Мирные дети труда самой смерти улыбаются вокруг него снопами и жницами, скопцами и жрицами. В них нет ничего пугающего, это не evil dead, это добрые православные мертвецы, которые, чтобы помочь живым, сделались цветами и автомобилями, киосками и компьютерами, ушанками и танками, и обледенелыми санками, и дорогами, и недотрогами, огородами и распашонками, и баклашками, и лопатами-замарашками, а также мостами, отелями, «Макдоналдсами», поездами, самолетами, бирюзой, аэропортами, заводами, шахтами, биржами, алмазными приисками, нефтяными скважинами, бассейнами, мраморными ваннами, электростанциями, танцполами и лазерными лучами, более того, они сделались самим желанием, струящимся между телами мужчин и женщин и сливающим их воедино, дабы рождались и умирали новые тела. Считай, кто народился, тот и помер, а кто помер, тот и народился, поэтому народ и состоит из необозримой массы усопших с добавлением некоторого количества живых, живых еще и живых уже
