Оглавление

Когда небеса наклонились ко мне

Придерживая воротник пальто, я старалась защититься от колючего морозного ветра, сегодня особенно противного. Его завывания напоминали злобный смех, он потешался над людьми, которые осмелились выйти на улицу. В такую погоду только сидеть дома с любимой книгой да пить горячий шоколад. Именно это я собиралась сделать, как только переступлю порог дома. Хотя я бы предпочла поменять книгу на живое общение, но его сегодня не будет. Как и нет уже почти два года с момента страшной аварии.

Резкий порыв ветра, сбросив капюшон, прервал унылые мысли. Ну и холод, давно уже такого не было!

Первый, второй, третий подъезд — я всегда считаю их, когда иду вдоль дома. Странная привычка. А еще смотрю в свои окна. Будто надеюсь там увидеть жизнь. На фоне соседних окон, где горел свет, мои смотрелись мрачно. Одиночество ледяной клешней впилось в меня… и холод, разрастающийся внутри, не мог сравниться даже с двадцатиградусным морозом на улице.

«Господи, помоги мне не думать об этом… я так устала…»

На скамейке возле моего подъезда сидел человек. Ссутулившись, он опирался локтями о колени и покачивался вперед-назад. «Пьяница», — подумала я тогда, глядя на него. Что он уселся в мороз-то, окоченеет ведь в считанные минуты. Жаль таких людей, жаль его близких.

Обходя скамейку, я почувствовала его взгляд и обернулась.

«Нет, не пьяный… — мелькнула мысль, — взгляд не такой».

Его темные глаза кричали. И была в этом какая-то обреченность.

У меня внутри все содрогалось от ударов сердца, которые, казалось, добрались до горла. Этот взгляд… Никогда раньше не видела такого.

Я будто попала в фильм с замедленной картинкой. Даже ноги переставляла с трудом — они превратились в стокилограммовые гири. Холодными пальцами нащупала в кармане ключи и вытянула их. От мороза чип не сразу сработал, но потом все же пискнул и раздался щелчок — дверь открылась. Схватившись за ледяную металлическую ручку, я дернула ее на себя и в этот момент услышала, что этот странный человек поднялся со скамейки и направляется ко мне.

Меня накрыла волна ужаса. Я постаралась быстрее закрыть дверь, но он успел просунуть руку между дверью.

Что делать? Бежать наверх? Кричать?

И в то мгновение, когда наши взгляды пересеклись, я обомлела… снова эта мольба в глазах…

Я никуда не побежала, не закричала, а стояла и смотрела на странного человека. Грязные серые лохмотья в несколько слоев вряд ли могли согреть его в такой холод. Что-то напоминающее сумку перекинуто через плечо. На одной руке, которая держала дверь, была натянута порванная перчатка, точнее то, что от нее осталось. Из-под старой черной шапки торчала копна волос, которую уже давно не мешало бы помыть и постричь. Заросшее лицо говорило о том же.

Хриплый сломанный голос вывел меня из оцепенения:

— Разрешите войти.

До меня не сразу дошел смысл его слов, и я осталась стоять неподвижно, все еще сжимая металлическую ручку входной двери.

— Пожалуйста…

Он закашлялся. Покачнулся и, чтобы не упасть, оперся головой об приоткрытую дверь. Было видно, что кашель отбирает у него последние силы.

— Я только погреюсь, — слова превратились то ли в хрип, то ли в стон.

Моя рука соскользнула с дверной ручки. Я прикрыла глаза, чтобы не видеть, чтобы забыть эту картину. Резко развернулась, растаявший снег на плитке скрипнут под подошвой, и бросилась к лестнице.

— Спасибо.

Я остановилась. Оглянулась. Он тоже смотрел на меня. Он смотрел так, будто я была ангелом, мне даже показалось, в его глазах блеснули слезы.

— Оставайтесь… Это единственное, что я могу для Вас сделать.

Мой голос сорвался, и я как рыба судорожно вдыхала воздух, а произнести ничего не могла.

Я побежала наверх. «Это единственное, что могу… единственное… единственное…» Мне казалось, что стук этих слов слышит весь подъезд.

С третьей попытки вставила ключ в замок и оказалась в своей квартире, которая обняла меня теплом. Я прислонилась к двери и закрыла глаза. Сумка с грохотом упала возле ног, и от бессилия я и сама сползла вниз.

Единственное, что могу…

Единственное?..

А перед глазами стоял он, жалкий и измученный, с глазами, полными мольбы. А ведь он точно такой же человек, как и я: он также чувствует, также переживает, также на что-то надеется и чего-то ждет. Интересно, о чем он сейчас думает?! Почему, в такую погоду, когда жаль даже бездомную собаку, ведь она живое существо, этот человек не может найти для себя теплого угла?

«Господь, что я могу еще для него сделать?»

«А если бы ты была на его месте, чего бы хотелось тебе?»

Я замерла от голоса Бога во мне. Конечно же, я хотела бы оказаться в теплом доме, покушать, отдохнуть.

«Господи, Ты не можешь от меня требовать такого. Я одинокая женщина и совершенно не знаю этого человека. Вдруг он какой-нибудь преступник.

Перед глазами всплыл его взгляд. Нет, это не взгляд преступника. Это взгляд обреченного человека… обреченного на смерть. Я вздрогнула. Если я хоть чем-нибудь не помогу ему сейчас, если я отвернусь от него, как это делают все, как это делала я всегда… если с ним что-то случится — в этом будет часть и моей вины, ведь бездействие — это то же действие.

Я встала, сбросила пальто и сапоги. Еще не знала, что буду делать, но точно знала, что что-то должна сделать. Вымыв руки, я заглянула в холодильник и достала то, что приготовила на ужин. Быстро разогрела еду, переложила ее на одноразовую бумажную тарелку, налила стакан теплого молока и решительно вышла из квартиры с полными руками. Вышла прямо в домашних тапочках, торопилась.

Он лежал на полу у батареи. В первое мгновение я подумала, что он спит, но потом услышала какое-то бормотание. Подойдя ближе, смогла расслышать лишь отдельные слова: «Катя», «Боже», «холодно». Я подошла ближе и позвала его. Он вздрогнул и открыл глаза, но, увидев меня, успокоился, видимо чувствовал, что я не собираюсь его прогонять.

— Кое-что вам принесла, — я подошла к нему ближе и протянула тарелку, — съешьте.

Трясущимися руками мужчина взял ее, поднес к самому лицу и прикрыл глаза. Он медленно вдохнул теплый аромат еды. Затем еще раз. А потом опустил руки и поставил тарелку на пол, будто это был тяжелый груз. Я поняла, что у него просто нет сил, чтобы поесть.

— Тогда хотя бы выпейте это, — и протянула ему стакан с теплым молоком.

Он сделал пару глотков, но стакан не отставил, а продолжал сжимать в своих грязных руках.

— Спасибо, — он сказал это так тихо, что я не уверена, правильно ли расслышала его.

Он плакал. А, может, это просто слезились его глаза.

В следующее мгновение начался удушающий приступ кашель. Я стояла и думала, что делать дальше. У него, скорее всего, пневмония, да и букет других болезней. Ему нужно в больницу.

Этот кашель лишил его последних сил. Он лежал передо мной, такой больной, несчастный и одинокий.

— Вам нужно в больницу.

Он смотрел сквозь меня.

— Я бы лучше предпочел умереть.

— Не стоит так говорить.

Теперь он сосредоточил взгляд темных глаз на мне.

— Мне слишком больно жить.

«Должно быть это образованный человек» — промелькнула мысль. Не пьяница, который превратился в бомжа, не уголовник. Вовсе нет. В этом человеке даже в таком жалком состоянии чувствовалось благородство. Что-то в его жизни произошло, что сломало его.

Дверь в подъезде хлопнула, и с ними поравнялась соседка с первого этажа.

— Что, опять бомжи повадились в подъезде греться? — пренебрежительно бросила она. А потом глянула на тарелку с едой возле него и фыркнула. — Гнать надо таких. А то устроят здесь притон.

Такая бессердечность ужасала.

— Ему нужно в больницу.

— Ой, Камилла, всем не поможешь. — Женщина поднялась по лестничному пролету и, тяжело дыша, обернулась. — Такой и умрет — не жалко.

Она достала из сумки ключ. А я почувствовала озноб от ее слов, до того они были ледяные и колючие, хуже ветра на улице.

Когда мужчина закашлялся, соседка театрально подняла руки вверх.

— Мало ли какая зараза у него. Камилла, ты как хочешь, а я вызываю полицию.

— Ольга Степановна, подождите, я сейчас наберу в скорую, пусть заберут его в больницу.

Соседка недовольно буркнула и скрылась в квартире номер семьдесят три. Я посмотрела на мужчину — он прислонился к стене и отвернул голову, только плечи вздрагивали. Неужели плачет?

Через пятнадцать минут к подъезду подъехала машина скорой помощи. Я открыла им дверь домофона из своей квартиры и спустилась вниз. Мужчина лежал на том же месте и не двигался. Мне стало даже не по себе.

— Бомж? — спросил врач.

— Не знаю. Но он не пьяный. Я с ним разговаривала. У него сильный кашель.

Врач толкнул мужчину, как мне показалось, слишком небрежно, и тот застонал.

— Просыпайся!

Приоткрыв глаза, он снова закашлялся.

— Документы есть? — не отставал доктор.

Из внутреннего кармана тот извлек паспорт. Я обрадовалась — если у него есть документы, это уже не плохо.

Доктор просмотрел паспорт и передал медсестре.

— Мы его забираем.

— В какую больницу? — поинтересовалась я.

— В десятую.

Доктор заметил, что я кивнула и улыбнулась.

— Вы медик?

— Да. Я медсестра по физиотерапии в десятой больнице.

Когда они уже выходили из подъезда, я подошла к медсестре и поинтересовалась, как зовут мужчину.

— Колосов Роман Михайлович, — бросила та на ходу, застегивая куртку, и вышла из подъезда.

Не чувствуя земли я поднялась в свою квартиру. В висках болезненно пульсировали три слова. Колосов Роман Михайлович. Возможно, это просто однофамильцы. А если нет?

В аварии, когда погиб мой муж и сын, погибла еще одна женщина с фамилией Колосова. Я попыталась вспомнить, видела ли мужа этой женщины. Но воспоминания тех дней напоминают черную бездну, поглотившую людей, события, помню только боль, рвавшую меня изнутри. Тогда я не видела и не слышала никого.

В реальность меня вернул звук кофемашины. Одной рукой я взяла чашку с некрепким кофе, а второй добавила сливки, и не удержалась, чтобы сразу не отпить коричневую кофейную шапочку. Тепло разлилось внутри. Я съела свой одинокий ужин, убрала посуду и с книгой устроилась на кровать. Книга оказалась лучшим способом не думать о прошлом и настоящем. Но изредка мои мысли возвращались к сегодняшнему вечеру и имени. Колосов Роман Михайлович…

* * *

Во время первого перерыва на работе вместо привычного кофе с конфетой я решила узнать о судьбе моего вчерашнего знакомого из подъезда, если его можно так назвать. Я позвонила подруге из церкви, которая работала медсестрой в терапии. Оказалось, что вчера к ним привезли некоего Колосова.

— Он довольно тяжелый.

— Пневмония?

— Да. А еще переохлаждение. Ты его знаешь?

— У меня сейчас перерыв, я подойду к тебе.

Преодолев больничные лабиринты, через пару минут я уже шла по светлозеленым коридорам терапевтического отделения с Дариной. Работа в одной больнице сблизила нас. Когда совпадали смены, мы вместе пили кофе из автомата или бегали в кафетерий на первом этаже. Сейчас я тоже захватила нам обеим капучино без сахара.

— Знаешь, что не дает мне покоя? Его имя.

Дарина посмотрела на меня, нахмурив брови. Она всегда так делала, когда дума