Пришедшая на водопой зебра видит притаившегося льва, но думает, что она не зебра, а общая масса. Но лев утащит не общую массу, а конкретную зебру – отдельную и индивидуальную
. С того момента, как плохое случилось, судьба перестает быть всеобщей: она сразу же становится индивидуальной. Лишь в этот момент, не раньше, человек наконец понимает, что никакой всеобщей судьбы не существует.
Неужели она не знала, что ребенок, насмотревшись этой дряни, потом сформирует свой мир именно из того, к чему привык, – из грубостей, унижений, плеток? Разве такой жизни хотела она для своего солнышка?
Проблема лишь в том, что если бы человек столкнулся с неравноправием в более старшем возрасте, у него был бы шанс этому неравноправию искренне удивиться. А если он узнает об этом рано, то принимает это как неизбежную данность мира – как то, что молоко белое, вода мокрая, а камень твердый
Счастье сорняка – в его ограниченности. Именно ограниченность приводит к тому, что он не теряет желания жить.
Человеку труднее. С ним легче расправиться – ему надо лишь намекнуть, что он нежелателен, и он умрет сам. Он найдет себе чердак, или оранжерею, или газовую камеру