Причем и пьеса, и повесть, и фильм практически идентичны не только по всем сценам, но и почти по каждой реплике. Все предыдущие повести соавторов, существующие в киноварианте — «Берегись автомобиля», «Зигзаг удачи» и «Старики-разбойники», — существенно полнее одноименных фильмов; и если бы фильму «Ирония судьбы» не посчастливилось стать двухсерийным, он тоже разделил бы их судьбу.
К тому времени их пьеса «Ирония судьбы» оказалась востребована десятками театров — и действительно принесла авторам весомые дивиденды, как и планировалось.
тому времени их пьеса «Ирония судьбы» оказалась востребована десятками театров — и действительно принесла авторам весомые дивиденды, как и планировалось.
Снимать, впрочем, все равно приходилось на «Мосфильме» и силами мосфильмовских сотрудников. В столице все телевизионное кино снималось именно так — в скромных павильонах ЦТ можно было поставить лишь какой-нибудь телеспектакль на скорую руку.
Хочется легкого, светлого, нежного, раннего, хрупкого и пустопорожнего, и безрассудного, и безмятежного, напрочь забытого и невозможного. Хочется рухнуть в траву непомятую, в небо уставить глаза завидущие, и окунуться в цветочные запахи, и без конца обожать все живущее. Хочется видеть изгиб и течение синей реки средь курчавых кустарников, впитывать кожею солнца свечение, в воду, как в детстве, сигать без купальников. Хочется милой наивной мелодии, воздух глотать, словно ягоды спелые, чтоб сумасбродно душа колобродила и чтобы сердце неслось, ошалелое. Хочется встретиться с тем, что утрачено, хоть на мгновенье упасть в это дальнее… Только за все, что промчалось, заплачено,
событий 1990 года; Рязанову было чем вдохновляться для создания предельно мрачной атмосферы в своем сочинении — достаточно было регулярно поглядывать в окно и в телевизор: «Страна разваливалась. Эпидемия провозглашения суверенитетов заразила все республики от больших до малых. Глобальная говорильня захлестнула страну. Болтуны всех цветов и мастей рассуждали о том, как спасти страну, а на окраинах стреляли, лилась кровь. Сотни тысяч беженцев перемещались по стране, оставляя разгромленные жилища и трупы родных. И это в мирное время. А тем временем изо всех щелей повылезали полчища проныр, пролаз и прохиндеев. Заелозили, забегали ловкачи, стараясь не упустить момент. Пришло время циников, блядей, аферистов. Ежедневно открывались, а на следующий день рушились невероятные, фантастические совместные предприятия. Зарубежная шушера объединялась с отечественной. Вчерашние эмигранты становились боссами, эфемерными калифами на час. Главное было — нахапать скорей, пока муть и неразбериха. Надувательства, обманы, мошенничества обрушились на неготовый ко всему этому доверчивый народ. Нация раскололась на тех, кто стриг, и на тех, кого стригли. Идеалисты, люди идеи и веры, гибли, не в силах приспособиться. Господи! Почему все в нашей несчастной стране все, даже хорошее, приобретает карикатурные формы! И свобода, которая наконец-то пришла, какая-то у нас уродливая! И частная инициатива, которая наконец-то вроде бы разрешена, непременно замешана на жульничестве и предательстве. И демократия, которую наконец-то провозгласили, щедро полита кровью. Я чувствовал себя в этом времени зыбко и неуютно, хотя употребил немало сил, чтобы приблизить его приход».
Мы не пашем, не сеем, не строим, мы гордимся общественным строем, мы бумажные, важные люди, мы и были, и есть мы, и будем. Наша служба трудна изначально, надо знать, что желает начальник, угадать, согласиться, не спорить и карьеры своей не испортить. Чтобы сдвинулась с места бумага, тут и гибкость нужна, и отвага: свою подпись поставить иль визу все равно что пройти по карнизу. Нас не бьют за отказы, запреты, мы, как в танках, в своих кабинетах. Мы сгораем, когда разрешаем, и поэтому все запрещаем. Нет прочнее бумажной постройки, не страшны ей ветра перестройки. Мы — бойцы, мы — службисты, солдаты колоссальнейшего аппарата. Мы бумажные, важные люди, мы и были, и есть мы, и будем, мы не пашем, не сеем, не строим, мы гордимся общественным строем.
У природы нет плохой погоды! Всякая погода — благодать. Дождь ли, снег… Любое время года надо благодарно принимать. Отзвуки душевной непогоды, в сердце одиночества печать и бессонниц горестные всходы надо благодарно принимать. Смерть желаний, годы и невзгоды — с каждым днем все непосильней кладь. Что тебе назначено природой, надо благодарно принимать. Смену лет, закаты и восходы, и любви последней благодать, как и дату своего ухода, надо благодарно принимать. У природы нет плохой погоды, ход времен нельзя остановить. Осень жизни, как и осень года, надо, не скорбя, благословить.
