Любимый человек – счастье и несчастье любящего.
Человек ко всему приспосабливается, – бормотала она. – На человеке пробуют всякие опыты. Могут продать наивного, юного в вертеп за долги, отнять веру в людей и бога, душу перевернуть в нем с ног на голову или вовсе выдрать с мясом… Человека ослепляют красными лозунгами, оглушают громкими словами, на деле не стоящими ломаного гроша. Оставляют голодным во льду, в грязи, вони и вшах… Человек – живучее существо… Промерзнув до костей, он теплеет от ласкового взляда, слова, прикосновения, или греется у чужого костра, если свой огонь давно растоптали… Растоптали и кованым каблуком поерзали, чтоб не выбилось ни искры… Человек верит в любовь, несмотря ни на что. А если не верит – он уже не человек.
Невозможно приказать группе, коллективу, толпе – любому конгломерату – любить. Да и кого можно заставить любить насильственно? Из понуждений толпы растет тотальная неволя, когда каждый, независимо от наружных проявлений, ощущает себя одиноким соляным столбом, на который никто не оглядывается.
Ад понимает под счастьем суррогат коллективного идеологического довольства, заменяющий все личное. А счастье – индивидуально.
У двух воюющих стран были в чем-то сходные притязания. Но имелось и масштабное отличие – между советской мечтой, вопреки желаниям многонационального мира, уподобить его коммуналке с общим казарменным уставом и германским стремлением заставить мир поверить в избранность одной нации.
И уже подрастало новое поколение с наивной верой в непогрешимость Сталина и партии, принимающее страх, как должное, необходимое для идеальной жизни – поколение, родившееся у скованных страхом родителей.
Лишенным бога было кому поклоняться. Человек-держава возвел личную власть в абсолют, основанный на абсолютном же страхе.
Всегда и везде находится кучка людей, желающая добиться власти любой ценой. Любым способом – запугиванием, унижением, уничтожением чужой веры, чужого жизнеустройства, самой жизни…
Политика меня возмущает – и всё… иногда. Потому что стремится вторгнуться в мой теперешний мир. Лезет в него холодными щупальцами, ищет, как бы ужалить… вспрыснуть свой яд.
Политические события, понял он, всегда были продуктами инфернальной алхимии и невосстановимо разъедали души.
