Столько раз я спрашивала себя, как докатилась до такого. Теперь, спустя тридцать лет, ответ очевиден: постепенно.
Терпеть не могу, когда в меня тычут всякими штуками, страсть как ненавижу! — И, помолчав, добавила: — Я даже секс не особо любила, если уж говорить правду.
У меня нет причин сожалеть о том времени, милый. Разве станешь жалеть о радуге из-за того, что она связана с дождем?
Единственное исключение — восемь лет с Фионой, и для него не секрет, почему они продержались вместе так долго, просто ни у одного из них не хватало духу признать поражение.
Когда подбрасываешь в огонь полено, поднимается целый вихрь крохотных искр. Я не про те искры, что радостно взмывают к небу, а про самые маленькие, что вспыхивают и тут же гаснут. Вот моя жизнь, любимый, в сравнении с жизнью звезд. Сразу потухла, не успев разгореться.
Мне были понятны и ее страх, и робость перед врачами. Я перед ними тоже робею, и неважно, что там видно по голосу. Если лежишь в пижаме, рычагов влияния у тебя немного. Тебя легко запугать. Но нужно доверять их суждениям, они же специалисты.
Принимать от меня взятку было ниже его достоинства, на угощение он даже не посмотрел, лишь скользнул взглядом по мне, словно пытаясь понять, что за печенье печет эта кошмарная тетка.
Можно подумать, я собиралась на эшафот в твердой решимости умереть гордо.
Ночнушку она, должно быть, заказала по каталогу, наивно полагая, что та придаст ей сходства с девушкой-моделью. В доме у нее явно не хватает большого зеркала. Счастье в неведении, я полагаю.
Фиона непременно запаслась бы овощами, подумал Лайам и взял только яблок и груш — в знак протеста, хоть это и глупо, по-детски.