начало (мирак)
(с конца) Глубину — с высоты полёта, но не высоту — с глубины — увидеть можно..
А лёгкий флёр незаконченности в жизни.. Во всех делах неэлегантно и немило..
Но незаконченности «лёгких флёр» сей — везде, и в боли.. на душе складки
Усталости, на опущенных руках и сложенных браслеты — в виде цепей, инкрустирован
Беспомощностиью.. или страхом? — из заменителя счастья
Ошейник неволи.. или безволия? И на на избавление корсете
Надежды (надо -запрети?..) шнуровка жалости душу лишь удушает
...Но цепочки бедствий и недостижимостей с черепом смерти
Тяжёлые сапоги уныния желанием преображения украшают…
Но… нога на ногу на шкуре медвежьей в сеточке и стёганом халате в кожаном кресле
Как элитный виски прихлёбывая размеренно из стакана хрустальной души терпение,
Слугой щедрым изрезанным бритвой Оккама поднесённое обрядно на златом подносе
Высокопарно бросая в камин вызов как жребий понта мимо, под окном всезабвение
Ждёт в чёрных маках, по английски фонтаны холодной набивая рукой в перчатке
На деда машинке для боли иглы патефона романсев в аромате старины; в портсигаре
Терпких чувств и пьяных тоска зелёная душит духами; по душе магистрали из стали
Полосу пронесёт, как абриолет, и крышу снесёт пустой кабинет -как Лолита страсти —
Невинноокой, от бурь закрывая -ажурным зонтом, ложь сна будто обречённости на
Безысходность трагическая катастрофа… А вроде чудес света нечто, морей, городов…
Но как башня в Пизе двинутое, напоминают на потолке тени — вновь — на подобии
Призраков в танце любви слитых иллюзирует что-то рисунок на занавеске… в тиши…
Тщета это отдрожжавших надежой холодом пальцев на пишущей машине… вроде бы
Что-то вот-вот… но маятная тоска изнывательная… самая садистка… в храмине любви,
В саквояже мыслей с запахом духов, в портсигаре терпких чувств, на картине живой
