ГЛАВА 1
Светло-серый автозак, коротко скрипнув тормозами, остановился около массивных железных ворот. Бесконечный забор, составленный из двухметровых бетонных плит и обрамлённый поверху колючей проволокой, вышки по периметру и видавшая виды табличка, гласившая:
«Исправительно-трудовая колония №2».
Дежурный офицер и пара конвоиров выжидающе смотрели на машину. Молодой подтянутый лейтенант проворно выскочил из кабины и открыл дверь кунга. Вооружённый АКСУ прапорщик сошёл по трапу и встал справа от двери.
— На выход! — скомандовал лейтенант.
В дверном проёме в сопровождении ещё одного вооружённого прапорщика появилась коренастая фигура арестанта.
— Опять какого-то «серьёзного» привезли, — шепнул один из конвоиров своему напарнику.
— Похоже на то. Охрана усиленная.
Среднего роста, в спортивном костюме и с дорожной сумкой, арестант, игнорируя трап, грузно спрыгнул на землю. Борозды морщин, сломанный нос, голубые холодные глаза, не то улыбка, не то ухмылка, обнажающая жёлтые фиксы.
Дежурный офицер уставился на вновь прибывшего, ожидая доклада.
— Не жди, капитан, не трать время, — объявил лейтенант, — это «отрицалово». Вот документы. Иванников Павел Сергеевич, вор в законе, статья, срок и так далее, и тому подобное. Принимай.
Капитан махнул рукой конвою, и лагерные ворота проглотили арестанта.
На этой зоне Паша Аптекарь был впервые. За четыре ходки, вместившие в себя восемнадцать лет, он много что видел и много где побывал, но вот здесь отбывать срок ему ещё не приходилось. Белое здание администрации, безликие бараки, плац с изваянием волка на невысоком постаменте. «Стоп! Волк на плацу!» — Паша поёжился, — «Неужели „Серый волк?“ Во попал!»
Говорили, что ещё в брежневские времена какой-то умелец из местных каторжан вырубил этого волка из дерева, и этот самый волк так понравился тогдашнему начальнику колонии, что тот приказал отлить его из чугуна и установить на плацу. Среди воров «Серый волк» пользовался дурной славой. Сюда заключали самых отпетых, закоренелых и неуступчивых. И ломали. Аптекарь помрачнел. Между тем прошли один барак, второй, третий, и направились к серому одноэтажному зданию, стоящему на отшибе.
— Начальник! Куда это меня? — спросил Паша.
— В БУР, — ответил один из конвоиров.
— Хорошие дела! — удивился Паша, — Не успел ещё режим нарушить, а уже в БУР закрываете?
Конвоиры молчали.
Шмон был тщательным и недолгим. Пашу Аптекаря и его сумку буквально вывернули наизнанку. Под запрет попали сигареты, чай, семечки и сало.
— Лицом к стене! — скомандовал конвоир.
Паша упёрся взглядом в облупившуюся стену. Лязгнул ключ в замке, и дверь камеры отворилась. Паша зашёл вовнутрь и уверенно огляделся. В камере находилось шесть человек.
Аптекарь начал вглядываться в лица, и чем больше он вглядывался, тем шире становилась его рандолевая улыбка.
— Да ладно! Да не может быть! — воскликнул он. — Я в хату попал или на союзный сходняк?
— Аптекарь! Ты, что ли? — подал голос седоголовый пожилой арестант, сидящий ближе всех к двери.
— Я! Здравствуй, Дядя Гера! Привет, Автандил! Как Тбилиси? Это кто рядом? Никак Гоча Молодой? — Паша неторопливо ходил от одного сидельца к другому, — Вова Толстый, Хохол! Здорово, бродяги! Рулявый? И ты здесь?
Поздоровавшись со всеми присутствующими, Паша уселся на свободную шконку.
— Вы чего такие мрачные? — спросил он, ещё раз осмотрев всю компанию.
— А чего веселиться — то? — произнёс Дядя Гера.
— Не, ну понятно, конечно… «Серый волк» и всё остальное, — Аптекарь поудобнее уселся на шконке, — но с такими-то людьми…
— Вот именно, что с такими-то людьми… — невесело подтвердил Дядя Гера,
— Ты, наверно заметил, что здесь одни законники собрались? Мужиков нет, шнырей нет, петухов и прочей шушеры тоже нет. Никого нет, кроме нас.
Паша ещё раз осмотрел камеру.
— Или ты сам будешь, — продолжил Дядя Гера, — шконку заправлять, полы мыть? Параша опять же.
До Аптекаря начало доходить.
— Думаешь, что больше никого не закинут? Другой масти?
— Не думаю, а уверен. В этом-то и весь их мусорской, козлячий смысл. Паршивого мобильника не достать, с волей не связаться. А знаешь, кто здесь чалится?
— Кто? — игривое настроение Аптекаря как дождём смыло.
— Беспредельщики, отморозки и негодяи, которых мы приговорили. Хозяин им только маякнёт, и они нас живьём сожрут.
Паша молчал. Он смотрел на густо зарешёченное окно под самым потолком, в котором догорало июльское солнце.
