В начале января 1944 года тела стали вытаскивать из земли. Когда раскопали последнюю яму, я узнал всю свою семью.
Что он почувствовал, когда в первый раз выгружал трупы из машин, когда он в первый раз открыл дверцу газенвагена?
Что он мог сделать? Он плакал…
На третий день он увидел свою жену и детей. Он опустил тело жены в могилу и попросил, чтобы его убили. Немцы сказали ему, что у него еще есть силы для работы и поэтому они его пока убивать не станут
Дам им вечное имя, которое не истребится
Исайя 56:5
Хочу вам кое-что рассказать: в тот период, когда я работал парикмахером в газовой камере, прибыл поезд с женщинами из моего родного города, из Ченстоховы. Многих из них я знал.
Вы их знали?
Да, я знал их, мы жили в одном городе. На одной улице. С некоторыми из них я близко дружил. И вот когда они меня увидели, то буквально вцепились в меня: «Аби, что ты тут делаешь? Что с нами будет?» Что я мог им сказать? Что я мог им сказать? Со мной рядом работал мой друг, он тоже был моим земляком и хорошим парикмахером. Когда его жена и сестра вошли в газовую камеру…
Продолжайте, Аби. Вы должны. Это необходимо.
Слишком страшно…
У нацистов было незыблемое правило: все должно пройти гладко, без сучка и задоринки. Поэтому времени зря они не теряли.
Продолжать вести обычную жизнь – единственная гарантия спасения.
Мы чувствовали себя всеми покинутыми. Миром, человечеством. Но именно в таких условиях мы полностью осознавали то, что означает возможность остаться в живых.
Евреев Миндьевицей собрали на площади, и раввин решил обратиться к ним с речью. Он спросил у эсэсовца: «Могу я с ними поговорить?»
И тот ответил: «Да».
Тогда раввин сказал, что очень, очень давно, около двух тысяч лет назад, евреи осудили на смерть Иисуса Христа, который ничем перед ними не провинился. И вот, когда евреи это сделали, когда осудили его на смерть, они испустили крик: «Кровь его на нас и на детях наших!» Тогда раввин сказал им: «Быть может, настал как раз тот момент, когда нам придется ответить за его кровь. Давайте же не будем сопротивляться, идемте, сделаем то, чего от нас требуют. Идем!»
Иногда они сами искали смерти: выбирались из вагона, садились на землю и спокойно ждали, пока подойдут охранники и пустят им пулю в затылок.
трех лет жизни при немцах. И, может быть, еще потому, что его стиль лишен всякой напыщенности, мы теперь