Оглавление

Движение к Центру

Есть четыре сектора Реальности — четыре ключа, каждый из которых воплощает в себе Изначальную Силу, трансформирующуюся в соответствующую форму. Большая часть этой Силы используется для формирования струн, образующих структуру всех четырех Стражей — она существует в форме диполей. Часть остается свободной — образуя Поле Силы каждого Ключа, которую мы можем соединить с собой, сделать своей Силой. А если этой Силы окажется достаточно, у нас появляется возможность соединиться с линиями Воли, проходящими через все ключевые точки и открыть врата в Запретную Зону — или обрести полную власть над соответствующим сегментом реальности. Об этом мы сейчас и поговорим.

Начнем с первого ключа — его суть — в соединении элементов Описания Мира и элементов его видения — «образов», формирующих фотографию мира, в которой мы сейчас находимся. В простейшем случае это соединение слова и образы — понятно, что мы можем увидеть только то, для чего у нас есть соответствующее слово — или несколько слов, которыми мы могли бы описать увиденное. Например, я могу увидеть единорога, дракона, сфинкса, русалку и так далее — потому, что в моей памяти есть соответствующий образ. Но я не могу увидеть то, для описания чего у меня нет нужных слов. Взять, например, треугольник и квадрат — понятно, что мы без труда можем различить их. Но вот увидеть фигуру среднюю между треугольником и квадратом почти невозможно. Хотя на самом деле все просто — любая линейная фигура образуется за счет искажения формы круга — в круг можно вписать и треугольник, и квадрат и пентаграмму и так далее. Значит можно увидеть тот момент трансформации круга, когда он мог бы стать и квадратом, и треугольником — общее для них положение. Его можно даже нарисовать — на листе бумаги это положение равноудаленности нарисовать может каждый. Но даже если мы его нарисуем, то не сможем его запомнить — в форме образа, он будет «мигать», становясь то квадратом, то «треугольником». Среднее состояние в форме образа мы удержать не сможем — по крайней мере, в своем нынешнем положении.

Здесь дело не в геометрии — все это связано с обычным способом восприятия картины мира. Смотрите, например, есть обычная модель семьи или других отношений между людьми. Возьмем вариант, когда она образует что-то вроде треугольника — например, есть отец, мать, и один ребенок. Понятно, что, если родиться второй ребенок, в обычных случаях первому станет хуже — он не знает отношения в квадрате и знать их не хочет — ему нравиться занимать единственное место в «треугольнике». Пусть ребенок мал — но и мать не знает, как вести себя в данном случае — для неё треугольник тоже становится основной фигурой. Она любит одного, какое-то время уделяет другому, но даже если она сможет создать устойчивый прямоугольник, это тоже ей немногим поможет — каждому ребенку хочется быть единственным. Нельзя уравнять детей в правах — один больше, другой меньше, нельзя поровну распределить любовь между детьми — мы к этому не приучены. Но можно ощутить себя чем-то средним между квадратом и треугольником — увидеть себя «кругом» — СЕМЬЕЙ — которая может принимать любую промежуточную форму. В этом случае проблем не возникает — но такой способностью — видеть промежуточные формы круга — обладают немногие.

Это частный пример — на самом деле все гораздо глубже. Те слова, которые у нас есть на правой стороне, гораздо больше, чем увиденные нами образы. Закройте глаза и скажите ложка — некоторые увидят её, некоторые просто вспомнят одну из «ложек», которые они видели. Но в любом случае это будет одна ложка из многих — при желании можно просмотреть целый калейдоскоп образов, соответствующих этому слову — или хотя бы вспомнить все различия между ложками, которыми мы пользовались. То есть те слова, которые мы обычно используем, не позволяют нам идентифицировать образ полностью — один легко может быть заменен другим и оба будут описываться одним и тем же словом. Например, почти у всех у нас появлялись новые друзья и на вопрос — кто это, мы легко отвечаем — это мой друг — хотя полгода раньше называли так совсем другого человека.

В результате мы почти не видим разницы между образами, с которыми имеем дело. И теряем то, что могли бы получить, если бы назвали любой образ его собственным именем. Мы об этом уже говорили — если найти подходящее индивидуальное имя для образа, он станет гораздо послушней — им действительно можно будет управлять. Это почти как дать имя собаке — пока у неё не было имени, мы не могли даже позвать её к себе. Но когда нам удается соединить её с подходящим именем, собака охотно слушается нас и может даже выполнять команды.

Так и с образами — пока у нас есть одно слово для множества образов, мы не можем ими управлять — это то же самое, что пытаться подозвать к себе собаку, называя её просто собакой. Но если один из образов связать с индивидуальным именем, он становится намного более послушным — а это дает очень много. Представьте, что мы могли бы приблизить к себе образ другого человека — настолько, чтобы полюбить его. Или отдалить образ другого человека так далеко, чтобы смочь забыть о его существовании. Стереть образ какой-то болезни и заменить его образом здоровья, отодвинуть образ старости и заменить его образом молодости и так далее. Суметь сделать это — значит смочь овладеть Силой Первого Ключа со всеми раскрывающимися здесь перспективами.

А здесь наши возможности очень ограничены — теоретически мы можем придумать новое слово для каждого значимого образа. И даже пытаемся это делать — отсюда и стремление давать ласковые или обидные прозвища тем людям или тем вещам, которые для нас значимы. Но почти всегда мы используем для этого уже существующие слова — «кисонька», «рыбанька» и так далее. Понятно, что «кисонек» и «рыбанек» может быть много — поэтому подобные имена к конкретному образу почти не привязаны — они не позволяют управлять им в полной мере. Для того, чтобы управлять, надо научиться создавать новые слова — вернее, не создавать, а слышать их.

Каждый образ обладает своими вибрациями, которые можно трансформировать в звучание его имени — именно эти новые слова дают нам власть над образами. А мы разучились их создавать, хотя было, время, когда мы владели этой способностью — маленький ребенок может придумать собственное имя для любого образа — так он и делает, пока его не обучат словам общего языка. Именно поэтому образы в младенчестве были нам так послушны. Мы могли их «оживлять», наделять новыми свойствами — превращая, например, игрушечный самолет в настоящий самолет. И даже могли создавать из них целые миры — поэтому нам было так легко перемещаться в страну игры, в которой каждый образ расцветал новыми гранями. Во многих случаях эта была даже не игра — мы действительно умели прикасаться к другим мирам. Поэтому мы и не помним почти ничего из раннего детства — память других миров была заблокирована — для того, чтобы мы могли считать этот мир единственным.

Механизм блокировки прост — для того, чтобы научиться общаться с другими людьми, нам было нужно выучить «общие слова». Эти слова не могли быть связаны с конкретными образами, они отражали то общее, что было в образах, увиденных разными людьми. Чтобы запомнить их нам было нужно забыть свои собственные слова — те, которые мы использовали в раннем детстве. А вместе с ними бы забыли и все «чудеса», которые могли творить с их помощью. И не просто забыли — мы утратили Силу, которая позволяла нам их создавать. Когда мы могли слышать «имена образов», нам не нужно было их запоминать — каждое имя использовалось в момент соприкосновения с каким-то образом, а потом заключенная в нем Сила высвобождалась. А когда способность слышать эти имена была утрачена, нам пришлось запоминать те слова, которым нас обучили — и каждое слово воплощало в себе частичку нашей Силы.

Представьте, что вы попали на какое-то большое совещание — и есть сто участников, с которыми вам нужно поговорить. Если у каждого из них есть бейджик, на котором написано имя, вам не надо ничего запоминать — вы можете назвать каждого по его имени, а потом забыть это имя — когда начнете разговаривать со следующим участником. Но если бейджика нет, а вы уже были представлены друг другу, вы столкнетесь со сложной задачей — вам будет нужно запомнить все 100 имен, если вы даже сможете это сделать, на это уйдет вся ваша Сила. А если не сможете, то вам придется скрывать незнание имени — понятно, что на это тоже уйдет ваша Сила, а сам процесс общения не даст никаких результатов.

То же самое со знанием слов «общей речи» — нам их приходится запоминать, а каждый акт запоминания требует затраты нашей Силы. Не очень больших затрат — многие слова, связанные с конкретными образами, резонируют с их вибрациями — поэтому запомнить их относительно легко. Но есть другие слова, которые не связаны ни с какими образами — например, слово «Бог», «Судьба», «Народ», «Справедливость» и так далее. Множество «без-образных» слов добавляет наука — почти все научные термины лишены какой-либо образной основы. Религия — здесь то же самое — в иудаизме, например, вообще есть постулат о «без-образности» Бога. Эзотерика — особенно в своих современных версиях — большинство используемых здесь терминов лишено не только образов, но и смысла. И даже в обыденном общении мы используем множество слов, образа которых не можем увидеть — «успех», «везение», «интерес», «скука» и так далее. Вот в этих и подобных словах и заключена большая часть Силы Первого Ключа — в том числе та часть, которая могла бы быть использована для словотворения. Оставшейся части оказывается недостаточно для того, чтобы придумать собственное слово, вернее — расслышать его в индивидуальных вибрациях какого-то образа.

Со словами (именами) ситуация понятна. Но мы знаем, что образы нашего сознания мы можем определить и описать. Потому, что каждый «индивидуальный» образ, существующей в нашей фотографии мира, связан с определенным «предложением» или с несколькими «предложениями». Например, образ моей собаки для меня отличается от образов всех других собак — не только потому, что она моя, но и потому, что о ней знаю намного больше — знаю, как она себя ведет, как она на меня смотрит, в каких случаях у неё распрямляется хвост и так далее. То есть с этим образом связано очень много «предложений». То же самое с образом моей квартиры — обычная квартира, заполненная обычными вещами, но с ней и с ними связаны не только «предложения», но и целые истории. Так и со всем остальным — есть громадный набор «нейтральных» образов, связанных, с простыми предложениями или вообще с одним «абстрактным» словом — «мужчина», «женщина», «ребенок», «собака». Они не имеют для меня почти никакого значения. А есть образы, которые связаны не только с предложениями, но и со сценариями моей жизни — например, образы близких людей. Понятно, что эти образы оказываются намного значимей.

Мы говорили о том, что любая «фотография мира» структурирована — равно как и Картина Мира. В ней есть центр, в котором находятся ключевые образы и есть периферия, образованная второстепенными образами. Например, образ моей собаки находится намного ближе к центру моей «фотографии мира», чем образ любой другой собаки — хотя образы «других собак» тоже существуют. Так и со всеми другими ключевыми образами — каждый из них занимает свое место в структуре фотографии мира. Эта структура устойчива и почти неподвластна нам — вспомнить, каким «объемным» и «центральным» становится образ человека, который чем-то обидел нас — хотя нам хочется вообще забыть о нем, стереть его образ из своей фотографии мира. Понятно, что так и бывает и в «позитивных случаях» — образ любимого человека тоже становится ярче — он смещается к центру нашей фотографии мира. Но механизм, определяющий место образа в фотографии мира, остается неизменным — это место определяется числом связанных с ним предложений и количеством Силы, которая в них воплощена. Например, для меня предложение «торт вкусен» почти лишено Силы — я с ним согласен, но торты находятся на периферии моей фотографии мира. А для многих других людей в этом простом предложении воплощено столько Силы, что образ «тортика» занимает одно из центральных мест в этой фотографии. Так и во всех других случаях — «в зачет» идет не только количество предложений, но и их значимость для нас. А эта значимость определяется связанностью предложения с одним из центральных «сценариев» — то есть набором предложений, занимающих центр нашего Описания Мира. Если там находятся «предложения», описывающие процесс «вкусной еды», образ «тортика» смещается к центру фотографии мира. Если главными оказываются «сценарии сексуальных отношений», то в центр фотографии мира смещаются образы потенциальных и реальных сексуальных партнеров. Так и во всех других случаях. Вопрос о том, чем определяется место предложений и сценариев в нашем Описании Мира, мы рассмотрим позже, пока ограничимся констатацией уже сказанного — место образа в нашей «фотографии мира» определяется значимостью связанных с ним предложений и их количеством — количество тоже имеет значение.

Здесь есть один момент, на который стоит обратить внимание. Мы знаем, что люди отличаются друг от друга — у одних на первом месте оказываются «хорошие предложения», то есть в любой «фотографии» они могут увидеть то, что их притягивает — «хорошие образы». А другие почти любую ситуацию описывают «плохими предложениями» — поэтому в центре их фотографии мира оказываются «плохие новости». Например, мы знаем, что люди иногда теряют деньги. Из этого можно сделать два вывода — раз люди их теряют, мы можем их найти. Или можем их потерять. Когда главным становится первое предложение, в центре нашей фотографии мира оказывается образ «найденных денег» — в этом случае мы нередко их действительно находим. А когда главным оказывается второе предложение, в центре оказывается образ «потерянных денег» — тогда мы их можем потерять. Понятно, что всем больше нравится находить, чем терять, но здесь от нашего желания почти ничего не зависит — все определяется тем местом, на котором находятся соответствующие образы. Если образ «потерянных денег» находится в центре фотографии мира — мы притягиваемся к нему — особенно если он ближе к этому центру, чем образ нашего «я». Это как идти над пропастью по узкой дощечке — когда оживает образ «падения», человек обязательно «падает» — в данном случае — «теряет деньги».

Понятно, что сказанное относится не только к деньгам — к чему угодно. Почти любая фотография мира неустойчива, её образы могут меняться местами. Проще говоря, мы всегда можем что-то «найти» и что-то «потерять». Если мы боимся потерять, в центре этой фотографии оказываются «образы потери», которые вытесняют нас из этого центра — мы же не хотим прикасаться к «плохому». В результате сама фотография становится «плохой», а мы — слабыми и беспомощными. Если же мы надеемся «найти», в центр фотографии смещаются «образы находки» — «хорошие образы», притягивающие нас к себе. В этом случае мы тоже смещаемся к центру, фотография становится «хорошей», а мы обретаем Силу, позволяющую нам её менять. Понятно, что приверженность к первому варианту делает нас «неудачниками», а приверженность ко второму превращает нас в «победителей».

Возьмем ситуация разрыва отношений с близким человеком. Если главным для нас становятся предложения, описывающие «потерю», образ этой «потери» смещается в центр фотографии мира — мы не можем перестать думать о нем, как бы не старались. При этом он становится как бы «плохим образом» — была же причина, по которой мы разорвали отношения. Поэтому мы, во-первых, не можем к нему приблизиться — хоть и не можем о нем забыть. А, во-вторых, образ нашего «я» смещается на периферию — мы оказываемся слабыми и беспомощными.

Но любой разрыв связан не только с «потерями», но и с «находками» — мы становимся свободней и можем позволить себе то, чего не могли позволить раньше. Если предложения, описывающие состояние «свободы» становятся для нас главными, её образ смещается в центр фотографии мира и притягивает нас к себе — в результате мы чувствуем себя выигравшими, а не проигравшими. И оказываемся настолько сильными, чтобы смочь притянуть к себе образ человека, с которым мы расстались, вернее он сам начинает притягиваться к нам. А вслед за ним и реальный человек, который и был носителем этого образа.

Так и во всем остальном — одни все время «падают», а другие могут пройти самый сложный путь. А иногда даже «взлететь» — тогда и «дощечка» становится им не нужна. Поэтому умение «очистить» центр своей фотографии мира, изменить его так, как нам нужно, является одним из четырех главных «умений» — Ключом, позволяющей нам действительно менять мир так, как нам хочется.

Получить этот Ключ проще, чем кажется — достаточно просто соединить предложения и сценарии, которые важны для нас, но не имеют видимой формы, с каким-то из известных нам образов. На днях я это проделал — понятно, что для меня предложения, связанные с Магией, значат намного больше, чем для большинства людей. Понятно и то, что в нашем мире нет «магических образов». Но их несложно создать — я вспомнил Кастанеду и соединил эти предложения с образом вороны — они действительно легко сочетаются. Помните — мы говорили о том, что Сила Первого Ключа заключена в УВЕРЕННОСТИ — вот я и уверился в том, что ворона для меня — знак Магической Силы. В обретении УВЕРЕННОСТИ есть свой секрет — конечно, я не могу поверить в это до конца — ворона ведь только птица. Но я могу перестать сомневаться, то есть могу останавливать мысли, говорящие об абсурдности этой связи — и этого вполне достаточно. Как только я это сделал, мир начал меняться — карканье вороны стало для меня знаком, к которому я смог прислушиваться. И сам мир стал немного магическим миром — потенциально, потому что в тот момент все вороны куда-то делись — я их мог слышать, но не видеть. Сила первого ключа позволяет изменить только «фотографию», а не Картину Мира — эти изменения не сразу становятся видимыми. Но если продолжать начатое, вращение Креста подводит нас к Силе второго ключа, которая меняет видимый мир. В моем случае сначала прилетела одна ворона — она меня сопровождала во время прогулок с собакой. Потом три, а сейчас каждое утро меня встречает целая стая — настолько большая, что она кажется нереальной. Эту стаю вижу не только я, её видят и другие — но все началось с изменений в моей «фотографии мира» — я живу в этом доме больше пятнадцати лет и никогда такого раньше не видел.

Рассмотрим действующие здесь механизмы. Мы говорили о том, что Изначальная Сила проецируется в область всех Ключей, обретая различные формы. Наверху — в области первого Ключа, она становится Силой Магии, позволяющей нам менять образы Мира и их место в той его «фотографии», которая для нас является основной. Мы говорили и о том, что большая часть этой Силы воплощена в структурах Стража — в тех «струнах», которые заставляют нас связывать образы и предложения единственным способом. Многим знакома ситуация, когда рядом с ними был очень хороший человек — они действительно знали, что он очень хороший. Но не могли его полюбить, потому что любили «плохого». Почему — никто их них не сможет объяснить. А на самом деле все просто — так устроен их Страж и так натянута одна из их главных струн — они живут как бабочки, летящие на огонь. Чтобы обжечься, испытать мучения и отдать, таким образом, очередную частичку своей Силы Паразиты.

Понятно, что речь идет не только о любовных отношениях. В центре фотографии мира громадного большинства людей есть «плохие образы», связанные с доппельгангерами — поэтому прикосновение к ним всегда оказывается очень болезненным. Но уклониться от прикосновения невозможно — если образ своего «я» отдален от центра фотографии дальше, чем «страшные образы». Именно поэтому есть люди, на которых постоянно кто-то нападает — в безопасных местах, по которым другие могут ходить свободно. Есть люди, постоянно теряющие кошельки, ключи и документы. Есть те, кому постоянно изменяют, кого постоянно обманывают, те, кто не может выбраться из бедности и так далее. Проще говоря, люди живут плохо по одной причине — струны их Верхнего Стража натянуты так, чтобы их «плохие образы» оказались в центре их же «фотографии мира».

Можно сказать по-другому — Сила Первого Ключа разделена на «диполи», одна часть которых образована пустотными временными кольцами — предложениями и сценариями, а другая часть — пустотным пространственными кольцами — образами, образующими фотографию мира. Поэтому восприятие центральных образов почти всегда однозначно и его так сложно изменить. Сложно даже сформировать новые диполи — попробуйте произвольно полюбить какого-то человека — у вас почти наверняка ничего не получится. Но какая-то часть этой Силы остается свободной, что и позволяет нам в какой-то мере управлять своей фотографией мира. Например, я открываю свой почтовый ящик и вижу там семьдесят писем — а мне надо ещё писать рассылку, отвечать на вопросы и так далее. Понятно, что такое обилие корреспонденции меня не радует. Потому, что у меня не хватает Силы, которая позволила бы мне сделать «образ писем» центральным образом «фотографии мира», то есть притягательным образом. Но если мне удается «забыть» о всех других делах