Глава 1. Вы верите в порчу?
1811 год, конец октября, пансион Камышева
Незапланированная аудиенция с бурмистром князя Камышева маркизом де Конном не сулила ничего хорошего сельскому врачу Петру Георгиевичу Тилькову, особенно после его недельного отсутствия. Причем вызвали его сразу, как только он вернулся к себе, в свой дом, стоящий на отшибе пансиона для обедневших дворян. Значит, врача поджидали и собирались потребовать объяснений.
— Надеюсь, вам известно, что значит осенний сезон в перенаселенном месте, расположенном посреди леса? — буркнул маркиз, не глядя на посетителя.
Тильков помялся, прищурился. Кабинет де Конна казался мрачным без светильников, но тот, похоже, привык к темноте.
— Знаю-с, ваше сиятельство, — промямлил он.
Маркиз поднял тяжелый взгляд на растерянное лицо врача.
— Тогда разрешите мне вам доложить, милостивый сударь, — начал он, — что в ваше отсутствие я принял роды, вправил два вывихнутых плеча, вылечил пять простуд, два поноса, дюжину сопливых носов и сотню головных болей. Одновременно с этими великими делами я занимался еще и тем, чем мне приписано здесь заниматься, а именно: деревнями и хозяйством пансиона с общим количеством населения в пять тысяч душ, закупкой и заготовкой материалов для починки и строительства, финансами, дорогами, питанием и сотней прочих мелочей, с которыми даже младенец справится!
Сарказм бурмистра лился через край его терпения. Тильков сжался в ожидании приговора.
— Ну, так куда же вы исчезли? — услышал он ровный голос маркиза.
Врач глотнул воздуха. Его выразительное лицо, несмотря на крупные до бесформенности черты, изобразило то искреннее смущение, которое, как это ни странно, смягчало сердце де Конна.
— Я, знаете ли, в Петербурге был, — затараторил он, — друга навещал, вернее сказать, подругу… Но вы не подумайте, что я нечто нескромное имею в виду…
— Более недели? — поднял брови маркиз.
— Да-с, ам, дите ее приболело, тряска, знаете ли, два годка от роду, а такие приступы, будто бесы вселяются…
— Бросьте, доктор! Бесы… Объясните!
Тильков побледнел.
— Ребеночек, девочка, когда кричит, вдруг перестает дышать, синеет и обмякает. И так с минутку… будто мертвенькая… и вдруг сильно сотрясается и при сем ужасном приступе оживает.
Маркиз погладил свой крупный подбородок и попросил гостя присесть. Это говорило о перемене настроения бурмистра в лучшую сторону.
— Как часто происходят подобные приступы? — спросил он потеплевшим голосом. Интерес опытного медика начал преобладать над бумажной суетой управляющего.
Тильков почесал густую щетину на короткой шее.
— Вот это я и пытался выяснить, ваше сиятельство, но у меня было мало времени. В целом, пока я с нею был, я мог наблюдать такие приступы дважды в день, а то и больше… мать просто сама готова умереть от утомления. Я объездил всех провизоров города, начиная с аптекарского квартала, но ничего узнать не смог. Одни говорят о падучей, другие — о патологии сердца…
Тут Тильков остановился. Он знал жесты собеседника, и поднятая рука бурмистра говорила ему о том, что тот услышал достаточно.
— А кем эта «подруга» вам приходится? — спросил де Конн.
— Ах, прямо говоря, никем… знакомая, — Тильков нервно побарабанил пальцами по подлокотнику массивного кресла, но молчание маркиза указывало на необходимость уточнения в ответе. — Когда я учился на медика, то жил в Петербурге один. Я снимал комнату в доме родителей бедняжки. Они помогали мне, как собственному сыну, и я, будучи человеком премного признательным и благодарным, теперь не упускаю из вида их дочь.
— У нее есть имя?
— Ах, простите! — Тильков поерзал в излишне глубоком кресле. Совершенно очевидно, маркиз проникся сочувствием к предмету волнений врача. — Конуева, Евгения Яковлевна. Мда-с, фамилия по мужу у ней, по Стасу Прокопичу Конуеву. Она уж четвертый год как замужем, и ребеночек у ней пока единственный из выживших.
— Из выживших, вы сказали?
— Да-с, до девочки, Поленьки, было у ней двое неудачных, так сказать…
— Ах, вот почему вы так беспокоитесь, Петр Георгиевич, — уразумел маркиз и окинул гостя участливым взглядом.
Наступила тишина. Де Конн что-то обдумывал. Тильков ждал, нервно тряся коленями, постоянно покашливая, перебирая пальцами многочисленные мелочи на своем шатлене. Маркиз не выдержал напряжения собеседника.
— У вас что-то еще на уме?
Тот ойкнул и опустил глаза.
— Как только вы появились в пансионе, ваше сиятельство, все страхи в нем улетучились и жизнь стала спокойней. Не знаю, как это с вами связано, но все чувствуют от вас некую защиту…
— О чем вы, сударь?
— О сглазе… — брякнул Тильков и вдруг резко спросил. — Вы верите в порчу?
Вместо ответа де Конн фыркнул и широко улыбнулся.
— Объяснитесь, милейший.
— Видите ли, — охотно затараторил врач, — Евгения Яковлевна вышла замуж за вдовца, то бишь есть у Стаса Прокопича два сына, девяти и десяти лет, и дочь девятнадцати. Вот в ней-то и загвоздка у моей Евгении. Девушка эта обручалась трижды. Двое женихов умерли до свадьбы… третий исчез.
— Ах, вот как!
— Да-с, а характер у ней и твердый, знаете ли, и несколько вызывающий, развязный, я бы так сказал… Вот мне кажется, что падчерица сглазила Евгению Яковлевну, дурным знаком, так сказать, окрестила, несчастия свои на нее перевела…
— Вы серьезно?!
— Не верите, значит?
Де Конн не ответил на вопрос, но, вздохнув, тряхнул головой и тихо произнес:
— Ваша преданность тем, кто помогал вам в тяжелые времена, достойна понимания, — он стукнул пальцами по столу. — Давайте сделаем так, уважаемый. Я зайду к Конуевым сам… У меня есть неотложные дела в Петербурге, ну да я найду время на вашу подругу, — Тильков радостно привстал, но маркиз жестом остановил его. — А вы останетесь здесь за домашними и воспитанниками смотреть. Согласны?
— Хм, согласен, ваше сиятельство… только одно замечание-с…
— Слушаю.
— Ежели вы зайдете к ним в качестве моего дорожайшего знакомого, так сказать, равного моему сословию, господин Конуев будет более благожелателен…
Маркиз поправил шелковый платок, глянул на руки с драгоценными перстнями на каждом пальце и понимающие кивнул.
— Я оденусь попроще и представлюсь простым приезжим врачом под выдуманным именем…
— Изумительно, ваше сиятельство! — Тильков аж хлопнул в ладоши.
— Хм… Где они живут?
— Живут они в конце Аглинской линии, за Флотскими казармами, вход с Галерной, ворота синие. Скажите, что от меня, и будете удостоены самым теплым приемом, — несмотря на холодное спокойствие бурмистра, выразительно грубое лицо Тилькова расплылось в умильной улыбке. — У господина Конуева имеется очень интересное собрание огнестрельного оружия!
Последнее он добавил в усладу бурмистру, поскольку тот был знатоком военного дела. Уж кто-кто, а врач знал, что скрывалось за каменным безразличием маркиза де Конна!
