Смысл, однако, заключается в установлении новых отношений между пациентом и некоторыми элементами его мира, прежде отделенными пропастью, выросшей из его базисного дефекта, что, по сути является шагом на пути к лучшей интеграции Эго пациента.
Если же в клинической картине преобладают симптомы другого типа регрессии – регрессии, направленной на признание, – перспективы здесь, я полагаю, довольно хорошие.
С другой стороны, если пациент не находит во внешнем мире подходящих для себя партнеров, то лучше следовать совету Фрейда и остерегаться притязаний пациента.
Я имел возможность убедиться, что этот критерий является довольно важным. По-видимому, он позволяет прогнозировать будущее и освещать прошлую психопатологию пациента. Если во внешнем мире нет заслуживающих доверия хороших объектов, то очень велика вероятность появления весьма интенсивного, галлюцинаторного переноса (Little, 1938, 1961), при этом возможность его компенсации чем-то, принадлежащим внешнему миру, что обладает такой же значимостью и интенсивностью, довольно призрачна. С другой стороны, отсутствие хороших объектов также означает, что возможности пациента совершать «работу завоевания», которая необходима для превращения индифферентного объекта в сотрудничающего партнера, ограничены (Balint M., 1947). Это указывает на довольно серьезный базисный дефект в структуре его психики и в его характере.
Однако при наличии хороших внешних объектов или даже партнеров аналитик может
Я имел возможность убедиться, что этот критерий является довольно важным. По-види
Чем больше аналитик уверен в том, что главная цель регрессии состоит в получении удовлетворения при помощи внешнего объекта, тем осторожнее он должен быть. Чем более ограничены возможности пациента в мире объектов, тем больше будет опасность возникновения состояний, похожих на злокачественную зависимость.
С аналитической ситуацией совместим тот тип удовлетворения, который не вызывает роста возбуждения у пациента, а, напротив, снижает чрезмерное напряжение, что способствует достижению лучшего понимания между пациентом и аналитиком.
ограничение через символическое действие со стороны аналитика. Я хотел бы добавить, что это символическое действие создает особые отношения между аналитиком и пациентом, которые, в некотором смысле, приносят взаимное удовлетворение обеим сторонам.
Давайте представим, что нечто подобное происходит и в анализе. Должен ли аналитик делать столько, сколько делала мать? И если да, то какими средствами? Должен ли он поддержать своего пациента интерпретацией, каким-либо символическим действием или даже физически? В каком случае к «ребенку в пациенте» нужно относиться как к ребенку, а в каком – как к взрослому?
Здесь мы опять сталкиваемся с проблемами. Аналитик должен определить, когда именно это удовлетворение уместно, какая его форма может быть дозволена и как именно должно осуществиться удовлетворение.
