Оглавление

Нечто большее
Глава 1. Если хозяин с тобой

Если у тебя есть дома кот,

Значит надо строить котоход,

Чтобы и в жару, и в холода

Кот бы мог ходить туда-сюда.

Группа «Биртман»

«Берём и пишем!» — записала я «гениальную» мысль в заметки.

Последний майский вечер гасил яркость заката за окном маленькой кухоньки. Это молчаливое священнодействие наблюдала всего лишь я — не очень удачливая мадам трудноопределимого возраста, находящая приключения даже в пустой комнате и попадающая в разные истории. Там, где все проходят, не задумываясь, я непременно споткнусь, застряну, найду интересную тропинку через топь и в итоге вернусь в грязи и репьях в тот момент, когда никто не ожидает. Ваша Яська.

Я закрыла ноутбук, не в силах противостоять созерцанию заката. Какая, к лешему, статья? Тут такое происходит — жизнь. Да, не всегда получается на заказ писать. А отсебятину — пожалуйста, в любое время дня и ночи. Только заказчику это не объяснишь…

Я старалась погрузиться в работу, в мысленную борьбу с инструктором по вождению, намекающим на мою водительскую несостоятельность… Но сейчас не хотелось думать о внешних обыденных стрессах. Думалось о природе как о живом существе, о природе всего в этой природе.

«Каламбур, однако!»

А так же о том, что я не зря снимала на видео свои трюки с клинками — фланкировку, которой обычно занимаюсь в лесу в одиночестве. Это пригодилось не только для того, чтобы не забыть придуманные комбинации движений и ударов. Всё стало «не зря», когда на эти видео случайно натолкнулись приверженцы волчьего стиля в мире фланкировки. И они увидели… почти свой стиль.

— Остриём надо рубить! Не плашмя! Хорошо, что шашку со стороны рукояти хватают, — ворчала я, бросая просматривать соцсети на больную тему и заканчивая перерыв на питьё давно остывшего чая. — Лучше думать о приятном. Неужели завтра я буду тренироваться не в гордом одиночестве? Смогу рубить предметы на лету, представляешь? — я потрепала своего толстеющего чёрного кота.

Тёплый вечер сгущался, вбирая в себя яркие краски за окном и отдавая взамен чернильную бархатную прохладу, рассыпая по ней блёстки. Где-то заливался песней соловей. Луна ленивой желтовато-оранжевой коровой выходила из-за леса поглазеть на людские мелкие дела и городишки. В доме становилось сумрачно и таинственно. На ум тут же пришло:

Я запрещала себе включать свет, наслаждаясь ощущением ритуальности всего и будоражась, будто кто-то ходит сзади, и я вот-вот увижу его.

— Мр-р!.. — звонко произнесло чёрное лоснящееся чудовище, подставляя мне свою ушастую голову с зелёными дурковатыми глазами.

— Кондратием тебя надо было именовать, а не Иксом! Не липни, сейчас покормлю. Не хозяева те хозяева, что не болтают со своими кошками.

В раздумьях о том, как здорово плясать и рубиться с настоящим острым клинком, я продолжала обычные дела. Стирку развесить, шарлотку из духовки выудить — ну, хозяюшка сегодня.

Только хитрющий зелёный взгляд давал понять, что «хозяюшка» — сильно сказано, и вообще не про меня. Я люблю делать, как левая пятка и божье провидение подскажут.

— Не надо так смотреть, Икс. Действительно, Икс. Исчезаешь, появляешься, когда хочешь, периодически равен нулю. Потом внезапно чёрное пальто в тёмном коридоре открывает глазки или рюкзак вытягивает лапки. Ну вот, уже сама с собой разговариваю. А когда ещё поболтаешь в хорошей компании?

Я проверила сковородку на плите.

— Получится вкусно. Но повторить потом, вспомнить, сколько чего — это не для нас. Сколько ложек варенья положила к мясу в тот раз?..

— М-мроу?!

— Вот и я не помню, — автоматическим движением я посадила кота на почётное место на спинке дивана — лишь бы не лез под руку. Особенно прилипчив сегодня, словно сказать что-то хочет. Хотя он у меня зверь непуганый, хоть за уши тискай — лишь бы на ручках.

Не имея привычек недотроги, кот продолжал наблюдать за моими потугами в очередной раз изобразить взрослую особь и навести порядок.

Активно вещающее фоном телевидение не радовало очередным непотребством для мозга. Стоило обратить на экран внимание, как с него с воплями обезумевшего стада боровов — взрослых солидных дядь в костюмах во главе с истерико-шизофреничным ведущим — полилось такое… Переключила — зачем мне поток грязи в дом, зря прибираюсь, что ли? На других каналах оказалось не лучше: пухлые диетологи, нищие бизнес-тренеры, психованные психологи…

— Ей-богу, бредовый сон с температурой, — произнесла я.

Котей вновь неожиданно испарился. Он всегда так делает, словно тайную комнату находит или портал отворяет. Скорее, не портал, а кошачью лазейку.

Представив, как вместо магического портала кот протискивается в узкий портал-лазейку в двери, я хихикнула. Поискала по всем углам — пальто не улыбалось, рюкзак не выпендривался, темнота не моргала.

«Ладно, из квартиры далеко не убежишь, а порталы-котоходы — это не ко мне».

Вздохнув, я отбросила пульт в сторону.

«Пусть зомбоящик пылится и ввергает людей в фанатические припадки, а мы лучше в интернете полезное найдём. Вот, лекции по истории, например. Чего только наши предки не вытворяли…»

Моя бренная тушка приземлилась на кухонный диван с новой порцией чая и куском свежеиспечённого «шедевра».

Котяра внезапно обнаружился под ногами. Он лениво растянулся на полу во весь рост, всем видом показывая бессмысленность человечьей суеты. Уголки усатой пасти стремились к ушам. И пусть кто-то мне скажет, что животные не умеют улыбаться!

Самое взрослое, что оставалось сделать на сегодня, — лечь спать пораньше. Завтра предстоит интересный день: первая тренировка с ребятами, которые тоже увлекаются волчьим стилем. Будет здорово, наверное…

Вспомнила, как вчера мой хвостатый прохиндей взялся, как всегда, из ниоткуда, и прыгнул на клавиатуру, отчего открылся диалог со взрослым дядей казаком с длинным чубом-оселедцем. Звали дядю Сватом, представлял он как раз тот самый стиль фланкировки.

«Что ж ты натворила, животинка?»

Меня и других таких же пригласили на общую тренировку. Закрадывались мыслишки о том, что не может всё быть так хорошо. Вдруг это секта маньяков? Что ж, тогда я в очередной раз разочаруюсь в людях.

Для многих это были действительно маньяки — с заточенным оружием играют, рубят не статичные объекты, а движущиеся (часто по произвольной траектории).

Мысли перед сном кружились бесконечной вереницей. Я поняла, что пойду на тренировку не из-за её необычного стиля или любви к клинковому оружию. А потому что в голове засела история о том, как это помогло сильно израненному бойцу реабилитироваться, разрубить препятствия в себе, начать заново жить, вдохновлять других… В любые времена, а в наши напряжённые — особенно, людей привлекает нечто глубже, больше, чем просто физкультура.

— То исчезаешь, то липнешь ко мне, — вздохнула я. — Покормила, напоила, погладила, лоток убрала. Чист, здоров, хоть на выставку вези. Чего надо? Котоход построить? Двухполосный или с реверсивным движением?

Мне представились разные варианты котодвигательного творения — то в виде трубы по типу надземного перехода, то в виде маленькой дороги с нарисованной разметкой и картонными отбойниками… Это развеселило меня. Наглый питомец тут же влез под руку, был отодвинут и за это, взобравшись на стиральную машину, попытался прыгнуть мне на спину.

— Вр-ряу!..

— Хватит прыгать, ложись-ка спать. И никаких ночных тыг-дыков!

Несмотря на моё предупреждение, тут же началась операция «восхождение на холодильник». Завершилась она очередным неудачным падением под грохот отвалившихся разноцветных магнитиков. Затем по сценарию следовало обиженное облизывание и, пару минут спустя, демонстративные шкрябания в туалете.

— Свинкс этакий, ещё и загадочный! Стоит убрать — загадит…

Поворчав ещё немного и завершив дела, я наконец плюхнулась на ложе с ортопедической подушкой и почувствовала, будто мне пару тысяч лет. Дома пахло яблоками и выпечкой, сложный день завершился, в форточку мягко лилась прохлада, стрекотание насекомых и пение птиц. Потому перекочевать в гости к Морфею и иже с ним тёмным богам на сей раз не составило труда.

Глава 2. Тренировка

Было приятно мчаться на электричке в свободное утро, в неизвестность, в не открытый для себя район столицы.

За плечами привычно болтаются «железки» в чехле, за окном мелькают разнотипные постройки, двигаются вверх-вниз провода, а солнце просвечивает сквозь налитую соками листву.

Немного томления в метро — и вот он, спальный район с зелёным парком. Уже собирается в кучку разношёрстная команда с бряцающими в чехлах клинками.

«Что ж, в процессе познакомимся», — тягостно подумалось мне. Видимо, эта тяжесть присутствовала от большого опыта неудачных знакомств.

Сват ухмыльнулся в усы, достал шашки, и с шутками-прибаутками тренировка началась. Я заметила недавнего знакомого — серьёзного силовика Барса, который что-то проворчал, аккуратно убирая в сторону мотоциклетный шлем. После этого, примерив шашку в руке, он подошёл к какому-то мощному бородатому дяде. У дяди был серьёзный вид, плотное телосложение, окладистая борода и… добрейшие глаза на грозном лице. Они забавно контрастировали с общим образом человека, которому только террористов играть. Звали большого дядю Ален, голос у него был раскатистый, басовый. Он был актёром и другом нашего Свата, как я поняла по их шутливым словесным переброскам.

Пришло время не только словами бросаться. Ален и Барс, посмеиваясь, стали одновременно перекидывать друг другу оружие, выполняя между бросками комбинации ударов. В это время, оторвав от них взгляд, я заметила неподалёку стройную длинноволосую блондинку с позывным Рысь, которая повторяла сложный элемент с обратным хватом шашки и одновременно что-то объясняла стоящей рядом девочке-подростку лет четырнадцати. Девочка, стесняясь и поправляя каштановое каре, кидала на всех пугливые взгляды, отвлекаясь от блондинки.

— Машка-Мышка, видишь? Тут главное — вовремя перехватить вот так, и снова на обратный хват…

Каждый, кто занимался этим стилем, посвящался в него разрубанием летящей бутыли с водой — да так, чтобы его, как говорится, окропило жидкостью. И обращались к новоиспечённому волчатнику часто по его «звериному» позывному. А Машка пока, видимо, просто Мышка. Она отошла в сторону и начала кривляться с телефоном, делая фото на фоне берёз.

— Бросай сюда телефон, сейчас у тебя их будет два! — пошутила Рысь, продолжая отработку комбинаций сложных движений. Девчонка фальшиво улыбалась, но не унималась.

На нашу заросшую, окружённую деревьями поляну бодро выскочил стройный, коротко стриженный, немного смуглый, молодой — даже можно сказать «молодёжный» — человек. Шаги его были пружинистыми, взгляд горел, на лице светилась улыбка.

«Позитив», — подумала я.

Скинув рюкзак, он заговорил мелодичным, хорошо поставленным голосом.

— Всем привет! Я Никита, можно просто — Шура. Бегу с репетиции, думал, не успею…

Пока я решила не спрашивать, почему Никита — это Шура и что именно он репетировал. Известное дело, что псевдонимы, клички и позывные не берутся из ниоткуда. К тому же ко мне с хитрым видом подходил Сват.

Тренировка шла своим чередом, мы учились гармонично обращаться с оружием. Машка побегала с дюралевой шашкой, вяло поводила ею, запсиховала и вновь зависла в телефоне. Несколько раз Рысь пыталась подтолкнуть её к занятию, но юная леди фыркала и продолжала заниматься ерундой.

Пока Сват рассказывал истории из жизни, попутно отмечая ошибки в наших движениях, дошло до того, что мы с Барсом, слушая истории, начали придумывать новые финты.

— Многие нас за это не любят… — произнёс казак, показывая, как делать дополнительный оборот обратным хватом из-за спины.

— За что? — удивилась я, радостно повторяя новый элемент.

— За то, что заточенным оружием пользуемся. А военным ребятам нравится.

— Ещё бы! Они понимают, что в руках оружие, а не булава гимнастки. А изувечиться можно и тупой железкой.

Мой ответ понравился ребятам, хотя я на это не рассчитывала. В завершение тренировки Сват спокойным голосом огорошил:

— Сейчас будем Пантеру посвящать, — и запустил в полёт шашку. Она летела вперёд остриём, переворачивалась в воздухе и сверкала на солнце.

Время замедлилось, а шашка, пуская солнечные зайчики, плавно подлетала ко мне уже рукоятью.

«Лишь только руку протяни…»

Следом сразу летела бутылка с водой. И, спустя пару нетерпеливых промахов, водяная радуга освежила мою старую футболку.

Вспомнилось, как в детстве я зачитывалась Киплингом; как первое место, где взяла в руки меч, имело схожее с пантерой название, и я безоговорочно согласилась с позывным. Действительно, случайности не случайны…

— Поздравляем! — хохотнул Шура и завертел «мельницу» двумя клинками. — Ребят, я тут заметил кое-что, только не ржите аки кони.

— Ну, не томи, — пробасил Ален, почёсывая свою царскую бороду.

— Сват, ты где эти шашки нарыл, скажи на милость? — резко остановился пружинистый молодой человек и уставился на зачинщика волчьего стиля.

— Где взял, там уж нет. А что? — хитро прищурился тот, поглаживая оселедец.

— Да то, что они звучат по-разному! — парень перехватил рукоять поудобнее и с усилием махнул шашкой.

— Кто-то, похоже, перебрал с репетициями… — хихикнула Рысь.

— А кто-то — с йогой, веганством и фитнесом! — не растерялся Шура.

Шашка издала свист.

— Боком ещё её поверни, вообще загудит, — мрачно вставил Барс.

— Ну-ка! — махнул шашкой Ален и, подняв брови, повернулся к Шуре. — Слушай, а правда… Ну и слух у тебя, дружище.

Все стали наперебой делать махи, но Шура остановил нас и стал выстраивать в ряд. Глаза его фанатично горели, так что спорить с ним смысла не имело — это было понятно даже мне, которая в первый раз видела большую часть этой компании.

— И меня посчита-али! — голосом бычка из мультика протянул Ален.

— Погоди ты… — Шура метался перед нашим маленьким строем. Когда он отходил и, задумчиво глядя на нас, держался за подбородок, мы в разной последовательности рубили воздух и прислушивались.

— Может, попробовать нотный ряд? Ну, мы в музыкалке проходили, — тихо предложила Машка-Мышка и тут же покраснела.

— Ай да дитё! Молодец! Давайте ещё и заснимем это! — Сват побежал прилаживать свой телефон к стойке, которую взял с собой.

«Сейчас что-то произойдёт», — подумала я, напрочь забыв о том, что после таких моих мыслей что-то странное всегда происходит. Шура выстроил нас в правильном порядке, мы по очереди сделали «до-ре-ми» — забавы ради.

И тут что-то произошло…

Глава 3. Попадалово

— Какого чёрта! — перед моим носом быстро промелькнуло что-то чёрное и пушистое, а затем сверкающее и острое. Первое было чем-то знакомым, подозрительно похожим на исчезающий кошачий хвост, но разглядеть точнее не было возможности. Второе было как нельзя более реальным и угрожало отделить мою голову от остальной меня очень просто и быстро.

Не успев осознать, что происходит, я перекатилась в сторону. Грязное лезвие в чьих-то жилистых бессовестных руках глухо треснулось в чернозём там, где только что была я. Что-то, лежащее на этой самой истоптанной сапогами земле, больно упёрлось мне в ребро, но было не до этого — рядом в зловонную грязь снова вонзилась секира.

«Секира?!»

Чувствуя запах гари, гнили и сырости одновременно, я на первой космической скорости поползла по грязи вперёд, попутно пытаясь осознать происходящее среди возни и какофонии и встать на ноги. Едва просохшая футболка снова стала мокрой. И грязной. Почему такие мелочи замечаются в стрессовых ситуациях — вопрос на миллион.

Отбегая в сторону и случайно хватая то, что давило мне в бок, я не могла понять, что происходит. Мозг отказывал в своих услугах. Но через миг удалось сообразить, что вся наша команда — Сват, Барс, Шура, Ален, Рысь, я и Машка-Мышка — оказались в каком-то аду. Вокруг происходило жуткое действо, грязь скрипела на зубах — как говорится, смешались кони, люди…

«Откуда всё взялось?»

Баталия не походила на манёвры реконструкторов средневековья. Это было настоящее месиво из странно одетых существ неопределённых национальностей и даже рас. Крики, нечеловеческий рёв, глухие и мокрые удары, команды барабанов и рога, чавканье грязи и прочие неприятные звуки и действия. Смешение строёв и возникающие из ближайших лесов небольшие засадные отряды…

Заметив боковым зрением Свата, я вновь рванула вперёд. Чья-то верёвка чуть не спутала мне ноги (вот бы глупая смерть получилась!), но я от испуга наступила на неё, как на змею, и просто выпрыгнула. Каким-то образом получилось достичь первой цели — схватить Мышку за тонкую руку и оттащить к ближайшему навесу. Это было ошибкой — в секунду он вспыхнул и стал заваливаться. Пришлось вновь использовать все ресурсы организма для рывка и вытаскивания застывшего в ступоре подростка прочь от опасного места.

Слева подходил Сват — задом, одновременно отбиваясь от нападающих самым настоящим бердышом. Казалось, он сошёл с ума — на лице его бешено сияла улыбка. Мышка продолжала пребывать в шоке, возможно, ей казалось, что всё это — какой-то странный прикол или прохождение игры.

— На графику не пожалуешься, а вот в текстурах застрять — запросто! — я вновь рванула её к себе, прикрывая от летящих осколков, глины и грязи: кто-то кинул в нашу сторону древнее подобие гранаты. Отметить из-за скорости и опасности удавалось не многое, но разлетающиеся осколки и запах пороха были незабываемы.

Всё происходило в доли секунды. Я бросила на землю то, что зажимала подмышкой.

— Чёрт побери, какая-то толстенная папка.

Позволив себе нецензурно выругаться при ребёнке, я подбросила ногой вверх какую-то арматуру с земли и толкнула Мышку за себя.

— А раньше у меня этот подброс не получался! — хрипло крикнула я Свату, который, вспотев за секунды, был рядом, но вряд ли слышал что-то в грохоте битвы. Он опустил голову и посмотрел на врага исподлобья. Судя по всему, ничего хорошего это не означало.

«Вот что страх жилотрясящий делает! Понеслась!»

Казак первым зацепил бердышом чьё-то копьё и, пока оно не полетело в нас, резко двинулся вперёд с этим зацепом, убирая его в сторону и намереваясь продавить строй. Но как это сделать в одиночку? Хорошо, что до этого не дошло — справа сотворилась какая-то сумятица, и вскоре нас толкнуло волной беснующихся тел, словно на концерте самого безумного металла.

— Любимая часть музыки — брейкдауны! — рыкнула я, приложив тяжёлой папкой очередного бесноватого обалдуя. В другой руке у меня бешено вращалась арматура, то и дело отбивая сыплющиеся удары. Мат, как я заметила, слышался русский, и у начинающей что-то воспринимать Мышки сворачивались ушки.

Вдруг справа, аки богатырь разметая визжащую толпу, возник…

— Ален?!

— Что вы тут мнётесь, наших сейчас затопчут! — прогремел он и, кряхтя, продолжил прорываться сквозь толпу непонятных иноземцев. Мы тут же проследовали в образовавшуюся за Аленом брешь, прикрывая девочку и спину этого нашего «танка». Сват похихикивал, а я составляла семиэтажные заклинания на всё том же русском нецензурном.

«Куда же это нас всех выплюнуло?..»

Плечи заныли очень скоро, да и рассечение от осколка на бедре бодрости не прибавляло. Но мы добрались до Барса и Рыси. Они стояли спина к спине, готовясь к нападению многочисленных наглых морд невозможных цветов и конфигураций. Рысь с мастерством, даже как-то грациозно, отмахивалась от летящих стрел каким-то серым свёртком, а Барс с разбитой губой успел отобрать у кого-то подобие арбалета. Со стреляющим оружием он дружил, но такое в руках держал впервые, да и столько целей одновременно было не поразить.

Вскоре в войске противника стало угадываться смятение — перед ними из ниоткуда возникли пять странно одетых и матерящихся демонов, то есть нас. Ален вынул из-за пояса предмет, который стал ему мешать, — длиннющий арапник, в простонародье называемый хлыстом. Только я успела было подумать, что будет дальше, как — щёлк! — с народа послетали шапки.

— А где Шурик? — взвизгнула Рысь и, воспользовавшись заминкой вояк, бросила в них целую лавку.

— Вот что ЗОЖ животворящий делает! — не удержалась от оценки такого броска я и указала на ближайшее, потрёпанное в битве дерево. Вояки уже начали рубить его, потому как на нём, съёжившись, восседало не какое-то диво-дивное, а наш Шура. За плечом у него болталась неизвестная бандура на ремешке, но рассматривать детали было некогда. Рысь увидела, что ни в чём не повинное дерево повреждено, и в нестройные ряды полетела вторая лавка.

— Дубовая… — прохрипел ошалевший Сват.

Шура быстро соскочил с ветвей. Ален продолжил развлекаться с чудо-арапником, который мелькал с невиданной скоростью по сказочным траекториям и щелчками пробивал нам путь для отступления. Сделан он был словно из стали — разрубить его врагу не удавалось. Пока вояки продолжали своё ратное дело, занимаясь уже друг другом, мы отступали. Отступление это казалось бесконечным и обидным, хотя мы вообще здесь были ни при чём.

Но кто на войне будет разбираться?

Долго ли, коротко ли, доползли мы до спасительного леса, в котором можно было скрыться. Осмотрели Мышку и друг друга на наличие ран. У Алена с головы бежал тонкий ало-бурый ручеёк.

— Да взял парочку извергов «на каску», они меня скрутить поначалу пытались. Царапинка!

— Что это, позвольте спросить, было? — Рысь, тяжело дыша, оказывала первую помощь подручными средствами. А из средств были только салфетки и небольшой лесной ручей, проложивший себе дорогу среди мхов.

Девушка упёрла руки в боки. Сероватый свёрток валялся у её ног. Глаза её округлились.

— Какого лешего? Я же выбросила это на поле боя!

— Ты сначала скажи, что это за чудо-юдо у тебя в свёртке? Мне вот хорошая игрушка попалась, — Ален смотал арапник и, благодарно погладив его, убрал за пояс.

— Откуда мне знать! Тряпка какая-то. Вообще не до этого! — зашипела она, чтобы не закричать, и резко повернулась к Шуре. — А что за ерунда у тебя?

— Вечные наезды! Вот! — парень сорвал с себя лямку, и нечто деревянное упало рядом со свёртком Рыси. Оно звякнуло о землю, и стало понятно, что это старинные резные гусли.

— И я тогда «похвастаюсь», — мрачно подкинул Сват в кучку инвентаря малюсенький топорик, почти брелок.

— А бердыш где? — нахмурился Ален. В ответ Сват ещё более мрачно посмотрел в сторону поля боя, где продолжалось бесконечное сражение ради сражения.

— М-дэ, негусто разжились, — Барс поставил на общее обозрение подобие коротких сапог. Пара обуви была старой и потрёпанной настолько, что невозможно определить, какого точно она вида и размера.

Я нехотя показала непонятную тускло-бордового цвета папку — то ли из дерева, то ли из кожи. Во всяком случае, плотное покрытие не позволило разрезать её. Да и гореть такой чепрак не будет. Папка словно не хотела отлепляться от рук, но и не открывалась — ни с какой стороны не было у неё ни клапана, ни верёвочки. От усталости и непонимания происходящего уже ничего додумывать и предполагать не хотелось. Живы — и на том спасибо.

Мышка выудила из своего худи небольшую тусклую тарелку и собралась бросить её в общую кучу добра.

— Нет!!! — грянул наш хор. — Разобьётся, и тогда мало ли, что будет.

Мы посмотрели на испачканные лица друг друга, на какого-то ястреба, парящего над нами и местными елями-гигантами, и… расхохотались.

— Что получается, мы засланцы-попаданцы? В какую сторону принца старыми кедами очаровывать? Куда колдовать? Ненавижу этот жанр! — я смотрела в темноту леса, куда мы решили продвигаться.

— Интересно, куда именно мы попали и… за что? — Сват на ходу вынул из-за пазухи трубочку, и вскоре синеватый дымок потянулся за ним меж ветвей.

— Спешу вас обрадовать: ежели мы попаданцы, значит, домой не скоро попадём, — я вспомнила о своём порезе и присела на землю. Прилепив к ране салфетку, вновь побрела по густому лесу за остальными.

Местное солнце шло на закат, мы упрямо тащились по зарослям в поисках укрытия подальше от сражения. Не хотелось кормить собой комаров и неизвестных зверей. Разговаривать тоже не особо хотелось. Прежде чем обсуждать, что с нами произошло, надо это осознать, принять, переварить.

Мышке было грустнее всего: она не обнаружила в кармане любимый гаджет и вместо него вертела в руках несчастную тарелку.

— Протри её, что ли, хозяюшка, — проворчал Сват, чтобы нарушить тишину и наше усталое сопение. Ходьба по лесу раньше была моим любимым занятием, а сейчас казалась изнурительной.

На удивление, вместо обычного подросткового протеста Мышка достала из кармана салфетку с логотипом уличного фастфуда и стала натирать посудинку, пока та не превратилась в простенькое старинное блюдце.

— Какой-никакой, а сувенир… Но взамен наших клинков — как-то несправедливо, — стараясь не прерывать лесной гомон птиц над головами, сказала Рысь. И тут же нараспев произнесла: — Ой, я свёрток забыла, ой-ой-оюшки! Ах, конечно нет, ведь вот же он — незабываемый!

Неприметный свёрток чудесным образом оказался под рукой девушки, и она прорычала:

— Что ты такое?

Барс, как и все, кроме Алена, обновкой был недоволен. Но вдруг остановился, снял свои берцы, молча и решительно обул странные ботинки.

— Как ощущения? — стараясь не хромать, спросила я. Барс снова промолчал, видимо, погружаясь в эти самые ощущения. Сзади к нему подкрадывался Ален, показывая палец у рта.

Я пожала плечами, мол, не участвую в ваших играх, и отошла. Барс захотел обернуться, но сзади быстро раздался хлопок большой ладонью по его плечу, и сразу — звук падения. Ни шагов, ни паузы. Обернувшись, я увидела сидящего в папоротнике и ничего не успевшего понять мощного Алена и разводящего руками худощавого Барса — сам полез, я не виноват.

— Это… как ты меня?.. — вставая, спросил Ален.

— Большой шкаф громче падает, — усмехнулся Барс, и мелкие морщинки показались у его глаз. Приёмов он знал много и сейчас как-то странно посматривал на свою обувку. — А знаете, что? Предложение есть: вы пока экономьте силы, а я бегом смотаюсь на разведку, что тут в округе находится.

— Тогда я с тобой, — вызвался Шура. — Убежим, если что. Я лёгкой атлетикой занимался.

— А я — котлетикой! — Ален согнул руку, показывая мощный бицепс. — Опасно же одному.

Барс по-особенному выразительно посмотрел на обоих и… был таков. Мы обречённо устроили привал без костра.

— Как он исчез так быстро? Странно, — нахмурилась Рысь, глядя вслед Барсу, и вновь обратила внимание на Шуру. — А ты-то куда, певец-атлет? Пой, что ли, медведей распугивай, если они тут есть.

— Опять она на меня наезжает, влюбилась, что ли… — Шура не успел договорить, как в лицо ему прилетел тот самый свёрток. Незабываемый.

Сумерки наступали на нас тяжёлым сапогом, дневные птицы прятались по гнёздам, становилось прохладно. Всё, в том числе и наша кожа, приобретало сизый цвет. Радостью было отсутствие комаров. В чернеющих силуэтах деревьев мерещились мифические лица. Где-то вдали заливался соловей — почти как дома.

— Домой хочу… — заныла Машка-Мышка и плюхнулась на камень. Рысь подсела к ней и молча погладила. Ален и Сват, тихо переговариваясь, бродили по округе в поисках еды, хотя бы ягод. Шура тихо выводил казачьи песни — он часто их пел в учебных заведениях. Некстати стал накрапывать дождь. Но воздух был упоительным, сладким, каким-то питательным. Таким он бывает в безлюдных местах, где властвует природа. Странно, но чувствовалось во всём этом суровом окружении что-то такое… своё.

Я повертела папку в руках и вновь убедилась, что она не открывается ни с какой стороны. Нет, всё-таки ножом не вспороть. Рысь тоскливо смотрела на меня, наблюдая басню «Мартышка и очки».

Идиллию прервал незаметно пришедший, весь мокрый и в репьях Барс. И как мы не услышали его до последнего момента?! Все вопросительно уставились на него.

— Там есть избушка, — он шумно выдохнул, уставившись вниз, на мыски новой-старой обувки, и перекинул свои берцы через плечо. — Избушка, говорю, нормальная! Пошли.

— Информативно, — задумчиво пробасил Ален, очищая какой-то прутик. — А кто там живёт? Или уже никто после твоих бросков?

— Ха, юморит он, — Сват повесил на пояс мини-топорик и оглянулся на нас. — Ну, чего сидим? Хотим кукушку свою под крышей сушить, или она улетела уже?

Мы с недоверием последовали за старшими товарищами. Следовать пришлось ещё километров десять, пока не показался неприметный низкий и ветхий домик из брёвен, не внушающий никакой сухости, тепла и доверия.

— Удобно ли тебе в модных подкрадулях, дорогой Барсуля? — начал издалека Ален, подходя к нашему боевых дел мастеру.

— Хочешь, сам примерь, — спокойствие Барса вызывало у меня восторг. — Раз уж мы неизвестно куда попали, что ж теперь, будем выживать, как получится. А позывной не искажай.

— Не то! Не то ты его спрашиваешь! — вмешалась Рысь и вдруг запнулась.

— Короче, Барс, показывай лайфхак, как ты всю округу на таком расстоянии быстро обследовал и избушку нашёл! — потребовал Шура и случайно тренькнул гуслями. — Тьфу, ещё и расстроенные достались.

— Это вы узнаете завтра, — Барс скромно улыбнулся и бесшумно зашёл в сени.

Продолжало темнеть. Фонарик решено было экономить, так что пришлось довериться сумеркам и госпоже судьбе.

Глава 4. Кото Лизатор

Мы двигались в потёмках обветшалого жилища. Непонимание и неизвестность, похоже, скоро войдут у нас в привычку.

Безмолвно мёртвая и гнилая изба словно оживала. Казалось, что-то в ней наблюдает за нами, а брёвна становятся свежее, дом будто выпрямляется и расширяется.

— Кто здесь? — Рысь отодвинула кусок паутины, висящий на косяке входной двери. Мышка шла за ней, нервно бормоча:

— Что за кринж, отписка, я на такое не соглашалась.

— Ага, и дизлайк, Машуль. Всем тут не сахар, — прошептала я и нырнула в темноту перед ними, выставив тяжёлую папку как щит.

Пахло уже не сыростью, а соломой и деревом. Интерьер избы был, судя по всему, не зажиточным. Я нашла самое главное — печь. Зацепила ногой какой-то черенок, и на пол с угрожающим бряканьем упал ухват — горшки в печь ставить. Тут же почудилось, как что-то небольшое и чёрное быстро пробежало мимо.

— Если здесь крысы, мы отсюда уходим, — вздохнула Рысь. В тоне её слышалась раздражающая безоговорочность.

— Не-а, мы их пугаем и спим, — улыбаясь, возразила я и почувствовала в темноте её взгляд — то ли укоряющий, то ли неприятно удивлённый. Казалось, раздражение становится взаимным.

— Не-а, мы их едим, спим и уходим, — передразнил Шура.

— Разрядил, блин, обстановку… — захихикал Сват, разжигая щепу найденным кресалом и кремнем. — Да будет свет! Не суетитесь вы без надобности.

— А когда суетиться? — обозлилась на всё и вся Рысь.

— Если суетиться тогда, когда это не нужно, — не останется сил суетиться тогда, когда нужно! — отрезал казак.

— Живой огонь. Настоящий, — обрадовалась я разгорающимся щепкам, но никто не понял или не поддержал мой порыв. А мне думалось всего лишь о зажжённом не зажигалками и не спичками огне.

«Что ж. Оказаться не пойми где с малознакомыми людьми — стресс для каждого из нас».

В избушке когда-то пытался задержаться порядок, но время делало своё коварное дело — везде царили пыль и паутина. У меня вдруг открылось второе дыхание: видимо, адреналина после произошедшего в крови ещё хватало, да и жалко было заросший домик. Пока народ думал, кто как расположится на ночлег, я нашла у печки веник и, почти наощупь, стала аккуратно собирать паутину и сметать старую жухлую листву. Быстро вытряхнула маленькие коврики. Дом продолжал наблюдать за каждым движением.

«Зачем я это делаю? Кому-то понравиться хочу? Зачем? Кому не нравлюсь — тем и не понравлюсь. А кому нравлюсь, тем и стараться понравиться не надо. Эх. Как хочется домой! Так, не раскисаем. Может, это всё сон, чей-то научно-психологический эксперимент с веществами… или шоу со скрытой камерой…»

Пытаясь унять тревожность, я продолжала вечернюю уборку. Услышала ручей недалеко от избы, набрала воды в найденный на печи горшок, притащила в избу. Нашла в кармане конфетку, подумала, что это нас от голода не спасёт, и положила её на старый сундук в углу избы. Зачем-то помахала в тёмный угол — невидимой камере.

За это время наши доблестные парни затопили печь, нарубив старых чурбаков не менее старым, но ещё пригодным топором. А девочки нашли тюки с соломой и постарались приспособить их для сна. Но Сват скомандовал им брать матрасы, найденные в сундуках, и спать на печи. Мужской пол устраивался на сундуках размером побольше. Я же думала поискать в комнате хотя бы какие-нибудь старые покрывала, хоть что-нибудь, и удалиться в сени. Люблю спать в одиночестве.

Потолки дома стали будто выше. Ребята негромко переговаривались в тусклом свете, дивясь разным старинным приспособлениям.

Что-то чёрное снова шмыгнуло под ногами.

— Ч-что это? — спросил Шура, уже стоя на какой-то табуретке и бешено сверкая глазами в темноту.

— Да что ж такое! — я пошла в комнату. Когда устаю, обычно злюсь. — Что бы ты ни было, если не покажешься, рискуешь стать едой!

Видимо, остальным, особенно, девочкам, я казалась совсем «ку-ку». Да, мнение обо мне не меняется ни в каком мире. Не знаю, насколько долго я не показывалась из комнаты, пока все не проследовали туда же.

— Эм. Я хоть и пришибленная, но не одна это вижу, да?

Икание Алена было мне ответом.

Перед нами у окна небольшой комнатки в отсвете луны стоял полностью тёмный силуэт скелета в лохмотьях. Он, словно сотканный из темноты, злобно таращил на нас глазницы. А мы таращились на него.

«Мы одни. В какой-то избе. В ином мире. И тут вот это. Может, всё это сон?»

Кажется, моя усталость взяла своё.

— Ничего себе, кис-кис… Раз у нас тут всё по древней традиции, — я немного истерично поклонилась в пояс. — Так и быть. Мы — путники, не по своей воле. Чьих будешь, молви. Рцы. Паки. Живота.

— Дщерь людская, при своём ли ты уме? — раздалось беззвучно. Но услышали, кажется, все.

— Нас коллективно глючит, да? — я обернулась к бледной и не знающей что делать команде. Ну вот, снова чувствую себя позорищем на общем празднике жизни — чьей-то невоспитанной племянницей или приятелем-алкоголиком, поющим частушки на похоронах.

«Глючило» всех коллективно. Сват перекрестился.

— Не надо, — прошелестело существо и ужасающе захохотало. — Бесполезно.

Так бы мы и стояли в ступоре и попытках объяснить себе происходящее, если бы что-то чёрное опять не прошмыгнуло мимо и не запрыгнуло чудовищу прямо на костлявые «ручки». Я схватилась за голову.

«Что ж, сходить с ума, так с весельем. Глупую паузу рано или поздно нужно прекращать».

— Икс?! Что у вас делает моё животное? — вопрос вышел максимально серьёзным. Будто бы какой-то соседский алкоголик приманил моего котея.

— Млем-мряу! — чёрное безобразие, чувствуя себя вольготно, хотело облизнуть поднятую заднюю лапу, но передумало, соскочило и нагрузило своими радостными килограммами уже меня.

— Как думаешь, куда он у тебя иногда пропадает? — довольно спросил скелет.

— Вот он какой, котоход… — не нашла что поумнее сказать я.

— Это твой кот? — тихо спросил Шура, отступая в кухню по стеночке.

Скелет чуть двинулся вперёд, мы одновременно шагнули назад. Он снова расхохотался.

— Так и быть. Насмешили. Будете гостями, — прозвучало безоговорочно и угрожающе. Хозяин дома показал жестом нам проходить назад. Его лохмотья колыхались в такт движениям, но так неестественно плавно, будто в потоках воды.

Мы без резких движений отступили на кухню.

«Что ж мы целый день отступаем-то?!»

На кухне сам собой появился стол, на нём простая каша, простой хлеб. Но от одного вида еды сводило скулы. Даже привередливая Мышка не стала воротить нос от скромного ужина — боялась страшного скелета разозлить, наверное. Пока у нас за ушами трещало, тот гладил моего кота.

«Ладно, раз „кукушки“ наши улетели, так хоть поедим».

— Кошки часто приходят — они по всем мирам бегают, и в большинстве ваших религий почитаемы за это.

— Если вспомнить Древний Египет, мусульманство, европейские приметы и всякие суеверия, то вполне себе… — я выуживала исторические факты из памяти, пока ребята пытались скрыть свою скованность от присутствия невиданного существа.

— Кошки слышат глазами и видят ушами. Этого черныша обижать нельзя, хоть он отчасти и виноват в вашем попадании сюда.

— Добегался, — Сват, улыбаясь, почесал довольную морду с глупыми зелёными глазищами.

— Ага, обидишь его, — не удержалась я. — Получается, он этакий катализатор вызова нас, демонов, да? Кото-лизатор, облизывает сам себя, то есть кота, хи-хи-хи…

— Охолонись! — рявкнуло страшилище и тут же спокойно продолжило. — Вы для нас, может, и демоны. Оно всё одно: и мы, домовые, и низшие, и демоны, они же — боги, и иже с ними…

— Домовые… — повторил Барс, не отрывая взгляда от хозяина дома.

— Ничего себе, Нафаня… — Ален нервно проглотил кусок хлеба, соглашаясь с Барсом. Сват усмехнулся в усы.

Скелет удалился. Видимо, тему домовых дальше развивать ему не хотелось, и мы закончили ужин в тишине. Чтобы продолжать морально себя разгружать, я решила пойти помыть посуду на ручей. Остальные, не без опаски, но с уважением к необычному хозяину жилья, готовились ко сну.

В избе потеплело от печи. Я проверила мешок, который на скорую руку набила сеном и тряпками. Накинула на него какой-то тулуп и вышла на улицу.

Едва закрыв дверь, обомлела.

Огромный молочный шар сиял на небе, смотрел в упор и разливал голубоватый свет на всю тихую округу. Некое священное живое светило в ритуале этой ночи — хотя это просто луна. Где-то в тёмном непролазном лесу, который не казался, а был бесконечным властителем округи, свистели сипухи. Иногда ухал филин. Шелестели травы.

Я шла к ручью с кадушкой, наполненной глиняной посудой. От созерцания торжества природы мурашки стадами бегали по коже. А рядом бежал Икс, выставив хвост трубой и иногда издавая свою привычную болтовню: «Мр-мрявр-р!» Эти звуки обычно предназначены для нас, человечков.

— Котяра, подставил ты не только меня. Тренировались же, никого не трогали…

— Мр-мроу!

— Да, что с тебя взять, животинка… Завтра расспросим подробнее у чудища страшного, — погладила я питомца, радуясь, что теперь знаю, куда он пропадает. Хотя… чему тут радоваться — не понятно.

Я возилась в ручье дольше, чем предполагала, — вода была очень холодная, сводило руки. Ручей был не таким, как первый встреченный нами, а гораздо шире и глубже, почти река. По краям его росли и переговаривались на ветру высокие травы. На том берегу продолжалась стена грозного дремучего леса. Ночные обитатели жили своей жизнью, издавая свои ночные звуки.

Внезапный всплеск воды рядом заставил меня оторваться от изучения местной красоты. Икс выгнул спину и зашипел. Мы напряжённо вглядывались в темноту.

Шелест послышался совсем близко, и я отскочила от ручья. Кот прижался к земле, издавая утробные звуки. Я схватила кадушку, готовясь осчастливить ею кого угодно.

«Бежать в избу — не приведу ли беду к остальным, как необученная собака медведя прямо к леснику?»

— Оглянись, хи-хи-хи… — засмеялось что-то почти под ухом. Резко крутанулась на пятках и никого не увидела. Шествие пеших мурашек превратилось в парад ползущих по коже маленьких танков. То здесь, то там раздавались звонкие смешки и голоса. Вертеть головой было бесполезно. Тогда я встала в стойку, глаза мои уставились в одну точку, но боковым зрением было видно почти всё. Только таким образом удалось заметить, как что-то или кто-то колеблет траву — быстро перебегает с места на место и хихикает.

— Издеваться удумали. Ладно, что делать будем, если я вас не боюсь? — спросила я, не мигая и чуть склоняя голову вбок, тем самым меняя угол бокового зрения и заодно стараясь сохранять голос спокойным.

— Побегай с нами! Поиграй! — раздались голоса с разных сторон. В голове вертелись сюжеты былин, мифологических рассказов, о которых только доводилось слышать.

«Что делать?»

— Вы кто?

— Скажем, если поиграешь с нами.

На берег ручья с хохотом выбежали бледные девушки. Они были не одеты, но ночной холод на их прекрасное настроение абсолютно не влиял.

«Ах, вы обычные девки!.. Напугать хотели, сейчас я вам!..» — подумалось мне, пока я нащупывала в густой траве кота. Но в следующую секунду передумалось. Уж очень они были неистово-радостными и… водянистыми, я бы сказала. Лунный свет делал синюшный цвет их кожи ещё более холодным. Присмотревшись к странному хороводу получше, увидела, что тела их и вовсе просвечивают.

Стоило преодолеть ступор, быстро и бесшумно собрать посуду и при этом не уронить кота — я планировала отступление.

«Опять отступать!»

— Вот выкаблучиваются! Скелет тут, похоже, не скучает вечерами.

Пока я смотрела, какие коленца выделывают неистовые дамы и как плавно расширяют свой хоровод, захотелось даже забыться под их пение, беззаботно побежать и назло всему повеселиться. У них нет никаких проблем и раздумий, никакой тяжести…

Очнулась я от того, что кот вцепился когтями в мою многострадальную ногу — он шипел и пронзительно смотрел на меня круглыми широкими зрачками. Как ребёнок, родитель которого собирается бросить его и сделать что-то страшное.

Хоровод, внутри которого происходило подобие игры в салки, опасно приблизился, обдав запахом сырости и озона, а бледные невесомые руки тянулись ко мне, обещая избавить от всех печалей и забот, подарить небывалую лёгкость.

«Чёртова гипнабельность! Что сделать, чтобы эти русалки вдруг не накинулись на меня и не утащили в воду? Судя по всем сказкам и магическим правилам, отказ может разозлить нежить, и тогда из нашей команды останется шестеро». Я дёрнулась изо всех сил, чтобы отстраниться.

— Кхм, милые дамы! Конечно, я с удовольствием поиграю с вами.

— Когда? Сейчас? КОГДА? — давило со всех сторон. Добыча вот-вот окажется в их холодных руках.

— Вчера.

Мне казалось, что мои глаза недобро сверкнули в темноте. Пауза повисла — мертвее некуда.

«Почему в стандартных ситуациях я на полном „тормозе“, а в таких выкручиваюсь?»

Позвякивая кадушкой в одной руке и ухватив кота другой, я вновь пересилила себя, чтобы повернуться к «дамам» спиной, и, стараясь сохранять последнее достоинство, поспешила в избу.

Шипение, хрипение, плеск воды от уплывающих с испорченной вечеринки «девочек» — всё это слышалось сзади, а ледяной холод и онемение наваливались на моё тело.

— Если многое болит и тревожит, значит, мы пока живы, и нечего ныть. Иксятинка, пошли спать. Сколько можно терпеть и отступать? Пора научиться взаимодействовать с миром, каким бы он ни был, — плотно заперев дверь в сенях, я выпустила кота на мешок и, пока он наминал лапами ткань, завалилась рядом. — За то, что ходишь без спроса по мирам, тебе пылесос бы за меня высказал. Но это значит, что мы всё-таки имеем шанс попасть обратно…

В раздумьях и разглядывании луны через щёлочку в досках я поглаживала тяжёлый мурчащий комок под боком, пока не уснула. Где-то вдалеке завыл волк. Может, и не волк…

Глава 5. День добрый

Несмотря на ломоту в мышцах, я заставила себя принять вертикальное положение и понять, что кто-то ходит мимо, чем-то стучит, хлопает дверью. Кот опять куда-то делся.

— Хорошо вчера потренировались, блин… — я зевнула так, словно хотела показать всему миру свои пломбы и внутренности. В щели, через которые вчера был виден свет сказочной луны, теперь неистово пробивались лучи солнца.

— А то! — Сват что-то тащил мимо меня в дом. Кажется, дрова. Судя по всему, наша команда давно проснулась. Прерванный душевный зевок вызывал раздражение.

— И не спится вам всем! Ненавижу рань, всё вокруг ненавижу. Стоп, мы опять будем печь топить?

Сват не только привычно, но даже как-то по-домашнему ухмыльнулся в усы.

— Тятенька-домовой дозволил нынче чаю испить да баньку истопить. Ну, мы с ребятами и рубим… Заодно тренировка. Хорош дрыхнуть, а то шашкой плашмя по одному месту!

— Ага… — продолжая зевать, я поплелась умываться. Девушки что-то собирали с земли, мужской состав команды работал топорами, одна я бездельница неприкаянная.

«Стиль пристукнутой совы у меня, а не волчий!»

Неприятное ощущение после вчерашней ночной встречи у ручья отступало под яркими лучами солнца, которое казалось каким-то живым, светлым, истинным и справедливым дневным богом этой земли.

А земля была прекрасна! Казалось, люди её не трогали совсем. Скорее всего, так и было, здесь не выкачивали из природы последнее, а наблюдали за ней, боялись обидеть и уважали.

Вокруг зеленело, голубело, стрекотало, чирикало, цвело и пахло. Я окунула лицо не только в чистейшую воду, но и в пряный аромат цветков, что любопытно уставили свои лилово-белые глазки в бесконечное небо. Ромашки так и влекли жужжащих насекомых пушистыми серединками. Лес смыкался вокруг, скрывая в себе чудесных существ и страшные тайны.

«Всё вроде как у нас. И в то же время другое — мощное, яркое, свободное…»

По пути от ручья к избе я окончательно проснулась, мой взгляд перелетал от одной красоты к другой, и незаметно для себя я начала изучать свежие резные узоры, ажурные наличники, симпатичный конёк просторного дома. В нос, примешиваясь к остальным, плыл запах древесины. Хотелось получше осмотреть нашу избёнку и дворик, но попала я, кажется, не туда. Вчера здесь не было этих богатых хором!

Я скрылась в лесу по причинам биологическим, а вот в кретинизме себя обвиняла географическом. Стала по большой дуге обходить незнакомый дом. Запинаясь о корни деревьев и не без удовольствия утопая во мхах, слышала своё дыхание и отказывалась представлять, что будет, если заблужусь и останусь здесь одна. Вокруг — никаких признаков даже самой примитивной цивилизации.

Пахло согретыми солнцем травами и хвоей мощных тёмных елей, высоко смыкающих свои лапы друг с другом. Солнечные лучи пробивались сквозь них и образовывали световые столбы, в которых блестели, кружась, всякие частицы и насекомые.

Обойдя полкруга и вновь выглянув из леса, я обнаружила, что перед богатыми апартаментами стоит какая-то пристройка и большой стол, а вокруг него суетятся люди.

В этой пасторальной картине почти вся наша шайка уселась за этот стол возле бани.

«Откуда баня? Где осевшая ссохшаяся развалина?»

На столе стоял самовар. Сват уютно пыхал трубочкой и, ведя неспешную беседу с Барсом и Аленом, поглядывал, как Шура пытается настроить свой музыкальный раритет.

— Ни черта не ладится. Это похоже не на гусли, а на издевательство! А если вот так…

В это время девицы-красавицы Рысь и Машка-Мышка успели набрать ягод и орехов. Стройная блондинка, сделав комплекс из йоги, с наслаждением жевала, а девочка сидела на скамье хмурой тучкой.

«Конечно, ни в телефоне посидеть, ни на лонгборде до кафе прокатиться».

Во главе стола, в парах дыма или тумана, в большом плетёном и видавшем виды кресле восседал полупрозрачный хозяин этой идиллии — мрачный скелет в чёрных лохмотьях.

Избушка, которую мы вчера нашли, была вросшей в мрачную землю и трухлявой. Но это…

— Вы тоже это видите, да? — я подошла к столу. От ветра мои волосы вставали дыбом и двигались как живые. Фыркая, я стряхивала их с лица — лучший вид для того, кто решил сойти с ума.

— И тебе утро доброе, — в басе Алена послышалось недоверие. Он неспешно обернулся в сторону шикарных хором. Я подумала было, что это и впрямь мне одной чудится, но затем увидела его бледное лицо. Остальные тоже, мельком, как бы невзначай, глянули на дом. Кажется, у них тоже возникли вопросы. Но никто не задавал их домовому.

«Почему они стесняются?» — подумала я со свойственной мне прямотой.

Шура продолжал экспериментировать над доставшимся ему в трофеи музыкальным инструментом. Инструмент играть напрочь отказывался.

— Хватит их мучать, ёлки-моталки. Покорми, что ли! — вырвалось у меня. Со вздохом я отвернулась от горе-музыканта. Раз уж я в роли безумной, так тому и быть.

— Иди-ка ты… своими делами займись, — шикнул мне вслед едва знакомый парень.

Вот всегда так, все считают должным нахамить.

— Какая сдержанность… — проворчала я, пожимая плечами, и, понимая, что помочь ребятам в бытовом плане пока нечем, пошла в дом. Пусть отдохнут и обсудят произошедшее.

Несмотря на преображение, дом требовал усилий. Для начала стоило хотя бы подмести, поставить всё на место, смахнуть пыль и мух с окошек.

В комнате имелся подпол. Было любопытно заглянуть в него, но я почувствовала себя крайне неуютно. Словно кто-то смотрит в спину. Но домовой во дворе. Я обернулась.

Из дальнего верхнего угла комнатки на меня враждебно взирал огромный паук. Телосложением он напоминал крестовика, но был гораздо больше. В тени, высоко у потолка, его сложно было разглядеть. Знай я об этом ночью, не плюхнулась бы так просто спать, хотя арахнофобией не страдаю.

— Что-то нет веселья вчерашнего в тебе, — тихо прошелестело за спиной. За мной уже стоял домовой. — Чего от коллектива отбиваешься?

— Ого, слова современные знаешь. Коллектив. Не нравятся никому странные люди, понимаешь? Редко кому, и то — лишь поначалу.

— Со всеми надо на их языке стараться говорить. Вы и сами не заметите, как на наш, старинный для вас язык перейдёте и всех здесь понимать будете. Ежели ты странная, то в странном месте должна быть аки рыба в воде! — лохмотья домового красиво колыхнулись.

— В том-то всё и дело. Я чувствую здесь, в странном месте, что-то родное, что-то большее, чем где бы то ни было.

— Как думаешь, это большее есть в твоём мире? — скелет почесал почерневший от времени череп и ответил на мой согласный кивок. — Только ты не хочешь это замечать и чувствовать.

— Возможно, — я чихнула от пыли, споткнулась о длинный грязный коврик, свернула его и нашарила на деревянных половицах круглый кованый крючок.

— Ну, лезь, коль не боишься, — домовой с вызовом посмотрел пустыми глазницами. — Доставай припасы, что остались после меня, а то накроются медным тазом.

«После меня». Жалеть домового или нет? Отвлечь? Пожалеть себя?»

— Эх. Все молодцы, а я нет. Не умею в социальные игры играть, — продолжала я изливать душеньку, оглядывая, что меня ожидает внизу. — Так неинтересно, здесь паучар по типу того, что в углу висит, не обнаруживается. Даже крыс дохлых нет.

— Вдруг живые найдутся? — с фальшивой надеждой спросил домовой, когда я уже спрыгнула в холод подпола.

— Так просто меня не напугать. Вот если сказать, что завтра экзамен по вождению или сроки горят по работе, это сразу: «Привет, брат Кондрат»!

Когда мои глаза привыкли к полутьме небольшого схрона, в дальнем его углу что-то тускло заблестело. Пробираясь на четвереньках вперёд, я подумала, как будет глупо, если домовой меня здесь закроет.

— Интересно, у домовых бывают имена?

— Бывают. Михаилом меня звали, — с неохотой прошелестело сверху.

В прохладе подпола я находила и выуживала на свет сначала одни ссохшиеся плоды. Затем появились разнокалиберные банки, и содержимое их прибавляло энтузиазма вытаскивать ещё. С настороженностью добралась до того, что блестело в углу. Смахнув пыль, заметила, что это сморщился простейший кошелёк — вырезанный из кожи круг с продетым шнурком. Стянув его, я положила кошель рядом с банками, вымела мусор и, опираясь руками о соседние половицы, как на брусьях вытянула себя в тепло комнатушки. Закрыв подпол, я оглядела добытое богатство.

Восьмилапый обитатель дома, казалось, ещё злее смотрел из угла.

«Паук не крестовик, хреновик какой-то!»

— Твоё? — протянула я домовому кошель, не отрывая взгляда от угла со злым наблюдателем.

— Мне это давно не нужно, — прошелестело уже где-то за окном.

Быстро оглядев добытые консервы и радуясь, что приношу человечеству в лице товарищей по несчастью хоть какую-то пользу, я поторопилась, чтобы водрузить всё добро на стол.

— Молодцы, девушки, какой чай заварили, с чабрецом, — беззвучно похвалил домовой.

— Девчонки наши — огонь. Да и ты тут не один, в «цветнике» по вечерам, — улыбнулась я.

— О, только не это! — прикрыл длинной ладонью свою челюсть скелет.

— Что случилось? Михаил? — я повернулась на месте, силясь уловить мрачный силуэт на фоне окружающей яркости.

— Твоё веселье возвращается, вот что случилось… — ответил домовой, вновь оказавшись в своём кресле.

— Яся разве была весёлой? Если только вчера в бою, когда чуть руку мне не сломала своим дёрганьем, — буркнула Мышка.

— Какой ещё Михаил?! — уставилась на меня Рысь. Кажется, она реально сомневалась в моей адекватности и даже не обратила внимание на припасы. Точно, она же такое не ест. А Шура, Барс и Ален с интересом открыли, понюхали содержимое и, не забывая благодарить домового, стали пробовать съестное. Попалось даже варенье — наполовину засахаренное, но всё равно казавшееся богатством.

Домовой лениво приподнял руку вверх, показывая, что Михаил — это он.

— Почему Михаил? — глядя на Рысь, я капнула вареньем прямо на штанину и прямо возле пореза, про который уже думать забыла. Ну не быть мне крутой, как в фильмах.

— А почему Яська? — передразнил меня Михаил. — Родился. Учился. Работал.

— Стоп, что?! — Шура вытаращил свои миндалевидные разбиватели девичьих сердец, то есть глаза. — Ты был человеком?

— Был. По дереву знатно резал, — наш полупрозрачный собеседник тоскливо посмотрел на свой богатый резной дом. — Но глупость сделал. Плохое.

Мы, заинтригованные, молча ждали продолжения. Любопытные блестящие вертолётики стрекоз то замирали, то лихо кружили возле нас.

— Что сделал?

— Отравил.

Он отвернулся. Совсем, как вчера.

— Мучать расспросами не будем, — отрицательно кивал Ален. — Судить — тем более. Только теперь ты навсегда в такой, кхм, должности?

— Возможно… — беззвучный ответ тонул в звуках природы.

Было ясно, что домовому не нравилась тема о временах, когда он был человеком. Произошла трагедия, и за это он теперь служитель дома. Мне стало жаль его.