Сейчас, утром, лес был совсем другим. Снег выбелил его и осветил то, что раньше пряталось в тенях. Черные деревья подпирали голубое, без единого облачка, небо. Морозный воздух кусал за щеки. Запахи прелой травы исчезли, скрытые до весны под снежным одеялом, и теперь здесь пахло только зимой и приближающимся Рождеством.
Одиночество и уныние копились в нем годами, заполняя комнату за комнатой, этаж за этажом, и теперь, потревоженные вторжением живого дышащего существа, превращались в пыль и сырость и оседали на коже ощущением то ли меланхолии, то ли ностальгии.
Меня больше волнует, что ты не проверил все дважды… Но если ты настаиваешь и тебе так будет легче – окей, ты свинья. Но ты свинья, которой стыдно, и я считаю, что этого достаточно. Так что перестань хрюкать и начни пить чай.
Про меня? Бросьте, во мне нет решительно ничего особенного, – сказала она, когда Виктор задал ей этот вопрос. – Родилась, училась, работала, вышла замуж, родила двоих детей. Вот в общем-то и все примечательное. Наград, медалей, орденов – не имею. К суду не привлекалась. Что еще?.. Ах да, в интрижках не замечена, хотя вот это очень жаль. Не пишите это. Дайте зажигалку.
И день настал. Мидлшир превратился в сверкающую гирлянду горящих окон и рождественских венков. Даже погода, напрочь лишенная чувства момента и зарядившая мелкий серый дождь, не могла испортить праздничного настроения. Люди закрылись от нее в своих маленьких мирках и грелись улыбками и смехом друг друга. Все ощущалось остро и ярко, и иногда – безжалостно. И те, кому не о кого было греться, заглушали тоску телевизором, громкой музыкой или просто ложились спать, надеясь, что звуки фейерверков не проберутся в их сны и они смогут прожить просто еще один день.
вокруг было белым и сверкающим, а тротуары превратились в каток. Повсюду дворники разбивали лед и рассыпали песок, и равномерные удары и вжиханье лопат вплетались в мелодию английской деревушки. Пахло корицей – в соседней пекарне девушка выкладывала на прилавок горячие булочки. На перекрестке снова сломался светофор, и регулировщик в ярком жилете управлял движением, резко взмахивая руками и помогая себе свистком. На билбордах краснела реклама странствующего цирка
Знаете, нам со всех сторон твердят, что нужно жить здесь и сейчас, вот этим моментом, потому что он может оказаться последним. Каждая минута может быть такой. Каждый наш телефонный разговор, каждая встреча, каждая фотография. Но вот о чем никто не говорит, так это о том, что он может оказаться последним не для нас. А это многое меняет, правда?
