Цитаты из книги автора Странствие по таборам и монастырям
. Последнее не могло не тронуть сердце Цыганского Царя, которое оставалось сердцем математика, несмотря на беспорядочный и не вполне вменяемый стиль жизни нашего героя, давным-давно утратившего вкус к математическим формулам
То, что здесь называли лабораториями института, на деле представляло собой череду пространств, охваченных бредом. Люди здесь изображали некую деятельность, по сути же кривлялись, но не радостно и окрыленно, а судорожно и подавленно: казалось, они надели отравленные маски, и яд этих кривляний теперь пробирал их до костей.
Огромное количество людей, приглашенных сниматься в этом фильме, должны были месяцами жить внутри Курчатника, не покидая его даже на короткое время; они жили в этом огромном якобы институте, как в монастыре, общаясь лишь друг с другом, и в этом изолированном мирке для их существования были созданы условия, о которых Прыгунин полагал, что они воспроизводят советскую жизнь в научном ящике.
И вот они достигли деревень и шквалом полетели на низкорослые строения: они влетали и протискивались в мелкие окна, вдребезги разбивая их слюдяные покрытия, изукрашенные инеем. Они с размаху перескакивали заборы, лбами выбивали двери, валили на землю высокие ворота, врывались в амбары и коровники. В домах пылали очаги, стояли уютные вещи и вещицы, и здесь было множество людей, но – о, ужас! О, страх и трепет! – все они оказались ненастоящими, как тот деревянный на дороге. В креслах сидели ватные мужики, сшитые из пестрых мешочков, наполненных песком. На лавках возлежали соломенные хозяюшки в ярких распластанных платьях, с нарисованными лицами. В люльках висели, слегка покачиваясь, неподлинные младенцы, представляющие собой плотные свитки тканей, обмотанные косынками и пуховыми платками. Встречались даже металлические старики, слегка тронутые ржавчиной. Все эти куклы и истуканы словно для издевательства щеголяли в ярких и разноцветных одеяниях, местами даже драгоценные шелка, покрытые узором из свастик, снежинок и хризантем, облекали их неподвижные фигуры, сообщая им красоту, которая не могла порадовать волков. Не нашлось в этих селениях ничего хотя бы слегка съедобного – ни круп, ни мешков с картошкой, ни хлеба. И ни единого живого или падшего существа – ни одной собаки, ни одного трупа, ни цыпленка, ни подпольного мышонка, ни единого даже запечного сверчка!
И тогда волки осознали, что они обречены, что всех их ожидает голодная смерть, и они ощутили всю полноту безысходного отчаяния, и никогда еще черные небеса не слышали воя столь пронзительного и безутешного, как тот, что вознесся в этот час над проклятыми селениями!
И тогда волки осознали, что они обречены, что всех их ожидает голодная смерть, и они ощутили всю полноту безысходного отчаяния, и никогда еще черные небеса не слышали воя столь пронзительного и безутешного, как тот, что вознесся в этот час над проклятыми селениями!
– Они чувствуют кое-что. Этот год – последний мирный год перед войной. Через несколько месяцев начнется война в Европе. Наверное, поэтому их всех так лихорадит, – Тедди вышел
Скорее всего, никто не станет оспаривать с пеной на губах тот факт, что на планете Земля встречаются люди, время от времени испытывающие настоятельную потребность принять ванну. Кто-то обожает полежать в горячей водичке, иные предпочитают слегка теплую, есть адепты прозрачности, а есть и такие, что жить не могут без ароматной пены. С пеной на губах они не спорят и не изгибаются
Вернемся в далекий 1994 год. Вернемся? Да-да, вернемся!
Не такой уж он далекий, этот тысяча девятьсот девяносто четвертый год. Он такой, что ближе некуда, а все же пара декад упорхнули в ничто с той священной поры.
Не такой уж он далекий, этот тысяча девятьсот девяносто четвертый год. Он такой, что ближе некуда, а все же пара декад упорхнули в ничто с той священной поры.
Не все ситуации и не все сплетения обстоятельств поддаются описанию. Случаются такие клубки, которые по самой своей природе не могут быть распутаны. Поэтому лучше оставить их как есть.
Обморок. Скажем несколько добрых слов в адрес этого явления: обморок нередко спасает как жизнь, так и повествование