Виктория Ближевская

Спокойных дней не будет

Книга III. Время любить

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Дизайнер обложки Екатерина Глейзер

© Виктория Ближевская, 2017

© Екатерина Глейзер, дизайн обложки, 2017

Илья и Соня уверены, что должны быть вместе. Но пока он ищет способ исполнить обещание, Соня неосторожно попадает в романтические сети. Арсений, который пытается украсть ее сердце, молод, хорош собой и представляет серьезную угрозу для Ильи. Потерявшая голову Соня совершает ошибки, теряет близких и наживает врагов. Но Илья не сдается, и прямо накануне свадьбы Соне предстоит выбрать свою судьбу. Потому что даже из самого запутанного лабиринта чувств есть только один выход. И этот выход — любовь.

18+

ISBN 978-5-4483-8191-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Спокойных дней не будет
2. Пролог
3. Глава 1. Почти случайная встреча
4. Глава 2. Дело техники
5. Глава 3. В поисках себя
6. Глава 4. Утро в зверинце
7. Глава 5. Искусство наживать врагов
8. Глава 6. Под прицелом
9. Глава 7. Полнота обладания
10. Глава 8. Затерянный пляж
11. Глава 9. Муж и любовник
12. Глава 10. Завтра может не наступить
13. Глава 11. Крайние меры
14. Глава 12. Куда дует ветер
15. Глава 13. Похищение невесты

Пролог

— Софья Ильинична, мне надо с тобой поговорить!

Кирилл Рыжиков назвал коллегу полным именем, что было само по себе необычно, и заговорщицки понизил голос, косясь на любопытных соседей по кабинету.

— Говори, — отозвалась погруженная в почту Соня и отправила очередное электронное письмо в корзину. — Ну, сколько можно писать одно и то же!

— Мне надо без свидетелей, — проигнорировав крик ее души, попросил Кирилл.

— Кир, давай твои проблемы решим позже.

— Это не мои, а твои, — возразил Кирилл и доверительно тронул ее за плечо. — Пойдем к Саше, пока его нет.

— Говори здесь, у меня нет времени на конспирацию.

Она окинула его недоумевающим взглядом и снова уткнулась в монитор.

— Я хочу тебе кое-что показать…

— В Сашином кабинете? Очень смешно! Твое кое-что меня не интересует.

— Мое кое-что в рекламе не нуждается, — вспыхнул оскорбленный в лучших чувствах Кирилл. — А вот твое кое-что сейчас видно из Сашиного окна, как на ладони.

— Во время авралов меня не интересуют машины, облака, птички и даже дворники.

— И даже гениальные сыщики, которые за тобой следят?

— Смешно, угу.

Она все еще не вслушивалась в его слова, безжалостно сортируя сообщения электронной почты.

— А заметно, что я смеюсь? — обозленным тоном спросил Кирилл, и на этот раз Соня встряхнулась и взглянула на него с неподдельным интересом.

— И это странно. Обычно ты не бываешь серьезным.

— Наконец-то до тебя стало доходить. Пойдем, ты должна это увидеть сама.

Они зашли в кабинет директора по персоналу, провожаемые заинтересованными взглядами сотрудников. Кирилл плотно закрыл стеклянную дверь и подвел женщину за локоть к окну.

— Видишь серый рено? Он пасет тебя всю неделю.

— В каком смысле пасет?

— Водителей двое, они сменяются через день и фотографируют тебя профессиональной техникой утром, вечером и всякий раз, как ты оказываешься во дворе.

— У тебя разыгралась мания преследования.

— Или твой муж нанял частного детектива.

— Кирюша, мой муж — наполовину растение. Он с трудом может объяснить сиделке, что ему надо в туалет.

— Значит, любовник, — не сдавался конспиратор.

— У меня нет любовника, — помедлив, неуверенно ответила Соня.

— Значит, бывший любовник. Или будущая жена бывшего любовника. Или федералы. Или Моссад. Или даже сомалийские пираты. Но уже неделю за тобой таскается хвост.

— Давай попробуем рассуждать здраво, — помолчав, сказала Соня дрогнувшим голосом, под влиянием внезапной догадки теряя способность к логическому мышлению. — Ну, машина. Ну, торчит под окнами неделю. При чем тут я?

— А вот это как раз мы без труда проверим, — оживился авантюрно настроенный коллега и осклабился. — У меня созрел гениальный план.

Кирилл вальяжной походкой мартовского кота добрел до кресла шефа, развалился в нем, как хозяин, и указал ей на стул. Соня не без сомнений согласилась потратить пять минут, чтобы выслушать его очередную бредовую идею. Но план оказался коротким, как медвежий хвост, и, вняв не вполне обоснованным, но весьма эмоциональным доводам коллеги, Соня согласилась сыграть маленькую роль второго плана.

В обеденный перерыв они вдвоем вышли из здания и направились к воротам, за которыми их пути разошлись. Соня стремительно взяла курс направо, будто опаздывала на свидание, а Кирилл, направился прямиком к месту засады рено. Увидев торопящуюся Соню, водитель занервничал, вывалился из автомобиля и резвым галопом поскакал вслед за объектом наблюдения, придерживая висящий на шее фотоаппарат. Едва Соня и ее преследователь скрылись за углом, Кирилл заглянул в окно машины, где на сиденье лежала черная глянцевая папка. Всего несколько секунд и стальная линейка понадобились тому, кто с детства возился с автомобилями, чтобы папка перекочевала в его умелые руки. Рено, правда, заорал, как потерпевший, но Кирилл без страха захлопнул дверь, полагая, что работающей сигнализацией в наше время никого не удивишь, и неторопливо отправился через улицу в офис, сунув папку под полу пиджака и похлопывая линейкой по раскрытой ладони. Уже в подъезде он не сдержал любопытства, удовлетворенным кивком подтвердив свои подозрения, поднялся в кабинет и стал ждать возвращения Сони. Минут через пятнадцать, потаскав за собой преследователя по переулкам, как матерый заяц неопытную гончую, она вошла в кабинет. Коллега приподнял за уголок улику и потряс ею в воздухе. Соня в несколько шагов преодолела разделяющее их расстояние и протянула руку к документам.

— Вот твоя удачная фотосессия и вчерашний письменный отчет к ней.

Она всматривалась в свое улыбающееся лицо, словно видела его впервые, все еще не в силах поверить в реальность происходящего. А когда заговорила, от металлических ноток в ее обычно мягком голосе по спине Кирилла побежали неприятные мурашки.

— Будь добр, передай Саше, что мне срочно пришлось уехать.

— Но, Соня, давай хотя бы обсудим, — запоздало попытался возразить Кирилл и вздохнул в ее удаляющуюся спину.

Бирюзовый мерседес как в голливудском боевике вылетел с офисной стоянки, едва притормозив на повороте, и Соня в зеркало заднего вида увидела, как рено пытается успеть за удаляющимся объектом наблюдения. Проторчав полчаса в проб­ках, она добралась до офиса брата, посигналила у шлагбаума и, узнанная охраной, проехала во внутренний двор. Машина Ильи стояла возле подъезда, готовая стартовать в любую минуту, а полковник Тихонов курил на ступенях, ожидая выхода шефа. При виде давнего врага Соня усилием воли вызвала в себе чувства, похожие на праведный гнев и, вместо того, чтобы ехать на отведенное место парковки, перекрыла хозяйскому мерседесу дорогу. Не выключая двигатель, она вышла с черной папкой в руке, и, проигнорировав недвусмысленные знаки охранников, взбежала по лестнице. Павел стоял лицом к зданию, и ей пришлось поднялась на две ступеньки выше, чтобы оказаться в поле его зрения.

— Это твоих рук дело, вояка?

Без приветствия Соня распахнула перед ним папку и с удовлетворением увидела, что не ошиблась. Всегда непроницаемое лицо личного телохранителя Ильи на миг исказилось удивлением и вновь застыло.

— Откуда у тебя?..

— И как давно за мной шпионят твои ищейки?

— Я не уполномочен обсуждать с тобой…

— То есть распоряжение поступило с самого верха?

Сотрудники службы безопасности здания приблизились, и один из них попросил молодую женщину убрать машину, но Павел сделал предупреждающий жест, и оба отступили в ожидании дальнейших указаний.

— И что мы будем делать с этим дерьмом, Тихонов? — поинтересовалась Соня, перебирая страницы с заметками и фотографии. — Я тебя просила забыть о моем существовании. А ты, чертов извращенец, поощряешь в нем все самое худшее…

— Поговорите с братом, — бесстрастно заметил Павел, окончательно взяв под контроль выражение лица.

— Вот и поговорю, дружок, еще как поговорю!

— Софья! — Он понизил голос, стараясь не дать повод к сплетням. — Он скоро выйдет. Поднимись в офис. Ты знаешь, что публичные разборки добром не кончатся.

— Ты мне угрожаешь?

Она окатила своего тайного обожателя волной презрения. Вернувшись к машине брата, Соня уселась на капот, по сияющей поверхности которого проплывали облака, и помахала изумленному водителю. Повел подошел ближе.

— Отдай мне папку и уезжай. Я все улажу и сниму наблюдение.

— И не подумаю. Провалили секретную операцию, так имейте мужество ответить за свои действия, товарищ полковник.

Он не мог отвести глаз от высокой границы ее юбки, обнажившей стройные ноги гораздо выше колен, и, заметив его остановившийся взгляд, она провокационно положила ногу на ногу и принялась покачивать узкой туфлей, грозящей соскользнуть на дорогу. У него сделалось лицо, как у заключенного одиночной камеры в бразильской тюрьме, наблюдающего сквозь зарешеченное окошко оглушительный разгул и многоцветье карнавального шествия и знающего, что впереди его ожидают годы и десятилетия поста.

— Соня, не дури! — наконец, не выдержал он и подхватил ее под локоть, но она вырвала руку и зашипела, как разъяренная кошка.

— Только тронь меня еще раз, плебей!

Охранники, наблюдающие конфликт со стороны, переглянулись, не зная, что предпринять. В этот момент в сопровождении обычной многочисленной свиты, пытающейся на ходу подсунуть под подпись документ, донести мысль, получить последние распоряжения, из офиса вышел Илья Билецкий. Он невозмутимо осмотрел сидящую Соню, потом перевел вопросительный взгляд на Павла, и снова вернул его к сестре.

— Чем обязан высокому визиту?

— Это ты мне скажи, чем я обязана! — елейным голосом протянула она и бросила на капот открытую папку.

Фотографии веером разлетелись по блестящему лаку, как игральные карты, часть их оказалась на стекле, некоторые устремились под колеса. Илья и бровью не повел, только чуть наклонил голову, заняв внутреннюю оборону.

— Хочешь похвастаться удачными снимками? Вот этот мне определенно нравится. Можно попросить автограф?

Она фыркнула и поджала губы. Он сгреб с капота несколько фотографий и одну, с улыбающейся сестрой, сунул во внутренний карман пиджака, а остальные бросил обратно.

— Только эта? Они же все оплачены тобой, братец.

— Все, что есть у тебя, Соня, оплачено мной, — бесстрастно согласился он. — Да и ты сама…

— Как тебя понимать?

— А что в моих словах показалось тебе новым?

— Я не о твоем всеобъемлющем чувстве собственника, — поддела его Соня. — А о нанятых болванах, которые таскаются за мной в ожидании скандала.

Прежде, чем ответить, Илья сделал недвусмысленный жест, и охранники вместе с Павлом мгновенно оказались вне зоны слышимости. Соня поднялась с капота и одернула юбку, а Илья придвинулся к сестре, нарушив ее личное пространство ровно настолько, чтобы они оба почувствовали, что добровольная двухмесячная разлука оказалась не в состоянии загасить пожар их желаний.

— Сначала я получу ответы на свои вопросы.

— Если бы ты задавал вопросы. Вместо этого ты устроил за мной слежку, как будто я… Как будто…

Она почему-то не нашла подходящих слов, но он продолжил фразу за нее, не отводя прищуренных глаз.

— Как будто ты моя женщина, на которую покушается каждый, кому не лень.

— Кто дал тебе право?.. — взвилась Соня, чувствуя, что желание дотронуться до него готово перечеркнуть каждое сказанное ею слово. — Нет, даже не так… Что дало тебе основание думать, будто я совершаю поступки, требующие тотального контроля?

— Ты сама и вся твоя жизнь.

— А ты не мой муж, и у тебя нет права предъявлять мне хоть какие-то претензии.

— Не муж, — многозначительно согласился он и еще сократил расстояние между ними. — И я хотел убедиться, что ты не лжешь мне, как мужу.

— Моих слов тебе не достаточно? Нужен короткий поводок и инструктор к нему?

Когда она прибегала к подобного рода сравнениям, у него возникало почти неодолимое желание пустить в ход другие, гораздо более жесткие аргументы. Но он вовремя включил внутреннюю защиту от перегрева и отступил в прямом и переносном смысле.

— Соня, мне сейчас некогда. Позвони, мы встретимся и все обсудим в другой обстановке. Публичных скандалов нам с тобой не нужно.

— Мне вообще от тебя ничего не нужно! — с вызовом выкрикнула она, и охранники напряженно сгорбились и сделали вид, что не услышали. — Я не стану обсуждать с тобой целесообразность слежки, не собираюсь разговаривать о моем поведении, вообще не желаю общаться на таких условиях.

— Как скажешь, — на редкость покладистым тоном согласился мужчина и сильнее стиснул кулаки в карманах пальто. — А теперь отгони машину и дай мне проехать.

Но вместо того, чтобы выполнить приказ, она сама нарушила границы и подошла к Илье вплотную, держа в руках похудевшую папку, позволившую им встретиться спустя два месяца после ужасной ночи, когда Николая с инсультом забрали в интенсивную терапию.

— Илюша, разве ты не понимаешь, что сам все портишь? Что моя любовь не может вписываться в такие рамки?

— Твоя любовь? Что-то не слишком ты баловала меня любовью в последнее время, — усмехнулся он.

— И ты, конечно, забыл, почему это произошло.

— Я провинился, потому что остался той ночью?

— Ты был ужасен.

— Речь о сексе?

— О твоем поведении, естественно.

— Но секс тебе понравился?

— Не все определяется в постели, — лицемерно вздохнула соблазнительница. — Мы чуть не убили его.

— Ну, не убили же, — хмыкнул Илья.

— Ты не смеешь быть таким… Таким беспринципным чудовищем!

— Уйди, Соня, — попросил давно лишенный близости любовник, закипая гневом. — Не вынуждай меня…

— Хочешь ударить меня?

— Хочешь меня спровоцировать?

— Чего ты добиваешься этой слежкой?

— Мне нужно знать, что ты не ударилась во все тяжкие.

— Боже, я не могу сначала! — простонала Соня и первая пошла на мировую. — Мы ходим по кругу, но я готова простить тебя, если ты сейчас же уберешь этих псов с объективом.

— Я решу, когда мне снять наблюдение.

— Тогда не удивляйся, что и я много чего решу сама! — снова вспылила она, удивляясь его необоснованному упрямству.

— Ты все еще в моей власти.

— Посмотрим, — бросила она с обворожительной улыбкой и, соблазнительно покачивая бедрами, вернулась в тихо урчащую машину под его полыхающим похотью взглядом.

Павел собирал рассыпанные по земле фотографии, пока Сонин автомобиль, вспыхивая стоп-сигналами, выезжал с парковки. Прямо за воротами Соня заметила знакомый рено, вставший на проезжей части с аварийной сигнализацией. Снова перекрыв дорогу мерседесу Ильи, она, не торопясь, вышла из-за руля. Склонившись к открытому окну рено, отчего узкая юбка заманчиво обтянула ее бедра, Соня с презрительной усмешкой бросила ненужную больше папку в открытое окно машины наблюдения.

— Забери свои шедевры, Пинкертон недоделанный. Надеюсь, инстинкт самосохранения у тебя развит лучше, чем рабочие навыки. Потому что если я тебя еще раз увижу, тебе надеяться будет не на кого.

И, не дожидаясь ответа, степенно вернулась на свое место, предварительно оглянувшись на застрявшие сзади машины, и набрала знакомый номер.

— Так что ты хотел мне сказать, любимый?

— Когда мы увидимся? — в свою очередь задал вопрос Илья, проигнорировав ее новую наступательную тактику.

— А когда ты снимешь наблюдение?

— Считай, что уже снял.

— Тогда считай, что мы уже увиделись, — безжалостно усмехнулась она.

— Прошло два месяца, Соня. Я ждал, когда ты соизволишь снизойти до меня. Но в списке твоих дел мой номер даже не тысячный.

— А ты сомневался в каждом моем слове и предпочел унижать меня слежкой.

— Я не собираюсь объяснять мотивы своих поступков и, тем более, оправдываться, — вскипел Илья, понимая, что выглядит жалким.

— Мне не нужны мотивы. Я жду извинений.

— Я не сделал ничего, за что должен извиниться.

Безумие заключалось в том, что он уже и извинялся, и оправдывался, и чувствовал себя виноватым по всем статьям, а она продолжала гнуть свою линию и насмехаться над ним.

— В соответствии с твоей моралью — так и есть, — промурлыкала довольная Соня. — Но если ты будешь стоять на своем, мы не договоримся.

— Я и не собирался с тобой договариваться! — возмутился вконец обозленный Илья. — Что мне сделать, чтобы тебя вернуть?

— Вернуть? — с наигранным недоверием протянула она, едва сдерживая счастливый смех. — Ты опять меня не слышишь, милый. У меня есть два условия для продолжения отношений: ты снимешь наблюдение и извинишься за свою бестактную выходку. В противном случае мы не сдвинемся с места.

— Ты забываешь, что условия в нашей игре диктую я!

— А разве мы с тобой во что-то играем? — Она изобразила максимум непонимания на своем лице, и довольная эффектом, подмигнула себе в зеркало. — Ты просто не получишь того, чего добиваешься.

Ему не надо было быть рядом, чтобы представить ее нахмуренные брови и поджатые в обиде губы. Как назло Павел обернулся и посмотрел на шефа, ожидая, когда завершится эта непристойная торговля, в который тот явно проиг­рывал вышедшей из повиновения девчонке.

— А чего я, по-твоему, добиваюсь, Софья?

— Меня, мой единственный, исключительно меня! — Она дала волю истинным чувствам и злорадно заулыбалась, представив, в каком бешенстве он слушает это самоуверенное утверждение. — Чем больше ты делаешь подобных глупостей, тем меньше у тебя остается меня.

Илья задержал дыхание, избавляясь от воспоминаний. «Кто еще смеет сказать мне, что я делаю глупости! А ведь права, мерзавка, еще как делаю. Из-за нее одной». В последний раз на белом пледе в ее спальне он пробыл с ней до самого утра. А когда в десять пунктуальный Павел, уставший от ожидания, отчитался, что машина давно под окнами, и Соня опять завела шарманку, что надо ехать к мужу в больницу, он выпустил ее из постели, взяв обещание, что через пару дней они увидятся снова.

— Продолжай, — прохрипел он, пытаясь избавиться от соблазнительной картинки, услужливо подкинутой воображением.

— И однажды меня у тебя совсем не станет, а ты без меня уже не сможешь.

«Не смогу, Сонька. Уже не могу!» Обещание она не сдержала. И, как когда-то, отговаривалась работой, визитами в больницу к мужу, ангиной дочери, усталостью, месячными, сервисным обслуживанием машины, помощью Насте в составлении презентации и чьим-то чертовым юбилеем. Он ревновал ее к каждой отговорке, а юбиляру вслух пожелал такой мучительной смерти, какую только придумало человечество за века истязаний себе подобных. Но даже эта несправедливость не растопила ее сердце, и два долгих месяца тянулись, как жизнь в камере смертников в ожидании исполнения приговора.

— Так что решай: либо у меня есть свобода любить тебя так, как я умею и хочу, либо есть твой жесткий контроль и мое желание избежать его, в котором я буду совершенствоваться день ото дня, — без зазрения совести развлекалась женщина.

«Это так ты предупреждаешь меня, что будешь гулять? Ты смеешь угрожать мне?» Чем он провинился в этом мире, что попал в рабство к бесстыжей манипуляторше, которая жонглировала его чувствами, как огненными факелами, не боясь обжечься? Мысль о потенциальном сопернике заставила его зарычать от ярости, и забавляющаяся Соня не ошиблась в природе этого звука.

— Ни один твой сыщик не поможет вернуть меня, если мы зайдем слишком далеко. Подумай над этим хорошенько.

Когда она завершила звонок и улыбнулась себе от души в зеркало заднего обзора, Илья сунул телефон в карман и обвел знакомый пейзаж за стеклом налитыми кровью глазами.

— Чертова кукла!

— Отменить наблюдение? — уточнил внимательный Павел и первым стал объектом для эмоционального срыва шефа.

— Ты что, не мог выбрать людей с мозгами, а не придурков, которые не в состоянии сохранить в неприкосновенности документы?!

— Я еще не в курсе, как это случилось.

— Да плевать мне, как это случилось! — орал побагровевший шеф. — Я не собирался посвящать ее в мои планы! А теперь она будет шантажировать меня этой наружкой!

— Я сниму наблюдение, — сухо отреагировал Павел, не собираясь оправдываться.

— Вот еще! — молниеносно отреагировал Илья. — Пусть поживет под надзором, ей это не повредит.

— Если она будет знать, что за ней наблюдают, то станет внимательнее.

— А ты думал, я хочу, чтобы она по рукам пошла? — хмыкнул слегка успокоившийся шеф и развалился на кожаном диване. — Пусть боится! Оглядывается при каждом шаге и помнит, что она под колпаком.

Павел пожал плечами, не разделяя уверенности ее брата, что избалованная Соня станет благоразумнее, но противостоять разъяренному носорогу, несущемуся по прериям, не разбирая дороги, не рискнул бы даже стадо слонов. Илья, прищурившись, смотрел за окно с мрачным выражением, но мысли, бродящие в его голове, были далеки от мести и ненависти.

Его Соня, только его, как подтверждал неудачливый сыщик, была слишком хороша, просто безбожно хороша, чтобы ее ненавидеть. Оказалось, что надо лишь увидеть ее после вынужденной разлуки, чтобы понять, что ничего не прошло и никогда уже не пройдет, как ни тешь себя надеждой. Его любовь к ней из легкого недомогания превратилась в тяжелую хроническую болезнь, избавления от которой еще не придумала наука. Требовалось срочно изыскать способ вернуть ее в свою жизнь. Двух месяцев воздержания было более чем достаточно.

А удовлетворенная разыгранным спектаклем Соня вернулась в офис в превосходном расположении духа. Кирилл и Александр Васильевич, как заговорщики, готовящие бомбу для царя, уединились в стеклянном кубе и что-то бурно обсуждали, сдвинув головы и не замечая течения событий в окружающем мире, но стоило ей появиться на рабочем месте, директор по персоналу тут же прервал дискуссию и призывно махнул рукой.

— Уже разболтал? — устыдила она Кирилла, едва глянув на скисшее выражение лица хозяина кабинета.

— Мы тут не сплетничаем, между прочим, а переживаем за тебя, — вскинулся уязвленный Кирилл.

— Дураки вы оба, — сходу объявила она и расположилась в посетительском кресле, вальяжно закинув ногу на ногу и сияя загадочной улыбкой. — Милые, конечно, и славные, даже местами заботливые, но такие дураки!

— Эй, ты осторожнее со словами, а то он тебя уволит! — Кирилл с большим подозрением хмурил брови и пытался понять, что вызвало в ней такой душевный подъем. — Ты убила кого-то?

— Ага, убила и съела! — Она счастливо хохотнула, проигнорировав шутливую угрозу, и поменяла ногу, невольно заставив мужчин посмотреть значительно ниже улыбающихся глаз и губ. — Кое-кого напугала, и поделом болвану, кое-кого неприятно удивила и даже подставила, надеюсь, он сейчас огребает по полной программе, а кое-кого завела и взбесила до крайности. Ну, ничего, это им всем только на пользу. В общем, день удался!

— Давай-ка ты все по порядку, а? — попросил Кирилл, с трудом заставив себя вернуть взгляд к ее сияющему лицу. — Начни с того, где ты была.

— Так я вам все и рассказала!

— Не надо поминутного отчета. Скажи хотя бы, почему твой любовник следит за тобой, — без обиняков спросил Александр Васильевич, отлично зная ответ на этот вопрос.

— Потому что он ревнует, зачем же еще следить?

— И у него есть основания?

— Вообще-то вас обоих это не касается! — Поглядев на их вытянувшиеся лица, она рассмеялась и продолжила, как ни в чем не бывало. — Но, так и быть, я отвечу. Чтобы сходить с ума от ревности, ему не нужны основания. Сам факт моего существования — уже достаточное основание держать меня под контролем и предполагать мою винов­ность во всех смертных грехах.

— И тебя это не тяготит и не бесит? — от души изумился Кирилл.

— Слегка заводит, — с мечтательным лицом промурлыкала Соня, но вовремя спохватилась. — Но по зрелом размышлении… Хотя нет, вообще без размышлений: не бесит. Скорее, утверждает в мысли, что отношения ровно такие, какими и должны быть. А то мне стало казаться, что я его больше не интересую. — Александр Васильевич смотрел на нее во все глаза и никак не мог понять, шутит она все еще или говорит на полном серьезе. — Но оказалось, что он хитрит и тайно получает информацию из других источников, а я, дурочка, даже не догадывалась.

— Соня, да это вселенская катастрофа, а не любовь! Вся эта слежка, ревность, недоверие, скандалы…

— Все люди разные, Кира. — Соня, похоже, знала об этой жизни что-то такое, что обоим мужчинам было неведомо. — Кому-то нужен тихий омут, кому-то африканские страсти.

— Да уж, тихий омут явно не для тебя, — мрачно констатировал Александр Васильевич и снова опустил взгляд на ее ноги. — И не с тобой.

— Я никому и не обещала легкой жизни! Ну, разобрались в причинах и следствиях, господа психоаналитики? — Она грациозно потянулась, забыв, что помимо двух собеседников за стеклом еще находится куча свидетелей, уперла ладони в колени, намереваясь подняться. — Что лечить меня бесполезно и причитать над моей нелегкой судьбой глупо?

— Поняли, что ты совершенно сумасшедшая, — с легкой завистью сказал Кирилл, и Александр Васильевич принужденно усмехнулся, соглашаясь с его выводами. — То есть безбашенная и непредсказуемая, как олимпийский медведь в небе! Но живи аккуратно, Софья Ильинична. Потому что как только у твоего героя появится основание, а не подозрение для ревности, он тебя убьет, как Рогожин Настасью Филипповну. Или на цепь посадит где-нибудь в Тауэре.

— С чего ты взял, Кирюша, что я дам ему такое основание? Мне сейчас не до того. Муж, дочка. И работой вы меня завалили дальше некуда.

— Ты дашь, — вздохнул утвердившийся в этой мысли Кирилл. — Ты из тех, кто постоянно провоцирует мужчин. Это о таких говорят «chercher la femme»[1]. И ищут их всю жизнь.

— И ты? — заулыбалась коварная Соня. — Да, Кирочка? Ты тоже видишь в женщинах корень зла и все равно не можешь устоять?

— Мыслям не запретишь! — подмигнул Александру Васильевичу жизнерадостный Кирилл, призывая того в свидетели, но шеф не разделял его оптимизма. — На твою царскую персону и без меня претендентов найдется вагон и маленькая тележка.

— Обойдемся без намеков, доктор Фрейд! — огрызнулся директор по персоналу и бросил карательный взгляд в исходящий любопытством аквариум, где тут же забурлила привычная трудовая жизнь.

— Твои подозрения безосновательны, — весело опровергла проницательного коллегу Соня, ввергнув шефа в еще большую тоску. — У меня с окружающими исключительно деловые отношения на работе и чисто дружеские на автостоянке по ее окончании. Других нет и не предвидится. Кстати, по фоткам в отчете это прекрасно видно.

— Так и я о том же. Наши чувства тебя не трогают. Потому и слежка тебе не страшна. А когда найдется кто-то, кто отомстит за наши горести и зацепит тебя, вот тогда будь осторожна, Соня. Твой ревнивец устроит тебе заключительную сцену из Отелло.

— Знаешь, Кирюша, — с глубочайшим убеждением ответила рядовой офис-менеджер среднестатистической московской конторы и поднялась, — чем жить в серости и рутине, лучше ярко вспыхнуть и умереть рядом с сильным мужчиной.

— Красивой женщине эффектно умереть не запретишь! Не меньше, чем в объятиях мавра! Но давай ты перестанешь позерствовать и поживешь нам на радость, а?

— Уговорил! Согласна пожить с ним на радость вам!

Соня расцвела лучезарной улыбкой, вспомнив об обещаниях Ильи.

— Эх, тут уж нам ни запретить, ни разрешить! — почти непритворно вздохнул Кирилл.

— Пойду-ка я поработаю. — Соня поднялась, давая коллегам понять, что разговор окончен. — А то вдруг в кабинетах еще и жучков понаставлено, и наши с вами стратегии пишутся на пленку и снова идут отчетами в черную папочку.

— Не удивлюсь, — вздохнул Александр Васильевич, с тоской глядя, как она, встряхнув отросшими волосами, с достоинством выходит из кабинета и прикрывает за собой дверь, даже не обернувшись. — Ну, что думаешь?

— Любовь, — констатировал Кирилл и провел ребром ладони по шее, утверждая смертельный диагноз. — Как минимум неземная. Нам с тобой, простым смертным, не понять.

— Это я и так вижу, что любовь. То есть мои шансы на нуле?

— Извини за откровенность, шеф, ниже. Гораздо ниже. Ты в глубоком минусе… Не сказать бы определеннее.

— Спасибо, дружище, утешил!

— Да я и сам хотел бы утешить, но поражен до глубины души. Думал, она вернется в слезах и обидах, а тут гордость за этого тирана и леденцовое счастье от уха до уха. Разве их поймешь, этих влюбленных принцесс?

— Куда уж нам, в себе бы разобраться! — буркнул Александр Васильевич, и Кирилл, с неподдельным сочувствием похлопав его по плечу, отправился вслед за Соней впрягаться в рабочий процесс.

Илья открыл дверь запасным ключом, рискуя напугать хозяев несанкционированным вторжением в такую рань. Замок громко щелкнул. Незваный гость замер и огляделся. Обитатели дома спали в полном неведении о присутствии постороннего, и он прямиком направился в Сонину спальню, прислушиваясь к звукам в комнатах. Но в шесть утра за всеми стенами было тихо, и он беспрепятственно преодолел длинный коридор, миновал холл и остановился перед знакомой дверью. Внезапно пришедшая мысль, что она может запираться на ночь, заставила его понервничать на последних метрах, но, нажав на ручку, он оказался внутри комнаты с глухо зашторенными окнами и большой кроватью. Сердце нелепо подпрыгнуло в груди и быстро заколотилось, сбиваясь с ритма, и мужчине пришлось замереть, выравнивая дыхание, как после пробежки. «Да что же я разнервничался-то, как мальчишка!» — упрекнул он себя и сделал несколько шагов.

Женщина спала, обнимая уютного плюшевого медведя, и от этой безмятежной картины незваный гость замер, как в музее перед привезенным шедевром. Золотистый медвежонок с большими карими глазами блаженно смотрел в потолок. Если бы она так сладко обнимала его, он бы тоже смотрел с отрешенно-счастливым лицом, а не топтался у ее кровати, как влюбленный дурак. Соня прижимала игрушку к груди, будто боялась остаться одна, и Илья ощутил острый укол ревности, смешанной с удивительной сентиментальностью, которой раньше он у себя почти не замечал. Ему отчаянно хотелось оказаться на месте мягкой игрушки, и это было так глупо и необъяснимо ни с какой точки зрения, что он с досадой потряс головой, отгоняя странное желание. Ему вспомнилась ночь, когда он вломился в ее спальню и взял ее силой… Но сейчас обида, с которой он переступил порог ее дома, растаяла, как и не было, и, присев на край кровати, он любовался ее спокойным лицом в рамке черных кудрей.

Однако, времени до отъезда оставалось все меньше, и минуты утекали с безумной скоростью. Илья склонился над женщиной, как много лет назад в Италии, и поцеловал обнаженное плечо, убрал волосы со щеки, тронул губами висок. Она выпустила игрушку и переплела тонкие руки у него на шее, распахнув дымчатые глаза, в которых все еще бродили сны.

— Я уже устала ждать, что ты придешь!

— Ты ждала меня? — с недоверчивой ухмылкой буркнул он, помня о другом имени, которое она произнесла раньше в подобной обстановке.

— Ну, а кого еще я жду от начала мира по сей день?

Тихий воркующий смех рассыпался мягкими шариками по комнате, и она потянула брата к себе за лацканы пиджака. Он столкнул медвежонка на пол и оказался рядом с ней на подушке, в томительном плену ее рук и губ. И пьянящей паутины слов, которой она опутывала его, забыв неурядицы последних недель.

— Почему же ты не звонишь сама, Сонька? — досадуя из-за неоправданной двухмесячной проволочки, укорил Илья, удерживая ее ласкающие руки. — Ты не хочешь меня видеть?

— Разве не ты решаешь, быть нам вместе или порознь? — заиграла бархатными интонациями Соня.

— Как будто дело не в твоей девической гордости… — проворчал он, попавшись на удочку ее лести.

— Дело в моей женской мудрости, Илюша.

Улыбка не сходила с ее лица, и ему не на что было даже пожаловаться, но брюзгливое настроение не хотело отступать без боя.

— Ты попыталась устроить мне скандал, — напомнил он недавние события и понял, что в ее спальне не может даже рассердиться на это воспоминание.

— Ах, если бы я хотела устроить скандал, любимый, я бы устроила, поверь! А я всего лишь спровоцировала это утро. И если ты готов обижаться на меня за эту маленькую хитрость…

— Сонька, опять ты вертишь мной, как хвост собакой!

— Что ты, милый! Я годами жду и лишь иногда направляю тебя на правильную дорожку, если ты уж очень задерживаешься в пути.

— Что это еще за правильные дорожки! — подозрительно прищурился он. — Не нравятся мне такие игры!

— А я полагаю, что именно такие тебе и нравятся! — Она заговорщицки улыбнулась и прижала его ладонь к своим губам. — И куда больше, чем беспочвенная ревность и идиоты с фотокамерами.

— Однако же иногда я просто схожу с ума, — с мрачным видом признался в своей слабости мужчина. — Ты наваждение, а не женщина!

— Я никогда не давала тебе повода, Илюша!

— Ты сама повод…

— Ты должен больше доверять мне.

— Я сам знаю, что я должен, а что нет, — вдруг рассердился Илья, но поймав ее недоумевающий взгляд, смягчился. — Я сниму наблюдение, если ты пообещаешь…

— Поклянись!

— Сначала ты.

О, сейчас она готова была поклясться ему во всем, что он пожелает! И даже на практике исполнить многое из того, что ему заблагорассудится. И еще наобещать и исполнить то, что ему даже в голову не могло прийти. В его практичную, умную, суровую голову царствующего льва. Она обожала сочинять сказки об иных мирах, в которых они могли бы жить и быть счастливыми. Воплощаться каждый раз в разных телах и эпохах и каждый раз по-разному, но всегда вместе. Но чтобы убедить его в чем-то, увлечь его воображение, заставить верить, нужно было нечто большее, чем просто красивые фантазии и уверения в любви и верности. И каждый раз она изобретала все более изощренные способы, а он, едва выйдя из-под власти ее голоса, скатывался к мелочной подозрительности и сомнениям.

— Посмотри на меня, Илья! — потребовала она на этот раз и приподнялась на локте, удерживая его взгляд потемневшими, как грозовые тучи, зрачками. — Посмотри и признай хотя бы внутри себя: разве я лгу тебе? Я с тобой всю мою жизнь, без преувеличения всю. С первого дня до этой минуты. Так разве кого-то я могу любить больше, чем тебя?

— Я не знаю, Соня. — Ему не хотелось ни эмоциональных разборок, ни вдумчивых диалогов, ничего, кроме как молча держать ее в объятиях и считать именно эти мгновения своим персональным счастьем. — Если думать еще и об этом, то можно спятить.

— Вот и не думай, не думай! Я твоя, и никто не заменит мне тебя!

Она словно кубарем скатилась с небес, снова принялась целовать его, на этот раз всерьез, и мысль о скором отъезде позорно капитулировала, давая волю желаниям. Он прижал ее голову к своему плечу и вздохнул. Когда она говорила так, когда сияла глазами, он верил, даже если смотрел сердито и отнекивался, даже если заставлял ее обижаться и искать новых доказательств, даже если разум нашептывал ему привычные слова о предательстве и лжи. Ее искренности он не мог противостоять, какие бы логичные аргументы не возникали в его разыгравшемся воображении.

— Ты ведь останешься? — с вкрадчивостью хищника, загнавшего жертву в угол и желающего поиграть перед сытным ужином, спросила она, чутко уловив момент, когда он расслабился и почувст­вовал себя комфортно. — Я позвоню на работу и возьму выходной.

— Мне пора ехать, — с сожалением встрепенулся он, выйдя из забытья, и решительно стал выпутываться из ее рук. — Я заскочил буквально на несколько минут, чтобы сказать…

— Мне не нужны извинения, милый, — проворковала она, на удивление крепко прижимая его к подушке. — Просто люби меня и верь мне.

— Я и не собирался извиняться, — пробурчал Илья, задетый, что она так быстро разобралась в его настроении, словно читала мысли.

— И правильно… Тебе не за что!

Она терлась об него и выпускала когти, и его собственное тело категорически воспротивилось попыткам трезвого ума вытащить его из постели.

— Софья! Ты снова играешь со мной.

— Ну, может, самую чуточку, — с наигранной стыдливостью гетеры созналась Соня и, довольная собой, опять замурлыкала под его помрачневшим взглядом. — Давай ты никуда не поедешь… А я напомню тебе, как это бывает, когда мы снова вдвоем и никого больше нет в целом свете. И солнце светит только для нас. И ради этих минут можно отдать полжизни.

— Обе половины моей жизни отданы работе, — отрезал он, от души ненавидя в этот момент свою работу, самолеты, расписания, референтов и иностранных инвесторов, и посмотрел на циферблат. — Пора!

— Воспользуйся одной из моих… А я пока расскажу тебе, что будет чувствовать твое тело, когда ты позволишь мне расстегнуть на тебе рубашку, потом ремень…

— У меня нет времени на болтовню!

Он почти оттолкнул ее, и где-то вдалеке часы мелодично пробили семь утра, в кармане завибрировал телефон, а Соня зашептала:

— Так я и напомню не словами!

— Отпусти!

Но она не сдавалась, и теперь он знал, что чувствует осажденная крепость, готовая вот-вот пасть под ударами противника.

— У меня переговоры в Женеве, Софья. — И когда она отмахнулась от переговоров и от Швейцарии вместе со всей Европой небрежным жестом, вспомнил и ухватился за это спасительное воспоминание: — Я привез тебе безделушку, такую же, как ты, красивую и совершенно бесполезную.

Движимая любопытством, она ослабила хватку, и Илья полез во внутренний карман пиджака, довольный своей шуткой, памятуя, какую сумму отвалил за этот пустячок. Соня горящим взглядом следила за его неторопливыми движениями.

— Вот. Примерь. А то ты вечно опаздываешь.

— Это потому что забываю о времени, думая о тебе, — прошептала Соня, продевая руку в золотой браслет маленьких изящных часов. — Какая прелесть, милый! Они бесподобны! И точно пришлись на запястье! Буду носить их, не снимая.

Она, как всегда, преувеличивала и смотрела восторженными глазами. Подарок явно пришелся ко двору и вызвал бурю положительных эмоций, но не смог остудить ее неуемных желаний. Соня снова открыла ему объятия, и он остался доволен, что смог угодить своей капризной нимфе.

— Мне пора, маленькая моя, отпусти, — не имея сил подняться, все еще сопротивлялся мужчина.

Но Соня смеялась и не отпускала, взяв на себя роль амазонки. Ее ласки стали слишком откровенными, так что между поцелуями и болтовней ему не осталось ничего иного, как перевернуть ее на спину и снова напомнить упрямой дев­чонке, кто здесь главный, и кому решать, когда оставаться, а когда уходить. Илья мельком отметил вновь сближающиеся стрелки на Сонином запястье и с показным недовольством признал, что лишние двадцать минут, потраченные на встречу с любимой женщиной, не повредят ее главной сопернице — работе.

[1] Ищите женщину (фр.)

Глава 1. Почти случайная встреча

На мерседес, вставший с включенной сигнализацией в левом ряду, с бешеной скоростью неслись машины, сигналя фарами и лишь в последний момент огибая знак аварийной остановки. Соня подняла стекло, спасаясь от постоянного гула, и с грустью поглядела на подсвеченную приборную панель.

— Илюша!

— Соня, я занят. Позвони через час.

— Нет, постой! — Ее голос в трубке неожиданно взбунтовался. — Мне нужна твоя помощь.

Илья уловил слово «помощь» и вернул трубку к уху.

— Ну и что ты натворила?

— Я стою на кольце в левом ряду между Мичуринским и Ленинским, — четко, как рапорт вышестоящему чину, доложила Соня, но сразу сбилась на скороговорку. — Я понимаю, что это глупо, но у меня проколоты два колеса, а запаска только одна. Да я и одно поменять не смогу… Илюшенька, пришли кого-нибудь из своих парней.

— Вызови эвакуатор.

Илья был убежден, что с этой простой задачей она справится без вмешательства высших сил, но у Сони оказались в запасе весомые контраргументы.

— Мне позарез надо в офис, и я не могу терять время, катаясь по автосервисам.

— Ты у нас самая незаменимая?

В ответ на его иронию ласковая кошечка ощетинилась, как дикобраз.

— Я не стану снова обсуждать эту тему. Если тебе трудно помочь…

— Позвони Тихонову, он все организует.

— Это твои люди, я не могу ими распоряжаться.

— И то верно, а то войдешь во вкус.

В его обширном и хорошо вышколенном войске имелось достаточно бойцов, готовых на подвиги в любой сфере жизни. Она промурлыкала благодарность в замолчавшую трубку и вышла на дорогу. Каждый день у нее накапливалось дел больше, чем удавалось разгрести за восемь рабочих часов, а тут еще такая неприятность. Соня задумчиво потрогала надменно сияющую решетку радиатора и вздохнула, поднеся к уху телефон.

— Тебя плохо слышно. — Директор по персоналу ответил сразу, словно ждал звонка. — Что-то случилось?

— Я застряла на кольце.

— Опять президентов с мигалками катают?

— Нет, на этот раз хуже.

— Что может быть хуже, чем застрять в стихийной проб­ке по вине правительственного кортежа?

— Только стоять в левом ряду с включенной аварийкой.

Соня попыталась обратить сообщение в шутку, но он не принял подачи.

— Ты попала в аварию? С тобой все в порядке?

— Я проехала по осколкам чьей-то аварии и в итоге осталась сразу без двух колес.

— Я сейчас же приеду, — заявил новоявленный герой.

— Даже не думай! Мне осталось дождаться группу поддержки, которая отвезет меня в офис и займется машиной. Но не ясно, сколько времени это займет.

— О времени не беспокойся. И осторожнее там.

В эту минуту на высокой скорости ее объехала черная БМВ, резко затормозила и, включив задний ход, стремительно приблизилась и замерла на расстоянии метра. Застыв от неожиданности, Соня во все глаза смотрела на незваную гостью.

— Я вижу, вам требуется помощь.

Черные брюки, бежевый свитер-поло, каштановые волосы, небрежно зачесанные назад. В длинных музыкальных пальцах — ключи от машины. Совсем не похож на механика. Праздношатающийся ловелас, не иначе.

— Помощь уже на подходе.

Она отодвинулась к водительской двери, но мужчина шагнул следом, и волнистая прядь упала на его высокий лоб.

— Я не ошибаюсь? Вам требуется эвакуатор?

— Куда приятнее было бы, если бы ошиблись.

— Однако же я прав. Проезжая мимо, я задал себе вопрос, что делает такая девушка в левом ряду с включенной аварийкой.

— Вы поразительно быстро сориентировались в обстановке.

— Просто сориентировался, — многозначительно улыбнулся он, но тут же помотал головой. — Впрочем, нет. Все не так. Странно, что первым делом хочется солгать, чтобы выглядеть в глазах дамы бескорыстным спасителем. Вы скажете, что все мужчины так поступают. Сначала лгут, а потом не знают, как выкрутиться из ситуации, куда загнали себя сами.

— Вы не можете знать, что я скажу.

— Признаться, я ехал мимо по той стороне и увидел вас возле машины. Мысль развернуться и подъехать пришла чуть позже.

— То есть вы, как ангел-хранитель, просто последовали за мыслью…

— Я совсем не похож на ангела. Если только на падшего! — Незнакомец блеснул глазами, но тут же посерьезнел. — Я заметил красивую женщину, попавшую в беду. — Соня уже взялась за ручку, когда он почти выкрикнул сквозь рев проносящихся мимо машин: — Я мог видеть вас раньше? Выставки, презентации, казино?

— Даже странно, что вы об этом спрашиваете теперь. Начали вы весьма небанально. Но я отвечу. Нет, я не бываю на светских мероприятиях.

— Пусть я банален, — согласился мужчина, нахмурившись, как будто пытался вспомнить. — Но ваше лицо мне знакомо.

— Я живу скромно: дом, работа. Нам негде было встретиться.

— И все же я почти уверен…

— Вы заблуждаетесь, — мягко не согласилась она. — К тому же, я бы вас запомнила. У вас необычное… интересное лицо. Удачное сочетание мужественности, породы и интеллекта.

Соня запоздало сообразила, что недопустимо говорить подобные вещи незнакомым людям, но эта эффектная смесь произвела на нее впечатление.

— Спасибо. — Он нисколько не смутился от ее откровенности. — Удивительно услышать такой изящный комплимент от женщины, которая нигде не бывает и не тяготится своим положением затворницы.

— Не бывает и не тяготится, — подтвердила она.

— Но при этом у вас обязывающая машина.

— Ах, так это машина вас обманула? — рассмеялась Соня. — Да, встречают по одежке…

— Уж простите! — Он развел руками и картинно поклонился, а Соня едва сдержалась, чтобы не хихикнуть, как дев­чонка. — Но я не могу оставить вас посреди дороги одну. Садитесь в машину. Еще довольно прохладно, хотя календарная весна уже давно объявлена.

— Я так и намеревалась сделать.

— Нет-нет, не в вашу. В мою. В вашей сидеть опасно. Вдруг кто-то не заметит аварийного знака. Тогда вы можете пострадать.

— Но если кто-то не заметит аварийной сигнализации и врежется в мою машину, то пострадает и ваша, — заметила благоразумная Соня.

— Вам нечего бояться.

— Бояться? — переспросила она, напомнив себе, что совсем не знает этого человека. — Да я и не успела испугаться.

— Идите за руль, — вдруг предложил он. — Тогда вы сможете сами похитить меня, если захотите.

За рулем его «семерки» в поскрипывающем кожаном кресле было очень непривычно. В машине навсегда запечатлелся запах табака и его одеколона. От кожаной обивки пахло даже сильнее, чем от самого владельца.

Соня воспользовалась ситуацией, чтобы удовлетворить свой автомобильный интерес. Она пробовала настройки кресла, поднимала стекла, управляла зеркалами, включала «дворники» и оглядывалась, пытаясь почувствовать внушительные габариты машины.

— Большая, — уважительно подытожила она и провела рукой по волосам, убирая непослушные пряди с лица.

— Я вспомнил! — воскликнул мужчина и с неподдельным восторгом заглянул ей в глаза. — Я знаю, где вас видел!

— Да что вы? — скептически улыбнулась она, уверенная, что он ошибается. — И где же?

— Вы позволите? — И прежде, чем она успела отстраниться, он провел ладонью по ее волосам. — Тогда у вас были длинные волосы. Вы убирали их вот так. — Он все еще держал теплую ладонь на ее затылке, удерживая вьющиеся пряди. — Очень красивые волосы. Они были забраны назад в такой, как это называется?.. И оттуда падали на спину.

Широко распахнув глаза, она смотрела в лицо мужчине, но не узнавала его. У него были большие чуть навыкате зеленые глаза, щедро опушенные ресницами. И эти глаза сейчас отражали ее заинтригованное лицо. Опомнившись и поборов странное оцепенение, Соня вывернулась из-под его руки. Ничем не сдерживаемые волосы снова упали ей на лоб, и она нетерпеливо откинула их.

— Что вы делаете? — негромко спросила она и заметалась взглядом по приборной доске, избегая смотреть на мужчину. — Так нельзя.

— На вас было длинное черное платье с глубоким вырезом на спине. — Он как будто грезил наяву. — И вы пили апельсиновый сок. Много сока.

— В Питере? — переспросила она, начиная догадываться. — Так это были вы?

— Как ни странно. Надо же, как распорядилась судьба!

— Это случайность, — слегка осадила его преклонение перед фортуной она. — Могло случиться с кем угодно.

— Но случилось со мной. А вы были с мужчиной.

— А вот это вам вообще стоит забыть. — Только теперь Соня почувствовала безотчетный страх, поднимающийся из глубин подсознания. — Простите, но мне надо вернуться к себе. Сейчас подъедет техпомощь.

— Но мы еще даже не обменялись ни именами, ни телефонами.

— Это ни к чему. Мы больше не увидимся.

— Я не могу быть в этом уверен, ведь случай уже второй раз свел меня с вами. И я не хочу упускать шанс.

— Это исключено. Совершенно невозможно! — Соня помотала головой, не поднимая глаз. — Забудьте.

— Но почему так категорично?

— Послушайте меня и не ищите неприятностей.

— Я даже не знаю, чего мне бояться!

— Неприятности будут у нас обоих, — с раздражением пояснила она. — Вы ведь не хотите меня скомпрометировать? — Она открыла дверь и снова обернулась к нему. — Уезжайте немедленно, прошу вас.

Но мужчина, проявляя упрямство отвергнутого поклонника, вышел следом, и они встретились на маленьком пятачке между двух машин.

— Я не представляю угрозы для вас.

— Я знаю, знаю!

Она пыталась поскорее отделаться от настойчивого спасителя, опасаясь, что присланная на помощь команда обязательно доложит Илье о присутствии постороннего. И тогда ей придется объясняться, заново налаживать сложные и хрупкие отношения, снова стать объектом только-только утихнувшей ревности. А если станет известно, что с этим человеком она уже виделась, то под сегодняшнюю случайность будет подведена такая база, что ей вовек не отмыться от обвинений.

— Вы боитесь не меня, — вслух предположил он, и от его проницательности ей стало нехорошо.

— Вы не понимаете русского языка? Боже, ну, что за человек!

— Меня зовут Арсений, — бросил он ей вдогонку. — И я уверен, что мы еще встретимся.

Соня хлопнула дверью и, положив руки на руль, уткнулась в них лбом, спрятав лицо от мужчины и давая понять, что больше не желает его видеть. В ту же минуту гелендваген застыл прямо перед его БМВ, и двое мужчин внушительного вида вышли из передних дверей. Пассажир внедорожника с квадратными плечами атлета и недвусмысленно-угрожающим выражением лица остановился возле владельца БМВ и тяжелым взглядом оглядел того с ног до головы. Сияющие ботинки и непослушная каштановая прядь на лбу не внушали подъехавшим доверия.

— Ну? — спросил амбал и, по-медвежьи изогнувшись, полез в карман. — В чем проблема? — Судя по отработанности жеста, Арсений ждал, что сейчас в лицо ему ткнется вороненый ствол, но на свет появилась пачка «Парламента». — Ну? — повторил выдержавший паузу громила и с наслаждением затянулся. — Чего завял?

Арсений понял, что если его и соберутся убивать, то не здесь и не сейчас. Но ответить шкафообразному телохранителю было нечего. Он пожал плечами и сосредоточился на потоке машин, летящих по другую сторону отбойника.

Решительный Сонин голос прервал повисшую паузу. Соня отстранила хозяина «семерки», как картонную декорацию, и втиснулась между ним и посланцами Ильи.

— Где вас черт носит, Макс? Я уже почти час здесь торчу.

— Да мы в пробку попали, Софья Ильинична, — запричитал Макс и опустил руки по швам, как будто отчитывался перед генералом. — По обочинам пробирались. А выехали сразу, как сигнал поступил. Остановились только сигарет купить.

Здоровенный охранник пробасил все это на одном дыхании извиняющимся тоном, разве что хвостом не вилял. Арсений не без злорадства смотрел в его побагровевшее лицо. Не так просто ворочать тугими мозгами, когда тебя отчитывают, как убежавшую с поводка шавку.

— Два колеса за один раз! — нервно повысила голос Соня. — Конечно, сама виновата, проехала по осколкам, но почему сразу нельзя убрать? Просто черт знает что такое!

— Вы эвакуатор вызвали?

— Нет! — Она вела себя так, будто они были на дороге одни. — Откуда мне было знать, когда вы явитесь? Все, хватит курить. Поехали срочно ко мне в офис.

У Макса явно отлегло от души, да и предмет разговора был понятен и незамысловат, как след от фуражки.

— А он? — Телохранитель в точности исполнил команду и отбросил сигарету, а потом кивнул на Арсения. — Этот откуда?

— Понятия не имею. Пару минут назад остановилась машина, чтобы спросить, не нужна ли мне помощь. Когда вы явились, он уже собирался отъезжать.

— Понятно, — протянул телохранитель и на всякий случай посмотрел на номер БМВ, пошевелил губами, мысленно повторяя набор цифр и букв.

— Ну, так мы едем или будем тут ночевать? Давай ключи от гелена, я сама доеду.

— Было сказано доставить вас до работы, — пояснил обстоятельный посланец и пропустил ее к машине. — Сейчас быстро домчим.

— Наконец-то! — вздохнула она, и, даже не взглянув в сторону случайного знакомого, забралась в услужливо открытую заднюю дверь.

Внедорожник стартовал, сигналя фарами и задними фонарями, и Арсений счел за благо убраться с места происшествия вслед за ним. Возле бирюзового мерседеса остался только квадратный, как засыпной сейф, водитель с крошечным телефоном, зажатым в могучем кулаке.

Соня уже несколько минут наблюдала через стекло «аквариума», как директор по персоналу исполнял замысловатый ритуальный танец возле молоденькой сотрудницы, пришедшей в отдел месяц назад. Он то выпрямлялся во весь рост, являя собой фигуру императора в момент моментальной съемки, то низко наклонялся над ее плечом, рассматривая цифры и графики, предъявленные начальственному взору. Анечка все ниже опускала стильно стриженую головку над своими многочисленными бумагами, а он принимался озабоченно расхаживать вокруг ее стула, как журавль в брачный сезон, заложив руки за спину, и вещал что-то со значительным видом.

Соня тщетно пыталась вспомнить, был ли он похож на журавля, когда год назад решил, что может себе позволить роман с новым офис-менеджером. Она нисколько не жалела, что этот роман так и не состоялся, хотя о нем, как об установленном факте, сплетничали все, кому ни лень. Но поймать «любовников» с поличным не удалось никому. Да и история с приездом в офис полковника Тихонова, и его стычка с директором по персоналу перевела праздные разговоры в несколько иную плоскость. Коллеги заговорили, что у загадочной Сони есть покровитель из самых высших сфер, и рядовому топ-менеджеру из скромной российской компании такое лакомство не по зубам. Собственно, так оно и было. И это обстоятельство в чем-то даже ему льстило, поскольку нужно иметь немалую смелость, чтобы замахнуться на такие вершины, куда простым смертным вход был не просто воспрещен, но даже невидим.

Недоступность Сони заставляла особо сердобольных дам смотреть на Александра Васильевича с сочувствием, в котором он не нуждался. Временами двусмысленность ситуации вызывала у него острые приступы мизантропии, но чаще порождала стремление к отчаянной борьбе с далеким соперником, в которой, как ему временами казалось, он сможет напрячься и победить.

Признание Сони многое расставило по своим местам. И когда имя и положение соперника окончательно вышли из тени, любовный пыл директора по персоналу, который должен был бы разгореться ярче в соответствии с законами жанра, угас.

И хотя фактор риска, знакомый, скорее, по книгам, чем из собственного опыта, и мысль о том, что награда превзойдет ожидания, заставляли вскипать его слегка остывшую кровь, холодная и жесткая расчетливость Сони после неприятно памятного разговора, когда он с гордостью дилетанта предъявил ей свои выкладки, все-таки вынудила его взглянуть на вещи трезво.

Она была из породы женщин, которых невозможно изнурить длительной осадой или богатыми подношениями, если они не приняли тебя, как мужчину. Она влюблялась сразу и безоглядно или оставалась верным другом, несмотря на постоянные атаки с другой, вовсе не дружески настроенной стороны. Александр Васильевич за короткий промежуток иногда нерешительного, иногда почти агрессивного ухаживания открыл перед ней все свои карты, но среди них не нашлось ни одной, способной побить козырного туза, которого она уже не пыталась прятать в рукаве. В какой-то момент, теряя голову от ее внешней близости и абсолютной недоступности, он чуть не сделал ей предложение, но вовремя остановился и напомнил себе, что потерять сытую и привычную синицу, не будучи уверенным в приобретении контрабандного журавля, глупо.

Впереди у него было много времени подумать и смириться с положением безответно страдающего поклонника. И он бы смирился и стал почти ручным, если бы планы начальства по покупке и перестройке нового офиса не заставили директора по персоналу перебросить все силы на другой фронт. Он не сразу понял, что вялотекущая работа, позволяющая мечтать о недостижимом, глядя на предмет своей страсти через стекло, превращается в настоящую битву за место под солнцем. А когда понял, было уже поздно.

После объявления, что компанию ждет переезд и расширение штата, его отдел оказался заваленным работой настолько, что все, что он мог себе позволить всю зиму и часть внезапно подкравшейся весны, — это иногда увидеть Соню где-нибудь в коридоре или на краешке стула в столовой. Теперь уже не несколько раз в день, а всего лишь пару раз в неделю он мог мысленно переместить ее в интимную и раскованную обстановку какого-нибудь шикарного отеля на французской Ривьере, где сам так ни разу пока не побывал. Там, в запредельно дорогих пентхаусах, в бордово-золотом антураже спален он получил бы все, чего был достоин долгие месяцы их знакомства. Все, что обещало ее податливое тело прохладным сентябрьским вечером на пахнущих кожей сидениях его ауди. Обещало, но не исполнило. И тогда, возвращаясь в реальность, в тягостном плену ее рассеянной улыбки, случайного прикосновения или балансирующих на грани двусмысленности утренних шуточек, которым за год она научилась у Кирилла, он отчаянно жалел, что упустил время и не узнал, какое откровение ждало его, имей он смелость настоять на развитии отношений.

Во время широкомасштабного наступления на всех фронтах, которое предприняла весна, стало очевидно, что истерическая срочность переезда откладывается до осени. Однако работников уже успели набрать, не пересчитывая и не сообразуясь с ограниченными возможностями трехмерного пространства офиса. Где и как эти орды помещались в тесных еще задолго до их нашествия помещениях, Александр Васильевич так и не смог понять.

Обстановка в компании теряла признаки цивилизации прямо на глазах.

Выходящий покурить сотрудник поднимал с места до десяти человек, как в партере сельского клуба во время гастролей областной самодеятельности. Офисная техника общего пользования была подвергнута жесткому остракизму со стороны людей и ютилась на подоконниках и под столами.

В результате провальной кадровой политики, слабой мотивации персонала, невыносимых условий существования, больше похожих на выживание, резко выросла текучка даже в самых благополучных до катастрофы отделах. Скандалы и интриги в плотно упакованном, как селедки в банке, коллективе достигли небывалых масштабов и грозили перерасти локальные рамки и вылиться в гражданскую войну.

В туалеты, смешно сказать, даже в мужские, стояли очереди, как в ресторанах быстрого питания. Кофейные автоматы не справлялись с потребностями народа отлынивать от исполнения своих обязанностей в обществе бесконфликтной сигареты и дружественной кружки.

Большинство мужчин, уподобившись изначально привилегированным программистам, массово переходили на вольную форму одежды, ссылаясь на многочисленные опасности, грозящие костюмам в окружении «дошираков» и хот-догов, невесть откуда взявшихся в офисе и заполонивших когда-то чистые и благополучные столы.

Женщины стали прилюдно демонстрировать обновки, как дефицитные товары в годы советской власти, и одеваться, вернее, раздеваться настолько вызывающе, что стиралась четкая грань между работой и досугом в стрип-баре. На одну такую стриптизершу, как на живца, попался не замеченный ранее в пристрастии к женскому полу начальник отдела продаж. Бедняга впервые за много лет увяз в любовных тенетах и даже собрался жениться, пару раз сводив свою пассию в ресторан и один раз в гостиницу. Но тут вмешался бдительный тесть и устроил загулявшему по весне зятю разгон прямо на рабочем месте. Решение проблемы взял на себя финансовый директор Алексей Алексеевич, проверенный годами друг детства виновного. Пассию без лишнего шума выпроводили вон, а на ее место взяли двух мальчиков. К ним начальник отдела продаж личного интереса не проявлял, снова потеряв вкус к приключениям и коротая вечера в компании с прежней женой и бутылкой «Очаковского».

Так изо дня в день когда-то солидная и стабильная жизнь превращалась в наглядный иллюстративный материал к апокалипсису на безнадежно тонущем корабле, где каждый стремился напоследок урвать все, ничего не отдавая взамен.

К восьмому марта, что было символично в период вынужденного усмирения плоти, Александр Васильевич сломался и предложил Соне начать все сначала. Новый виток ухаживаний, посиделки в кино или в кафе, прогулки по окутанному ранней зеленью бульвару. Долгие разговоры об искусстве и случайные касания рук. Или любые другие, даже самые невинные формы человеческого контакта после нечеловеческого трудового дня на Сонино усмотрение. Лишь бы вырваться из порочного круга «работа-дом-работа» с шестичасовым перерывом на тяжелое забытье, когда-то бывшее сном.

И только тогда он, к своему изумлению и стыду, узнал о Сониной жизни то, о чем спросить после новогодних праздников не удосужился. А спросив, сначала не поверил, полагая, что она его разыгрывает, и это новый способ отваживания кавалеров. Но Соня не была склонна к розыгрышам. А после ее натуралистического рассказа о болезни Николая совесть не позволила ему поднять вопрос о новом витке любовной игры.

Теперь, когда жизнь временами казалась ему чертовски утомительной штукой, он поднимал глаза от ноутбука и просто созерцал тонкий Сонин профиль в обрамлении вьющихся волос. И, отгоняя томительные мысли о ее замученном теле, представлял, как спасает ее заблудшую душу из жестоких рук больного тирана, а заодно и другого, похотливого, как сатир, который и в этих трагических обстоятельствах, наверняка, не оставлял ее в покое.

И хотя он не знал, продолжает ли она отношения с братом, он был уверен, что никаких подношений от него, Александра Васильевича, Соня, как и прежде, не примет. И ничего не отдаст, кроме дружеского участия в ответ на его все еще тлеющие, хоть и присыпанные пеплом разочарования чувства.

«И все-таки есть на свете справедливость!» — в шутовской первоапрельский праздник, что было тоже символично, возгласил он, когда бог и генеральный директор снизошли к его пламенным молитвам. Ему в утешение был послан психолог в лице перспективной и хорошенькой Анечки, год назад окончившей университет с красным дипломом и с наивностью молодого специалиста мечтающей гармонизировать отношения в солидной компании, вроде той, что была вверена его неустанным заботам. И поскольку их желания приятным образом совпали, а шеф не успел за два дня передумать насчет новой штатной единицы, Александр Васильевич взял Анечку на работу сразу после первого собеседования, чтобы не искушать изменчивую судьбу.

И как назло, бедная Анечка, напуганная такой нежданно свалившейся ответственностью и гордая вниманием непосредственного начальства, выбрала и без того задерганную Соню в наперсницы.

— Какой потрясающий, необыкновенный мужчина, — с наигранной наивностью выпуск­ницы института благородных девиц разоткровенничалась юная прелестница. — Где таких берут?

— А тебе сколько таких нужно? — рассеянно уточнила Соня, делая пометки в блокноте.

— А сколько есть?

— Он у нас такой один. Исключительный.

— Его бы я взяла, — вздохнула девушка. — Не задумываясь.

Соня ее признанием была повергнута в некоторый шок и взглянула через стекло на Александра Васильевича, который наблюдал за разговором двух женщин, даже не предполагая, что речь идет о его судьбе.

Директор по персоналу, несмотря на обручальное кольцо и даже вопреки ему, Анечке отчаянно нравился, хотя его настойчивость и казалась ей несколько преждевременной и даже слегка предосудительной. Мама по утрам напутствовала дочь раз и навсегда затверженным лозунгом: крутить романы с начальством — дурной тон, чреватый крупными неприятностями. Под неприятностями, конечно, подразумевались, в первую очередь, внебрачные дети, а уж потом — загубленная карьера и девичьи слезы в подушку. Однако в пику маме удачливые подружки утверждали, что в ее возрасте такой флирт является очень своевременным, и ничего предосудительного в нем нет. Они даже советовали не артачиться слишком долго и начать принимать от Александра Васильевича знаки внимания, выраженные в материальном эквиваленте. В свою очередь, неудачливые подружки завидовали и осуждали, вторя маме, и потому были куда менее убедительными.

А сам герой девичьих грез на втором месяце работы новой сотрудницы начал впадать в подозрительные откровения, отлавливая Соню после трудового дня.

Соня, понуждаемая консультировать обе заинтересованные стороны, держалась до последнего и молчала, как старый чекист.

Внутренняя неуверенность делала директора по персоналу изощренным и раздражительным. Вместо попытки раз и навсегда объясниться с влюбленной девицей, он взял на вооружение политику кнута и пряника.

В одну из пятниц уставшая и выключившаяся из рабочего процесса Соня, подперев рукой щеку, безучастно наблюдала новый акт комедии, под названием «служебный роман».

Сегодня был день кнута, которым начальник наставлял молодого специалиста на путь истинный. Анечка подобных игр не понимала, хоть и была дипломированным психологом. Она почти уткнулась носом в пол, и Александр Васильевич не без тайного удовольствия поглядывал на ее круглые колени, едва прикрытые графиками и диаграммами, не прерывая при этом воспитательного процесса и в запале позабыв о стеклянной стене. К заключительному тезису его выступления бедняжка была уверена, что не доживет в коллективе даже до конца испытательного срока.

Соне было смешно и чуточку обидно, как быстро еще недавно увлеченный ею Александр Васильевич переключился на эту девочку, краснеющую при одном упоминании его имени. Анечка требовала ее совета, как поступить, если Александр Васильевич захочет вывести их осторожный интерес друг к другу на новый, сказочно желанный, но опасный рубеж. Соня понятия не имела, что ответить. Сама она никогда не спрашивала мнения других в столь интимном вопросе. Ее чувства к Илье появились в нежном возрасте, когда она даже не могла их сформулировать. А потом эти же чувства, только усиленные во много раз мечтами и пробуждающимися желаниями, как-то очень внезапно сломали все барьеры дозволенного. Спрашивать совета или отступать оказалось слишком поздно, в результате чего к неполным шестнадцати годам она оказалась без памяти влюблена в собственного брата.

Ее интерес к остальным представителям сильного пола служил фоном для этих переживаний. Все стадии отношений с другими мужчинами, будь то семейная жизнь, роман и флирт, были лишь бледными копиями ее неутоленной и, вероятно, неутолимой страсти к Илье.

Александр Васильевич в «аквариуме» сжалился и перестал отчитывать погребенную под горой собственных ошибок и просчетов Анечку. Прижимая к груди пачку листов, она выскочила из его кабинета. Всем, включая и Александра Васильевича, было ясно, что ближайшие полчаса она проведет в туалете, смывая с лица остатки косметики.

Соня решительно поднялась из-за компьютера и постучала в стеклянную дверь кабинета, с осуждением глядя в растерянное лицо директора по персоналу. Он кивнул, и она заняла еще теплое место незаслуженно наказанной Анечки.

— И зачем? — спросила она. — Вот уж не подозревала, что ты садист.

— Я не садист, — угрюмо буркнул он и оттолкнул компьютерную мышь. — Она таких дел наворотит, если я не вмешаюсь… Потом не то что психолог, психиатр не расхлебает.

— Честно говоря, мне должно быть все равно, что тут у вас творится. Но проблема в том…

— Что ты ревнуешь, — закончил за нее Александр Васильевич и, захлопнув крышку ноутбука, наклонился к ней через стол. — У тебя, Соня, безусловный приоритет.

— Оставь свои заплесневелые шуточки, — поморщилась она, закинув ногу на ногу, но не смогла сдержать улыбку. — Я вообще не умею ревновать. Но это к делу не относится. Так вот, я все-таки скажу тебе…

— Знаешь, если ты сейчас станешь объяснять мне, что я аморальная личность с типичными признаками разложения, я скажу тебе что-нибудь грубое в ответ. И буду неправ, а ты обидишься.

— Я не обижусь, — покачала головой Соня и посмотрела на него с сожалением. — Кажется, тебе надо выговориться. Я не слишком подхожу на роль жилетки для взрослых мальчиков. Но могу попробовать выслушать тебя.

— Соня! — Он почувствовал себя малышом, получившим нагоняй от строгой воспитательницы. — Мне не нужен психоаналитик. Мне нужна нормальная женщина! И не в кабинете с разговорами, а сама знаешь где.

— Гормоны разыгрались? — посочувствовала она. — Я тебя понимаю.

— Ты понимаешь? Ты?! Да у тебя их вообще нет! Хотя, — он спохватился и на мгновение зажмурился, отгоняя целую череду образов, — черт, на самом деле, у тебя их столько, что у меня в твоем присутствии слюна течет и брюки рвутся.

Соня даже не попыталась возмутиться из-за несвойственной начальнику пошлости.

— Не в моем присутствии, а в ее.

— Если бы не было тебя, я бы на нее и внимания не обратил. Ты — первопричина.

— Только не надо меня шантажировать, — беззлобно отмахнулась она. — Будет лучше, если ты станешь общаться с ней, забыв обо мне. Ей все равно, женат ты или холост, сволочь или порядочный человек. Девочка не умеет скрывать своих чувств, а ты ведешь себя, как последняя скотина, уж извини. Хочешь завести роман — пригласи барышню на чашечку кофе, своди в театр, полюбуйся вместе с ней на звезды, в конце концов. А если тебя к ней не тянет, так уволь ее, потому что остаться здесь и сохнуть от любви для нее хуже, чем решить, что ты такой же, как и все, бесчувственный и эгоистичный болван.

— До чего ж ты правильная, Софья! — в свою очередь возмутился он. — Боюсь тебя разочаровать, но если мне что-то и надо от женщины, то уж точно не шляться за ручку под луной.

— Не убудет от тебя, если ты прогуляешься с девушкой по ночному городу. И в кафе она тебя тоже не разорит.

— А с тобой мне точно нельзя? — вдруг спросил он, как будто с самого начала не знал ответа. — То же самое, но с тобой?

— Господи, Саша, я надеялась, что ты поумнел! А ты опять за старое… — Соня уперлась ладонями в колени, собираясь встать. — Ладно, разбирайся с девчонкой сам. Только не забудь, что она живая, и ей бывает больно. А я пойду, пожалуй, от греха подальше, пока ты и меня не выпорол.

— Нет, подожди, — занервничал он, вовсе не желая ссориться со своим офис-менеджером. — У меня от всего крыша едет. И этот бардак в компании, и дома черт знает что, и еще ее коленки, будь они неладны. Давно такой дурацкой весны не было.

— Да, пожалуй, — загадочно подтвердила Соня, улыбаясь пестрому ковровому покрытию под ногами.

— По-твоему, я выгляжу полным кретином?

— Я вовсе не над тобой смеялась. Действительно какая-то солнечная активность или что-то в воздухе. Даже на меня оно действует.

Его так и подмывало спросить, не объединить ли им усилия в борьбе с общим врагом — сексуальными фантазиями, но снова скатиться к прежней теме он не решился.

— Хочешь сказать, что и тебе не чуждо ничто человеческое? Снова Брюс Уиллис или в Голливуде появился новый спаситель мира?

— Слава богу, меня спасать не надо.

Она в задумчивости покачала носком туфли, вспоминая события трехдневной давности.

— Так все-таки мужчина? — прищурился шеф.

— Помнишь, я эвакуатор ждала? А незнакомый человек вдруг остановился и предложил помощь. Я даже имени своего не назвала…

— А теперь забыть не можешь?

— Да просто вспомнился, — отмахнулась она. — Похоже, такие случайности происходят, когда ничего уже не ждешь. Происходят и остаются историей.

— Ну, в этом смысле ты у нас точно «исторический человек». Кстати, как поживает твой брат? — Александр Васильевич, наконец, нашел в себе силы задать вопрос, который давно мучил его. — Ты говорила, что все закончилось. Или весна внесла коррективы?

— Илья? — переспросила Соня, отпустив романтизированный образ Арсения восвояси. — Мы иногда видимся в семейном кругу. Но Коля болеет, а у меня совсем нет сил. — Она поспешила поскорее свернуть опасный разговор и поднялась. — И снова об Анечке. Если она тебе не нужна, не морочь ей голову. А если нужна — начни что-то делать. И оставьте оба меня в покое. Я не могу быть посредником между вами.

— Я, пожалуй, приглашу ее в кино, — вслух размышлял Александр Васильевич, пока Соня шла к двери. — Только пойдет ли она?

— Почему нет? Я ведь ходила, — не оборачиваясь, ответила женщина и оставила растревоженного воспоминаниями начальника наедине с самим собой.