Ясное небо, простодушные цветы на клумбах, невозмутимый мир высоко-зеленеющих деревьев, — ясная, милая жизнь, и влитая в нее мудрая близость успокоительной, глубокой смерти, — а рядом, здесь, эта ненужная, жалкая трусость! Как странно!
— И отчего это женщин на войну не берут! — воскликнула Лиза. — Ведь были же в древности амазонки! — Была и у нас девица-кавалерист Дурова, — сказала Козовалова. Анна Сергеевна с кислою усмешечкою посмотрела на Лизу и сказала: — Она у меня патриоткой оказалась!
Воевать молодым людям не хотелось, — Бубенчиков слишком любил свою молодую и, казалось ему, ценную и прекрасную жизнь, а Козовалов не любил, чтобы что бы то ни было вокруг него становилось слишком серьезным. Козовалов говорил уныло: — Я уеду в Африку. Там не будет войны. — А я во Францию, — говорил Бубенчиков, — и перейду во французское подданство.
клумбах, невозмутимый мир высоко-зеленеющих деревьев, — ясная, милая жизнь, и влитая в нее мудрая близость успокоительной, глубокой смерти, — а рядом, здесь, эта ненужная, жалкая трусость! Как странно!
Лиза не верила ни в десант, ни в разрушение железной дороги. У нее было спокойное и смелое сердце чисто русской девушки. Она любила Россию и потому верила, что Россия победит.
