автордың кітабын онлайн тегін оқу Хранители. Четвертое уравнение
Александр Пономарев
Хранители. Четвертое уравнение
STALKER
Издательство признательно Борису Натановичу Стругацкому за предоставленное разрешение использовать название серии «Сталкер», а также идеи и образы, воплощенные в произведении «Пикник на обочине» и сценарии к кинофильму А. Тарковского «Сталкер». Братья Стругацкие – уникальное явление в нашей культуре. Это целый мир, оказавший влияние не только на литературу и искусство в целом, но и на повседневную жизнь. Мы говорим словами героев произведений Стругацких, придуманные ими неологизмы и понятия живут уже своей отдельной жизнью подобно фольклору или бродячим сюжетам.
© Пономарев А., 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
* * *
Предисловие автора
Когда в сентябре 2023 года я поставил последнюю точку в рукописи «Плана игры», мне казалось, что история Хранителей закончена. Я действительно так думал, начиная работу над «Четвертым уравнением». Первоначально эта книга задумывалась как самостоятельное произведение, ничем не связанное с событиями первых двух циклов. Но чем дольше я работал над рукописью, тем сильнее росло ощущение, что я совершаю большую ошибку и делаю что-то не так.
Дошло до того, что работа над «Четвертым уравнением» окончательно застопорилась. Я оказался на перепутье: бросать почти на четверть написанный текст и браться за что-то новое или переосмыслить концепцию книги и внести правки, пока не поздно.
Два с лишним месяца я ломал голову, как выпутаться из ситуации, пока на помощь не пришли Хранители. Я увидел их во сне, как Менделеев периодическую систему, и Скиталец, на правах самого старого и опытного из них, сказал все, что обо мне думает:
– С чего ты взял, что можешь распоряжаться нами, как тебе вздумается? Ты у нас спросил: хотим мы на покой или нет? Кто вообще дал тебе право бросать историю на самом интересном месте? Посмотри в книгу, лопух!
Я проснулся с твердым ощущением того, что действительно говорил со Скитальцем, а остальные Хранители смотрели на меня с укором в глазах. Взял с полки «План игры», прочитал концовку и понял: Скиталец прав. Основной конфликт, нерв новой книги, заложен в финале третьей истории цикла «Хранители».
В тот день у меня открылось второе дыхание. Я скорописью накидал новый план, сделал наброски второстепенных коллизий и схематически определил развитие основных сюжетных линий. После этого работа над «Четвертым уравнением» сдвинулась с мертвой точки, и я рад представить на читательский суд новую книгу из цикла «Хранители».
«Никогда не возвращайся в прошлое. Оно убивает твое настоящее».
Неизвестный мыслитель
«Желание избежать ошибки вовлекает в другую».
Гораций
«Жизнь – это непрерывная борьба за то, чтобы оказаться преступником, а не жертвой».
Бертран Рассел
Часть I. Зеркало времени
Глава 1. Заманчивое предложение
Почти месяц пролетел с тех пор, как в одной из лабораторий профессора Шарова разыгралась смертельная драма[1]. И хотя формально Олег Иванович был вроде как ни при чем, Болотный Лекарь не мог простить ему гибели Балабола. Несмотря на давнюю, проверенную трудными испытаниями дружбу, он прервал с профессором всяческие контакты. Даже тот факт, что Шаров стал теперь одним из Хранителей, не смягчил его сердце. Профессор перестал для него существовать. Он вычеркнул его из своей жизни и ни от кого не хотел ничего о нем слышать.
Олег Иванович узнал о решении друга от Крапленого. Первые две недели тот по собственному почину выступал в роли миротворца и даже предпринял несколько безуспешных попыток урегулировать проблему, но, видимо, устал метаться меж двух огней и сбросил добровольно взваленную на себя ношу. Нехай сами во всем разбираются, решил он и отправился вглубь Зоны. Крапленый был единственным из всех Хранителей, кто предпочитал следить за порядком на отравленных радиацией землях не со стороны, а находясь в самой гуще событий. Он не только искал приключения на определенную точку своего организма, но и нередко сам становился их источником.
Только Скиталец по-прежнему ровно относился к Олегу Ивановичу и нет-нет да и заглядывал к нему в научный лагерь. Он был чем-то вроде связующего звена между соблюдающими холодный нейтралитет сторонами и не терял надежды, что когда-нибудь в стане Хранителей Зоны наступит долгожданное примирение.
К слову, Скиталец не испытывал напрасных иллюзий. Он не просто верил в перспективу возобновления отношений между старыми друзьями, а прилагал для этого определенные усилия. Правда, делал это незаметно и ненавязчиво, стараясь не вызывать подозрений ни у Лекаря, ни у профессора Шарова. Он не хотел, чтобы результатом его действий стал еще больший раскол. Скиталец прекрасно понимал, чем чревата непримиримая вражда между теми, кто, по желанию Зоны, должен следить за всем, что происходит на ее территории, и купировать угрозы самому ее существованию.
Усилия эти заключались в беседах по душам с рассорившимися в пух и прах Хранителями. Скиталец использовал любой удобный момент для подобных разговоров, но, если замечал хоть толику недовольства на лице Лекаря, быстро соскальзывал с темы. Старик не пытался форсировать события. Он исходил из принципа: вода камень точит, – и предпочитал действовать по тому же алгоритму.
Олег Иванович жаждал примирения так же сильно, как и слепой старец. Профессор всегда охотно поддерживал разговор, но всякий раз сводил его к жалобам на Лекаря и Крапленого. Причем, по непонятной причине, список претензий к этим двум Хранителям раз от разу рос как снежный ком.
Скиталец проявлял чудеса терпения и такта. Он молча слушал профессорское нытье, иногда кивал, бывало, сочувственно вздыхал или отделывался ничего не значащими фразами вроде: «угу», «отож», «ну да». Но однажды старик не вытерпел:
– Ну а чего ты хотел? Балабол с Крапленым не один пуд соли съел, на пару с ним работая проводником в парке развлечений. А до того он стал для Лекаря спасительной соломинкой, когда наш болотный доктор маялся от безделья и смертной скуки. Сам ведь знаешь, как тут во времена «Чернобыль Лэнда» было.
Олегу Ивановичу показалось, что Скиталец прячет усмешку в седых усах и длинной бороде. Он вгляделся в иссеченное морщинами лицо старика, но то оставалось неподвижным, словно профессор любовался искусно вырезанной из мрамора скульптурой, а не смотрел на живого человека.
Мутные бельма старца невидяще уставились в переносицу Олега Ивановича. Профессора как будто обожгло огнем. Он вздрогнул, ссутулился и подтянул плечи к ушам.
– Долго зыркать так будешь? – строго сказал Скиталец. – Я не картина в музее. Неча на меня как на диковину заморскую пялиться. Ты бы лучше делом занялся, а не ныл тут без повода и глазенапами своими дырку во мне сверлил.
– Так уж и без повода, – чуть слышно пробурчал профессор, отвел глаза в сторону и потянулся к чашке. Традиционно его беседы с первым Хранителем Зоны сопровождались чаепитием. Чая оставалось совсем на донышке. Олег Иванович хотел было подлить себе из пузатого чайника, но решил пока с этим повременить.
– Чего ты бормочешь? – поморщился Скиталец. Гримаса недовольства затерялась в густой растительности стариковского лица, так что профессор ничего не заметил. – Ты же Хранитель. Не пристало тебе мямлить, как нашкодившему подростку.
– Я говорю, рад бы хоть каким-нибудь делом заняться, да из рук все валится, – внятно сказал Шаров.
Скиталец назидательно поднял артритный палец к потолку:
– Вот! А знаешь, почему валится? Грызь тебя мучает, совесть покою не дает.
– Да не виноват я! – вскричал Олег Иванович, ударяя себя кулаком в грудь. Он не на шутку разволновался. Лицо пошло розовыми пятнами. Воздух с шумом вырывался из раздутых ноздрей. – Не виноват, – тихо повторил он и печально вздохнул: – Само так получилось… я не хотел.
– Знаю. Как знаю и то, что тебе под силу все исправить. А ты, вместо работы по устранению ошибки прошлого, который месяц жалеешь себя и сопли на кулак мотаешь.
Лицо профессора вытянулось. Он удивленно уставился на гостя:
– Но что я могу? Прошлое не воротишь. Все, что должно было случиться, уже произошло. Назад пути нет. Жизнь – дорога в одном направлении с одним концом для всех.
– Разве? А кто предлагал Богомолову вернуться в прошлое и все изменить? Не ты ли?
– Я, – кивнул Олег Иванович, – но это была уловка. Мне надо было убедить его войти в трансмиттер. Он должен был отправиться в один из хронопластов и там навсегда исчезнуть.
– Ну хорошо, а кто тебе, профессору, пожалуй, умнейшему человеку во всей Зоне, мешает перенастроить установку так, чтобы она действительно стала машиной времени? Ты ее создал, и ты, как никто другой, знаешь, на что она способна.
– Вот именно, знаю. Боюсь, это невозможно.
Скиталец вперил взгляд бельмастых глаз в профессора, и тот снова почувствовал себя так, будто его насквозь просвечивают рентгеновскими лучами.
– Нельзя позволять страху определять твое будущее, ибо страх – самая разрушительная сила. Он способен загубить любое начинание на корню. Если есть хоть малейшая вероятность успеха, надо не бояться, а делать. Только так можно изменить жизнь к лучшему. Ответь мне честно, как на духу: ты задумывался хоть когда-нибудь над возможностью повернуть время вспять?
Профессор ответил не сразу. Он сцепил ладони в замок и, постукивая большими пальцами рук друг о друга, какое-то время сосредоточенно покусывал нижнюю губу.
– Первые эксперименты над искривлением потока пространства-времени начались незадолго до возникновения Зоны, – наконец заговорил он. – Я тогда работал младшим научным сотрудником в исследовательской группе и принимал активное участие в работах по созданию темпоральной установки. Возможность непосредственно воздействовать на время обнаружилась совершенно случайно. Наша группа исследовала способность человеческого мозга к приему и передаче информации на расстоянии. Мы разработали специальную, облицованную изнутри зеркалами камеру. Внешне похожая на яйцо, она, предположительно, должна была усиливать способность экспериментатора к восприятию мысленных сигналов второго участника эксперимента. Оказалось, что экспериментатор из нашей группы получал информацию раньше, чем ее передавали из Москвы.
– Полагаю, вашему изумлению, а потом и радости, не было границ.
Шаров кивнул и продолжил рассказ о делах давно минувших дней. Старый Хранитель слушал внимательно, не перебивал и не подгонял, когда профессор надолго замолкал, как будто с головой погружаясь в пучину воспоминаний.
– В день решающего эксперимента установка взорвалась. Это привело к пробою ноосферы и, как следствие, возникновению Зоны. Если честно, я до сих пор не могу понять, почему так произошло, – вздохнул Олег Иванович и наконец-то наполнил свою чашку из чайника. – Тебе обновить?
Скиталец помотал головой. Профессор вернул чайник на место, промочил пересохшее горло теплым чаем и снова заговорил:
– Все расчеты указывали на безопасное течение эксперимента, да и предварительные запуски проходили в штатном режиме без каких-либо намеков на аварийную ситуацию. Но что есть, то есть. Если исходить из теории событийно-временного взаимодействия, возможно, сама Зона приложила к этому руку. С тех пор, как она меня сделала Хранителем и допустила до своих тайн, я уже ничему не удивляюсь.
– А что стало с вашей группой после катастрофы?
– Расформировали. Меня направили в наспех созданный киевский институт изучения Зоны по программе обмена учеными между Россией и Украиной. Пару месяцев я перебирал бумажки в кабинетах, а потом попросил перевести меня в полевой филиал. Уж очень мне хотелось разобраться с причиной той злополучной аварии.
– А этот твой транс… вечно забываю, как его там…
– Трансмиттер, – подсказал Олег Иванович.
– Во-во, трансмиттер, – кивнул Скиталец. – В его конструкции есть хоть что-нибудь от той установки?
– Теоретически – нет, поскольку у меня на руках не было проектной документации, а практически – он идентичен с ней более чем наполовину. Изначально это вообще была полная копия темпоральной установки. Нынешние расхождения с оригиналом стали результатом моей многолетней работы по улучшению первоначальной конструкции.
Косматые брови Скитальца удивленно изогнулись.
– Ты его по памяти собирал, что ли? – спросил он и пригладил длинную бороду.
– Нет, конечно, – усмехнулся Олег Иванович. – По молодости я нередко брал работу на дом, ну и среди прочих бумаг однажды случайно прихватил ксерокопию чертежей. Когда это обнаружил, хотел вернуть, но потом передумал. Раз никто не заметил, значит, не особо они и нужны, а мне хотелось детально разобраться в принципе работы потенциальной машины времени.
– Вот! – радостно прихлопнул ладонью по столу Скиталец. – Заметь, никто тебя за язык не тянул, ты сам это сказал. Выходит, ты подспудно веришь, что этот твой аппарат может управлять временем, но почему-то не хочешь настроить его на такой режим работы.
Профессор съежился под нацеленным на него взглядом бельмастых глаз. Внезапно его голова наполнилась тупой ноющей болью, в висках закололо, а в основание черепа как будто воткнулся острый кончик огромного гвоздя.
– Теперь понятно, чего ты боишься. Тебя пугает повторение неудачного эксперимента, – сказал Скиталец, и голова профессора перестала трещать по швам. – С чего ты взял, что причина той аварии кроется в установке? Может быть, напортачил кто-то из персонала вашей группы, когда проводил настройки оборудования перед опытом.
– Это маловероятно, – глухо ответил Олег Иванович. – Я был в числе тех, кто готовил темпоральную установку к эксперименту, и проверил введенные в ее память данные. Ошибки не было, я за это ручаюсь.
– Ну ладно, пусть будет во всем виновата неудачная конструкция. Но ведь ты сам сказал: трансмиттер лучше первоначальной установки. Значит, он лишен ее критических недостатков. Так?
– М-мм… скорее да, чем нет, – неуверенно протянул профессор.
– Тогда тем более не понимаю, чего ты медлишь. У тебя есть потенциальная возможность переиграть прошлое, спасти Балаболу жизнь, вернуть прежние отношения с Лекарем и Крапленым, а ты не хочешь ею воспользоваться. Твой страх неудачи ничем не обоснован. Скажи, что произошло в результате прошлой аварии?
– Зона появилась.
– Вот именно. Ты представляешь, какие перспективы сулит твое открытие, если ты наберешься смелости довести дело до конца? Из массы разных вариантов всегда можно выбрать наилучший. Ты не задумывался, почему Зона сделала тебя своим Хранителем? За какие такие заслуги перед ней? Может, ты стал им потому, что способен дать ей нечто особенное? Нечто такое, чего она никогда не получит от нас.
Скиталец помолчал, как будто давая возможность профессору осмыслить его слова, и продолжил:
– Насколько мне известно, ты давно знаешь Лекаря. – Профессор в ответ кивнул. – И ты вот так просто позволишь исчезнуть многолетней дружбе?
– Он мог бы и понять, что я не виноват в смерти Балабола, – глухо пробурчал Олег Иванович.
– А ты мог бы взять все и исправить. Вы оба уперлись как бараны и не хотите ничего менять. – Скиталец хлопнул себя по обтянутым серой хламидой коленям: – Ладно, засиделся я у тебя, пора и честь знать.
Он встал с кресла, взял приставленную к стене корягу и, опираясь на нее, как на посох, поковылял к выходу из профессорского кабинета.
– Может, не стоит играть со временем? Кто его знает, как оно отреагирует на постороннее вмешательство. Что, если Балабола клонировать? – бросил старцу в спину Олег Иванович. – «Чернобыль Лэнд» канул в лету, но технологии-то никуда не делись. Конечно, необходимые для процесса клонирования лаборатории законсервированы, однако мне и моим сотрудникам не составит труда запустить одну из них в ближайшие сутки-двое. Образец ДНК Балабола у меня есть. Могу хоть сейчас приступить к работе.
Скиталец остановился. Постукивая деревяшкой и скрипя подошвами старых, стоптанных башмаков, медленно повернулся к профессору.
– Нам и без твоих опытов с клонированием проблем хватает, – сказал он, хмуря кустистые брови. – Ты можешь гарантировать, что созданный тобой клон будет стопроцентной копией Балабола?
– Разумеется! На то он и клон. Внешне его не отличить от оригинала.
– Внешность меня волнует в последнюю очередь. Слава Зоне, я не девица на выданье и замуж за него не собираюсь. Ты мне лучше скажи: ментально он будет на него похож?
С минуту профессор задумчиво теребил жесткий ус.
– С этим могут возникнуть определенные трудности, – наконец сказал он, оставив растительность над губой в покое. – Видишь ли, клон…
– Освободи меня от лишних подробностей. Самую суть я и без них уяснил. Если этот клон в один прекрасный день слетит с катушек, он натворит таких делов… замучаемся последствия разгребать. Десяти жизней не хватит. Нет уж, давай как-нибудь без этого обойдемся. Лучше подумай на досуге о моем предложении. – Скиталец повернулся лицом к двери и вышел за порог.
Шаров провел остаток дня в тяжких раздумьях. До позднего вечера он прокручивал в памяти разговор со Скитальцем. Ночью профессор долго не мог уснуть. Мысли теснились в голове, бежали друг за другом наперегонки, мешая расслабиться утомленному мозгу. В их шальной круговерти с завидной настойчивостью повторялась высказанная Скитальцем идея корректировки прошлого.
«А чего я, собственно, боюсь? Зона возникла и вполне себе эволюционирует. Не исчезнет же она, в самом деле, по результатам очередной аварии. Да и будет ли эта авария, пропади она пропадом. Ведь если так разобраться, трансмиттер – это почти что машина времени. Только пока я с его помощью перемещаю людей и материальные объекты в любую точку пространства-времени заранее созданных хронопластов, а надо, чтобы эта же операция проходила в рамках главной исторической последовательности. Скиталец прав. Страх убивает любое начинание, лишает сил. Завтра же возьмусь за дело. Посмотрим, что из этого выйдет», – подумал Шаров, поворачиваясь на другой бок.
Он еще какое-то время провел без сна, но теперь его мозг был занят решением новой задачи. Вскоре мысли начали путаться. Некогда стройные ряды нарисованных воображением математических формул расплылись чернильными кляксами, и вместо цифр Олег Иванович увидел внутренним взором Лекаря и Крапленого. Хранители радостно улыбались и шли ему навстречу. Профессор тоже улыбнулся в ответ, причмокнул губами и размеренно засопел.
Утром Олег Иванович с удвоенным рвением взялся за работу. Он до поздней ночи просидел за теоретическим обоснованием поставленной Скитальцем задачи и потом еще пару дней ломал голову над этим вопросом. Наконец он добился желаемого результата, но, будучи по природе осторожным человеком, решил проверить научные выкладки. Для этого он по громкой связи пригласил к себе в кабинет ассистента, с которым вместе работал над проектом «О.З.О.Н.». Когда молодой человек переступил порог кабинета, Олег Иванович жестом пригласил его подойти ближе и подвинул к краю стола усеянный сложными формулами лист бумаги.
– Взгляни, Алексей, нет ли здесь какой-либо ошибки.
В глаза лаборанту бросилось написанное крупным и слегка наклонным в левую сторону почерком заглавие: «3-е уравнение».
– А где первые два? Или я должен проверить только третье?
– Не обращай внимания. Это уравнение единственное в своем роде и призвано объяснить механику перемещений во времени. А назвал я так его потому, что оно действительно третье по счету. Первое мое уравнение обосновало мгновенное перемещение в пространстве, то бишь телепортацию, а второе – возможность создания и длительного самостоятельного существования хронопластов. Садись на мое место. – Олег Иванович встал из-за стола и с удовольствием потянулся, хрустя суставами. – А я пока немного разомнусь, да и перекусить бы не мешало.
Профессор вернулся в кабинет часа через полтора. Глаза сыто блестели, на губах играла легкая улыбка.
– Ну, Алексей, что скажешь?
– На первый взгляд все верно. Теоретически путешествия во времени по линии ГИП возможны. Осталось проверить это на практике и превратить ваш постулат в аксиому, – ответил лаборант, освобождая кресло начальника.
– Вот этим мы сейчас и займемся. Что скажешь, успеем перенастроить трансмиттер под условия новой задачи за три дня?
Лаборант пожал плечами. Профессор услышал едва различимый скрип и обернулся на звук.
«Вроде бы я закрывал за собой дверь. Или нет? Вот черт, не помню, – подумал он, глядя на узкую черную щель между косяком и краем дверного полотна. Под порывом легкого сквозняка дверь снова скрипнула и захлопнулась. – Значит, не закрывал», – решил Олег Иванович и посмотрел на лаборанта:
– Должны успеть, Алеша. Я и так слишком задержался с решением этой проблемы.
И все-таки профессор не уложился в поставленный самому себе срок. Перепайка электронных схем затянулась на неделю из-за банальной нехватки людей. Сам Олег Иванович почти круглосуточно работал с небольшими перерывами на сон и короткий перекус, а вот Алексея он чуть ли не пинками каждый вечер выгонял из лаборатории.
– И чтоб я тебя до завтрашнего утра здесь не видел, – ворчал он, выпроваживая помощника за порог.
Лаборант пытался протестовать, но куда там: легче с каменным идолом договориться, нежели с профессором.
– Почему вы прогоняли меня из лаборатории? – поинтересовался Алексей, когда Шаров, сидя в кресле на колесиках перед раскрытым блоком управления трансмиттером, торжественно объявил о завершении перенастройки. – Вы прекрасно видели, что не укладываетесь в собственный график, но все равно не хотели, чтобы я допоздна работал с вами.
– Видишь ли, мой юный друг. – Олег Иванович выключил паяльник из розетки удлинителя и положил его на подставку. – Исправлять ошибки во сто крат хуже, чем работать на пределе сил. Я много лет знаю себя, прекрасно изучил свои возможности, достоинства и недостатки и на сто процентов уверен, что для меня не проблема продолжительное время трудиться по восемнадцать-двадцать часов кряду с предельной концентрацией внимания.
Алексей нахмурился и обиженно засопел. Он хотел сказать, что нельзя недооценивать людей, но профессор его опередил:
– Поверь, я не преследовал цели принизить твои способности. Вполне вероятно, ты смог бы работать со мной на равных. В другой раз, даю слово, у тебя появится возможность проявить себя с лучшей стороны. Сейчас я не мог так рисковать. Если бы ты напортачил от усталости, мы бы до сих пор работали над перенастройкой трансмиттера, а не беседовали по душам.
– А если бы вы накосячили, тогда что? – Алексей упрямо глянул начальнику в глаза.
– Мне было бы некого винить, кроме себя. А вот за твой косяк я бы сожрал тебя с потрохами. – Олег Иванович подмигнул ассистенту и дунул на жало паяльника. Тонкие струйки пахнущего канифолью дыма причудливо изогнулись. – Давай больше не будем об этом. Главное, мы добились поставленной цели, и ты мне очень помог. Знаешь, кажется, я придумал, как тебя отблагодарить. Хотел сам войти в историю как первый в мире времяпроходец, но уступаю столь почетную роль тебе. Что скажешь, Алексей? Согласен внести свое имя золотыми буквами в скрижали мировой науки?
– Вы это серьезно? – недоверчиво спросил ассистент. Профессор кивнул. – И не передумаете? – Олег Иванович помотал головой. В глазах Алексея появился восторженный блеск: – Конечно согласен! А это не опасно? В смысле, какова вероятность неудачного течения эксперимента?
– У меня нет точного ответа на твой вопрос. Но, если ты боишься, я с радостью рискну ради науки.
– Нет-нет, что вы, я не боюсь. – Лаборант испугался, что профессор отстранит его от испытаний за малодушие, и протараторил: – Готов хоть сейчас отправиться на сто лет вперед!
– Каких сто лет, Алексей, ты о чем? Пока не убедимся в стабильной работе трансмиттера в новом для него режиме, даже не мечтай о длительных перемещениях по шкале времени. На данный момент наша задача на практике доказать саму возможность подобных путешествий. Для этого достаточно не больше десяти минут пробыть в недавнем прошлом и принести реальные доказательства перемещения во времени. Подумай, что это может быть. Главное, подтверждение должно быть убедительным и неоспоримым. Теперь непосредственно об эксперименте.
Олег Иванович закрыл блок управления трансмиттером, встал с кресла и направился к длинной стене лаборатории. Вдоль нее, как солдаты на параде, выстроились хромированные стеллажи и металлические столы. Он взял с одного из столов наладонник с двумя ремешками и вернулся к ассистенту.
– Твой обратный билет, не потеряй его и не сломай. Когда эксперимент закончится, трансмиттер найдет тебя по излучению встроенного в ПДА маячка и сформирует пространственно-временной тоннель. По нему ты вернешься в лабораторию. Все ясно?
Алексей кивнул. Застегнул оба ремешка мини-компа на запястье левой руки и направился к трансмиттеру. Помимо перенастройки электронных схем блока управления, профессор внес изменения в саму конструкцию переделанного в машину времени устройства и окружил клетку Фарадея вертикально расположенными выпуклыми зеркалами. Ассистент прошел под наклонной дугой огромного обруча, протиснулся между парой параболических зеркал и оказался внутри сетчатой клети.
– Олег Иванович, я готов! – громко объявил он, захлопнув за собой дверь.
– А я еще нет, – ответил профессор, нажимая на мигающие разноцветными огоньками кнопки блока управления. – Вот теперь порядок. Ну, с богом, Алексей!
Шаров нажал кнопку запуска. Электродвигатели приводов загудели, и оба массивных обруча пришли в движение. Вращаясь в разных плоскостях, они ускоряли ход до тех пор, пока их мельтешение не превратилось в полупрозрачную сферу.
Лаборант вздрогнул и ощутил, как волосы на загривке встали дыбом, а руки покрылись гусиной кожей, когда зеркальные «лепестки» плотно сомкнулись над клеткой Фарадея в серебристо-сверкающий купол. Внутри замкнутого пространства вспыхнули десятки крохотных светодиодных лампочек. В их холодном свете на лаборанта со всех сторон уставились отдаленно похожие на него уродцы, как будто он оказался в королевстве кривых зеркал и смотрел на разные копии самого себя.
Приступ панической атаки свалился на Алексея как снег на голову. Он прижал обе руки основанием ладоней к груди, зажмурился и часто задышал, жадно хватая воздух бледно-фиолетовыми губами. Спустя мгновение в ушах появился нарастающий звон. Кости и суставы затрещали, а мышцы заныли от острой, обжигающей боли, словно невидимый великан схватил лаборанта за конечности и с медвежьей силой потянул в разные стороны.
Алексей закричал, но из передавленного спазмом горла вырвался едва различимый сип. Зато звон в ушах усилился до пронзительного, сводящего с ума свиста и неожиданно исчез, когда, казалось, еще чуть-чуть – и лопнут барабанные перепонки. Вместе со звоном пропала и терзающая мышцы боль. Алексей шумно втянул в себя воздух, осторожно приоткрыл один глаз и тут же распахнул оба.
Вокруг него не было сетчатых стен клетки Фарадея и выпуклых сводов зеркального купола. Он стоял посреди коридора на втором этаже главного корпуса исследовательского центра, шагах в десяти от профессорского кабинета. Переделанный под машину времени трансмиттер находился в отдельно стоящем здании почти на самом отшибе научного лагеря.
– В перемещении из одной точки пространства в другую нет ничего странного и загадочного. Трансмиттер и раньше использовали в качестве телепорта, – пробормотал Алексей, глядя по сторонам. Азарт исследователя захватил его с головой. Сейчас он больше всего на свете хотел докопаться до истины и понять: удался эксперимент или он зря перенес выпавшие на его долю испытания.
Алексей поддернул рукав лабораторного халата, кончиком указательного пальца провел по черному глянцу пристегнутого к запястью ПДА. На экране высветились цифры таймера обратного отсчета. Он удовлетворенно хмыкнул, но тут же мысленно осадил себя: «Это не доказательство».
Алексей зашагал по коридору к просторной межэтажной площадке. На одной из ее стен висело электронное табло. Он повернулся спиной к панорамному окну, сквозь которое виднелся угол одноэтажного здания. Несколько минут назад он переместился из него не только в пространстве, но и во времени. В этом не было сомнений: цифры на табло сменились и теперь вместо часов и секунд показывали дату. Он вернулся на неделю назад.
Алексей достал из кармана халата телефон, сфотографировал электронный календарь. Дождался, когда на дисплее высветится время, и сделал второй снимок. Вроде бы он выполнил поставленную профессором задачу, но знакомого чувства радости от хорошо сделанной работы не появилось. В глубине души ученый понимал: фотографии эти гроша ломаного не стоят.
Алексей представил, как появится перед Шаровым со снимками в телефоне, и недовольно поморщился. Ясно как божий день – Олег Иванович не примет их во внимание. Мало того, еще и вдоволь позубоскалит над нерадивым помощником. Богатое воображение сыграло с Алексеем злую шутку. Он настолько проникся предстоящей беседой с профессором, что чуть ли не наяву услышал его язвительный голос:
– Ты серьезно считаешь вот это безоговорочным доказательством? А ты можешь поручиться, что электронный календарь не дал сбой из-за скачка напряжения? Нет. Тогда зачем ты это принес? Я вроде бы понятно выразился: мне нужны железобетонные подтверждения, а не филькина грамота.
– Да где ж я вам их возьму? – сердито пробурчал Алексей, глянул на экран ПДА и заскрипел зубами. Из отпущенного на эксперимент времени осталось меньше половины, а он так и не приблизился к достижению поставленной цели. Как это всегда бывает, озарение пришло внезапно. Лаборант едва не заорал от радости, но вовремя спохватился. Не хватало еще привлечь к себе ненужное внимание.
См. роман «Хранители. План Игры» литературной серии Stalker.
Глава 2. Неожиданный результат
Профессор с волнением смотрел на часы. Как назло, секундная стрелка слишком медленно ползла по циферблату, словно бесконечно уставшая улитка по склону огромного, по сравнению с ее крохотными размерами, валуна.
– Что, если я ошибся и мои расчеты неверны? – с тревогой подумал Олег Иванович и облегченно выдохнул: огромные, в два человеческих роста, обручи, недавно грозившие остановиться в любой момент, снова начали набирать обороты. Как и минуту назад, кипенно-белые молнии сорвались с шарообразных утолщений на концах восьми расставленных вокруг трансмиттера электродов и растеклись сверкающими змеями по отполированной до блеска поверхности плотно сомкнутых «лепестков». Воздух в лаборатории опять наполнился громом, электрическим треском и резковатым запахом озона, от которого засвербело в носу и нестерпимо захотелось чихать.
Профессор не стал противиться желанию организма и от души трижды громко чихнул. Делал он это обстоятельно, как и всё в жизни: сначала смешно морщил нос, плотно зажмурив глаза, а потом, после оглушительного «Апчхи!», забавно мотал головой, готовясь снова сотрясти воздух. После финального чиха, как после третьего звонка в театре, «лепестки» трансмиттера вздрогнули и пришли в движение.
– Олег Иванович, получилось! – взволнованно закричал Алексей, едва приоткрылись зеркальные створки.
Кончиком белого в тонкую голубую полоску носового платка профессор вытирал выступившие из глаз слезы и не видел помощника. Не слышал он и его слов: ворчливый гул замедляющих ход обручей ревниво заглушал посторонние звуки.
Ассистент не стал ждать, когда они остановятся, открыл дверь клетки Фарадея и, улучив подходящий момент, выбрался из трансмиттера.
– Получилось! – повторил он, тряся перед собой зажатым в руке телефоном. – Вот, смотрите, я вам сейчас все покажу.
– Ну-ка, ну-ка, – бросился к нему профессор, провел сложенным пополам платком по жестким, как солома, усам и убрал его в карман.
Лаборант решил приберечь козыри и сперва выудил из памяти смартфона фотографию электронного табло.
– Что это? – нетерпеливо спросил Олег Иванович.
– Часы в главном корпусе исследовательского центра. Вот здесь время. Видите, оно не совпадает с нашим, а вот тут… – Алексей провел пальцем по экрану, меняя изображение, – …дата. Я переместился в прошлое на семь дней, три часа и двадцать минут. Правда здорово?
Шаров скептически скривил губы. Алексей внимательно наблюдал за ним.
– Я знал, что вы так отреагируете на фотографии, поэтому подготовил для вас более весомое доказательство, – с улыбкой сказал ассистент, запустил воспроизведение файла и отдал смартфон профессору.
Олег Иванович внимательно просмотрел короткую видеозапись, вернул компактное устройство хозяину и уважительно покивал:
– Так, значит, тогда это был ты. А я-то думал, сквозняк дверь приоткрыл. Ну что ж, молодец, хорошо поработал. Теперь, когда мы знаем наверняка, что путешествия во времени возможны, пора всерьез взяться за дело.
– Олег Иванович, а может, не стоит вот так сразу бросаться в омут с головой? – Алексей убрал телефон в карман брюк. – Одно дело сгонять в прошлое на недельку назад, и совсем другое – на несколько месяцев. Кто знает, как отреагирует время на столь серьезное нарушение вектора его движения? Вдруг это вредно скажется на организме?
– И что ты предлагаешь? Хочешь снова провести опыты на себе?
– Я, конечно, не против, но давайте на этот раз поручим роль естествоиспытателя дрону. Обвесим его датчиками и отправим в прошлое.
– А это мысль! Ты все больше радуешь меня. – Олег Иванович похлопал помощника по плечу: – В тебе просыпается настоящий ученый. Ну, раз ты предложил использовать робота-разведчика, тебе и карты в руки. Иди на склад, выбирай дрон, какой пожелаешь, и неси сюда.
– Слушаюсь! – Алексей шутливо приложил два пальца к виску, развернулся на каблуках и чуть ли не выбежал из кабинета. Полы лабораторного халата развевались за ним, как крылья белоснежной птицы.
Пока ассистент отсутствовал, Олег Иванович занимался подготовкой трансмиттера к выполнению новой задачи. Он вводил последние значения в программный код, когда в лабораторию вошел Алексей с картонной коробкой в руках.
– Я не стал брать квадрокоптер.
– Почему? – Профессор щелкнул клавишей «Ввод» и с интересом глянул на помощника через плечо.
– Решил, он будет притягивать к себе посторонние взгляды. Вдруг на той стороне пространственно-временного тоннеля окажется излишне бдительный товарищ? Чего доброго, надумает избавиться от дрона, и весь наш эксперимент пойдет псу под хвост. От гусеничной платформы отказался по той же причине.
Лаборант приблизился к пульту управления трансмиттером. Опустился на одно колено, поставил коробку на пол и вынул из нее замаскированный под хищную птицу беспилотник.
– Хороший выбор, хоть и сделал ты его, руководствуясь совершенно иными соображениями. Из всех дистанционно управляемых аппаратов только хок-бот способен работать в автономном режиме и не нуждается в постоянном контроле со стороны оператора.
Алексей густо покраснел. У него и мысли не возникло насчет управления беспилотником. Шаров заметил его реакцию и по-дружески улыбнулся. От этой улыбки Алексей еще сильнее смутился.
– Признаюсь, я действительно не подумал, как управлять дроном во время эксперимента, но меня будто толкнули под руку, когда я проходил мимо стеллажа с этой коробкой, – сказал он, нервно теребя полу халата.
– Молодец, что прислушался. Интуиция – не что иное, как разговор с Богом. Он ежедневно шепчет нам на ухо, как лучше поступить, но не всякий принимает его слова во внимание.
Раздался мелодичный перезвон. Профессор повернулся к блоку управления трансмиттером. Контрольные лампочки наклонной панели весело помаргивали, оповещая об окончании проверки. Ошибок в коде не было. Будь это иначе, вместо желтых и зеленых огоньков горели бы красные. Олег Иванович удовлетворенно кивнул.
– Так, Алексей, проверь заряд аккумулятора и настройки видеокамеры дрона, а я пока кое-что подготовлю для нашего эксперимента.
Профессор вышел за дверь и вскоре вернулся с миниатюрной клеткой из тонкой, но прочной стальной проволоки. Внутри сидела белая лабораторная крыса. Она смешно шевелила розовым носом-пуговкой и настороженно смотрела красными бусинками глаз на людей в белых халатах.
– А это зачем? – удивился Алексей, наблюдая за тем, как профессор прикрепляет клетку к дрону. Он это сделал настолько мастерски, что со стороны казалось, будто ястреб несет добычу в когтях.
– Датчики, какими бы чувствительными и точными они ни были, не дадут полной картины происходящих с живым организмом изменений при перемещении во времени. Если с этой крысой ничего не случится, то и нам опасаться нечего.
Олег Иванович отнес дрон в трансмиттер, плотно захлопнул сетчатую дверцу клетки Фарадея и вернулся к пульту управления.
– Ну что ж, приступим. – Шаров защелкал кнопками наклонной панели.
Скрытые под стальными кожухами мощные электродвигатели монотонно загудели. Огромные металлические обручи медленно, словно нехотя, пришли в движение. Поначалу они вращались только вокруг своей оси, но, когда круглые выпуклые заклепки на передней поверхности слились в сплошную полосу, закружили вокруг левитирующей в созданном их вращением магнитном поле клетки Фарадея.
К гудению электродвигателей добавилось гулкое уханье разрубаемого вращением обручей воздуха. Шум стремительно нарастал и перешел в пронзительный свист, когда мелькание бешено крутящихся в разных плоскостях гигантских колец слилось в полупрозрачную сферу.
В тот же миг отполированные до зеркального блеска стальные «лепестки» начали подниматься. Двигаясь заостренными вершинами навстречу друг другу, они через полминуты плотно сомкнулись, и тогда в образованный ими вокруг клетки Фарадея металлический купол с оглушительным грохотом ударили молнии.
Ослепительно яркие, трескучие зигзаги электрических разрядов еще скользили по выпуклым бокам стальной полусферы, когда отключились электродвигатели приводных механизмов. С похожим на рокот морского прибоя звуком обручи двигались по инерции. С каждой секундой их вращение замедлялось, пока, наконец, они не замерли под углом друг к другу.
Медленно потянулись минуты ожидания. Профессор неотрывно следил за стрекочущим, как кузнечик, самописцем. Нервно подрагивающие стрелки черной тушью рисовали на ползущей из узкой щели бумажной ленте похожие на кардиограмму неровные линии. Судя по отсутствию слишком высоких пиков и невероятно глубоких понижений, эксперимент проходил успешно. То же самое наблюдал и помощник Олега Ивановича. Ассистент заносил в заранее подготовленные таблицы снятые с приборов показания и пока не зафиксировал каких-либо отклонений от предварительно рассчитанных результатов.
Снова загудели электродвигатели. Обручи послушно начали завораживающий танец вокруг таинственно сияющего отраженным светом ламп стального купола. Лаборатория опять наполнилась запахом озона, треском и электрическим сиянием молний. Эксперимент подходил к концу.
Профессор возбужденно потер руки в предвкушении. Скоро он без преград сможет отправиться по реке времени хоть на полгода, хоть на год, хоть на десять лет назад и поменять прошлое, исходя из реалий настоящего. Наконец-то он исправит если не все допущенные им когда-то ошибки, то хотя бы одну, самую главную: сохранит жизнь Балаболу, а значит, и дружбу с Болотным Лекарем.
Молнии перестали сверкать. Электродвигатели выключились, и обручи начали быстро замедлять ход. Сквозь постепенно затихающий рокот послышались щелчки отходящих один за другим фиксаторов. Между плотно сомкнутыми «лепестками» купола появились едва различимые глазом темные линии. С каждым мгновением выпуклые створки расходились дальше друг от друга. Линии становились все заметнее и шире. Наконец «лепестки» заняли первоначальное положение. Обручи перестали мельтешить вокруг клетки Фарадея, но они по-прежнему вращались относительно наклонной оси с похожим на шелест шин по асфальту звуком.
– Алексей, будь добр, сходи за дроном, – попросил Олег Иванович, нажимая на кнопки и щелкая тумблерами.
Лаборант не успел сделать и пары шагов, как двигатели загудели, а обручи ускорили вращение.
– Что происходит?! Я только что выключил подачу тока на электромоторы! Почему они работают?! – Профессор недоуменно уставился на трансмиттер. «Лепестки» снова пришли в движение, а на выпуклой поверхности электродов заискрили электрические разряды. Все указывало на то, что в ближайшие мгновения дрон-разведчик снова совершит прыжок во времени. Крыса взволновано запищала и вцепилась передними лапками в тонкие, как нити, прутки клетки. В отчаянной попытке выбраться на волю она попыталась перегрызть проволоку. – Алексей! Рубильник!
Лаборант метнулся к стене, на которой висел серый металлический ящик, распахнул дверцу и дернул на себя изогнутый рычаг с черным бакелитовым навершием. В лишенной окон лаборатории мгновенно стало темно, как в пещере, но все было зря: трансмиттер перешел в короткую фазу автономной работы, за которой последовал прыжок во времени.
Несколько секунд единственным источником освещения служили вспышки молний. Потом включился генератор, и дежурные лампы вспыхнули тусклым, едва разгоняющим сумрак по углам обширного помещения светом.
Профессор дождался, когда стихнет вызванный вращением обручей шум, и отрывисто бросил:
– Давай!
Лаборант с усилием вогнал рубильник в пазы. Раздались отрывистые щелчки, и на потолке один за другим зажглись вытянутые в длину светильники. Ученые с тревогой посмотрели на трансмиттер, но обручи оставались неподвижными, а «лепестки» находились в сомкнутом состоянии.
– Что бы это могло быть? – Профессор покосился на помощника. Тот изогнул губы подковой, уголками вниз, и пожал плечами. – Вот что, Алеша, возьми рычаг и раскрой купол, а я займусь диагностикой.
Пока ассистент вручную крутил шестерни подъемного механизма каждого «лепестка», Олег Иванович сходил к одному из стеллажей, взял с полки ящик с инструментами и вернулся обратно. Вооружившись отверткой со звездчатым наконечником, присел на колено перед задней пластиной тумбы. Поочередно выкручивая длинные – с указательный палец – винты, он аккуратно складывал их в продолговатый желобок в верхней части наклонной консоли.
Когда ни одного винта не осталось в предназначенных для них гнездах, профессор сунул отвертку в нагрудный карман халата, уперся подушечками больших пальцев в специальные выступы по бокам пластины и с усилием сдвинул ее вверх. Фиксаторы вышли из пазов. Между резиновым уплотнителем пластины и корпусом блока управления образовались широкие щели. Запахло горелой изоляцией. Шаров поморщился. Порылся в ящике с инструментами, отыскивая фонарик. Щелкнул кнопкой включения и направил узкий белый луч в раскрытое нутро тумбы.
Профессор битый час увлеченно копался в содержимом блока управления трансмиттером, пока наконец-то не выяснил причину инцидента.
– Скачок напряжения вызвал замыкание контактов за мгновение до того, как я отключил подачу питания на обмотки статоров. – Профессор встал на ноги, повернулся спиной к тумбе и посмотрел на ассистента. Тот почти полностью раскрыл купол и теперь приводил в исходное состояние последний «лепесток». – Надо будет перепаять схему с учетом дополнительной защиты от непредусмотренного запуска электродвигателей и включить в сеть стабилизатор. Не хотелось бы в одно не очень прекрасное мгновение оказаться на месте дрона. Как думаешь, Алеша, в памяти трансмиттера сохранились координаты несанкционированного прыжка во времени?
– Не знаю, Олег Иванович. – Алексей в последний раз крутанул изогнутую рукоятку, выпрямился и с хрустом в суставах потянулся. – Может, сохранились, а может, нет. Надо извлечь карту памяти, просмотреть записанную на нее информацию, тогда и узнаем.
– Вот и займись этим, а я пока подготовлю все для ремонта.
* * *
В это же самое время в сотнях километров от ЧЗО, в одном из научно-исследовательских институтов Москвы, группа ученых праздновала победу. Впервые за долгие годы безрезультатные опыты увенчались успехом. Наконец-то созданная под руководством профессора Воронцова установка сработала должным образом и путешествие во времени прошло в штатном режиме. И это несмотря на невероятно мощный скачок напряжения, из-за которого половина научного оборудования лаборатории вышла из строя, а из другой половины чуть ли не каждый прибор и устройство нуждались в ремонте.
Посреди темпоральной камеры переступал с лапы на лапу худой и мохнатый бездомыш по кличке Рекс. Мотал лохматой головой, забавно потряхивая торчащими в разные стороны ушами, и заливисто лаял, виляя изогнутым саблей тощим хвостом. Пес радовался вместе с людьми в белых халатах, которые не так давно подобрали его на улице. Сперва они накормили его вкусной колбасой, а потом застегнули на животе ремни твердой, но удобно прилегающей к спине попонки и запихнули в клетку.
Рекса и раньше запирали в клетке, но в такой он оказался впервые. Она была не квадратной, а похожей на яйцо, и со всех сторон ее окружали извилистые блестящие ленты. И хотя эти ленты сверкали, как лед в лучах весеннего солнца, и пахли жестяной миской, из которой он когда-то давно лакал воду, пес смотрел на них с тоской в умных, коричневых глазах. Все потому, что по форме они напоминали ему сорванные с сарделек оболочки.
В былые времена прежняя хозяйка, пожилая сухонькая старушка, угощала его вкусно пахнущими шкурками толстых колбасок, а иногда баловала кусочком побольше. Подобные мгновения хозяйской щедрости всегда заканчивались одним и тем же: Рекс благодарно лизал кормящую его руку и ощущал себя самым счастливым псом на свете.
Его жизнь разделилась на до и после около года назад. В то серое, промозглое осеннее утро бабулька не встала с кровати даже после того, как Рекс стянул с нее одеяло и долго лаял чуть ли не в самое ухо. Она продолжала лежать и когда он, не в силах больше терпеть, навалил кучу в коридоре, и когда, терзаемый голодом, изгрыз ее башмаки.
Долгих три дня Рекс пробыл наедине с мертвой хозяйкой. Пытался согреть ее окоченевшие ноги, лизал скрюченные, синюшные пальцы рук. А когда понял, что все без толку и старушка оставила его одного в ставшей вдруг невыносимо пустой и холодной квартире, пронзительно и тоскливо завыл. То ли от этого пробирающего до самых костей воя, то ли по иной причине, но в квартиру вдруг начал кто-то ломиться.
Лежа в ногах у непривычно пахнущей хозяйки, Рекс зарычал, когда услышал стук в дверь и неразборчивые голоса на лестничной площадке. Он спрыгнул с кровати, выбежал в коридор, едва не вляпавшись в одну из оставленных им же кучек, и грозно залаял, хищно скаля зубы и срываясь на сердитый хрип.
Шум за дверью затих, но вскоре возобновился. Ненадолго замолкший Рекс снова залаял, а когда дверь открылась, рванулся на незваных гостей, но угодил в ловко накинутый на шею проволочный аркан и забился в бессильной злобе.
Рычащего, брызгающего слюной и гневно сверкающего глазами пса потащили на улицу. Рекс упирался всеми четырьмя лапами, царапал когтями бетонные ступени лестницы, хрипел, рычал, гавкал и пытался укусить за ногу мордоворота в черном клеенчатом фартуке поверх синей спецовки, но все было напрасно. Человек выволок пса из подъезда, закинул в фургон без окон и захлопнул дверцу.
Рекса привезли в приют для бродячих животных и посадили в узкую клетку. На тот момент только одна она была свободна. В остальных исходили на злобный лай собаки всех размеров и мастей. Так началась его жизнь в неволе, и продлилась она около полугода.
Ранней весной Рекса вывела на прогулку девочка-волонтер – добрый, милый, сердобольный человечек. До этого его выгуливал раза два в месяц тот самый мордоворот, что заарканил Рекса и привез в приют. С ним пес всегда шел возле ноги и не давал поводов для недовольства. Может, поэтому его в конечном итоге доверили той скромной девочке?
Первые минуты выгула с новой сопровождающей Рекс вел себя смирно, а когда почувствовал, что девичья рука расслабилась, сорвался с поводка и, выбрасывая комья снега из-под задних лап, скрылся в ближайшей подворотне. Почти два месяца он скитался по улицам, добывая себе пропитание на помойках, пока его снова не посадили в клетку.
Поначалу пес испугался, когда эти блестящие, закрученные в спираль ленты закружились, словно играющая с хвостом собака. Странная на вид клетка наполнилась похожим на завывание ветра шумом, яркими вспышками, а потом вдруг исчезла, и Рекс оказался в незнакомом месте.
От неожиданности пес попятился, присел на задние лапы и жалобно заскулил, накрывая морду правой лапой, как будто хотел закрыть глаза и не видеть ничего вокруг. Правда, он довольно быстро опомнился. После всех выпавших на его долю испытаний не пристало бояться чего бы то ни было и скулить, как трусливый щенок.
Рекс встал на все четыре лапы и, наклоняя голову то на один, то на другой бок, с интересом начал изучать незнакомую местность. Черные полоски бровей изогнулись полукругом над горящими любопытством умными карими глазами. Он не понимал, как тут очутился, но одно знал точно – он в городе. С обеих сторон пустынной улицы высились заброшенные дома. Бетонные громады молчаливо пялились на мохнатого незнакомца темными провалами окон. Рексу казалось, они настороженно изучают его, точно так же, как он изучает их.
Поводя ушами взад и вперед, пес слушал звуки странного города, но напряженный до предела слух улавливал лишь шелест листвы на деревьях, шорох придорожной травы да едва различимое карканье. Далеко отсюда пять крохотных черных точек медленно кружили в блеклом матово-белом небе.
Мокрый нос беспрестанно шевелился. Смесь запахов пыли, бетона, асфальта и буйно растущей зелени кружила голову. Рекс чихнул и побрел по незнакомой улице. Сначала неуверенно, он все быстрее перебирал лапами, а потом и вовсе помчался во весь опор. Выбежал на перекресток и остановился. Колтуны свалянной в клочки грязной шерсти вздымались и опадали на худых боках в такт тяжелому дыханию. Алый язык вывалился из пасти. Желтоватая слюна текла по его изогнутой желобком шероховатой поверхности. Свисая с широкого, как лопата, кончика тягучими нитями, тяжелыми каплями плюхалась рядом с когтями крупных, не соответствующих костлявому телу, передних лап.
Рекс посмотрел по сторонам. Он не знал, куда пойти. Темные ленты дорог разбегались от перекрестка по разным направлениям, но неизменно исчезали в густо-зеленых зарослях, над которыми головами каменных истуканов высились верхние этажи панельных многоэтажек.
Внезапно обвислые уши Рекса встали торчком: в привычный уже шумовой фон вклинились новые звуки. Пес повернул голову в сторону, откуда они доносились, и замер.
Спустя немного времени кусты с правой обочины дороги затряслись. Усеянные мелкой зеленью ветки разошлись, как занавес в театре, и на разбитый трещинами асфальт вышли шесть бездомных собак.
Шкура на вытянутой в длину морде Рекса пошла складками. Верхняя губа натянулась и приподнялась вверх, оголяя влажно блестящие желтые клыки. Рекс глухо зарычал.
Крупный поджарый кобель с розовыми пятнами лишая на рыжеватой шкуре, по-видимому, был у этих собак за вожака. Он первым двинулся к Рексу, скаля зубы и сердито рыча в ответ. Стая последовала за ним. Медленно переставляя лапы, собаки окружали чужака.
Мышцы худющего тела напряглись. Рекс слегка присел на задние лапы, готовясь драться до последнего. Он понимал: стоит броситься наутек, бродячая стая догонит его и разорвет в клочья.
До начала кровавой схватки оставались считаные мгновения, как вдруг между Рексом и собаками появилось крохотное светло-серое облачко и начало быстро расти в размерах. Внутри него образовалось отверстие, в котором пес увидел выпуклые прутья знакомой клетки-яйца. За ними стремительно вращались спирально закрученные блестящие ленты. Рекс понял – это его единственный шанс остаться в живых и, не раздумывая, прыгнул в облако.
– Ура, Владимир Александрович! Получилось! Это успех!
Черноволосый мужчина средних лет схватил затянутую в перчатку руку профессора Воронцова, когда в клетке, словно из воздуха, появился Рекс. Оба ученых стояли перед работающей темпоральной камерой и внимательно следили за ходом эксперимента. Появление живого и здорового пса внутри клетки стало для старшего научного сотрудника неожиданностью, потому он так бурно отреагировал. До этого все эксперименты заканчивались трагически для четвероногих испытателей. Они или не возвращались вовсе, или оказывались в клетке в виде окровавленных, бесформенных кусков мяса. Причем первые мгновения, когда повторно открывалось окно в пространственно-временной тоннель, с собаками все было в порядке, но потом что-то происходило и бедняг разрывало на части. Прошлое как будто четвертовало их в наказание за то, что они посмели нарушить естественный ход времени.
Видя столь бурное проявление чувств старшим как по возрасту, так и по должности коллегой, двое молодых лаборантов переглянулись. Один из них тряхнул рыжей шевелюрой, озорно подмигнул другому, с нависающей над оттопыренными ушами шапкой светлых волос, и кивком показал на парочку возле темпоральной камеры. Дескать, смотри, что сейчас будет.
Второй лаборант недавно появился в профессорской команде и многого пока не знал. Помимо торчащих в стороны ушей, природа наградила его длинными, невероятно подвижными пальцами. Он мог бы стать неплохим музыкантом, но еще в раннем возрасте страсть к науке победила в нем любовь к искусству, а когда он начал брать призовые места на школьных олимпиадах по математике, информатике и физике, то и вовсе охладел к музыке. Профессор Воронцов заприметил подающего надежды студента на пятом курсе физтеха МГУ, когда читал лекции в качестве приглашенного преподавателя, и предложил стать частью его команды после окончания вуза. Естественно, это предложение было принято с большим энтузиазмом.
Рыжий добровольно взял шефство над новичком и, по мере сил, вводил в курс дела не только касательно работы, но и всего, что было так или иначе связано с лабораторией и ее научным руководителем. Он неспроста дал знак приятелю. Профессор не приветствовал панибратства, сам соблюдал определенную дистанцию в отношениях с подчиненными и того же требовал от них.
Старший научный сотрудник поднял глаза на Владимира Александровича, пересекся с ним взглядом и осознал, что переступил незримую черту. Зрачки за выпуклыми стеклами очков испуганно расширились. Он хотел выпустить профессорскую руку, но твердые, как камень, пальцы сжали его ладонь.
– Вы правы, Игорь, это успех, – пророкотал профессор и засмеялся.
Рекс как будто понял, что говорят о нем. Лаборатория наполнилась радостным лаем.
Ассистенты снова переглянулись. Лопоухий слегка вытянул шею вперед и округлил глаза, словно спрашивая: ну и где обещанное тобой? В ответ рыжий смущенно приоткрыл рот и виновато пожал плечами: мол, сам не понимаю, что происходит. Оба стояли спиной к занавешенному вертикальными жалюзи окну и находились поодаль от темпоральной камеры. Профессор и старший научный сотрудник не видели молчаливую беседу лаборантов, а Рексу было все равно. Он радовался, что так легко избежал кровавой схватки, и счастье рвалось из него на волю звонким, заливистым лаем.
Владимир Александрович окинул пса добродушным взглядом и посмотрел на помощника. Улыбка исчезла с его лица. Оно вновь стало серьезным, глубже прорезались морщины на лбу, в уголках глаз и на чуть впалых щеках.
– И все же, Игорь, эксперимент необходимо повторить, – строго произнес Воронцов. – Появление пса в камере могло стать результатом удачного совпадения случайных факторов, а мы должны быть уверены в безопасности путешествий во времени. Будьте добры, дайте нашему подопытному колбасы.
Игорь направился к стоящему в углу лаборатории холодильнику, достал из него наполовину початый батон вареной колбасы и отрезал небольшой кусочек.
– Ну что вы как от сердца отрываете? – поморщился Владимир Александрович. – Не жалейте, режьте больше. Если повторный эксперимент окажется не столь удачным, пес хотя бы умрет счастливым.
Помощник профессора отрезал толстенный ломоть, убрал остатки колбасы в холодильник, вернулся к темпоральной камере и бросил угощение в клетку. Рекс махом слопал аппетитный кусок и, помахивая правой лапой перед собой, жалобно заскулил.
– Хватит тебе, – с улыбкой сказал Воронцов. – Вернешься, снова получишь.
Рекс как будто понял его слова, сел на задние лапы и, свесив голову набок, высунул язык. Со стороны казалось, он улыбается в предвкушении новой порции вкусняшки.
– Ну что, попробуем снова? – Профессор скользнул взглядом по квадратному лицу Игоря и посмотрел на лаборантов: – Куда на этот раз пошлем нашего естествоиспытателя? Называйте любое место и дату.
– А пусть он отправится в Воркуту двадцатого января две тыщи восьмого, – предложил рыжий.
– Хорошо. – Профессор защелкал кнопками панели управления. Компьютер определил координаты по набранному ученым названию города. На дисплее высветилось цифровое значение широты и долготы места. – А почему именно этот день? У вас с ним связаны особые воспоминания? – поинтересовался Владимир Александрович, вводя дату в расположенное под координатами поле.
– Никаких. Насколько я знаю, новор
