В своем новом романе с вызывающим названием «Веселая жизнь, или секс в СССР» Юрий Поляков переносит нас в 1983 год. Автор мастерски, с лукавой ностальгией воссоздает давно ушедший мир. Читателя, как всегда, ждет виртуозно закрученный сюжет, в котором переплелись большая политика, номенклатурные игры, интриги творческой среды и рискованные любовные приключения. «Хроника тех еще лет» написана живо, остроумно, а язык отличается образностью и афористичностью. Один из критиков удачно назвал новый роман Полякова «Декамероном эпохи застоя».
Советую...))) Ну как "советую"? Только если Вам уже сейчас за 50))) Младше - не советую! Нечего забивать голову псевдодокументальностикой псевдопроизводственного романа, приправленного изрядноой порций алкоголя и вовсе не сексом, а бытовой ... Действительно прошло уже неприлично много лет. И со времени описываемых событий, и со дня окончания Советской власти, и даже после выхода этого произведения, смешавшего в себе жанры: мемуара, новеллы, эссе и сборника анекдотов. Такое смешение неопытным писателем всегда выдается за истинную жизнь. Выдается)) , но по сути, является лишь воспоминаниями о собственной молодости и аморальности. Однако тут писатель более чем опытный! Довлатов, Веллер, Лимонов, уйма "диссиденствовавших", вобщем многие отметились в такой прозе, ставя СССР знак "минус", здесь же ностальгисеский "знак вопроса". Что мне лично как раз таки по душе. Было ли интересно? Скорее Да, если знаешь контекст и отличаешь Бовина от Вовина, иначе - будет скучно. Так что "советую"))))))
– «…Андрей Тарковский в письме, посланном на днях отцу, известному советскому поэту Арсению Тарковскому, так объяснил свое нежелание возвращаться из творческой командировки в Италию, куда его направило Госкино: «… Я не знаю, кому это выгодно таким образом толковать тяжелую ситуацию, в которой я оказался благодаря многолетней травле начальством Госкино, и в частности Ермашом – его председателем.
– 5 октября 1983 года, обведенную красным кружком. Что за чудо человеческая память! В тот же миг предо мной возникли: пенал переделкинского номера, утренний сумрак и женщина, спящая в моей постели, я долго смотрел на заснеженный куст жасмина в окне, вглядываясь в былое, а потом положил распечатку вместе со страничкой «Крамольных рассказов» поверх театральной программки протокола.
