Здесь перед нами открывается трагедия слишком рано повзрослевшего ребенка – став взрослым, он представляет собой «взрослую» раковину, за которой скрывается младенец, стремящийся к симбиотическому союзу. Такие дети, став взрослыми, часто боятся быть успешными, так как это означает для них заброшенность. Мы часто обсуждали страх Жоржетты по поводу ее прогресса в процессе анализа, поскольку это всегда означало, что если ей станет лучше, я выгоню ее на улицу умирать.)
Здесь перед нами открывается трагедия слишком рано повзрослевшего ребенка – став взрослым, он представляет собой «взрослую» раковину, за которой скрывается младенец, стремящийся к симбиотическому союзу. Такие дети, став взрослыми, часто боятся быть успешными, так как это означает для них заброшенность. Мы часто обсуждали страх Жоржетты по поводу ее прогресса в процессе анализа, поскольку это всегда означало, что если ей станет лучше, я выгоню ее на улицу умирать.)
играли роль переходного объекта, поскольку, очевидно, ему не хватало внутреннего материнского объекта, который мог бы позволить ему заснуть в безопасности. Как отмечает Винникотт (Winnicott, 1951), переживание чрезмерной стимуляции как результат неспособности матери обеспечить экранирующую функцию при частых повторениях будет способствовать созданию «ложного Я». В случае Кристофера это выражалось в форме псевдо-дефицита его интеллектуального функционирования и впоследствии приняло вид защит характера против психотических тревог, которые ему постоянно угрожали. Все это было направлено на то, чтобы скрыть преследующую его репрезентацию матери, в то же самое время оставляя без выхода значительные депрессивные аффекты, связанные с инфантильным гневом и оральными агрессивными фантазиями. Я могу предположить, что ко
репрезентации матерей у многих моих пациентов, тех, кто страдал от бессонницы. Зачастую казалось, что эти пациенты вели себя как «мудрые дети» Ференци (Ferenczi, 1931). В некотором смысле эти «дети» должны быть родителями для своих собственных внутренних младенцев. Отсутствие возможности снова пережить первичное слияние с поддерживающим материнским интроектом вынуждает их всегда бодрствовать, чтобы им не могли причинить никакого вреда. Принимая во внимание постоянный страх, который испытывал Кристофер перед сепарацией и потерей, наряду с проблемами, связанными со сном, я предположила, что, по неясным причинам, его мать не смогла обеспечить ему базовые материнские функции защиты от подавляющих внешних и внутренних стимулов. Снотворные, которые он постоянно принимал, безусловно, играли роль переходно
Если эти гипотезы подтверждаются, тогда можно поставить под сомнение то, что пациенты, имевшие нарушенные отношения «мать-ребенок» способны легко засыпать и «регрессировать» в состояние белого экрана. Если мать-грудь переживалась как не заслуживающая доверия или непоследовательная в своем отношении к своему младенцу, это может нарушить способность видеть сновидения. Таким образом, часто отсутствует нормальная разрядка, когда бессознательный сильно эмоционально заряженный конфликт находит свое выражение в фантазиях и сновидениях. Я обнаружила подобные нарушенные репрезента
контейнеры чувств, которые могут препятствовать сильно эмоционально заряженным переживаниям находить быструю разрядку через соматические реакции или высвобождаться через действие.
Мы также можем предположить, что когда страшная фантазия не находит выражения в сновидении, это наводит на мысль о том, что психика не имеет доступа к словам, которые требуются для такой особенной фантазии. Слова – замечательные
благоприятствует стойкости непризнаваемых психотических тревог в отношении телесной и психической целостности и, очевидно, содействует психосоматическому выражению.
Подобные психические структуры, очевидно, формируются в раннем детстве, когда материнско-детские отношения не приводят к созданию внутренней репрезентации заботящейся матери (с которой ребенок, очевидно, стремится идентифицироваться, чтобы иметь возможность самому заботиться о себе как психически, так и физически). Образ матери в таких случаях, как правило, может быть расщепленным. С одной стороны, существует идеализированный и недостижимый образ всемогущей матери, которая может взять на себя все его страдания и удовлетворить любое его желание. Однако он играет преследующую роль, поскольку ребенок не может ни заслужить и ни достичь этого грандиозного идеала. С другой стороны, имеется отвергающий и смертоносный образ матери, с которым ребенок по мере взросления начинает идентифицироваться и, соответственно, относиться к своему собственному детскому Я точно так же. Кроме того, если отец ребенка играет незаметную роль в его жизни и представлен в его внутреннем мире как человек, безразличный к его детскому существованию, то такой пациент впоследствии будет действовать, как ужасающе невнимательный родитель по отношению к самому себе. Такие пациенты имеют тенденцию или заботиться о мире других, или ищут аддиктивное замещение, чтобы компенсировать причиненный им вред. Все эти комбинированные факторы способствуют нарушению субъективной идентичности, что сопровождается потерей границ между Я и объектом. Это благопри