Оглавление

Подстава

Во времена СССР утверждали, что лучше Северный Кавказ, чем Южный Сахалин. Но в девяностых годах всё круто поменялась, и Денис Тимошин считал везением службу в армии именно на Сахалине, а не на Кавказе. Дома его ждала девушка Юля. Когда Денис вернулся она стала его женой. Всё было хорошо, кроме работы, её не было. И молодожёны совместили свадебное путешествие с коммерцией. Они отправились в Польшу. Там купили, здесь продали. Потом переключились на Турцию. Их челночный бизнес процветал. В 1998 году к августу у них скопились доллары, которые они собирались отвезти в Турцию, но американская валюта резко выросла в цене на Родине, и денежная масса в рублёвом эквиваленте у четы Тимошиных оказалась очень приличной суммой. На семейном совете её решили не везти в Турцию, прекратить кочевой образ жизни, а осесть поближе к родному дому, то есть купить палатку и торговать там сигаретами, жвачкой, пивом и всем остальным, что пользуется спросом у населения.

Сказано — сделано. После некоторого мытарства палатку открыли, Юля с подругой попеременно, два через два, торговали, Денис снабжал палатку товаром. Всё шло хорошо до следующего лета.

А летом, в августе, Юля не выбила чек. Вообще-то чек редко выбивали, уходили от налогов, но в этот раз Юлия не выбила чек участковому милиционеру. Он, улыбаясь, сверкнул корочками, вошёл в палатку.

— Будем составлять протокол?

— Составляйте, — пожала плечами Юля.

Участковый сел на стул, разложил бланки протоколов, оглядел сальным взглядом фигуру Юлии и сказал с гаденькой ухмылкой:

— Немного не традиционного секса и будем считать инцидент исчерпан.

Юля оторопела от такой наглости.

— Что? — сказала она, нахмурив тонкие брови. — Вы форму одели и считаете, что вам всё позволено?

— Но это в ваших интересах, меньше расходов.

Юлю затрясло от возмущения.

— Пишите протокол, не отвлекайтесь.

И с этого дня началось. Участковый подлавливал Юлию на не пробитии чеков и отсутствием сертификатов. Попытался подловить на просрочке, но потерпел поражения: в палатке товар не залёживался, Юля и Денис строго следили за этим. И как-то странно, один за другим в палатке с проверкой появились санэпидемстанция, налоговая и пожарники. Отбиться, отбились, но семейное предприятие терпело убытки. А участковый с той же гаденькой ухмылкой предлагал решить все вопросы при помощи традиционного или не традиционного секса.

Юля вымоталась морально, она рассказала об этом мужу и, даже, расплакалась. Денис сжимал кулаки и угрожающе произнёс:

— Я убью его.

— И тебя посадят, — сказала Юля, — он же при исполнении, мент, у них корпоративная солидарность.

— Ну и что? Пусть сажают. Ты моя жена, я должен тебя защищать от всяких уродов.

— Никому ты ничего не должен, Дениска. Если ты уедешь далеко и надолго, что я тут буду делать одна?

— Но что-то делать надо.

— Надо, — согласилась Юля. — Позвони Андрею Нестерову. Он юридический закончил, адвокатом хочет быть. Пускай нас защищает.

— Защищает? Он всего месяц, как дипломированный специалист и безработный. Мало ли чего он хочет. Его без опыта никуда не берут.

— Вот он на нас и потренируется, опыт приобретёт.

Денис вздохнул, задумался.

— Хорошо, чем чёрт не шутит, сейчас позвоню, приглашу его к нам. Только мы пиво пить будем.

— Пейте, что хотите, — разрешила Юля, — только бы он избавил меня от этого урода.

Парни за столом на кухне пили пиво прямо из бутылок. Юля сидела в стороне от них на табуретке за разделочным столом и в распитии пива участия не принимала. Они знали друг друга с детства, учились в одном классе. Юля даже сидела с Андреем за одной партой. Но потом их пути разошлись: Денис и Юля поженились, а Андрей ещё не нагулялся.

— А перенести палатку куда-нибудь подальше, не вариант? — сказал Андрей, открывая вторую бутылку пива.

— Из-за этого урода? — возмутилась Юля.

— Не вариант, Андрюх, — стал объяснять Денис, — это геморрой ещё тот. С налоговой, с перевозкой и где гарантия, что он и туда не припрётся?

— Ага, — глубокомысленно произнёс Андрей, — а пробивать чеки?

— Разоримся. Если бы сумма всех налогов была 10—12%, то выбивали бы и всё платили, а когда больше пятидесяти… Кто будет работать себе в убыток? И даже не в этом дело. Я её муж, я обязан её защищать. У меня огромное желание набить ему морду.

— А если он тебе набьёт, Дэн?

— Это почему? — удивился Денис.

— А почему нет? Он мент, физическая подготовка, тренировки…

— Да я был лучшим по рукопашному бою в полку! — обиделся Денис.

— Ну, когда это было.

— Не так давно.

— Я так думаю, — задумчиво сказал Андрей, — что это не важно кто кого побьёт. Посадят всё равно тебя. Юлька права. Он при исполнении и всё такое. А ты кто? На права не сдал ещё?

— Нет ещё.

— Вот поставит тебе мент фингал под глазом, и будешь ты с фингалом на правах.

— Не буду. Я уже с фотографировался.

— А вождение не сдал, — ехидно сообщила Юля.

— Там никто не сдал. Сдам, уже договорился за сколько.

— Мне вот интересно, — сказал Андрей, — каково это приезжать на экзамен по вождению на собственном автомобиле?

— Нормально.

— А по городу как без прав ездишь?

— Аккуратно. Меня батя в четырнадцать лет за руль посадил. Прав нет, как-то получить их руки не доходили.

— Нарушаешь, значить, — Андрей приложился к бутылке с пивом. — Юля, а скажи пожалуйста, этот мент часто к тебе в палатку приходит?

— Каждый день, когда работаю и Дениса в палатке нет. Стоит тихо, если я его не замечу и не пробью чек, то врывается в палатку. Слева от меня не видно кто стоит и стоит ли вообще. Он этим и пользуется.

— Хорошо. А по времени?

— По-разному, но обычно где-то в час дня, плюс минус. В это время я всегда чеки пробиваю.

— Понимаешь, Андрюх, я сдавать вождение буду, а этот урод в это время мою жену за задницу хватать будет.

— Я такое ему не позволяю, — обиделась Юлька.

— Юля не обижайся, это твой муж фигурально сказал. А кто у тебя, Дэн, экзамен принимать будет?

— Капитан, начальник их, имени не знаю. А тебе зачем?

Андрей проигнорировал вопрос друга и задал свой:

— Начальник? Прекрасно, на ловца и зверь бежит. И ты знаешь за сколько сдашь вождение?

— Конечно.

— Чудненько. Есть идея.

В учебном центре ГИБДД Денис беседовал со своим инструктором.

— Я в назначенный день прийти не смогу. Дело на сто миллионов. Можно как-то без меня?

— Да ты совсем оборзел? — возмутился капитан и показал Денису два растопыренных пальца.

Денис понял, что цена за экзамен увеличилась в два раза, но решил проверить. Он развернул калькулятор в свою сторону, набрал на нём цифры и повернул его к инструктору. Они сидели за одним столом напротив друг друга.

— Я вас правильно понял?

Инспектор посмотрел на дисплей калькулятора и сказал:

— Правильно.

— Я бы ещё бы хотел и права получить в тот же день, я вечером явлюсь за ними.

— Являются черти. Совсем охамел, парень.

Капитан набил цифры на калькуляторе и повернул его дисплеем к Денису. Денис посмотрел и набил другие цифры и развернул калькулятор к инструктору. На лице милиционера появилась довольная улыбка.

— Ну, это полностью меняет дело. Что же ты сразу не сказал? Раз такие обстоятельства, то, конечно, надо войти в положение. Только вот фотографию твою надо.

— Вот, — сказал Денис и выложил свои фотографии.

— У нас свой фотограф, — изрёк капитан.

— Не будем мелочиться, — сказал Денис и набрал на калькуляторе новый ряд чисел.

— Хорошо, не будем, — согласился капитан.

— Договорились? — уточнил Денис.

— Почти, — сказал инструктор.

Денис покопался в своём «дипломате», достал оттуда газету и положил её перед инструктором. Утолщение по центру свидетельствовала, что это не просто газета.

— Почитайте, — сказал Денис, тыкая пальцем в газету, — здесь статья интересная.

— Некогда читать, парень, работа, но дома внимательно прочитаю.

С этими словами инструктор взял газету и положил её в портфель.

— Прочитайте, товарищ капитан. До свидания.

— Всего доброго.

Юля торговала в палатке, волновалась, время двигалось к часу дня. Тут подошёл покупатель в тёмных очках и ещё козырёк бейсболки закрывал ему пол лица, протянул деньги, попросил сигарет. Юля протянула сигареты и сдачу, чек не выбила. И тут в окошко палатки просунулась рука с развёрнутом милицейским удостоверением, а вслед за ним ехидное лицо участкового.

— Опять не пробили чек, Юлия Владимировна. Окошко закройте, а дверь откройте. Гражданин, купили сигареты? Ну, и идите своей дорогой.

Юля закрыла окошко и тут же выбила чек, оторвала его и бросила в коробку из-под блока сигарет, где лежали не востребованные покупателями чеки и пошла открывать дверь.

Участковый ворвался в палатку с каким-то безумным взором карих глаз. Юля с визгом отскочила в другой конец палатки. Милиционер крепко прижал женщину к себе и впился своими губами в её губы. Юля со злостью оттолкнула его.

— Вы сдурели, Юрий Егорович!?

— Что ты ломаешься, Юленька? Давай всё решим полюбовно в прямом смысле.

— В каком ещё смысле, старший лейтенант Лаптев? Я замужем и собой не торгую. Вы адресом ошиблись, Юрий Егорович, — прошипела Юленька.

— Причём здесь «замужем», Юля? От тебя не убудет, а муж не узнает.

— А вы удовольствие получите. Вам что, девки не дают, вы до меня домотались?

— Ты мне нравишься, Юля и ваше ИП материально не пострадает.

— Ты всех баб считаешь шлюхами, товарищ старший лейтенант?

— Нет, — растерянно замотал головой Лаптев.

— Только меня?

— Ну, Юля…

— Зачем вы сюда пришли, товарищ старший лейтенант?

— Ты чек не выбила…

— Я выбила чек, — перебила его Юля, — но не буду спорить, это всё равно бесполезно, пишите протокол, пополним казну родного государства.

— Я бы хотел, чтобы ты расплатилась натурой.

Юля улыбнулась.

— Натурой? На тебе четыре тысячи, хватит?

Лаптев покорно забрал деньги, положил их в портмоне, а его положил в карман форменных брюк и вдруг бросился на Юлю, прижал к себе и попытался расстегнуть ей джинсы.

Юлька завизжала и тут же в палатку ворвался мужчина в вязанной чёрной шапке-балаклаве, в чёрной майке и почему-то в зимних кожаных перчатках тоже чёрных. Он развернул участкового на себя и с разворота ударил его кулаком в левый глаз. Старший лейтенант отлетел к двери, ударился о стеллажи с товаром и грохнулся на пол. Налётчик нагнулся над ним и стал колотить его двумя руками, потом немного остыл и прорычал Юльке грозно:

— Чего стоишь, стерва? Деньги из кассы давай, сучка драная!

Юля покорно отдала грабителю деньги. Участковый попытался было подняться, но налётчик уложил его одним ударом кулака в лоб со словами:

— Лежи смирно, мент позорный.

После чего грабитель встал и не спеша удалился из палатки.

— Вставайте, Юрий Егорович, он ушёл, — сказала Юля.

Участковый лежал в нокауте. Юлия с удовольствием отвесила ему внушительную пощёчину, чтобы он пришёл в себя. Юрий Егорович открыл глаза.

— Протокол писать будите, господин Лаптев? — спросила Юля.

— Какой протокол?

— Палатку нашу ограбили у вас на глазах, Юрий Егорович, — ехидно сообщила Юлия.

— Ой, блин, — протянул участковый, держась за голову.

— … и макароны. Так протокол здесь пишите или в отделение идём?

— В отделение. Это не ограбление, это подстава. Это твой муж был, Юлия Владимировна, я его по голосу узнал.

— Не врите, господин Лаптев. Вы с моим мужем разговаривали всего один раз. Как вы могли его голос запомнить?

— А вот запомнил. Идём в отделение.

Юля кивнула головой, закрыла окошко в палатке, сняла кассу, выбила Х и Z-отчёты.

— Я готова, идём?

По дороге в отделение они случайно встретили Андрея.

— Ой, тут такое случилось, — затараторила Юлька, — нашу с Дениской палатку ограбили среди бела дня на глазах товарища старшего лейтенанта. Представляешь? Андрюш, ты же юридический окончил? Адвокат? Будешь меня защищать, а то мне страшно. Это мой одноклассник, Юрий Егорович. Этот бандит, как он его бил, как он его бил. Бедный Юрий Егорович. Ну, ты пойдёшь со мной? Если не занят, конечно.

— Пойду, что же с тобой поделаешь? — с неохотой согласился Андрей.

В отделении милиции они сразу же направились в кабинет начальника, полковника Орлова Геннадия Викторовича. Он оглядел своего подчинённого с головы до ног. Вид у старшего лейтенанта был жалок: избитый, в кровоподтёках, в мятой форме.

— И что случилось? — спросил полковник.

— Ограбление века, — выпалила Юлька.

— Ну, не совсем, — сказал Андрей, — ограбили палатку господ Тимошиных, Дениса Валентиновича и Юлии Владимировны. Вот потерпевшая как раз Юлия Владимировна. А я их одноклассник, Нестеров Андрей Александрович, я в этом году окончил юридический, адвокат, считайте, что это моё первое дело.

— Прекрасно, — сказал полковник, — так что же всё-таки случилось?

— По словам потерпевшей, в торговый павильон «ИП Тимошин» ворвался грабитель, нанёс товарищу старшему лейтенанту телесные повреждения и отобрал наличную выручку из кассы.

— Это так, товарищ старший лейтенант?

— Так точно.

— И что вы делали в торговом павильоне?

— Я заметил, что гражданка Тимошина не пробила чек и я решил привлечь её к административной ответственности. Но тут ворвался её муж под видом грабителя и нанёс мне телесные повреждения. Я узнал его по голосу.

— И в чём одет был злодей? Вы заметили?

— Заметил. В чёрной майке, «балаклаве» и зимних перчатках.

— И на лыжах, — криво усмехнулась Юля.

— Вы, гражданка Тимошина, лучше разглядели грабителя, — предположил полковник. — В чём он был одет?

— Джинсы, кроссовки, чёрная майка, шапка эта с прорезями, черная. Перчаток не было, я сама ему выручку отдавала, я точно видела, а товарищу старшему лейтенанту они со страху привиделись.

— Я не испугался, — возразил Лаптев, — нападение было неожиданно, но я точно помню, что нападавший был в зимних перчатках.

— А где сейчас ваш муж, гражданка Тимошина? — спросил полковник Орлов.

Юля посмотрела на часы на одной из стен кабинета.

— В ГАИ на права сдаёт, в смысле в ГБДД.

— И давно он там?

— Ему к часу надо было подъехать.

— Что же, это легко проверить, — сказал полковник. — Сотового телефона нет?

— Мы что, бандиты? — обиделась Юля. — Его у вас, в милиции регистрировать надо, разрешение получать, можете проверить.

— Проверим, — пообещал полковник. — а пока оперативник съездит в ГИБДД и проверит: был ли там ваш муж.

— Можно мне с ним? — попросил Андрей.

— Да пожалуйста.

— А Юлия Владимировна в коридоре поскучает, надеюсь, что её в милиции не обидят и приставать не будут.

— В каком смысле «приставать»?

— А это вы, Геннадий Викторович, у старшего лейтенанта спросите.

— Лаптев? — рыкнул полковник.

— Ничего такого, — замотал головой участковый.

— Вернёмся, поговорим, — пообещал Андрей.

В ГИБДДе капитан ошалело смотрел на опера, побледнел, в глазах его мелькнул страх, но он взял себя в руки, нахмурился и спокойно сказал:

— Тимошин? Денис Валентинович? Сдавал, конечно, с небольшими помарками, но, в целом, сдал хорошо. Что-то случилось?

— Есть подозрения, что его здесь не было, а был он в другом месте и избил нашего сотрудника. Нанёс лёгкие телесные.

— Не может быть, — сказал капитан, — я лично у него экзамены принимал. Да он должен права получать. Иванов, ты же знаешь Тимошина, найди его.

Вскоре Иванов привёл Дениса. На Денисе надета белая футболка с надписью «Turkey» на фоне пальмы и моря.

— В чём дело, товарищ капитан? — спросил удивлённый Денис. — О, Андрюха! Ты чего тут делаешь?

— Вот приехал с оперуполномоченным. Твою палатку ограбили.

— Что? Как? Много взяли?

— Это надо у Юли уточнить. Тебя обвиняют в ограблении собственной палатки и в избиение участкового милиционера.

— Меня? С ума сойти! Да я почти целый день здесь. И когда это было?

— Около часа дня.

— Я как раз вождение сдавал. Товарищ капитан, подтвердите.

— Подтверждаю. Парковку немного смазал.

— Это у вас столбики не ровно стояли.

— Столбики стояли как положено.

— С этим вы потом разберётесь, — сказал оперуполномоченный, — а сейчас с вас, товарищ капитан, надо снять показания.

После всех процедур Денис сказал Андрею и оперуполномоченному:

— Подождите меня у входа. На моей «ласточке» поедем.

Как только за Андреем и опером закрылась дверь, капитан ГИБДД с гневом вскричал:

— Это подстава, Денис Валентинович.

— Согласен, — виновато сказал Денис и достал из «дипломата» две бутылки коньяка. — Этот участковый к моей жене приставал, до слёз довёл. Должен я был ему морду набить? За подставу я дико извиняюсь, но без этого нельзя было. Большое спасибо, товарищ капитан, за понимание и содействие.

Денис поколебался и достал ещё банку маринованных огурцов. Капитан взял в руку бутылку коньяка.

— Армянский, пять звёздочек, — задумчиво произнёс он.

— Именно этот коньяк Черчилль любил, — поторопился сообщить Денис.

— Мы что, будем закусывать коньяк маринованными огурцами? — прозвучал вопрос из-за спины капитана.

— Иванов, — сказал капитан, — кто сказал, что тебе вообще нальют? Правильно, Денис Валентинович, поступил, за свою бабу морду набить — святое дело. Ты обращайся, если что.

Полковник Орлов с недовольным видом читал показания из ГИБДД.

— Да, интересный поворот, — сказал он, откладывая бумаги в сторону. — А ну покажи руки, — приказал Денису.

Денис показал.

— Костяшки не сбиты.

— Так он в перчатках был, товарищ полковник, — жалобно произнёс Лаптев.

— Даже если бы и были сбиты. Что это доказывает? Но это ещё не всё, — сказал Андрей с лёгкой улыбкой.

— Не всё? Я начинаю вас боятся, Андрей Александрович, — грозно произнёс полковник.

— Что поделать? Такова се ля ви, как говорят у них, — притворно вздохнул Андрей. — Как я понимаю, если господин Тимошин напишет заявление, то у вас «висяк» нарисуется.

— Всё правильно, — согласился полковник, — и нанесение побоев участковому милиционеру при исполнении.

— А вот мне интересно, товарищ полковник: что делал ваш участковый в торговом павильоне «ИП Тимошин Д. В.»? А?

— Как что? Проверял правильность работы ИП.

— Один? А положено двоих направлять. Вы направляли? Кто нарушает: вы или он?

Андрей смотрел на полковника невинными глазами, полковнику стало не по себе.

— В торговом павильоне, — продолжал Андрей, — он сексуально домогался госпожу Тимошину, и выманил у неё денежные средства в размере четырёх тысяч рублей. На лицо чистое вымогательство, в просторечии — рэкет.

— Она чек не пробила, — сообщил Лаптев.

— Не правда, — возразила Юля, — я сняла перед уходом из палатки Х-отчёт. Вот они эти сигареты. Я пробила чек.

— Врёт, — уверенно сказал Лаптев.

— Это подстава и клевета на моего сотрудника, — грозно сказал Орлов.

— Нет, — сказал Андрей, — у Лаптева в кошельке четыре тысячных купюры вот с этими номерами.

Андрей достал из кармана листок, где были написаны цифры.

— И ещё диктофонная запись. Юля продемонстрируй.

Юля достала из заднего кармана джинс диктофон и нажала на воспроизведение записи.

— Я же говорю — подстава. Диктофонные записи судом не рассматриваются, — сказал Орлов.

— Согласен с вами, Геннадий Викторович, но давайте вызовем сюда службу собственной безопасности, вдруг у них другое мнение.

Орлов зло посмотрел на Андрея.

— Ну, зачем эти излишества, Андрей Александрович? Сами всё решим. Что вы хотите?

— Чтобы господин Лаптев уволился.

— А вы кровожадны, Андрей Александрович. Парень молодой, он подумал: дали пистолет, буду крутиться как смогу.

— Вот и пусть крутится где-то ещё, а не у палатки «ИП Тимошин».

— Хорошо, переведём его на оперативную работу.

— И что это даст? Вы объясните ему, Геннадий Викторович, что беспорядочные половые связи могут губительно отразиться на его здоровье.

— Да, товарищ старший лейтенант, это так. Надеюсь, ты понял или надо более подробно объяснить? С занесением в личное дело, например?

Лаптев осторожно прикоснулся к разбухшему фиолетовому фингалу под левым глазом и произнёс:

— Да понял я, понял.

— Вот видите, Андрей Александрович, он всё понял и осознал. Сознаёт свою вину, меру, степень, глубину. Так, Лаптев? А вы ведь, Андрей Александрович, не состоите в коллеги адвокатов?

— Нет.

— Будете состоять, — уверенно заявил полковник, — и работать будите здесь, у меня в отделении. По рукам?

— Ну, если у вас в отделении. Кстати, Юрий Егорович, отдайте четыре тысячи Юлии Владимировне. Что вы их у себя держите?

Лаптев с неохотой полез в карман, достал деньги. Орлов забрал у него купюры, сверил их номера с написанными на бумажке, хмыкнул удовлетворённо, отдал Юле.

— Хорошо работаете, Андрей Александрович, просто залюбуешься. Может быть, всё-таки, в отделение на оперативную работу?

— Нет, спасибо, я лучше адвокатом.

Из отделения милиции друзья вышли в приподнятом настроении, сели в машину Дениса.

— Милый, а скажи мне, что это за слова такие: стерва, сучка драная?

И это родной жене?

Юля хитро улыбалась.

— Юленька, ну, это я в образ вошёл. Это роль такая.

— Это роль ругательная…

— Хватит прикалываться, развесились. Я долго буду таскать ваш пакет с вещами? Здесь «балаклава», зимние перчатки, чёрная майка. За сигареты деньги отдадите?

— Отдадим, Андрюх. Там ещё твои очки и бейсболка. Дорого нам обошлось это мероприятие.

— Но ведь, обошлось. Ты сам захотел избить этого мента. Без мордобоя было бы дешевле.

— Ну, как без мордобоя? Дело чести. Ну, что поехали? Надо обмыть твоё назначение, наше избавление.

— Опять пить. Ну, поехали.

13.03.2023 г.

Ожиданием своим, ты спасла меня…

Окна квартиры выходили на юго-запад. Ира в последнее время приобрела привычку смотреть туда, как будто хотела увидеть там далеко-далеко горы Югославии, вернее — Боснии, там, где сейчас воюет добровольцем её муж Александр Монахов за сербов-православных против сербов-мусульман.

Когда прощались, Ира спросила:

— Сашенька, зачем ты едешь туда? Может быть не надо?

— Иришка, любимая, ну как же мне не ехать? Я офицер Советской армии, я больше ничего не умею, только воевать.

— Нет уже Советской армии, и Советского Союза уже год, как нет.

— Вот именно. На пьяную морду нашего президента смотреть противно. Меченый продал страну, а Ельцин её пропивает. Русских гонят из Прибалтики, из Средней Азии, а Россия на это смотрит спокойно. А это предательство. И сделать ничего нельзя. Я не хочу быть причастным к этому предательству. И я офицер, я не могу на всё это спокойно смотреть, я должен что-то делать. Иришенька, я еду воевать туда за тебя, за наших детей, чтобы такого, как в Югославии, у нас в России не было. Не за славой еду, а отстаивать честь России. Чтобы потом можно было сказать: «Потеряно всё, кроме чести».

Уехал Саша в октябре, осень тёплая стояла, деревья в жёлтых листьях, солнышко светило. Письмо он прислал тёплое. На душе у Ирины спокойно было и остаток осени, и всю зиму, и март. И вот начало апреля, с утра тоска навалилась: что-то случилось или случится там в горах Боснии.

Ирина встала, поправила одеяло у безмятежно спящего младшего сынишки. Достала письмо из Югославии, стала читать:

«Привет, Иришка!

Солнышко ты моё ласковое, у меня всё нормально, время идёт быстро, день проходит вообще незаметно. Я не воюю, а участвую в боевых действиях вместе с братьями-сербами бок о бок. Всё хорошо, не бойся за меня. Солнышко, мне не хватает слов передать тебе, как я без тебя скучаю…»

Письмо это она знала наизусть, но читала, как в первый раз, и слёзы наворачивались.

Тоска не проходила. Пора будить детей: двоих в школу, одного в детский сад, а сама на работу.

На работе Ира места себе не находила, всё из рук валилось, делать ничего не хотелось. На работе знали, где её муж, а вот, в то, что уехал по зову сердца, а не за деньгами, не верили.

Старший бухгалтер, видя её метания сказала:

— Ирочка, плохие предчувствия? Идите домой, мы тут без вас справимся, а то у вас всё из рук валится.

И шепнула на ушко:

— Молитву почитайте, поможет.

Ирина была согласна читать всё, что угодно, только ни одной молитвы она не знала. И тут она вспомнила, что у метро недавно открыли «Церковную Лавку», там она найдёт тексты молитв, там ведь не только серебряные цепочки и иконы продаются.

В лавке Ирина, смущаясь, попросила книжку с молитвами, в помощь воину на поле брани. Продавщица в белом платочке долго искала подходящую книгу, нашла, подала Ире и спросила:

— Иконы в доме есть?

— Нет, — замотала головой Ира.

— А сами вы крещёная?

— Крещёная.

— Крестик носите?

— Нет. Как же я его буду носить? Видно будет, и некрасиво.

— На лифчик намотаете, никто и не увидит, — посоветовала продавщица церковной лавки, — главное, чтобы он на вас был.

Ирина отошла от лавки с «Молитвословом», алюминиевым крестиком на верёвочке, и с тремя иконами: Спаса, Богоматери и Николая Угодника.

Дома Ирина надела крестик, поставила перед собой иконы, нашла нужную молитву и стала искренне молиться. Пришли старший сын и дочь из школы. Сын Димка спросил, чем это мама занимается. Ира, смущаясь, ответила, что молится за папу, чтобы с ним ничего не случилось.

— С ним и так ничего не случиться, — уверенно сказал Димка, — он воюет за правое дело, а правое дело всегда побеждает.

— Это так, сыночек, но хуже не будет, если я молиться за него стану.

— Не будет, — согласился сын.

Ирина сходила в сад за младшим сынком, вечер прошёл в повседневных хлопотах. Ночью она заснула и ей приснился весёлый Сашка, что он ей говорил, Ира не запомнила, утром встала более или менее спокойная, но лёгкое волнение всё же было.

***

Александр Монахов очнулся от жуткого холода, понял, что присыпан землёй и снегом. Первое, что пришло в голову — это выбраться. И тут выяснилось, что не действует правая нога и сильно болит левое плечо, вообще всё тело болело, гудела голова, наверное, контузия. Выбрался, скрипя зубами, превозмогая боль. Александр пополз, не понимая куда и зачем, он понимал только одно, что надо отползти от этого ужасного места как можно дальше. Ему вспомнилась жена, её золотые волосы, улыбка, дети. Александру так захотелось их увидеть. Он должен до них доползти, по любому, должен. В памяти всплыли строки Симонова: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди…» Эти строки он знал наизусть, их должны знать все солдаты России. Он слышал, что в Великую Отечественную, даже в немецких окопах находили перевод этих стихов.

«Жди, когда снега метут, жди, когда жара…»

Александр шептал стихи (так легче) и полз, в раненной ноге, что-то кололо и мешало, наверное, осколок, из плеча сочилась кровь, но там ничего страшного, просто очень большой и глубокий порез. Александр упорно полз, а где-то просто скатывался по склону, пока не добрался у подножья горы до каких-то ёлочек. И тут до него дошло, что он полз не туда, ему надо вверх по склону, а он вниз подался, по пути наименьшего сопротивления. Александр посмотрел вверх на гору, уже смеркалось, и вроде как на вершине, где были сербские укрепления, ему привиделись отблески огня. «Кто там, наши или бошняки?» — подумал Александр и с досады ударил здоровой рукой по земле. Ему туда, на верх добираться будет очень сложно, да и хватит ли сил? А если сербы отступили? Об этом думать не хотелось.

Монахов пошарил за пазухой, паспорта не было. Получается, что бошняки забрали паспорт, обыскали и похоронили, не заметив, что он живой? Или заметили, но всё равно похоронили? Или это свои похоронили? Нет, свои заметили бы, что живой.

В начале весны рота Войска Республики Сербской и пятнадцать русских добровольцев заняли две горы — одну большую и одну малую. Малая гора находилась чуть впереди, ближе к боснийским позициям. Там и заняли оборону одиннадцать сербов и трое русских.

Ранним утром того апрельского дня Александра разбудили тревожный крик сербов «Напад! Турки!» и короткие очереди пулемёта и длинные матерные фразы пулемётчика Петки Денисенко. Александр выскочил из палатки вместе с Вовкой Сахновым, и больше он ничего не помнит. Кто же победил в этом бою? Александр очнулся в могиле часа в два, в три дня. Успели даже убитых похоронить. Только кто? Что же ему делать? Сознание стало меркнуть, и Александр провалился в темноту.

Очнулся он от того, что кто-то тыкал в него палкой. Александр с трудом приоткрыл веки. Перед ни стоял человек уже не молодой, но ещё и не старый, за ним виднелись сани с хворостом.

— Ко си ти? (Кто ты?), — спросил человек и повторил ещё раз. — Ко си ти?

— Что? — в полубреде спросил Александр, не понимая, что его спрашивают и что от него хотят.

Но человек его понял.

— Ти си Рус? (Ты русский?)

— Да, ја сам Рус (Да, я русский), — ответил Александр.

«Бошняк. Кто же ещё? Сейчас убьёт, ну, хоть в гору ползти не придётся», — подумал Александр и опять потерял сознание.

Очнулся Александр от тепла в каком-то доме на кровати, пожилая женщина снимала с него одежду, рядом на стуле у стола сидел тот пожилой мужчина с подножья горы. Увидев, что русский открыл глаза, женщина сказала:

— Я тебе в матери гожусь, сынок, не надо меня стесняться.

Александр и не думал стесняться, он вообще плохо понимал, где он и что с ним, и слова на полупонятном языке до него плохо доходили.

Женщина, покончив со своим делом, осмотрела тело русского.

— Весь в грязи, крови и синяках. Крови много потерял. Надо обработать его.

— Обрабатывай, — разрешил мужчина, — ты же медсестра, Ася.

— Была когда-то. Спиртом его надо протереть для дезинфекции. Давай свою сливовицу.

— Я…, — начал было мужчина.

— Только не надо, Давуд, говорить, что как истинный мусульманин, не пьёшь, согласно пророку Мухаммеду. Доставай свою сливовицу. Ты у Небойше её брал? У Небойше сливовица крепкая семьдесят градусов, почти как спирт.

— Семьдесят пять.

— Тем лучше. И сходи к Саве Ивковичу, позови его сюда, пусть он принесёт обезболивающее, бинты и всё необходимое.

— Но он же зубной врач.

— Ну и что? Другого всё равно нет, и к тому же он серб, а значит, русский ему брат и друг.

— А нам русский кто? И кто мы? За сербов добровольцами воюют не только русские, но и греки, румыны, болгары. А за нас арабы, иранцы да афганцы, они зверствуют, и наши, глядя на них — зверствуют. Наши дети и внуки так много зла за последние время принесли сербам, что нам надо хоть как-то искупить их вину, нам надо спасти русского. К тому же Россия помогает оружием нашим войникам. Удивительная страна Россия: простые люди воюют на стороне сербов, а их государство снабжает своим оружием их врагов.

— Не думаю, что наши дети и внуки обрадуются, если узнают, что мы спасли русского.

— И что теперь, Ася, нам зарезать его?

— Надо было мимо пройти в лесу, а теперь уж лечить будем.

— Ладно, пойду к Саве, — сказал Давуд.

Он достал бутылку со сливовицей и вышел на улицу и направился к дому Ивковича.

— Здра́во, Хаджич, — улыбаясь, Давуда встретил Сава, — зуб заболел?

— Здраво. Нет, Сава, тут другое.

И Давуд шёпотом стал рассказывать о русском.

— Но я же стоматолог, — опешил Ивкович.

— Сава, других всё равно нет. И Любицу свою возьми.

Ивкович с женой вошли в дом Хаджичей.

— Здраво, Асият.

— Здраво, Сава, здраво, Любица.

— Ну, показывайте вашего русского.

Александр лежал в самой дальней комнате на кровати, накрытый одеялом. Он с трудом открыл глаза, посмотрел на вошедших.

— Како те звати? (Как тебя звать?) — спросил Сава и обернулся к Асият. — Он понимает по-нашему?

— Вроде как да, — ответила Асият.

— Као зовеш се? — повторил свой вопрос Сава.

— Александр, Александр Монахов, — наконец понял вопрос русский.

— Александар, до́бро. Гла́ва бо́лит?

— Голова болит.

— Контузия. Мы пришли тебе помочь, Александар, но будет больно, терпи. Сливовица, как я понимаю, есть. Дайте ему.

— А обезболивающие? — спросила Асият.

— Думаешь, что у меня его много, Ася? Сливовица ничуть не хуже, уверяю тебя.

В Александра влили местный алкогольный напиток, попросту самогон из ягод, он, крепкий, обжёг горло, влили много, голова закружилась, наступило опьянение, боль поутихла.

— Обморожений нет? — спросил Сава.

— Нет, — сказала Асият.

— Отлично. Сначала зашьём ему плечо, а потом займёмся осколком в ноге. Давуд, Любица зафиксируйте русского, Ася, ты мне помогаешь.

В конечном итоге, осколок вынули, раны зашили, забинтовали, накрыли одеялом и оставили русского в покое.

Мужчины, Сава и Давуд, решили допить сливовицу.

— Конечно настоящий хирург зашил бы лучше, — сказал Сава, — но как смог.

— Хорошо ты всё сделал, Сава, — сказал Давуд, наливая сливовицу в стаканы.

— Мусульманам же нельзя, — усмехаясь, сказал Сава, глядя на действия товарища.

— Нельзя, — согласился Давуд, — только я родился и вырос в безбожной стране. И я не знал, что я не серб, и не знал, что муслиманин надо писать с большой буквы, как обозначение народа, согласно правилам сербскохорватского языка, а не с маленькой, как приверженца мусульманской веры. А теперь я превратился в бошняка. Были мы все сербами и не различались, кто какой веры, а теперь вон воюем друг против друга. Вот сегодня солдаты Войска Республики Сербской вместе с русскими побили Армию Республики Босния. Как мне к этому относиться?

— Терпимо. Пройдёт десять, двадцать, тридцать лет и твоим детям, внукам внушат, что бошняки не сербы. Уже внушают. Хотя и ты и я и все наши предки были сербами, только одни мусульмане, а другие православные. И никто не поверит, что мы с тобой за одним столом сливовицу пили. Зачем муслимане расстреляли сербскую свадьбу в прошлом году? С этого всё началось.

— Давай мы ещё с тобой рассоримся. Стравливают нас, а мы поддаёмся. А русские и для меня — братья.

Они проговорили до глубокой ночи. Когда Сава ушёл, русский безмятежно спал и снилась ему его рыжее солнышко Иришка.

Ивкович навещал больного в тёмное время суток, чтобы никто не видел. Русский выздоравливал медленно, без необходимых медикаментов это было и неудивительно.

Александр в полубреде бормотал:

— Что он бормочет? — спросил Сава.

— Стих какой-то, — пожала плечами Ася, — он постоянно его читает.

— А письмо его родным надо написать. Он приходит в себя? Откуда он, где его родные?

— Из Москвы, там его жена, дети, родители.

— Напишите его жене письмо.

— Что написать, Сава?

— Что её муж Александар здесь, в селе, в Боснии. Не тяжело, но ранен, контужен, выздоравливает. Пусть ждёт его. Число поставьте, сами не подписывайтесь, обратного адреса тоже не надо, напишите, что из Боснии.

***

Ирина гладила бельё, телевизор работал так, для фона, и вдруг она услышала: Александр Монахов. На экране махали паспортами её Сашки и какого-то Владимира Сахнова, говорили о погибших русских наёмниках в свободолюбивой Боснии.

Зазвонил телефон. Подруга Галка, этажом ниже.

— Смотришь? — строго спросила она.

— Да, — упавшим голосом ответила Ира.

— Не верь, — твёрдо сказала Галя, — мало ли что они там наговорят. Паспорт у него могли отобрать, украсть, он мог его просто потерять. Паспорт — это не доказательство. Не верь.

Ира разрыдалась. «Господи, — про себя взмолилась она, — не отбирай его у меня, не делай детей сиротами». Галка что-то говорила, Ира плохо понимала.

— Слушай, Ир, вот стихи такие есть, сейчас книжку найду. Вот, слушай.

И Галя стала читать:

Галя читала, и Ира понемногу стала успокаиваться.

— Слышишь, мать, не спеши. Я сейчас книжку эту принесу, будешь читать, легче будет.

К ночи Ира эти стихи знала наизусть и читала их вперемешку с молитвами. В постели она закрыла глаза и представила горы Боснии. Ей привиделось что-то вроде дома и там на кровати её Сашка. Может, действительно, живой?

На работу Ирина явилась в подавленном состоянии. Сотрудники, в большинстве своём, видели вчерашний репортаж из бывшей Югославии. Ира слышала шёпот за спиной: «Пошли за шерстью, а вернулись стриженными. Вот что значит гоняться за длинным баксом. Наёмник».

— Добровольцы — они так просто называются, на самом деле это наёмники, бандиты. Над мусульманами издеваются вместе с этими выродками сербами. А мусульмане, что не люди?

— Откуда вы это взяли, Борис Львович?

— Радио «Свободы» говорило.

— Врут.

— Это наши журналюги, бывшие коммуняги брешут. А на Западе — там цивилизация, там культура не чета нашей, там правду говорят. Там свобода слова!

Сочувствия совсем нет ни у кого. Объяснять им что-либо было бессмысленно, да Ирина бы и не сумела.

Начальник вызвал к себе, загрузил работой.

— Ирина Николаевна, я вас загрузил работой, чтобы у вас мозги были заняты, и вы бы поменьше думали о муже. Не надо верить всему, о чём говорят по телевизору. Сейчас время такое, ничему верить нельзя. Придёт официальная бумага, вот тогда…

— Его же не государство туда направило, он по своей воле.

— Всё равно, Ирина Николаевна, ваш муж гражданин России. Должны уведомить. Нет документа о смерти? Значит, жив. Идите работайте.

После обеда позвонили из дома.

— Мама, — сказала дочка, — пришли два странных письма из Боснии. Мы их не распечатываем, ждём тебя, приходи быстрей.

Ирина еле дождалась конец рабочего дня, прибежала домой, по дороге прихватив с собой соседку снизу. Два письма, одно без обратного адреса, лишь надпись: «Босна», другое с обратным адресом, тоже из Боснии, из города Вишеград.

— И какое открывать? — спросила Ира у Галки.

— То, что без обратного адреса.

Вскрыли конверт, та было написано:

«Ваш супруг Александар је у селу Ђанкићи у Босни. Није тешко, али рањено, контурирано, опорављено. Чекајте га».

— На сербском, наверное, написано, — предположила Ира, — буквы вроде наши, а слова не разобрать. Гал, ты что-нибудь понимаешь?

— Понимаю.

— Что?

— Что твой Санька жив. Вот смотри: ваш супруг Александар. Что не понятного? Как эта буква читается? Не важно, будем считать, что её нет. Е у селу. У нас на работе белорус работал, так он всегда говорил: «У цехе», то есть не рядом с цехом, а в цехе. Получается, что Саша в каком-то селе в Боснии. «Али» — по-украински — «но». Не тяжело, но ранен, дальше не понятно. «Чекате» похоже на украинское «ждите». Всё, число, подписи нет. Ранен твой Сашка, но живой, просят ждать. Давай второе письмо откроем.

Во втором письме было написано, что доброволец Монахов погиб смертью храбрых в Боснии, и подпись: «Командир русских добровольцев Валерий Филинов».

Ирина посмотрела на детей, столпившихся у стола, и разрыдалась.

— Что ты ревёшь, дура, — возмутилась Галя, — письмо на сербском языке написано после этого письма. Посмотри на числа.

Ира сравнила числа на письмах и немного успокоилась.

— Сказано тебе — ждать. Жди.

И Ира ждала, веря и не веря, и вот через неделю в субботу раздался междугородний телефонный звонок. Она сняла трубку с замиранием сердца.

— Алло.

— Иришка, солнышко моё, как я по тебе соскучился!

— Сашка, живой!

— Жив, не здоров, но жив.

— А я письмо получила от твоего командира…

— Знаю, знаю, он говорил, ошибка это.

— И твой паспорт по телевизору показывали и ещё чей-то.

— Володи Сахнова, — голос Александра погрустнел, — он погиб. А меня сербы-мусульмане нашли, немного подлечили, а потом, когда их село заняли солдаты Войска Республики Сербской, передали меня им, а они нашему посольству в Белграде. В посольстве обрадовались, собрали пресс-конференцию и объявили, что честный бизнесмен из Москвы Александр Монахов был избит и ограблен в Белграде и никакой он не наёмник, а Владимира Сахнова они вообще не знают. Ну, он же из Киева, из Украины, теперь это разные государства, а ещё недавно было одно. Врут, короче. Да ладно, Иришка, послезавтра приеду в Москву. Жди. Правда, меня в госпиталь «Ветеранов Войны» положат, но это не важно. Жди. Ожиданием своим ты спасла меня. Я верил, что ты меня ждёшь, и не ошибся. Я всё это время твердил стихи:

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ирина улыбнулась и продолжила, чуть исказив строчки, но не смысл:

Просто я умела ждать,

Как никто другой.

И добавила:

— Сашенька, люблю тебя и очень жду.

— До послезавтра, моё солнышко, — улыбался он через расстояние.

Ирина положила трубку, она была абсолютно счастлива. Ждать осталось недолго — до послезавтра.

25.11.2022 г.

Синева

Рота десантников в полдень заняла высоту и стала укрепляться. В пять часов вечера появилась колонна боевиков. Она остановилась в пределах видимости, но недосягаемости для десанта. От колонны отделилось несколько человек и направилась к десантникам. Подойдя ближе, один из них, полевой командир, крикнул:

— Русские, вы хорошие воины, десантники, но вас всего семьдесят пять человек. А нас больше тысячи. Мы просто пройдём.

— Вы здесь не пройдёте, — ответил майор, командир десантников.

— Вы хорошо подумали?

— Что нам думать? У нас приказ.

— Приказы надо выполнять, согласен. Лёгкой смерти тебе, майор.

Боевики направились к своим, а майор сказал капитану, своему заместителю: