автордың кітабын онлайн тегін оқу  Описание путешествия вдоль всей Азии

Иосиф Копец

Вдоль всей Азии, напролет от Охотского порта по океану, через Курильские острова, до Нижней Камчатки, а оттуда обратно до того же самого порта на собаках и оленях

«Памятники исторической литературы» — новая серия электронных книг Мультимедийного Издательства Стрельбицкого.

В эту серию вошли произведения самых различных жанров: исторические романы и повести, научные труды по истории, научно-популярные очерки и эссе, летописи, биографии, мемуары, и даже сочинения русских царей.

Объединяет их то, что практически каждая книга стала вехой, событием или неотъемлемой частью самой истории.

Это серия для тех, кто склонен не переписывать историю, а осмысливать ее, пользуясь первоисточниками без купюр и трактовок.

Пробудить живой интерес к истории, научить соотносить события прошлого и настоящего, открыть забытые имена, расширить исторический кругозор у читателей — вот миссия, которую несет читателям книжная серия «Памятники исторической литературы».

Читатели «Памятников исторической литературы» смогут прочесть произведения таких выдающихся российских и зарубежных историков и литераторов, как К. Биркин, К. Валишевский, Н. Гейнце, Н. Карамзин, Карл фон Клаузевиц, В. Ключевский, Д. Мережковский, Г. Сенкевич, С. Соловьев, Ф. Шиллер и др.

Книги этой серии будут полезны и интересны не только историкам, но и тем, кто любит читать исторические произведения, желает заполнить пробелы в знаниях или только собирается углубиться в изучение истории.

Мой отец. — Воспитание. — Военная служба. — Замыслы поляков о реставрации. — 1792 год. — Неурядицы. — Тарговицкий сейм. — Плен. — Восстание Польши в 1794 году. — Выход пленных польских войск из пределов России за границу. — Косцюшко. Сражение под Дубенкой. — Битва при Мацеиовицах. — Действия генерала Понинского. — Движения генерала Денисова. — Вторичный плен. — Причины поражения поляков под Мацеиовицами

Родился я в 1762 году, 15 мая, в Литовской провинции, в Пинском уезде. Отец мой имел там небольшое поместье после прадедов. Был он в неволе, в Данциге, за то, что принадлежал к партии Лещинского. Жил до 97 лет. Умер от удара, полученного случайно от своего любимого коня. Воспитывал меня дома, уча только родному языку, латыни и геометрии.

Шестнадцати лет я был сдан в национальную кавалерию простым солдатом, под команду Георгия Коллонтая, которому была также поручена опека надо мною. Это был человек уже в летах, приглашенный из Саксонии для обучения поляков тактике и военной службе. Он, в чине полковника, принимал участие в Семилетней войне под знаменами прусского короля Фридриха Великого.

Проходя последовательно должности строевого нижнего чина, унтер-офицера, товарища (Легкоконный воин. — прим. Г. В.), подпрапорщика (namiesnika chorazego), подпоручика, поручика, майора, вице-бригадира, я, через 20 лет службы, достиг с трудом бригадира, так как состояние мое было незначительно, а чины, по обычаю того времени, в Польше покупались; да к тому же магнаты путем интриг забирали должности у людей способных и заслуженных.

Первый мой искус относится к тому времени, когда польские войска стали против турок на границе, у Днестра, пока московские силы, сначала под начальством Румянцева, а позднее — Потемкина, не перешли Днестра.

Когда Россия занялась войною с Турциею, польский народ начал думать о себе и назначил собрать 100,000 войска. До этой цифры уже немного не доставало. Добровольцев же было вдвое более. Весь народ был готов к жертвам. Шляхта и низшие классы жертвовали достоянием и жизнью. Впрочем, были и такие, которые умышленно срывали сеймы, занимали их пустяками, в роде рассуждений о евреях, для того, чтобы спасительные проекты конституционного сейма — собирания народных войск — не могли осуществиться.

Такое бесчиние продолжалось четыре года.

Между тем Россия поспешила окончить войну с турками и в 1792 году вступила в пределы Речи Посполитой Польской.

К русским присоединились наши изменники.

Они терзали и жгли страну, хватали простой люд, а обывателей связывали и лишали свободы. Спаслись только те, которые были с ними заодно.

Препятствовать неприятелю при переходе границы не приказано, а даже велено оставить ему запасные магазины. Оттуда, где позиция для нас была выгодна, приказано было ретироваться, а где — наоборот, там мы должны были драться. Таким образом, голодные наши войска отступили почти внутрь страны.

Начальниками их в то время были: принц Виртембергский, Забелло и Юдицкий.

Открылся Тарговицкий сейм. Начали на этом сейме плутовать и гражданские и военные чины: одни объявляли себя самовластными и забирали войсковую казну, а другие — сторонники Москвы, стараясь лишить страну последних сил, приказывали уменьшить войска в остальной части Польши. Некоторые из военных, что не служа получали чины, неоднократно продавали их: сначала в своих корпусах, а потом в Вильне, в заключение же ходатайствовали о вознаграждении их за службу. Продавались и гражданские должности после преданных отечеству людей, которых изгоняли из края.

Наконец, край захвачен. С ним вместе пошло в московский плен и несколько десятков тысяч отборного войска, которое позднее должно было присягнуть императрице Екатерине и поступить к ней на службу.

В числе польского войска, забранного в Россию, находилась и 2-я литовская бригада, в которой числился я, в чине майора. Командиром бригады тогда был Сломинский, человек достаточно опытный в кавалерийской службе. Служил он в саксонском войске и участвовал в Семилетней войне против Фридриха Beликого.

Часто за отсутствием командира мне приходилось начальствовать над целой бригадой. Я пользовался в войске доверием ибо за время 20-ти-летней своей службы — от строевого — ему хорошо был известен мой образ мыслей.

И вот, в 1794 году, в то время, когда я, в таком несчастном положении и под чужою властью, оплакивал участь своей родины, начал проникать к нашему пленному войску из остальных частей свободной Польши, не смотря на все преграды и военный кордон, голос, поднимающегося из-под развалин и взывающего о спасении отечества. Этот голос нашел отклик в моем сердце. Я прошел со своей бригадой из-под Киева напролом более 100 миль страною, уже занятою иноземным войском. За мною, через несколько дней, двинулся с бригадой генерал Вышковский, бросив своего начальника. Позднее генерал Лазинский вступил, через Волощизну, в Галицию, но, не найдя там австрийских войск, отдохнув несколько времени, направился к Варшаве и соединился с народным ополчением. Из глубины Украйны шло за мною, по моим следам, около 3,000 кавалерии. Они тоже побросали своих командиров, о чем я не знал. К несчастью, их разбили при реке Случе. Только не большая часть ушла, догнала меня и присоединилась. Пробившись через столько иноземных войск, я соединился с выбранным польским народом главнокомандующим Косцюшко. Косцюшко воротился по призыву пришедшей в движение отчизны из Америки. Там он, воюя, под начальством Вашингтона, против тиранов англичан за свободу, уже имел часть земли (из которой мог бы извлекать для себя пользу) и жил спокойно, однако же вернулся исполнить свой священный долг. Под Дубенкою, с пятью тысячами поляков, он дал сражение начальнику восемнадцатитысячного русского войска, Коховскому.

Отбывая под начальством Костюшко священную обязанность защитника своей родины, я, раненый в кровопролитной битве при Мацеиовицах, попался в плен и сделался печальным узником дикой и безлюдной Нижней Камчатки.

Столько существует подробных описаний этой несчастной Мацеиовицкой битвы!.. Однако я передам свои суждения, хотя, быть может, они и не будут согласны с прочими.

Когда мы приблизились к Ферзену, переправы которого не успел удержать генерал Понинский, Ферзен в продолжение трех дней не мог ни двинуться, ни соединиться со стороны Бреста с Суворовым. Мы спешили встретить его в Видлах, между Вислою и Вепржем. Желательно было знать о силе неприятеля, и это желание наше исполнилось. За два дня до несчастной битвы, офицер, посланный мною с командой, к неприятельскому обозу, захватил майора генерального штаба с 20-ю пленными. От него мы получили подробные сведения о численности неприятеля. Я узнал, что неприятель имел 16,000 человек и 60 орудий большого калибра. Между тем у нас было не более 7,000, одно большое орудие и 20 меньших. Мы пошли на неприятеля, а Понинский, стоявший за несколько миль, с 5,000 отборного войска и несколькими десятками пушек, получил приказ следовать на другой день за нашим обозом, где он имел назначенное место на левом фланге, в том именно пункте, через который после успел прорваться к нам московский генерал Денисов. Мы поздно приблизились к неприятелю, рассеяли его авангард и атаковали самый обоз. Темная ночь не позволила рассмотреть расположения местности. Подождали дня и отправили снова курьера к Понинскому с приказом.

Вечером накануне битвы неприятель узнал от наших пленных офицеров о наших намерениях, что он будет атакован, когда придет вспомогательное войско Понинского. Были употреблены последние усилия не дать нам возможности подкрепиться. Неприятель предупредил наши намерения. В ту же самую ночь он пытался прервать пути для сношений с генералом Понинским. Хотя последний имел уже два приказа: первый — прийти на утро и соединиться, а вторичный — двигаться как можно скорее, тем не менее не шел ближайшей дорогой, по нашим следам. По причине опустошенной голодом местности он сделал лишних две мили и на помощь не прибыл. В эту же ночь неприятель, в числе 4,000, под начальством генерала Денисова, начал переправляться в направлении нашего левого фланга. Мы были уверены, что, благодаря трясине и непроходимому болоту, неприятель не будет в состоянии пройти этим местом, но слепая субординация и азарт чего не в состоянии сделать! Москали клали фашины, разные деревья, даже потопили свои вещи и три пушки. Перед рассветом началась атака с двух сторон. Сначала напал со стороны левого фланга Денисов. Но, будучи отбит, приблизился к главным силам и стал против генерала Косцюшко. Оба войска стали почти на шаг от ружейного, карабинного и картечного огня. Последний продолжался с обеих сторон без перерыва в течение шести часов. Три раза мы отражали штыками неприятеля. Но он вдвое превосходил нас численностью в людях и орудиях. Результаты были для нас печальны, ибо все легло жертвой на поле битвы.

Наперед был сломан правый фланг, и взяты в плен генералы Сераковский, Каминский и Княжевич. Главнокомандующий Косцюшко удалился на левый фланг. Там и я, с частью бригады, пошел на пролом. Но, встреченный свежей кавалерией, потерпел поражение и, получив четыре раны, был взят в плен вместе с Косцюшко. Тогда же были взяты генералы Фишер (Tirzer) и Юлиан Немцевич, последний, раненый, отправлен с Косцюшко в Петербург.

Сделаю несколько своих замечаний касательно причин нашего поражения под Мадеиовицами:

во-первых, неприятель был в два раза сильнее нас;

во-вторых, он предупредил нашу атаку, не дозволив нам дождаться дня для перемены позиции;

в-третьих, не дал нам соединиться с вспомогательным войском и;

в-четвертых, мы пришли на позицию ночью и не могли обеспечить местности достаточно сильным караулом.

Если бы Денисов не направился на левый фланг, что было началом проигранной битвы, мы могли бы ретироваться к вспомогательному войску и тогда бы выиграли сражение, так как после несчастной битвы выяснилось, что неприятель имел только по одному заряду; патронов так много было расстреляно, что дело кончилось на одних штыках.

Печальное положение раненых и пленных. — Мародеры. — В Киеве, в заключении. — Оборотливый караульный офицер. — Отправление в ссылку. — Кибитка. — «Секретный арестант». — От Киева до Смоленска. — В Смоленском остроге. — Тюремный караул. — Строгости. — Тревожное состояние. — Бессердечный комендант. — Суд. — Допросы. — Перевод в другое помещение. — Болезнь. — Новое перемещение. — Развлечение. — Плутовки монашенки. — Верный камердинер. — Ссылка в Камчатку.

С поля битвы меня отвезли с несколькими ранеными.

Начальниками над пленными в то время были генерал Хрущов и бригадир Багреев.

Утренники стояли холодные. В одежде ощущался недостаток, так как мы были обобраны до наготы.

Мародеры ничего не оставили: забирали стада скота, серебро, медь и все, что только находили. В очень многих местностях барыни, переодетые по-мужицки, проживали в своих селах в среде крепостных. Во многих имениях мучили комиссаров и управителей, оставленных господами, чтобы указали, где находится спрятанное добро.

Напоследок сжалились и дали раненым и здоровым грязные и мокрые кожи захваченного и убитого скота, коих имели целые груды.

Привезли меня в бывший польский город Киев, вместе с тремя нашими генералами, которые были взяты в той же битве: Сераковским, Княжевичем и Каминским. Когда меня везли через Киев, видел я своих солдат на общественных работах, видел многих почтенных дворян, очень много награбленных вещей, лежащих в кучах, оружие, пушки и массу военных снарядов. Пусть каждый чувствительный человек сообразит, что это было за ужасное для меня зрелище! Спутники мои тотчас по прибытии в Киев были освобождены, как пленные, взятые в остававшейся еще Польше. Меня же причислили к подданным и признали бунтовщиком, вышедшим с войском из их страны.

Я тотчас был отделен от своих товарищей и посажен под строгий караул в старом и сыром здании. Меня лишили всякого сообщества, и даже караул не хотел ни разговаривать, ни отвечать. В таком положении держали меня несколько дней.

Городской гарнизонный офицер, который имел за мною надзор,