Оглавление

2. 1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
   8. 8
   9. 9
   10. 10
   11. 11
   12. 12
   13. 14
   14. 15
   15. 16
   16. 17
   17. 18
   18. 19
   19. 20
   20. 21
   21. 22
   22. 23
   23. 24
   24. 25

Часть вторая

«Артефакт незваных или замысел Пентакса?»

1

— А почему же тебе не захотелось проследить прошлое дальше? — спросил Серж Марину. — Ведь интересно же, какова судьба артефакта Рэнда до 1946 года. Как попал странный предмет в руки советского атташе понятно — в качестве подарка от некоего Бонзи… А у Бонзи он откуда?

Полеха задавал вопрос пóходя, завершая «доставку» одного из ручейков прохладного источника в Замок Карабаса.

— А дальше не пускают. Я думала над этим. Что-то такое мелькнуло вроде, но неконкретное.

— Как неконкретное, Мариш? В этом деле слово «неконкретное» звучит некорректно…

— Видела, будто какой-то негр суетливо запихивает в рот клопа и проглатывает его. Смутно, невнятно. Возможно, лишь моя фантазия…

— Ну уж нет! Вспомни, где это происходило, на прииске?

— В шахте — или как это у них называется? — под землёй, в общем. Наверное, чтобы пронести через контроль. Не знаю, проверяли рабочих или нет, но вынести находку ему как-то удалось, насколько теперь нам известно.

— Это был не сам Бонзи?

— Нет. Кажется, родственник его. Хотя и Бонзи работал на прииске.

— А год какой?

— Года не видела. Не знаю. Попробуй сам.

Серж сполоснул руки в ручейке, струящемся изо рта каменной бородатой головы, олицетворяющей сказочного людоеда-великана. Правда, она получилась больше похожей на голову льва, чем человека. Вода стекала в метрового диаметра резную чашу из белого мрамора и, переливаясь через края по ветвящимся желобам, орошала Маринину лужайку. Для равномерного распределения жидкости по всей площади пришлось делать незаметный на глаз уклон в сторону многочисленных дренажных отверстий в каменных стенах. В свою очередь отверстия выводили лишнюю воду в специальный, длиною в 4 километра, сток, ведущий в одно из подземных озер.

— Я пробовал, Мусь. Ты права. Дальше — как занавеска.

— Что же ты молчал? –укоризненно сощурилась Марина.

— Вот сейчас говорю.

— А зачем допрос устроил: что узнала дальше?.. Я и так видела, что ты «ходил» в прошлое. И ещё знаю, что всё пытаешься сигару рассмотреть.

— Да, — вздохнул Серж, — нам с тобой, наверное, и хочется порой утаить что-то друг от друга, да бесполезно.

— А зачем секретничать?

— Для разнообразия. По привычке. Всё время находиться на виду…

— Оскомину набьёшь, хочешь сказать?

Сергей обнял девушку.

— Если серьезно сомнения и меня охватывают. Все ли так, как нам видится, не дорисовывает ли наше воображение некоторые события прошлого. Тут проверка не повредит, одновременно у двоих одинаковая фантазия маловероятна. А что до оскомины… Что ты, киска, я от тебя не устану, как и ты от меня. Новые свойства придали нам и новое видение друг друга. И эта новизна не иссякает. То, что для простого смертного…

— Да, — прошептала она, — у нас всё по-другому теперь. И время течёт по-другому, и мысли… Я часто путаюсь, где твои мысли, а где мои, — Марина засмеялась. — Вчера так смешно получилось. Ты только подумал, а не проведать ли Мамаева, как мы уже столкнулись нос к носу у него в доме.

— Мы не столкнулись.

— Ну, хватит подкалывать, я имела в виду эсвэ.

Новые словечки продолжали пополнять лексикон криптеров. Криптеры — это сами Серж и Марина, первые обитатели Крипты, созданной ими вселенной. Эсвэ, эсвизор — это стереовидение, позволяющее наблюдать за кем угодно, когда угодно и как угодно далеко. Однако были исключения: не всё удавалось рассмотреть в прошлом, когда интерес касался инсектоидов — гипотетической цивилизации насекомоподобных существ, развившихся в сверхразумную кибернетическую расу ещё миллионы лет назад, до появления на Земле вида Хомо Сапиенс.

— Ну, если нам вообще не разговаривать, Мусь, и хотя бы не играть в старые привычки, мы быстро перестанем быть на людей похожими. Представляешь — лежат тихо два неподвижных тела рядом, в потолок глядят. А на самом деле — шастают по миру, общаются…

— …кушают, занимаются сексом, любят друг друга и навещают своих близких! Перестань. Не получится у нас лежать, никогда такого не будет. Мы живем в реальном физическом мире…

— В двух мирах.

— Тем более. Мы ещё с тобой, слава богу, не способны впадать в анабиоз. Так что будем говорить, как привыкли, вести себя по мере возможности как нормальные люди…

Теперь рассмеялся Сергей, хотя и согласился:

— Ладно, да будет так. Время покажет. Попробуем. Слушай, киса, — Полеха, придерживая Марину за талию, поднялся вместе с ней по ступенькам Замка и, миновав анфиладу комнат, прошёл через зал к одной из нескольких огромных двустворчатых дверей, за которыми открывались широкие улицы солнечного города, — за прошедшие два месяца у нас мало событий произошло. Застой какой-то. Ну ладно, город делал, увлёкся очень. Два раза к маме ездили, отца разок навестили. Что ещё?… Ах, да — квартиру после ремонта приняли…

— Но даже не переночевали там, — подхватила Марина. — Зато экзамены сдала, поступила. Занятия скоро начнутся. Учиться, правда, не хочу, если честно.

— Вот я и говорю, застой. Будто ждём чего-то, а это «что-то» не происходит.

— Темп слишком быстрый взяли в самом начале.

— Это не мы его, это он нас взял. Такой водоворот закружил, что мы и пикнуть не могли.

— Вот-вот. Водоворот. А воронка занесла нас в подземелье. По чистой случайности. Только потому, что она мне приснилась. А могло ведь занести и ещё куда-нибудь? И мы теперь сидим тут, как кроты, копаемся в земле, и почему-то решили, что такова наша судьба.

— Нет, Мусь, это не так. Судьбу мы выбираем сами. Из множества вариантов, предлагаемых нам, мы вправе выбрать любой и отнюдь не обязаны на нём останавливаться. Я убеждён, ты просто не дала мне закончить свою мысль, что застой вынужденный. Это естественный отдых после всего свалившегося на наши головы. Закончился лишь самый первый этап нашей новой жизни. Состоялся симбиоз. Мы освоили основные приёмы использования открывшихся функций, помогли нескольким людям переосмыслить свою жизнь… Теперь, я чувствую, откроется новая глава в нашей с тобой судьбе.

— Ну не сиднем же сидеть и ждать, когда она откроется!

— А я этого и не предлагаю. Ты отдохнула за эти два месяца?

— Не просто отдохнула, а устала отдыхать!

— И я отдохнул.

Серж вгляделся в грубый заготовок продолжения улицы, где лишь условно обозначался квартал строений. Стометровой протяженности полированная гранитная стена с намеченными дверными проёмами и окнами обрывалась. Скальный монолит сменяло нагромождение известняка, каменного угля, кварца и гипса, а дальше открывался огромный провал в очередную подземную пустоту. В процессе работы над городом Полеха многократно убеждался, что характерной для настоящей Земли слоистости здесь почти нет. Как если бы кто-то собрал в кучу разноцветные плитки пластилина, смял их в один ком и изрядно помесил.

— Пошли назад, здесь ещё мне надо подумать… Не знаю, как вон ту полость использовать. Ладно, подустал я с этим городом. Фантазия кончилась.

— А говоришь — отдохнул.

— Отдохнул, отдохнул! От новых открытий, от круговерти событий. Надо дальше двигаться. Если и суждено кому-то в будущем заселить этот мир, то задел уже есть…

— Во всяком случае, гостей разместить есть где. На сколько мест гостиница-то?

— Тысяч на сто пока.

Улица, по которой криптеры возвращались в свой Замок, представляла собой классический вариант сплошной застройки, когда дома примыкают друг к другу безо всякого зазора. Другие двери Замка вели к улицам с чередой кварталов в совершенно разных стилях. Были реализованы и очень вольные фантазии Сержа: квартал-улей, где дома напоминали круглые осиные гнёзда с сотовым строением внутри; несколько кварталов-лабиринтов, многоярусные пирамидальные строения и многое другое.

Неделю назад Марина и Сергей зарегистрировали свой брак. Фамилию Марине решили оставить девичью — Жигарь, дабы избежать бюрократической волокиты, связанной со сменой документов. Для супругов это было совершенно непринципиально. Между собой они звали себя четой Карабасов, сначала в шутку, потом привыкли. Иногда это странное прозвище проскальзывало и при родственниках Марины, а на вопрос: «откуда?» следовал уклончивый ответ: Серёжа, мол, в детстве любил сказку Шарля Перро «Кот в сапогах», и даже не столько сам литературный оригинал, сколько отечественный мультфильм по мотивам сказки.

Свадьбы не устраивали. Родители Марины поначалу сильно возмущались, но, наткнувшись на отчаянное сопротивление детей, отступили.

За обеденным столом молодожёны продолжили свои размышления вслух.

— У тебя, Серёж, в бункере ещё не всё закончено. Хоть через эсвизор взглянул бы, что там осталось в тайнике.

— Не хочу. Боюсь разочарований.

— Давай я посмотрю.

— Нет! Не надо. Своими глазами посмотрим… Ладно, сейчас пообедаем и сходим туда.

— Профессор Хагинский, кажется, со всеми побрякушками управился?

— Угу… Всё на счёте уже. Надо сказать, мужичок-то оч-чень хорошо заработал. Ещё брать не хотел, кокетничал. За избавление благодарен, конечно, счастлив безмерно…. А теперь, когда новую тачку купил на свои комиссионные, так и вообще… Ждёт продолжения банкета. Я же намекнул ему, что ещё партия, наверное, будет.

— Кстати, один из мамаевских разбойников плохо себя ведёт.

— Это которого Бабиком кличут?

— Он. Полный отморозок. Но хитрый оказался. Ни в Бога, ни в чёрта не верит. После того как Хасан в Турцию укатил, точнее, внезапно исчез в неизвестном направлении, он свою банду принялся сколачивать. В него уже дважды стреляли, свои же, а он ещё больше озверел. Интриги плетёт, слухи всякие распространяет про Мамая.

— А чего ему Мамай-то дался? Он в Новосибирске, а Бабик в Москве. Что делить-то?

— Да есть что делить. У Мамая в Москве — свои интересы. И были, и есть. Только политику он слишком резко поменял, «честным» предпринимателем стал, от круга прежнего отошёл, кадры чистит. А у зоновского дружка Бабика, некоего Хомы, Фомичева Андрея Даниловича, в московских владениях Мамаева солидный пакет акций. Вот Бабик и подбивает его урвать кусок у Федота посредством каких-то не то рейдеров, не то ещё кого-то…

— К ногтю его.

— Да пусть сами разбираются. Или мы выбираем путь санитаров криминального мира?

— А что там Мамай, бросил разыскивать неизвестную девушку в косынке, которая его в больницу якобы привезла?

— Бросил. Но свечку за её здравие ставит в церкви. Так и пишет в записочках — Ангел в белой косынке.

— Да-а…

Полеха допивал молоко с каким-то вкусным пирожным. По телевизору показывали очередной сезон «Побега из тюрьмы» с Вентвортом Миллером, новым киношным любимцем Марины. После Игоря Лифанова, разумеется.

— Ладно, Мариш, хватит дурака валять, приступим к делу.

— Что затеял? — глаза Марины загорелись.

— Прогуляться предлагаю в одно место, — Серж умышленно заблокировал свои мысли от подруги. Она попыталась было проследить за ним, да не тут-то было. От этого азарт ещё больше разыгрался. Даже румянец проступил.

— В бункер? — с сомнением предположила криптерша, догадываясь, что у мужа родилась идея поинтересней.

— В бункер, — усмехнулся Полеха (Марина свои мысли не блокировала). Увидев тень разочарования, мелькнувшую в её глазах, успокоил:

— От бункера вместе пойдём в прошлое. Попробуем отследить череду событий, на этот раз связанных с нашими клопами.

Ни Серж, ни Марина уже не смотрели на свои пальцы, где когда-то началась новая «инкарнация» перстней-трансформеров. От них и след простыл, кроме странного «хитинового» колечка. То был не хитин, как выяснилось со временем. От касаний, поглаживаний или вращения материал колечек размягчался на пальце, чуть зеленел и становился похожим на плотную резину. Но вот если кто-то другой пытался его снять…

Как-то, ещё на одном из последних занятий у репетитора, всё тот же пресловутый Лёша Дильс от отчаяния, что все попытки завоевать внимание Марины терпели фиаско, опустился до того, что неосторожно бросил фразу:

— Не знаю, кто у нас там муж, но если он даже приличное обручальное кольцо тебе не может купить, то наверняка такой же дешёвый, как эта пластмасса.

Это была очевиднейшая провокация, направленная только на то, чтобы вывести всегда непоколебимую и уверенную в себе красавицу из равновесия. Дильс руководствовался глупой надеждой, что, унизив человека, возвысится над ним. Ему страшно хотелось доказать, что Марина такая же, как и все: из крови и плоти, из слабостей и комплексов, просто искусно скрываемых. Он даже готов был схлопотать от неё оплеуху, но он напрасно обольщался. Вместо ожидаемого Дильс вновь увидел снисходительную улыбку, излучающие сочувствие глаза и царственным жестом протянутую руку.

— Лёшенька, какой ты ещё ребёнок, не будь таким, тебе не идет. Держи.

Уверенный в себе наглец растерялся, не совсем понимая, чего от него хочет девушка, держа руку, словно для поцелуя. Тогда Марина опустила её пониже и изменила положение ладони, уже явно подразумевая исключительно рукопожатие.

— Ну, — повторила она, — держи, я нисколько не обижаюсь на тебя.

Глаза… Ох уж эти глаза! Глаза рыжей не от мира сего бестии, глядящие так, что смутное томное волнение поднималось от ног к желудку и дальше…, заставляя дрогнуть даже холодное сердце бывалого прелестника.

Дильс взял тёплую, нежную девичью ладошку в свою, и большой палец руки невольно коснулся кольца, только что подвергнутого попытке умалить его достоинство. Что-то юношу заставило сказать:

— Ладно, прости… Можно взглянуть?

Марина, продолжая улыбаться как Джоконда, позволила развернуть свою ладонь и потрогать странное украшение. Лёша попробовал его подвигать на тонком пальчике вожделенной ладони…

Это случилось вновь, как и в прошлый раз, — на перемене, и снова ровно в тот момент, когда в открытые двери гурьбой заходили курильщики, застывшие на пороге от необычной сцены. Дильс сидел на полу перед невозмутимой и спокойной Мариной, широко рскинув руки и неловко подогнув одну ногу под себя, а позади медленно заваливался стол. Грохнувшись, он заставил вздрогнуть Дильса и всех свидетелей сцены. Алексей резко вскочил, растерянно и как-то жалобно бросил взгляд на Марину и принялся отряхиваться, криво улыбаясь вошедшим.

— Оступился вот, — пробормотал он нелепое и неправдоподобное объяснение.

Всё произошло в секунду, когда чужие пальцы вознамерились побеспокоить неприкосновенное. Кольцо сначала изменило цвет, став красным. Будучи до этого, как и положено кольцу, выпуклым, оно мгновенно потеряло объём, вжалось в палец Марины и распласталось на нём прозрачной розоватой пленкой. Что случилось с Дильсом, вряд ли понял он сам. Кажется, у парнишки просто подкосились ноги, как от внезапного паралича.

После этого случая он избегал смотреть в глаза Марине, а только робко кивал в ответ на её приветствие и спешно покидал занятия по их окончании. А распираемые любопытством девчонки почему-то не решались задать ни единого вопроса — ни тому, ни другому участнику странного инцидента.

— Я не поняла. Мы идём с тобой в бункер и там через эсвэ просматриваем прошлое? Так, что ли? Но это можно сделать и отсюда.

— Нет. Обойдемся без эсвэ.

Марина мотнула головой, не понимая намерений Сержа. Он таинственно улыбался, выдерживая необходимой длительности паузу для пущего эффекта.

— Мы пойдём в прошлое телесно.

2

— Но это невозможно! — разгорячилась Марина. — Я пробовала! Прошлое можно только смотреть, как кино, но покинуть реальность настоящего нельзя!

Полеха опять молчал, натягивая спортивные шорты.

— А я сумел. Сейчас научу.

— Когда ты сумел?! Как сумел?! Мы всё время вместе!

— Да что ты так разошлась, киска? Накинь чего-нибудь посвободней да поудобней.

Марина стояла в одном купальнике. Освещение зала было максимальным, как в летний ясный полдень. Загар ложился ровно и имел красноватый оттенок.

Через какое-то время озадаченная и взволнованная Марина предстала перед супругом в джинсовых коротких шортиках, больше напоминающих широкий пояс, и необычной, стилизованной под топик оранжевой рубашке из тонкой ситцевой ткани без рукавов с открытым воротом и узлом под самой грудью. Волосы были забраны в два смешных хвостика. На ногах лёгкие кожаные сандалии.

— Ну, пойдём, — вызывающе сказала она, игриво подбоченившись.

Серж критически оглядел красавицу, восхищённо цокнул языком и скомандовал, махнув рукой сверху вниз:

— Поехали!

Они уже привыкли к трудноописуемому состоянию закрывшейся капсулы: почти неуловимая волна, прокатывающаяся по всему телу от подошв к макушке.

— Следи за мной, — сказал-подумал Серж, Марина ответила мысленным посылом: «Готова». — Вот она… Я её «трубой» назвал, видишь, как колышется, словно от ветра.

— Скорее на чулок капроновый похожа, а не на трубу… И мы должны войти в неё?

— Да.

— А как ты её вызвал?

— Случайно нашёл, сейчас покажу. Ты когда эсвэ включаешь, сначала что-то вроде вспышки видишь, да?

— Угу…

— А потом как разбегающаяся в стороны вода волной идет…

— Да-да-да…

— Так вот я её, эту волну, как-то остановить попробовал. Замер так…, знаешь, напрягся весь — ты спала уже, это вчера было после сериала твоего…

— И?..

— И волна встала. Кольцом. Застыла на мгновенье и… размоталась в трубу.

— В чулок.

— Теперь смотри…

Труба-чулок стала причудливо изгибаться, как живой червяк.

— Это я делаю. Сам её кружу. Ты дальний конец видишь?

— Не-а.

— Ничего, потренируешься сама, потом и конец увидишь. Так вот, я направляю её на картинку, которая меня интересует. Картинка, как на эсвэ, такая же объёмная, но с дополнительным параметром: она по времени движется. Как объектив у фотоаппарата с автоматической экспозицией ёрзает, когда настраивается на нужный фокус, туда-сюда, вперед-назад. Так же и труба… Отстраивает нужное изображение. Только во времени…

— Похоже на эсвэ, там тоже ёрзает, пока не настроится.

— Правильно, но там иначе, ты сама ощутишь позже, сейчас ты пока только зритель… Вот теперь даю изображение для двоих и входим в него…

Перед Мариной распахнулся незнакомый город. Улочка со свежеуложенным асфальтом. Молоденькие тополя ровным рядком между улочкой и узеньким тротуаром. Марина с Сержем стояли на нём. Трёхэтажные кирпичные дома. Лето, солнце скрылось за крохотным облачком… Через дорогу перебежал, спотыкаясь, пьяненький мужичонка в грязных штанах. Люди кругом шли по своим делам. На противоположной стороне — магазин с вывеской «Продукты». Через его дверь входили-выходили люди с авоськами — тряпочными сетками-сумками для продуктов, каких сейчас нет. Спешащий мимо прохожий — в широченных серых брюках, светлой рубашке и очках — чуть не задел Марину, она рефлекторно посторонилась.

— Можно этого не делать, — усмехнулся Сергей, — они сквозь тебя проходят. Нас нет для них. Мы их видим, они нас нет. Мы даже…

— Постой, тогда не вижу разницы, это ведь то же, что и эсвэ, когда в него погружаешься…

— Э, нет. То, да не то. Приготовься…

По улице проехал смешной грузовик, громыхающий железом и деревянным кузовом.

Серж что-то сделал и, кроме изображения и звуков, в нос ударил запах едких выхлопных газов. Запахло асфальтом, на зубах заскрипела песчаная пыль.

— Эх ты-ы! Теперь нас видят, что ли? — съёжилась Марина, понимая, что в таких нарядах они как два попугая среди воробьёв.

Серж рассмеялся тихонько.

— Нет, всё равно не видят…, но слышат. Так что веди себя тихо, не пугай людей. Мы теперь что-то вроде привидений. О! Смотри!

У ближайшего дома грелась на солнышке кошка, развалившись на земле с реденькой травкой. Серж, осторожно ступая, пошёл к ней. Трава под ним приминалась, он явно был вне платформы. Марина тут же поняла, что и сама стоит непосредственно на тротуаре — поднятая нога оставила под собой еле заметный след на пыльном асфальтовом покрытии. Кошка продолжала безмятежно жмуриться на солнце. Серега подкрался уже на метр, когда животное повело ушами и приоткрыло один глаз. Затем резко вздрогнуло, глядя под ноги привидению, напружинилось и заняло положение готовности к прыжку. Это был молоденький и ещё глупый котёнок, хоть и крупный. Шевелящаяся трава возбудила в нём охотничий инстинкт, и он прыгнул, напоровшись на невидимую преграду в виде кроссовки пришельца. Отпрянул, но не бросился наутёк. Потряс головой и отполз на прежнюю позицию, вновь готовясь к прыжку.

Серж наклонился и громко «фукнул» на котёнка. Вот это была уже заметная реакция! От неожиданности вздрогнули оба. Испугавшееся животное зашипело, выгнув спину, и стремглав умчалось за угол дома.

— Видела? — улыбнулся Сергей, вернувшись к Марине. Она сошла с тротуара на землю, устав сторониться прохожих и не желая экспериментировать со своей материальностью.

— Видела, но мы, получается, обрели плоть и все соответствующие ей параметры: вес, — она показала на следы под собой, — плотность, запах… А почему же мы невидимы? И тени нет, гляди!

— Не знаю пока. Второй раз я здесь. Но чувствую, можно полностью «нарисоваться». Не знаю пока как.

— А надо ли?

— Да я так, в принципе.

— Серёж, это не очень хорошая идея, может, в капсулу давай вернёмся?

— Боишься нарушения пространственно-временного континуума? Рея Бредбери вспомнила с его «эффектом бабочки»? Рассказ такой есть, названия не помню.

— «И грянул гром». И фильм не так давно был на эту тему. Не видел?

— Нет, интересно было бы посмотреть.

— Вот он так и назывался «Эффект бабочки». А что, не веришь, что такое может быть? Фантасты много чего напредсказывали. У многих из них дар предвидения, а не просто полёт фантазии. Лично я в это верю.

— Не спорю. Но могу тебя немного успокоить. Когда ты сама пройдешь по трубе и окажешься в прошлом, записанном, как на плёнку, — не знаю уж, где такие архивы хранятся, — то почувствуешь одну интересную штуку…

— Ну-ка, ну-ка, выкладывай.

— Прошлое — это не застывшая хроника событий, не просто кинолента с фиксированным кадром каждого мгновенья. Оно как ветвистое дерево, где большинство веток — тупиковые варианты, не реализовавшиеся в будущем.

— Что-то такое я читала… Многовариантность прошлого, параллельные миры… Не ново. Хочешь сказать, мы в одном из таких ответвлений, где впереди — тупик? А если до самого тупика дойти, что там? Застывшая картинка людей и их судеб?

— Нет, не так. Пошли.

Продолжая оставаться на месте, Серж манипулировал своей трубой, Марина пока не понимала, как он это делает, но люди двинулись спиной в обратном направлении, неуклюже поднимая и опуская ноги. Мимо пронёсся грузовик, всасывая выхлопной трубой ранее отработанные газы, превращая их в горючее и наполняя топливный бак бензином. Котёнок вернулся на место… Остановка движения, и… опять время потекло в привычном направлении, наматывая секунды и минуты. Марина почувствовала капсулу и платформу под ногами. Полеха смотрел на котёнка и показывал на него пальцем. Прошло минуты три, и котёнок повторил все свои действия, когда к нему приблизился невидимый человек. Приминалась трава, раздалось «Фу!», и зверь скрылся за домом.

— И что? — задумчиво произнесла Марина. — Ну, наследил ты в этом тупичковом отрезке времени, хотя самого тебя уже и не было. Ну, записал неведомый нам хронограф все изменения, вызванные нашим вторжением. Ну, увидели мы этот вариант развития истории. И что?

— Дальше смотри.

Серж «отмотал плёнку» ещё чуть назад до момента, когда дорогу ещё не перебегал пьяный мужичок. Вот он появился и, так же спотыкаясь, пересёк улицу. Но что-то было всё же не так. Марина смотрела по сторонам, моргая ресницами, словно в глаз попала соринка. Полеха хитро улыбался, глядя на неё. Кот сидел на прежнем месте… Вскочил, убежал… Но вместо него оставался другой, продолжая жмуриться на солнышко. И тут Марина, ещё раз всмотревшись в окружающие её детали, поняла, в чём дело. В глазах как-то странно подрагивало. Люди и все перемещающиеся предметы двоились отличными друг от друга вариантами движения: автобус, отъезжающий от остановки вдали, воробей, перелетевший с ветки на ветку, голуби, склёвывающие с земли крошки хлеба, подбрасываемые старушкой на лавочке, даже листья деревьев, трепыхающиеся на ветерке…

— Две реальности, Мусь. Две реальности в одной точке времени. Теперь дальше наблюдай.

«Плёнка» вновь отмоталась назад, и снова то же, да не то. Теперь движения троились, смотреть было тяжело. Взгляд фиксировался и видел одну деталь, но тут же отвлекался на другую. Вот прошёл мужчина в очках, правой рукой провёл по лбу, смахивая испарину, вторая правая делала отмашки в такт шагам, а третья чуть запаздывала… Тело «объекта» троилось, то сливаясь в одно, то разделяясь на клоны…

Полеха в очередной раз отмотал назад. Четыре варианта. Ещё. Пять… Когда после многократных повторений он вернулся к исходной точке наблюдения, Марина сказала:

— Хватит, остановись, я не могу, у меня голова кружится.

Вокруг мельтешило, рябило, вибрировало под жуткую какофонию, и это делало картинку невосприимчивой для мозга. В двигающихся вместо людей бесформенных дрожащих конгломератах с трудом угадывались фрагменты лиц, рук, ног, сумок… Воздух пронзали сонмы гомонящих воробьёв, голубей. Клубок кошек ворочался на месте симпатичного котёнка…

— А ты не смотри пока, самое интересное дальше, я только громкость убавлю.

Марина зажмурилась, и лишь по меняющейся тональности общего звучания мира понимала, что делает её партнёр. Он наращивал число вариантов реальности до какого-то, только ему ведомого предела. Когда отдельных звуков уже не различалось, а стоял лишь ровный шелестящий шум, Марина, следуя команде, открыла глаза. Кроме Сергея она никого и ничего не увидела. Вокруг висел плотный белый туман.

— Вот это и есть время. Никаких тебе ветвей, стволов и тупиковых вариантов. Сплошное месиво плоти. Каковó?! А если дальше продолжить, ты должна максимально мобилизоваться для спокойного восприятия эффекта. Показать?

— Не надо, Серёж, — тревожно прошептала Марина, — лучше расскажи.

— О-о, это не передашь словами. Видишь под нами что?

Под ногами был тоже туман, но более тёмный и плотный.

— Это ещё земля. Она колышется, превращаясь в тягучий плотный туман. Если дальше продолжать, то не станет и её. В общий ряд встроятся даже такие, казалось бы, невозможные варианты, где Земли вообще нет как планеты в данной точке времени. Хотя о какой точке я говорю! Постепенно туман будет темнеть, станет однородным вокруг, а потом — сплошной мрак. Я догадывался, что и это не предел.

— И что же, ты «ходил» еще дальше?

— А как ты думаешь? Ох и долго я шёл! И наконец, дошёл. Это был снова свет! Яркий белый свет и ничегошеньки больше. Но его я описать не смогу. Это не туман, это нечто совершенно другое…

— Я поняла, это фрактальность времени!

— Чего-чего?

— Давай пока вернёмся, не могу я тут…

В тот же миг Марина увидела знакомый, привычный и уютный Замок Карабаса.

— Уф-ф, — плюхнулась она на диван. — Вот это ты даёшь, друг мой любимый. Вместо путешествия ты мне устроил урок естествознания, что аж мозги набекрень.

— Ну-ка, рассказывай, что ты там поняла, какая такая фак… фракальность? — Серж заинтересованно и восхищённо смотрел на девушку, усевшись рядом и нежно приобняв её за плечи.

— Фрак-таль-ность. Не знаю, сумею ли. У нас в школе преподаватель был, классный такой мужик, алгебру вёл с геометрией, иногда химию и физику. На все руки, в общем. Николай Иванович Залесский. Так вот он нам как-то про фракталы рассказывал. Мы с двумя девчонками и пацаном одним даже после уроков остались — так нам интересно было. Кажется, из всех мало кто чего понял. Николай Иванович меня тогда похвалил, ты, говорит, одна «врубилась», так и сказал… Эх, как бы тебе нагляднее… Давай ручку, бумагу. Тут рисовать надо.

…Марина очень долго объясняла, рисовала всякие снежинки, береговые линии, жестикулировала, приводила примеры… Сыпала именами великих математиков, произносила заковыристые термины: евклидова геометрия, топологическая размерность, размерность Хаусдорфа-Безиковича, фракталы Бенуа Мандельброта… Сергей только молчал и слушал. Иногда кивал. И очередной раз поражался феноменальной памяти Марины. Он уже заметил, что это от матери. Та тоже обладала уникальной способностью запоминать имена, цифры, мелодии, тексты песен и их авторов.

В конце концов он остановил Марину, которая уже беспомощно и безнадёжно смотрела на друга, и неожиданно изложил, совершенно поразив Марину, своё резюме:

— Поправь меня, если я окажусь неправ. Ни одна фигура, ни один предмет, ни одно явление или процесс не являются такими простыми, как кажутся на первый взгляд. Точка в математике — вовсе не точка в реальном мире. Прямая линия в геометрии напрочь отсутствует в природе. Площадь географическая любого острова в океане не соответствует площади его в реальности. Длина береговой линии при ближайшем рассмотрении оказывается длиннее, чем на карте. Клубок шерсти издалека кажется точкой. Приблизившись к нему на какое-то расстояние, мы увидим диск, ещё ближе — шар, потом клубок ниток. Под лупой мы обнаружим множество пушистых волосков на каждой из нитей. Вооружившись электронным микроскопом, получим картину бесконечного переплетения сложных полимерных молекул, из которых состоит каждый самый наитончайший волосок самой крохотной пушинки. Если бы разрешающая способность какого-нибудь суперфантастического микроскопа позволила нам «прогуляться» по поверхности самого крохотного кончика любой из наименьших молекул, то мы просто заблудились бы в дебрях атомов и субатомарных частиц и потерялись бы в круговерти пустоты и материи. Так?

— Так, — Марина внимательно слушала, приоткрыв рот.

— Ты сказала, что современные математики отвергают целые числа, что мир подчиняется закону фрактальности, то есть дробности и самоподобности. Я думаю, что всё ещё сложнее. Нет никакой дробности, есть аморфность! Взять хоть классическую топологическую размерность, хоть фрактальную — всё это чисто математические условности. Я бы даже сказал — уловки математиков. Мир куда сложнее. Правильно ты говоришь, что нет идеально ровных поверхностей, что при ближайшем рассмотрении и соответствующем увеличении самая зеркальная, казалось бы, идеально гладкая плоскость окажется руинами после ковровой бомбардировки. А кончик тончайшей иголки — конгломератом кряжистых нагромождений металлических кристаллов. Про снежинку мне понравилось… Если в круге нарисовать крест, каждый лучик которого дополнять перекладиной, чтобы получить крестики меньшего размера, и так далее до бесконечности, то получится, что вся площадь круга будет иметь внутри себя фрактальную линию, длина которой не имеет предела. То есть на ограниченной площади нарисованного круга можно нарисовать бесконечной длины линию. Не приближающуюся и не стремящуюся к бесконечности, а именно бесконечную совокупную длину линий! Но это опять математика! Нет и линий самих в природе! Каждая линия — математическая условность. И площадей! И объёмов!.. И времени.

То, что мы с тобой видели, когда дошли до белого тумана вокруг, это фрактальный физический мир в аморфном времени. Но наша разрешающая возможность глаза и скорость восприятия мозгом ограничены. Если бы мы могли их усилить, мы бы различали и людей, и окружающие их предметы, и движение… Так что сказка Бредбери про бабочку — полная ерунда. Это та же примитивная евклидова геометрия, только в фантастике.

Полеха замолчал. Он улыбался подруге и глазами спрашивал: «Ну что, лаптем щи хлебаем или как?»

— Серёж, — произнесла Марина, — чем дальше мы уходим в прошлое, тем вероятнее искажение истинной картины. Нас не пускают далеко и делают это умышленно. Наше восприятие по мере погружения в прошлое всё менее адекватно реагирует на увиденное. Инсектоиды не дают нам ошибиться в оценке реальности. И не только в прошлом. Даже в настоящем не всё открыто для нас. Мы с тобой не можем вновь попасть в сигару, мы не видим её головного конца, погружённого в землю, мы не найдем никак Нодара, не понимаем снов, исходящих от наших симбионтов. Видимо, есть что-то, что наш разум понять не в состоянии. Его «разрешающая способность» пока невелика, чтобы различить существенные детали, чтобы клубок ниток не спутать с шаром, а ещё хуже с точкой…

3

Утром раздался звонок от Гарика, уже в который раз за последнее время. Он всё надеялся на новинки из «родника драгоценностей», владельцем которого он считал Полеху. Очень проницательно как-то сказала Марина (может, подсмотрела через стереовидение?), что профессор Хагинский теперь ходячая реклама Сержа. Пусть он и опускает многие детали, боясь разочаровать своего спасителя, но не выразить своего восхищения таинственной личностью новорусского графа Монте-Кристо, каковым выглядел Серж в его глазах, вряд ли мог. Хагинскому льстило такое знакомство, и, конечно, его распирало желание похвастаться им. Наверняка в кулуарных разговорах с тем же Гариком звучали интонации, подталкивающие армянина потеснее завязаться с Полехой.

— Да, доброе утро, Гарик, слушаю.

— Здравствуй, Сергей! Как дела, дорогой?

— Всё хорошо, Гарик. У тебя как?

— Спасибо, брат, отлично!

— Ну, рожай, дружище! Всё то же, небось?

— Встретиться бы…

Эсвэ показывало, что Гарик сидел в своей ювелирной будочке один.

— Я мимо рынка проезжаю. Заскочить?

— Ай, как хорошо! Заскочи, дорогой, рад буду видеть тебя!

Полеха сложил слайдер, с явной скукой в глазах посмотрел на Марину. Она понимающе кивнула.

— Надо, так надо. Взглянуть, что он хочет?

— Не трать энергию, батарейки береги. Сам узнаю, прогуляюсь заодно. Может, купить чего?

Марина сорвала со стены самоклеющийся листок со списком.

— Вот, захвати по дороге.

— Так, что тут? Помидоры, огурцы, зелень…, майонез…, зелёный горошек… Ясно. Будет исполнено, мадам.

Проверенное место высадки — туалет кафетерия недалеко от Гарика. Дверь распахнулась, и через две минуты Серж уже сидел напротив приятеля-армянина.

— Рассказывай, мой бакинский друг, слушаю тебя.

Ювелир отложил в сторону какой-то перстень, выключил почти бесшумную полировальную машинку, на окошко выставил картонку с надписью «Буду через 30 минут» и задёрнул шторку.

— Серёжа, я знаю, что ты можешь меня послать куда подальше…, — Полеха привык к длинным вступлениям и слушал терпеливо, — и, может, правильно сделаешь. Человек один есть, который ту вещь купить может. Всё честно будет. Чисто будет. Никто в обиде не останется.

— Диадему, что ли? — Серж заскучал.

— Да, её.