Вагаб Джафаров
Земляки
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Вагаб Джафаров, 2025
Я Вагаб, живу в СПб.
Крупный город, заводское общежитие, где вдалеке от родных мест обосновались молодые люди и их вторые половинки. А на дворе новый век, где с новыми правилами жизни бок о бок идет и доброта, порой неоправданная. Главный герой, только что отбывший срок за убийство своей любимой, бывший работник завода окружен вниманием женщин. Его неразборчивость в них заканчивается тем, что сразу три подруги находят себя в интересном положении.
А может, все только начинается?!
ISBN 978-5-0067-0581-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Земляки
Былая гордость
В разгар рабочего дня на центральной проходной машиностроительного завода было многолюдно: одни спешили на территорию, другие её покидали, были и те, кто находили места для встреч. Посередине просторного помещения располагался пост охраны, откуда две женщины в форменных костюмах тёмно-синего цвета наблюдали за передвижением людей через турникеты. На информационном стенде висела фотография мужчины с траурной лентой, о том же отчаянным голосом говорил по телефону рослый молодой человек в костюме, привлекая к себе внимание людей вокруг. Сбоку было расположено бюро пропусков, из окошка которого время от времени выглядывала девушка с зелёными глазами.
Стоявшему в сторонке бывшему работнику предприятия Заману Гадаеву в неурочный час редко приходилось бывать на оборудованном для проверки права прохода работников предприятия помещении. Чуть выше среднего роста, с чёрными короткими волосами, носом с горбинкой и с ямочкой на подбородке стройный мужчина тридцати пяти лет был в неприметной коричневой вельветовой рубашке с длинным рукавом в серых штанах и кроссовках. В детстве его имя часто произносили в связке со словом «зуп», что он воспринимал как нечто разумеющееся; словосочетание «Заман-зуп» было первым, выведенным им самостоятельно в тетради. После того, как старший брат, который и сам его нередко употреблял, объяснил, что оно, должно быть, имеет негативные оттенки, он запрещал искажать своё имя и очень скоро все об этом забыли. Однако стереть из памяти не вполне понятный, оскорбительного характера, потому и ненавистный слог, оказалось невозможно. Порой его наличие в глубине сознания находил причиной того, что в молодом возрасте стал причастен к нелепому преступлению с последующей изоляцией от общества на долгие годы. Он допускал, что парочка слов в письменном виде где-то ещё осталась, так как перед отправлением в армию брат снимал его на свой фотоаппарат со словами, что первый же кадр, без разницы, каким бы он не получился, подпишет на удачу и положит в свой альбом.
Сюда его привело желание увидеться с бывшими коллегами, в первую очередь искал встречи с Алексеем Павловичем, под наставничеством которого начинал свою трудовую деятельность. Лишь в день его обращения в отдел кадров предприятия появилась вакансия с пометкой «срочно», и он занял освободившееся место в одном из подразделений по обработке металлов. Освоил быстро, работу полюбил, зарплата устраивала, отношения с окружением — тоже, иногда потеря работы казалась значительнее, чем лишение свободы. Разумеется, ему не терпелось побывать в том самом цехе, но ещё не был преодолён первый рубеж. За то время, что находился здесь, показались знакомыми всего два лица: женщина из центральной столовой и хромой охранник с седыми волосами. Работница предприятия общественного питания выглядела так же привлекательно, как и много лет назад, а призванного следить за правопорядком мужчину, напротив, годы не пощадили. Охранник подменил одного из контролёров за турникетом, и Гадаев отошёл назад, не захотев попасться ему на глаза.
Стены проходной с двух сторон были стеклянными с синим отливом, а та, что выходила на улицу, ещё оборудована современными световыми приборами. Две другие оставались облицованы серыми мраморными плитками. Какая раньше была общая обстановка, Гадаев не вспомнил, но были заметны и очевидные изменения. Помимо различных плакатов, исчезли списки очередников на получение жилья, в двух углах появились маленькие деревянные будки. Одна из них была предназначена для ремонта обуви, а другая — часовая мастерская, судя по всему, перестала функционировать.
Он покинул помещение и прошёлся по широкому тротуару под окнами заводоуправления. От торца главного здания начинался высокий кирпичный забор, который прерывался в углу из-за ветки железной дороги. Обойдя его, пошёл дальше, держа путь на то место, через которое ему однажды приходилось покинуть завод. Насколько он помнил, заборная стена не была неприступной — снаружи проходили две толстые трубы с теплоизоляцией, а с внутренней стороны для удобства имелись места, куда ногу поставить, и за что схватиться. К нему можно было пройти через заросший соснами небольшой участок, и он углубился в него. Всё здесь сохранялось в прежнем виде: стали попадаться разнообразные побеги растений, которые становились выше и гуще, камни, битое стекло, куски проволоки. Трубы тоже были на месте. На скрытом от посторонних глаз участке вначале он забрался на них, затем на кирпичную кладку. Но, оказавшись наверху, подумал, что поступает неосмотрительно, что патрулирующие территорию сотрудники охранной службы, должно быть, средь бела дня не дремлют. К тому же при малейшей неосторожности одежда могла прийти в негодность. Жажда попасть внутрь предприятия пересилило опасения, и он спрыгнул. Вокруг стояла тишина, и Гадаев поспешил к центральной дороге, условно делившей завод на две половины. Здесь чувствовалась знакомая атмосфера, был слышен привычный шум работавших механизмов из расположенного рядом подразделения по ковке деталей. Два электрокара друг за другом пересекли дорогу и за углом потерялись из виду. Следом выехал большеколёсный трактор с прицепом и затмил на время рёвом мотора остальные звуки. Люди встречались преимущественно в повседневной одежде, тут и там виднелись легковые автомобили. Поняв, что вокруг не только работники предприятия, Гадаев перестал беспокоиться по поводу осуществлявших охрану лиц. Здания по одной стороне дороги заметно отличались от тех, что были расположены напротив. Если одни практически не подверглись изменениям: те же огромные проёмы для поступления света с грязными и местами потрескавшимися стёклами, протянутые кабели, торчавшие трубы; то другие, с обшитыми стенами, пластиковыми окнами и дверьми, смотрелись как новые. Вывески над дверями указывали, что они превращены в складские помещения, в центры оптовых продаж и прочее, а в цехе, где он трудился раньше, изготавливали оконные рамы. Остальное интересовало его уже в меньшей степени. Не обнаружив самую заметную в прошлом вывеску, вслух произнёс: «Правильно, тут гордиться особо и нечем!» Прилегавшие к обновлённым корпусам территории, одна из которых была обложена строительными лесами, смотрелись ухоженными. Гадаев обошёл оказавшийся на пути медпункт, который вызывал у него досадные воспоминания (дружба с одной из сотрудниц учреждения закончилась скандалом) и, в надежде встретить другого знакомого, отправился на электромонтажный участок. Проходя мимо полуразрушенной теплицы, столкнулся с мужчиной пенсионного возраста с ножовкой по металлу в одной руке и длинным прутком желтовато-красного цвета — во второй. Вежливо попросив сигарету, он рассказывал, что попал в зависимость от никотина после сорока лет, когда на два месяца замещал своего начальника, упомянул и своего дядю, который всю жизнь выращивал самосад. Судя по его говорливости, Гадаев предположил, что мужчина не из числа курильщиков, о чём говорило отсутствие спичек, что его самого восприняли за ответственного работника предприятия, и движет им снисходительный мотив — он мог не знать, что ответить, с какой целью был спилен пруток.
Угостив его, Гадаев пошёл дальше. На конечном пункте, где шли ремонтно-строительные работы, тоже ничего не добился. Старые окна, двери и прочий хлам были выставлены на улицу. Недалеко от входа сидела женщина средних лет в выцветшей рабочей форме и с прикрытой платком головой. При виде постороннего человека она встала и направилась к нему, выражая своё возмущение:
— Я тебе говорила, больше не появляться? Когда же ты, паразит, насытишься? На выходных увёз целый «Камаз». Скоро ни винтика, ни гвоздика тут будет не сыскать.
— Ты что, старая, бред несёшь? — бросил Гадаев в её сторону. — Совсем уже свихнулась?
Женщина умолкла и развернулась. Сев на прежнее место, продолжала смотреть на него, будто бы не поняла, что ошиблась. Ему стало понятно, что часть людей переживает за происходящее на предприятии, а некоторые принимают это близко к сердцу. Возникло желание подойти и пообщаться с ней, но не успел он и пару шагов сделать, как та опять крикнула в его сторону что-то неприятное.
В размышлениях о появившихся вокруг любителях обогатиться за счёт имущества предприятия, он вновь вышел к центральной дороге и взял курс в сторону, противоположную от заводоуправления. В этом районе видневшиеся производственные помещения внешне не подверглись изменениям, но склад металлов под открытым небом выглядел в значительной степени опустошённым. От сложенных вдоль дороги многочисленных стопок контейнеров с различными заготовками в несколько рядов остался один, и на мощных двусторонних консольных стеллажах было негусто. На основной части находились приготовленные к погрузке три связки разного диаметра металлов, и один из них блестел от попадания солнечных лучей, но почему-то всё находилось ближе к краю. Подъехал небольшой трактор с прицепом и автокран. Гадаев немного отдалился и повторно обратил к нему свой взор, вспоминая, что ещё здесь не так, и не обнаружил подъёмный механизм, который передвигался по рельсам на четырех ножках. Осознав, что заводу прежним уже не быть, ему стало грустно. Дорога вела ко второй проходной, рядом с которой находились ещё ворота для въезда и выезда для автотранспорта. Надобность пройти через турникет отпала, поскольку одна створка ворот оказалась открыта, и двое мужчин перед ним вышли за территорию через неё. Гадаев тоже воспользовался предоставленной свободой и направился к трамвайной остановке. Она была без людей и походила на заброшенную, а внутри царило запустение. Сварная конструкция, местами с облезлой краской, держалась устойчиво, но были заметны многочисленные повреждения обшивки. Трамвай всё не шёл, точно бы перестав курсировать, и рельсы были покрыты рыжим налётом. Вначале он прошёл по обочине дороги в одну сторону, затем — в другую и заметил, что на пересечении с перекрёстком на стальных балках лежит асфальт. На чём ещё доехать до дома, в котором жил Алексей Павлович, было неизвестно, название улицы стёрлось из памяти, не говоря об остальных деталях. Искать, где ближайшая автобусная остановка, не стал и взял путь в сторону дома, в котором жил.
***
Находившийся в стационарном медицинском учреждении молодой человек с прямыми волосами и впалыми щеками тоже имел отношение к пережившим трудным временам заводу (записи в трудовой книжке начинались с него). После училища дорога была одна: отслужить в армии и устроиться на работу с заселением в общежитие. Юлдаш Юлдашев дважды менял предоставленное предприятием койко-место, поскольку возвращавшиеся со второй смены соседи допоздна не давали спать. Но войти в трудовой ритм не выходило ещё от перспективы ходить в засаленной спецодежде до старости лет, как многие вокруг, и счёл возможным уволиться. Отменными физическими данными не выделялся, хоть и за медицинской помощью раньше не обращался. Он ещё несколько раз сменил род занятия и остановился на торговле мясом. Дела шли неплохо, но здоровье стало ухудшаться. Прежде чем обратиться за квалифицированной помощью, некоторое время по совету аптекаря употреблял различные лекарственные средства. За полмесяца лечения заметных подвижек по состоянию здоровья он не ощутил. К сомнениям и скуке прибавилось беспокойство, вызванное рассказом соседа по палате о первом попадании его знакомого в больницу, ставшее последним. Юлдашев выписался, и врач составил ему список обязательных к приёму препаратов для продолжения лечения в домашних условиях. За стенами старого медучреждения было тепло и солнечно. Выбрав свободную скамейку в прилегавшем небольшом сквере, он сел и поставил рядом с собой заплечную сумку. Несмотря на приятную погоду, оставался во власти грустных размышлений и сгибал пальцы: «Жилья нет, семьи тоже, образование не смог получить, здоровья нет, и не вижу выхода». Однако под лучами осеннего солнца нахлынувшее отчаяние отступало, он подумал, что в замкнутом пространстве плохое настроение ему обеспечивало чувство одиночества, что свобода принесёт больше пользы, чем многочисленные лекарственные средства и процедуры. Юлдашев не спешил уходить и обратил взгляд на общий вид сквера. Асфальтовое покрытие дорожек, по всей видимости, не обновлялось со времени первой укладки, бордюры были местами перекошены и колоты, свежая побелка где-то скрывала изъяны, а где-то подчеркивала их. Выпуклая клумба, занимавшая центральную часть благоустроенной территории, была очищена от остатков растительности и расчёсана граблями от макушки вниз к широкому газону вокруг цветника. Не лучшим образом вписывалась в общую картину выложенная из квадратных плит полоска. Образовавшаяся брешь между ними была устранена бетонным раствором, тоже не очень удачно. Круговая дорожка была окольцована с виду невзрачными, но не лишёнными ухода скамейками на металлических ножках. Тут и там виднелись опавшие листья, потерявшие свою красоту под кронами старых яблонь.
Услышав плач не желавшего расставаться с матерью ребёнка, Юлдашев переключил своё внимание на находившихся на свежем воздухе людей. Неподалеку стояла группа женщин, одна из которых с отекшим и встревоженным лицом держала руку на сердце. Из её жалостливых высказываний он мог разобрать лишь то, что она боится не проснуться. На лавочке напротив мужчина в возрасте с военной выправкой призывал кого-то из сидевших к выздоровлению.
Вдруг раздались негромкие, но полные волнения возгласы. Как вскоре стало понятно, причиной тому послужило появление у здания медучреждения высокого роста мужчины с пожелтевшим лицом и руками. Продемонстрировав недолго свой недуг, нетвёрдой походкой направился к входу и скрылся за дверью. Машинально повернувшийся Юлдашев заметил ещё и сидевшую в одиночку молодую женщину с чёрными волнистыми волосами в красной кожаной куртке. За минуту наблюдения та не повернула голову в его сторону, но ему показалось, что она его видит. С присущей уроженкам южных регионов внешностью она вынуждала его выправлять осанку и потягивать ноги в светлой обуви, не соответствовавшей одежде, назад, под сиденье. Проведя ладонью по щетине и взглядом по одеянию, решил, что сейчас не лучшая пора для знакомства. Картина осени перестала его интересовать, он встал с ощущением упущенной возможности, накинул на плечо ремень сумки и направился в сторону, где сидела незнакомка. Окидывать взором было неудобно, но, сравнявшись, боковым зрением заметил под её глазом гематому. Следующие несколько шагов проделал с мыслями, как ему лучше поступить, и остановился. Вероятность удачливого исхода попытки знакомства была низкой, но он стоял в зоне её прямой видимости, и с настроем «терять нечего», подошёл поближе.
— Ты достойна восхищения! — сказал он с несвойственным ему низковатым голосом. — Красивых девушек носят на руках и ни в коем случае их нельзя подвергать насилию. Это правило жизни! Ответь мне, что ты в порядке, и я пойду с лёгким сердцем.
Она не выразила недовольство, чего он вполне допускал. Надев находившиеся в руке солнцезащитные очки, чуть повернула голову для уменьшения обзора видимости раненой части лица и спросила:
— С чего ты взял? Я в норме, проблем нет, и жить мне в радость!
— Любое потемнение на лице наталкивает на мысль. Некоторые прямо-таки нарываются, чтобы им периодически напоминали о правилах вежливости. По правде говоря, сам удивлён, отчего посещают такие мысли. Ты не знаешь?
Слова его плохо сочетались с внешними данными, но в нём было что-то располагающее. Резковатые контуры лица ему шли, и щетина на худощавом и бледноватом лице не казалась лишней. Женщина смотрела на него изучающим взглядом и с сидячего места определила, что он выше неё пальца на три. Она отодвинулась к краю скамейки с учётом особенности своей внешности и сказала:
— В клетке золотой и то можно пораниться, а это результат нелепой случайности. Увы, и такое с нами случается. Но я слышала, что подобные метки к пополнению кошелька.
Соскучившийся по общению, он не пожелал упускать тему, но не понял, что ему предлагают присесть. Лёгкий акцент, с которым она говорила, как и её сдержанная общительность, обнадёживали.
— Может, и к знакомству. Прошу тебя, поделись со мной, обо что ты так. Я не мнительный, но мне очень хочется выяснить. Пусть даже малость приукрасишь.
— Как тебя зовут? — спросила она и встала.
— Юлдаш, — ответил он и уловил запах её парфюма, как и у прежней подруги, любительницы изысканных туалетов, для которой он был Юраша. — Одни называют на местный лад, и это нисколько не доставляет мне неудобств.
— Хорошее имя, мне нравится. Откуда будешь родом? Чем занимаешься?
— Начну с главного, что в семейном плане я свободен, внешний вид говорит о том же. Хотел бы увидеть рядом с собой женщину со схожим менталитетом. Родные края давно стали для меня чужбиной. До недавних пор служил в охранном агентстве. Что ещё? Носил пятнистый костюм и ботинки на шнурках.
Кем угодно, но бойцом или охранником его она не смогла представить. Для поддержания разговора ничего другого не нашла, кроме того, что ей нравится пятнистая одежда и мечтает приобщиться к здешней природе со всем её разнообразием.
— Мне не доводилось основательно совмещать приятное с полезным, но в лесу, в садах бывал, — ответил он. — В шкафу у меня висит новая форма, и уже поднадоела как таковая, а к женскому варианту моё отношение неоднозначное. В групповых походах многое будет зависеть от личности тех, с кем отправляешься.
— Наверное, не как правило. Со сменой обстановки люди на время преображаются. Слышала, что поляны здесь бывают полны земляникой, малиной.
— Край богатый, всего полно, но это не для одиноких. Всё живое создано по паре, вместе со своей спутницей легче и собирать, и заготовить запасы на зиму.
— И насладиться долгими зимними вечерами.
— Точно. Ждёшь кого?
— Нет, день такой дивный, и хочется насладиться им подольше. А ты с чем? Сам в порядке? — в темпе спросила она, испытав неловкость оттого, что не сразу вспомнила о принятых нормах больничного двора.
— Что-то вроде переутомления. Недавно покинул палату. Так получилось, что навещать меня было некому, и ел лишь то, что давали. Сосед ещё попался странный: днём спал, по ночам копался в своих вещах и шуршал пакетами, а на замечания реагировал нервно. Как известно, подобного рода беспокойства и ограничения не с лучшей стороны влияют на состояние здоровья. Попробую восстановиться дома.
Она подумала, что могла бы позаботиться о нём и ощутила потребность, чтобы и ею поинтересовались. Только боялась, что снова возникнет тема, что привела её сюда. Держась по-прежнему чуть бочком, сказала:
— Мазель, будем знакомы. Нет у меня никакого мужа-садиста, сама виновата, что поранилась. Теперь приходится делать процедуры.
Почувствовав головокружение, он поднял руку к виску. Это являлось следствием того, что с утра ещё не пополнял запасы энергии своего организма. В сумке находился батончик «Гематоген», но не при ней же было взяться за него?! Вместе с тем решил сделать следующий шаг.
— Я рад знакомству и очень хотелось бы продолжить общение, но мне надо идти. Живу один, тут неподалеку. В восьмом доме на Кирова, квартира тоже восьмая.
— Своя? — спросила она с нотой надежды в голосе.
— Откуда? Но прописан в городе. Мне бы ответ получить!..
— К тебе я не смогу, это исключено! И уходить пока не собиралась. Увидимся ещё, если судьбе будет угодно.
— Извини, я не то говорю, — сказал он и немного отступил назад. — Состояние не очень, и выдаю желаемое за действительное.
Он предположил, что записанная на физиотерапию женщина придёт и завтра, в это же время. Глядя друг другу в глаза, они практически молча условились о следующей встрече и простились.
Казавшееся ещё недавно хлебное место представилось Юлдашеву в мрачных тонах: пол смотрелся более грязным, чем обычно, и воздух был тяжёлым. Стол, за которым он обслуживал покупателей, пустовал, но лица по соседству были новы для него. Рядом точку занимала баба Маня, до чрезвычайности доброжелательная женщина, не единожды заступавшаяся за него перед капризными клиентами. Любезничая с ней, он выбирал мясо, и ушёл с языком молодого быка. По пути домой мысленно готовил обед, но процесс не шёл дальше от варки. Живший в одиночку в съёмной квартире он с долгими по времени приготовления блюдами обычно не утруждал себя, чаще всего обходился бутербродами и чаем. На полпути по лестнице ощутил усталость и подумал, что следовало уехать на третий этаж, чтобы потом спуститься на свой. На кухне не устоял перед хрустящим батоном, отломил часть и начал запивать молоком. За этим последовало желание прилечь.
В комнате вдоль стены стоял диван-книжка, а перед ним — журнальный столик. Единственный стул был обвешан светлой осенней курткой. Напротив дивана на тумбочке находился телевизор, трехстворчатый платяной шкаф рядом был сверху и сбоку обложен сумками с молнией из полипропилена. Юлдашев лёг отдохнуть. На какое-то время уснул, затем долго лежал с открытыми глазами. Встать и включить телевизор было лень. Он думал о Мазель и о недолгом диалоге с ней. Помнил всё до последней буквы, поскольку сказывалось долгое одиночество, вдобавок привлекательная внешность самой женщины. Был удивлён, что его приметили, когда меньше всего этого ожидал. Представить её рядом с собой на природе он смог, но в камуфлированном облачении, и вспомнил много мест за городом, куда бы могли отправиться вдвоём.
Мечтательного характера мысли прервал звонок в дверь, он неспешно поднялся с долей надежды на продолжение состоявшегося общения. В отверстии со стеклом панорамного обзора увидел Кибата Мукаилова — одного из давних знакомых, который мог побеспокоить в любое время. Отсутствие телефона и постоянные материальные трудности, что читалось в его поведении, давали ему такое право.
Лицо частично поседевшего к сорока годам смуглого худого мужчины тоже было подвергнуто заметным изменениям: морщины, состояние кожного покрова, тусклый взгляд, выступающие скулы… Папку с долговыми расписками открывал нечасто, а словесные обещания в своём большинстве забывались. Мукаилов тоже не имел собственного угла и много лет жил в съёмных квартирах, но неплатёжеспособность вынуждала периодически сменять их. Переставший получать хорошие оценки сын-старшеклассник, жена, редко покидавшая дом из-за отсутствия более-менее нормальной одежды и беспросветные будни не являлись для него причиной, чтобы пересмотреть своё отношение к жизни. За спиной был химический факультет университета, много читал и имел собственное суждение по большинству событий в мире. Но былые связи в преподавательской среде двух вузов и в системе правления одного из ведущих заводов пищевой промышленности города пригодились лишь для завязывания знакомств. Периодически попадались люди, которые не столько протягивали руку помощи, сколько пытались понять с виду обычного мужчину. Но он не любил углубляться в причины своей беспомощности и выставлялся жертвой обмана со стороны родного брата.
Мукаилов снял обувь, и с чёрной лёгкой курткой на плечах прошёлся в комнату. Был, как обычно, снисходителен и находил нужные слова для сохранения отношений, понимая, что тот не рад его визитам. Знались они много лет, а больше двух — виделись регулярно, обычно по инициативе пожаловавшего мужчины.
— Не умеем беречь себя! Последний раз, когда виделись, ты был бледен. Через неделю я приходил сюда, но не застал, потом ещё раз и понял, что захворал. Люди с рынка подтвердили, но без подробностей. Как ты?
— Жив вроде, по большому счёту без изменений, — сонно ответил мужчина в теплой рубашке и расположился на диване рядом с ним. — Было бы лучше оставаться дома и просто отдохнуть. В больнице одно хорошо, что максимально отбрасываешь свои проблемы, но и минусов хватает.
— Мне незнакомо, что такое госпитализация. Ни дня не приходилось. Я направлял тебе энергетические лучи, как мог, чтобы поскорее выздоравливал.
— Не могу сказать, что сигналы помогли, но верю в искренность твоих помыслов. Объяснили, что нужно делать, и как.
— Что конкретно?
— Могу поискать выписку, рецепты, если разбираешься в почерках врачей и названиях препаратов. Нужно продолжать принимать их и следить за режимом питания. Сказали, что в случае ухудшения состояния положат обратно.
Здоровье было практически единственной темой, по которой Мукаилов позволял себе давать советы другим, чему способствовали его познания по лекарственным растениям. Не то что был увлечён их сбором и обработкой, он таким образом экономил на чаях. Иногда удавалось что-то продать, или обменять на продукты, изредка заказывали.
— Попробуй с помощью внутренней силы одолеть болезнь, — сказал он. —
Сиди себе спокойно, выпрями спину и закрой глаза. Направь мысли на больное место и дыши ровно, пока не ощутишь тепло. Как освоишь технику, проделай на ходу. Недомогания обычно являются следствием малоподвижности.
— В этом убеждены все, но разве заставишь себя отправляться куда-то без надобности? То же самое и с питьём.
— В твоём случае цель очевидна. Каждый человек должен провести на ногах не один час в день. Мы так устроены.
— Нет уж, я лучше полежу — это тоже естественное положение тела, — сказал Юлдашев и облокотился. Дома он больше времени проводил полулёжа на диване, и пищу принимал чаще всего здесь же. В зависимости оттого, что на тарелке, и ноги мог задирать на спинку стула.
— Из всех мясников на рынке один ты такой хилый. Лёгкость тела что-то значит, но не до такой степени.
— Я не у черты. Да, остальным здоровья не занимать, что как-то ещё отражает толщину кошелька.
— По мне толстопузы в своей массе не есть богачи, а набивают брюхо от боязни оставаться голодными. Мне не доводилось набирать вес по росту, и с удовольствием попробовал бы, каково это.
— Здоровье изначально должно быть на уровне. В детстве нужно получать необходимые витамины, калории, а не глотать таблетки, чуть что.
— У кого как! Я рос, так и не познав вкус лекарств, — сказал Мукаилов, взгляд которого выражал недовольство судьбой. — Но каждую зиму на пару недель оставался без голоса. Иметь рядом кому позаботиться — уже здорово.
— Родители сами мало что понимали и страдали от элементарных недугов. Приходилось переждать непогоду не один день, чтобы съездить в город к врачу. Немного того, немного этого, и на тебе результат.
— Не изводи себя грустными воспоминаниями. Лучше от этого точно не станет.
— Проблема-то никуда не исчезла, — сказал другой, будто бы рядом с ним сидит тот, кто в ответе за его состояние здоровья. — Печень больная, из-за неё страдают и остальные органы.
— С твоей болезнью не сравнить, но мне знакомо чувство одеревенения тела. В таких случаях нужно заставлять себя ходить, потом перейти на пробежку, и как только кровь заиграет, считай, что ты в норме. Прими мой совет: побалуй себя регулярными прогулками. Я могу составить тебе компанию, но лучше в одиночку. В выздоровлении присутствует тайна, и свидетели ей, думаю, не нужны.
— От друга рядом бесспорная польза. На счёт прогулок… я целые дни проводил на ногах, особенно последние полгода. О чём это говорит?
Мужчина в куртке понял, что стараться объяснить тому свой взгляд на некоторые вещи бесполезно. Само-собой, рассуждал тоже по своему образу жизни и состоянию здоровья. Посмотрев ему в болезненное лицо, сказал:
— Похоже, что ты врождённый привередник. Чувство отвращения тоже способно спровоцировать появление недомоганий. Возьмём, что обрабатываю ливер, ну, счищаю. Удовольствие это не доставляет, а кушать надо. Ты как считаешь?
Временами Юлдашев допускал, что частое касание с мясом не лучшим образом действует на состояние его организма. Обоняние было острым, и держал при себе пропитанную острым запахом маску, но не был склонен соглашаться во всём с жившим в нищете человеком.
— Ты сам себе противоречишь: только что говорил, что у остальных мясников хорошее здоровье. Привыкнуть можно ко всему. Захотел отведать курочки деревенской, или уточки — нужно порезать и обработать. Занятие, да, не из приятных. Знакомая бухгалтерша впадала в депрессию от несовпадения цифр. А что испытывают торговцы, у которых дела не идут? Чистой работы как таковой, видимо, не существует.
— Я бы возразил, но не стану.
— Правильно сделаешь. Мне бы какой позитивный разговор, или дать отдохнуть, — сказав, Юлдашев принял сидячее положение. — В моём состоянии общение пошло бы на пользу, но не сейчас.
— Понял, поправляйся. Сын два дня сидит дома, обуви нет никакой. У тебя ничего не осталось? — спросил Мукаилов, сбавив тон.
— Ты имей совесть! Я не в силах заставить себя ужин готовить, а рыться в кладовке, разбросав содержимое — и вовсе.
— Я тебе помогу, то есть сам сделаю. Аккуратно, ещё пыль протру.
— Печёнке моей это не понравится, — ответил Юлдашев, через силу ухмыляясь.
— Я пойду и вернусь с женой. — Тот встал. — Тебе готовить нужно будет, стираться, ещё в доме прибраться. Чистота вокруг тоже многое значит.
— Не стоит, мне надо побыть одному. Подруга ещё может прийти.
Квартиросъёмщик закрыл за Мукаиловым, который одобрительно кивнул на новость, дверь, не будучи уверенным, что его оставят в покое. Он прилёг и повторно переключился на новую знакомую, но уже более трезво смотрел на состоявшийся контакт. Остановился на том, что она и сама недовольна жизнью, что в погоне за идеалом не заметила, как утро жизни осталось позади.
Виражи фортуны
Да, молодая женщина находилась в поисках подходящей для себя партии, но ей по-женски не чуждо было и проявление сочувствия. Юность и молодые годы Мазель прошли в заботах о больных родителях, и в двадцать пять лет решила заняться собой — она приняла предложение подруги детства Азизы приехать к ней в далёкий город. Суть приглашения заключалась в том, чтобы запоздавшая с замужеством девушка присмотрелась к её родственнику. Та затруднялась описывать его, и она поняла, что предполагаемый жених не обладает яркой внешностью. Аналогичное же сложилось впечатление при коротком общении с ним самим, но решилась.
Исай Таиров был одного с ней роста, скромен, худ, с нераздельными бровями и негустыми волосами. На взгляд девушки, положение спасали лишь ухоженные средней толщины усы и небольшой ровный нос, как у неё самой. К Мазель, так же, как и к родственнице, он обращался словно провинившийся, чем причинял неловкость будущей жене. «К той я могу понять, в благодарность то, сё, — размышляла она, — зачем мне демонстрировать свою покорность во всём?» Рядом с мужем подруги, адвокатом Садыковым, он казался служивым мальчиком. Одеяние также было простым, но наличие собственного жилья и отсутствие проблем в плане материальном, частично затмевали все эти недостатки.
В разговорах с Азизой она находила себя отставшей от жизни, а в школьные годы дела обстояли наоборот — той не доставало коммуникабельности при общении даже со сверстницами. Устроившись на работу в кондитерскую фабрику, Мазель стала реже видеться с ней. Малогабаритная двухкомнатная квартира на втором этаже будущего мужа была предоставлена ей, и в трудовых буднях приближался день их бракосочетания.
Супруг владел ещё земельным участком недалеко от города, где круглый год выращивал на продажу различные виды свежих съедобных трав. Практически всё время возил в багажнике старой машины пластиковые ящики, и Мазель иногда по запаху в салоне определяла, какой вид зелени он отгрузил. Но сама не была в восторге от рода его деятельности, и приносимый доход не впечатлял. Слабоволие Таирова продолжало доставлять жене неудобства, его повадки, взгляд на жизнь, выбор продуктов и одежды были присущи бедным людям. Она ничего не могла поделать с тем, что он тихо заботился об общем завтраке, сам же отстирывал свои носки. Родившуюся дочь Соню часами убаюкивал днём, и по ночам первым вскакивал на её плачь. Мазель раздражала монотонность его натуры, исключающая конфликтность в доме, и скромная стабильность в делах отражалась на его настроении.
Немногочисленные знакомые отмечали, что вместе с материнством она заметно похорошела как лицом, так и манерами. Ещё в её гардеробе одна за другой появлялись модные кофты, юбки. Только Таирова это не касалось, по отношению к нему она проявляла безразличие. Постепенно она отдалялась и от счастливой, в полной мере, второй половинки адвоката в лице Азизы, которая ни в чём не нуждалась: одевалась в фирменных магазинах, позволяла себе отдыхать за границей, пользовалась дорогой косметикой, ходила в театр. Разница в благополучии с ней была огромная, временами Мазель казалось, что подруга детства общается с ней из-за родственника.
Она дружила с ещё одной уроженкой южных регионов. Наяра была ненамного старше неё, но имела двоих детей подросткового возраста. Все годы замужества она жила в съёмных квартирах, поскольку предоставленная супругу комната была мала для семьи. В свободное время торговала штучными товарами перед ближайшим гастрономом. Муж Насиб Карабалаев был склонен к употреблению спиртных напитков, и она часто жаловалась на судьбу, хотя её рассказы нередко были начинены громким и необоснованным хохотом. Вместе с тем могла окутать Мазель небывалой заботой, но выступала за сохранение союза с Таировым.
Близкой подругой была пятидесятилетняя Алла с телосложением выше среднего. Она считала себя коренной горожанкой, работала отделе снабжения фабрики, ездила на новом автомобиле иностранного производства, жила одна в частном доме и увлекалась астрологией. Она частенько звала её в гости, нередко упоминала своего знакомого по имени Саид, и их встреча с Мазель была лишь вопросом времени. Увиделись они в необычной атмосфере: однажды к её приходу, атлетического телосложения Саид-Ага Демирханов в небольшом дворике Аллы разделывал голову быка. Перед ним была застелена клеёнка, рядом стояла чурка с воткнутым в неё топориком. Стояла прохладная погода, а он был в одних шортах. Вид и его движения завораживали Мазель, которая не спешила отыскать в доме хозяйку. Показалась и Алла с собачкой на руках. Поглаживая её белоснежную кудрявую шерсть, сказала, что друзей нужно уметь выбирать, что это бесценный дар Божий, на что, казалось, отреагировала и её четвероногая любимица. Мазель ответила, что зрелище не для неё и изъявила желание оставить их. Чтобы препятствовать этому, та попросила помочь ей и добавила, что предстоит отведать тушёные щёки, а он подчеркнул основу рецепта: красное вино, но их старания результата не дали.
На другой, воскресный солнечный день конца марта к ней постучалась Алла и пригласила на прогулку. Она была весела и болтала в аналогичной манере. Прибыв на окружную дорогу, остановила машину, но выходить не спешила. Постепенно перешла на знакомого молодого мужчину, не называя имени, рассказывала о надёжности и трудолюбии южан, о том, как интересен их акцент, как хороши собой… За невысоким забором виднелись кипы сложенной древесины и стояли автомобили с грузовыми прицепами. Приближавшегося к ним человека в бархатном спортивном костюме чёрного цвета Мазель заметила в последний момент, и сердце её заколотилось, как будто лёгкий ветерок дотронулся до её волос, задрожали руки. Вначале Демирханов открыл дверь с водительской стороны и подал руку Алле, а затем и её подруге. От его прикосновения Мазель словно пронзило током, молния пробежала по всему телу. Он попросил их последовать за ним до расположенного на территории базы пиломатериалов деревянного домика. С приближением к нему чувствовался незначительный дым вперемешку с запахом жареного мяса. Возле домика стоял стол, а чуть поодаль –прямоугольной формы жаровня на высоких ножках. Он освободил плоские приспособления с заострённым концом от кусков мяса на общую тарелку. Женщины присели напротив него, разумеется, роль ведущей Алла взяла на себя. Между дружескими фразами она отмечала и отменный вкус угощения, а молодые присматривались друг к другу. У Мазель не осталось сомнений, что впереди крупные перемены, и уехала на его машине. Она пожалела, что поздно разобралась в себе, потеряла время своей молодости и жила без душевного покоя и радости, и на следующий же день с дочерью ушла к нему.
Закореневший нравом, замашками и лицом Демирханов, а по представлению новой подруги — состоявшийся бизнесмен, был старше неё на семь лет и выше на полголовы. В собственности, кроме гаража и автомобиля, находилась однокомнатная квартира современной планировки с двумя балконами. Из окна кухни открывался вид на телебашню, и по площади была больше двухкомнатной квартиры, в которой Мазель жила. К казавшимся пределом мечтаний условиям она привыкала с лёгкостью. Азиза посторонилась, но на первое время стала связующим звеном между бывшими супругами. Решившаяся на отчаянный шаг женщина замечала, что та проявляет понимание и оставляет маленькую Соню у себя на несколько дней.
Переменами она наслаждалась тоже непродолжительно и стала испытывать непонятное опасение при общении с Демирхановым. Она боялась что-то не так сделать, не так одеться, не то ответить и тихо ненавидела себя. Вечера и выходные дни превращались в сплошные пытки, и будущее с ним представлялось ей в мрачном свете, притом, он продолжал регулярно приносить ей букеты цветов. Однажды признался, что дела его идут плохо, а через неделю сообщил, что планирует поездку в один из отдалённых регионов страны, что чуть позже и их с дочерью заберёт. Не желая перемен и его отсутствия, она решила действовать и незадолго до казавшегося временного расставания устроила истерику. Демирханов пытался её успокоить, но всё было тщетно, и остановить вырвавшуюся из рук подругу, ударившуюся при этом об угол стола, не смог. Добившись нужного результата, Мазель собрала свои личные вещи и покинула квартиру. Она не задумывалась о том, как долго останется одна. Вернуться в квартиру, в которой имела право жить, не рассматривала, и попросила Наяру предоставить ей на время отдельную комнату. Встреча с новым кандидатом в мужья не заставила себя долго ждать, она не успела восстановиться ни морально, ни внешне.
Звонок с улицы был негромким, и Алла не всегда его слышала, но болонка непременно оповещала об этом единичным лаем и ждала, пока не откроют дверь. На случай растягивания ею времени становилась нетерпеливой, могла даже схватить зубами край одежды и потянуть к двери.
За калиткой стояла Мазель, которая негромко, но чувственно вымолвила:
— Бесподобная Ама, сегодня мне удалось силой мысли остановить человека, держа тебя в уме. Как ты находишь мои способности? Могу называться твоей ученицей?
— Откуда ты взялась, на ночь глядя? — спросила Алла.
— Ама, это я. Ты что, не рада мне? Могу и умолять, чтобы пустила, — сказала Мазель в несерьёзном тоне.
— У тебя всё в порядке? Где твоя малышка?
— Она боится тебя, а я, как обычно, нуждаюсь в советах. Жизнь унылая пошла. Никто меня не любит!
Алла тоже не была белокурой и предпочитала одежду чёрного цвета. На фоне сумерек стоявшая у порога женщина с собачкой в руке являла собой занимательную картину. Молодой подруге, в первый раз неправильно прочитавшей данные на визитной карточке, она не запрещала искажать своё имя, и та лишь по настроению пользовалась этим вариантом.
В светлом зале Алла заметила на её лице кровоподтёк и спросила:
— Кто тебя так обидел? С таким защитником!.. Или это он тебя воспитывает?!
— Нет, я сама, по неосторожности. С Сашей мы больше не вместе, наша звезда горела ярко, и вся выгорела.
— Ты что, ушла от такого мужика? Что ты такое говоришь?! — Женщина интонацией и переменившимся выражением изобразила, что поражена поворотом событий.
— Не надо! — Мазель выставила ладонь. — Я жила в его тени, оторванная от мира, и оставаться с ним оказалось выше моих сил.
— За счастье нужно бороться, на блюдечке никто не подаст! Надо поговорить с ним, растрогать его душу.
— Он меня не слышит, и каждое его слово являлось для меня законом. По-другому я не могла, признаюсь, в этом заключалась моя слабость.
— И ты решила, что тебе не хватает внимания постороннего человека! Ну да, на тебя возложена особая миссия.
— Ты понимаешь меня, как никто другой, — сказала гостья и подумала, что может задеть свободную в полной мере женщину, хотя она никогда не сетовала на своё одиночество.
Не меньше Алла была удивлена тем, с какой лёгкостью говорила та о разрыве отношений с первым из её списка настоящих мужчин. Он был значительно моложе неё самой, чтобы рассчитывать на серьёзные отношения, но сердечко всё равно трепетало от общения с ним.
— Ой, я предупреждала, — сказала она. — Он любил тебя! Лучше него ты в жизни никого не найдёшь!
— Ал, я не жаловаться пришла. В годовщину знакомства мы были в кафе, и он там грубо реагировал на молодого человека за комплимент в мой адрес. С того самого дня стала считать, что совершила вторую ошибку. Он и сам понимал, что всё идёт к концу.
— Мимолетный каприз ты не сравнивай с прозой жизни. Я и не знала, что бывают такие мужчины. — Алла покрутила головой. — В день рождения и на женский праздник с утречка занесёт свой букет, а если попрошу, и чаю попьёт со мной.
— Ты же мною отблагодарила его! — язвила молодая подруга.
— Саид с ребёнком взял тебя, а это дорогого стоит. Ради тебя терпел неудобства, подобных ему людей нечасто встретишь. — Другая указательным пальцем подчеркнула значимость своих слов. — Одни нытики да скряги.
— В чём-то ты права, но он не мой огонь. То есть наоборот. По нраву он наследник именитого клана, и с ним не каждая уживётся. Утром уходит, и мне хорошо. Успеваю поделать свои дела по дому. Во второй половине дня готовлюсь его встречать, и чуть ли не трясусь. Я правильно сделала, что ушла.
— Как бы потом не пожалела! Очень часто после расставания люди просятся обратно.
— Такого не будет, можешь не продолжать. Мне встретился сегодня возле больницы человек себе подстать, и ему немного нездоровилось. Когда он проходил передо мной, я разжала пальцы. Тебе это ничего не напоминает?
В памяти Мазель хорошо сохранилась рассказанная Аллой история о том, как она в молодости зимой ночью очутилась одна на дороге между деревнями. Показавшаяся единственная машина была грузовой, которая не остановилась. Её охватил ужас. Вообразив себе вой волков, она начала совершать разнообразные движения, вполслуха, криком души подзывая ещё одно транспортное средство. Прошло ещё некоторое время, прежде чем исчезнувший давно из поля зрения грузовик повернул обратно и подобрал её.
— Ради спасения шкуры что только не сделаешь! В окрестностях деревни моих предков реально водились волки. Там оставалась старая тётя отца. Поехала на рождество, и потом долго отходила.
— С моими делами не сопоставить, уфф, мурашки пробежали. — Мазель ладонями по очереди провела по рукавам кофты. — Я тоже могла встретить второго Саида на своём пути, а раскусить позже. Этот не такой, я сразу почувствовала. Он заговорил первым и спросил, что со мной произошло, и всё такое. Подскажи, как докричаться до него. Не поможет, если всю ночь буду думать о нём?
— Лучше спустись на землю. Сейчас у большинства людей телефоны в карманах, сделала бы так, чтобы попросил номер.
— Так неинтересно, и говорили мы недолго. Одна ты сможешь подсказать, что делать. Хочу, чтобы он отыскал меня завтра.
— Чем я-то тебе помогу?
— Как чем? Для начала фразой: принято! Со своим фирменным жестом. — Мазель подняла большой палец, но он не настолько выгибался в обратную сторону, как у той. — Дальше пойдёт как по маслу.
Алла не переставала поражаться её жизнелюбием, но засомневалась, что новый объект обожания встретила после расставания с прежним другом. Она не забывала, как на первых порах новая сотрудница была застенчива, как не понимая значения вылетавших из уст остальных людей отдельных фраз, иногда сама тоже их употребляла.
— Эх, дорогуша, женские чары способны на многое, — сказала она с улыбкой на губах. — Вся наша жизнь состоит из любовных историй, кто практикует, кто обходится воображениями. Но боюсь, что войдёшь во вкус.
— Нет уж! Сама предсказывала мне три брака, пусть всё случится, пока молода. Согласна, Саид один стоит двоих, но это не в счёт.
Ранним утром Мазель проснулась от кукареканья петуха и прислушалась, но повторных сигналов не дождалась. В размышлениях, держат ли поблизости домашнюю птицу, или ей это померещилось, вновь забылась. Машина Аллы была бесшумной, но щелчок замка от ворот оповестил её, что осталась одна. В такую рань идти было некуда, поэтому решила ещё полежать. Она не впервые ночевала здесь, матрас ей нравился, но подушка была скромней раза в три той, к чему привыкла. На завтрак на столе был оставлен кусок торта и порционный какао-порошок, но им она предпочла растворимый кофе и батончик шоколада с орехами.
Неспешно приведя себя в порядок, она доехала до Наяры. За недолгие годы их знакомства женщина с неё ростом заметно прибавила в весе, окрепла и нравом, по собственным словам — возмужала. К приходу Мазель она кормила её дочь рисовой кашей на молоке, и при виде матери та закапризничала.
— Алла советов не даёт по поводу отца для этого ангелочка? — спросила подруга и нежно коснулась до волос ребёнка в теменной зоне.
— Мы ни о чём таком не говорили, — ответила другая и сама взялась за ложку. — Она была шокирована моим решением.
— Я не видела ни его, ни её. Сама что думаешь?
— Обратной дороги в любом раскладе нет. Считать себя его женщиной больше не хочу. Ему не составит труда найти мне замену, и пусть.
— Мне сдаётся, что твоя Алла никакая не чародейка, а одна из нас. Любая другая бы поняла, что произойдёт в ближайшие дни. Я и то знаю.
— Меня не забудь посвятить! Только не сегодня, ладно?
Мазель привела в порядок вначале комнату и детские вещи, затем прибралась на кухне. Пока Наяра готовила, отвела ребёнка на прогулку, и к назначенному времени отправилась в медучреждение. После необходимых процедур вышла в коридор, из окна которого просматривалось место, где накануне состоялось новое знакомство. На подоконнике было процарапано слово «лала» то ли с разделяющей, то ли случайной точкой посередине. От делать нечего она строила догадки, что хотели им обозначить. Была склонна подумать, что это уменьшительное имя девочки, а в меньшей степени — что у кого-то душа запела от чего-либо прекрасного. Как только показался интересующий человек, надела очки и направилась к выходу.
Бритый и подстриженный Юлдашев в чёрном плаще встал и неотрывно вглядывался в приближавшуюся женщину в красной куртке поверх обтягивающей сиреневой блузки. Коттоновая узкая юбка подчеркивала её стройность, а туфли на каблуках делали ростом с него.
— Привет, прекрасно выглядишь, — сказал он с улыбкой на лице. — Умение женщин принарядиться заслуживает похвалы. Не знаю, уместно ли спросить: дорогу я никому не перехожу?
— Я бы не могла прийти в таком случае, — ответила Мазель.
Ему показалось, что ответы на все определяющие вопросы были получены вчера, и они устраивали его. Хотелось бы верить, что она и есть его судьба. Всмотревшись ей в щёку, с некоей уверенностью сказал:
— Рана практически не заметна, блёсточки на очках и вовсе отвлекают. Ты права, нам свойственно и травмы получить, но это ничего по сравнению с тем, когда удар приходится в сердце.
— В той или иной степени с этим каждый сталкивается. Слышала, что ребята больнее выносят предательство в любом виде.
— Спорное утверждение, но отдельные моменты волнуют тебя до тех пор, пока не найдёшь свою дорогу. В моём понимании союз должен быть равным, насколько возможно, и попытки брать верх ни к чему хорошему не приведут.
— Наши взгляды совпадают, — сказала она и задала встречный вопрос о его социальном положении.
— Ничего не изменилось со вчерашнего дня. Добавлю, что женат не был. Года за годом мечтаю встретить подходящую женщину для создания семьи. Всё другое сейчас мало интересует меня.
— Не так быстро!.. Нам бы выбрать скамейку с открывающимся обзором и поболтать. Походим, поищем что?
Сегодня ему не доставляло удовольствие нахождение в этом районе, хоть погода была приятной, как и накануне. Важнее всего было её присутствие, что отражалось и на его настроении. Само собой, признаки болезненного состояния сохранялись, он посмотрел по сторонам, повернулся к ней и ответил:
— Свободные места есть, давай только ненадолго. Ты мне понравилась, решение за тобой. Буду надеяться, что не подвергнешь меня строгим испытаниям, как в сказках. Но о самих себя лучше поговорить в тишине за чашкой чая со сладостями.
— Можно и домой. Восстановление здоровья должно быть на первом месте, и я помогу тебе, чем смогу. Идти далеко? — спросила она.
— Лучше на автобусе. Привык ходить быстро, нередко преодолевал и большие расстояния, но не сейчас.
Мазель стала по левую сторону. Кроме победного настроя, была ещё «вооружена» лёгким ароматом духов. В автобусе позволила ему взять кисть своей руки, а по выходу — сама взяла его под руку. Пока шли, он описывал район, и, судя по тону, был им доволен. Прежде чем войти в дом, она обвела взглядом двор, в котором была небольшая детская площадка с качелями. В квартире, как она и предполагала, отдавало не ароматами — ощущался запах вареного мяса. Стоя в прихожей, спросила:
— Газ оставлял включённым? Я тоже иногда поставлю чайник на медленный огонь, или кастрюлю и спущусь к киоску. Однажды так доехала до рынка.
— Газа здесь нет, — ответил он, снял туфли и первым делом закрыл дверь кухни. — Язык варил, но времени не хватило, чтобы приготовить гуляш. Проходи, можешь в обуви.
Разуться Мазель не хотелось, и не только потому, что затертый линолеум не выглядел свежим — обувь на каблуках придавала ей уверенность. Прежнему другу нравилось, когда на праздниках она наряжалась, как могла, с очередным подношением напоказ. Вспомнив это, качнула головой и расстегнула молнию куртки, но сохранила её на плечах.
Ставший суетливым Юлдашев открыл окно и поправил штору. Следом поставил на журнальный стол разрезанный кекс с изюмом на тарелке и плитку шоколада. Ещё принёс чашки на блюдцах, термос с чаем и конфеты.
Увидев полные сумки над шкафом, женщина ощутила запах залежалых товаров. На столе стоял серый старый телефонный аппарат, и она сказала:
— Мобильник дома забыл? Привыкаешь, и без него уже никуда.
— Я им редко пользуюсь — во мне нет охотника за красивыми вещами. Контактов в нём с пяток, и тратиться на звонки без нужды нет желания.
Как и должно было быть, Мазель на лету схватывала каждую его фразу. Ей не могло не прийтись по душе его открытость и поняла, что он всегда будет выставляться таким, какой есть. Она нашла его между своими двумя бывшими, как сама того и хотела. Посмотрев на вид из окна, сказала:
— Свой я недавно разбила — с высоты выронила. Скоро куплю новый. Если поможешь выбирать, прямо на днях и возьму.
— С удовольствием, хоть несильно понимаю в них. Пользуйся пока моим, если вид не смутит. Ты садись, чай свежий, перед уходом заваривал. Сахар нужен?
— Я его практически не употребляю с чаем. Его необязательно пить со сладостями, чему многие женщины стараются следовать.
— Случайно к кондитерке не имела отношение? Говорят, там у многих вырабатывается отвращение к сахару.
— Угадал, год проработала там, но его я перестала есть со школьных лет, — ответила Мазель и села на диван. — Часто им перебивала аппетит, пока не узнала о его вреде.
Юлдашев не видел причин отказываться от сладкого. Продукты питания с высокой калорийностью составляли значительную часть его рациона и до попадания на больничную койку. Он отломил кусок шоколада, откусил и спросил:
— Много сохранила воспоминаний о детстве? Или трудным выдалось?
— Сперва было как у всех, потом сёстры вышли замуж, а я осталась одна с больными родителями. Так и жила, пока не решилась на серьёзный шаг. Но думаю, что поспешила — ничего не выгадала.
— Я тоже сам себе пробивал дорогу. В школьные годы в город не выезжал для общего развития, а уж тем более в пионерлагеря, но всем необходимым был обеспечен. Расскажи о себе, о своём недавнем прошлом.
— Моя история не без погрешностей, — сказала она и остановилась, непросто было начать говорить о самой себе.
Юлдашев почему-то не задумывался над тем, что девушкам тоже приходится заботиться о своём будущем, и не у каждой жизнь складывается благополучно. Настрой, как и предполагается в таких случаях, был согласительным и направленным на продолжение общения.
— Все проходят через них. Жизнь похожа на лабиринт, ходишь себе, пока не наткнёшься на препятствие. Поворачиваешь вроде бы не наугад, но везде свои особенности.
— Я была замужем. Найти безболезненный выход сложно, если есть ребёнок. Сонечке моей скоро стукнет три годика. У неё задержка речи, и мы наблюдаемся у врача.
— Как давно ты одна? — спросил он с появившемся на лице огорчением.
— Смотря, какую дату считать ключевой. Зачем я только обернулась?.. И так жили порознь.
¬Мазель взяла в руки блюдце с куском бисквитного изделия и откусила.
Юлдашев оставил это без внимания. Он смирялся с реальностью: была замужем, есть ребёнок, и подумал, что, может и неплохо сойтись с женщиной, которая успела столкнуться с трудностями. На передний план вышло то, кого из себя представляет прежний муж.
— Ответы рождают новые вопросы, — сказал он, глядя на неё.
— Ничего особенного, — Мазель махнула рукой, — раньше работал на базе пиломатериалов. Потом взял и навсегда уехал на север. Искать меня не станет, если даже приедет. Такие тоже встречаются люди, но иногда это идёт на благо.
— В пример один мой сослуживец. Он поражал всех нас, целые дни проводил в спортзале и занимался собой, а о жене с ребёнком забывал.
— Одним и впору оставаться самими по себе. Я бы попросила сменить тему, нам есть, ещё о чём поговорить.
— Прошлое трудно забыть. — По взгляду Юлдашева пробежало уныние. — Но уроки тоже даром не проходят.
Напряжённость прошла, в ожидании нужного ответа Мазель не всматривалась ему в глаза. С каждой минутой Юлдашев казался тем самым молодым человеком, кого искала.
— Считай, что жизненные ориентиры изменились, подумаем, насколько наш союз реален. Ему ничего не может угрожать, если с пониманием отнестись друг к другу.
— Обычно я бываю сдержан в оценках, но всеми силами постараюсь не упустить свою находку.
Это не было преувеличением — Юлдашев ощущал идущие от неё позитивные волны, каких раньше не испытывал. Согласившаяся быть рядом в трудную минуту женщина одним этим была бесценна для него. Он поверхностно выложил свой жизненный путь со времени окончания школы и до попадания на больничную койку, ни на чём-либо не делая акцент.
— Нормальная история, получше, чем у меня. Добавь немного о своих родных, о прежней подруге.
— О ней нечего говорить, будто бы и не было. Родители живы, есть брат, две сестры, все старше меня, но видеться получается крайне редко. Старшая со своими детьми живёт в отчем доме. У других двоих полные семьи. Один я оторван от ближней родни.
Мазель чувствовала, что если он и общался с девушками, то мало. Она была склонна принять его, но не планировала надолго обременять своим присутствием и встала.
— Я тоже крайняя. Чтобы рассказать обо всём, потребуется не одна неделя.
— И года не хватит. У меня идея: давай назовём имена близких родственников и посоревнуемся, кто скольких запомнит с первого раза. Будет весело и полезно.
— Считай, что ты победил.
— Мне ещё не приходилось играть по неписаным правилам, но думаю, что будет интересно. Мы сразу почувствуем, какие у нас складываются отношения.
О женщине со схожими интересами, с которой можно болтать бесконечно, он и раньше не мечтал. Только сейчас понял, как это здорово, в отличие от того, что встреча подошла к концу.
— Для знакомства мы достаточно поговорили, и пора по-отдельности осмыслить. Об укреплении отношений ещё рано заботиться.
— Останься, что за спешка? — Юлдашев выразил непонимание. — По правде, я рассчитывал…
— О ночёвке и речи не может идти. Причина не в ребёнке, и не в том, что боюсь оставаться с тобой. Всё должно происходить постепенно, по мере осмысления.
— Мы словно остановились на полуслове. Я надеялся, что ты обед нам приготовишь?! Недостаточно, что с моей стороны решено?
Заметив в его глазах тень досады, она сказала:
— Мы толком и познакомиться не успели, а наша поспешность потом может выглядеть ошибкой. Для взрослых людей существуют определённые рамки.
— Их мы сами выдумываем. Мне как воздух нужен рядом с собой человек, одной надежды будет недостаточно.
— Терпеливость украшает мужчину. Мизинчик был вчера, — она согнула его, — сегодня очередь безымянного. Дойдёт до большого пальца, и поймём, что к чему. Будем соблюдать общепринятые нормы.
— Тебе это важно, согласен, а мне не до предрассудков, — сказал Юлдашев и понял, что она права. — Я бы очень хотел, чтобы ты и завтра пришла.
Мазель застегнула свою куртку и ушла, стуча каблуками по лестнице вниз.
Обедать ему в одиночку не пришлось — не успел после короткого отдыха переместиться на кухню, как позвонили в дверь. За ней в полном составе стояли Мукаиловы и, находившийся под влиянием чувств от предыдущей встречи мужчина с удовольствием принял гостей.
Глава семьи был смелее и первым переступил порог квартиры. Девятиклассник Канар в школьной форме снял обувь, которая походила на рабочие ботинки, и освободил прихожую. Худощавая Сая была в синей однотонной джинсовой куртке и длинной гофрированной юбке чёрного цвета, а из-под косынки выглядывала длинная толстая коса. С Юлдашевым она виделась не впервые, но держалась подчеркнуто скромно. Едва слышно поздоровавшись, отошла в сторонку.
Мукаилов-старший протянул ему небольшой сверток и сказал:
— Я принёс тебе пять видов трав. Сделай отвар и выпей несколько раз в день по полстакана. Результат обязательно будет. Или пускай Сая сварит?!
— Неплохо, если заодно нам и поесть приготовит. Вы пришли очень кстати, у меня не всегда получается так, чтобы угостить других.
— Что надо делать? — спросила женщина.
— Пойдём, покажу. — Юлдашев повёл её на кухню, и через минуту присоединился к остальным. — Кибат, ты садись, а ты, Канар, сними со шкафа те сумки — они не тяжелые. Потом застели газету и вместе с теми, что на полу, подними и аккуратно сложи. Кроссовки для тебя я уже вытащил.
Как только юноша освободил поверхность шкафа, хозяин в доме взял влажную тряпку и подал ему. Канар выполнил поручение, как мог, и оставил их. Оба мужчины заметили отсутствие отточенности в его действиях и оба поняли, что это от волнения.
— Мне тревожно за него, — сказал отец. — Как ему служить в армии? Я и сам считаю её полезным жизненным рубежом, а выдержит ли?
— Слабым везде приходится нелегко: в строю, раздевалках, очередях. Корми нормально, и будет как все.
— Знаю, сам не ем, ему даю. Видимо, мало, хотя в его возрасте должна быть максимальная польза от всего, что бы ни глотал.
— Мог бы тоже найти себе подработку. Многие подростки занимаются распространением рекламы, доставкой посылок, документов.
— Характером не вышел, понимаешь? Он немного подломлен, что хуже физической слабости. Меня хватает ненамного, жену не отпустишь на работу — документы не в порядке. Сам как? Выглядишь лучше, чем вчера.
Ещё в полной мере не испытавший чувство ответственности к женщине Юлдашев не сосредоточился на моменте — тот не раз говорил, что становился свидетелем некорректного поведения некоторых должностных лиц по отношению к своим работницам, что он предпочтёт голодать, чем выпускать жену в коллектив, если сугубо не женский. Он присел рядом с ним и сказал:
— Упадок сил был долгим, и быстро их не вернёшь. Ты лучше меня это понимаешь. В беготне запустил, теперь предстоит долгое восстановление.
— С подругой что? Очень важно быть кому-то нужным, и чтобы крыша не давила, как у меня.
— Пока присматриваемся, — ответил Юлдашев и повернулся к нему. — Понимаю, что ты по-прежнему гол, только на меня не рассчитывай. Настало время собирать камушки. То немногое, что есть.
Взгляд пребывающего нередко в роли просящего мужчины при любых неудачах принимал жалостливые черты, менялся и голос. «Издержки моего образа жизни», — подумал он и прошептал:
— Знал бы, как мне всё это надоело. Конца-края не видать! Раньше сам не понимал, даже презирал жалующихся на жизнь людей, но такую затяжную пустоту и врагу не пожелаешь.
— Руки не опускай, каждый потерянный день означает шаг назад. Найди опору и оттолкнись.
— Пробовал много раз, всё мимо. Ощущения такого нет, что моя дорога где-то рядом, но продолжаю надеяться.
Вошедшая в комнату с чашкой отвара Сая прервала его. Следом она принесла и еду: тушёный картофель с мясом и салат из свежей капусты.
***
Всю дорогу домой мысли Мазель были с новым знакомым и осознавала, что должна как можно скорее начать ухаживать за ним для предупреждения осложнений со здоровьем. Место его жительства оставило неблагоприятное впечатление, она подумала, что ни разу не видавшая ремонт квартира, которая десятилетиями сдавалась самым разным людям, сама по себе могла стать причиной недомоганий. В глубине души присутствовала ещё необоснованная прихоть — не хотела жить на втором этаже, откуда однажды сбежала за счастьем.
В конечном пункте её ждала малоприятная неожиданность: дверь открыл ни кто иной, как бывший муж.
— Ты что тут забыл? — недовольно спросила она.
— Не показывала бы свой характер при посторонних, — подавленно ответил Таиров. — Не пойму, чего ты добиваешься, и Соне не лучше от всего такого.
— А ты не нарушай наши уговоры. Для меня ты посторонний человек, в особенности за пределами квартиры. — Мазель обняла выбежавшую навстречу ей дочь.
— Ещё выдумывать наловчилась! Ни о чём с тобой мы не договаривались!..
— Тормози и не забывай об уровне наших контактов. Не делай так, чтобы я былых высмеивала. Мне есть чего вспомнить.
Так и не сумевший наладить свою личную жизнь мужчина огорчился. Он надеялся, что, оставшись одна, бывшая жена изменит отношение к нему, и был готов уйти отсюда вместе с ней. Пока ждал её, выступавшая посредницей женщина учила его, как вести себя. Ещё вынудила побриться, надушиться и помогла привести в порядок брови. Но, общаясь с ним продолжительно, Наяра стала понимать Мазель, неприступность которой и оставалась прежней.
Она подала голос из глубины квартиры.
— Вашим спекуляциям пришёл конец. Сейчас состоится склейка разбитых сердец. Чуточку терпенья, осталось добавить джема.
— Что вы это задумали за моей спиной? — с интонацией спросила Мазель, чтобы та показалась.
Женщина в фартуке вышла в коридор. В руке держала кухонное полотенце, тряся им, показной серьёзностью сказала:
— Рекомендую хорошо подумать, иначе свяжу. Вы меня знаете! Будет немного не по себе, но по-другому никак.
— Мы свыше разделены, и по-другому нельзя. Можно только ругаться, кусаться, шуму наделать.
— Сегодня все права принадлежат мне. Разрешаю и кусаться, но, чтобы не впустую.
— Я бы попросила!..
— Ты подумай хорошо, — сказал Таиров. — Я знаю, что вы разбежались с тем мамонтом. Понимаю, заблудилась, с кем не бывает?
Отец дочери неизменно оставался ей неприятен. В очередной раз задав себе вопрос: «Как только могла?» — совершила рукой отталкивающий жест.
— Отстань от меня! Никто мне не нужен. Дай мне вдохнуть свободно.
Наяра неоднократно заводила с ней речь о дальнейших планах на жизнь, и становилось ясно, что Мазель не хватает толчка. Сегодня торговать не вышла, готовясь встретить её. Она в приказном тоне, тоже не вполне серьёзно произнесла:
— Так, набрали в рот воды, и марш на кухню. Мне лучше знать, кто тебе нужен, не нужен. Я права, можешь не сомневаться.
— Хочешь разрушить окончательно? Ещё одно слово, и он больше не увидит ни меня, ни дочь.
В прихожей стало тихо. Таиров с Наярой посмотрели друг на друга, но помолчали. Мазель сняла с вешалки куртку дочери и крикнула:
— Сонь, давай я одену тебя. Мы гулять пойдём. Та трясина нам знакома, будем следовать народной мудрости.
Девочка молча подошла и стала перед матерью, которая за пару минут собралась и вышла.
— Что же ты творишь? — сказал Таиров ей вослед и повернулся к Наяре. — Если и ты не можешь её понять?!..
— Не кисни, она сейчас борется сама с собой, и мы попались ей под горячую руку. Резковато получилось и рановато — не дали время прийти в себя.
— Ничего не изменится, всё равно хороша, зараза. Надо было придумать умный ход. Успокоюсь и решу, насколько, или вообще нужна ли она мне.
— Злить её не стоит. Ты тоже иди, вечером поговорю с ней.
Однако за ужином разговор принял иной оборот: Мазель поведала подруге о своём новом знакомом, в пользу которого склоняло и состоявшееся сравнение. Солидарная с ней во всём Наяра не только сразу переключилась и выразила понимание, но и посоветовала проявить активность.
Вторая попытка
Девятиэтажный дом из красного кирпича до недавних пор являлся мужским общежитием. В стабильные годы предприятия оно считалось образцовым, жильцы были вовлечены в культурно-просветительские программы, имелись штатные воспитатели, проводили различные мероприятия, существовала система сравнения и поощрений. Проход мимо вахты был сужен металлическим ограждением, пройти в гости разрешалось только при наличии документа, пронос и распитие спиртных напитков строго запрещалось. Нарушать правила многие не осмеливались, кроме боязни лишиться прогрессивной части оплаты труда — она составляла чуть ли не в половину общей заработной платы, регулярно встречались жильцы, которым предоставлялись отдельные квартиры, и наличие замечаний могло оказать плохую услугу. Лифт был встроен таким образом, что кабина останавливалась на полуэтажах, и при пользовании им предстояло преодолеть ещё девять ступенек по лестнице. Длинный коридор, пол которого был в шахматном порядке обложен квадратными полимерными плитами бежевого и бирюзового цветов, с обеих сторон заканчивался балконами. Один из них давал возможность переходить в другой блок, а второй предполагалось использовать и как запасный выход при экстренных случаях. Предназначенные для готовки пищи и стирки помещения находились в начале коридоров. Каждая из трёх секций на этаже состояла из четырех комнат и санузла. Комнаты были двух видов: восемнадцати и двенадцати квадратных метров, трех- и двухместные — соответственно. Ещё одна, нестандартного вида с выходом на балкон, служившая в прежние годы помещением для досуга, продолжала оставаться нежилым.
По мере того, как жизнь вокруг менялась, дом стали заселять семейными парами, и тем, у которых ребенок, предоставлялись большие комнаты. Правила были строгими, из-за скромности жилого фонда расширение через развод категорически не допускалось. Разделение продолжилось не так долго, и в распоряжении необременённых семейными узами людей сохранили половину одного из двух блоков.
Предоставленная Гадаеву комната с кроватью, двухстворчатым шкафом с большим зеркалом на торце, кухонным столом, двумя стульями, тумбочкой и с дверью у угла была маленькой. Спальное место со входа не бросалось на глаза — стоявший у его изголовья предмет мебели перекрывал обзор. Линолеум был целиком покрашен коричневой краской, бордового цвета узкие шторы едва прикрывали оконный проём. Выцветшие наполовину обои были на тему «растительный мир», при внимательном осмотре складывалось впечатление, что они приклеены вверх ногами. К стене была прибита трёхступенчатая конструкция в виде полок для книг, верхние две которой оставались под гнётом печатной продукции с утратившим внешним видом. На нижней находились заполненные кроссворды различной толщины, и Гадаев освободил её для собственных нужд.
Соседняя справа комната была большая и в ней жили двое молодых парней. Оба любили носить пиджаки и пёстрые галстуки, по утрам вместе уходили, иногда возвращались с подругами. Вели себя тихо, на общую кухню не выходили. Судя по периодическому гудению, пользовались старым холодильником, негромко смотрели телевизор или слушали музыку.
Комнату слева занимал худощавый высокий молодой мужчина в очках. Стройный, с длинными руками он походил на спортсмена, не курил, потому и тоже нечасто показывался в коридоре. По вечерам оттуда доносился шум кулачных боёв, и Гадаев решил, что на его тумбочке тоже стоит телетехника, ещё с видеопроигрывателем. Встретив его на кухне, сказал:
— Я считаю, что соседи должны знаться. Живём через стену, дышим одним воздухом, пользуемся много чем общим.
— Давно пора, Антон! — ответил тот и пожал ему руку. — Знаю, как тебя зовут, и когда родился: я на неделю раньше.
— Список мне тоже попадался на глаза. Я и в молодости здесь жил, но желание изучить просторы большой страны сбило с толку. Недавно по карте посмотрел на точки, где бывал — напоминает самолет с одним крылом.
— Дополнить картину не думаешь? С детства люблю гармонию во всём, симметрию, для чего нередко приходилось и потратиться.
— Трудновообразимые забавы, всякого рода головоломки не для меня.
— Интереснее посмотреть на моменты с самых разных точек, а на них — из других, и получится нечто вроде живой картинки. Лайнер носом куда стоит?
Гадаев задумчиво поднял руку и перевел за голову. К использованному простому с виду термину если и обращался, то не как к воздушному судну.
— Еле дошло! Я на месте.
— Судя по тому, что вернулся сюда, не очень доволен делами. Я прав?
— С какой стороны смотреть! Вспоминаешь истории, в которые попадал и радуешься, что вообще жив остался. И машина переворачивалась, и в болоте чуть не утонул.
— Мне тоже знаком этот дом с тех лет, и намотался по стране, будь здоров. Где только не бывал? Погоди, ты случайно не по воле судьбы? — спросил мужчина с оптическим прибором на глазах и поправил его.
— Смотря что имеешь в виду. Какая-то сила перебрасывает нас по разным углам, что кроме как судьбой и не назовёшь, — ответил другой и понял, что тот сам уже догадался.
Антон с юности занимался всем тем, что не носит явный криминальный характер. Часто разъезжался по стране, предпочтение отдавал фото- и сопутствующим товарам, но ничего существенного не добился, если не считать альбом с интересными снимками из разных уголков. Родители после женитьбы старшего сына вернулись в деревню, а он устроился на завод учеником электрика и стал жить отдельно. Это время совпало с началом распределения и разыгрывания между сотрудниками предприятий товаров, не находившихся в свободном обороте, преимущественно импортных, и ему удавалось разными путями завладевать значительной их частью. Продлилось это недолго, со своим близким родственником совершили кражу из склада, но в руки охранников угодил один из них.
— Меня жизнь вынудила, — сказал Антон. — Брата моего отправили в Сибирь, и я поехал следом, чтобы быть поближе. Лучше бы остался, пока ориентировался, туда-сюда, многое упустил.
— Как говорится, у каждого своя дорога. За кровных родственников все переживаем. Брат в норме?
— Ещё как! Ему на пользу пошло и выпустили раньше, чем я собрался и вернулся. В нестабильные годы не гнушался поживиться всем подряд, даже за чужой счёт, а сейчас занимается легальным бизнесом. Такая вот история.
— Захватывающая, и с географией. Тебя простил?
— Он и не держал зла, а жена его была готова порвать меня. Спасла боязнь сделать хуже своему. Притом, что я отказался от своей доли в квартире в их пользу.
— У меня собственного угла и не было. Со мной произошло нечто невероятное и запутаннее, поэтому нет желания говорить.
— Особенно с каждым встречным. Хорошо, что сумели прописаться, а то с этим сложно.
— Для приезжающих издалека и тогда было легче, — сказал затеявший разговор мужчина. — Ты в городе нормально ориентируешься? Знакомого одного хочу найти, но не знаю, как доехать. От завода до него ходил трамвай, неподалеку от его дома находился универсам, какой-то дом быта. Это всё, что помню.
— Не густо. Ехать было долго?
— Где-то с полчаса. Пройтись по путям неохота, ещё перепутаю чего.
— Пешком последнее дело. — Антон зашёл к себе в комнату. Через минуту принёс сложенный вчетверо выцветший лист бумаги. — На, возьми карту города времён нашей молодости. Тут практически все: здания, жилые дома, схема маршрутов движений транспорта и прочее. Птичку я поставил на центральной проходной.
— То, что надо! Погляжу-ка на себя с птичьей высоты.
Гадаеву потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в обобщённом картографическом изображении города. Отыскав знакомую трамвайную остановку, он вычислил и нужный адрес, и расположенный в противоположном конце города дом в частном секторе, с которым были связаны самые сильные его воспоминания.
Полдень воскресенья он посчитал подходящим временем, чтобы навестить своего бывшего наставника. С учётом того, чтобы дойти пешком, он за час вышел из дома. По дороге какие-то места вспоминал, что-то открывал. Виды балконов встречавшихся домов сильно разнились, большая половина была застеклена. С одного из них игравшие дети брызгали воду на прохожих и громко смеялись. На каждой остановке стояли одинаковые киоски под названием «Салют», а пристройка к дому, в которой раньше находился гастроном, была закрыта на ремонт. В следующем квартале его внимание привлекло сильно испорченное асфальтовое покрытие тротуара, проросшими под ним корнями деревьев. Гадаев то ли вспоминал, то ли предполагал, что десять лет назад асфальт только был уложен, и саженцы вдоль дороги ещё были тонкими. Он дошёл до конца дома, за пешеходным переходом попал к отгороженной яме под строительство дома, и видно было, что простаивало без движения. Искомый девятиэтажный панельный дом, в котором жил Алексей Павлович, он узнал не сразу. Некогда казавшееся статным здание выглядело серой постройкой на фоне соседствующего высотного дома из разноцветного кирпича и с одинаково остекленными балконами; с парадным входом выше уровня земли на пять длинных ступенек и с ухоженным двориком со столбами освещения. Попасть в подъезд оказалось непросто — входная дверь с кодовом устройством была закрыта. Оставалось ждать, пока кто-либо не появится, поскольку не помнил номер нужной квартиры. Первым показался старый, едва передвигавшийся мужчина с костылями в руках и в очках. Своим неосторожным движением и нерасторопностью он посодействовал тому, что Гадаев не успел дотянуться до ручки двери, и она захлопнулась. Возмутиться, или попросить, чтобы открыл, счёл бесполезным делом. Возвращавшаяся домой женщина с переносной коляской без младенца внутри впустила его после стандартного вопроса, и он поднялся на седьмой этаж. Справа от лифта стояла металлическая дверь серого цвета, которой раньше не было. Он нажал наугад на одну из двух кнопок для вызова, и донёсся слабый щелчок в глубине тамбура. Появившаяся девушка была в зелёной футболке и в чёрных обтягивающих штанах, подчеркивавших стройность. Тёмно-русые волосы были завязаны в хвост. Предположительно, она была дочерью его давнего знакомого.
— Здравствуйте, девушка. Здесь живёт Алексей Павлович? Или я ошибаюсь?
— Его нет дома, — невесело ответила она. — Случилось что?
Сомнений не осталось, что перед ним та самая, хотя свет из окон, расположенных на лестничном марше между этажами, слабо доходил до неё. Ему вспомнилось то, как она интересовалась о всяком разном из жизни горцев, и иногда ответить было непросто.
— Тебя Ириной зовут? Не так ли? Мы с твоим отцом давно знакомы, раньше я бывал и дома у вас.
У вглядевшейся девушки заблестели глаза, но старалась держаться в прежнем облике.
— Поняла, Заман, папа иногда вспоминал о тебе. Не знаю, как он, но я бы на улице не узнала.
— Как вы? Все живы-здоровы?
— Да, спасибо, только мама звонила недавно — она на даче, и там какой-то мужик буянит, — в быстром темпе произнесла Ирина и сама переменилась в лице. — Папа поехал туда, а меня не взял.
— Отношения надумал выяснять? — Он не увидел другую причину.
— По всей видимости, и мне неспокойно на сердце. Может, и мы отправимся следом? Мне сейчас нужно быть с ними.
— В таком случае лучше не медлить. Давно уехал?
— Не очень. Ты иди на остановку и с этой же стороны останови машину, я скоро буду.
Гадаев спустился вниз и вышел к обочине дороги. Транспортных средств на дороге было немного, и он лениво поднял руку. Ему стало не по себе от ожидаемой встречи, от воображения того, как запомнившийся благоразумным Алексей Павлович теряет терпение.
Пяти минут не прошло, как переодевшаяся в спортивный костюм голубого цвета девушка присоединилась к нему. Оттого, что кстати появился отсутствовавший долгие годы молодой человек, который сможет разобрать возникшее недоразумение, не могло не отразиться на её настроении.
— Отцу и без этого было неспокойно, — сказала она. — Недавно ему стукнули машину, вчера только забрал из ремонта. Хоть бы поломалась по дороге!..
В преданности Ирины к близким Гадаев увидел нечто родное. «Домашняя и должна отличаться от остальных», — подумал он и сравнил со своими прежними подругами, одна из которых с равнодушием приняла известие о смерти бабушки, и даже не захотела проститься. Глядя в озабоченное лицо красивой девушки, сказал:
— Поломка машины в его состоянии не подходящее пожелание — дров бы не наломал. Что по дороге, что по прибытию. Не переживай, всё обойдётся.
— Ты так считаешь?
— С его опытом-то?! Я не водитель, но общеизвестно, что для них на первом месте.
— Правильно говоришь, не маленький, сам разберется. Ты как, давно приехал?
— Не то, чтобы. Мир вокруг изменился, старых связей не восстановить, и с новыми не лучше.
— Представляю, как тебе интересно, одновременно и боязно. А живёшь где?
— Там же, где и раньше, — ответил он, не держа под наблюдением приближавшийся автомобиль с включённым мигавшим световым сигналом с правой стороны. — Помню, и ты приходила с папой.
— Ой, когда это было!
Ирина сама объяснилась с водителем остановившейся старой серой машины с шашечками и села на переднее сиденье. Сосредоточенная, она не отрывала взгляд от дороги, и до самого садоводческого товарищества «Машиностроитель» ничего необычного не обнаружила.
«Жигули» четвёртой модели бордового цвета стояли у въезда и с приоткрытым капотом, но рядом никого не было. Едва ли отпустили такси, как заметили шедшую в их сторону мать Ирины. Валентина Юрьевна выглядела обеспокоенной, и дочь поспешила к ней. Было видно, что женщина с трудом сдерживает себя, и вдвоём они повернули обратно. Гадаев остался на месте, не понимая, как должен поступить. Увидеться с Алексеем Павловичем уже не было желания, так же, как и узнавать то, что произошло.
В полусотнях шагов стоял киоск с поднятым козырьком, над которым развевались разноцветные воздушные шарики. Находившийся у окошка ничем особо не выделявшийся мужчина смотрел в его сторону. Прошло немного времени, и он оказался возле него.
— Не ожидал, что Алексей Павлович может вспылить, а знаемся много лет. Я категорически ничего огненного не употребляю, поэтому будет смешно предложить, а ты мог бы. Иди, успокой его, потом отвезём его, заодно машину отгоним.
— Что случилось-то? — спросил тот.
— Мой ответ тебе не понравится — я понял, кем ты им приходишься. Моя дочь тоже прятала своего, пока матери плохо не стало. Ты-то хоть видный, а мой родственничек… — Он недовольно махнул рукой.
— Вы ошибаетесь, что бы ни подумали. С Алексеем Павловичем я раньше работал, и дочь его мне вовсе не подруга.
Мужчина в возрасте не поверил и потихоньку отдалился. Идти к знакомому расхотелось ещё больше, Гадаев недолго постоял и подошёл к киоску за информацией о транспортном сообщении с городом. Асфальтовая дорога проходила в сотнях метров и была относительно ровной. Видневшийся отрезок заканчивался на вершине подъёма. Дорога была пуста, если не учесть сходящий с него колёсный трактор. По мере приближения транспортное средство с клубами дыма из выступавшей выхлопной трубы стало объектом его внимания. За рулём находился мужчина с прикрывавшими верхнюю губу пышными усами, в оранжевой накидке и сплюснутой с боков лёгкой шапкой со звёздочкой на голове. Он остановился, с виду был весел, и улыбающиеся глаза выдавали, что нетрезв. Гадаев не сразу понял, что ему предлагают подвезти, он в приветствии вскинул руку и сел в шедший следом автобус.
Плотного телосложения водитель выглядел беспокойным. Он прибавил газу и пошёл на обгон. Севший последним пассажир наблюдал из окна, как интересный персонаж с усами постепенно остаётся позади, и сказал:
— Земляк, я не очень ориентируюсь в городе, и тем более за его пределами. Здесь я совершенно случайно оказался, живу в районе парка с военной техникой, высади где-нибудь поближе.
— Мне к чему твои проблемы? — не без акцента ответил человек из-за руля. — Я довезу до станции. Положи на чашку сто рублей за проезд и сядь на свободное место. — Он показывал на прикрученный к панели металлический сосуд прямоугольной формы.
— Шутишь? За такую сумму можно доехать на такси.
— Нет земляк, я сам решаю, кого за сколько. — Он остановил машину. — Выходи.
— Послушай, у тебя автобус полупустой, что за ерунда?
Водитель поднялся, и Гадаев по его изменившемуся лицу понял, что он готов применить силу, и удалился.
Неудобство перед ставшими свидетелями малоприятной сцены пассажирами присутствовало. Случившееся отразилось на его настроении и глазами отыскал у обочины поржавевшую банку из-под краски. Он не поленился вывести её ногой на ровное место, но ударять по ней с размаху не стал, так как уже поостыл, ещё обувь мог испортить. Автобус с грубым водителем едва потерялся из виду, как сзади донёсся шум, издаваемый игнорированным им трактором. Он показательно отдалился от проезжей части метра на три, тот вновь остановился возле него и открыл дверь кабины и крикнул:
— Поехали, мужик, я довезу тебя до трассы. Тут недолго осталось.
— Я на своих двоих, — ответил Гадаев, тоже громко.
— Садись, говорю, вместе будет веселее, песни попоём.
Находиться в кабине с таким человеком Гадаев не представлял себе, жестами поблагодарил его и выразил нежелание контактировать с ним. Тот поехал дальше, а этот пустился за ним по обочине с приподнятой рукой для идущих сзади машин, не исключая, что впереди ещё столкнётся с трактористом. С его исчезновением из поля его зрения путь ему преградила неизвестно откуда взявшаяся женщина. Среднего телосложения она была одета в голубое платье, цвет которого ниже талии переходил в синий, туфли на невысоком каблуке. На пальцах рук и на шее имелись драгоценности, за плечами был виден светлый пуховый платок. Лицо, как и прямые волосы ниже плеч, были ухоженными.
— Ты меня не узнал? — спросила она, вглядываясь ему в глаза.
— Нет, — ответил он и покачал головой.
Женщина вытащила из своей сумки две банки газированного напитка. Один протянув ему, другую открыла и отпила немного.
— Пойдём потихоньку, будет машина, сядем.
Не взять он не мог, но не спешил последовать её примеру. Вспоминать не получалось, в уме было лишь одно предположение, что она из его же цеха. Появилось и второе: она могла являться работницей бухгалтерии заводоуправления или отдела зарплаты и труда, где ему тоже доводилось бывать. Как относиться к появившейся на дороге непростой с виду женщине он не понимал, ещё раз всмотрелся в неё и сказал:
— Ты прямо из ниоткуда явилась, мне понравилось. С большим удовольствием прогуляюсь рядом с прекрасной дамой. Но извини, я не припоминаю тебя.
— Светлана я, была у подруги на именинах, потому без машины. Автобусами нечасто пользуюсь, увидела разыгравшуюся сцену и не захотела поехать с ним дальше. Полчаса назад в него въехали с того бока, споры были, но они чего-то быстро разъехались. Я хотела заступиться за тебя, но замешкалась. Такой по дороге мог ещё что-то выкинуть.
— Я не в обиде на него. Мы что, с вами вместе работали? — Одностороннее знакомство отражалось на настроении Гадаева.
— Ну, конечно же! Прошло столько лет, а я помню, как ты захаживал к нам в лабораторию. Только имя забыла — оно было нерусским. Не напомнишь?
— Заман меня зовут, а всё остальное будто не со мной происходило.
— А, Сашка. Мы с девчонками гадали, на кого глаз положишь. Ты мне ещё тогда понравился, я дважды пыталась заговорить. Потом резко уволилась из комбината и вышла замуж, но сейчас свободна. Моего отправили в тюрьму, и такой мне больше не нужен. Я не переношу людей с лагерным духом.
— Мне не повезло, поскольку ты ошибаешься — я из машиностроительного, и ни в каких лабораториях не бывал.
— Неужели? — произнесла Светлана, но убедительной не выглядела. — Как же так?!
— Ты ошеломлена, а мне в самый раз после той сцены развязать себе язык. Лучшего варианта и найти.
— Видно, хороший человек, пусть одет немножко скромно. Я держу бутик, всем обеспечена, могу и тебя пристроить, приютить, если что. Взрослые люди, могли бы раскидать карты, перебирать за и против.
— Красивая женщина, чем заняться… это то, в чём я остро нуждаюсь. Но спешу огорчить тебя: сам недавно откинулся.
— За что? Сколько лет?.. — Женщина выразила, что она поражена.
— Много, и тебе важен сам факт. В случайных встречах интересы могут крайне редко совпадать. Извини, мои ожидания тоже не оправдались.
— Прямо и кличка есть?
— Горцем нарекали, но это чуждо мне, потому с собой не ношу.
— По тебе не скажешь. Жаль, могли бы подружиться. Надумаешь — загляни ко мне в магазин, «Лампа» называется.
— Не банально ли для деловой женщины? — спросил он.
— Важнее удачливость. Если отыщешь меня, то объясню, что там зашифровано. Подумаю ещё, как прийти к согласию со своими убеждениями. Я буду старше тебя всего на год-другой.
— С такой женщиной и пять, и восемь лет не помеха, но боюсь, что тень моего прошлого периодически будет бросаться нам на глаза.
Женщина выглядела недовольной, и стало понятно, что она не рада дальше идти с ним рядом. Если в первые минуты они шли чуть ли не плечо в плечо, то сейчас между ними образовалось метровое расстояние. Поговорить было больше не о чем, как она, так и он хотели бы распрощаться. Ещё некоторое время они обоюдно терпели неудобство, трасса уже была видна, и, наконец, возле них остановилась попутная машина с молодой парой внутри. Гадаев открыл для неё дверь и пожелал доброго пути.
Холодное гнёздышко
Ожидание новой встречи отражалось на самочувствии Юлдашева с лучшей стороны, словно вполне здоров. С утра он принял лекарства, убрался в квартире, сходил в магазин, приготовил еду. Незадолго до прихода Мазель переоделся в светлый свитер и синие вельветовые штаны.
Переступившая порог квартиры женщина была в одежде преимущественно красных тонов и с пакетом в руке. Выражение лица было обнадёживающим, и он губами прикоснулся к её щеке.
— Тебе идёт, — сказала она, смущенно. — Не люблю, когда одеваются во всё тёмное. Серости вокруг и без того хватает.
— Обычно я выбираю чёрный цвет, но учту твоё желание, — ответил он и закрыл за ней дверь.
В квартире было прохладно. Она расстегнула куртку, под которой тоже носила свитер с высоким горлом, и прошла дальше.
— Можно попросить тебя выключить свет? Я не успела обработать рану, а находиться дома в очках не хочется.
Юлдашев дотянулся до выключателя и раздвинул шторы. Без искусственного освещения в квартире было мрачновато, светлых и блестящих предметов комната не содержала. Ещё высокие деревья под окном росли в непосредственной близости к оконной раме.
Мазель взглядом прошлась по столу и спросила:
— Обедал? Ой, я опять забылась! Одевайся во что хочешь, в чём чувствуешь себя лучше. Что-то и от одежды зависит.
— В последнюю очередь, если. Картошку сварил, салат приготовил, тушёнку открою. Взял ещё малосолёную скумбрию, хотя мне её не очень можно.
— Поесть я принесла. Разница большая, на своей кухне готовишь, или на чужой. — Она подняла крышку маленькой кастрюли, с чем пришла.
— Я где-то видел таких штучек. Как они называются? — спросил он и присел за стол.
Уверенная, что в их краях не найти человека, который бы остался равнодушен к мешочкам из теста со складочками и с мясной начинкой, Мазель с недоумением взглянула ему в глаза. Решив, что вопрос поставлен для поддержания разговора, ответила:
— Хинкали. Их можно готовить с грибами, с зеленью, но в основном делают с фаршем.
— Мне они известны как плоские куски теста в виде ромбиков, а мясо подают отдельно… нет?
— Разные вещи, пусть схоже звучат, и по вкусу отличаются несильно. С лапшой дел меньше, но с собой не возьмёшь. Это простенькая и быстрая еда в кругу семьи, не возбраняется включение фантазии вроде добавления чего-нибудь кислого, или измельчённых орешек. И попробовать поесть с помощью сухожилия из голени индюка, на бульоне которого сварили. Втыкаешь, и…
— Это мне знакомо. У кого кусок сползёт с палки, тот был обязан выдавать свой секрет. Обычно называли имя любимой.
Она с улыбкой на губах заправила кушанье сметанной приправой с чесноком и огурцом. С собой у неё была ещё баночка с томатным соусом, которую вместе с чайной ложкой поставила рядом.
Жуя, он покачиванием головы выразил отменный вкус.
— Не объесться бы! Вкусная и полезная еда сама по себе является снадобьем. В особенности, из желанных рук.
— Я положила тебе небольшую порцию. Позже можешь съесть ещё пяток.
— Давай распишемся, — сказал он неожиданно. — Считай, что стою перед тобой на коленях с цветами в руках. Я хочу, чтобы ты носила мою фамилию. По-моему, вопрос на поверхности, и лучше сразу снять.
Мазель удивилась сходством их мыслей — она сама намеревалась коснуться темы узаконивания отношений. Но торопиться не собиралась во избежание осложнений, и не только связанных с состоянием здоровья. Одновременно понимала, что им же и продиктована его решительность.
— Ты мне тоже нравишься, — ответила она и коснулась его руки. — Сегодня мы обговорим, взвесим.
— Не стоит ставить галки за и против, нужно следовать внутреннему голосу. Встречаемся не впервые, потому предлагаю уже остаться.
— Смелое предложение! А к месту ли оно?
— Вполне! Мне не понять, что значит жить в чужом доме. Этим ты окажешь добрую услугу не только мне. Даже сестра родная устанет от долгого присутствия посторонних.
— Сестру не знаю, но я могу.
Второй откровенный, но не очень удобный момент женщина оставила без ответа. Она убрала грязную посуду и отнесла на кухню, которая была просторнее, чем у Наяры, ещё и с балконом. Кроме плиты и старого холодильника молочного цвета, в ней стояли стол и два стула. Часть посуды была помещена на имевшуюся единственную полку, а часть — на подоконник. Между плитой и раковиной находилась накрытая клеёнкой тумбочка. Кран-смеситель сильно болтался, и он помог ей урегулировать температуру воды.
Юлдашев вернулся в комнату, сел на диван и включил телевизор. Пройдя каналы по кругу, остановился на музыкальной программе. Сам размышлял над тем, как убедить её остаться, и рассчитывал, что она согласится.
— Обожаю клипы смотреть, хотя часто собою они затмевают саму музыку, — сказала Мазель и тоже присела лицом к экрану. — Ты тоже их любишь?
— Что ещё остаётся делать дома, если один? — ответил он и убавил звук. — То, как поют, не всегда мне нравится, но другое дело уметь играть на инструментах. У самого пальцы начинают произвольно двигаться под такт.
— В детстве я часто пела, без меня не обходились школьные праздники, но дома были недовольны этим. Потом и у самой пропал интерес.
— Петь сложнее. У меня была игрушка — свисток с трубочкой и с шестью дырками. Однажды он пропал, и я два дня подряд дрался с соседским мальчишкой, больше некому было стащить. Через пару лет нашёлся дома, выходит, что я всем надоел, и его просто спрятали. В таком месте, что и не обнаружить: потолок нижнего этажа по балкам был подбит обоями, туда и засунули.
— С мальчиком, наверное, крепко подружились? В моём классе были два непримиримых соперника, однажды на перемене схлестнулись, и у одного рука сломалась. Так они после этого стали не разлей вода.
— Мы — нет. Вскоре я обнаружил, что умею издавать замысловатые звуки. Потом он сломался, и я его выбросил.
— На этом что, всё закончилось? Неправильно зарыть то, что получается.
— Продолжение было, но тоже недолгое. До того, как снял эту квартиру, забыл о своём увлечении, пока не увидел на блошином рынке настоящую зурну. Купил и начал осваивать, правда, пальцы не так шустры были, как в юности. Постепенно восстановил бы их подвижность, если бы не дед с верхнего этажа. Пару раз спускался сюда, чтобы послушать, и сказал, что это не музыка, что он пожалуется, если и впредь нарушу его покой. Пришлось отказаться, мне тоже это больше неинтересно.
Квартира как таковая продолжала доставлять женщине дискомфорт, и она решила, что пришло время поговорить о ней. Выкладываясь по её поводу, подчёркивала, что она действует отталкивающе; старалась доказать, что для его же блага удобнее жить в квартире большей площадью, а оплачивать аренду предполагалось не из его средств. Рассуждая, Мазель заодно демонстрировала свои ногти с красными точками на розовом фоне. Его доводы в виде внесённой наперёд оплаты за жильё, удобства района, тишины во дворе и в подъезде, близость рынка и прочее, сопровождались серьёзностью выражения лица и изменением мимики. Она приводила контраргументы: болезни и неудачи в делах могут быть напрямую связаны с местом жительства; для неё чести не делает взять и переехать к мужчине, не известив об этом никого из родных, знакомых, и она рассчитывает на понимание с его стороны. Рассказала и о своей подруге, умеющей предугадывать перемены в судьбах людей по расположению небесных тел, о своём желании иметь свой дом, чтобы ни над, ни под тобой никого не было.
Испортить ещё не начавшиеся отношения было глупо, и ставшая желанной женщина требовала не так-то много. Для вида он немного поколебался и сказал:
— Убедила, я сегодня же начну искать квартиру. Не знаю, сколько времени это займёт, и в моём состоянии убивать его на поиски не хочется. Но по сходной цене и быстро она будет либо на первом этаже, либо на последнем.
— На последнем! — воскликнула она, будто бы стоит перед выбором.
Активный поиск жилья дал быстрый результат, Юлдашев взял в аренду полдома старой постройки в частном секторе. Комнаты были обставлены скромно, в одной из них стояли диван и стол с табуретками, в другой — старинный шкаф и кровать. Пол был деревянным, обои — простые, но свежие. Кухня со старым шумным холодильником, шкафом с минимальным набором посуды, прибитым к полу столиком. Окна выходили на улицу, прихожая, к входной двери которой имелась деревянная ступенька, была застеклена. Двор как таковой отсутствовал, на небольшом квадрате возле калитки росло дерево, по структуре, побегам и оставшимся на ветках листьям Юлдашев определил, что оно вишнёвое.
Общее состояние жилища при неприятной погоде за окном вызвало тоску по родному дому, который был расположен в конце дороги на возвышенности. Со всеми плюсами и минусами вид открывался как в горы, так и в село, и большой высокий дом иногда сравнивали с крепостью; с другой стороны, дождевая вода плохо накапливалась в бассейн, и ветра окутывали сильнее.
На переднем плане оставался день сегодняшний.
— Крыша давящая здесь, — сказал он и подумал, что его подруга не любит отрицательные мотивы в быту, и сопоставление с предыдущим местом жительства было некстати. — Ну что же, укрепление семьи важнее, остальное постепенно наладится.
— Так и будет, в чём нет сомнений. Начинать с нуля непросто, но интересно.
К этому времени Мазель закончила слегка вытирать обои влажной хлопковой тряпкой и погладила его рубашку. Она была довольна отношением избранника к её ребёнку, но на всякий случай предмет его гардероба оставила висеть на видном месте и взялась перебирать детские вещи.
Разговоры на самые разные темы чаще всего начинал он.
— Во мне что-то из детства сохранилось: жду прогресс в делах со сменой времён года, записываю на ум даты событий. Сказывается то, что считать себя устроенным не доводилось.
— Таких людей вокруг лишь единицы. Уголок не райский, но не надо бояться перемен. Главное, чтобы вернулось здоровье и везло в делах.
— Дела, дела! — охнул он и отошёл назад. — Чем бы заняться?
— Ничем, кроме как физическим восстановлением. Это наша первейшая задача. Считай, что я взяла себе в обязательство.
— Ты не старайся закормить меня, чтобы соответствовал твоему идеалу — это у меня конституция тела такая. Чуть силы наберу, и будет достаточно. В школе пузатых мальчишек обзывали, и мы боялись полнеть.
— Почём тебе знать мои вкусы? Я даже представить не могу рядом с собой мужчину с большим животом.
Ей показалось, что применяемое им иногда словосочетание «оздоровительная прогулка» идёт на пользу не только ему одному. В глубине частного сектора, вдоль широкой улицы, вид которой портила неиспользуемая и заросшая трамвайная линия, стояли два пятиэтажных дома. Нижний этаж одного из них занимал гастроном, а во втором доме находились парикмахерская, маникюрный и свадебный салоны. В этом районе по вечерам бывало многолюдно, куда и Юлдашев любил выходить на прогулки со своей новой спутницей.
— Была бы машина, быстро бы расписались, — сказал он, проходя мимо салона с манекенами в свадебных нарядах. — Я знаю место недалеко от города, где в период неразберихи на таможне земляк один зарегистрировал брак в отсутствие жены, чтобы перевезти через границу.
Вопрос: «Как это возможно?» — был отражен в ее глазах.
— Паспорт её был с собой, а на время подписания друг одолжил свою жену. Представь, как долго эпизод будет светить им дорогу.
— Второй паре тоже. Интересно, как держались при фотосъёмках и как вели себя гости? Выходит, сделались артистами?
— Не знаю, может, зашли в узком составе, поставили подписи и удалились, — сказал он. — У нас препятствий как таковых нет, пусть будет даже без гостей. На душе от одной мысли становится тепло.
— Ради такого случая можно и купить, деньги какие-то у нас есть. Машина тоже станет добром нашей семьи.
— Ты романтичнее, чем я подумал, но вариант так себе.
— Важен сам факт. На какую примерно нам рассчитывать? Или какая приблизительно тебя бы устроила? — Мазель показывала на припаркованные машины на площадке перед магазином.
Не получающий доход молодой человек не находил разумным потратить её сбережения на приобретение старого автомобиля.
— Видимость не та, что днём, — ответил он. — Завтра поедем к торговому центру, там машин больше, и объясню тебе.
В долгие будни он рассказывал о том, как претерпевал крах за крахом. «При моём трудолюбии все начинания имели непродолжительный срок и заканчивались резковато, — говорил он. — На кроссовках неплохо зарабатывал, запасные шнурки продавал за отдельную цену, но обанкротился. На пальцах сходилось, как после похода в магазин, а в сумке негусто».
— Знакомое ощущение всем тем, кто живёт на одну зарплату, — сказала Мазель. — А продавцов на рынках меньше не становится, и газеты полны объявлениями о продаже всего.
— Притом, место с палаткой стоит немалых денег. Текстильный ширпотреб покупал на вес и продавал с хорошей наценкой, а в итоге остался с полным шкафом остатков низкого качества. С ним я завязал после большой неудачи. Она была словно закономерным итогом, так как занимался торговлей и одновременно презирал её. Непросто держать точку на рынке. Беготня, нервы, бывало, завидовал носильщикам коробок. Нередко можно было встретить кого-нибудь из знакомых, которым ты не рад из-за ассортимента товара, поэтому ходил в щетине и в очках.
Связанный с галантереей короткий период времени вначале ему показался сказочно привлекательным, на первых порах значительная часть товара уходила в день привоза. Вечером на лифте поднимался на последние этажи домов в студгородке и спускался, останавливаясь на каждом. Ощутив застой, решил пересмотреть параметры бизнеса и предпринял новые шаги, но не преодолел возникшее на пути препятствие. В коробках вместо носков и колготок оказались отходы производства. Попытка разобраться принесли сожаление и дополнительные расходы. Но утешал себя тем, что сумел сдержать себя при вмешавшемся представителе власти, выступавшего не на стороне справедливости. Чтобы не впадать в отчаяние, незадолго до новогодних праздников переключился на фрукты и овощи, но цитрусовые очень скоро пришли в негодность, а мешки с орехами из последней партии тоже частично были заполнены отходами.
— Новички, наверное, везде подвергаются обману?! — предположила женщина.
— Они обычно осторожничают. Схема простая: оформляешь заказ, водитель отгружает и уезжает. Проверять не всегда получается. Сам виноват, что доверился. Понятно, что у кладовщика, или у водителя, всё согласовано с лицом выше.
Если бы не возникшие проблемы со здоровьем, то он бы сказал, что его место на рынке, среди торговцев мяса. Здесь его дела тоже начинались неплохо, и пошли в гору, узнав хитрость, к которой прибегали продавцы при закупках в деревнях, наловчившись настраивать весы. Демонстрируя свой тянущий на уголовную статью фокус, Юлдашев получал удовольствие, но отдельные эпизоды преподносил в безобидных тонах.
— Прогорел я, похоже, за дело, — сказал он и вздохнул. — Ехал с самого отдалённого конца области под неприятным впечатлением, что бабка почуяла обман с весами и помрачнела. Она плохо видела и не повергла проверке моё чудо-устройство с помощью мешка с сахаром, как некоторые. Отдала, скрипя сердцем и я поехал обратно. А по дороге машина поломалась, пришлось прождать полдня. Этого хватило, чтобы мясо позеленело, ещё и на штраф нарвался. Прокляла, наверное, и завершилось попаданием в больницу. Дело могло быть и в человеке с рынка, чьей машиной я пользовался. Соседка по лотку как-то говорила, что она никому не приносит удачу.
— Не всем дано идти в ногу со временем в одиночку, дальше попробуем вместе. Должно получиться, если заживём душа в душу.
— В противном случае и незачем строить отношения.
Мазель была уверена, что первой, кто постучится к ним в дверь, станет любопытная Наяра. Сама и встретила её, чем вызвала у той вопрос о состоянии здоровья Юлдашева. Положив на стол пакет, внутри которого находилось нечто объёмное круглой формы, пожала ему руку и тихим голосом сказала:
— Впечатлена, прямо из картины. Мне бы такую стройность! Хотя нет, ведение домашних дел требует уйму сил. Ещё два оболтуса на иждивении, и за дочкой нужен глаз да глаз.
В лёгком свитере Юлдашев, на бледном лице которого появилась улыбка, вытянулся. Худоба туловища и рук была спрятана под джемпером без воротника, но вырез горла с выделяющимися ключицами выдавал общее состояние здоровья.
— Что ты так осторожно? Не ватный я! Отсутствие жировых отложений не сказывается на работе головы, а таскать мешки я не собираюсь.
— Этого недостаточно, хватает чему вокруг выстоять. Начиная с собственного дома.
— Внешность бывает обманчива, мы пошли на поправку, — сказала Мазель. — Стройность его врождённая, и нам есть с кого брать пример.
— Когда к нам придёте? Я приготовлю такую кашу, что почувствуешь, как прибавляешь в весе. — Наяра продолжала вглядываться в нового избранника подруги.
— Что ты всё о моём теле? Лучше скажи, почему пришла без мужа. Кем он, кстати, работает? Со слов Мазель я так понял, что он учитель. Посидели бы с человеком глубоких знаний и чайку попили.
— Ага, корочку имеет оператора большой совковой лопаты. По настроению он может выполнить тройную норму.
— Так это шутка была? — сказал он и посмотрел на свою подругу. — В любом случае интересно поболтать с человеком, который делит крышу с такой открытой женщиной.
— Он не любит ребячества. Для него все дети, кто садится за стол чай пить. Такой мужик с большой буквы.
— Мы придём после закрепления нашего союза на бумаге, — сказала другая. — Иначе ни сами не поймём себя, ни дети твои, ни знакомые.
— Счастья вам! Правильно решили, а то придумали тут сожительствовать, или вовсе оставаться одинокими.
На её, пусть и безадресные слова, Мазель отреагировала резким зрительным контактом, что Юлдашев и не заметил. Он опустился на диван со словами: одевай Соню, мы гулять пойдём, мне понравилось ходить с ней за руку, — снял свои толстые носки, потянул руку к трубе отопления и взял другие.
— В частном доме надобности нет выходить во двор, чтоб подышать уличным воздухом, — сказала гостья. — Остался бы с нами, а то не запомню тебя.
— Я стесню вас, и ты это оценишь, как только выйду за дверь.
Закрывшись за ними, Мазель прошла на кухню. Старый алюминиевый чайник оставался тёплым, и она включила газовую плитку на два глазка. Фарфоровая белая посуда тоже была хозяйской, женщина положила в неё заварку и ждала, пока вода нагреется.
— Понятливый он у тебя. Объяснилась, чтобы потом не возникали недоразумения?
— Удобного случая ещё не было, и я не уверена, что это нужно. О прошлом мы практически речь не заводим. Ему не интересны подробности обо мне, и я к нему не лезу с расспросами.
— Ты не обольщайся, так не бывает. Чтобы мужик спокойно отнёсся к прошлому своей жены?! Ему должно быть интересно, с кем ты за партой сидела, фоткалась. На снимках рядом с доченькой чаще всего мелькает её одноклассник, и одного взгляда достаточно, чтобы понять, что он к ней питает. Для кого-то это может стать аргументом.
— Ты рассуждаешь как школьница. Юлдаш правильно понимает, ни к чему копаться в прошлых делах. В отдельные моменты своей прежней жизни он и меня не просвещает. Такая у нас с ним ничья.
— Ну, если так!.. Доченька моя волнуется, как ты тут устроилась.
— Передавай от меня привет, душевная девочка. Ты скажи ей, чтобы за других сильно не переживала. Ей не помешало бы больше о себе подумать.
— Вообще-то крепкий союз пустяками не разрушишь, и ты дама у нас в авторитете.
Наяра освободила пакет от пирога собственного приготовления на тарелке и присела.
Неподалеку от дома росло кленовое дерево. Прогулявшись у магазина, Юлдашев с ребёнком вернулся к нему и поднял с земли несколько разноцветных опавших листьев. Научить Соню собрать их в пучок оказалось делом несложным, чему обрадовались и присоединившиеся к ним женщины. Прежде чем распрощаться с новой семьёй, Наяра позволила и себе ненадолго вспомнить детство, достав в прыжке с дерева большой лист с красноватым оттенком. С ним в руке и ушла.
— Что-то вы недолго посекретничали, — сказал Юлдашев, — и часа не прошло! Это подозрительно.
— Вы были на холоде, и с ней особо говорить не о чем. Это нам с тобой надо больше общаться, чтобы не осталось недосказанное.
От одного намека на своё прошлое он нахмурился и направился к дому, и Мазель последовала за ним с ребёнком за руку. В первую очередь она имела в виду собственную историю, но не была готова полностью откровенничать. Переодевшись в домашнюю одежду, сказала:
— Да опустоши ты сердце! Я не впервые замечаю, как ты страдаешь. Неправильно пронести воспоминания прошлого нам по-отдельности, пользы не будет ни для домашнего очага, ни для здоровья.
— Настроение может испортиться и без причины. У каждого есть оболочка личного пространства, куда остальным нельзя. Потребуется время, чтобы сгладились все шероховатости.
— Поняла, к старости обнаружу, что я знаю про тебя практически всё, — иронизировала она.
Ради того, чтобы покопаться в его прошлом, Мазель была готова поведать о своём, пусть и с рядом оговорок. Но он ничего не спрашивал и нежился новым положением, а ей не терпелось строить планы на будущее.
— Сдай ты уже ту квартиру! Получить обратно высланную сумму не удастся, но на всякий случай спроси.
Юлдашев не имел желания заниматься ею, и вяло ответил:
— Не впустить ли туда Кибата? Чего деньгам пропадать? Пусть поживёт себе пару месяцев даром, потом перепишем договор. Это даже лишнее.
— За твой счёт ни дня, равно, как и от твоего имени! — категорично ответила она. — Хозяину быстро сообщат о новых жильцах, и у него возникнут претензии. Давай начнём жизнь с полного изменения отношения к ней.
— По соседству нет любопытных глаз, и я ни с кем из дома не контактировал. Кстати, Кибат может прийти на чай. Повод есть, и при переезде помогал.
— Этого ещё не хватало! Он ушёл не голодным и не с пустыми руками. Объяснишь, что мы не готовы принять гостей. Я сама ему скажу. Выйду и скажу.
— Прямо так в лоб? Я машинально впускал знакомых, и меня за дверью не держали.
— Это нормально, если ты живёшь один. Нам никто не должен мешать, в особенности те, кому мы не рады.
— Приезжему хуже всего терять почву под ногами. Мне и самому знакомо чувство безысходности. Но этот годами не вылезает из него, ещё оказался брошен роднёй.
— Мне в такое не верится. Побирающиеся люди однозначно вызывают негативное к себе отношение. Можно было найти работу, где и кормят. Стремящийся человек притягивает к себе других, и до первой зарплаты мог бы выдержать.
— Насколько я знаю, он не единожды устраивался. Одно время пёк батоны и ходил с ожогами на руках. Не выдержал, перешёл в шашлычную у обочины дороги, тоже пусто. По его словам, куда только не совался: и баня была в его списке, и мойка машин, и пекарня, и рынок.
Мазель дослушала его и сказала:
— Сторонись его, я прошу тебя. Бесповоротно, и чтобы ноги его здесь не было! У обиженных на белый свет людей возникает зависть ко всем остальным. Он ведь не единственный твой друг?
— У меня сейчас очередной переломный период, в котором не осталось места даже врагам. Первым на ум приходит сволочь одна с рынка. Перепутал меня с кем-то и свалил товар с лотка на проход. Убытков я не понёс, но нервы испортил изрядно. Следом — самонадеянный Заман. Этот оказался зверем, лишил девушку жизни и угодил за решётку.
— Много дали? — с безразличием спросила она.
— Точно не знаю, за убийство изолируют на длительные сроки. Новость о его аресте до меня дошла спустя год. В молодости мы жили на одном этаже. Физически превосходил меня, отличался резкими замашками, в общем, находился по ту сторону.
На протяжении долгого времени Юлдашев злорадствовал неприятностям одного из его знакомых. И произошли они вскоре после того, как между ними возник конфликт. Порой он представлял себе, как навещает его и высказывается о своём к нему отношении.
Свобода необъятная
Ещё с вечера получивший недавно свободу молодой мужчина планировал наведываться в агентство района по занятости, хоть и допускал, что оно не функционирует. Поздним утром он встал, привел себя в порядок и после чаепития покинул комнату. В коридоре ощущался запах хлорки, вахта общежития пустовала, и Гадаев подался к выходу. За наружной дверью чуть не столкнулся с входившей в дом женщиной с карими глазами и в светлом жакете поверх платья. На глаза сразу бросались завитые чёрные волосы ниже плеч и… неуместная улыбка на губах. Не поняв, что происходит, он извинился и подержал дверь открытой для неё, однако та, будучи с полным пакетом в руке из ближайшего гастронома, не спешила войти.
— Привет, Заман, как дела? — спросила она.
— Спасибо, в норме. Лицо твоё кого-то напоминает мне, погоди, ты супруга этого, как там его?
— Ты же вглядывался в нас, или ошибаюсь?..
— То было не лицом к лицу, и это немного разные вещи. Я ожидал, что встречу здесь земляков, но не семейных пар. Согласен, так поинтереснее.
— Наши постепенно убывают, и ты первый за последнее время, кто прибыл. Мужа зовут Берт, меня — Дарина, живём на восьмом.
— Я рад за вас, и имя твоё какое-то родное, племянницу мою так назвали, — сказал Гадаев, но тут же вспомнил, что в имени дочери брата расстановка букв иная.
— Твоё солиднее звучит, и ввергает в размышления о временах в широком смысле. Мне интересно стало, как отца зовут. — Заметив нежелание того откровенничать, оставила тему. — Как тебе живётся?
— Потихоньку, привыкаю. Вот, в город собрался по делам, там, в столовку… Типичные будни безработного холостяка. Пора бы исправить, но не знаю, с чего начать.
— Спору нет, что с женщины. Остальное само образуется, — сказала она и широко улыбнулась.
— Посодействуй, не откажусь. Сгодится любая.
— Прямо уж любая! Я найду тебя, как встречу достойную тебя даму. Мне нужно шкаф передвинуть, ещё плов томится на плите. Поднимешься? Заодно накормлю тебя.
Гадаев почувствовал себя в тупике. Исполнить просьбу не было желания, о приёме пищи в чужом доме и слышать не хотел, независимо оттого, дома ли супруг, нет ли, а отказать стало неудобно. Вроде обычные людские взаимоотношения в хорошем смысле: помочь, посидеть за чашкой чая, поговорить…
— Вначале скажи, сколько лет ты в этом городе? — спросил он.
— Девятый год пошёл. А что?
— Хотел навести справки об одной девушке по имени Руна. В отсутствие новых связей прошлое кажется твоим настоящим. Но вы не могли увидеться, не сходится.
— Даже не слышала о такой. Желание естественное для неженатого мужчины. Мне сдаётся, что таким образом ты уходишь от ответа. Не знаю, куда дальше повернёшь, хочу заметить, что выходит не очень гладко.
— Вопрос был аналогичным. К тебе я не пойду, представить несложно, что такое попадание на глаза соседям. Со шкафом помогу при условии, чтобы и муж твой был рядом, а ещё лучше, чтобы сам попросил.
Дарина не оценила проявленную им корректность в общении с малознакомой женщиной — она знала о нём больше, чем он мог подумать. Тем же объяснялась и игривость поведения. Она перевела пакет из одной руки в другую, а освободившейся рукой потянулась к ручке двери.
— Он на работе, а мне есть о чём с тобой пошептаться. Вернись к себе, я сама спущусь. Тут уж тебе нечего смущаться.
Гадаев открыл наружную дверь. В просторном помещении, располагающем сразу за входом, они разошлись: она направилась к блоку слева, а он открыл обитую лакированной вагонкой дверь с противоположной стороны. Спешить было некуда, войдя в комнату, он бросил взгляд на убранство и переставил чашку со стола на подоконник. Внезапно возникший контакт не добавил позитива, и он не понимал, о чём хочет поболтать с ним замужняя женщина. Заподозрил, что на примете у неё есть кто для него, но вспомнил, что не называл ей номер комнаты.
Холлы, соединявшие блоки здания, через один были проходными. Он предположил, что женщина придёт сверху и тоже вряд ли воспользуется лифтом, но не угадал. Она была в красном бархатном халате и с небольшим эмалированным ковшом жёлтого цвета в руке.
— Встречать было необязательно, я знаю, где ты живёшь, — сказала она, не останавливаясь, чем несколько озадачила его.
— У себя на этаже я в ответе за тебя, и меня это нисколько не затруднит.
Она углубилась по коридору и завернула в его секцию. Толкнув неплотно прикрытую дверь, вошла в комнату, как к себе домой.
Он вспомнил, как было, и последовал за ней.
— Точно, я сам называл номер, когда виделись внизу. На второй день после вселения. Разом со всеми вами познакомился.
— Надо было устроить совместное чаепитие в твою честь. Ходить по очереди и интересоваться тем, чем ты дышишь, не дело. Моё упущение, на днях займусь.
— Не думаю, что оно надо. Ты садись. — Гадаев отодвинул один из двух имевшихся стульев от стола для неё, а сам с торца занял второй.
Она сняла крышку ковша, в котором находились длинные зерна риса с желтоватым оттенком, и поняла своё упущение: не положила салат, и к чаю забыла взять сладкое.
— Ешь, пока тёплый. Я так и не привыкла к здешним кашам, пусть и практичны. Берт тоже любит домашнюю еду, и нередко за столом вспоминает маму.
Вид и запах еды усилили аппетит ещё не успевшего позавтракать молодого человека. Он вытащил из выдвижного ящика вилку, положил на стол и сказал:
— Не стоило ходить с посудой. Я бы отругал свою женщину за такую вольность. Согласись, накормить дома и на вынос — не одно и то же.
— Тебе не угодишь, будто из какой-то экзотической страны прибыл. Как видишь, всё легко и просто.
— Нечто вроде того во мне есть. Я много лет жил и работал на севере в мужском коллективе. Большинство людей склонны считать, что они сами выбирают место жительства, а я придерживаюсь противоположного мнения. Возьмём город, этот дом, какая-то сила ведь направила нас именно сюда?!
— И я не соглашусь с тобой, — сказала она и привстала, решив, что при ней он не приступит к еде. — Вижу, что ты чувствуешь себя в гостях, может, я пойду, пока не поешь?..
— Знать бы, чем буду обязан, а… я забыл, — ответил он в несерьёзном тоне. — Пока аппетит нагуляю.
— Кушай себе на здоровье, совершенно неважно, поможешь ты мне или нет. Мне будет приятно.
— А мне — вдвойне.
— Комната неплохая для одного, — подметила она, окинув взором верхнее пространство. — Небольшой ремонт, и превратится в уютный уголок. Наверное, потратился, чтобы заполучить её обратно?!
— Было дело, но рассказывать не хочу. Кое-кому это не понравится.
— Юр Иванычу, что ли? Хмм! В доме многих заботит вопрос улучшения жилплощади, и все знают, что это решается не бесплатно. Секрета никто не делает. Время стало ещё больше порочным, никому не хочется оставаться в накладе.
— Привыкнуть бы ещё к установившимся правилам, — сказал он и вне воли сравнил правила проживания с тем, что раньше было. — По дороге мне недорого предложили новый телефон с цветным экраном, что в итоге достался коменданту. И этого хватило.
— Поняла, не так дорого. Хорошо, что не нарвался на его брата,
- Басты
- Художественная литература
- Вагаб Джафаров
- Земляки
- Тегін фрагмент
