Оглавление

2. 1
3. 2
4. 3
5. 4
6. 5
7. 6
8. 7
9. 8
10. 9
11. 10
12. 11
13. 12
14. 13
15. 14
16. 15
17. 16
18. 17
19. 18
20. 19
21. 20
22. 21
23. 22
24. 23
25. 24
26. 25
27. 26

1

Из всех знакомых мне странных людей самым странным всегда был я.

Вот этот дом. Дом, в котором я буду жить. Я искал его почти две недели, шатаясь по городу.

Не так-то просто найти пустующее здание, пригодное для жилья. К тому же большинство городских заброшек, хоть малость соответствующих моим самым скромным представлениям о жилище, уже заняты какими-нибудь бродягами или сквоттерами. А мне соседи не нужны. Я хочу жить один.

И всё же мне удалось обнаружить подходящий особняк на окраине, почти целиком занятой промышленными постройками и рядами покрытых ржавчиной и вязью граффити гаражей. Окна и двери дома заколочены, никаких признаков жизни внутри. Людей поблизости я тоже не заметил. Однако к зданию тянулись провода, что давало определённую надежду на наличие электричества в нём.

Поздним вечером, вооружившись монтировкой и фонариком, я проник внутрь и осторожно осмотрел все доступные углы. Особняк был совершенно необитаем. Никого. Только я и моя тень. То что надо. Я выломал дверь одной из квартир. Пусто. Лишь старая рухлядь, покрытая толстым слоем пыли и паутиной. Заколоченные окна выходят в поле, пересечённое линией электропередачи. Я огляделся.

Здесь было три изолированных комнаты, длинный коридор, кухня и небольшой санузел. Обои на стенах выцвели и набухли, а кое-где и вовсе отклеились, свисая серыми неопрятными лохмотьями. В кухонной раковине сплёл сеть крупный паук.

Всюду прах и упадок. Ничего страшного. Ведь теперь здесь есть я.

В углу гостиной обнаружился древний диван: обивка пропахла плесенью, пара пружин вылезла из-под обшивки, но в остальном он показался мне сносным. Теперь это моя обитель.

В первый же день своего вторжения я поменял замок на входной двери. Потом сделал уборку во всех комнатах, а также привёл в порядок санузел. Потратил на это целый день. Мусор выносил в сумерках, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Упал спать на диван, даже не поужинав. Сил просто не было.

На следующий день я смотался в магазин электротоваров и купил всё необходимое для того, чтобы провести свет. Вернувшись в дом, довольно долго провозился, ковыряясь в электрическом щитке.

Электрик из меня, надо сказать, весьма посредственный. К тому же я совсем не был уверен, что заброшенное здание, несмотря на наличие проводки, вообще подключено к электросети. Но мне повезло. Сорокаваттная лампочка, вкрученная в патрон, свисающий с потолка в комнате с диваном, неуверенно мигнув пару раз, загорелась.

Я поставил новые розетки на кухне. Купил электроплитку и электрический чайник. Светом решил пользоваться только после девяти часов вечера, когда на улице и в доме становилось совсем темно, — в целях конспирации. Мне никого тут не было нужно. Я должен был жить здесь один.

С водой дело обстояло гораздо хуже: рабочего водопровода в доме не было. Пораскинув мозгами, я пришёл к выводу, что буду покупать питьевую воду в пятилитровых канистрах в магазине, а для мытья — приносить из речки, протекавшей неподалёку. Для этого пришлось купить ещё ведро и большой таз. Но деньги у меня пока что водились.

Я заклеил дыры в обшивке дивана, и спать на нём стало более-менее удобно. С помощью молотка и гвоздей из найденных тут же досок я соорудил нечто вроде этажерки для книг. А после записался в библиотеку неподалёку. Теперь по вечерам я мог читать.

Обследовав остальные помещения заброшенного дома (такие же ветхие и заросшие паутиной, как и моя квартира каких-то два дня назад), я обнаружил дохлую кошку. Судя по тому, что разложение ещё не тронуло её труп, испустила дух она совсем недавно. Я решил, что в моих интересах предать её земле как можно скорее. К чему немедленно и приступил.

Найденным в одном из коридоров куском шифера я кое-как расковырял землю во дворе. Конечно, на роль лопаты шифер практически не годился, однако мне удалось сделать ямку в полметра глубиной. Затем я завернул труп кошки в найденные в доме тряпки и перенёс к импровизированной могиле.

Немного молча постоял над трупом, соблюдая траурный церемониал. В бога я никогда не веровал, поэтому погребальной молитвы прочесть не смог. Да и откуда мне было знать, каким богам поклоняются кошки при жизни. Практически наверняка не тем же, что люди.

Затем я опустил труп в могилу и закидал землёй, оставив небольшой холмик на поверхности. Вместо надгробия воткнул в изголовье могилы кусок шифера, служивший мне до этого лопатой. Кошка могла спать спокойно в своём новом приюте.

Вместе с кошкой я хоронил и свою старую жизнь — полную неудач и падений, ту жизнь, что в итоге и привела меня сюда. Надеюсь, на новом месте мне удастся начать всё заново.

Вскоре я исследовал и близлежащий район. Здесь действительно было немноголюдно, в основном навстречу попадались завзятые собачники и автомобилисты, шедшие из гаражей.

Недалеко проходила железная дорога, днём я слышал, как по ней свистят электрички, а ночью, гремя и давая протяжные гудки, волочатся товарные составы.

Был ещё какой-то небольшой заводик, огороженный серым бетонным забором. Поверх забора бурыми завитками бежала колючая проволока. Изредка через большие ржавые ворота въезжали и выезжали автомобили.

Вот и всё, что тут можно было повстречать, — лучшего места для тихой уединённой жизни в большом городе, как мне кажется, не найти.

Я сходил в супермаркет и купил еды, примерно на неделю: пять банок готового супа, семь упаковок лапши быстрого приготовления, три буханки чёрного хлеба и две белого, две банки тушёнки и две банки консервированных сардин, а также большую упаковку чая. Всё это можно было хранить без холодильника.

Ещё я купил упаковку туалетной бумаги, ёршик для чистки унитаза и антибактериальное моющее средство. Кроме того, зубную щётку, мыло и зубную пасту. Станок для бритья. И ещё книгу о космосе. Возможно, я что-то забыл.

Теперь я мог запереться в своём жилище и спокойно насладиться одиночеством. Мне это было просто необходимо. Кажется, я понимал данный факт гораздо лучше моего бывшего психолога. Ведь он ничего не смыслил в одиночество-терапии. Что, впрочем, и не удивительно: ведь одиночество-терапию придумал я сам.

Я лежал и читал. Целыми днями. Лишь изредка прерывался и подолгу думал. Мне нужно было многое обмозговать и осмыслить. Очень многое. И до конца разобраться в себе. С этой целью я и был здесь.

И ещё я завёл дневник. Чтобы кто-то (возможно, я сам) потом мог прочесть о моём пути. Понять, с чего я начал и к чему в итоге пришёл.

Думаю, теперь вам можно рассказать о том, кто я. Какой из себя. Вам ведь интересно, не правда ли?

Так вот: мне тридцать один год, я среднего телосложения, у меня чёрные вьющиеся волосы и карие глаза. Ни бороды, ни усов. Пожалуй, я отношусь к тому типу людей, которые не очень-то заметны в толпе. И меня это устраивает. Не люблю выделяться. Я просто хочу быть самим собой.

Не скажу, чтобы я многого добился к своим годам, но уж, во всяком случае, никогда не был и в числе отстающих. Отучился в школе, окончил университет, пристроился в офис на непыльную работу. Стандартный середняк, жизнь которого обычно идёт по накатанным рельсам. По крайней мере, мне всегда так казалось.

Но недавно всё пошло наперекосяк. Как будто кто-то щёлкнул пальцами — и мой привычный мир, повинуясь этому внезапному волшебному щелчку (чёрная магия, не иначе), полетел в тартарары, рухнул, подобно карточному домику, снесённому со стола неосторожной рукой. Мне вдруг надоело жить так, как я жил. Просто надоело — и всё.

На работе я слыл исполнительным и ответственным работником, кажется, мой босс даже меня уважал. У меня были перспективы, и я, наверное, вполне мог добиться определённых успехов, если бы оказался чуть настойчивее. Твёрдость — вот чего мне не хватало. И люди пользовались этим.

Моя бывшая девушка, с которой мы расстались два с половиной месяца назад, так мне и сказала: я слишком мягок, я словно гусеница или слизняк, или что-то ещё вроде того. Вечно витаю в облаках, не чувствуя земли под ногами. А на земле нужно ежесекундно чего-то добиваться, за что-то бороться, постоянно брать своё. Иначе ты на обочине. Ей был нужен другой. Более крутой — я бы так сказал.

Я пошёл на курсы психоанализа, но, как мне кажется, там просто вытягивали деньги из таких, как я. Из законченных неудачников, если использовать терминологию моей бывшей.

Единственное, чему пытался научить меня мой психоаналитик, — так это подавлять злость и агрессию (как будто эти злость и агрессия хлестали из меня безудержным фонтаном — ага, как же! — скорее наоборот). Ну, знаете, типа считаешь про себя до десяти и тому подобное. Попытка достижения равновесия…

Правда, я этот метод переделал и считал от десяти до одного, что-то вроде обратного отсчёта. Как будто вот-вот должен раздаться взрыв. Но именно на единице взрыва не случалось. Наверное, опять же всё дело было в природной нехватке твёрдости.

Тогда-то я и решил круто изменить свою жизнь. Начать с чистого листа. Чтобы всё как в первый раз и никаких былых заморочек.

Я уволился с работы, получив выходное пособие, снял с банковского счёта все свои накопления и уехал из того города, где жил. Чтобы приехать в этот. Я решил, что твёрдости нужно учиться в незнакомом месте.

Теперь вот я здесь. И не скажу, что плохо устроился. Деньги у меня пока что есть, я думаю, месяца на три скромной жизни мне хватит. А там уж чему-нибудь я научусь. Я изменю свою жизнь, уж поверьте!

Ну а чтобы вы до конца поняли, о чём я, вот вам несколько примеров из моего недавнего прошлого.

Как-то весной мы гуляли с девушкой в парке. Снег уже сошёл, дорожки подсохли, на газонах местами пробивалась свежая трава, и тёплый сырой воздух пах приторно и сладко. Стоял погожий солнечный день, парк был заполнен людьми. Визжали дети, играла музыка… Мы с девушкой бродили по дорожкам, ели мороженое. Она кормила уток на пруду.

Когда мы прогуливались по одной из парковых аллей, навстречу нам попался пьяный бугай со стаканом пива в руке. Проходя мимо, он задел меня плечом, я уверен — специально, и пиво из его стакана брызнуло прямо мне на ветровку. Ветровка была светло-бежевого цвета, и на ней расплылось огромное некрасивое и вонючее пятно.

Я смерил того мужика презрительным взглядом, но так ничего и не сказал. И дело было даже не в том, что мы находились в разных весовых категориях. Просто в его глазах читалось явное превосходство. Мне стало не по себе, словно я попал на чужую планету и мне нужно вступать в контакт с аборигенами, а я банально не знаю их языка. Я промолчал. Снова не проявил должной твёрдости. Бугай растаял в этом проклятом весеннем дне с его солнцем и приторными запахами. Не знаю, что тогда подумала моя девушка.

Или же на работе: мой коллега попросил подменить его на пару дней, а сам пропал почти на неделю. Уехал в отпуск, как я потом узнал. А я пахал как раб за двоих. Потом он вернулся как ни в чём не бывало и похлопал меня по плечу: типа молодец, выручил. Утряс всё с начальством и продолжил работать, словно ничего и не произошло.

Было обидно. К тому же я не получил за это никакой компенсации. Вот так. Такому, как я, как говорится, можно сесть на шею и свесить ноги…

Но уже через три месяца вы увидите совершенно другого парня, уверяю вас. Я даже сделал турник у себя в комнате, закрепив между стенами большую металлическую трубу, найденную возле завода. Теперь я подтягиваюсь по десять раз в день (с перерывами, само собой). Ещё отжимаюсь и делаю упражнения, укрепляющие мышцы живота.

Я уже чувствую, что стал немного крепче. Жаль, у меня нет зеркала, я бы посмотрел, чтобы быть до конца уверенным.

В общем, время идёт, и я начал меняться. Книга о космосе оказалась интересной, и в следующий раз я возьму почитать что-нибудь в том же роде.

Ночью сквозь щели между досок, которыми забиты окна, сочится луна, и я смотрю на её блеклый свет. Он серебристый и немного холодный. Не знаю, как там луна, но иногда мне кажется, что мы в равном положении. Оба одиноки.

И светим чужим отражённым светом.

2

Оставьте меня в покое! Неужели вам мало самих себя?..

Я живу в доме уже две недели, когда появляются Они. Непрошеные гости. Люди, которых я сюда не звал. Это просто не входило в мою программу одиночество-терапии.

Кто они — я пока толком не знаю. Но их здесь не должно было быть. Уж точно.

Почти полмесяца я жил, наслаждаясь одиночеством. По утрам делал пробежки и подтягивался на турнике, потом завтракал и читал, много читал. В библиотеке взял ещё несколько книг о космосе и Вселенной, весьма подробно изучил теорию Большого Взрыва и стал отличать белые карлики от чёрных дыр.

Моя квартира за это время приобрела совершенно обжитой вид. Я подклеил отслоившиеся обои и украсил стены комнат вырезками из журналов, обнаружившихся в соседней квартире. Покрасил оконные рамы и заменил несколько разбитых стёкол. В общем, сделал всё, чтобы чувствовать себя в своём жилище максимально уютно.

Раз в несколько дней я выбирался в супермаркет и покупал еду, которую готовил на собственноручно обустроенной кухне. По вечерам, когда окончательно темнело и читать под моей тусклой лампочкой становилось невозможно, я смотрел на луну и слушал, как грохочут товарные составы по железной дороге.

Я был вполне счастлив в своём отшельничестве, как может быть счастлив человек, наконец получивший то, о чём он долго мечтал.

И тут они…

Нет, они пришли не все сразу. Сначала появилась женщина.

Она возникла как бы ниоткуда, материализовалась, словно призрак, который никак не может найти себе пристанище. Внезапно нарисовалась на пороге моей квартиры, когда я валялся на диване и читал главу о нейтронных звёздах и пульсарах (входную дверь я, к несчастью, забыл запереть). Уставилась на меня. А я — на неё.

С минуту мы молча смотрели друг на друга. Без удивления, как старые друзья. Это было довольно необычно.

А затем она вошла. Молча, без спроса. Вошла и распространила всю себя вокруг — я это почувствовал. Так, словно она уже была здесь до этого. Словно мы жили бок о бок много-много лет.

Она поздоровалась со мной. Так, словно делала это уже тысячи раз. Прошествовала мимо дивана и сложила свои вещи в углу. Как будто там и было их место.

Вещей, к слову, при ней было немного. Туристская сумка и большой целлофановый пакет, из которого торчал край тёмно-синей материи. Я сразу понял, что это конец. Конец моему одиночеству. Но что я мог поделать?

Единственное, на что я нашёл в себе силы, так это объявить ей, что данное помещение уже занято мной и в соседях я не нуждаюсь. Поэтому ей придётся занять другую комнату (я мог бы сказать — другую квартиру, но памятуя о том, в каком состоянии другие квартиры и сколько времени надо на то, чтобы привести их в божеский вид, не решился этого сделать, а зря). Она только пожала плечами. На губах её играла лёгкая усмешка.

Я отнёс вещи незваной гостьи в дальнюю комнату возле кухни. В пакете, кажется, был спальный мешок и осенние ботинки. Что скрывала сумка — я не знаю и сейчас. Честно говоря, меня это мало интересует.

Другое дело — то, что эта женщина всё ещё здесь. Её зовут Ольга. Она высокая, с длинными русыми волосами, у неё серо-голубые глаза, аккуратный нос, узкие губы, небольшая грудь и стройные ноги. Судя по всему, ей немного за тридцать. Ольгу можно назвать красивой, но её лицо выглядит как лицо очень усталого человека. Возможно, ей через многое пришлось пройти.

Как и зачем она здесь оказалась, я не знаю — она не стала пояснять. А я не стал спрашивать. В целлофановом пакете действительно оказался спальный мешок. Ольга расстелила его в углу отведённой ей комнаты и спит в нём. По утрам она исчезает из дома и появляется только вечером. Мы почти не общаемся.

Я смирился с её присутствием. То есть опять не проявил должной твёрдости.

Мы живём вместе с Ольгой около недели — дней, может, пять или шесть, когда приходят ещё двое. Так же, как и она, без приглашения. Словно здесь мёдом намазано.

Мужчина, немолодой, лет за сорок, и девчонка — ей бы я дал не больше шестнадцати. Они вместе. Но он ей не отец, это сразу видно. Я догадываюсь (а чуть позже и узнаю наверняка), что они — любовники.

Эти двое появляются под вечер, когда я пытаюсь приладить небольшую вещевую полку в комнате Ольги (это первая её просьба за всё время). Ольга в это время на кухне готовит ужин. Так уж вышло, что теперь еду готовит она. Для нас двоих. Хотя я её об этом и не просил.

Они приходят и долго колотят в дверь снизу. Я не хочу спускаться к ним, но Ольга настаивает на том, что пришельцев нужно впустить в дом. Я отступаю. Спускаюсь и поворачиваю ключ в замке.

Тихо скрипит дверь на старых петлях. Незваные гости просачиваются в дом безмолвно, но уверенно, словно их тут уже давно ждут. И, конечно, я знаю, зачем они пришли. Чтобы здесь жить.

Мужчина подчёркнуто вежливо здоровается и просит меня на минутку. Мы выходим на крыльцо, девчонка остаётся в доме. Мне всё это не нравится, но я опять поступаю как всегда: плыву по течению.

Я смотрю на чужака. Он высок и смугл, в тёмных волосах местами серебрится седина. Под чёрными пронзительными глазами в складках ранних морщин залегла тень. Кажется, жизнь его изрядно потрепала.

Он говорит мне, что они должны жить в этом доме, потому что больше им некуда пойти. Его зовут Рустам, а девчонку — Кристина. Она убежала из дома вместе с ним. Им нужно укрыться. Такие дела.

Я говорю, что это неправильно. Его спутница должна быть дома, с родителями, ведь она ещё почти ребёнок… в конце концов, её должны искать, и уже ищут, скорее всего… Мне не нужны неприятности с полицией.

Но незваный гость невозмутимо продолжает убеждать меня, он говорит, что они влюблены и не могут жить друг без друга. А искать Кристину никто не будет. Она из неблагополучной семьи. Вот такой расклад. Что же мне делать?

Я пускаю их. Ещё одно проявление малодушия.

Теперь мы живём вчетвером. Как в той старой сказке про Терем-теремок.

Мы с Ольгой спим в одной комнате, в спальных мешках (да, я купил себе спальный мешок, потому что свою комнату и находящийся в ней диван уступил Рустаму и Кристине), они — в другой. Третья комната пока пустует, но я уже уверен, что это ненадолго. Потому и не стал её занимать.

Мне всё это не нравится. Внезапное нашествие соседей, полетевшая ко всем чертям программа одиночество-терапии, а особенно то, что Кристина — несовершеннолетняя, но, как ни странно, я быстро к этому привыкаю. Словно они все были здесь всегда, ещё до меня, как диван, например, или пыль с паутиной по углам.

Я покупаю продукты, Ольга готовит. На четверых. Рустам почти не бывает дома. Он возвращается за полночь. Даёт мне деньги. Это по-честному. Они ведь делят стол с нами.

Кристина все дни напролёт сидит дома. Она мало разговаривает и вообще почти не выходит из своей комнаты. По-моему, она боится, что мы сдадим её родителям. Не знаю, что она там делает, но иногда я слышу её смех. Смех ребёнка.

Так проходит полторы недели, то есть чуть больше месяца с того момента, как я здесь поселился, когда появляется ещё один. Последний.

Я замечаю его издалека, когда он идёт по дорожке к дому. Слежу за ним в окно, зная, что пришелец не передумает, не повернёт, и никуда, в общем, теперь не денется.

Незнакомец подходит к дому, осматривается, принюхивается, словно животное, что-то шепчет себе под нос, затем отворяет дверь и бесцеремонно проходит внутрь. Идёт по коридору, насвистывая какую-то песенку. Наконец останавливается возле двери в нашу квартиру и толкает дверь. Так, словно именно сюда он и держал свой путь.

Мы выходим встречать его (дома я, Ольга и Кристина).

Гость заходит, бросает свой рюкзак прямо посреди прихожей. Рюкзак старый, поношенный, местами затёртый до дыр.

Увидев нас, он улыбается и говорит: «Привет! Я — Носорог».

Вот так. Мы молча киваем, словно только и ждали его прихода. Нас даже не удивляет его странное имя. Смотрим, что будет дальше.

Этот Носорог оглядывается, затем сообщает нам: «Поживу тут недолго. У вас, кажется, есть место». И всё. Как будто на доме висит рекламный баннер: «Вам негде жить? Только у нас в наличии свободные комнаты! Не проходите мимо!»

Я пожимаю плечами. Я не отказал трём предыдущим, чем хуже этот? В общем, ничем.

Только зовут его странно. Поначалу мне кажется, что это какая-то дурацкая шутка, но, похоже, Носорог — действительно его имя. Ненастоящее, конечно, но имя. Пусть живёт, раз одиночество-терапии всё равно пришёл каюк.

У нового жильца длинные немытые волосы, карие глаза, крупный нос и вздёрнутый подбородок. Он одет в грязную тишотку и джинсовую безрукавку. На ногах рваные джинсы и сандалии. Выглядит как хиппи. Позже я выясняю, что Носорог и есть хиппи. Он занимает третью, пустовавшую до его появления, комнату. Паззл собран.

Носорог очень странный. Лет на десять младше меня. Похож на отчисленного студента. Или на юного бродягу.

Он берёт у меня инструменты и вбивает в стены в углу своей комнаты гвозди. Потом достаёт из рюкзака гамак и вешает его на них. Теперь это его место. Ещё один кусок пространства, отнятый у меня. Я уже не сопротивляюсь даже внутренне. Я просто смотрю, что из всего этого выйдет.

Великолепная пятёрка в заброшенном доме. Всемирный съезд неудачников и беглецов. Вселенская конференция скрывающихся от мира людей.

Если каждый из нас ежедневно чем-то занят, даже Кристина, которая играет в какие-то свои игры у себя в комнате, то Носорог не делает абсолютно ничего. Он просто днями напролёт лежит в своём гамаке — и всё. Почти не ест. Не моется. Меня называет «папашей». Общается только со мной и с Ольгой. Рустама с Кристиной для него как будто не существует. Он вычеркнул их из списка своих соседей.

Иногда Носорог загадочно улыбается и что-то шепчет себе под нос. Его невнятное бормотание напоминает какие-то заклинания и, если честно, немного напрягает.

Я мастерю мебель из найденных в доме досок и читаю свои книги о космосе. Космос огромен, и никто не знает, где находятся его пределы. Он ошеломляет и восхищает меня своими масштабами. Я понимаю, что все мы — просто песчинки в огромном чёрном океане, усеянном планетами и звёздами.

Однажды Носорог заходит ко мне в комнату и, приблизившись, заглядывает в книгу. «Что читаешь, папаша?» — спрашивает он. Я показываю ему обложку.

«Хм, — бормочет он. — И что пишут?»

Я отвечаю, что очень интересные и познавательные вещи. Носорог хмурит лоб, словно думает над какой-то очень сложной математической задачей, потом внезапно расплывается в улыбке и говорит: «Космос — источник магической энергии». И снова возвращается в свой гамак. Он чем-то очень доволен.

Одним словом, странный тип. Хотя и другие соседи не лучше. Они ничего не рассказывают о себе, правда, я их и не спрашиваю. Мне тоже не задают вопросов.

Если б я не знал, как дело обстоит на самом деле, то подумал бы, что эти пришельцы похожи на людей, которые оказались здесь против своей воли и которым приходится сосуществовать друг с другом (и со мной в том числе) только потому, что других вариантов у них просто нет. Очень интересное положение…

Но ведь в этом доме полно пустующих квартир. Да и дом этот — далеко не единственный в городе…

А Носорог вешает над своим гамаком какие-то непонятные амулеты или что-то вроде того: пучки соломы и сплетения веточек, а также большой плакат с Бобом Марли. Этот негр улыбается своей загадочной улыбкой — почти такой же, как у Носорога. Мне не слишком-то нравятся они оба.

Иногда я думаю, что это сон. Игра моего воображения. На самом деле никаких соседей нет. Это просто тени, что с наступлением темноты заползают в дом сквозь щели в заколоченных окнах и бродят из угла в угол, не находя себе места в моём жилище.

Я твёрд. По крайней мере, я буду таким. Я смогу их выгнать. Заставить рассеяться. Теням здесь не место. Этот дом только для меня.

Но они не уходят. А значит, это не сон. И Носорог может в любой момент подойти ко мне и похлопать по плечу: «Как жизнь, папаша?» И улыбнуться. Своей дерзкой и загадочной улыбкой.

Одиночество-терапия потерпела фиаско. Меня окружают люди. Хотя мы почти не общаемся. Но они есть. И их не убрать. И мне не побыть одному. Посмотрим, к чему всё это приведёт.

3

Иногда твоя собственная память — худшая из всех существующих пыток.

Когда мне было шесть лет, к нам в гости приехали тётя с сыном, моим двоюродным братом.

Стояло лето, июль, весь наш городок был усеян тополиным пухом, который плыл и кружился в воздухе как снег и собирался на асфальте возле бордюров извилистыми линиями сугробов. Мы с братом любили их поджигать. Они горели очень быстро, как порох. Раз — и сгорал целый сугроб. Нас это приводило в восторг.

Ещё в садах росли яблоки. Они были зелёные и кислые. Конечно, нам запрещали срывать их, пугая поносом, дизентерией и ещё кучей напастей и бед на наши животы. И, само собой, мы всё равно обдирали все деревья в округе.

Однажды мы с двоюродным братом залезли в чужой сад. Брат взобрался на дерево и принялся трясти его, а я стоял внизу и собирал упавшие яблоки в футболку.

Внезапно сзади раздался окрик. Моё сердце ушло в пятки. Предательский страх едкой кислотой обжёг изнутри, кровь неистово застучала в ушах. Очевидно, это был хозяин сада. Недолго думая, я бросил яблоки вместе с футболкой и дал оттуда дёру. О брате я, само собой, позабыл.

Я бежал минут пять, не оглядываясь, потом упал в высокую придорожную траву, задыхаясь от бега. Жадно глотая воздух, я лежал и смотрел в небо, всё ещё опасаясь того, что меня могут настигнуть. И тут вдруг вспомнил о брате… Ведь он остался там, на дереве…

Страх мгновенно прошёл, сменившись ещё более гадким чувством, от которого появилась резь в глазах. Мне стало жутко стыдно, что я его бросил. Но теперь уже ничего нельзя было изменить.

Я пошёл в сторону дома, повесив голову. Я не знал, что скажу маме и тёте. Мало того, что я потерял футболку, так ещё и предал брата.

Я заплакал от охватившей меня безнадёги. Больше всего на свете мне в тот момент хотелось упасть на землю лицом вниз, обхватить голову руками и умереть. Я растирал слезы кулаками по лицу и думал о смерти.

И тут меня окрикнул брат. Он шёл, улыбаясь, хоть и немного прихрамывая — нога у него была разодрана до крови. В руках он держал мою футболку.

Брат подошёл ко мне и сказал, что всё нормально. Потом увидел, что я плачу, обнял меня и вдруг неожиданно заплакал сам. Он жалел меня. А я проявил малодушие. Мне не хватало твёрдости всегда. Даже в детстве.

В школе меня не замечали, я был самой обычной серой мышью, какие, наверное, найдутся в любом коллективе. Никогда не лез в лидеры и сторонился массовых мероприятий. У меня почти не было друзей. По крайней мере, лучшего друга — уж точно.

Когда я поступил в университет на факультет истории, я думал, что теперь пришла моя пора и наступило то самое время, когда я перекрою свою жизнь. Раскроюсь целиком, так сказать. Явлю миру свои таланты.

Прошло четыре года. Я получил диплом бакалавра, но ничего так и не изменилось. Я остался таким же, каким и был. Серой мышью в тёмном подполе.

У меня были девушки, но мне постоянно мешала моя застенчивость. Даже если у нас начинались более-менее серьёзные отношения, всегда возникала черта, которую я не мог переступить. Не знаю, как это называется, но что-то такое, что вставало передо мной неразрешимой проблемой.

Я потерял девственность только в двадцать два, примерно на треть жизни позже своих ровесников, а это, на мой взгляд, уже о чём-то да говорит.

Моя последняя девушка была лучшей из всех. Я её боготворил. Думал на ней жениться. Мне как-никак уже тридцать один. Мы встречались почти два года. Всё шло хорошо. По крайней мере, так мне казалось.

Три месяца назад мы с ней поехали за город к реке. На электричке добрались до нужной станции, а потом полчаса шли по узкой тропинке вдоль железнодорожной насыпи. Кругом росли кусты ракитника и дикой акации. Она нашла побег омелы на большом дереве. Сказала, что это хороший знак. Насколько мне было известно — плохой. Но я ей об этом не сказал.

Вскоре тропинка вильнула от железной дороги в лес, и мы оказались под сенью огромных сосен, закрывавших своими ветвями небо. Моя девушка рвала цветы, а я шёл рядом. Мне нравилось быть с ней наедине. Мне нравился тот солнечный день. Но она была как будто немного грустной.

Тропинка вывела нас к обрыву, с которого открывался вид на речную долину. В том месте русло наискось пересекали скалистые пороги, и река катилась бурно, блестя серебром на стремнине; вдоль берега скапливалась густая мутная пена. Пахло рыбой и водорослями. Посреди реки виднелся островок, на котором возвышались руины старой водяной мельницы.

Мы стояли и смотрели на реку, когда она это сказала. То, что навсегда изменило мою жизнь.

Не знаю, почему она выбрала для этого именно тот день и то место. Может быть, чтобы сделать мне больнее. А, может, и нет. Но всё вышло так, как вышло.

Моё ощущение счастья, которое дарили река и солнце, и эти камни, поросшие мхом — останки мельницы на островке, — рассыпалось рваными фантиками по ветру…

Она сказала, что больше не может быть со мной. Что я витаю в облаках, а ей, наоборот, нужен мужчина, который будет твёрдо стоять на земле. Ей не нужны воздушные замки. Ей нужна уверенность в завтрашнем дне. А со мной её не будет никогда (она зачем-то выделила это НИ-КОГ-ДА).

Меня словно парализовало. Казалось, что это происходит не со мной, что я просто вижу страшный сон: стоит моргнуть или ущипнуть себя за руку — и он распадётся, разлетится как лёгкий утренний туман, уйдёт прочь навсегда. Но это был не сон.

Вот моя девушка (теперь уже, видимо, бывшая) — стояла передо мной, глядя мне пристально в глаза. Она не говорила гадостей, как это обычно бывает у двух надоевших друг другу людей. Она спокойно и с расстановкой (но это, пожалуй, было ещё хуже гадостей) объяснила мне, что нашим отношениям конец. Что я слишком мягок. Что мне не хватает твёрдости. И что она нашла человека, у которого эта твёрдость есть.

Ощущение — словно весь мир, который был у меня прежде, — из папье-маше, и теперь одним лёгким движением канцелярского ножа от него отрезали здоровенный такой кусок. Кусок, который я безумно любил, всячески холил и лелеял, и с которым связывал все свои надежды…

Назад мы шли молча. Я уже не замечал сосен, не замечал ракитника и акаций. Не видел одуванчиков и зелёной травы. Перед глазами стояла пелена — возможно, от накатывавших время от времени слёз (я тщетно пытался их скрывать), мир терял очертания, казался размытым, словно смотришь на него сквозь чужие очки с диоптриями, имея при этом нормальное зрение.

В голове практически не было мыслей, только какая-то каша из обрывков фраз, полуистлевших воспоминаний и бесконечного отравляющего существование чувства обиды. Обижался я, само собою, не на девушку, нет, скорее на свою судьбу, регулярно делавшую мне подлянки.

Потом мы вернулись в город и расстались. Разошлись в разные стороны. Она попросила меня пережить это и постараться не звонить ей. Сказала, что так будет лучше нам обоим. Я в это не верил. Внутри меня разлилась холодная пустота.

По дороге домой я купил две бутылки дешёвого вина и пачку сигарет, словно герой дурацкого мелодраматического фильма. Затем напился вдрызг, чего, в общем, никогда до этого не делал.

Но пустота не прошла, оставшись холодным океаном внутри, чьи волны изредка затопляли сознание, едва не лишая рассудка. Я понял, что вся моя предыдущая жизнь была лишь глупой иллюзией, бессмысленной нудной вознёй. И, пожалуй, мне действительно не хватало твёрдости. Моя бывшая девушка была права.

И тогда я решил уехать.

Теперь я здесь. Выполняю свой план. Точнее, выполнял. До того самого момента, когда появились они — эти люди, которых я не звал.

Зачем я всё это рассказал дневнику? Хороший вопрос. Если честно — не знаю. Может быть, так читателю (если таковой найдётся) удастся лучше понять меня.

4

Споря с сумасшедшим, недолго свихнуться и самому.

Теперь я кое-что знаю о своих соседях.

Ольга, как и я, раньше жила в другом городе и, видимо, тоже бежала от проблем сюда. Ей тридцать три. Она работает официанткой в небольшом кафе недалеко от нашего дома. На днях у неё была зарплата, и она попыталась вручить мне деньги за проживание. Я не взял.

Рустам и Кристина — из этого города. И, как вы уже знаете, они — любовники. Рустам занимается какими-то мутными делами, но главное — иногда приносит деньги. Его деньги я беру.

Кристина в прошлом училась в школе и жила с матерью и отчимом. Как она говорит, предки ей до смерти надоели, и она сбежала с любимым человеком. Это, конечно, глупости. Пусть девчонка и влюбилась по уши, но Рустам… Рано или поздно он её бросит, я так думаю.

Самый странный тип — Носорог. О нём мне до сих пор почти ничего неизвестно. Кроме того, что он постоянно лежит в гамаке, время от времени листает какие-то тетради и рисует в них карандашом. Лишь изредка наш загадочный сосед выходит на улицу и возвращается часа через два-три. Всех нас он одаривает заговорщицкой улыбкой, которая в последнее время выводит меня из себя. Он по-прежнему называет меня «папашей».

Да, и ещё, Носорог — вегетарианец. Из своих редких вылазок за пределы дома он приносит овощи и фрукты и готовит из них довольно недурственные блюда. Так что у нас есть второй повар.

Вот и всё. Минимум информации за две недели. Практически никакой. Это странно. Иногда начинает казаться, будто этих людей и вовсе не существует, но я понимаю, что это всего лишь самообман, ведь они рядом, я могу до них дотронуться, они ходят мимо меня, иногда задают вопросы, они нарушают мой курс одиночество-терапии…

Впрочем, может, и не так сильно, как могли бы…

Как-то вечером я читаю, сидя в кухне (мы договорились, что в тёмное время суток будем пользоваться электрическим светом только в ней, так как кухонные окна выходят на пустырь, в остальных комнатах жители зажигают свечи), Носорог со своими тетрадями пристроился у стены неподалёку и насвистывает назойливую мелодию песни Where the Wild Roses Grow, которую Ник Кейв пел дуэтом с Кайли Миноуг. Это меня отвлекает.

Я отрываюсь от книги