автордың кітабын онлайн тегін оқу Девять царств: Принцесса степей
Чжань Ань
Девять царств. Принцесса степей
Серия «Хиты Китая. Фэнтези»
九州·朱颜记
斩鞍
NOVOLAND: THE PRINCESS FROM PLATEAU
ZHAN AN
This edition is published by AST Publishers LTD arrangement with Beijing Memory House Culture Co., Ltd. through the agency of Tianjin Mengchen Cultural Communication Group Co., Ltd.
Иллюстрация на обложке Genee
Иллюстрации на вклейке и титульной группе Ольги Лялиной
Перевод с китайского Алисы Атаровой и Ирины Муравьевой
Original story and characters created Copyright © Zhan An
© Атарова А., перевод с китайского языка («Жизнеописание Чжуянь»: «Не совсем пролог», часть главы 1, часть главы 5, главы 6-«Не совсем эпилог».
«Жизнеописание Цинхэн»: главы 1–8), 2025
© Муравьева И., перевод с китайского языка («Жизнеописание Чжуянь»: главы 1–5), 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Жизнеописание Чжуянь
Не совсем пролог
Первая летопись Чао[1]. Жизнеописание императора Гао
* * *
Император был выходцем из простого люда. Он умиротворил Поднебесную, объединил пять рас[2] и примирил их, чтобы подарить людям спокойную жизнь. Его подвиг не имеет аналогов в истории, и потому подданные просили императора занять трон. И так взошел он на трон на северном берегу реки Суодин [3].
* * *
В пятом месяце империя была поделена на царства[4]: царства Лань и Юэ на востоке, царства Шан, Хань и Нин на севере, царства Юнь и Лэй на западе, царства Чжун и Вань в центре. В каждой области был назначен военный наместник.
* * *
Император молвил: «Вся смута началась у реки Сицзян[5], и пожар войны охватил тысячи ли. С тех пор минуло более трехсот лет, и народ хлебнул горя. Ныне Мы положим этому конец, и Девять царств снова станут мирными». В то время Ебэй[6] все еще не желал склонить голову, и тогда мастер приказа астрономии Цзе Хайтянь спросил: «Откуда вам это известно, если даже Небеса не ведают?» Император улыбнулся и промолчал. Когда Хайтянь спросил еще раз, император наконец ответил: «Ебэй – жалкий кусок земли, на котором живут семь племен-потомков прежних правителей расы хуа[7], и все они одной крови. Идти на них войной – это ненужные жертвы, необходимо придумать искусный план по их завоеванию». Затем он приказал собрать золото со всех Девяти царств, дабы раса хэло отлила пять Небесных дворцов. Министры поддержали его, лишь Хайтянь был против.
* * *
Третьего месяца второго года правления мастер приказа астрономии Цзе Хайтянь был казнен перед дворцом.
Первая летопись Ебэя. Море Чжуяньхай
В полдень седьмого месяца в Ебэе произошло землетрясение, и содрогнулись сами горы, разрушив все на сотни ли[8] вокруг. Из-под земли била вода до девятого месяца, и так образовалось море Чжуяньхай. Грохот был такой силы, что его услышали все пять Цзиньбэйских армий[9]. И хотя сила землетрясения была ужасной, что удивительно, не погиб ни один человек!
Записи о горах и реках Девяти царств. Река Сяоцзинь
* * *
Река Сяоцзинь – самая крупная и полноводная река в Ебэе, текущая на север. Легенда гласит, что когда‑то в Ебэе было семь морей, которые на самом деле были семью высокогорными озерами. Тающий на плато снег стекал в эти семь морей. После моря исчезли, и талой воде некуда было собираться. Вся она потекла в реку Сяоцзинь, и с тех пор воды ее стали бурными, как сегодня.
Ебэй всегда был суровым и холодным местом, покрытым горами, и без семи морей пастбища пришли в еще больший упадок. Поэтому людей, которых способен прокормить Ебэй сегодня, намного меньше, чем было в древние времена. Если бы золотые прииски не привели в Ебэй поток золотоискателей, а с ними и новые сельскохозяйственные технологии, тогда, вероятно, на этой территории проживало бы меньше ста тысяч человек. Легенды гласят, что в период расцвета по Ебэю бродило семьсот тысяч пастухов, но те времена давно канули в прошлое, и ныне их сложно даже представить.
Глава первая
Проснувшись сегодня поутру, мой отец был сильно не в духе и даже не прикоснулся к чаю с молоком, который я, по обыкновению, поднесла ему. Он так и держал блестящий кубок из черного рога в руке и оцепенело смотрел, как я помогаю матери жарить ягненка.
Ягненка зарезали только вчера вечером, натерли пряностями с солью и повесили на ночь возле шатра, чтобы замариновать. Темно-красное пламя наконец занялось, и сочный жир с мяса закапал на угли, изредка испуская клубы ароматного сизого дыма.
Сквозь дым я могла разглядеть лицо своего отца. В нем сохранилось былое величие, но в уголках глаз уже поселилось множество морщин. Отец состарился, и в его взгляде было что-то незнакомое мне – какая-то усталость и даже сентиментальность. И почему я прежде не замечала этого?
– А-Жуй, подойди. – Отец махнул мне рукой. Никто из соплеменников больше не зовет меня Жуй-эр[10], и я даже не помню, когда это произошло. Теперь все называют «принцессой Чжуянь». Лишь мои родители до сих пор зовут детским именем.
– Что такое, папа? – Я опустилась на колени рядом с отцом, нежно разминая его плечи. – Ваши старые раны снова болят?
Мой отец – величайший воин Ебэя. Он привел племена ко множеству побед! Шрамов на его теле – что облаков в небе. Однако даже великие воины не могут победить старость. В холодные ночи былые раны отца начинают ныть. Недаром в племенах говорят, что первым воином Ебэя теперь является Чу Е. Конечно, Чу Е очень силен, но по сравнению с моим отцом он лишь дитя.
Отец опустил глаза и нежно накрыл мою руку своей грубой ладонью.
– Все хорошо, А-Жуй, у папы ничего не болит. – Он взял меня за руку и внимательно оглядел. – А-Жуй и правда выросла и стала даже красивее своей матери в молодости! – В его голосе слышалась любовь и забота.
Матушка, по обыкновению, не отреагировала на его слова о прошлом. В молодости она считалась самой красивой женщиной в Ебэе. Все так говорили, но матушка всегда утверждала, что я намного красивее. Без конца поправляла отца, потому что считала этот факт законом Неба и принципом Земли.
Потому сейчас она лишь улыбнулась и продолжила жарить ягненка, которого готовила для приехавших вчера иноземных гостей. Я не знала, кто это, но они наверняка очень благородных кровей, если уж самой знатной женщине среди двухсот тысяч кочевников приходится собственноручно готовить мясо для их предводителя. Они не были выходцами из Ебэя, а их одежда была великолепнее и прекраснее той, что мы могли бы себе представить. Я заметила зависть в глазах молодых людей племени – всех, кроме Чу Е, который ко всему равнодушен. Я это точно знаю, ведь в его глазах только я.
– Ступай! – сказал мне отец. – Тебе не нужно помогать матери с ягненком. Вчера вечером ударил мороз, и на лугах, должно быть, распустились первые снежные цветы. Беги, повеселись, разве ты не обожаешь снежные цветы?
Я только и ждала этих слов. Если бы не плохое настроение отца с утра пораньше, давно бы улизнула. Матушка любит говорить, что хорошие дети всегда должны быть на виду и пореже выходить наружу, но мне никогда не удавалось следовать этому правилу. Стоило этим словам сорваться с отцовских уст, как мне стало весело..
Большая рука отца дважды с нежностью погладила меня по голове, и он сказал:
– Посмотри на себя, сразу загорелась. Ну, ступай!
В его голосе наконец появилась радость. Все говорили, что моя улыбка делает людей счастливыми, даже моего отца.
Со скоростью ветра я выбежала из большого шатра с золотым навершием, сразу же заметив Е Цзы, ждавшую снаружи. Она схватила меня за руку, и вместе мы помчались прочь, смеясь как безумные. Е Цзы – моя служанка и лучшая подруга. Ее отец – астроном племени, и сама она с детства изучала звезды. Когда вчера вечером Е Цзы смотрела на небо, она сказала, что скоро выпадет иней. Она также сказала, что вчера одна маленькая звезда сияла особенно ярко, и имя той звезды Сюжун.
– Что означает эта звезда Сюжун? – спросила я тогда Е Цзы.
– Это… – Е Цзы прижала ладонь ко лбу и крепко задумалась.
Я знала, что в астрологии она разбирается не лучше трехпалой кошки.
– Вспомнила! – объявила Е Цзы. – Это звезда означает красоту. Ее появление говорит о том, что молва о красоте нашей принцессы Чжуянь[11] разошлась во все уголки материка и даже снежные цветы, что вот-вот распустятся, тоже должны передать это послание.
– Снова болтаешь чепуху. – Я покраснела и защекотала Е Цзы. Все говорят, что я очень красива, но я не считаю себя особенной. Когда стою рядом с Е Цзы на большом голубом камне у берега реки Сяоцзинь, я вижу два одинаково юных лица, отражающихся в воде. Е Цзы тоже очень красивая! Но она всегда подшучивает надо мной из-за восхвалений племени.
– Никакая это не чепуха. – Е Цзы так рассмеялась, что с трудом перевела дух. – Я правда не помню подробностей, но эта звезда точно как-то связана с красотой.
Как звезды могут означать красоту? Звезды ведь всегда символизируют что-то важное. Как может красота, что исчезнет в мгновение ока, удостоиться сияния на ночном небе? Тем более мир такой большой и в нем столько девушек, живущих за пределами Ебэя, что красивы, как Е Цзы, а то и лучше!
Что бы ни предсказывали звезды, сегодня мы собирались пойти посмотреть на снежные цветы. Об этом мы договорились с вечера. Только распустившиеся снежные цветы так нежны и прекрасны. Если есть звезды, действительно означающие красоту, то они должны говорить и о снежных цветах.
На бегу Е Цзы свистнула. Понятия не имею, у кого она этому научилась, но свистела она даже лучше мужчин. Так громко и пронзительно, что даже напугала телохранителей у шатра. Бородатый стражник с копьем поморщился и громко крикнул нам вслед:
– Принцесса Чжуянь, это же личный шатер вождя, зачем вы зовете его сюда?
Мы лишь рассмеялись и проигнорировали его, все равно крик стражника уже услышали мои родители. К Золотому шатру запрещено подходить на лошади ближе четырехсот шагов. Это правило, установленное нашими предками, но с тех пор, как отец подарил мне Ветерка, я никогда не соблюдала его. Что значат четыреста шагов для быстроногой лошади? Лишь один миг.
Только затих свист Е Цзы, и показался Ветерок. Он остановился перед нами, беспокойно топча землю копытами. Снежные цветы расцвели, и он наверняка заскучал по возлюбленной из пустыни! Отец и матушка говорят, что девушкам нельзя говорить слово «возлюбленный», ведь это нескромно, но я не слушаюсь. Даже мой младший брат знает такие слова, почему я должна скрываться? А еще знаю, что Ветерок – жеребец!
Мы отправились на луга.
Сегодня рано рассвело.
Костры возле шатров еще сияли алыми точками, а небо уже посветлело. Как-никак мы на плато, в Ебэе.
Никто из моих подчиненных еще не проснулся. Я слышал, как они посапывают в палатках, и звук их дыхания смешивался с холодным завывающим ветром, а потому казался громче обычного. Пи Бу сказал, что мы, пришедшие «с низин», еще хлебнем горя на этом проклятом плоскогорье.
Пи Бу хвастался, что он лучший наездник в Ебэе, и, чтобы доказать свои слова, запрыгнул в седло и прошелся кругом. Он и правда сидит в нем как влитой – не зря всю жизнь провел верхом. Было как раз время ужина, и мой помощник Янь Шэцзянь так смеялся, что выплюнул полный рот спиртного в костер да спалил свою бороду, которой так гордится. Сжег – и ладно: пока шла война, моим солдатам запрещалось даже волосы растить, не то что бороды. А после двух лет мира они совсем позабыли о правилах.
Не знаю, правда ли то, что Пи Бу – лучший наездник Ебэя, но в одном он точно не солгал: здесь мы изрядно страдаем. Вот уже несколько ночей меня мучают головные боли такой силы, что невозможно спать, а в груди без конца давит. Пи Бу сказал, что это еще пустяки. Тогда какой же худший вариант? Я сомневаюсь, что так уж много людей «с низин» побывали в этом диком и холодном Ебэе и что Пи Бу многих повидал. За больше месяца пути мы не видели ни одной порядочной дороги. По правде сказать, даже у моих воинственных солдат нет большой охоты покорять эти убогие земли вдоль берегов Сяоцзинь, где живут лишь неотесанные пастухи.
Я оглядел конвой, который тщательно охраняли более сотни отборных ебэйских воинов. Они оберегали волшебное бронзовое зеркало. Именно из-за него мы притащились в это бесплодное захолустье. Мимо Юйшу[12], мимо Сяяна[13] – наше войско маршировало к этому треклятому плоскогорью! Именно из-за этого зеркала Великая Чао, только почувствовавшая вкус мирной жизни, отправила миллион семьсот тысяч солдат к подножью плато, где уже ждал сам его величество во главе легендарной семитысячной кавалерии Ланьи[14]. Предвестник процветания снова растворился в будущем, и неужто все из-за этого зеркала?
Среди солдат поговаривали, что у императора есть три волшебных бронзовых зеркала. В одном можно увидеть любой уголок мира, и его величество всегда носит его с собой. Другое зеркало показывает, как начинаются битвы и войны. Говорят, когда его величество взошел на трон, он приказал разбить и сжечь это зеркало, сделав подношение духам, – чтобы впредь не поднялось ни одного меча. В третьем же можно увидеть самую красивую девушку Девяти царств, стоит лишь пожелать. В начале войны оно было утеряно в водах Цзяньшуй[15]. Но после обретения власти Император бросил огромные силы подданных на то, чтобы это зеркало все же достали со дна реки. В наших отрядах ходили слухи, что из трех волшебных зеркал мы перевозим именно его.
– Это и впрямь оно? – спросил меня Янь Шэцзянь.
Я понятия не имел.
Когда его величество передавал мне зеркало, он завернул его в красную парчу и сказал:
– Юйань! Парчу можно будет снять только тогда, когда найдешь того, кого оно показывает. Поторопитесь.
– Но кто же отражается в нем? – спросил я.
– Хочешь сам посмотреть? – сказал его величество, пристально глядя мне в глаза. – Давай посмотри, и узнаешь.
– Прошу простить меня! – Я шлепнулся на пол в поклоне, а по спине заструились капли холодного пота. – Этот подчиненный не смеет и думать о подобном!
Император слабо улыбнулся.
– Твой вопрос вполне справедлив, за что же ты извиняешься?
– Раз таков приказ вашего величества, этот подчиненный поймет, кому передать зеркало, лишь когда придет время. Я служу вам уже одиннадцать лет, и мне никогда не приходилось сомневаться в приказах вашего величества, ваши замыслы всегда венчались успехом. И сейчас… и сейчас… – Я задыхался и стал бить лбом землю с такой частотой, с какой умелый повар опускает нож при нарезке овощей.
– Довольно, Юйань. – Император подошел ко мне и положил руку на мой разбитый в кровь лоб. – Знаешь, почему я поручаю это задание именно тебе?
– Этот подчиненный не ведает. – Рука его величества все еще лежала на моей голове, и я не смел ее опустить. Никакая сила на свете не смогла бы заставить меня опустить голову в такой момент!
– Вокруг меня много советников и министров, и все они мастерски красноречивы. Могущественные колдуны[16] способны даже оживлять мертвецов. Что уж говорить о генералах. Среди всех возможных героев пяти рас ты, Се Юйань, всего лишь какой-то командир Ланьи, так, ничего особенного. – Он убрал руку. – А что касается преданности, – тут его величество громко рассмеялся, – даже если я пойду с войной на весь мир и погублю бесчисленное количество жизней, все равно найдутся тысячи человек, жаждущие сражаться за меня!
Окна в тронном зале задрожали от его громогласного смеха.
– Ты служишь мне всего одиннадцать лет, и тебя не было среди воинов, которые сражались на моей стороне в войне за трон. Но если не сможешь выполнить это задание, то не сможет больше никто во всех Девяти царствах. – Внезапно он опустил голову и посмотрел прямо мне в глаза. – Юйань, во всей Поднебесной, на всех ее бесчисленных просторах, после меня есть только один настоящий герой – и это ты.
Мою грудь внезапно будто сковало льдом, а зубы застучали, словно от холода, – я не мог вымолвить ни слова.
– Чего ты боишься? – Император снова улыбнулся. – Ты всегда отважно сражался за меня, не жалея своей жизни. Семь тысяч Ланьи под твоим руководством стали непобедимы. Пять раз ты закрывал меня от летящих стрел и звенящих мечей, отчего твое тело теперь исполосовано шрамами. Ты определенно не боишься смерти, так что же страшит тебя сейчас?
– Я… я… – Я услышал, как дрожит мой голос, глубоко вздохнул и попытался выровнять дыхание. – Этот подчиненный недостоин.
– Не бойся, я никогда больше не буду сомневаться в тебе.
Затуманенным взглядом я увидел, как выражение лица императора стало холоднее.
– Фундамент моего государства пока еще зыбок, и молниеносного решения этой проблемы нет, так как же мне удержать эту величайшую в истории империю? В народе говорят, что я жесток и беспощаден, – думаешь, я не знаю? Ха! Что они понимают!
– Невежественный люд не способен постичь всю мудрость вашего величества, – искренне выпалил я.
Император ненадолго задержал на мне взгляд и лишь спустя несколько мгновений продолжил:
– Юйань, будь сейчас кто-то другой на твоем месте, я бы посчитал его слова неприкрытой лестью, а за такое следует лишать должностей и наделов. Но ты… – Он вздохнул. – Что бы я тебе ни приказал, ты никогда меня не разочаровывал. Ты беспрекословно веришь мне, я знаю. Поверь и этим словам о том, что кроме меня ты единственный герой во всех Девяти царствах.
– Этот подчиненный все понял. – Я вновь согнулся в благодарном поклоне.
– Ступай! Когда увидишь ее, ты, конечно, поймешь, что перед тобой самая красивая женщина в мире. Привези ее ко мне.
Я не стал бы лгать Янь Шэцзяну – после одиннадцати лет отчаянных сражений бок о бок никто в мире не понимал его лучше меня.
– Правда не знаю, – ответил я честно, – даже не думал об этом как следует.
– Но… – Погрузившись в мысли, он пощипывал себя за бороду.
Я знаю, что всем в отряде этот вопрос был очень любопытен. Они никогда не были так близки к тайнам императорского двора. Тем более во время нашего утомительного путешествия сложно было найти какое-то развлечение помимо праздных размышлений обо всем на свете.
– Однажды мастер из приказа астрономии по фамилии Цзе сказал мне, – вспомнил я и медленно произнес: – Все знают, что у его величества есть три волшебных зеркала, но для чего ему столько?
– Мастер Цзе Хайтянь? – Глаза Янь Шэцзяня округлились. – Тот самый Цзе Хайтянь, которого казнили, а после выставили его голову на шесте перед воротами императорского дворца? Неужели он действительно сам сказал это тебе? Когда?
– За день до того, как расстался со своей головой, – равнодушно ответил я.
На лице Янь Шэцзяня вихрем сменяли друг друга самые разные эмоции, и лишь через некоторое время он собрался с мыслями:
– Но что же мастер имел в виду?
– Возможно, что у его величества на самом деле нет этих зеркал, а может быть, что его величеству вообще нет надобности ими пользоваться…
– Или он имел в виду, что на самом деле это все одно и то же зеркало, – с умным видом предположил Янь Шэцзянь.
– Не знаю. Никогда не думал об этом.
Есть такие вопросы, над которыми чем меньше думаешь, тем лучше. Меньше забот. В любом случае все в жизни происходит тогда, когда приходит нужное для этого время.
В последующие дни Янь Шэцзянь с весьма торжественным видом ни на шаг не отходил от нашего каравана.
Вчера вечером мы прибыли в Байма. Здесь находится Золотой шатер – резиденция Цихай Чжэньюя[17], вождя племени Ванмо. Девушка, которую приказал найти император, должна быть здесь. Ванмо – одно из семи племен кочевников Ебэйского плоскогорья; за последнее десятилетие их силы невероятно возросли, и теперь Цихай Чжэньюя негласно считают ханом всех кочевников.
Официальная причина визита – посещение родни его величества. За время нашего долгого, тяжелого путешествия по пустыне солдаты, которые знали истинную цель нашей миссии, стали сомневаться в ней. Действительно, как может в этой сухой, безжизненный пустыне расцвести красивейший из цветов? Но стоило въехать в Байма, я понял, почему мы здесь. Все девушки этого поселения как на подбор были дивной красоты.
Солдаты моего подразделения – отважные, сильные воины, и я никогда не позволял себе дурно с ними обращаться. Самые лучшие вина, самые быстрые лошади, самые острые мечи, самые прекрасные женщины – куда бы мы ни приехали, всего этого у них было хоть отбавляй. Гуйгун, наш отряд лучших из лучших, имеют особый приоритет в выборе военных трофеев – против этого никто из военной элиты никогда не выступал. Но вчера, увидев этих девушек с белоснежной кожей и голубыми, как небо, глазами, разливающих вино, некоторые из солдат от потрясения пороняли на землю свои шлемы, словно зеленые юнцы. Неудивительно, что, по словам этих варваров Ванмо, они уже сто лет непрерывно воюют с соседями! Небось не только от того, что лучше живут, а еще потому, что все вокруг на их женщин слюни пускают, а?
Хан Цихай Чжэньюй – действительно выдающийся человек, я понял это сразу, как только увидел его. Ему за сорок – вероятно, он почти ровесник его величества; но лицо хана несет на себе глубокий отпечаток бесчисленных пережитых им невзгод, а вся его голова седая. Но глаза… Да, эти блеклые серо-голубые глаза уже нельзя было назвать лучезарными. Однако в их взгляде заключались невыразимая сила и мудрость. Следуя за императором, я побывал в самых разных уголках мира и встречал немало невероятных людей и прочих созданий, но никогда так не терялся в чьем-то взгляде. За исключением, конечно, его величества, но я ни разу не осмелился долго выдерживать его взгляд.
Позже Янь Шэцзянь сказал мне, что Цихай Чжэньюй, должно быть, настоящий смельчак. Вот дурень, только и знает, что мечом махать. Чего сейчас вообще стоит смелость? Среди наших вояк хоть отбавляй храбрецов, которые сломя голову побегут на великанов куафу[18] с топорами или под лавину стрел из арбалетов свирепых хэло[19]. Ну и что с ними после этого происходит? Боюсь, от большинства даже костей не остается – и те стираются в пыль. Отчаянные сорвиголовы – всего лишь гончие, подстегивающие остальных. Но в целом их наличие или отсутствие редко сказываются на общем результате. Конечно, я не могу сказать этого Янь Шэцзяню – он мне как брат; при этом он сам такой же безбашенный смельчак и часто бывает полезен на поле боя.
Что касается Цихай Чжэньюя… он был настоящим героем. Почему-то в голову мне пришло именно это слово, и я вспомнил наш разговор с его величеством. Ему незачем было так меня хвалить.
Мы прибыли поздно и пропустили время ужина у этих варваров. Подумать только, они даже не стали вновь накрывать для нас стол, заявив, что время еды – один из ритуалов, установленных предками, и его нельзя менять. Но затем к нам пришел Цихай Чжэньюй и, только взглянув на нас, пригласил выпить с ним вина, еще и таким красавицам приказал разливать его. Всего с нами в этот поход отправились пятьдесят человек, и все по прибытии были измотаны долгой дорогой. Кроме меня и Янь Шэцзяня, остальные в отряде были рядовыми солдатами. Но вчера вечером Цихай Чжэньюй лично выпивал с нами, и все пятьдесят человек сидели в его шатре для заседаний. Вино было удивительно вкусным – я и не думал, что варвары способны создавать такие изысканные напитки. Девушки, разливавшие его, сказали, что этот сорт вина называется «Весна на плоскогорье» и что каждый год изготавливается только пятьдесят бочек и исключительно для великого хана.
Этот Цихай Чжэньюй – тот еще хитрец. В тот вечер сам так и не спросил, зачем мы явились. Он сказал, что как-нибудь попросит жену саму приготовить нам ужин, чтобы мы насладились по-настоящему вкусной горячей едой. Я сказал, что в этом нет необходимости, ведь мы прибыли сюда не пировать, а в первую очередь для того, чтобы пригласить их к императорскому двору. С этими словами я встал перед ним на одно колено и объявил, что его величество император династии Чао хотел бы взять в жены дочь Цихай Чжэньюя и стать его зятем, а также по случаю сватовства желает поднести вождю подарки.
На это Цихай Чжэньюй улыбнулся и спросил, откуда его величество узнал, что его дочь – самая прекрасная девушка в мире? Ведь даже в их клане немало других чудесных красавиц!
Этот старый лис уже понимал причину, по которой мы прибыли именно к его дочери. Он действительно знает больше, чем кажется на первый взгляд. Только я хотел было поведать о волшебном зеркале, как он внезапно прекратил нашу беседу, сказав, что нам следует хорошенько отдохнуть после такой далекой дороги. Также он сообщил, что на следующий день для нашей делегации будет устраиваться большой пир. Я кивнул и не стал настаивать на продолжении разговора – дело непростое, и к нему надо подходить со свежей головой.
Выходя со мной из шатра, хан, немного помедлив, сказал, что его старшая дочь Цихай Лянь[20] – одна из магов их племени. Ей в этом году исполнилось восемнадцать, и сейчас она отправилась поклониться богам у моря Куюань, но скоро уже должна вернуться.
– Если она та, кто вам нужна, генерал, то придется подождать еще около трех дней.
– Она та, кто нужна его величеству, – поправил я его.
Я всего лишь солдат по имени Се Юйань – если бы я ждал такую девушку для себя, то что там три дня, и за всю жизнь не дождался бы.
Император однажды похвалил меня перед мастером Цзе: «Се Юйань лучше всех моих подданных умеет ждать». В то время мастер Цзе все еще был одним из самых близких к императору людей; без малого двадцать лет Цзе служил ему. Сам император сказал: «Без Цзе Хайтяня не было бы великой династии Чао». А еще он говорил: «Все вокруг восхищаются моими Ланьи, но они не знают, что все семь тысяч не стоят и мизинца мастера Цзе». Многие думали, что это вежливое преувеличение, которое император произносил в адрес многих подчиненных. Наш правитель, без сомнения, великодушен и мудр, но главная его сила заключается в способности видеть людей насквозь и использовать их в свою пользу. Я знаю, что тогда император говорил о ценности мастера Цзе абсолютно серьезно. Я вообще не помню, чтобы правитель лгал или льстил кому-то. Он всегда говорит серьезно, но часто придворные неверно толкуют его слова.
А потом мастер Цзе был казнен у ворот дворца руками Чжи Цзиньу. Этот Чжи Цзиньу – просто вышитая подушка[21], красивая пустышка, да и только. Он даже не умел как следует меч в руках держать, а ноги у него подкашивались при виде крови. Во время казни ему потребовалось нанести по шее Цзе Хайтяня целых семнадцать ударов, прежде чем все закончилось. Мастер умирал тогда поистине мучительной смертью, и даже его величество при виде этого не смог сдержать слез.
Ну что ж, а много ранее его величество похвалил мою выдержку и терпеливость перед мастером Цзе. А ведь на самом деле я просто ненавижу ждать. Ты никогда не готов к ожиданию, и это невозможно сделать, как ошибочно полагают некоторые; ожидание – это постепенное истощение, способное довести тебя до полного краха. Его величество сказал, что я самый терпеливый не потому, что у меня, этот крах наступает позже всех – причиной была моя уверенность в том, что, кроме меня, никто с такими задачами не справится. Зачастую способность делать что-то достигается не из-за крайней талантливости, а просто из-за отсутствия выбора. Многие люди не понимают этой истины, потому что не желают смириться с судьбой. А я принял свою судьбу.
И вот я на Ебэйском плоскогорье, в месте под названием Байма. Девушки здесь красивые, вино восхитительное, также слышал, что здесь есть горячие источники. Но я энергично потер лоб и начал ждать. Все равно эти прекрасные вещи не способны сильно скрасить мое ожидание. Может, оно займет намного больше трех дней. Я смогу окончательно убедиться, что нашел нужную девушку, только когда увижу ее своими глазами – как и сказал император.
После того как империя Сянь объединила человеческие племена в одно государство, некоторые правители и знать мелких царств сбежали на восток, дабы избежать политических распрей, и поселились на плоскогорье царства Лань в Ебэе, которое тогда еще не было под контролем империи Сянь. С тех пор там образовалось несколько кочевых племен. К началу правления династии Чао эти племена посредством непрерывной аннексии объединились в семь крупных племен, а именно: Ванмо, Хэйшуй, Цюйянь, Хулань, Суцзинь, Текэ и Лоцзе, известных под общим названием «Семь племен Ебэя» или «Семь морей». Поэтому существует поговорка, что «Семь племен – это потомки прежних правителей расы хуа». «Хуа» – самопровозглашенное название человеческой расы во времена династий Сянь и Чао, оно не относится к человеческой расе Восточного материка, которую противопоставляли «варварам» в более поздних поколениях.
Ебэй (кит. 夜北) – буквально переводится как «мрачный север». (Прим. пер. Далее полные значения географических, природных объектов см. на стр. 467.)
Сицзян – вторая по длине река в царстве Вань, берет свое начало в озере Яньфань. Рельеф и административное деление в ранние годы империи Чао сильно отличались от таковых в более позднее время. От Сицзян в поздние поколения осталось лишь верховье прежней реки, а нижнее русло оказалось затоплено морем Чулао. Во времена Сянь и Чао нижнее русло Сицзян являлось западной границей между царствами Чжун и Вань. В период правления династии Сянь вдоль берегов Сицзян было много мелких царств, которые на протяжении трехсот лет непрестанно грызлись друг с другом, посему возникла поговорка: «Вся смута началась у реки Сицзян».
Император Гао (кит. 高帝) – основатель династии Чао, который на заре образования империи провел церемонию Синхань (кит. 均分天下州, букв. церемония «равного деления земель»; термин, связанный с легендарным или ритуальным разделением на административные или символические регионы. – Прим. ред.), разделив все территории новой страны на девять административных единиц, названных Девятью царствами, откуда и пошло название.
Цзиньбэй – обширная территория к северу от плоскогорья Ебэй, расположенная между горами Сохэ и Цинлян. «Цзинь» в названии отсылает к горному хребту Цзинь к северу от Ебэйского плато. Земли еще дальше за хребтом Цзинь расположены значительно ниже Ебэйского плато и эту местность называют Цзиньбэй – «северный Цзинь». По этому же принципу названо Цзиньбэйское ущелье – главный перевал, соединяющий царства Чжун и Лань.
Ли (кит. 里) – мера длины, используемая для измерения больших расстояний. Примерно равна 500 м. (Далее древнекитайские меры длины и веса см. на стр. 466.)
Суодин – река в царстве Чжун, на северо-востоке от Тяньци.
Имеются в виду пять разумных рас: хуа (так называют себя люди), крылатые, хэло, куафу и русалки. У демонов нет своего государства и территории, поэтому император Гао, первый из династии Чао, и не нарек их расой.
Династия Чао (кит. 晁) – вторая человеческая династия в истории Девяти царств. Поскольку летописей о предыдущей человеческой династии Сян не сохранилось и проверить информацию не представляется возможным, Чао также является первой человеческой империей, имеющей сохранившиеся исторические анналы. Во времена династии Чао Три моря, разделяющие Восточный, Западный и Северный материки, еще не образовались, а потому представляли единый континент, где рельеф и расстановка сил разных рас разительно отличались от будущих поколений. То были древние времена. (Здесь и далее, если не указано иное, примечания автора.)
«Вышитая подушка» (кит. 绣花枕头) – образное выражение, которое обозначает «внешне красивый, но никчемный человек». (Прим. пер.)
Лянь (кит. 怜) переводится как «сочувствие, жалость, любить, беречь». (Прим. пер.)
В Девяти царствах два измерения, и живые существа обладают как физической, так и духовной силой. Людей, которые при помощи собственной духовной силы влияют на окружающие объекты, используя различные заклинания, называют «колдунами», а также «магами» или «мистиками» (кит. 秘术术师, букв. «мастера тайных исскуств»). Главное направление в учении об управлении духовной силой – Звездное учение, которое заключается в привлечении духовной силы звезд и прочих небесных светил для концентрации энергии и создания заклинаний.
Цзяньшуй – самая длинная река в царстве Вань, берущая начало из озера Яньфань. На Восточном материке это единственная река, у которой оба рукава имеют выход к морю, из-за чего на ней всегда очень активное судоходство. В будущем большая часть «Десяти великих городов царства Вань» будет располагаться рядом с Цзяньшуй.
Куафу (кит. 夸父) – одна из шести рас существ, населяющих Девять царств. Куафу в среднем в два-три раза выше людей. Они невероятно мощны и считаются сильнейшей из шести рас. (Далее подробное описания рас см. на стр. 477.)
Фамилия хана Цихай (кит. 海) переводится как «семь морей» и отсылает к самоназванию Семи племен. (Прим. пер.)
Хэло – одна из шести рас существ, населяющих Девять царств.
Префикс «А-» и суффикс «-эр» используются для создания уменьшительно-ласкательного обращения, обычно по отношению к младшим. Также передают близкие или родственные отношения. (Прим. пер.)
Некогда в Юйшу находился полевой штаб императорских войск.
Чжуянь (кит. 朱颜) переводится как «красавица». (Прим. пер.)
Ланьи (кит. 蓝衣, букв. «Синие халаты») – самая элитная конница в империи Чао. Ее обычно бросают в бой в самый критический момент, определяющий исход сражения, и Ланьи прославились как непобедимая кавалерия. Гуйгун (кит. 鬼弓, букв. «Призрачные луки») – маневренное формирование в составе Ланьи, лучшие из лучших.
Сяян – знаменитый морской порт на Восточном материке, на восточном побережье царства Лань. В ясные дни Сяян можно разглядеть с вершины Бисяньского перевала.
Глава вторая
Я очень люблю позднюю осень, особенно утром. Каждая травинка на лугу уже пожелтела, и ее покрывает корка сверкающего кружевного инея. Когда взойдет солнце, эти кружева превратятся в капельки росы и растекутся по золотой траве. Это так прелестно!
Чу Е говорит, что осень на нашем плоскогорье далеко не самая красивая, а вот лес Иньгуань на горе Цзюйянь[22] в это время действительно восхитителен. В одну ночь листья всех деревьев на горе становятся огненно-красными и такими яркими, что начинает рябить в глазах. Опавшие листья, покрывающие землю леса, мягче самого толстого одеяла из медвежьей шкуры, и целый табун лошадей может проскакать по ним абсолютно бесшумно.
– Как-нибудь мы съездим вместе с тобой посмотреть на него, – пообещал он.
– Тоже мне, удивил! – Я показала ему язык. – Мне вообще леса не нравятся! Люблю луга и степи.
Чу Е сказал, что, хотя и степи Ебэя необъятны, они не сравнятся с Великой равниной царства Хань, что на Северном материке. Луга там тоже не охватить взором, но еще они густо покрыты сочной травой и прочими растениями. Весной эти луга превращаются в моря цветов с бутонами размером с чашу и стеблями высотой в пояс. Осенью же там появляется ярко-красная трава Аяо, которая еще прекраснее цветов.
– А когда ты успел побывать на Северном материке? – удивленно спросила я.
– К-хм, – Чу Е немного покраснел, – слышал это от торговца мехом родом из Хобэя[23]. Но мы можем вместе съездить и убедиться.
– Ну уж нет! – Я поморщила нос. – Вот на наших лугах трава по щиколотку и похожа на теплый домашний ковер. Это же намного лучше!
На самом деле, мне очень хотелось увидеть красные деревья леса Иньгуань и почувствовать аромат кустистой травы Аяо, но, услышав предложение Чу Е, я ни за что не могла согласиться. В племени все хвалят его наперебой, восхищаясь, какой он замечательный воин. Подумаешь, его часто отправляют в какие-то далекие дали, ну и что с того? Только этим и хвастается постоянно.
– Принцесса, ты что, замечталась о нашем великом воине? – Шаги моего коня шу[24] замедлились, и пегая лошадь Е Цзы догнала нас. Она заметила мой задумчивый вид и решила меня поддразнить.
– Сколько раз просила тебя не называть меня принцессой! – Я притворно нахмурилась. Принцессой была моя старшая сестра Лянь. Хотя мою матушку и уважают, но она имеет всего лишь статус наложницы. А покойная мать Лянь была главной женой хана, поэтому только сестре полагается титул принцессы. Пусть отец и обожает меня, тем не менее он очень серьезно относится к вопросу статуса. Многие называют меня принцессой Чжуянь, но это всего лишь прозвище, а не формальный титул.
– Да, глупая служанка понимает свою ошибку, принцесса Чжуянь, – хихикая, продолжила Е Цзы. Она не обратила никакого внимания на мою просьбу.
– Я действительно думала об этом дураке, и что? – В моей руке была желтая засохшая травинка, которую я стала легонько грызть.
Е Цзы вздохнула.
– Но ведь Чу Е не заслуживает того, чтобы его называли дураком. Он…
– А вот и дурак!
На самом деле знаю, что это неправда. Чу Е – один из умнейших людей нашего клана. Конечно, я это понимаю, но еще просто терпеть его не могу!
– Почему же тогда за таким дураком столько девушек бегает? – Е Цзы прикрыла рукой улыбку. Это действительно так – когда Чу Е мчался на своем черном коне по полю, он притягивал, словно магнит, взгляды очень многих.
– Ну ладно-ладно, но почему ты все меня с ним поженить хочешь? – недовольно воскликнула я. – Постоянно рассказываешь, какой Чу Е замечательный, – так надо тебе за него замуж выходить!
– Не говори ерунды! – Шея Е Цзы покраснела, и она протянула руку, чтобы ущипнуть меня за щеку. Я чуть пришпорила Ветерка и уехала вперед. Хотя Е Цзы и ловкая наездница, ее лошадь скачет намного медленнее, чем Ветерок.
Матушка с детства говорила мне, что я в голове могу держать одновременно только одну мысль. Если начинаю болтать о чем-то, то не могу даже налить чай как следует, поэтому, подавая напиток отцу, я держала рот крепко на замке. Как только принялась спорить с Е Цзы, тут же забыла о непослушном нраве Ветерка. Подруга сразу же помчалась так резво, что через несколько мгновений мы ворвались в выходившее на поле стадо скота. Мой Ветерок очень озорной и к тому же любит похвастаться. Несясь во весь опор, он наступал на длинные хвосты яков и распугивал их веселым ржанием, заставляя бедных животных разбегаться во все стороны. В один момент ржание лошадей и испуганное мычание яков слились в один громкий шум. Двое пастухов на старых клячах, услышав его, тут же развернулись и помчались к нам.
Я ни капли не волновалась, ведь подобное происходило уже не в первый раз. Е Цзы, посмеиваясь, смотрела на меня. Она такая же проказница, как и я. Пастухи остановили лошадей и слезли с них в тридцати шагах от нас. Каждый раз одно и то же – их удивленные взгляды уже были мне привычны.
– А где здесь можно выпить холодной родниковой воды? – спросила я их.
Вокруг нашего поселения много горячих источников. Даже в достаточно глубоком следе от лошадиного копыта может образоваться небольшая лужица родниковой воды. Ранним утром можно увидеть, как небо заволочено клубами горячего пара, поднимающегося от источников. Однако в окрестностях бьет и несколько холодных ключей, и вода в них ледяная даже в разгар лета. Пастухи всегда знали их точное расположение.
Они поспешно указали нам, что один находится на севере, а другой – на западе.
Я спросила, не пробовали ли они плавать в этих холодных источниках. Просто хотела узнать, можно ли сейчас купаться, но пастухи тотчас же без колебаний побежали к воде. Они такие смешные! Погода стояла уже нежаркая, можно было простудиться, прыгнув в такую холодную воду. Однако пастухи выглядели довольно счастливыми, услышав мои слова.
Е Цзы укоризненно толкнула меня. Вечно меня воспитывает. Она всего на два месяца старше, и ей еще даже шестнадцати лет нет, но ей очень нравится меня поучать.
– Ну давай я их обратно позову. – Я надула губы. – Это же просто шутка!
И все же парни готовы запрыгнуть в ледяную воду лишь по одному моему слову. Подумаешь, что несколько девушек постоянно на зад Чу Е смотрят?
– Чу Е совсем другой, – сказала Е Цзы. Стоит мне на мгновение о нем подумать, как она уже это понимает – ужасно смышленая. – Он один из воинов племени, один из величайших орлов нашей степи! А герой всегда должен быть в паре с красивой женщиной.
– Тогда пусть сестрица Лянь выходит за него замуж. – Я тут же пожалела, что сказала это.
– Старшая дочь вождя всегда отдается в жены принцу из другого племени, – тихо сказал Е Цзы.
Я считаю, что сестрица Лянь – настоящая красавица. Ее кожа чистая и белая, словно первый снег, а сама она высокая, как голубое небо весной. Лянь не только обладает неземной красотой, но и владеет многими тайными знаниями и умеет колдовать. Но отец почему-то ее совсем не ценит. Это одна из первых вещей, которую я поняла в своей жизни. Лянь очень хорошо ко мне относится, но она практически не жила с нами. Еще до ее совершеннолетия я знала, что сестра выйдет замуж за наследника вождя другого племени. Видела большинство этих так называемых принцев, и все они невыносимо вульгарны, как хоть кто-то из них может быть достоин моей замечательной сестры?
Я не подумала, сказав так о Лянь, и мне стало очень стыдно. В глубине души всегда казалось, что с ней обращаются как с марионеткой. А я люблю сестру.
Е Цзы на самом деле знает, что Чу Е мне не нравится. А вот я знаю, что она в него влюблена. Зачем Е Цзы так себя унижает? Она всего на два месяца старше меня, но ее взгляды на жизнь очень отличаются. Конечно же, по моему мнению, Чу Е ее тоже недостоин.
– Снежные цветы! – Я натянула поводья, когда легкий сладкий аромат коснулся кончика моего носа. Кажется, ветер несет этот запах с запада.
– С севера, да? – спросила Е Цзы. Она очень мило принюхивалась.
– С запада, – упрямо сказала я.
Е Цзы как-то странно посмотрела на меня. Не прошло и мгновения, как она вдруг произнесла:
– Принцесса Чжуянь, тот крылатый[25] когда-нибудь все-таки уйдет.
Мое лицо залилось краской.
Иногда мне кажется, что Янь Шэцзянь просто болван, а иногда – что у него весьма незаурядный ум.
Я сидел в седле, наблюдая, как небо постепенно светлеет, облака редеют, а тихий Байма постепенно просыпается и оживает. Цихай Чжэньюй пригласил нас выпить в его шатре. Он также сказал, что его старшая дочь Цихай Лянь вернется через три дня. Не знаю, сколько мне придется выпить вина, прежде чем смогу увидеть принцессу, так что я очень жду этого момента.
Но Янь Шэцзяню предстоит за это время сделать гораздо больше.
– Откуда ты знаешь, что Цихай Лянь – именно та, кого мы ищем? – спросил он меня.
– А я и не знаю, – сказал я. Раз никогда ее не встречал, то как могу быть уверен?
Янь Шэцзянь посмотрел на меня с большим удивлением:
– Как ты всегда остаешься таким спокойным? Если привезем не ту девушку, то… то…
Не знаю, о чем он подумал, но его голос стал холоднее. Немного помедлив, он встал и ушел, так и не закончив фразу. Но вскоре я услышал его смех, доносившийся из-за повозок. Должно быть, он болтал с воинами племени.
Янь Шэцзянь на целую голову выше меня. Даже от небольшого движения видно, как под двумя слоями ватного обмундирования перекатываются его мышцы. Я не представляю, где он смог достать своего коня, который внешне больше смахивает на быка. Обычное выражение его лица сложно было назвать дружелюбным, а пристальный взгляд его сощуренных глаз порой до слез пугает новобранцев. Однако Янь Шэцзянь удивительно легко заводит разговор с абсолютно любым человеком, и, где бы он ни находился, вокруг него всегда звучит смех.
Через некоторое время округу заполонило пение сильного голоса, доносящегося из-за повозок. Это определенно не был кто-то из моих людей. Откуда же у кого-то из нас, жителей низин, мог быть такой высокий и чистый голос?
Я не смог сдержать улыбку. Сколько же в мире песен, воспевающих прелесть женщин!
Из семи тысяч Ланьи только сотня входит в элитный отряд «Призрачные луки», и каждый из них был выбран мной лично. Иногда я не сразу понимаю ситуацию на поле боя, и тогда они проявляют свою сообразительность. Люди в верхушке императорской армии любят повторять: «За одиннадцать лет существования Ланьи ни один из них не пал на поле боя. Неудивительно, что генерал Се может ни о чем не беспокоиться». Если бы они могли назвать все семь тысяч воинов своего полка по именам, знали о способностях и сильных сторонах каждого, то были бы так же спокойны, как и я. В конце концов, душа человека сделана не из стали, и, если тревожить ее слишком часто, можно сильно ранить.
