Она заявляет, что ты так ненавидишь собственную дочь, что отдал ее в жены монстру, когда она была еще совсем молоденькой.
— Ненавижу ее? — изумился герцог. — Да стал бы я тратить на это свое драгоценное время? Вообще-то, я ее толком и не знаю. Старик Каракс был очень грубым мужчиной, но на тот момент он являлся самым сильным моим союзником. Этот брак стал залогом нашего альянса, только и всего. — Он хмыкнул. — Я насильно выдал Кассим замуж? Ха! Как будто меня интересовали чувства девочки-подростка, не говоря уж о том, чтобы принимать их в расчет в большой политике! Она слишком много о себе думает!
Я приняла решение относительно города... — начала она. — Совершенно не важно, что ты решила. — Голос Меркора был спокойным, для дракона почти добрым. Но в то же время он звучал непреклонно. — Решать не тебе. Рапскаль почти понял истинное положение вещей. Кельсингра жива и ждет нас. Но это не город Старших. Да, они действительно построили его и жили рядом с нами. Однако Кельсингра была создана для драконов. Как только мы пересечем реку, Элис, то восстановим город. Мы будем рады, если ты пойдешь с нами. Среди людей и Старших испокон веку были книжники, которые вели летопись наших жизней и мыслей. Мы всегда возвышали наших поэтов, певцов и прочих, кто прославлял нашу жизнь. Так что для тебя есть место среди нас. И оно весьма почетное. Меркор повернул голову, изучая хранителей: — Оденьтесь, как подобает тем, кто служит драконам. И немедленно отправляйтесь на охоту, вы все. Нам понадобится много мяса. Теперь ваша главная цель — дать драконам силу. Мы научимся летать. А потом вместе с вами переберемся в Кельсингру, и город снова станет нашим.
Элис, вместо того чтобы пытаться сохранить мертвый город, лучше подумать, как доставить других драконов и всех хранителей на тот берег. Если мы собираемся стать настоящими Старшими, нам нужно поскорее оказаться там. И тебе тоже. Как только мы поселимся в Кельсингре, ты сможешь изучать наш живой город сколько пожелаешь. Но ты напрасно пытаешься не подпускать нас к вещам, в которых мы нуждаемся, чтобы превратиться в Старших. Хочешь сохранить это для истории — описывай, как мы пришли в город, разбудили его и вернули к жизни.
Услышав, что Эйдер тяжело запрыгнул на палубу, капитан повернул голову и улыбнулся Скелли, которая появилась у его локтя. — Отдать швартовы! — велел он негромко и обернулся, чтобы посмотреть на делегацию на причале. — Вы не могли бы ненадолго отойти в сторонку? — любезно попросил капитан. — Нам нужно поменять положение баркаса для дальнейшей погрузки. Это займет не больше минуты. — Он отплывает! — зашипел стоявший рядом с Полск член Совета, а потом, повернувшись к стражникам, закричал: — Не позволяйте им отдать концы! Держите швартовы! Не дайте им сбежать! — Рубите канаты, если надо, — спокойно сказал Лефтрин.
Может, потом, когда мы отплывем и я буду знать, что мы уже в безопасности, смогу расслабиться. Но не сейчас. — Внезапно Малта хмыкнула: — Наш сын. Как странно и прекрасно звучат эти слова! Но ему нужно дать имя, Рэйн. — Она посмотрела вниз, на спящего младенца. — Сильное имя, чтобы он обрел поддержку. — Ефрон, — заявил Рэйн, не раздумывая. Глаза Малты расширились. — Хочешь назвать мальчика в честь моего дедушки? — Ну да, я слышал о нем только хорошее. А второе имя? — Бендир, — предложила она. — Но ведь так зовут моего брата! Моего старшего брата, который всю жизнь командовал мной, помыкал, когда мы были детьми, а потом всячески насмехался, когда я влюбился в тебя! — А мне нравится имя Бендир, — призналась Малта с улыбкой, и ради этой улыбки, столь неожиданной на ее изможденном лице, он согласно кивнул. — Ефрон Бендир Хупрус. Большое имя для маленького мальчика. — Он будет Фроном, пока не вырастет. Так в детстве называли моего деда. — Значит, Фрон Хупрус, — заключил Рэйн и нежно погладил спящего младенца по головке. — У тебя есть большое имя для жизни, малыш.
За деньгами дело не станет. Пусть Совет торговцев подавится обещанным. Обойдемся и без них. — Увидев на лице капитана недоумение, он беспечно махнул рукой. — У Хупрусов нет недостатка в средствах. Я позабочусь, чтобы на баркас погрузили все необходимое, и считай это лишь скромной платой за то, что я прошу. Сын для меня дороже всего. Я понимаю: там, куда мы собираемся, опасно и жить придется в очень суровых условиях. Но если мы останемся здесь, наш мальчик умрет. — Он вздохнул и заключил: — Так что мы все равно поплывем с вами, если, конечно, вы согласны взять нас с собой. Все на камбузе затаили дыхание, ожидая ответа капитана. Лефтрин подумал об Элис, о том, что бы она сказала, если бы сейчас была здесь. Он должен поступить так, чтобы любимая им гордилась. Это дитя мне родня. Его мать уже доверила его мне. И я возьму малыша к драконам! Живой корабль редко настолько прямо говорил с Лефтрином. Капитан посмотрел на остальных, гадая, слышали ли они Смоляного так же ясно, как и он, но все смотрели только на него.
некоторое время камбуз погрузился в тишину, а затем Рэйн горячо взмолился: — Пожалуйста, не могли бы вы отвезти нас в Кельсингру, к драконам? И сделать это как можно скорее? Решение было за капитаном, полноправным хозяином Смоляного. Никто не имел права советовать ему, как поступить: на его корабле демократии не было и в помине. Но когда Лефтрин, подняв уставшие и воспаленные глаза, обвел взглядом всех матросов, собравшихся на камбузе, он легко прочел их мысли. Если он согласится, Беллин мигом отдаст швартовы, а Скелли бросится ей помогать. Хеннесси напряженно наблюдал за капитаном. Большой Эйдер стоял, как всегда, ожидая его приказа; он был одет в новую чистую рубашку, потому что надеялся позже повидаться с матерью, но наверняка готов был ради такого случая отменить все свои планы. Григсби, рыжий корабельный кот, легко вспрыгнул на столешницу, на секунду застыл, а затем подошел к Рэйну. Тот начал рассеянно гладить кота, и Григсби громко замурлыкал.
Его драконица проснулась от света и рева. Какое-то мгновение хранитель ощущал только ее растерянность, а потом в сознание Седрика проникли ее мысли, одновременно радостные и мучительные: Город проснулся и приветствует нас. Пора вернуться домой. Но мы не можем туда добраться.
только капитан ушел, Малта почувствовала облегчение и улеглась на палубу поближе к сыну, слегка изогнувшись и как бы защищая его с одной стороны. Недолго думая, Рэйн принял ту же позу, отразив, как в зеркале, положение Малты, и их сын оказался в надежном кольце родительских тел. Рэйн подвинул свою голову ближе к Малте, ощутил сладкий аромат ее волос и вздохнул с облегчением: наконец-то они все вместе и в безопасности. — А теперь расскажи мне, — мягко попросил он, — расскажи обо всем, что произошло после того, как мы с тобой расстались.
