Природа застыла в безветрии, оберегая трепетный остаток лета, словно боялась вдохнуть лишний раз. Редкие опадающие листья ложились на землю крадучись, неприкаянно, словно на цыпочках. Наверное, им стыдно было за свою осеннюю торопливость. Извините, мол, конечно, но что делать – приспичило. От наступающей осени все равно никуда не уйдешь.
А с другой стороны, я как представлю себе… Если бы мама нас с Милкой, с сестрой моей, решила бы вдруг в детдом отдать из благородных побуждений, чтобы от уродства спасти… Не знаю, Анна.
Сколько она себя помнила, не приветствовалось у них в семье понятие тактильности как таковое. И мало того что не приветствовалось – даже насмешкам всегда подвергалось. Никто никого не целовал при встречах, при прощаниях. Не обнимал, не припадал, в глаза не заглядывал, не шептал глупостей на ушко. Все это жеманством считалось, глупым сюсюканьем. И вот теперь – нате, пожалуйста. Как хотите, а действуйте, дорогая дочь, ищите в себе жеманство и сюсюканье.
