убеждён в том, что за пару дней из человека, бесцеремонно усевшегося на кнехт военного корабля, даже маломальского швартовщика вылепить невозможно. А коли так, то получай, боцман, лишнюю обузу — того и гляди, чтобы помощничек сей под трос не угодил или, пуще того, под шумок за борт не сыграл. Потому-то Кудин первым делом оценивающе зыркнул на крепового цвета спасательный жилет Юрки и с непонятными словами «Нежданный карась в вершу попал»» по-хозяйски дёрнул пальцем за стяжной ремешок жилета. Убедившись в надёжности крепления, недовольно пробурчал ещё что-то безадресное и приказал Садовскому ничего не предпринимать без указания. Так новоявленный швартовый коммандос и проторчал истуканом возле электрического шпиля, пока корабль, вовсю дымя непрогретыми дизелями, не отвалил от причальной стенки.

Корабль развернулся и бодро двинулся на выход из базы. Швартовая команда выстроилась в шеренгу лицом к уходящей причальной набережной. Каких-то пятнадцать минут корабль шёл вдоль причалов к морскому каналу, но для Юрки это были минуты триумфа, пусть незаслуженного. На виду у всей базы, на высоком баке теперь уже его собственного боевого корабля, плечом к плечу с матросами, он полноправным членом экипажа выходит в море. Восторг переполняет душу, желание запеть неодолимо. И в сердце Юркином загремела во сто децибел любимая с раннего детства: «Самое синее в мире Чёрное море моё!». Про Балтийское море он песен, к сожалению, не знал. Эх, всё-таки прекрасная это штука — жизнь!

Прохожие на набережной замедляют шаги, любуясь затаённой силой грозной корабельной стали. Матросики останавливаются, провожают взглядом и козыряют вслед противолодочнику. «Сегодня — мы, завтра, быть может, — они». Этой мыслью Юрка уже приобщил себя к некоему морскому братству. Корабль обогнул полосатую свечку старинного маяка и, прибавив ход, заспешил на выход в море.

Уже на траверзе бастиона «Пруссия» старой цитадели Пиллау корабль принялся усердно клевать топориным носом. Ближе к выходу в открытое море волнение усиливалось. Свежий октябрьский норд-вест забирался под бушлат, не церемонясь, вдувался в штанины парусиновой робы и пробирал до костей, попутно разгоняя орды мурашек по ягодицам и спине. Ненастье и качка не испортили Юрке настроения. Напротив, он уловил пьянящий дух настоящего морского приключения и жадно вдыхал его полной грудью: «А как же по-другому? Так и должно быть! Всё по-настоящему, по-взрослому!»

Боцмана Кудина же предстоящая встреча со штормящим морем особо не радовала. Сколько раз он вот так выходил в море за годы службы? Должно быть, не одну сотню раз, не считал. Начинал ещё на «большом охотнике», будучи вот таким же неуклюжим новобранцем, как этот Садовский. Говорят, что все помнят свой первый выход в море. Он силился вспомнить свой и почему-то не мог. Помнил, однако, что боялся, а уж качку и сегодня терпеть не может. Да кому она по вкусу! Не знал он таковых. Только одни её переносят, другие терпят, а уж третьи страдают. Уж если написана тебе на роду «морская хворь», то лечить и не пытайся. Терпи — шторма не часты, да и служба морская не вечна.

Вот и сегодня, судя по всему, придётся хлебнуть этого зелья морского в изрядной дозе. Потому Кудин, дотоле важный и даже надменный, вдруг как-то сник, переменился в лице и при этом излил изрядную ложку дёгтя в сладостную бочку невинного тщеславия, коим упивался Садовский, спустив его с небес морской романтики на «грешную» палубу флотской прозы словами:

— Ну что, ваше величество карась флота Балтийского, чай, поперву в морЯ идёшь? Погода шесть шаров! — И добавил уже без нарочитого пафоса: — Эх, наныряемся сегодня под завязку. В канале-то как баюкает! А что творится за молом?