*****
Поёт лохматая тоска
Собачью песню под луною.
Давай и мы споём с тобою,
Пока свобода далека.
Пока ещё как мать река
Для нашей маленькой пироги,
Пока ещё умрём в дороге,
Чтоб не доплыть до тупика.
Ведь нам не нужно объяснять.
Мы знаем, как грустят собаки,
Мы зрим божественные знаки,
Пусть и не можем их понять.
Не бойся. Где твоя рука?
Давай любить, о том не зная.
Давай прольёмся и растаем,
Как в небе тают облака.
1991
СОНЕТ №1
Мне приснилось, как быстро кончается лето,
Словно ливень, внезапно заставший в дороге,
Как за мыслью истлевший огонь сигареты,
Как две тысячи лет глупых споров о Боге.
Мне приснилось, как быстро кончается осень,
И врываются вновь суетливые лица,
И чего-то хотят, и смеются, и просят,
И летают по кругу, как пёстрые птицы.
Мне приснилось, как быстро кончается время,
Повторяя всё те же движенья и звуки;
Мне приснилось, как сеяли чистое семя,
Обрекая его на жестокие муки.
Обрекая на странное шествие к смерти
Через сети идей, сквозь мгновения эти.
14 июня 1992
*****
Поди ж ты… Маленький комарик
С душою, может быть, поэта.
Он хочет крови. Просто хочет.
В углу, в тени, он жало точит
И ночи ждёт, храня покой.
Поди ж ты… Маленький такой.
А ты представь: умрёт комарик
Под чьей-то ловкою рукою
В одно мгновенье. И затем,
Поднявшись в небо, станет тем,
Кто сердце жаркою волною
Моё обдаст. И я влюблюсь.
Ужели я не удивлюсь
Тому, что эта вот девчонка
Была когда-то комаром
И кровь пила? Поди ж ты…
Вот ведь… Подумать только!..
Бог ты мой! Комарик маленький такой.
27 июня 1994
*****
К. Б.
Когда ты спишь под тёплым одеялом,
Щекой касаясь белого плеча,
Горит в тебе невидимым опалом
Опальных грёз хрустальная свеча.
Не бойся вдруг. Никто о том не скажет.
Ночных теней ничем не удивишь.
Они не вспомнят, кто с тобою ляжет;
Им всё равно, куда ты полетишь.
И я, как ты, во тьме бессильно таю;
И я, как ты, хмельные грёзы пью.
И не пойму, кого же я теряю,
И не пойму, кого же я люблю.
Ещё чуть-чуть — и ты почти пропала,
Как лёгкий блик на острие меча.
Вот так всегда случается с опалом,
Когда сгорает в полночи свеча.
27 января 1995
*****
Отпечатки сотен лап
На снегу оставят звери.
Город в сорок тысяч ламп
На ночь запирает двери.
Мы пройдём за домом дом, —
Люди, лошади, коровы
Шепчут в полночь:
«Где вы? Кто вы?»
Мы — нигде, и мы — никто.
23 февраля 1995
*****
Осень, где твоя жалость,
Чтоб прижалась ко мне?
Вижу золота малость
В равнодушном окне.
Вижу — свет улетает,
Вижу — ночь. Вижу сон:
О любви размышляет
Одинокий Платон.
Осень, где твоя мера,
Чтоб умерить тоску?
Осень, где твоя вера,
Чтобы всем по куску?
Я не буду, не стану
Трогать жадностью звон.
Там, за дверью, усталый,
Замерзает Платон.
Как ямщик замерзает,
Не меняясь в лице.
Он-то точно уж знает,
Что же будет в конце.
10 июня 1995
*****
П. Л.
Прощай! Я остаюсь
За голубым окном,
Где снега нет совсем,
Где мне тепло и пусто.
Прощай! Я остаюсь
С виною и вином,
С обломанным крылом,
С полузабытым чувством.
Усталый полузверь
С глазами полувверх,
С рукою чуткою, наверное, как губы…
Прощай! Я остаюсь
Самовлюбленный, грубый,
Стихами искупать
Свой первородный грех.
Прощай! Я остаюсь
Среди иных имён.
Их не узнает мир, —
Апрельских декабристов.
Прощай! Я остаюсь
В кругу невольно чистых,
Лишь сердцем преступив
Законы всех времён.
18 июня 1995
ВРЕМЕНА ГОДА
Не забывайте тёплого лета
В час, когда мало становится света;
В час, когда ночи длинны и трескучи,
Помните, лето и свет неминучи.
Не забывайте дождливую осень
В час, когда сердце безумия просит;
В час, когда песни звучат до заката, —
Знайте, за всё существует расплата.
Не забывайте снег и морозы
В час, когда властвуют гордые розы;
В час, когда травы под солнцем созрели,
Не забывайте о звонкой метели.
Не забывайте весны пробужденья
В шуме дождя, и в ветрах, и в смятеньи.
Всё воскресимо. И смерть только мнится, —
Помните, чтобы в тоске не забыться.
Жизнь многолика. Пойди-ка ответь,
Что повествует времён круговерть.
9 июля 1995
ПЕСНЬ ОБ УЖЕ
На берегу сыром, у моря,
Ни с чьею властию не споря,
Жил мирно Уж. Никто не знал
О днях его в плену у скал.
Судьба ему крылов не дала,
Ни ног, ни рук, ни с ядом жала,
Ни сердца смелого в груди,
Ни славы громкой впереди.
Любил он солнечные блики.
Он видел ангельские лики
В их трепетанье на волне.
Наверно, был бы он поэтом
Или бродягою отпетым,
Не будь ужом. Но он вполне
И тем был счастлив, что порою
Как свет он мог играть с волною,
И греться тихо, и мечтать
О том, что может он летать.
«Наверно, там», — он думал робко, —
«За морем иль за дальней сопкой
Есть мир иной. И может быть,
Там даже день горит иначе,
Короче ночь, и солнце злаче,
И берег не спешит остыть?
Сейчас бы сильными крылами
Подняться вверх над островами,
Над морем всем, над всей землёй.
И сразу мыслею одной
Объять простор, и все красоты,
И все туманные высоты,
И всех свершений благодать!»
Мой Бог! Как много он отдать
Готов за этот миг единый
Был рад. Но только крест змеиный
Сильней к земле его клонил.
И он, без крыльев и без сил,
Кропил песок слезой печальной
И грех эдемский, изначальный
Влачил в сырые кельи скал
И там, свернувшись, засыпал.
И вновь его будило солнце.
И, разомкнув тугие кольца,
Уж снова становился свеж
И полон силы и надежд.
Но как-то раз его мечтанья
Спугнуло чьё-то трепыханье
И чей-то стон недалеко.
Он испугался, но легко
Подполз с опаскою поближе
И увидал, как чуть пониже
Его жилища, в камнях скал
Упавший Сокол умирал.
Уж знал его врагом и роком.
Напоминал он о жестоком
Ужу всегда. Но в этот миг
С тоскою он к земле приник;
И сталь когтей его и крылья
Теперь изведали бессилья.
Ужу бы смачно, не спеша
Подлить в последние мгновенья
Насмешки яд. Но угрызенья
И жалость мучают Ужа.
И вот забыты все обиды,
И месть, и мелочность забыты;
И лишь в потерянных глазах
Дрожит туманная слеза.
— О Сокол! Бедная ты птица…
Как умудрился ты разбиться?
Ужели не хватило сил?
Ужели тесно в небе стало?
Ужель высоки слишком скалы? —
Так Уж у Сокола спросил.
Но тот, на свет зрачком сверкая,
Сказал: — Паденья я не знаю.
Смешно, змея, ты говоришь.
И в небе не было мне тесно,
Мильонам крыл там хватит места
Кругом, куда ни полетишь.
И скалы лишь тебе высоки,
Когда ты ползаешь в осоке.
Червю, сплетённому в клубок,
Прибрежный мол и тот высок.
И Уж, смирив свою обиду,
Расстроен был. Но только виду
Не подал он. И вновь вопрос
Шипеньем тихим произнёс.
— Ты прав, герой, — он молвит птице
И рядом с Соколом ложится. —
Скажи тогда, какая власть
Тебя заставила упасть?
— Какая власть?! — смеётся Сокол. —
Твоё ль её увидит око…
Ты знаешь, что такое бой?
Ты знаешь, что такое битва?
Твоя смиренная молитва
Вместит ли прелести такой?!
— Я знаю, что такое схватка, —
Ответил Уж, расправив хватко
Свою шершавую спираль.
Но Сокол медлил, глядя вдаль,
Совсем Ужа не замечая.
Он, в вышине души не чая,
Смотрел с тоскою в небеса,
И влагой полнились глаза.
— О небо! Вольная обитель!
Я много, много красок видел,
Паря в бескрайности твоей.
Я жил свободою и светом.
Не скован никаким обетом,
Носился между двух морей.
Но мой соперник был сильней
И был моложе. Ладно. Что же…
Теперь былого не вернуть.
Теперь одна мне есть забота —
Достойно умереть, чтоб кто-то
Меня мог с честью помянуть.
Умру в полёте я, как птица.
Пусть небо мною подивится
В последний раз. Последний час
Хочу я встретить не на камне.
И ты поможешь, Уж, пока мне
Ещё даётся этот шанс.
Не надо больше слов. А лучше
Столкни меня с высокой кручи
На волны моря. Сделай так,
Хоть ты не друг, хоть я твой враг.
И Уж исполнил эту волю,
И сердце скорбию и болью
Его наполнилось. И вот
Последний кончился полёт.
И волны ласково рябили,
На берег Сокола прибили.
И там нашёл он свой конец,
Свободы пламенный певец.
И долго думал Уж об этом,
Уже не радуясь ни светом,
Ни бликом солнечным в воде.
Но лишь поглядывая косо
На небо, мучался вопросом:
Ужели счастья нет нигде?
Ужели даже в небе вольном
Быть можно чем-то недовольным?
Ужели места не найти?
Не поделить греха и пищи?
Ужели земли наши нищи?!
Ужели нет ещё пути?!
Гляди! Гляди, как бесконечен
Тот мир, что был тобой наречен
Землёю жалкою. Смотри!
Смотри, как свежи эти розы,
Как льнут к земле ветра и лозы.
С недвижных глаз своих сотри
Завесу гордости. Тогда же
Увидишь в самом малом даже
Вселенской тайны океан.
Сотри, сотри же свой обман!
Безумный Сокол… Сын свободы…
Ты, как и я, дитя природы.
Мы — братья. Разные. Но мы
С тобою вырвались из тьмы
Затем ли, чтоб душить друг друга?
Чтоб, опьянённые испугом,
Забыв про всё, бежать, дрожать?
Иль, утонув в соблазне власти,
Безуметь, трепеща от страсти
И жертву слабую терзать?!
Ты умер глупо, хоть красиво.
Ты — просто жертва чьей-то силы,
Как мог и я бы ею быть.
И буду. Только я пожить
Ещё сумею. И увижу
Не то что ты, намного ближе
Великой жизни красоту.
А безнадёжную мечту
Свою о небе я забуду
И ввысь смотреть уже не буду.
Что там? Ты говоришь — борьба.
Но мне борьбы твоей не надо.
Моя земля — моя отрада,
Моя награда и судьба.
Не нужно высоко вздыматься,
Чтобы землёю любоваться.
Чтоб удивляться и любить,
Не нужно высоко парить.
16—17 июля 1995
*****
Серой жизни противоречия,
Человечья кровь, пьянь блевотная,
Безобразное просторечие,
Закулисное, подноготное.
День начался — начало скучное.
Скрючен сварщик, железо скучено,
Откупорено и отмерено.
Крепки гайки, душа потеряна.
А намедни один повесился,
А другой напился и скресился.
И на кресло его скрипучее
Новый зад опустился тучею.
Дождь прошёл, да какой-то хиленький;
Успокоился, призадумался.
Что ж ты хочешь от жизни, миленький?
Посмотри-ка, куда ты сунулся!
Здесь душа так глубоко спрятана,
Отощала и смотрит боязно,
Как в консервную банку закатана,
Как раздавлена жизнью-поездом.
Кожа стала почти железною,
И глаза смотрят чёрной бездною.
Кто не хочет любви — шаг вперёд!
Тишина. Неподвижен усталый взвод.
Отпустите вы нас, обвоёванных,
По домам, по созвездьям-улицам.
Расколдуйте вы нас, заколдованных,
Улететь, уплыть, рассутулиться,
Разулыбиться Богу-батюшке
Да пустить слезу покаянную.
Отпустите хоть к чёртовой бабушке,
На свободу-волю желанную.
Серой жизни противоречия
Расплетите в узоры ясные,
Чтоб понятно, где человечье,
Где от дьявола козни разные.
Застелите цветами пёстрыми
Наши ложа, потом изъетые,
Чтоб не рвались любовью простыни,
А светились, солнцем согретые.
Чтобы кожа наша железная
Стала нежною, бело-карею,
Чтобы наши глаза не бездною,
А небесной смотрели далью.
Только день начался по-прежнему,
Звон будильника пнул невежливо:
— Эй, вставай, в душу мать!
Здесь тебе не рай!
— Наливай, Петрович.
Чтобы все…
Давай…
3 августа 1995
ГРАЖДАНИНУ ВОСТОКОВУ,
ПОСЛЕДНЕМУ ИЗ ОБМАНУТЫХ СНОМ ЛЮБВИ
Город гол и полон пороков,
Окна светом стреляют в ночь.
Вот не спит гражданин Востоков,
Он любовью изорван вклочь.
Он изъеден червем сомнений,
Рвений ветром иссушен в пыль.
Он идёт за черту селений,
Из кармана торчит бутыль.
В ней — рубин миллионолетний,
В ней — созвездье редчайших вин.
Он, Востоков, идёт, последний
Из обманутых сном любви.
Завтра будет он Витя Солнцев,
Станет смерть ему нипочём.
Так времён колесница ткнётся
Полным ходом
в его
плечо.
10 августа 1995
ВОЛЬНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ПЕРЕВОДОВ КАТУЛЛА
1
Ненавижу её и люблю.
Почему же? — ты спросишь.
Не знаю.
Я под утро её проклинаю —
Но в ночи её ласки молю.
3 ноября 1995
2
Спроси, спроси, когда остынет
Огонь в груди моей горючей.
Не охладить песок в пустыне,
Киренских троп песок зыбучий.
Спроси, спроси меня, доколе
Не победит меня усталость.
Попробуй счесть травинки в поле —
Вот столько дней еще осталось.
Попробуй счесть на небе звезды,
Чью веру вечность не задула —
Вот столько раз еще не поздно
Поцеловать тебе Катулла.
Неудержимо, пылко, нежно,
Чтоб все плыло и все мелькало,
Так, чтоб не сглазил взор невежды,
Так, чтоб смолчал язык лукавый.
2—3 ноября 1995
3
Ты шепчешь: — Я твоя всегда, везде.
Юпитер сам не станет между нами.
Так говоришь… В пылу соря словами
Неверными, как письма на воде.
31 октября 1995
4
Будем жить, любя друг друга!
На молву глаза закроем.
Вся молва не стоит меди!
Пусть, сменяясь, звезды светят,
Помни: только лишь минует
Краткий день в истоме лени,
В бесконечной ночи тени
Нас с тобой огонь взволнует.
Подари же мне сегодня
Сотни тысяч поцелуев,
Снова тысячу и сотню,
И ещё, и снова столько,
Так, чтоб даже самый стойкий
Числа спутал, негодуя.
3 ноября 1995
5
Я из дома ночью выйду.
Проводи меня, Аврелий.
Проводи хотя бы к Инду
Прочь от оргий и от келий.
До страны гиркан сопутствуй,
До парфян, мой друг отважный,
Иль туда, где семиустый
Нил пятнает берег влажный.
Перейду ли Альп высоты,
Где поставил Цезарь мету;
Рейн увижу ль или готов
Лики страшные — всё это
Ты со мной разделишь, знаю.
Что ж… Тогда моей подруге
Передай, что проклинаю
Я её уста и руки.
Со своими кобелями
Пусть она разделит ложе,
За привычными делами
Обо мне не вспомнив. Что же…
О любви забыв вчерашней,
Пусть не мнит Катулла другом.
Как степной цветок на пашне,
Страсть его сразило плугом.
1 ноября 1995
ОДА К МОЕЙ ЛЕНИ
Сколько идей, легких, как перья птицы,
Ты погубила, невзрачная серая лень,
Туманом сырым окутав мои бойницы,
Силы души забрав в бессмысленный плен.
Липли глаза, облекалось тяжестью тело,
Кулак разжимался, полный недавно слов.
И свинцовая мысль непонятно куда летела,
Разбиваясь вдребезги о волнорезы снов.
И, обреченные, вились толпою музы;
Гадая, падали в желтый тумана вал.
И, задетый тёплым крылом по пузу,
Новый Обломов вдруг глаза открывал.
Надолго ли только? Лень мохнатая снова
Волчицей доброй свивалась у ног в кольцо.
И падало вниз на полполете слово,
И умирало, вытаращив лицо.
Но слава вам! слава! неугомонные музы!
Слава и вам, слова, разбитые в пыль!
Без ваших крыльев я — Робинзон Крузо.
Без ваших падений я — бездушный ковыль.
Я помню вас всех. Я трогаю вас руками.
Я в ваших краях ищу защиты от бед.
И надеюсь, не исчисляя тот срок веками,
Что явит вас миру однажды
другой
поэт.
6 декабря 1995
*****
Ты не бойся. Здесь все тебе рады,
Только не знают об этом сами.
Пускай и тычутся мордой в салаты
И смотрят мимо слепыми глазами.
Ты не бойся. Здесь все тебя знают.
В каждую рану, в каждую трещину
Они водрузили победы знамя,
Забыв впопыхах по одной вещи:
Вот взгляд, в котором душа и небо,
Вот мимолётное прикосновенье,
Вот чувство — его и вовсе не было,
Только слегка, на одно мгновенье;
Разбитый будильник, слеза случайная;
Письма смешные, глупо-пророческие;
Кухня, дым сигаретный, чай,
Песни мои и твое отрочество.
Туго, плакуче летела пуля,
Цели не ведая, не гадая.
Но не смерть поэту. Поэту — дуля.
От дули мучительней умирают.
Ты не бойся. Здесь все тебя любят,
Хотя и не помнят тебя по отчеству.
Здесь ты свой с головы до пят,
Даже если тебе и не хочется.
???
*****
На обрывках поэзия краше,
Есть душа в этих мятых листах,
В этих бледных мазках карандашных,
В перечёрканных этих местах.
Недосказанность вечная эта,
Недописанность мыслей и слов, —
Так похожа она на поэта,
Так похожа она на любовь.
Разве в жизни бывает иначе?
Разве чувств обрывается нить?
Будет день, когда сердце заплачет
Обо всём, что пришлось позабыть.
23 декабря 1995
*****
Меня пьянит разбуженность и шалость
Твоих красот, увитых тонкой нитью.
Я их люблю, я ими восхищаюсь,
Взглянуть боясь, но всё же как-то видя.
Закрутит шёлк нечаянность бесстыже
Вокруг ничем неуловимых линий.
Я вижу их. И вот уже не вижу,
Как будто пух бросаю в пламень синий.
И знаю я, что нет с тобой поэта
В переплетеньи тёмных переулков.
Бессмысленно, до самого рассвета
Плывёт луна …и рядом с нею скука.
И знаю я, что нет такого места,
Где ты могла бы быть самой собою.
Финал один: коль станешь чьей невестой,
То ночь твою навек скуют фатою.
И ветрености сделают ограду,
Чтоб не нарушить мировой порядок.
И я промолвлю: так тебе и надо
За то, что не решить твоих загадок.
19 марта 1996
*****
Жизнь моя, как и ваша, без истин
Не спешит и не медлит идти.
Всё прошедшее падает листьями,
Всё, что будет, посеяно. Жди.
Был Иудою я и Спасителем,
Был осиновый крест и петля.
Как и вас, меня многие видели
Там, куда и не хаживал я.
Как и вас, меня били дубиною,
Как и вы, я заждался тепла
Всё под тою же самой осиною,
Где любовь все дороги свела.
Как и вы, я надеялся розово,
И боялся, и злился, и жил.
Всё блуждал тупиками морозными,
Всё кругами на месте кружил.
И не понял ни Будды, ни Пушкина,
Всё прочтённое вмиг забывал.
От войны укрывался подушками
И под грохот вдали засыпал.
Я войну не люблю. Как и многие,
Я её променял бы на ночь
С нежной девочкой длинноногою,
Той, которая, в общем, не прочь.
Жизнь моя, как и ваша, не вечна,
Нет логичности в ней никакой.
Как и вы, улечу незамеченный,
Искалеченный вечной тоской.
17 мая 1996
*****
Ехал вперёд паровоз-задрипа,
Колёсами чуя шаги весны.
Пьяный матрос умирал от гриппа,
Глобального гриппа войны.
И вёз паровоз не только матроса,
Вёз паровоз девочку с косами.
Девочки налево, мальчики направо…
Вы были правы, господин Христос.
Что есть любовь? Лишь земли отрава,
Трава для кормли рыб и коз.
А матрос не рыба, не козёл матрос.
Он отыщет тропинку к вашему раю;
Он вздохнёт тихонечко, умирая,
Оставляя бессмысленный паровоз
И девочку с косами, которую я
На руках из рая домой унёс.
13 ноября 1996
*****
Если спросишь меня: «Зачем?»,
Если скажешь мне: «Смысла нет», —
Я отвечу: всё это мелочи.
Разве ты не видела свет?
Без вопросов и без ответов
Движут жизнью земля и небо.
И когда тебя ещё не было,
Были уже и жизнь и смерть.
Остальное — асфальт и здания,
Остальное — тела и деньги,
Грустные и хмельные деньки
У каминного колыханья.
Думай — не думай, пиши — не пиши,
Всё равно не станешь праведным.
Добро и зло нераздельно смешаны.
Смешно и страшно… А может, и правильно.
9 апреля 1997
*****
Всё не то. Всё неправильно.
Всё не так, как я думаю.
Всё помиму направлено,
Чтоб обидеть мечту мою.
А мечта, как сосулечка,
Как раздетая девочка.
Вся застыла, как дурочка,
Мне нацелившись в темечко.
Ей хотелось бы к солнышку,
Ей хотелось бы к месяцу.
Только тянет на донышко
На осине повеситься.
Ты такая порочная,
Ты такая красивая.
Только слишком непрочная,
Чтоб прикрыться осиною.
Оставайся сосулечкой,
Будь раздетою девочкой.
Лучше выглядеть дурочкой,
Чем черстветь на тарелочке.
12 мая 1997
*****
Если б был я малиновой птицей,
Улетел бы за Ганг веселиться.
И порхал бы в цветах и лианах,
Где на милю ни злых и ни пьяных.
Был бы голос мой чист и приятен,
Был бы смысл и без мата понятен.
Я б пером щекотал твои ножки,
Пил бы с губ и клевал бы с ладошки.
И любил бы тебя неприметно,
Беззаветно и безответно,
Безнадёжно и безодежно.
И никто б не сказал « это грешно».
30 мая 1997
СЕКС-ТИНА
Если девочка хочет очень —
Тёмной ночью не дремлет ловчий.
Если девочка хочет не очень —
Путь короче отыщет кормчий.
Ну, а если совсем не хочет —
Чудный повар её попотчует.
16 июня 1997
*****
Если собрать все вместе мысли,
Получишь то, что зовётся смыслом.
Поймёшь ли только?
Вместишь ли столько?
А ведь это всего лишь Бога толика.
Ведь это всего лишь круг неба:
Лишь то, где был ты, и то, где не был;
А кроме этого разве мало
Того, что могло бы, да вот… не стало.
???
НЕЖНЫЙ ПАТОЛОГОАНАТОМ
Его машина пятилась задом
В который раз в том же самом месте.
С 8 до 16. Патологоанатом.
Приём бесплатный. С любой болезнью.
Весь мир казался ему подвижным,
Ломким, негромким, почти бессмысленным.
Кто-то за ноги, кто-то под мышки…
Что это? Девочку псы загрызли.
Что это? Звон среди ночи будит.
Вставай, Харон! Есть тебе работа.
Господи! Сколько же это будет?!
Снова в подвале нашли кого-то.
Бледным цветом под тусклой лампой
Руки тонкие, ноги-стрелы…
Видели только мама с папой,
Воспеть художник их не успел.
А сердце от первой любви ныло,
Стыла кровь и душа горела…
Скажи, для кого же ты так хранила
Храм из белого мела-тела?
Сталь коснулась тебя первой
И прошлась до подвздошной кости.
Господи! Дай же чуть-чуть веры
В то, что это не так просто!
Жаркой птицей взвилась молитва,
Да вернулась с тоскою новой…
Так была проиграна битва
И растоптан венок терновый.
И мир показался таким прочным,
Вбитым намертво ночи в брюхо.
Но нет же. Нет. Он уже не прочь
С ночью меряться силой духа.
И он не выдержал. Сгрудил нервы.
— Хватит! — сказал. И решил спеть
Песню Песней. И был первым,
Нежность взявшим из лап смерти.
И бабочек этих, невест чудесных,
Удел которых всем был неведом,
Смело вплетал он в канву небес,
Ловко орудуя старым ФЭДом.
И жили бабочки в тёплых странах,
В водопадных лагунах рая.
И розы пылали на их ранах,
Тлена печать навсегда стирая.
Париж восхищался, глазам не веря,
Плакал Лондон, Москва кипела.
Он рад был миру вернуть потерю.
Какое ему до успеха дело?
Его машина пятилась задом
В который раз в том же самом месте.
С 8 до 16. Патологоанатом.
Приём бесплатный. С любой болезнью.
Март 1999
*****
С. Г.
У моей подружки
В комнате игрушки,
У моей подружки
Глазки как гранат.
У моей подружки
Слёзы на подушке.
У моей подружки
Самый добрый взгляд.
Ничего, что поздно,
Ничего, что рано,
Ничего, что просто.
Просто ничего.
Всё у вас серьёзно,
У меня всё странно —
Вот и не понять вам
Сердца моего.
10 марта 1999
*****
К. Г.
Из зимы да в мечту ускачу
На одно лишь мгновенье, на миг.
Вспомню вдруг, как бежит по плечу
Светло-ласковый солнечный блик.
Как он лижет твой дивный излом
И вгрызается в ткань на бедре,
Как по голени, словно пером,
Он дугою рисует апрель.
Как умеет он пылко обнять
И не тронуть наивной души.
Мне бы так.. Чтоб потом не скакать,
Воскрешая свои миражи.
???
*****
К. Г.
Дочка моя, как точка
В неначатом стихотворении,
Любви моей средоточие,
Души моей пробужденье.
Дочка моя, как почка
Непосажёного растения,
Мой маленький уголочек,
От бед и забот спасенье.
Дочка моя, как ласточка,
Первая и по имени.
— Доброе утро, папочка!
К светлым мирам веди меня!
И будем сдавать экзамен
Под гул недовольный чайника, —
Три существа с глазами
Глубокими необычайно.
А кто же, ты спросишь, третье?
И я не скажу об этом.
Она двенадцатилетие
Встретила прошлым летом.
???
*****
Откуда мы здесь такие,
Чужие друг другу до боли,
До бешеной истерии,
До жалкой могилки в поле?
Зачем нам все эти окна,
Смотрящие друг на друга?
За ними нам так одиноко,
До зримости сердца стука.
И нет ни души созвучной,
Лишь падают слов обрубки.
И страшно вокруг, и скучно
До игр безголосых в трубке.
Глаза наши, будто звёзды,
Лишь кажется — это близко,
Лишь кажется — тронуть просто,
А ты пойди, дотянись-ка!
Идём параллельным ходом,
Друг друга поняв едва ли,
В те земли, откуда родом,
В те выси, откуда пали.
???
ПЛАЧ О МАРГАРИТЕ
Моя слеза о Маргарите
Дрожит на кончике пера.
Пуста души моей обитель,
И жизнь моя, как пыль, сера.
Я пыль измятою рукою
Беру и сыплю как-нибудь;
И наугад узоры строю,
Слагая одинокий путь.
И где-то вижу еле-еле
Её походку и глаза,
И на бесчувственной постели
Горит, горит моя слеза.
Горит и слишком скоро гаснет.
Ведь я совсем, совсем не Мастер.
???
*****
С. Г.
Отчего мне кажется, родная,
Что тебя роднее не найти?
Отчего душа моя, страдая,
Всё равно к твоей душе летит?
Я шепчу: «Возьми меня с собою».
Да куда же ты меня возьмёшь?
Занесён над ниточкой-судьбою
Слишком острый недотёпа-нож.
А порой мне кажется, — напрасно
Ждать от жизни исполненья снов,
Тех, в которых всё у нас прекрасно,
А не тех, где нам не повезло.
Я кричу: «Оставь меня в покое!»
Да на что мне без тебя покой?
Засиял над лодочкой-судьбою
Неба всполох слишком голубой.
И пускай не по законам соткан
Путь туманный, всё же, как ни кинь,
Есть у нас и нить, и нож, и лодка,
И свободы безграничной синь.
???
*****
С. Г.
Тоска. Одиночество. Хочется выть,
Всё вытрясти напрочь из жалкого сердца.
И за пять минут всю тебя позабыть,
Навечно расставшись с мечтой иноверца.
И жизнь как-нибудь довести до конца
За стенами дома, за окнами спальни,
Не слыша, как бьются другие сердца
О серый асфальт с колокольни-мечтальни.
Тоска. Одиночество. Рваные сны.
Заблудшее солнце натужилось ало.
Растаяла ночь тридцать первой весны
И в небо нацелила липкое жало.
Не жалости ищет душа под луной.
Есть цели иные на карте поэта.
Но нет у поэта дороги иной,
Чем та, что любовью твоей не согрета.
И если прищуриться — тут же всплывёт
Кириллицей окон знакомая строчка:
Прости. Ты не мой. Ты другой. Ты не тот.
И ветром захлопнется форточка-точка.
10 мая 2001
*****
С. Г.
Так кончается дождь. Так кончается свет.
Так кончается вещая песня кукушки.
Так водой заливает оставленный след.
Так слезой разъедает с годами подушки.
Я — вчерашнего дня угасающий блик.
Я — вчерашних молитв поседевшая вера.
Я хочу лишь увидеть тот призрачный миг,
Где иссякнет любви отведенная мера.
18 мая 2001
*****
С. Г.
Капает время кап-кап.
Следы на тропинке от ног-лап.
Звенит колокольчик динь-дон.
Где там в тумане дым-дом?
Облака бок о бокал дзинь —
Души разбились на ян-инь.
Сердце колотится тук-тук.
Туго натянут судьбы лук.
Цели успели сплести путь,
Стрелами рельсов пронзив грудь.
И паровоз застучал марш.
Вот и пора, я почти ваш.
Капелька только на весь дождь
Верит наивно, что ты ждешь;
Падает молча на твой след
И умирает. Тебя нет.
Капает время кап-кап.
Следы на тропинке от ног-лап.
Звенит колокольчик динь-дон.
Где там в тумане дым-дом?..
25 мая 2001
*****
Посеял Семён семя,
Лелеял его как мог.
И вот подошло время —
И семя взошло в срок.
И радости было море,
И новых забот гора.
И кончилось лето вскоре,
И жатвы пришла пора.
И вышел Семён в поле;
Молясь, затаил дух.
Глядит — а на вольной воле
Обычный растёт лопух.
25 мая 2001
*****
С. Г.
Ты видела все. Ты слышала.
Пророчили сны печаль.
Мне жаль, что любовь не вышла.
Мне жаль, ты поверь, мне жаль.
Ты целью была моею.
Ты счастьем была моим.
Мне жаль, что теперь не смею
Уста целовать твои.
Мне жаль, что твои ладони
Не тронет моя ладонь.
Лишь сердце сгорит в агонии,
Не в силах задуть огонь.
Лишь память задушит прошлое
И замертво скинет с плеч.
Мне жаль, что от мира пошлого
Тебя я не смог сберечь.
Меня ты забудешь скоро
И, встретив, посмотришь сквозь.
И в хаосе мук и вздора
Мы жизни продолжим врозь.
31 мая 2001
*****
С. Г.
Ну вот и все. Почти зима.
И свет окна скулит сквозь щели.
Ты от меня ушла сама,
Найдя себе другие цели.
И я не верю, и не жду,
И догораю вместе с летом,
И молча пью твою вражду,
Что год назад казалась светом.
Уже почти последний лист
Во тьме трепещет еле-еле.
Сегодня он сорвется вниз,
Явив, что есть на самом деле.
Тоска и чуждость. Ночь и сны.
Усталость от пустого бега.
И холод снега до весны.
И зной бессмысленный до снега.
И новых рвений скорый пыл.
И грёз напрасных бледный всполох.
Скупой наряд деревьев голых
И пыльных штор железный тыл.
Я знаю всё о нас с тобой:
Что было до, что будет после.
Совсем не так ты стала взрослой.
И хочешь стать совсем не той.
И там, где страсть сжимала грудь,
Уже печаль, и лёд, и стужа.
Мне холод твой совсем не нужен.
Я сам. Я просто. Как-нибудь.
1 сентября 2001
*****
С. Г.
Ты не знаешь. И я не знаю.
Я вчера говорил неправду.
Я тебя ещё вспоминаю.
Мне тебя забывать не надо.
Я не знаю. И ты не знаешь.
Это просто игра такая.
Ты меня еще вспоминаешь.
Вспоминаешь. Я точно знаю.
Ты во мне разлита повсюду,
Ты по венам течешь и нервам.
Я тебя забывать не буду,
Я хочу быть твоим и верным.
Мы не знаем. Никто не знает.
Можно только гадать напрасно.
Снег ложится всерьез — но тает.
Звезды прячутся — но не гаснут.
Если время убрать и стены, —
Ты могла бы понять тоже:
И в твои я проник вены,
И к твоей я прилип коже.
3 сентября 2001
МОЕЙ КРАСАВИЦЕ
С. Г.
Разметала луна пропащая
По красавице блики рыжие.
Что готовит ей ночь звенящая?
В чьи объятья зовёт бесстыжие?
С кем красавица сердцем делится,
Исполняя судьбы пророчество?
Я наивно привык надеяться,
Будто спит она с одиночеством.
Будто мысли её, как звездочки,
Все Путевые, даже Млечные;
Будто тонкие ветки-косточки
Не поклонятся ветру встречному.
Я пошёл по полночным улицам,
Где июльское небо высилось, —
Да как стал, не моргая, щуриться,
Чтобы сузилось все и снизилось.
И увидел себя затерянным
Между прошлым своим и будущим,
То ли каплей дождя застреленным,
То ли спьяну луну целующим.
И ни сзади меня, ни спереди —
Никакой от любимой весточки.
Что ж вы, ветры ночные, сеете?
Да ломаете сдуру веточки?
Растопила луна горячая
Печь-печаль, и как стала маяться.
Да могу ли любить иначе я,
Если спишь ты, моя красавица?!.
5 сентября 2001
*****
С. Г.
А может быть, это совсем не сердце,
А просто — маленькая уловка;
Просто такую тайную дверцу
Дёргают (в случае) за верёвку.
И раде иных, наднебесных целей
Стопы опять бесконечность делят.
А ты… Что ты делаешь в этой сцене?
И кто ты такая на самом деле?
Хлоп! И стена перед самым носом.
А я-то надеялся, я-то верил,
Что букв ручьи потекут с откосов
И просочатся в твои двери.
А этого, может, совсем не нужно.
А нужно — просто прижаться телом
И слить навеки без рифм натужных
Белое с чёрным, чёрное с белым.
6 сентября 2001
*****
С. Г.
Я продолжаю глупо верить,
Закрыв свои глаза и уши.
Я знаю — сердце не измерить
И не познать чужую душу.
Сплелись в дыханьи — ночь и нега,
И холод звезд, и жар постели.
Ты вся из хрусталя и снега,
Ты вся из вьюги и метели.
В одной ладони столько линий.
Смотрю — и путаюсь бессильно.
Ты вся из чудных трав и лилий,
Ты вся из занебесной сини.
Где правда? Кто не ошибется,
В твои глаза взглянув однажды?
В них чувства спят — и пламя рвется.
В них сытость дня — и ночи жажда.
Я слеп. И выбор мой напрасен.
Вот — «да» и «нет», и что-то между.
Пусть будет жребий твой прекрасен,
А мне оставь одну надежду:
Блуждать среди горящих окон;
Имея очи, быть незрячим.
Мой Бог! Как это одиноко —
Любить вот так и не иначе.
17 октября 2001
*****
Синее-синее. А лучше бы чёрно-белое.
Жаркое-жаркое. А лучше — совсем незрелое.
Спетая песня — мертва. Истекая кровью,
Уходит всё лучшее.
Что ты зовёшь любовью?
Слова бессильные?
Руки влажные?
Важные толпы на бумажной свадьбе?
Лживы его слова. И руки его — железны.
И гости в пьяном угаре рухнули в бездну.
Крив и кос, и жесток ятаган жизни.
И пусто. Всё пусто. И по углам — плесень.
А я
знаю тысячу
непрозвучавших песен
И ещё одну —
из самой высокой выси.
Жалкое-жалкое. Взглянешь в лицо смерти —
И сине-жаркое вмиг окажется гнилью.
Что ты всё время бежишь
за всем этим,
Пряча в ладошках бледно-белую лилию?
Грудь тугая у страсти. И взор липкий.
И словно змея — язык.
Но тупа сладость.
На загорелом чулке порвались нитки —
И это мило.
И это моя слабость.
То, что подвластно ветру, — моя стихия.
К чёрту её — разодетую в блуд и похоть!
Не для того, умирая,
пишу стихи я,
Чтобы в объятьях её под конец сдохнуть.
Речь хмельна у огня,
если ночь стыла.
И всякому — так и сяк.
И любого — рожей.
Ты вышла из душа, а на плече — мыло.
И это мило.
И это моё тоже.
Не ананасы в шампанском —
в луне кожа.
Чуток в ночи и чудесен
твой смутный очерк.
Сердце твоё в каждой жилке
стучит тревожно.
И я понимаю.
И это моё
очень.
И я — загораюсь.
Ведь только один лучик — Вечность.
Я счастлив.
И не моё дело —
Всем объяснять,
отчего
незрелое — лучше.
И отчего
всё лучшее — чёрно-бело.
17 октября 2001
*****
С. Г.
Белый ангел с улыбкой Бога
На стене не оставит тень,
Защищая меня, убогого,
От несчастий и ночь и день.
Защищая меня, пропащего,
От зловещих ночных огней,
Он не скажет, где настоящая,
Золотая дорога к Ней.
С чёрным кофе, густым и крепким,
Я в дорогу отправлюсь сам,
Оставляя в тетради метки,
Облечённые в словеса.
Я не истин искатель скучный,
Я — любви невозможной раб.
Мне не нужно парижских сучек,
И не нужно тамбовских баб.
Мне не снятся в ночи бордели.
Я не узник семейных уз.
Я за то, чтоб в моей постели
Был по жизни козырный туз.
Я за то, чтобы сердце — к сердцу.
Я за то, чтоб душа к душе.
Чтоб уже никуда не деться,
Чтобы рук не разжать уже.
Белый ангел и чёрный кофе
Растворились в моей крови —
Неизбежная философия
О невозможной любви.
24 октября 2001
ПАМЯТИ НАТАШИ
(героиня моей так и ненаписанной книги)
1
Я жду опадающих листьев
И в осень с тоскою гляжу.
Дождя неожиданный выстрел
Я в чутких ладонях держу.
И вижу тревожные очи
В полуночном мокром окне.
Я тоже усталая очень.
И как не тревожиться мне?
Вот что-то такое на сердце.
Любовь ли? Скажи, не молчи.
Куда мне от осени деться?
И как не замёрзнуть в ночи?
Я зыбкость свою проклинаю.
Но в зыбкости — воля моя.
Смотри же, как я улетаю
Со стаей в чужие края.
2
Обида и любовь во мне сплелись;
К тебе любовь и на тебя обида.
Ты не о том подумал, глядя ввысь.
Меня там нет. Я вся в тебе укрыта.
Закрой глаза, и лишь тогда найдешь
Внутри себя небес отображенье.
И, если постараешься, поймешь,
Что смерти нет. А есть души движенье.
3
Я на виду у всех пройду нагая,
Пусть говорят: такая, мол, сякая.
Мне всё равно. Ведь я не просто так, —
К тебе иду, любовью истекая.
Захлещут в спину взгляды, словно плети.
Заплачет мать. И засмеются дети.
Они моих желаний не поймут,
И мне не объяснить им чувства эти.
Они забудут всё уже под вечер.
Их ждут дела, и всякий вздор, и встречи.
Я подарю всего минутку им.
К тебе же вечностью я опущусь на плечи.
4
Мне режет слух полночная луна
Тоскливых нот безудержным потоком.
Я вместе с ним среди уснувших окон
В бессоннице мечусь совсем одна.
Нагую грудь луною золотя,
Я жмусь к стеклу с надеждою и мукой.
Пусть слышат все, что есть иные звуки
В горячем сердце бледного дитя.
Пусть знают все, кому еще не лень
Искать любви таинственные страны, —
Я здесь. Я жду. Я только вашей стану.
Я — плоть живая. Я совсем не тень.
Я вам не снюсь. Моя ладонь тепла.
Внутри меня огонь, и кровь, и нервы.
Я навсегда останусь с вами первой
И самой верной, где бы ни была.
Но вижу вдруг — как крепко сплетены
Мои слова, и мысли, и наитья
Одной тугою неразрывной нитью
С полночной песней тающей луны.
5
Где я была? Какая разница…
Ведь ты не помнил обо мне.
Росла я тихою проказницей,
Слагала песни о луне.
Не важно, за какими далями
Укрыла я свою печаль.
Пронзала я глазами карими
Тебе навстречу эту даль.
Смотри, рука твоя усталая
Выводит слов неясных вязь.
Ну разве в сердце не запала я?
И разве в душу не вплелась?
И если ты не понял, миленький,
Что я и ты — одно, то что ж…
Считай, что это просто лирика,
Ума спасительная ложь.
Ноябрь 2001
*****
С. Г.
Холодно. Слишком холодно.
Душу сковал мороз.
Выглядят мысли молодо,
Слепнут глаза от слёз.
Боязно. Слишком боязно.
Душу измучил страх.
Годы летят бессовестно,
Свет обращая в прах.
Дорого. Слишком дорого
Стоит любовь душе.
Милое с виду облако
Злобу таит уже.
Звёздочка, сердцу милая,
Мимо летит и прочь.
Прямо в постель постылую
Мглу проливает ночь.
Медленно. Слишком медленно
