Нейрофилософы доказывают, что наш повседневный словарь, включающий эмоции, совсем не подходит для описания того, что действительно происходит в мозге, и вообще тормозит изучение того, как работает мозг.
Студент № 2: То есть Лиотар утверждает, что Маркс — или марксизм — наслаждается капитализмом и не положит ему конец, потому что тогда он лишится своей культуры критики?
Обобщая, заметим: Фишера всегда интересовало, как популярная культура контрабандой протаскивает радикальные политические сообщения и передает их коллективному сознанию. Его интриговала не заразительная эйфоричность поп-культуры, но то, как она пробивается за капиталистический догмат принципа удовольствия к чему-то более глубокому, всецело бессознательному, извлекая это, невзирая на пинки и крики, на поверхность.
Мизерный бюджет времени — наша реальность. Они это сделали. В этом их цель — нехватка времени! Маркузе говорил, что к настоящему моменту мы все могли бы работать значительно меньше, но мы находимся в плену безумия, форменного безумия капиталистической системы! Они искусственно создают нехватку времени, чтобы производить действительную нехватку естественных ресурсов.
Главное утверждение трактата в том, что недовольство — это родовое свойство культуры. Нельзя вообразить культуру, из которой исчезло недовольство. Можем вспомнить знаменитую ремарку Фрейда о том, что цель психоанализа не в уничтожении безумия, это невозможно…
Есть другой способ понимать влечение к смерти. Его используют многие лаканисты, например Жижек. Влечение к смерти не направлено на смерть и не ищет конечной стадии покоя. Его цель скорее «безразличие к смерти», хотя это не лучшая формулировка. Жижек приводит в пример фильм Красные башмачки. Кто-нибудь смотрел?
Возможно, Лиотар полагает, что это будет последний текст о Марксе, потому что определение великого Нуля очень похоже на прочтение Делёзом Лейбница и его монады: внешнее есть внутреннее, и оно бесконечно складывается, снова и снова [20]. Не существует фиксированного внутреннего и внешнего,
внешнее может стать внутренним, а внутреннее — внешним, в конечном итоге это означает, что нет ни того ни другого. Значит, избавление от внешнего и внутреннего, а также от интерпретаций означало бы начало выхода за пределы капитализма? Может, в этом вся идея? Не провозглашение политической практики или решения проблемы, но, может быть, предложение начать движение к решению?
Потому что влечение к смерти, по крайней мере в одной из своих вариаций, направлено на достижение мира, согласия, беспредельного покоя — то есть свободы от желания как такового. Так называемый принцип нирваны… Представим, что организм — эластичная лента, которую усиленно тянут, но в самом этом напряжении сокрыт импульс к избавлению от напряжения. Я натягиваю ленту, но не я ее стягиваю — сжаться, вернуться в состояние покоя пытается сама лента.
