виделось мне ничтожным перед силой Бога, которой я мерзко и потаенно завидовал… и которую хотел понять… Я отрекся от всего, забился в угол и только иногда делал вылазки, пугая беззащитное, но больше мучая самого себя своим бессилием, потому что, в конце концов, если бы я был Богом, то мог бы мучить весь мир, а не только кошечку или Наденьку… Родители и братья, которые делали свои внешние успехи, поражались моей мракобесной и отъединенной жизнью, а мне были смешны их убогие земные достижения. И во мне, в гное и в черном хлебе, грызлась теперь одна мысль: что бы найти такое, в чем бы сравняться с Абсолютом или отомстить Ему… Отомстить за все: за воспаленные глазки мои, за обреченность желаний моих, за слабоумие, за то, что во дворе холодно, когда мне того не хочется… отомстить за то, что я – не Бог… И тогда мне пришло в голову: Нуль, Нуль, Абсолютный Нуль – вот мое божество, вот цель моего вожделения. Ведь в «ничто» все равны: и Бог, и гений; и человек, и червь. Нуль – это мое мщение Богу, нуль – это мое величие, ибо если все – весь мир и Бог – разрушится и превратится в ничто, только тогда в этом бездонном нуле я сравняюсь с Абсолютом; эдакое единство Бога и человека, единство в ничтожестве, – хихикнул я. – Наконец, субъективное предвкушение «ничто» стирает все грани, приравнивает ничтожное и великое, человека и Бога…
Две вещи приковывали мое вожделение: высшая (то есть, разумеется, не формальная, не политическая, например) власть и гениальность. Могущество видимое и могущество духовное. Ради них, этих двух чудовищ, я был готов на любое преступление против мира и человечества… Еще подростком лежа в кровати я сублимировал свое будущее… И я мог бы пойти этим путем, если бы не эта жуткая крайность… эта мысль о Боге… Она жгла меня, постепенно пламенея… Ну и что ж, если я буду обладать высшей властью и гениальностью, думал я, ведь это так далеко от абсолютного всемогущества… Ничтожно, ничтожно… Это только его жалкие тени… А мне надо все… И мыслимое, и немыслимое… Я вспоминал всю призрачность власти и ограниченность гениальности, пусть даже откровения, перед абсолютным… И я понял, что мой безграничный эгоизм никогда не найдет на земле себе успокоения, что ничто не насытит его прожорливости, что даже гениальность и высшая власть – всего лишь неутоляющие призраки, миражи… Это сразу убило во мне всякое желание идти по этому пути и вообще чего-либо достигать… Обладая возможностью достичь многого, я, потакая похоти эгоизма своего, бросил все и зажил дикой, уединенной и озлобленной жизнью… Мне все равно не достичь могущества Бога; все равно я не Творец, не Абсолют; так зачем же вся эта суета, эта погоня за мнимым величием… То, чем я мог бы обладать, теряло свое значение; не няньки должны нежить ножки мои, а мир, весь мир, в том числе и Творец, злобно думал я… Очень многое, что другим людям и не снится, уже имеющий и очень многим обладающий потенциально, я вдруг заболел жутким комплексом неполноценности… комплексом неполноценности перед Абсолютом. Что бы я ни делал – все
