автордың кітабынан сөз тіркестері  С.В. Ковалевская (Женщина-математик)

Елизавета Литвинова

В первой части все лица делаются несчастными, потому что мешают счастью друг друга, в другой же — те же лица являются перед нами совершенно в иных условиях, когда они помогают друг другу.

Софья Васильевна Ковалевская, урожденная Корвин-Круковская

Оригинальность мысли и формы, живость рассказа, тонкий психологический анализ и обилие глубоких мыслей придают всему, что вышло в этом роде из-под пера Ковалевской, неизъяснимую прелесть

Как бы то ни было, Ковалевская думала, что ради науки жертвует страстью любимого человека, и все-таки жертвовала. Из одного этого мы видим, что наука от самых юных лет и до конца жизни была ее главным стремлением, — из чего, однако, не следует, что у нее не должно было быть других желаний.

Ковалевская была не только замечательным математиком, но и женщиной с привлекательной наружностью, привыкшей к услугам и к поклонению, а главное к тому, что окружающих интересует всё к ней относящееся. Это развило в ней привычку высказывать довольно откровенно свои ощущения и впечатления.

Но в Германии предоставляют женщине только такой труд, который не дает достаточных выгод для мужчины. В Швеции же, напротив, стремятся поднять в женщине веру в свои силы. Эта разница в отношении к «женскому вопросу» обусловливается тем, что в Швеции конкуренция невелика, тогда как в Германии она приняла огромные размеры. После всего этого нетрудно понять, каким кладом была Ковалевская для прогрессивной партии в Швеции, — эта партия берегла репутацию Ковалевской как зеницу ока, и поэтому ее члены часто позволяли себе вмешиваться в частные дела Ковалевской.

Ее неудержимо тянуло к науке, а привязанность, привычка к мужу и новое живое чувство к своему ребенку связывали ей руки. Она ничему не умела отдаваться наполовину. Впоследствии она всегда с сожалением вспоминала об этих годах петербургской жизни и говорила: «Моя дочь — это единственное хорошее, что принесли мне эти годы».

Говоря о разорении Ковалевских, учитель ее Малевич справедливо замечает: «Но у нее осталось богатство прочное, никем и ничем неотъемлемое, о котором она лишь временно забыла, но, обладая которым, могла применить к себе слова жившего в древние времена философа Симонида: omnia mea тесит porto, дословно: «все свое с собою ношу».»

Ласковый прием и оценку своего таланта Ковалевская сперва нашла только в нашем знаменитом математике Пафнутии Львовиче Чебышеве. Из других профессоров Ковалевские были на дружеской ноге с Сеченовыми и вели знакомство с Бутлеровым и Менделеевым; н

Сперва он надеялся получить профессуру: работа его по геологии была настолько замечательной, что он смело мог рассчитывать на это. Но с ним произошло то, что нередко случается с талантливыми людьми: ему предпочли менее даровитых, но более «своих» людей. Он скоро понял, что кормиться наукой будет трудно.

В глубине души она, конечно, была глубоко возмущена тем, что он только позволяет Анюте любить себя, а не выказывает к ней никакого «энтузиазма». Но блестящая Анюта, когда-то боявшаяся, что Достоевский заставит ее жить его собственными интересами, теперь жила исключительно жизнью своего мужа — это сделалось как-то вполне естественно.