Оглавление

Марина стояла на террасе, скрестив руки. Внутри живота все сильнее нарастало ощущение, будто там, как в аквариуме, плавала маленькая рыбка. Девушка смотрела вниз, на совершенно пустую дорогу. Вот-вот должно было подъехать такси.

Чуть дальше от дороги сонное солнце вставало над океаном. Золотисто-оранжевый восход был великолепен. Здесь по-другому быть и не могло. Вода и небо — то, что дает вдохновение для жизни на Земле. Так считала девушка, стоявшая на террасе.

Они с Викой не виделись аж с выпускного вечера в университете. Конечно, Марина понимала, что рассказ о том, что за эти восемь лет произошло в ее жизни, вряд ли будет коротким. И, скорее всего, их дружеские посиделки закончатся ближе к ночи. Она постелет подруге в одной из комнат для гостей, а сама будет дожидаться возвращения мужа. Без него она спать не ляжет. Этой ночью он прилетает из Лондона. Он знает о том, что Марина пригласила подругу погостить у них недельку. Он совершенно не против и очень ждет знакомства.

Наконец заметив белый Peugeot, подъезжающий к воротам, Марина заулыбалась и побежала вниз.

Открылась передняя дверца автомобиля, на асфальт ступили стройные ножки в розовых туфельках на каблуках. Вика вышла из машины и с визгом бросилась на шею подруге.

— Маринка!!!

— Наконец-то, ты приехала!

— Господи, ты так изменилась! Ты так похорошела! Ты такая красивая! Взрослая и счастливая!

— А сама-то!

Девушки держались за руки и прыгали как дети.

— Adios, senioras! — таксист достал чемодан из багажника, поставил его рядом с воротами и сел обратно в машину, улыбаясь.

— Grasias! — крикнула Марина вдогонку, но, кажется, ее уже не слышали.

— Ты говоришь по-испански? — Вика вскинула брови.

— Ой, конечно! Основной набор слов и ты скоро выучишь. Удивляюсь, что ты не подхватила его еще в аэропорту, — отмахнулась Марина, схватила ручку чемодана и покатила его к дому. Вика пошла рядом.

— Классный у тебя, кстати, сарафан. Надо бы и мне такой прикупить. Длинный, цветастый… Удобный, наверное… А то я все на свете прокляла, пока переодевалась в аэропорту в это платье. Короткое, неудобное, еще и помялось…

— Еще и белое, — заметила Марина.

— Я хотела выглядеть для тебя шикарно. Первая встреча спустя столько лет. Да еще и с супругом твоим знакомиться, а то скажет, что ты чучело в джинсах в гости притащила… Ой! Ого! Какой у тебя дом! Какой огромный сад… А у вас садовник всем эти чудом занимается? Или это ты сама?

— Муж увлекается в свободное время. А свободного времени у него мало… Из меня цветочница никакая, знаешь ли. Поэтому, да, периодически наведывается садовник.

— Мачо по имени Хулио? — Вика подмигнула подруге и картинно прикусила нижнюю губу.

Марина расхохоталась.

— Вообще-то, его зовут Альфредо.

— Тоже неплохо.

Девушки вошли в дом.

— О! Это же дворец! Какая гостиная!

Марина улыбалась.

— Дорогая моя, успокойся, пожалуйста, это вполне скромное испанское жилище.

— Ничего себе, «скромное»! — Вика взбежала на второй этаж так стремительно, как будто была в тапочках, а не в туфлях на пятнадцатисантиметровой шпильке.

Когда гостья набегалась по всему дому и прекратила громко восхищаться всем, что попадалось ей на пути, подруги заняли место в кухне за большим столом.

— Вопреки европейским традициям, мы едим на кухне, а не в столовой. Так что не удивляйся.

— Это шелк? — Вика водила пальцем по серой скатерти.

— Ты, наверное, голодна с дороги? — Марина решила, что отвечать на вопрос не обязательно и потянулась к холодильнику.

— Нет, нет, и еще раз нет! — Вика отчаянно замотала головой, — Только чаю. Зеленого.

— Без проблем.

— Хотя… А где твои слуги? Повариха Хуанита, например?

— Прекрати меня смешить, пожалуйста! Какие еще слуги? Пыль протереть, полы помыть и еду приготовить я и сама могу.

— Но дом ведь огромный!

— Ну и что, — Марина пожала плечами, — Это, в первую очередь, дом. Мой дом. Наш дом. Камин, который ты видела, это не просто камин, чтобы перед гостями выеживаться, это семейный очаг. И я его храню.

— Как романтично. Прямо-таки не по-испански романтично, а по-нашему, по-русски. Особенно слово «выеживаться» мне понравилось.

Марина закатила глаза.

— Как же я скучала по тебе.

Вика ничего не ответила и в очередной раз обвела восхищенным взглядом кухню. Помещение большое и светлое, стильная современная техника, приятные бело-серебристые тона. Идеальная чистота. Серые шелковые занавески с непонятным узором подергивались от слабого ветерка из приоткрытого окна. Уютно. Легко.

— Маринка, как тут все здорово! Так, ладно, хватит, шуточки и сарказм в сторону. Спасибо тебе огромное, что пригласила меня! И вообще, я так сильно рада, не представляешь! Так классно, что ты меня нашла!

— И не говори. Социальные сети творят чудеса.

— Да, это точно. Согласна с тобой абсолютно. Знаешь, я сидела на работе, уже порядком… ммм… мягко выражаясь, утомившаяся… Надоело все, сил не было уже никаких сосредоточиться ни на чем. Буквально на минутку решила отвлечься и в Интернет зайти… Почитать что-нибудь или посмотреть… И тут вижу, что ты мне пишешь. Я так обрадовалась! Серьезно, ты не представляешь, как сильно! А когда ты сообщила мне, что последние полгода живешь на Тенерифе, и к тому же всегда готова принять гостей, я прямо в ту же секунду, как дочитала твое сообщение, пошла на сайт авиакомпании бронировать билет. Очередной отпуск я вполне заслужила. Мы же так давно с тобой не виделись! Я была в шоке, когда узнала, что вы с Димкой развелись. Вы были такой прекрасной парой, так друг другу подходили. По крайней мере, всем в институте так казалось.

— Да, мы развелись через год после выпускного, примерно как-то так… Честно говоря, я думаю, выйти замуж в восемнадцать лет, на втором курсе университета, было не особо умным решением.

— Но вы ведь так долго были вместе… Еще со школы… Чуть ли не с первого класса вроде бы… Тебе не очень тяжело было? — Вика откинулась на спинку стула и сбросила туфли на пол. Ее лицо выражало искреннюю заинтересованность. Марина так любила подругу за это, за искренность. За искренний восторг, за искреннее любопытство, за искренний страх или искреннюю злость, за искренность любых эмоций. И за натуральный цвет волос.

Марина опустила глаза в пол.

— Да как бы так тебе сказать… Конечно, тяжело… Я помню день, когда ко мне пришло осознание, что пяти годам семейной жизни конец…

Марина сделала паузу, вздохнула, прикрыла глаза. Вика знала и предвкушала. Сейчас ее ждет рассказ «в стиле Марины», той ее однокурсницы, которая умудрилась на первом курсе превратить в драму доклад об итальянском математике Луке Пачоли. Над Марининой манерой рассказывать обо всем с придыханием и полузакрытыми глазами, над ее меланхоличностью и склонностью драматизировать посмеивались, но истории ее всегда слушали с интересом.

Чай заваривался.

— Ты знаешь, я хорошо помню тот день, когда я поняла, что все кончено. Тот день, когда я начала принимать эту мысль и свыкаться с ней, когда я перестала гнать ее от себя. После очередного нашего скандала, которых в последний год брака было не сосчитать уже сколько, Дима хлопнул дверью и отправился в бар. А я лежала на диване, смотрела в знакомый и наскучивший потолок, слушала музыку в плеере и думала. Думала: как?

Как? Как все вышло из-под моего контроля настолько, что у меня уже даже не осталось слез, чтобы плакать из-за ссоры с мужем?

Я вспоминала первый год нашей совместной жизни. Какие это были сильные эмоции! Любая более-менее серьезная ссора для меня была концом света тогда! Все вокруг рушилось, в глазах темнело, все чувства (голод, жажда) притуплялись, руки леденели, воздуха не хватало, сконцентрироваться на чем-то казалось просто невозможным. Когда мы с Димой ругались, я пропускала учебу и работу, ссылаясь на плохое самочувствие. Я знала, что надо срочно отложить все дела, перевести дыхание, собрать в кучу мысли и срочно-срочно бежать. Бежать к нему. Где он, в каком баре сидит? Я знала, что это обязательно место где-то недалеко от дома. Я знала, что сейчас я приду и все ему объясню. Я бежала по морозу с переполнявшим меня чувством восторга от осознания, насколько сильно я люблю его, насколько сильно я боюсь его потерять. Этот восторг, казалось, вот-вот выпрыгнет из тела и понесется впереди меня. Я прибегала полная уверенности в том, что твердо знаю, какие слова нужно сказать, чтобы наша очередная глупая ссора сошла на нет. Моя уверенность в себе зашкаливала и всегда передавалась ему во время разговора, и примирение было настолько сладким… Я чувствовала такую любовь к нему, такое искреннее раскаяние из-за всех плохих слов, которые я посмела сказать в его адрес. Я так ненавидела себя за то, что не смогла быть сдержанней. Я так яростно оправдывала его перед ним же самим. Пыталась доказать нам обоим, что есть логическое объяснение тому, почему он повел себя так неуважительно по отношению ко мне в какой-то момент. Я защищала его и говорила, что у него были все основания, чтобы поступить именно так, как он поступил, чтобы сказать именно то, что он сказал. Я чувствовала себя спасительницей, супер-женщиной. У меня были ответы на все вопросы. Я четко знала, что не только единственный путь к счастью, но и единственный путь вообще в принципе в моей жизни — это примирение с ним. Я точно знала, что без него я умру. Я знала, что пока мы в ссоре, и есть даже призрачная угроза разрыва, все мое тело будет изнывать от физического недомогания. Желудок будет скручивать, рвотные рефлексы не дадут покоя при попытке что-нибудь в себя запихнуть, голова будет кружиться и болеть от голода и нервного перенапряжения.

Однажды Дима на все мои доводы сказал, что все равно не видит будущего со мной. Я почувствовала в ту минуту, что ноги подкосились, а воздуха стало не хватать. Я задыхалась. Я в прямом смысле слова задыхалась. Я дышала часто и громко, а кислорода становилось все меньше и меньше. Голова все сильнее и сильнее кружилась. Мне показалось, что я начала терять сознание, все поплыло перед глазами. И только подхватившие меня сильные Димины руки привели в чувство. Его голос, низкий и беспокойный, прорезался сквозь звон в ушах. Он сказал, что любит меня, и в этот момент, я смогла дышать нормально.

Я тогда понимала, что физически не смогу без него выжить. Я поняла смысл выражения «умирать от любви». Я знала, что у меня одна только дорога в жизни — быть с ним. До конца. Навсегда. Какие это были эмоции!..

Но… В тот день я просто лежала и смотрела в потолок. Эмоций не было. Никаких. Чувство реальности произошедшего было слегка притуплено. Хотелось есть. Я ведь не ужинала. И спать. Я ведь рано встала. И завтра понедельник, на работу. Я думала, что надо еще вымыть голову, а так лень это делать. И не забыть положить в сумку ежедневник… Я серьезно! В тот день я отложила все дела на утро, поставила будильник и легла спать. Я не знаю, во сколько вернулся Дима, но к тому моменту я уже точно спала.

А потом… Потом я собрала вещи и переехала к родителям. Они волновались за меня первое время, но позже поняли, что я в адекватном состоянии, и не стали отменять запланированный отпуск. А я осталась одна ненадолго. И вот, в тот день, когда мы подали заявление на развод, у меня случился приступ эмоций. Я помню… Я помню, как слезы подступали к горлу. Они душили. Боль сводила мышцы. В душе образовывалась рана. Рана растягивалась, становилась все больше, болезненнее, эта дыра в душе становилась все более черной и пустой. Слезы выступили на глазах. Я сдерживала их и не давала им хлынуть потоком, поэтому мышцы горла напрягались все больше, мне было все больнее.

Я готова была к такому повороту. Я ждала этого и знала, что это произойдет. Поэтому шока не было. Но слезы все равно давили куда-то на грудную клетку.

Казалось бы, это такая формальность. Мы не жили вместе уже три месяца. Это было вполне логичным, что развод состоится когда-нибудь. Что придется встретиться лицом к лицу с мужем. В помещении за одним столом написать заявление. Написать заявление… Официально попросить государство, чтобы этот человек через месяц стал для меня никем. Этот человек, каждый день на протяжении пяти лет находившийся рядом… Поддерживавший когда-то раньше в трудные моменты… Тот, кого я поддерживала, кого так любила… Кто так любил меня… Кто смотрел когда-то на меня с такой нежностью… А как он смотрел на меня в день свадьбы… Вика, у меня все мысли путались в голове, было так тяжело. Я вспоминала и думала о том, что у нас была свадьба… И в тот день я была самой счастливой девушкой на всем белом свете… Какое у меня было платье… Ты ведь помнишь, какое шикарное у меня было платье? Ты ведь там была. А прическа, маникюр, макияж, туфли, букет… Свидетели, подруги, друзья, родные, — все такие красивые, такие улыбающиеся… Ты там была… Ты помнишь… Жених… такой счастливый, уверенный. Уверенный в себе, своих чувствах, своей невесте, своей любви, моей любви, нашей любви… Я улыбалась весь день и не могла это прекратить, даже если бы и захотела. Скулы сводило от улыбки уже к обеду. Мы еще не приехали в ресторан, а мне уже было больно улыбаться для фото… Чувство бесконечного и теплого счастья разливалось по всему телу… Было так тепло и спокойно… Так прекрасно… Взгляд любимого как будто заставлял расправляться сложенные крылья за спиной. Один взмах, и все проблемы разбиваются вдребезги и разлетаются на мельчайшие осколки. Так, именно так я раньше думала!

Но. Стоп. Щелчок. Возвращение в реальность. Я поняла, что этого нет больше. Этому пришел конец. Этого больше не будет никогда. Ни-ког-да. Он не погладит меня больше по волосам никогда, не обнимет и не поцелует никогда, не посмотрит преданно мне в глаза и не прошепчет на ухо слова любви и нежности. Никогда. От таких банальных фраз, вертевшихся в голове, меня начало подташнивать. Я ненавидела банальщину, но как по-другому, если каждое слово было правдой и реальностью? Моей реальностью. Как по-другому, если вся эта любовная и романтическая лабуда оказалась моей жизнью? Как по-другому, если все эти нежные и слащавые словечки — это именно то, что спасало меня и заставляло радоваться и ощущать себя живой и счастливой. Я стояла посреди комнаты, заламывая пальцы. Мне просто невыносимо хотелось плакать, но я не могла себе позволить этого. Плакать в одиночестве, в тишине… Это казалось мне таким жалким… Я не хотела быть жалкой, уж это точно.

Я включила компьютер, нашла папку с музыкой, включила какую-то песню, легла на диван. Смотрела в потолок, слезы подступали к горлу.

Музыка была очень медленной, скучной, женский вокал что-то тихонечко завывал плаксиво. Расплакаться под это казалось слишком унизительным.

Я встала, сменила песню. Легла. Мужской громкий хриплый голос и бешеная мелодия где-то на заднем плане. По пути на работу я любила послушать что-нибудь подобное в плеере. Но явно не это мне было нужно в тот момент.

Я пролистала всю музыку, что была на моем компьютере. Идей не оставалось, и я бросила в плейлист папку, которую ты скидывала мне на первом курсе. И которую я так ни разу и не открыла до того момента.

— А, я помню, — Вика, слушавшая очень внимательно, практически не дыша и не шевелясь, оживилась, — На первом курсе я увлекалась совершенно не попсовой финской группой «WHY», в первую очередь из-за их вокалиста. Он был, в моем понимании, просто офигителен, а его голос сводил с ума… Позже вокалист мне разонравился как мужчина, но что касается самих песен, текстов и музыки… Можно действительно считать их песни моей единственной настоящей любовью на всю жизнь… Так что было дальше?

— Для меня тот день и тот час стали поворотным моментом и точкой отсчета.

Я всегда считала себя сильной. С чего я вдруг когда-то так решила? Что вообще означает быть сильной? Не плакать, когда тебе плохо? В тот момент мое состояние казалось мне слабостью. Мне так хотелось выплеснуть уже куда-то эмоции, закричать или зарыдать. Но что-то сдерживало. Сдерживали какие-то рамки, которые я сама себе поставила, в которые я сама себя втиснула. Я была настолько слаба, что стыдилась показать даже самой себе, что вся сложившаяся ситуация причиняет мне боль.

Мы не жили вместе уже почти три месяца. А осознание того, что брак в итоге будет разрушен и расторгнут, и никак спасти его не удастся, начало зарождаться еще за полгода до этого. То есть на тот момент уже практически год я жила с мыслью, что мне с этим мужчиной точно не по пути. Я думала, что смирилась с этой мыслью, сжилась с ней и привыкла к ней. Но когда муж написал мне смс, когда сообщил, в какое время ждет меня у ЗАГСа для подачи заявления на развод, боль начала разливаться по всему телу. Он даже не захотел мне позвонить! Он написал мне несколько цифр и пару слов! Все! Осознание того, что семьи у нас не вышло, что теперь я одна, что всем планам на будущее не суждено сбыться, теперь возникло передо мной практически в виде чего-то осязаемого. Теперь это происходило в реальности, а не только в моей голове.

Я знаю, что в ту ночь, когда Дима вернулся и застал меня спящей, он окончательно решил все для себя. Он тоже понимал, что наши отношения настолько изменились за последний год, что разглядеть в них прежнюю любовь сложно. И что прожили мы этот год, цепляясь не за то, что происходит на самом деле, а лишь за воспоминания. Воспоминания о том, как раньше было хорошо, как сильно мы любили, как больше хотели отдавать друг другу, чем брать. Теперь все стало иначе. Ему не хватало от меня многого. Нежности, любви, ласки, доброты. А я не могла больше давать ему это в том объеме, что раньше. Я была измотана скандалами. Дима понимал, что и сам во многом виноват. Понимал, что своим вздорным характером, своим нездоровым перфекционизмом, своими попытками сломать меня и переделать под себя, своей беспочвенной ревностью, понимал, что всем этим он просто иссушил меня. У меня не осталось больше сил на эмоции в его адрес. Бесконечно повторяющиеся ссоры по одним и тем же поводам, бесконечно повторяющиеся обещания больше не расстраивать друг друга одними и теми же вещами, это все не давало надежды на изменения к лучшему. Я устала повторять одно и то же, я устала слушать одно и то же. Я потеряла к жизни интерес, потому что вся жизнь превратилась в день сурка. Исчезло ощущение того, что я живу, а не просто существую. И это казалось парадоксальным, потому что, казалось бы, рядом был любимый и любящий человек. Я не сомневалась в том, что мы друг друга все еще любили. Вот только любовь наша преобразовалась в какую-то чудовищную смесь раздражения, садизма, мазохизма, страдания, взаимозависимости. Но с каждым днем росло и безразличие. С одной стороны, это пугало, потому что означало, что любовь начинает умирать. С другой стороны, это чувство радовало, потому что оно похоже на спокойствие. Мне ужасно надоело нервничать. Диме тоже. Скандалы нас выпотрошили и высушили.

Нам обоим так хотелось жить и радоваться тому, что у нас есть: семья, будущее… Но никак не получалось. То, что должно было радовать, удручало, потому что перестало вписываться в понятие счастья. Дима считал, что семья должна быть не такая, жена должна быть не такая, любовь должна быть не такая. Идти домой после работы ему не хотелось. В общем-то, как и мне. Я тоже представляла себе иначе понятия и семьи, и мужа, и любви. Дима требовал больше ласки. Именно требовал! Я хотела больше понимания с его стороны. И не получала. Мы не могли договориться. Мы перестали слушать друг друга. Любая мелочь становилась поводом к тому, чтобы переругаться, обвинить друг друга в плохом отношении, в неуважении, в несоблюдении интересов друг друга. Договариваться мы разучились окончательно. Может, раньше и умели, но это было когда-то давным-давно, как будто в прошлой жизни или в другом мире. Компромисса мы больше не могли найти, а если честно, то даже и не пытались. Каждый знал, что то замечание, которое он собирается сделать своей половине приведет к одному исходу — к ссоре с обвинениями друг друга, с припоминанием старых ошибок, вчерашних, недельной давности, месячной, годичной… Поэтому тот, кто хотел сделать замечание другому, либо изначально ве