25-я рага
[чтение в темноте]
Константин Кадаш

Светлане,

без которой не было бы этой книги

© Константин Кадаш, 2015

© Jesse Reno, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

[Ч аС Ть i]

[plast giraffer på fönsterbrädan raga]

 

Пыльные ритуалы, развешенные по бельевым веревкам,

Неразрешимые проблемы взросления, Джа, на кончиках твоих капроновых нитей,

Нагие, мы спешили на чердак и выше —

Отмерять лунного света грамм на кончиках пальцев, баюкать

Укромные пятнышки сердец с изнанки ребер

(даже чувствуя эти токи, ты никогда не успевал проснуться

прежде рассвета, и, застав очередную революцию, гнетущую внешний мир,

заворачивался в кокон непоколебимой веры в человеческие качества

обитателей меблированных комнат и лестничных пролётов:

но так и не сподобился приручить ни единой бабочки). Значит, эта

Игра – не больший блеф, чем прочие игры, осязаемые кожей.

И сейчас, как прежде, приманивая звездных дельфинов табачным манком, мы можем

Выдумать прочную сеть свободы и

Освобождения, увязанных с системой неделимости клеток, когда

Не так уж и важны ареалы обитания, разница в расцветке пластиковых птиц

На обнаженных ветвях и наличие в сетке вещания

Полживого половинчатого недомыслия, по привычке рядящегося в одежды

Патриотизма. Наши оттенки позволяют утолять

жажду поцелуем на французский манер

С обязательным картавым эр и заблудившимися в окончаниях согласными

на капитуляцию…

Я все еще вижу плацкартные армии, надежно укрытые укромной дрёмой,

следы, которые оставляет вой,

На коньке крыши флюгер, вращающийся против. Часовой

На вышке игрушечного маяка

целится в небо из пластмассового свистка

И от его меткого выстрела не остается ни следа, ни под утро – света.

 

[чтение в темноте iv]

 

святой ребенок, напевающий колыбельную на языке травы

в самом сердце леса, один, единственный, глаза закрыты,

слышит, как бьется сердце чащи – чаще, когда отступают

все ускользающие родники, и земля дает всходы.

нашей чащей часто становились парки и скверы, скверные

тощие деревца вдоль автострады, когда сплавлялись

зной и рокот в сталь и пластик, автомобиля тело продолжая —

движение без цели, отказ от статики и пресыщенья.

случайные попутчики, успели разминуться в чехарде

слоев пространства, слышим: тихо

катятся гласные из глубины сквозь лабиринт корней и камня,

дыханья мягкие машины.

 

[чтение в темноте v: рагадада]

 

стань мне статью, безоговорочная, как пьяная птица-страус

головоногая от макушки до пяток метр восемьдесят пять

двадцать два перышка, схороненные в зобке, пока страхом

песок просеянный выносит дворник в ведре жестяном то —

деньги на ветер, то – коромыслом радуга, натянутая над пустырём

суши бельё и хлеб, учись стрелять по банкам: вырастешь скоро,

пойдешь в солдаты, дело говорю, мужайся и в пыль опадай, когда

стальными листами ржавые птицы подорожник сеют.

наши крохотные видения и мальчишеские дрёмы: дружбы, зарницы, фантики,

траченные гильзы, вынесенные со склада, пока бронебойные землеройки

подгрызали кирпичные стены бараков // общественной бани

на отшибе. частые визиты подозрительного милицанера тем не менее

выпадали на будни, когда часовщики спали.

карманные часы, как и прежде, спешили на 12 минут.

 

[чтение в темноте vi: рага прекраснодушных]

 

и цветы милосердия к твоим межевым столбам, кроткий,

у которых сам плутал, собирая листву, сгоняя паству,

усмиряя похоть, убалтывая гордыню, хлеб преломляя горький.

с морщинистыми личиками человечков говорливые попугаи

копошились на балконах, в гнездах,

баюкая тонкие запястья, пальцев длину, ушибленных о ветер,

в час, когда медный снег выдуманный неумолчно

пятился к океану… и молочно-

белые звезды раяада

качались на хлипеньких стеблях, вплетенных в сети,

над прибранной землею нависая.

 

[hazel låten]

 

изменения в расписании прибытия поездов,

вечное без пяти вопроса

и стрелки часов,

не поспевающие за временем,

все так же лишенным наших скромных чаепитий на краю света,

отлучений, пафоса, болезней роста.

отступаясь от полотна млечного пути, я не забывал прислушаться

к лязгу колес, пересчитывающих железнодорожного полотна рёбра,

когда ладонями колючими шарился по пыльным углам и застенкам, искал

закатившиеся грошики, забытые ржавые детские страхи, пятнышки

неудовлетворенных любовий, молотило солнце

потной тушицей, и бетонные бока супермаркетов

манили прохладой за которой – выпасы звезд

мешали квазары и кварки и черные дыры твоих риторических вопросов о

смыслах и точках отсчета. так все и было:

тишайшие личины, эго, непутевый дрейф вплоть до растворения в ландшафте, до

исчезновенья в точке, и без того едва угадываемой на горизонте.

 

[хаягрива_мантра]

 

улица войны, оккупированная леммингами, распадается на бульвар и проулок

у памятника свободы, которой, как известно, не существует без потери пульса,

крови, нарушений целостности кожного покрова, разрушения тканей и без того

шаткой совести – меленькое я выглядывает в слуховые окошки глазёнок,

следит оттенки кожи, многообразие лиц, проплывающие линкоры профилей

и вереницы поднебесных китов, раз за разом атакующих бронебойную шхуну-

китобоя/богоборца, где каждый умышленный – грешник, перебежчик, еретик,

атеист; китайские аисты складывают гирлянды из человеческих черепов и

танцуют, на манер кали, распахнув свои клювы солнечно-алые клац-клац-довольствием

для утонченных натур:: нарезание тонких полосок ременной кожи с предплечий,

покуда ты водружаешь свой крест на парковке, в самых задних рядах – провинция

супермаркета, где только ветер перемалывает косточки бродячим собакам и

катает перекати-поле экологичных пакетов с оттисками модных брендов: бредом

оборачивается попытка сморгнуть с ресницы искажающие реальность капли

майянского дождя, настоянного на семени солнца, пущенного в расход/ход ходиков, но

если отсюда все еще видна красная косоворотка кремля и циклопическая башня

сити – иероглиф несостоявшегося эгоизма рефреном, значит, не все потеряно,

значит, мы очень близко к центру, а это – перспективы, потенциальные инвестиции, недвижимость,

растущая в цене. о, дхармапала хаягрива, так неси мое тело к колеснице восхода,

пока поливочные автомобили подчищают пятна с асфальта наших промасленных душ.