Оглавление

1. Очень узкий мост
2. От автора
3. Часть первая: Украина
   1. Глава 1. Кфиру повезло
   2. Глава 2. Вкратце о прошлом
   3. Глава 3. Вещие сны
   4. Глава 4. Прибытие в Москву
   5. Глава 5. Одесса
   6. Глава 6. Приобретение опыта
   7. Глава 7. Дипломатия: первые шаги
   8. Глава 8. Путч
   9. Глава 9. Пути-дороги
   10. Глава 10. Как становятся интриганами
   11. Глава 11. Приключение в метро
   12. Глава 12. Разменная карта
   13. Глава 13. Усталость
   14. Глава 14. Забастовка
4. Часть вторая: Приднестровье
   1. Глава 1. В отпуске
   2. Глава 2. Первое плавание
   3. Глава 3. Опять Одесса
   4. Глава 4. Будни
   5. Глава 5. Николаев ― Москва
   6. Глава 6. Новые будни
   7. Глава 7. В Бендерах
   8. Глава 8. Браток
   9. Глава 9. «Бней Акива»
   10. Глава 10. Поездка в Тирасполь
   11. Глава 11. Праздничный концерт
   12. Глава 12. Начало
   13. Глава 13. Первая поездка
   14. Глава 14. Англичане
   15. Глава 15. Вторая поездка
   16. Глава 16. Между поездками
   17. Глава 17. Третья поездка
   18. Глава 18. Общее положение дел
   19. Глава 19. Четвертая поездка
   20. Глава 20. Одесса ― Кишинев
5. Часть третья: Молдова
   1. Глава 1. Отпуск
   2. Глава 2. Кишинев
   3. Глава 3. Человек из аппарата
   4. Глава 4. Неожиданная перемена
   5. Глава 5. Будни в центре
   6. Глава 6. Новый Год
   7. Глава 7. Временный поверенный
   8. Глава 8. Генерал Шор
   9. Глава 9. Съезд
6. Часть четвертая: Кавказ
   1. Глава 1. Курс дипломатов
   2. Глава 2. Назначение
   3. Глава 3. Посол
   4. Глава 4. Алекс
   5. Глава 5. Будни в посольстве
   6. Глава 6. Визит к Шеварднадзе
   7. Глава 7. Армения
   8. Глава 8. Берт
   9. Глава 9. Возвращение
7. Часть пятая: Галереи Кфира
   1. Глава 1. Антигуа
   2. Глава 2. Баку
   3. Глава 3. Оля
   4. Глава 4. Бегство
   5. Глава 5. Перемены
   6. Глава 6. Разрыв
   7. Глава 7. Друг
   8. Глава 8. Переговоры
   9. Глава 9. Опять Баку
   10. Глава 10. Галерея
   11. Глава 11. У капитана
   12. Глава 12. Стамбульский аэропорт
   13. Глава 13. Амстердам

Роман основан на реальных событиях.

Все возможные совпадения персонажей романа с реальными людьми случайны.

Автор выражает благодарность своим помощницам Ане, Кате, Эльвире, Марине и Инне. Особая благодарность ― за моральную поддержку ― своей сестре Софии.

Был я солдатом и был дипломатом,

Не стал генералом и не был послом,

Видимо, не подошёл по форматам,

Хочется думать, что не был ослом.

Малоизвестный философ

Посвящается тем, кому есть что рассказать, но они не могут этого сделать.

От автора

В жизни всех людей бывают особенные моменты. Если в данный момент вы читаете эти строки, значит, вы держите в руках эту книгу, а это значит, что это один из особых моментов моей жизни.

Динамика событий в этой книге может невольно привести к аналогичному ритму чтения. Я бы посоветовал не спешить. Всматривайтесь, вслушивайтесь и вчитывайтесь. Может быть, вам удастся увидеть силуэты того, что не попало в галерею героя этой книги. Гарантирую, что читая не спеша, вы получите больше удовольствия.

Приятного чтения.

Часть первая: Украина

Глава 1. Кфиру повезло

Кфиру повезло еще задолго до его рождения, когда счастливый случай, а точнее случаи, сохранили его родителей во время войны.

У его отца, прошедшего Большое и Малое Рижское гетто, лагерь «Лента», а затем и концлагерь Штутхоф, было много шансов не пройти всего этого. У Кфира, знавшего отца лишь до 11 лет, был большой шанс не узнать о его злоключениях, если бы не случай.

Воспоминания, связанные с отцом, можно было сравнить с кроссвордом, решенным лишь частично. Рошман ― капитан СС, садист и убийца; «Лента» ― лагерь принудительных работ, филиал Рижского гетто; футбольные матчи ― немцы в кованых сапогах против босых евреев; Сервич ― лейтенант СС, загадочный спасатель; Антошка ― поляк-пожарник; торговля продуктами в гетто в обмен на драгоценности… Эти картины и образы людей, застывшие в детском воображении (все это ― по обрывкам информации, полученной от отца и знакомых), оставались для Кфира загадочными.

Неудивительно, что детские воспоминания так беспорядочны. Отдельные эпизоды представлялись очень четко, но между ними не всегда была связь, да и хронологический порядок, по-видимому, не всегда был правилен. Все, что Кфир знал, он услышал много лет назад в основном из уст друзей отца, которые к тому же плохо говорили по-русски, и только в зрелом возрасте он начал осознавать, как мало ему известно. Тогда же, в 60-е годы, история, о которой идет речь, казалась ребенку ясной и понятной.

Отец скончался много лет назад. Известные факты со временем смешались и побледнели. Постепенно история отца стала представляться в виде нерешенного кроссворда.

Нельзя сказать, чтобы это особенно беспокоило Кфира. Он вообще об этом как-то всерьез не задумывался. По крайней мере ― до того дня, когда одно неожиданное событие вдруг помогло заполнить некоторые оставшиеся свободными клеточки «кроссворда».

…Дело было в 1978 году. Днем он работал в магазине электротоваров в Герцлии, а по вечерам учился на бухгалтерских курсах. Однажды хозяин магазина послал Кфира на завод «Кристалл» за двумя стиральными машинами.

― Обратись к Хаиму, он зав. складом, ― сказал хозяин и уже вдогонку добавил: ― можешь, кстати, говорить с ним по-русски.

Добравшись до завода, Кфир разыскал Хаима. Это был высокий, крепкого сложения мужчина лет 55-ти. Говорили на иврите, пока он не спросил Кфира, откуда он родом. Когда Кфир сказал, что из Риги, Хаим спросил его фамилию.

Произнесенное им «Бен Гай» произвело на Хаима магический эффект. Такой эффект имя отца Кфира производило много лет назад в Риге, где он был глубоко почитаемым человеком. Кфир уже успел позабыть о такой реакции и с удивлением вспомнил о ней, лишь глядя на Хаима. Перешли на русский, и Хаим начал рассказывать.

― Я помню тебя на похоронах твоего отца. Помню женщину с мальчиком на скамейке на еврейском кладбище «Шмерли»…

Кфир перебил, сказав Хаиму, что с ними была и девочка, сестра, но Хаим сказал, что помнит только мальчика.

― Твой отец был настоящий мужчина, ― сказал он. ― Мы были вместе в гетто. И глядя куда-то сквозь Кфира, он стал вспоминать, заполняя пустующие клеточки «кроссворда».

…В Рижском гетто, как и во многих других, существовала контрабандная сеть, через которую гетто снабжалось кое-каким продовольствием. Был ли отец Кфира простым покупателем или принадлежал к тем, кто действовал в этой сети ― не ясно. Но при обыске у него были найдены продукты, и эсэсовцы решили, что через него смогут обнаружить всю сеть. Было известно, что поляки, работавшие в гетто, проносят туда еду и продают ее евреям за драгоценности. Нужно было «уточнить», кто именно проносил еду.

Всех поляков выстроили в ряд, вдоль которого медленно провели отца. Нетрудно себе представить, что ощущал стоящий в строю Антошка, когда отец приближался к нему…

Кфир помнил высокого, худощавого, лысеющего блондина в форме пожарного, которого они с отцом не раз встречали, гуляя по послевоенным улицам Риги. Между ним и отцом всегда происходила короткая, дружеская беседа, озаренная каким-то особым теплом. Кфир хоть и был маленьким мальчиком, но чувствовал, что он был не из «наших», то есть ― гой. Отец как-то пояснил, что Антошка, так звали пожарного, во время войны помогал евреям в гетто доставать еду.

.…Отец прошел вдоль всего ряда и сказал сопровождавшему его эсэсовцу, что человека, давшего ему еду, в строю нет. Такой ответ, разумеется, не удовлетворил гитлеровцев ― отца увели на допрос. Проводил его лично комендант Рижского гетто капитан СС Рошман. Тот самый, который фигурирует в книге Фредерика Форсайта «Досье „ОДЕССА“»[1].

О некоторых деталях допроса Кфир знал еще до встречи с Хаимом. Например, о том, что, после ударов нагайкой по голым пяткам, отца заставляли прыгать со стула на пол.

― Тебя словно пронзает тысяча иголок, ― как-то сказал отец.

Когда это не помогло вырвать признание, Рошман схватил тяжелую деревянную лампу и с размаху ударил ею отца по голове. После чего, как нетрудно догадаться, продолжать допрос было делом бессмысленным. Рошман махнул рукой и приказал кончать с арестантом. Эсэсовцы потащили отца наружу.

В это время рядом с ними остановился лейтенант СС Сервич, проезжавший мимо на мотоцикле. Сервич командовал заключенными лагеря принудительных работ «Лента», который находился около Риги. Он был известен среди евреев фразой: «Моих евреев не трогать».

Возможно, что и на этот раз он сказал то же самое, но очевидцы помнили другую фразу, спасшую отцу жизнь.

― Он мне еще пригодится, ― произнес Сервич.

Этот загадочный человек спас жизнь многим евреям. В детстве Кфир часто слышал разговоры о нем. Но никто толком не мог объяснить, почему он помогал обреченным узникам гетто и лагеря. По некоторым слухам, Сервич был евреем.

23 февраля 1987 года в израильской газете «Едиот Ахронот» была опубликована статья «Суровый командир концентрационного лагеря был… евреем», в которой эти слухи как будто подтверждались. Автор статьи Ноах Клигер рассказывал о судебном процессе над Сервичем, который проходил в 50-х годах. На суде выяснилось, что он родился в бедной еврейской семье в Шауляе. Родители отдали его на воспитание немцу, который вскоре увез мальчика в Германию…

…Хаим закончил свой рассказ лаконичной фразой:

― Твой отец не раскрыл рта.

Интересно, что Кфир ни разу не встречал Хаима среди многочисленных друзей и знакомых отца. И после этой случайной встречи на заводе тоже больше ни разу не встречался с ним, хотя жили они в одном городе.

Тот допрос не прошел для отца бесследно. Кфир с сестрой знали, что если он спит на правом боку, то можно шуметь совершенно безнаказанно ― после удара деревянной лампой по голове отец потерял слух на левое ухо. Допрос оставил еще одну память о себе ― грубый шов на голове, сделанный без наркоза врачом-евреем в гетто.

Случай сыграл свою роль и в маминой истории. …22 июня 41-го года рано утром началась бомбардировка Киева. Детская кроватка сдвинулась с места от взрывной волны. В дверь постучала соседка, и мама услышала, как она сказала бабушке:

― Софья Зиновьевна, война началась…

О том, что в последующие дни происходило в Киеве, неоднократно описывалось историками и писателями. Бабушка Кфира, будучи натурой скромной и деликатной, со свойственной ей нерешительностью была близка к тому, чтобы остаться в городе. Если бы не ее кузина, честь и слава этой женщине, которая в буквальном смысле взяла на себя руководство семьей, не избежать бы его матери Бабьего Яра[2].

…Немцы вошли в город 19 сентября, в день рождения его мамы, что воистину символично. С пешей колонной беженцев, с самодельными рюкзаками, сделанными той самой кузиной, за несколько дней до этого вышли они из города. А впереди были товарные вагоны, шедшие на восток, бомбежки, вокзалы, различные населенные пункты и города, Полтава, Харьков…

В Харькове остановились у родственников, которые тоже собирались эвакуироваться. Оттуда уже уезжали, кто как мог. Родственница-харьковчанка обещала бабушке места в составе эвакуировавшегося госпиталя, в котором она работала, однако в последнюю минуту начальник госпиталя отказал. Так мама с бабушкой Кфира практически застряли в городе. Соседи-украинцы успокаивали:

― Не бойтесь. Что будет с нами, то будет и с вами…

Сегодня это звучит более чем сомнительно, а тогда в это, наверное, просто хотелось верить…

За считанные часы до сдачи города по какой-то причине бабушка с мамой были на привокзальной площади. Трудно представить, что там происходило. Быть может, это была очередная тщетная попытка вырваться из сужающегося огненного кольца. Ожидался последний эшелон.

― Соня?! Что ты здесь делаешь? ― неожиданно прозвучал до боли знакомый голос из совсем другой жизни.

На фоне разношерстной, испуганной, голодной и усталой толпы стоял офицер со своими солдатами. Это был сводный брат бабушки, Изя. Увидев его, бабушка схватилась за голову.

Не будем испытывать терпение читателя деталями. Вкратце, Изя, как настоящий офицер, распорядился быстро и четко. Бабушку он отправил домой, маму повел за руку к коменданту города. При виде офицера со свитой все расступались.

Разговор с комендантом города был коротким. Сходу представившись, Изя сказал ему, что случайно встретил сестру с племянницей. Без лишних слов комендант выписал два пропуска на последний эшелон.

Эшелон отправлялся на следующее утро, когда вокруг рвались бомбы, а в небе шли воздушные бои. Эшелон уходил под прикрытием авиации.

Затем были Урал и Сибирь. Голод и холод. Изю больше не встречали. По слухам, его расстреляли «свои», вроде бы за что-то лишнее, сказанное не вовремя.

Родители Кфира познакомились в Сибири, куда отец приехал искать брата, единственного, оставшегося в живых после войны. Перед самой войной он в качестве не то врага народа, не то ненадежного элемента, был выслан из «освобожденной братской республики» в Нарым. Таково было предисловие появления нашего героя на свет.

Кфир помнил себя с двухлетнего возраста. Это были отдельные эпизоды семейного путешествия на Кавказ. Однако особый след в его детской памяти оставили другие события.

В 1960-м году их навестил дядя отца из США. В то время всех американских туристов, посещавших СССР, по-видимому, можно было сосчитать на пальцах одной руки. Только перед отъездом в Израиль, через 9 лет, Кфир узнал, что дядя Эмиль привез в Ригу книгу Леона Юриса «Эксодус»[3], вышедшую в Штатах не многим более года до этого и, естественно, запрещенную в Союзе. Эту книгу переводили в подпольных условиях, по частям. Она стала одним из катализаторов борьбы советского еврейства. Вполне вероятно, что дядя Эмиль не был единственным туристом, которого как бы невзначай попросили о так называемом «небольшом одолжении». Однако не возникает сомнений в том, что те, кто просили, представились как сотрудники израильского Министерства иностранных дел. В далеком будущем Кфиру предстояло с ними весьма близкое знакомство.

Смерть отца в 1966 году оставила в душе ребенка глубокий след на всю жизнь. Через год после этого мать взяла Кфира с сестрой летом в Крым. Кфиру запомнилась их молодая попутчица по купе, подсевшая на какой-то станции. Эта общительная учительница от скуки предложила Кфиру погадать на картах. Он четко запомнил, как она говорила, что после этого путешествия, после того как они получат письмо от одного очень доброго дяди, его ждет другое, гораздо более дальнее путешествие.

Все сознательное детство Кфира проходило на фоне постоянного открытого антисемитизма в школе, ежедневных драк и нередких избиений, не раз провоцируемых учителями, с легкой руки которых Кфиру не позволялось быть лучшим в классе.

Детство кончилось с репатриацией в Израиль, ставшей возможной благодаря стараниям того же дяди Эмиля.

Глава 2. Вкратце о прошлом

Кфир с детства мечтал о приключениях. Виной тому было пристрастие к литературе и богатое воображение. Его героями были Айвенго, Д’Артаньян, Шерлок Холмс… Однако лишь после четырнадцати Кфир начал задумываться над тем, откуда берется столько материала, чтобы изложение приключений героев было так интересно. Было понятно, что в каждом герое на самом деле не один человек, а несколько, и количество приключений на каждого из них формирует собирательный образ. Тем не менее, он ждал. Он ждал в надежде получить свою долю приключений. Ожидание было долгим и скучным. Спасала литература, которая еще больше разжигала азарт искателя приключений ― теоретика. Все это на фоне плохой учебы в школе, слабого знания языка (издержки репатриации в Израиль) и тяжелого материального положения дома. Однако развивающиеся интеллект и тело наполняли его энергией в ожидании будущего.

Примерно в то же время, прочитав «Иудейскую войну» из известной трилогии Фейхтвангера, Кфир начал задумываться над тем, что он, в общем-то, читал о своих предках, защищавших осажденный Иерусалим две тысячи лет назад. Постепенно он начал осознавать, что та же неведомая сила, развеявшая его народ по всему свету, через два тысячелетия каким-то образом заставила их потомков начать возвращаться. Он принадлежал тому самому поколению, которому суждено было это осуществить.

Зная, что по окончании школы предстоит армия, он очень надеялся, что там будни будут более яркими. Получилось так, что в конце курса молодого бойца вспыхнула война Судного Дня. У Кфира было чувство, что он опоздал. Может быть, ему просто повезло. Он избежал этой кровавой бойни, так как недоученным солдатам не доверили ничего более достойного, чем упаковка и загрузка боеприпасов на аэродромах в тылу. Было как-то стыдно.

В дальнейшем ему все же удалось понюхать пороху, когда после окончания курсов в школе разведки, он попал на «крайний север», где все еще работала артиллерия, авиация и велись локальные боевые действия, хотя временная граница разделения сил вроде бы соблюдалась.

По-видимому, армия и была частью того, что более или менее должно соответствовать доле приключений «нормального» мужчины. Кфир прослужил три года «от звонка до звонка». Служба проходила в одной из элитных частей, однако в основном была скучна. Конечно, за три года время от времени были и очень яркие моменты, но их было мало, и случались они редко, как и должно быть в нормальной жизни. Однако когда он сидел на бортовой скамье «Геркулеса»[4] в плотном ряду солдат, держа руки на резервном парашюте, его взгляд задержался на взволнованном лице парня, сидящего напротив. Вся атмосфера, царящая в самолете, экипировка солдат, каски, нервные взгляды однополчан, ― все это создавало особое, высокое напряжение.

«Такое можно увидеть только в кино. Запомни это», ― сказал ему внутренний голос, взвешенный и спокойный, перед тем как загорелась красная лампочка. Это был один из первых набросков, которым в дальнейшем, через годы предстояло пройти путь от импрессионизма к реализму с небольшим налетом маньеризма.

С тех пор он не раз воспроизводил в памяти картины тех немногих, но ярких моментов и острых ощущений, так волновавших его.

После армии начался путь, полный неумелых и наивных попыток «продвинуться в жизни». Были попытки получить высшее образование, профессию. Он менял места работы, на которых обычно особенно не задерживался. Однако самым навязчивым, болезненным было желание зарабатывать больше, чем мама. Это была не конкуренция, а подсознательное желание дать ей почувствовать какую-то уверенность в сыне, опереться на его мужское плечо. У него долго ничего не выходило. Не помогал и интенсивный график работы в нескольких местах одновременно. Со скромной гордостью он переносил гнетущую бедность.

Все же через три года лед тронулся. Кфир попал на программу, по которой набирали инструкторов-вожатых в детские еврейские летние лагеря в Северной Америке. Попал не сразу, как и полагается. За год до этого не прошел последний этап. Судя по всему, и на этот раз его ждала бы та же участь, но кто-то сломал ногу, и Кфир занял его место. Он хорошо запомнил тот звонок в пятницу, голос секретарши, которая, убедившись, что это он, спросила, хочет ли он ехать в Канаду. Это был шок! Однако он еще не представлял, какие горизонты перед ним открывались. Это было началом огромного приключения, благодаря которому он не только увидел Канаду и более двадцати штатов США. Благодаря этому на следующий год он вновь попал на ту же программу, уже без конкурса. По окончании работы Кфир остался в США, поступил и окончил хороший университет, получил прекрасное образование и престижную профессию.

Да, казалось, что, несмотря на все трудности, он вроде бы наверстывал упущенное. Кто-то из сверстников уже успел уйти далеко вперед. Конечно, у многих из них были преимущества. Он чувствовал, что, не сдавшись в университете, вышел из своей глухой стагнации. Об этом периоде, конечно, есть что рассказать, но это другая история.

Итак, получив в рекордный срок две академические степени, Кфир вернулся домой после четырехлетнего отсутствия. Он был полон энергии и надежд, однако, увы, месяцами не мог найти работу. Было ясно, что это очередной зигзаг судьбы, но от этого не становилось легче. После столь яркого успеха в университете, при наличии шести дипломов, он с трудом, после нескольких месяцев поисков получил кое-какую работу с мизерной зарплатой. Однако он относился к найденной работе как к маленькому трамплину, с надеждой на будущее. Работа в телефонной компании дала кое-какой опыт общения с коллегами и начальством, а также первую строку в рабочей биографии. Со временем он самым наглым образом, в рабочее время, начал искать что-нибудь получше.

Среда в телефонной компании была очень нездоровая. Профсоюзы практически высасывали из компании всю кровь, а Кфир по неопытности имел глупость наступить им на ногу. Через два месяца после начала работы, когда он только начал осознавать, что к чему, его призвали в резерв, и он провел месяц в Ливане. По возвращении начальница вызвала его к себе и заявила, что за 6 месяцев она не видит от него никаких результатов и дает ему месяц для поисков другой работы.

Кфир был в шоке. Первая работа, после такого успеха в университете! Такие надежды, и вдруг… Он резко изменил свое поведение. Стал менее вежливым и тактичным, более нахальным. По-видимому, его новый наигранный имидж был здесь уместен.

По истечении месяца его вновь вызвала начальница. Она сказала, что он может забыть об их предыдущем разговоре. Однако было уже поздно. Кфир сказал, что нашел другую работу. Интересно, что в его деятельности ничего не изменилось, кроме поведения, которое стало более «восточным», что ему претило.

Итак, Кфир перешел в фирму, которая производила различные химические препараты как для сельского хозяйства, так и для домашних нужд, на должность помощника контролера, отвечающего за компьютеризацию.

Интересно, что его предыдущие работодатели в течение нескольких месяцев пытались вернуть его на старое место. Ему это льстило, хотя и незаслуженно. Он так и не понял, какова была роль отдела, в котором он работал в телефонной компании.

Отношения с новым шефом складывались непросто. Новый начальник был умным и способным человеком, опытным аудитором, однако у него не было второй академической степени, и, по-видимому, это ему мешало.

На новом месте Кфир проработал полтора года. В это время его дядя, а точнее двоюродный брат отца ― Джек, предложил ему работу в своем бизнесе.

После демобилизации он уже проработал у Джека около года, но ушел из-за отсутствия перспективы. Пришлось хорошо подумать перед тем, как согласиться. Уезжать опять в Эйлат, — а бизнес был в Эйлате, — не хотелось. Однако пока ничего особенного в Тель-Авиве ему не светило. Дядя обещал прогрессивно растущую долю от дохода. Это было интересно. С профессиональной точки зрения, это, конечно, было не то, на что все так надеялись, учась в университете. Однако Джек сказал, что если Кфир к нему перейдет, то они расширят бизнес, а если нет, то ему придется сократиться. Кфир согласился.

К тому времени у дяди было три магазина: два в гостиницах, а один в торговом центре. Несмотря на попытки хоть как-нибудь использовать знания, почти все время ему приходилось стоять у кассы в разных магазинах. Тем не менее, он пытался установить какую-то видимость финансового контроля.

Он проработал у дяди пять лет. Как ни странно, получилось так, что, вопреки ожиданиям, они не расширились, а в какой-то мере сократились. Дело в том, что в маленьких гостиничных магазинах, к сожалению, постоянно воровали. Кфир пришел к этому выводу, месяцами наблюдая за результатами торговли. Дядя очень серьезно относился к этим выводам. Поэтому, когда представилась возможность расширить большой магазин, маленькие были закрыты.

Работа с дядей сблизила их, а уровень обоюдного доверия поднялся до максимального. Наверное, если бы не война в Персидском заливе в 90-м году, Кфиру было бы суждено постепенно выкупить у дяди его бизнес, как тот ему не раз на это намекал.

Все, однако, произошло иначе, и судьба сделала свой очередной непредвиденный резкий поворот. Война, а точнее ожидание начала военных действий, связанное с ультиматумом правительства США Ираку, полностью остановило поток туристов в Израиль вообще, а в Эйлат в частности. Прямые чартерные рейсы из Европы были прекращены. В городе, который имел право на существование лишь благодаря туризму, было практически пусто. Пришлось уволить всех семерых работников. Это было очень неприятно, но им просто нечем было платить. Кфир с дядей работали, сменяя друг друга, и лишь иногда жена дяди немного им помогала.

К тому времени Кфир уже несколько лет жил в своей квартире, за которую ежемесячно выплачивал банку ипотеку. Казалось, что быт, пусть монотонный и далеко не стимулирующий, все же налаживался. А тут вдруг такое дело. Они с дядей не брали из магазина ни копейки. Срок получения пособия по безработице ограничен, чего нельзя сказать об ипотечной ссуде. Пришлось опять искать работу.

Глава 3. Вещие сны

Еще в детстве Кфиру запомнился сон, приснившийся ему за пару лет до смерти отца. Во сне он увидел детали, которые через несколько лет с удивлением увидел наяву, когда отец умер.

С тех пор ему еще несколько раз виделись сны, воплощение которых приходилось наблюдать в будущем. Так, например, перед выпускным экзаменом по аналитической химии он достаточно четко видел во сне женщину, принимавшую экзамен, которую раньше никогда не встречал.

Уже после армии как-то ему приснилась свора собак, одна из которых его укусила. На следующий вечер приснившаяся картина воплотилась с удивительной точностью.

Однако самый длинный и детально четкий сон, которому суждено было воплотиться, приснился ему перед второй поездкой на работу в Канадские летние лагеря. Ему приснилось, что закончив работу в лагере, он так и не получил адрес шурина в США, который должен был начать там учебу в университете. Сестра с детьми к этому времени уже должна была к нему присоединиться, и Кфир надеялся по окончании работы их навестить. Ему снилось, как он приезжает в Штаты без адреса и с удивительной уверенностью начинает малоперспективный поиск. Наяву были такие элементы, как телефонный звонок с длительными ожиданиями и переключениями; помощь незнакомого человека; долгая езда на попутной машине; длинная дорога пешком; здание кампуса со светлым коридором; дверь со стеклом, через которую он разглядел мужа сестры… Все это он видел во сне несколько месяцев назад. Произошедшее было настолько впечатляющим, что он записал процесс поиска со всеми деталями в тот же вечер у себя в дневнике.

Еще один сон, оказавшийся вещим, приснился Кфиру, когда он сомневался, переезжать ли ему в Эйлат на работу к дяде, или нет. Ему приснилось, что он переехал, но что вроде бы через некоторое время за ним приехал лимузин, дверь которого открыл ему элегантно одетый шофер. Затем было плавание по воде…

Еще в школе, а затем и во время службы в армии, в отпусках, а также после демобилизации, Кфир довольно серьезно занимался восточными единоборствами. Встретив одного из лучших учеников своего тренера в Эйлате, с которым когда-то тренировался в одной группе, и узнав, что тот открывает свой клуб, он сразу же стал одним из его первых членов. Тренировки вносили разнообразие в слишком размеренный ритм жизни и какое-то дополнительное общение.

Как-то перед самым началом войны в Персидском заливе, у Кфира во время тренировки порвалась связка правого колена, после чего он провел несколько дней в больнице. К счастью, обошлось без операции, но гипс и костыли были при нем в течение более полутора месяцев.

Вот так и получилось, что после обращения по объявлению, скупо говорящему, что на государственную службу требуются лица с высшим образованием, знающие русский язык, Кфира пригласили на собеседование, куда он пришел в гипсе и на костылях. Естественно, его сопровождала мама, так как это было в Тель-Авиве. Война должна была вот-вот начаться, и все должны были носить с собой противогазы. Кфир бодро ковылял на костылях, а мама несла сумку с противогазами.

По-видимому, он произвел хорошее впечатление на первом собеседовании, так как после небольшого перерыва последовало собеседование еще кое с кем. В результате нужно было вернуться на следующий день для сдачи экзаменов. Пришли опять в том же составе. Экзамены продолжались более двенадцати часов с небольшим перерывом. Все это время мама преданно ждала его в коридоре.

На следующий день, а точнее уже ночью началось война. Проснулись от двух мощных взрывов с последующей сиреной. Два первых «Скада»[5] упали в промзоне Холона, совсем близко от них. Это была первая сирена и ночь в противогазах.

Через некоторое время Кфир вернулся в Эйлат, и хорошее ощущение после экзамена постепенно начало уступать место заботам и напряжению, связанным с обстрелами. Обстрелы «Скадами» продолжались около месяца. Когда все начало успокаиваться, Кфир подумал, что пора бы уже узнать, что там с экзаменом. Прошло еще некоторое время, пока он не выдержал и позвонил. Секретарь ответила, что проверит и перезвонит в течение дня. Как ни странно, она действительно перезвонила в тот же день. В очень вежливой форме секретарь сообщила, что организация, которая приглашала на собеседование и последующий экзамен, вскоре пригласит его на дополнительное собеседование. В общем, было дано понять, что первые два этапа пройдены благополучно. Интересно, что пока он не имел понятия, с кем имел дело. Никто ничего на эту тему не сказал, а Кфир, контролируя свое любопытство, никого об этом не спрашивал.

Прошло еще некоторое время, пока ему действительно позвонили и пригласили на собеседование, но на сей раз уже по другому адресу. Ему сказали, что расходы на транспорт, связанные с приездом, будут возмещены, и дали понять, что в случае с жителем Эйлата не играет роли, будет то автобус или самолет. Кфир, естественно, выбрал последнее.

В назначенный день в 6:55 утра он пришел по указанному адресу в одном из центральных районов Тель-Авива. Охранник сообщил о нем кому-то по телефону, и буквально через минуту перед ним предстала интересная молоденькая девушка в военной форме, которая сказала, улыбаясь, что проведет его в кабинет, где будет проходить собеседование. Проходя по небольшому мало ухоженному дворику, Кфир отметил про себя приятное и необычное уединение этого учреждения в старом здании в центре большого города.

Оставив Кфира дожидаться в несколько мрачной приемной, его сопровождающая зашла в кабинет. По речи и звукам, доносившимся оттуда, было понятно, что хозяин кабинета едва успел туда зайти. Оттуда доносился мужской голос с легким акцентом идиша:

― Из Эйлата, в 7 утра, и уже здесь. Этот парень очень рано встает! Давай его сюда.

Кабинет, в который провели Кфира, тоже был мрачноват, а его скромное убранство подтверждало уже начавшее создаваться впечатление, что эта государственная организация не была избалованна избыточным бюджетом.

Лысоватый мужчина невысокого роста лет 50-ти приветливо, по-свойски поздоровался, указав на стул. Кфир заметил любопытно-пронизывающий взгляд хозяина кабинета. Умные маленькие глаза как бы сверлили Кфира в то время, когда он говорил нечто ничего не значащее. Это продолжалось считанные секунды, пока в кабинете не появился уже знакомый со второго собеседования высокий седой мужчина. Улыбнувшись как старому знакомому, он занял второй стул у стола и утвердительно кивнул хозяину кабинета.

Начались вопросы, в основном, в отношении прошлого. О жизни в Риге, репатриации, школе, армии, жизни в Америке и университете. Затем речь пошла о настоящем. О работе, профессии, быте и даже о женщинах.

Несмотря на некоторую напряженность, Кфир держался достаточно непринужденно, пытаясь отвечать интересно и не без юмора. За какие-то полчаса атмосфера в кабинете приобрела характер приятной беседы трех мужчин, получавших от нее заметное удовольствие. Как бы прочитав эти мысли, хозяин кабинета, который, как показалось Кфиру, был более высокого ранга, прекратил разговор, вновь став сверлить Кфира глазами среди возникшей тишины.

― А как у тебя с русским? ― неожиданно спросил он.

― Нормально, ― ответил Кфир, как и прежде на иврите.

― Но ты ведь уже давно в стране?! ― продолжил тот.

― Да, но часто говорю по-русски и много читаю.

На этом этапе хозяин кабинета на достаточно сносном, но несколько местечковом русском задал какой-то вопрос с тем, чтобы убедиться, так ли это на самом деле. Он остановил Кфира уже в середине первого предложения. Было ясно, что уровень его русского оказался вполне убедительным. Затем, удобно расслабившись в своем кресле, как бы реализуя все возможные ресурсы для очередного сверления, он вновь пронзил Кфира взглядом.

Было ясно, что это переход к следующему этапу.

― Мы занимаемся советским еврейством, ― промолвил хозяин кабинета. ― Как ты смотришь на такое поле деятельности?

― То, что сейчас происходит в Восточном блоке вообще, и в Советском Союзе в частности, имеет самое прямое отношение к репатриации евреев в Израиль. Это может стать самым существенным историческим событием в жизни людей моего поколения. Я счел бы за честь иметь к этому прямое отношение, ― ответил Кфир не задумываясь.

Сверлящие глаза посветлели на долю секунды и как бы приобрели другое выражение. Хозяин кабинета, все еще не отрывая взгляда, бросил седому:

― Представь его главному.

Седой самодовольно кивнул, как бы говоря: «Это моя находка…»

Встреча с главным произошла минут через пятнадцать после того, как седой позвонил из приемной по нескольким телефонам. Кфир понял, что он пытается втиснуть еще одно собеседование в чей-то очень насыщенный график. Исходя из того, что собеседование должно было быть с «главным», а тот очень спешил, было понятно, что эта формальность, по-видимому, является данью уважения высшему руководству.

Главный встретил Кфира очень приветливо. Судя по всему, он действительно очень спешил. На ходу завязывая галстук, он упомянул, что собирается на встречу с главой правительства. Это был высокий и крепкий пожилой человек с добрыми, живыми глазами. Он задал Кфиру несколько вопросов. Внимательно выслушав ответы, он подошел к шкафу и вынул оттуда пиджак. Надевая его, он сказал седому, чтобы тот занялся программой адаптации. Кфир понял, что его приняли, однако все еще не понял куда.

Когда они вышли в мрачный коридор из светлого кабинета главного, седой поздравил Кфира, пожав ему руку, и попросил вернуться на следующий день к восьми утра.

Глава 4. Прибытие в Москву

Кфир считал, что его подготовка проходила не самым организованным образом. Ощущалась неопытность новых работодателей в этой недавно открывшейся для них области ― Советском Союзе, доживавшем свои последние дни. В основном, обучение проходило индивидуальным образом, однако, несмотря на захватывающие темы, Кфиру не хватало привычного академического уровня. За короткий срок обучения ему привили некоторые навыки, и наступил момент, когда ему сообщили о его готовности.

Кфир был очень польщен, когда в начале подготовки узнал, что попал в отдел МИДа, занимающийся советским еврейством. Тем не менее ему пояснили, что, из-за отсутствия нормальных дипломатических отношений с Советским Союзом, количество официальных дипломатов, представляющих свои страны, ограничено. В связи с этим ему предстояло официально представлять Фонд культуры и просвещения Израиля в диаспоре. Другими словами, он должен был обрести статус неофициального культурного атташе.

Было два варианта: Одесса и Минск. Кфир предпочитал Одессу. Руководство сомневалось. Как стало известно позже, коллега из Минска, попавший на работу за три месяца до Кфира, настаивал на том, чтобы его перевели в Одессу. Все знали, что за несколько месяцев в Минске он преуспел. Одесса считалась сложным местом, что увеличивало его шансы. В определенный момент Кфир заявил, что готов ехать в Одессу, а в Минск не поедет. Он сам себя удивил таким ходом, а руководство это заявление повергло в шоковое молчание. На сдержанный вопрос, почему, он ответил, что после успеха коллеги в Минске любой успех останется его успехом. Любая же неудача будет только неудачей Кфира. То есть, поехав в Минск, он заранее ставит себя в проигрышную ситуацию. Аргумент оказался достаточно веским. Так Кфир выиграл Одессу.

Последний этап советской эпохи окончательно парализовал страну в стадии агонии. Все было готово к отъезду ― кроме визы, которую не могли получить около двух месяцев. Кфир был в каком-то подвешенном состоянии и даже подумывал вернуться в Эйлат, как вдруг его паспорт пришел откуда-то из Европы. В нем красовалась долгожданная виза. Через несколько дней он улетел в Москву. Перед отъездом его куратор вручила ему пачку визитных карточек, на которых аккуратным шрифтом было написано:

Бен-Гай Кфир

Израильский Фонд Культуры и Просвещения

Одесса

В аэропорту он встретил своего коллегу из Минска. Они летели вместе. Присутствие коллеги оказалось очень полезным как в московском аэропорту, где все, мягко говоря, отличалось от западных аэропортов, так и на следующий день в Москве, куда они прилетели глубокой ночью. Их встречали сотрудники посольства, с которыми Кфир не был знаком. Потом они долго ехали по неосвещенным дорогам, а затем и улицам уже в центре. У Кфира не проходила навязчивая мысль, что он опять в резерве где-то в южном Ливане, где по ночам в те годы не было освещения, а дороги были не то разрушены, не то разбомблены. Так их трясло до самой гостиницы.

Номера они получили сразу же и договорились на следующее утро вместе поехать в посольство. Коллега Кфира великолепно ориентировался в городе и метро. После завтрака они без проблем добрались до посольства, перед которым стояла огромная очередь желающих репатриироваться. Картина напоминала бегство. Да, это был 1991-й год.

В посольстве Кфира познакомили с новыми коллегами. С некоторыми он успел познакомиться раньше, еще в Тель-Авиве. Во время беседы с начальником группы он понял, что его коллега Нахман считал сражение за Одессу еще не совсем проигранным. Кфиру было сказано, что Нахман будет его курировать.

В Москве Кфир провел несколько замечательных дней. Несмотря на различные встречи и небольшие поездки по работе, у него оставалось время погулять по городу, в котором он не был 22 года. Впечатления были не из легких и не всегда поддавались определению. Однако напрашивался нелестный вывод о том, к чему приводит нацию смесь ксенофобии и шовинизма, разбавленных алкоголизмом. Получалось нечто вроде «ксенонинзма», а к чему он привел, было четко видно.

До отъезда в Израиль в 1969-м году семья Кфира бывала в Москве каждый год. Дед по маминой линии жил в Опалихе, в 20-ти минутах от центра по Рижской дороге. У него был чудный двухэтажный дом на большой территории с садом и огородом, у самого леса. Очень часто Кфир с сестрой проводили там летние каникулы. Погуляв по Красной площади, Кремлю, Александровскому саду и т. д., он решил, что в один из своих ближайших приездов, уже несколько освоившись, поедет в Опалиху, чтобы разыскать дом деда.

Через пару дней Нахман уехал в Минск. Они договорились, что он приедет в Одессу после Кфира.

Отъезд в Одессу был через день или два, и он еще успел побывать в театре «Современник», куда его пригласила жена начальника. Смотрели «Кот домашний средней пушистости» с Валентином Гафтом. Кфир был в восторге.

Глава 5. Одесса

Дорога в Одессу с Киевского вокзала лежала через Киев и занимала 24 часа. Детские впечатления от железнодорожных переездов значительно омрачились современными реалиями. Однако можно сказать, что поездка прошла нормально, никто Кфира не беспокоил.

В Одессе его встречали один из местных активистов, ставший впоследствии одним из основных помощников, и не кто иной, как Нахман, которому так не терпелось в Одессу. Кфир не стал напоминать об их договоренности и спрашивать о причине ее нарушения, она и так была ясна. Было понятно, что кроме еще неясного рабочего фронта, у него уже открылся фронт с тыла.

Одесса летом 1991-го года была серым, грязным и неухоженным городом с разваливающимися домами и разрушенными тротуарами. Однако, несмотря на этот фон, все же четко вырисовывалась уникальная архитектура классической части города, его цветущие деревья и бульвары, неувядающие одесситки, а также яркий одесский темперамент. Дух города не пропал, несмотря на экономический и политический крах страны.

Нахман на правах хозяина в первые дни организовал ряд полезных знакомств. Он познакомил Кфира с Артом ― представителем богатой международной организации. Нахман успел подружиться с Артом в свои пр