Я ожидала увидеть зеленые глаза, цвета холодной плоти змей, извивавшихся у нее на голове. Но глаза эти были голубыми, как безоблачное небо, как безмятежный океан. Неиссякаемый колодец печали, сапфировая грусть, на удивление нежная
великий город, узнавший вдруг, что, подобно всем городам, крепок был лишь слабой человеческой плотью
Не хочу смотреть, как ты выходишь замуж за недостойного мужчину или угасаешь зря, не оставив ни детей, ни других следов своего пребывания на земле, – мысль об этом непереносима.
В легендах о Персее Медузе иметь свою собственную историю не дозволялось.
– Ты ведь всегда это знал. И как-то сказал мне, что смертная любовь, пусть всего лишь в жизнь длиной, стоит потерь.
Сколько раз в те первые дни на Наксосе мечтала я об этой минуте! Сколько всего хотела сказать, прокричать ему, от него потребовать! А тут открыла рот и поняла, как неважно это теперь.
Когда это мой муж требовал вставать перед ним на колени? Обычно он предлагал своим почитателям танцевать.
И снова вопль вырвался из гортани. Какой прок в винограде, какой прок в крупицах надежды? Я принялась срывать оставшиеся гроздья, швырять на камни, окаймлявшие края утеса. Виноградины лопались в стиснутом кулаке, пачкал руки лиловый сок, похожий на кровь – кровь брата, пролитую Тесеем с моей помощью, кровь, показавшую, что Тесей не оставил мне ребенка – без следа исчез, кровь, которая еще течет по венам, но скоро перестанет. Я умру здесь, умру одна на этом острове, и никто не будет меня оплакивать.
Царевич подошел ближе, ухватил пальцами прядь моих волос. Заполнил все пространство передо мной, и мне вдруг не хватило воздуха.
– Порадуешься, – продолжил он, – когда сестра твоя будет танцевать на нашей свадьбе.
И поцеловал меня. Молния грянула, раскололось небо, земля пошатнулась вместе со всем, на ней стоящим. А когда Тесей отодвинулся, обнял ладонями мое лицо и устремил на меня свой непоколебимый взгляд, мир опять застыл, только вот на свои места ничего не встало – все было перевернуто, разбросано. Но в этом хаосе и последующем смятении свой путь я видела ясно.
А однажды, изрядно захмелев от нашего лучшего вина, он рассказал мне со слезами на глазах, как в припадке безумия, насланного завистливой Герой, убил собственную жену и ребенка. Я понял, что жизнь героя не обходится без жертв и боли, но жаждал этой жизни все равно.
