— А зачем вы шли к нам, вшивым, грязным и голодным? Мы-то вас не звали! «О-о, — Эрна великодушно поднимает палец, — мы хотели вам, русским, помочь — освободить вас от большевиков. А кроме того, фюрер обещает каждому своему солдату хорошую жизнь после захвата России!»
И ты знаешь, моя тетрадь, мне действительно становится после этого одностороннего разговора с Богом как-то легче на душе. Может быть, человеку совершенно необходимо в определенных условиях осознавать присутствие над собой монументальной, незыблемой силы, способной щадить и карать, даровать счастье и жизнь и лишать таковых. Когда человек здоров, счастлив и доволен всем, потребность в общении с этой силой сама собой отпадает, а когда ему трудно, когда, как мне сейчас, жизнь становится невмоготу и порой кажется, что просто нечем дышать, — вот тогда душа снова ищет общения с невидимым Богом, снова преисполняется верой и надеждой.
Теперь, может быть, под влиянием Симы я тоже стала молиться. Я поняла, что человек не может жить без веры и без надежды, иначе он просто переродится в скота.
Без веры жить нельзя, — убежденно и мягко подтвердил Павел Аристархович. — Без веры жизнь пуста и бессмысленна. Вера нужна для жизни. Однако — вера, но не заблуждения. Заблуждения — это трагедия души и сердца.
Без нее, без Надежды, нельзя было бы ни жить на земле, ни ходить по этой Земле, а также ни дышать, ни плакать, ни петь, ни смеяться. Вот поэтому она тоже со мной, она тоже во мне, она тоже неистребима и несгибаема, а значит, тоже вечна. Что же касается Любви — она бессмертна. Любовь дает жизнь, она движет жизнью. Во имя Любви совершаются великие подвиги и кровавые преступления, рушатся темницы и возводятся хрустальные замки. Во имя Любви восстала из пепла прекрасная, сказочная птица феникс. Любовь — это дети, небо, солнце, воздух, вода, трава и деревья, Любовь — это сама жизнь, а поэтому она тоже вечна. Бессмертна и вечна.
Сейчас я смотрю в ту сторону, куда ушло, ускользнуло от меня мое светлое, беззаботное счастье. Двадцать пять километров разделяют нас. Двадцать пять километров. Это же совсем немного. Это двадцать минут езды на электричке, сорок минут — на трамвае, и каких-то пара часов ходьбы пешком. Но как далек, как бесконечно далек ты теперь от меня, мой родной город. И как недоступен сейчас для меня.
Склонившись, я смахнула рукой налетевшие на бумагу снежинки, написала в уголке листа: «Отважному французскому моряку Роже с искренним уважением от русской девушки Веры». Расставаясь, Роже сказал, перейдя на «ты»: «Ты отличная девчонка, Верона, и очень жаль, что наши пути никогда не сойдутся».
лишь спустя некоторое время поняла: моим спасением явилась тупая немецкая пунктуальность. Перед теми, кто проводил у нас обыск, стояла конкретная задача: найти украденные у неизвестных нам бауеров белье и свиное мясо и, таким образом, выйти на след воров. Вот они, вахмайстер и Шмидт, и искали именно белье и мясо (недаром же вахман проверял, с чем сварены у нас щи). Безусловно, они видели мою сумку с книгами и тетрадями, просто не могли не видеть ее. Но, к величайшему счастью, содержимое саквояжа не заинтересовало их, прошло мимо их внимания. Ведь то, что было в сумке, не являлось искомым — снятым с немецких веревок бельем или украденным из чужой клети мясом.
Прощаясь, Павел Аристархович сказал: «Я вижу, ты огорчена тем, что узнала. Ну, что же. Это понятно. Во всяком случае, мне это понятно. Когда рушатся идеалы, порой кажется — рушится жизнь. Однако все это не так страшно, как воспринято тобой сегодня. И ты в этом впоследствии убедишься — какие бы революционные бури и кровавые смерчи ни потрясали и не гнули Россию, — она останется незыблемой, вечной... Главное — оставайся ты всегда сама собой и старайся жить в ладу со своей совестью. При первой же возможности возвращайся на Родину, только на Родину... Я уже говорил как-то вам и повторяю снова: для русского человека без России нет жизни
