Трэшак
Я тогдашняя в очередной из попыток быть в тренде и доказать всем свою взрослость, проколола себе сначала нос, а потом, недолго думая и пупок. Мне тогда казалось это жутко крутым. И по началу и правда смотрелось неплохо. Вот только у подружки прокол быстро зажил, а у моего прокола никак не спадал отёк.
Как я уже сказала, я тогда была слишком беспечна, чтобы забить тревогу, поэтому я просто забила на то, что со мной происходило.
Жизнь при этом кружила в водовороте событий — я завела собаку, училась, писала диплом, сдавала экзамены, работала, встречалась с крутым парнем — жизнь кипела и думать о пупке уж точно было некогда.
После сдачи диплома, я с папой поехала в Казань. На поезде. Несколько дней в дороге дали о себе знать, начало становиться тревожно, я, наконец, начала понимать, что что-то идет не так, потому что пупок уже выглядел совсем не важно. Ума хватило снять серёжку, хотя и было жутко жалко — столько страданий, и всё насмарку. В интернете начиталась, что проколы пупка всегда заживают очень долго, поэтому немного успокоилась.
Прошел год. Два. Я переехала в Ставрополь. Но ничего не менялось. Ситуация с пупком только усугублялась — рана становилась всё больше. Я начала ходить по врачам, но все говорили, что всё нормально и просто советовали разные мази. Я мазала какое-то время, потом переставала, не наблюдая результатов.
Как-то подружки собрались к гадалке, и я подумала: «о, круто, уж она-то точно мне сможет помочь». Но несмотря на то, что девчонки остались в восторге от прорицательницы, она не попала ни в одну мою жизненную ситуацию, и по поводу здоровья сказала, что у меня всё идеально и беспокоиться совершенно не о чем.
Так я перестала ходить к гадалкам. Позже, благодаря всем этим ситуациям, у меня сложилась целая жизненная философия. Но обо всём по порядку.
В 2015 я переехала в Ставрополь.
О близких отношениях с мужчиной и речи идти не могло с таким-то пупком! Помню, как рассуждая наедине с самой собой, объясняла себе, что для близких отношений нужно быть идеальной, чтобы пупок был тоже здоров, тогда можно будет открываться другому человеку, а пока меня всё равно никто не сможет полюбить. Эта мысль проросла в моем сознании настолько, что стала закостенелым убеждением, которое поселилось накрепко в моём сознании.
Мытарства продолжались долго. Я ходила по врачам, мне прописывали все новые препараты, но ничего! Ничего не помогало. Один из врачей прописал мне какую-то зеленую штуковину под повязку, и ситуация усугубилась. Маленькая ранка от прокола превратилась в довольно крупную рану с открытой поверхностью, на которой никак не образовывалась защитная корочка (ну знаете, как на содранных в детстве коленках — обычно сначала открытая рана, но постепенно она затягивается и покрывается корочкой).
Корочки не было. Годы незаживающей раны превратились в десятилетие, и тревога возрастала всё сильнее с каждым днём.
Врачи меня постоянно друг к другу перенаправляли, но никто даже диагноз не мог поставить.
После лечения в кожвендиспасере с уколами и эл
