Никогда собака не укусит того, кто её безумно любит. Поверьте мне, я старый собаковод, я потомственный, с вашего разрешения, кинолог, на такое извращение способен только человек.
Ведь всякий грех наказывается, даже самая малость, это он хорошо усвоил за свой собачий век – и не видел исключений.
Он с каждым днём обтрёпывался, тощал, себе самому делался противен. Но глаза горели всё ярче – неугасимым жёлтым огнём исступления. И каждое утро, проверив караул на платформе, он убегал к лагерю.
В остальном же было – прескверно. И как ещё может быть собаке, привыкшей спать в тепле на чистой подстилке, привыкшей, чтоб её мыли и вычёсывали, подстригали когти, смазывали ранки и ссадины, – лишась всего этого, она быстро доходит до того предела, до которого не опустится и бродяга, бездомный от рождения. Бродяга себе не позволит спать посреди улицы, да ещё под колесом
Ведь с того утра – накормленный в последний раз – он мало чего раздобыл себе поесть. В брюхе у него горело, тошнота изнуряла до одури, и всё труднее было одолевать эту дорогу – туда и обратно. И всё же он ни разу не взял из чужих рук, не подобрал ничего с земли
В представлении Руслана хозяин был велик, всемогущ, наделён редкостными достоинствами и лишь одной слабостью – он постоянно нуждался в помощи Руслана. Когда бы не так – стоило ли прибегать сюда каждый день, коченеть на морозе часами и терзаться голодом?
Никто не знал, чем они живы, в эту свою заботу они тоже никого не посвящали
Своя была у них жизнь, а в чужую они не вторгались
А вся истина и вся отгадка Руслана была не в том, что Служба для него хоть в чём-нибудь могла быть неправой, а в том, что не считал он своих овец виноватыми, как считали Ефрейтор и другие хозяева.
а ведь это сто раз могло случиться с ним, внуком овчарки, которому выпало на роду пасти двуногих овец.