Когда живешь рядом с тем, кого любишь, можно почувствовать себя еще более одиноким, чем когда живешь совсем одна! Если тот, кого любишь, не любит тебя…
Испании пылала Герника! А у нас были только чувственные ритмы и вино, танцевальные залы и бары, кино, секс – он, словно какой-то светильник во мраке, озарял этот мирок своими короткими, обманчивыми сполохами… А мир готовился к воздушным бомбардировкам!
Неужели ты думаешь, что я счастлив от того, что работаю в магазине? (В ярости надвигается на ее тщедушную фигурку.) Неужели ты думаешь, что я без ума от «Континентальной обуви»? Неужели ты думаешь, что я жажду проторчать пятьдесят пять лет в этих целлотексовых хоромах с дневным светом? Знаешь, как иногда хочется, чтобы взял кто-нибудь железный лом да хватил меня по голове. Все лучше, чем каждый день тащиться в магазин! И все-таки я тащусь; каждое утро ты входишь со своим проклятым «Вставай с улыбкой!». «Вставай с улыбкой, – думаю я, – до чего счастливы мертвые!» Но – встаю. И иду! За шестьдесят пять долларов в месяц я отказываюсь от всего, о чем мечтаю и мечтал всю жизнь! А ты – «эгоист», «о себе только и думаешь…». Да если бы я думал только о себе, знаешь, где бы я был, мама? Там же, где и он. (Показывает на фотографию отца.) У черта на куличках! (Хочет уйти. Аманда хватает его за рукав.) Пусти меня, мама!
ты каждый вечер ходишь в кино. Где это видано – каждый вечер в кино. Если человек в здравом уме, его не тянет в кино так часто. Кто же пойдет из дому на ночь глядя, и разве сеансы кончаются в два часа ночи?
Ты – единственный – не понимаешь, что будущее становится настоящим, настоящее – прошлым, а прошлое превращается в вечное сожаление, если не заглядываешь в будущее
Женщины застыли в ужасе. Том хочет надеть пальто, но рука застревает в рукаве. Он яростно, разрывая по шву плечо, сбрасывает пальто и швыряет его. Пальто попадает в этажерку, на которой расставлены зверушки сестры. Звон бьющегося стекла. Лаура вскрикивает, будто ее ударили. Музыка. На экране надпись: «Стеклянный зверинец».
