В своей семье я постоянно чувствовала давление, это было словно проклятье какое-то. Я хотела избавиться от их влияния и постоянно думала о том, как выбраться из таких бессмысленных оков
Разве это не грустно? Фейерверки отгремят, и тут же из памяти все улетучится. Не вспомнишь, ни какого цвета они там были, ни какой формы…
– Может быть, и так… Но ведь даже если цвет и форма забудутся, то воспоминание о том, с кем ты этот фейерверк смотрел, какие эмоции ты тогда испытал, – оно же останется.
Фейерверки отгремят, и тут же из памяти все улетучится. Не вспомнишь, ни какого цвета они там были, ни какой формы…
– Может быть, и так… Но ведь даже если цвет и форма забудутся, то воспоминание о том, с кем ты этот фейерверк смотрел, какие эмоции ты тогда испытал, – оно же останется.
От этой мысли пускала корни щемящая пустота, но правда была в том, что такая участь уготована почти для всех людей: когда-нибудь память о каждом из нас – за исключением разве что тех, кто вошел в историю, – выветрится.
– Если человек любит, для него не существует никаких «некогда», «занят» или «неудобно»!
– Вот оно как…
– Ага. Ни о чем другом, кроме как о своем возлюбленном, думать не можешь. Влюбленность, от нее человек словно пьянеет: ей-богу, со стороны посмотришь – ну что за дурачок!
В небе друг за другом появлялись все новые половинки фейерверков. Но каждая вспышка в конце концов увядала. Как и сотни цветов, распускавшихся в этом доме, фейерверки оставляли после себя только память о былой красоте.
